публикация №1192090418, версия для печати

В. А. МАКЛАКОВ О КНИГЕ ПРОФ. ПЭРСА


Дата публикации: 11 октября 2007
Автор: П. Н. Милюков
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1192090418)
Рубрика: ИСТОРИЯ РОССИИ Историки России
Источник: (c) Журнал "История и историки", 2001, №1


В. А. МАКЛАКОВ О КНИГЕ ПРОФ. ПЭРСА
Автор: П. Н. Милюков


К моим статьям о "Падении монархии" проф. Пэрса мне приходится прибавить постскриптум. В только что полученной книжке "Slavonic Review" 1 я прочел подробную рецензию В.А. Маклакова на ту же тему, но с другой точки зрения, ему свойственной. Мы оба отметили, что проф. Пэрс находится под влиянием своих политических друзей. Но я разумел под этим влияние октябристов (к которым В.А. Маклаков политически близок), а В.А. Маклаков обвиняет проф. Пэрса в подчинении взглядам "кадетов" и, в частности, моим. Мы оба, в конце концов, сходимся в том, что автору разбираемой книги не удалось примирить противоположные взгляды его русских друзей, и, следуя тем и другим сразу, он впал в неизбежные противоречия. Но все же основной его взгляд, на события - октябристский (и маклаковский), а не "кадетский". И мне бы не было надобности писать этой статьи, если бы одобрением этого октябристского освещения событий В.А. Маклаков и ограничился. Но он идет дальше - и преследует проф. Пэрса за его верность "либеральной легенде", которую "мы сами и выдумали". Ее надо всячески разрушить, чтобы понять ход событий. И В.А. Маклаков, как известно, давно этим занимается. А проф. Пэрс "повторяет старые либеральные лозунги, восхищается талантами первой Думы, ее "адресом" и другими грехами тех дней". Автор книги "позволил овладеть собой той версии, которую либералы внушили Европе. Эта версия нуждается в общем пересмотре, но проф. Пэрс не решился его произвести". Со своей стороны В.А. Маклаков снова старается - в глазах Европы - искоренить "либеральную легенду". Поэтому от разбора книги Пэрса он переходит к своей любимой теме, критике кадетских провинностей. Правда, на этот раз он оговаривается, что "несправедливо порицать отдельные личности"

стр. 282


--------------------------------------------------------------------------------

за то, что было "общим явлением". Но тут же продолжает "порицать к.-д. за тот факт, что наиболее ответственные между ними не захотели стать выше толпы и попытаться руководить ею". Это сводится к тому же "порицанию личностей".

Я не собираюсь переубеждать В.А. Маклакова. Если он не исправил своего прежнего взгляда на мою личную роль и после моих воспоминаний в "Русских записках" 2 , на которые ссылается, то, очевидно, спорить с ним бесполезно. Он остается во власти своих старых впечатлений, которые мне уже приходилось характеризовать печатно. Но в данной статье есть утверждения, которые формулированы отчетливее, чем прежде, - и тем ярче подчеркивают собственные ошибки В.А. Маклакова в оценке событий. Книга проф. Пэрса принесла ту добавочную пользу, что вновь вскрыла разницу - и даже противоположность - тех точек зрения его политических друзей, которые чересчур сближены и сглажены в его мозаическом рассказе о внешнем ходе событий.

В.А. Маклаков соглашается с самоограничением автора избранной им темой. Мало того: он вместе с проф. Пэрсом выбирает и в этом ограниченном сюжете еще более тесный круг вопросов - о личной ответственности за катастрофу главных руководителей событий. Он признает, что при такой постановке отпадает даже его "прежний" взгляд на решающее значение войны. Он соглашается с признанием примиряющей роли цензовой Государственной Думы и с картиной растущего благосостояния при старом режиме. Отведя главных лицедеев драмы от общего исторического фона, так сказать, на первый план исторической рампы, он получает возможность свести свои объяснения к поведению двух элементов: кадетов и императора. В его упрощенной схеме оба фактора поочередно впадают в одну и ту же психологическую ошибку. Вначале "кадеты" не верят императору. В конце - император не верит "кадетам". Отсюда происходят все бедствия. Но в нарушении этой основной предпосылки "доверия" виноваты в конце концов все-таки кадеты. La confiance est une plante qui ne repousse pas*, цитирует В.А. Маклаков Бисмарка 3 . На суженых таким образом подмостках император играет отраженную и второстепенную роль. Главные "злодеи" маклаковской фабулы - все же кадеты.

Повторяю, спорить против такой степени предвзятости - бесполезно. Но позволительно еще и еще раз подчеркнуть некоторые факты, которые нельзя оспаривать, и которые в корне разрушают концепцию В.А. Маклакова.

Начнем с конца: с этого "недоверия" императора, которое справедливо заслужено "кадетами". Одним ли "кадетам" не доверял Николай II? И только ли с опыта первой Думы началось его недоверие? Ведь он не доверял и Витте, не доверял Столыпину, не доверял Гучкову, Родзянке, Шипову 4 и т.д. Кому доверял он? По конструкции В.А. Маклакова выходит, что он отдался в полную власть императрицы и Распутина только тогда, когда все другие его "обманули". Но, ведь, были другие имена, перед которыми давно уже пасовала его слабая воля.


--------------------------------------------------------------------------------

* Доверие - это растение, которое нельзя вырастить (фр.)

стр. 283


--------------------------------------------------------------------------------

В.А. Маклаков забыл Победоносцева 5 , кн. Мещерского... 6 Случаен ли был этот выбор?

Ответив на этот вопрос, В.А. Маклаков, может быть, пришел бы и к правильному выводу, почему императору "не доверяли"... не только кадеты. У Николая II была своя идея, основная идея его царствования, "лучшая мечта всей его жизни", как он выразился Коковцеву, в решительный момент, когда приходилось выбирать между доверием и недоверием к к.-д. Этой "лучшей мечте" отвечали Победоносцев и Мещерский, Союз русского народа, даже "истинно русские извозчики", но не отвечали Витте и Столыпин, - потому что то была "мечта" всех последних самодержцев - сохранить во что бы то ни стало свою неограниченную власть: "передать сыну то, что получил от отца". Императрица получила власть потому, что она отдала всю свою волю осуществлению этой "мечты". "Мы помазаны Богом".

Но царь дал "конституцию", возражает Маклаков. Тут его другая ошибка, столь же непростительная, как первая. Царь никогда не думал, что он дал конституцию. Манифест 17 октября? Это "была бы конституция", - писал царь жене в условной форме, оправдываясь в своей вынужденной обстоятельствами подписи. В сознании царя, его уступка "конституцией" не была. Правда, в минуту опасности и одиночества, он подписал документ с "законодательной властью" Думы. Но достаточно вспомнить, как он упирался, как Витте вынудил подпись, и как, в конце концов, Николай II понимал эту власть. "Разве я, монарх, не вправе делать то, что хочу?", - спросил он как бы с наивным удивлением своих советников. Он и "сделал, что хотел" - 3 июня 1907 года 7 . С тех пор вопрос о возвращении к "совещательной" Думе стал на очередь и сделался лишь вопросом времени.

Царь не дал и не хотел дать конституции: это кадеты понимали тогда; этого В.А. Маклаков не хочет понять и теперь. Отсюда их дальнейшая борьба; отсюда и царское недоверие авансом, смешение их с революционерами, республиканцами и т.д. В.А. Маклакову хотелось бы, чтобы кадеты как-то исхитрились, сделали хотя бы вид, что поверили в "конституцию", и тем - понемножку, помаленьку - втащили бы конституцию в жизнь. Увы, этой тактики держались, но не могли провести ни Гучков, ни Столыпин. Гр. Коковцев проводил ее автоматически, потому что был аполитичен; но скоро и он потерял доверие... императрицы.

Есть, однако, точка на этом пути, дойдя до которой В.А. Маклаков начинает, к моему удивлению, хвалить к.-д.! Это их поведение в третьей и четвертой Думе. Тут В.А. Маклаков сходится с проф. Пэрсом. Но только с другой стороны. Я уже отметил, что в четвертой думе проф. Пэрсу стало легче согласовать свои дружеские симпатии с реальностью, потому что все его друзья полевели. А Маклаков одобряет к.-д. за то, что они... поправели. И тут уже мне приходится защищать проф. Пэрса от его критика. Проф. Пэрс все-таки "гладстонианец", и есть вещи, которых он перенести не может, хотя бы и пришлось впасть в противоречия. В.А. Маклаков все гнет под свою предвзятую точку зрения - и потому последователен до полного извращения истины.

стр. 284


--------------------------------------------------------------------------------

Четвертая Дума вся в целом составе постепенно радикализируется. Именно поэтому она становится "популярной". В.А. Маклаков всячески доказывает ее "лояльность". Пусть, вместе со всей страной, она критиковала военные порядки и мероприятия. Но, ведь, она и помогала войне. В стране "было недовольство"? Но "правительство взяло новый курс и несколько министров (каких!) получили отставку". "Сотрудничество между властями и публикой расширилось". Но "Дума откликнулась на это, создав Прогрессивный блок" 8 .

В.А. Маклаков одобряет создание этого блока, не видя, что оно значит и к чему приведет. "Кадеты в первый раз заключили соглашение с умеренными конституционными партиями, с октябристами и даже с националистами". Дошло даже до того, что царь посетил Думу. В.А. Макляков торжествует, перенося идилию третьей Думы проф. Пэрса в четвертую. Этой ошибки даже проф. Пэрс уже не делает. Он знает, что при сложившемся положении,"всякая Дума кончает оппозицией". Но В.А. Маклаков выступает на защиту "умеренности" думского "блока" от проф. Пэрса. Блок выступил с несвоевременной программой реформ, - замечает Пэрс. Нет, - отвечает В.А., - "это не верно. Многие реформы были осуществимы. Другие не спешны; блок не просил о реформе конституции, а довольствовался "министерством доверия, то есть условием sine qua non* здоровой политической жизни"". Неосторожно сказано это "sine gua non": это, ведь, и есть источник оппозиции. Правда, блок не просил "министерства, ответственного перед Думой", но ведь, "доверие" министерству требовалось не от императора, а от страны, безусловно не доверявшей монарху. Осуществима ли была при этом "безусловная предпосылка" здоровой политической жизни?

В.А. Маклаков забывает про удивление монарха, когда Бьюкенен напомнил ему про этого рода "доверие". Не страна должна "доверять" ему, а сама должна "заслужить" его доверие.., - оборвал он гордо посланника.

Но "блок был лоялен к власти", - настаивает Маклаков. К какой власти? Ведь, министры, сторонники "блока", только что получили отставку и были заменены распутинскими креатурами. А сам В.А. отмечает, что "блок" объявил им войну. Использование Распутина германцами он считает вероятным. Всю картину хаоса последних месяцев он также разделяет. Только роль "блока" он хочет выгородить от участия в борьбе против распутинцев и хаоса. И тут опять сказывается его основная ошибка. Проф. Пэрс, конечно, не прав, приписывая "блоку" в целом один из планов свержения императора. Но он ближе к истине, нежели его критик. Я припоминаю совещание руководителей "блока" в помещении торгово-промышленного съезда, где обсуждался вопрос о престолонаследии после низложения Николая II. О самой процедуре низложения там не говорилось, а только о его последствиях. Но об этом не говорилось потому, что мы считали Гучкова и Некрасова 9 , посвященными в секретную часть "плана". Это и подтверждает Гучков в своем показании и в сообщениях Пэрсу. "Блок", конечно, не хотел оставаться позади надвигавшихся событий. Он сыграл главную роль в составлении


--------------------------------------------------------------------------------

* без чего нет (лат.)

стр. 285


--------------------------------------------------------------------------------

кабинета февральской революции, а я заявил об этом решении "блока" в известной речи в Екатерининском зале. Все это, по конструкции В.А. Маклакова, должно было бы считаться каким-то срывом "лояльного" "блока" в революцию. У проф. Пэрса это - только естественное последствие занятой "блоком" политической позиции. И это правильно.

Подводя итог, В.А. Маклаков обвиняет проф. Пэрса в том, что он чересчур начитался Милюкова. Вот его слова с моими замечаниями в скобках. "Книга Пэрса многое изображает лучше и вернее (очевидно то, что больше соответствует взгляду самого В.А.). Но в своем понимании нашего прошлого он не мог отрешиться от версии тех, кому симпатизировал. (Это верно относительно друзей Маклакова). Сам, будучи либералом, "гладстонианцем", он был близок к партии, которая представляла этот либерализм, то есть к кадетам (это уже не совсем верно). Он знал и ценил их лидера Милюкова, читал его книги и из них получил кадетскую версию (он получил ее из своих личных наблюдений, а книги мои читал недостаточно внимательно). Он даже не отказался от этой версии, когда заметил многие ее ошибки (смешав, как и В.А. Маклаков, Милюкова с партией). Подчинение этой версии сказалось в изображении либерального движения (оно, все же, изложено у Пэрса жизненнее и ближе к правде, нежели последовательная система его осуждения у В.А. Маклакова)".

Говорить ли об обвинении нас В.А. Маклаковым в нашей "связи с революцией"? Тут В.А. прав. Я согласен с ним, что мы "не остались нейтральными": если не действиями, то моральной поддержкой (мы) были на стороне революции (как, впрочем, был тогда и сам В.А. Маклаков). Это правда. Вместе мы добыли этот манифест, который В.А. Маклаков упорно считает "конституционным". Вместе мы боролись и дальше, не считая этой уступки достаточной, и не желая идти в плен к исполнителям непреклонной императорской воли. История, к несчастью, оправдала нас, а не В.А. Маклакова. Мы ставили условия, необходимые для избежания революционного исхода. Они не были приняты, - и не мы виновны, что революция воспоследовала. В последнюю минуту большинство четвертой Думы присоединились к нам. Но новые, сильно смягченные условия, по той же причине, были отброшены вместе с последними министрами, еще понимавшими положение. И этот печальный исход, даже с точки зрения Маклакова, одобрившего наше поведение в "блоке", хотя и понявшего его по-своему, вполне отвечал нашей первоначальной оценке непоправимого вреда упрямой тактики падавшей династии. В.А. Маклаков видит мою (запоздалую) заслугу в попытке спасти монархию то уже при начавшейся революции. Но вся наша политика преследовала ту же цель, - если бы она была понята правильно. К сожалению, спасти монарха против его воли от последствий его поведения, - ни мы, ни кто-либо другой, включая и друзей Маклакова, - не имели возможности.

Последние новости. 1919. 16 июля.

стр. 286


--------------------------------------------------------------------------------

1 Речь идет о журнале "Slavonic and East European review" (University of London, School of Slavonic and East European studios. London.).

2 "Русские записки", общественно-политический и литературный журнал, издавался при ближайшем участии Н.Д. Авксентьева, И.И. Бунакова, М.В. Вишняка, В.В. Руднева. Париж. 1937-1939; 1938 г. N 4. Ред. П.Н. Милюков.

3 Бисмарк Отто фон Шенхаузен (1815-1898), князь, рейхсканцлер Германской империи в 1871-1890 гг.

4 Шипов Д.Н. (1851-1920), земский деятель.

5 Победоносцев К.П. (1827-1907), государственный деятель, с 1872 г. член Государственного совета, в 1880-1905 гг. оберпрокурор Синода.

6 Мещерский В.П. (1839-1914), князь, публицист.

7 Закон 3(16) июня 1907 г. означал третьеиюньский переворот, разгон II Государственной думы и изменение избирательного закона о выборах в Думу. Изменение по закону представительства в Думе помещиков и торговопромышленной буржуазии и сокращение числа представителей крестьян и рабочих нарушало Манифест 17 октября 1905 г. и Основные законы 1906 г., по которым законы не могли издаваться без одобрения Государственного совета.

8 Прогрессивный блок был образован в 1915 г., объединял умеренно-правые и либеральные фракции IV Государственной думы и Группы Государственного совета.

9 Некрасов Н.В. (1879-1940), лидер левого крыла кадетской партии, депутат III и IV Государственных дум.

* * *

Мало кто помнит, что по своему основному образованию прославленный адвокат и думский "златоуст", один из кадетских лидеров Василий Алексеевич Маклаков (1869- 1957) был историком.

За время пребывания в Московском университете Маклаков успел поучиться на трех факультетах, два из которых с блеском окончил. Быстро разочаровавшись в естественных науках, он перешел на историко-филологический факультет, где учился у В.О. Ключевского и П.Г. Виноградова. Под руководством последнего он написал работу, которая стала его первым опубликованным научным трудом - "Избрание жребием в Афинском государстве" 1 . Виноградов прочил ему большое будущее. Впоследствии Маклаков отдал дань своим наставникам, опубликовав о них биографические очерки 2 .

Однако научная карьера Маклакова не задалась, в результате он закончил еще один факультет - юридический. Во-первых, у него случилось очередное "недоразумение" с университетскими властями и попечитель учебного округа Н.П. Боголепов наложил вето на то, чтобы оставить Маклакова при университете "для подготовки к профессорскому званию". Во-вторых, в мае 1895 года умер от болезни сердца отец, профессор-окулист, и вдруг выяснилось, что надо съезжать с казенной квартиры и вообще как-то разобраться с материальным положением семьи, которая, конечно, не была бедной, но существовала все-таки на заработки отца. А Василий Алексеевич, старший из братьев, еще не имел конкретных планов на жизнь и специальности, способной обеспечить жизнь на прежнем уровне.

Он, вероятно, мог добиться отмены запрета Боголепова - как не раз ему и его родственникам и знакомым удавалось разрешать различные конфликты с начальством; однако Маклакову не хотелось "вступать на

стр. 287


--------------------------------------------------------------------------------

дорогу, где [он] должен бы был от власти и ее капризов зависеть". К тому же, по его собственному признанию, Маклаков не чувствовал в себе настоящей тяги к научной работе.

Поэтому он, пройдя за год курс юридического факультета, и, как всегда, с блеском сдав экзамены, стал помощником присяжного поверенного. Остальное достаточно известно - блестящая адвокатская карьера и активное участие в общественном движении, которое привело его в партию кадетов, бессменным членом Центрального комитета которой он был с 1906 г. Маклаков был депутатом трех Государственных дум, начиная со 2-й; в Думе он стал одним из самых ярких кадетских ораторов.

После Февральской революции Маклаков, вместо "причитавшегося" ему поста министра юстиции, получил в конце концов назначение послом в Париж; в этой должности он пробыл до 1924 г., когда Франция признала СССР и посол несуществующей страны был вынужден сменить особняк на улице Гренелль на "Офис" по делам русских беженцев во Франции. Маклаков был главой этого учреждения, находившегося под двойной юрисдикцией - французского министерства иностранных дел и Лиги Наций, с перерывом на период нацистской оккупации, почти до конца своих дней.

Жизнь Маклакова в эмиграции, за исключением времени гражданской и второй мировой войн, небогата внешними событиями. Но в интеллектуальном отношении эмигрантский период, возможно, был наиболее плодотворным в его "литературной" биографии.

Идеей фикс Маклакова в годы эмиграции было уяснить - для себя и для истории, как и почему с Россией случилось то, что случилось? Где и когда свернула она на путь, ведущий к катастрофе? И, разумеется, кто виноват в том, что произошло?

Об этом, по сути, большинство его публикаций эмигрантского периода; первый серьезный подход к теме он предпринял 10 лет спустя после революции, в предисловии, на французском языке, к публикации извлечений из протоколов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства по расследованию преступлений деятелей прежнего режима 3 . Эта вступительная статья вызвала бурную и противоречивую реакцию на страницах эмигрантской печати.

Вскоре один из редакторов "Современных записок" И.И. Бунаков-Фондаминский "соблазнил" Маклакова "изложить свое понимание нашего (к.-д.) партийного прошлого". С 1929 г. журнал начал публиковать воспоминания Маклакова под названием "Из прошлого". Публикация растянулась на несколько лет и завершилась в 1936 г. Собственно, это были не совсем воспоминания. Недалек от истины был постоянный критик Маклакова Марк Вишняк, характеризовавший его текст как "феноменологию" правого крыла кадетской партии - историософию предреволюционных событий с точки зрения правого кадета" 4 . Из этой публикации "выросли" три книги Маклакова - "Власть и общественность на закате старой России" (Париж, 1936. T. 1-3), "Первая Государственная Дума" (Париж, 1939) и "Вторая Государственная Дума" (Париж, б.г.).

стр. 288


--------------------------------------------------------------------------------

Остановлюсь только на некоторых принципиальных моментах и на отношении к взглядам Маклакова на русское прошлое его современников и нередко - "персонажей" его книг и статей. Ответственность за происшедшую катастрофу Маклаков возлагал на левых либералов, т.е. на собственную партию; особенно досталось лидеру партии П.Н. Милюкову и некоторым другим "доктринерам"; им вменялось в вину стремление использовать в своих целях революционное движение; не снимал он ответственности и с себя. В его изображении, в особенности в книге о второй Думе, П.А. Столыпин нередко выглядел большим конституционалистом и либералом, нежели товарищи Маклакова по партии.

Суть обвинений Маклакова в отношении политики кадетов в 1905-1907 гг. М.М. Карпович свел к шести основным пунктам:

"1. Максимализм программных требований партии, в особенности созыв Учредительного Собрания, что не могло быть осуществлено без полной капитуляции царского правительства.

2. Бескомпромиссное отношение партии к Витте и Столыпину, которые - по Маклакову - могли и должны были быть использованы как союзники, а не отброшены как враги.

3. Безоговорочное отрицание лидерами партии самой идеи участия кадетов в правительствах Витте и Столыпина.

4. Тенденция партии использовать Государственную Думу не для конструктивной законодательной работы, а как трибуну противоправительственной агитации.

5. Догматические требования немедленного пересмотра Основных Законов, имея в виду всеобщее избирательное право, ограничение компетенции Государственного Совета и ответственность министров.

6. Наконец, опубликование Выборгского воззвания было мерою явно революционного характера, так как и роспуск Государственной Думы и назначение новых выборов не противоречили конституции" 5 .

Статьи и книги Маклакова, в которых тотальной критике подвергся радикализм тактики русских либералов, подверглись столь же тотальной критике со стороны Милюкова, откликавшегося на маклаковские публикации на страницах "Последних новостей" и тех же "Современных записок". Милюков в свою очередь обвинил Маклакова в доктринерстве; его схема представлялась лидеру кадетов умозрительной и не учитывающей конкретно-исторических обстоятельств. Политика - это искусство возможного; договориться с конкретными царскими министрами не смогли не только кадеты, но и гораздо более умеренные граф П.А. Гейден и Д.Н. Шипов; войти тогда в правительство означало политическую смерть. Подробно были разобраны и отвергнуты и другие обвинения Маклакова 6 .

Большинство читателей - и последующих историков - по-видимому, склонялось на сторону Милюкова; к милюковской критике, с еще более левых позиций присоединился один из редакторов "Современных записок" М.В. Вишняк. Любопытно, что оба они обвиняли Маклакова в чрезмерно правовом подходе к политике. Милюков считал своего оппонента "адвокатом" и в политике; адвокату свойственно видеть правду и другой стороны; политику это противопоказано - он должен быть

стр. 289


--------------------------------------------------------------------------------

убежден, или, по крайней мере, убеждать других - только в своей правоте. Вишняк подчеркивал, что для Маклакова "оказалось абсолютом не право вообще, а очень ограниченная и узкая его ветвь - писанный закон царского времени" 7 .

С критиками Маклакова можно во многом согласиться; однако, "правота" той или иной стороны зависела в конечном счете от точки зрения на революцию. Для Маклакова она - абсолютное зло; Милюков, конечно, относился к революции отрицательно, но допускал, что ее можно использовать; Вишняк же был хотя и правым, но социалистом- революционером. То же самое относится к праву; изменять правовые нормы необходимо правовым путем, утверждал Маклаков; на этом зиждилось его неприятие Февраля, разорвавшего правовую преемственность с прежней государственностью. Для него, юриста, казалось очевидным, что даже провинциальные судьи, создававшие своими решениями те или иные прецеденты, постепенно изменяли правосознание общества, изменяли правовое поле в рамках существующей государственности.

Сильная сторона его размышлений, столь необычных для деятеля оппозиции - как раз понять правду противоположной стороны. Нельзя сказать, что он не замечал ошибок, недобросовестности и прямых преступлений "исторической" власти. Это отчетливо видно в той же "Второй Думе"; в том, что случилось с Россией, виноваты были все; но отвечать каждому надо было за свою собственную вину. Кадеты, по мнению Маклакова, своей вины не понимали. А вина их, в конечном счете сводилась к тому, что они пытались осуществить правильные идеалы неправильными методами - и взяли к тому же неверный темп, не сумев понять реальной готовности - точнее, неготовности, народа к либеральным преобразованиям. Правда бюрократов, консерваторов и т.д. заключалась в том, что они лучше знали страну и механизмы управления.

Либералы раскачали лодку, будучи уверенными, что справятся с течением - и не сумели удержать руль; выброшенными за борт оказались все.

Кстати, опубликованные тексты Маклакова - лишь верхушка "айсберга"; в его личном собрании в Гуверовском институте из 26 коробок документов 14 составляет переписка; в письмах он был гораздо откровеннее и раскованнее, иногда - справедливее. В письме к М.М. Винаверу, характеризуя взаимоотношения власти и Первой думы, воспетой его корреспондентом и столь жестоко раскритикованной впоследствии им самим, Маклаков писал: "Неразумная линия прогрессивного общества находила свое и объяснение, и оправдание в неискренней политике власти. Обе стороны были неправы. Правительство неправо, когда во всем винит доктринерство и неуступчивость кадетов; это неправда, но будут неправы и кадеты, если они всю вину переложат на власть. Виноват на самом деле тот ров, который к этому времени уже был между властью и страной, то недоверие друг к другу, отсутствие общего языка, которое мешало совместным действиям" 8 .

Среди бумаг Маклакова в Гуверовском архиве хранится текст, представляющий немалый интерес для уяснения его исторических взглядов,

стр. 290


--------------------------------------------------------------------------------

а также некоторых конкретных обстоятельств русской революции 1917 г. Это рецензия на книгу британского историка Бернарда Пэрса (Pares) "Падение русской монархии", вышедшую в 1939 г. Текст был в свое время опубликован, но не в том виде, в котором он первоначально создавался, в различных изданиях и к тому же на разных языках. На наш взгляд, это нарушило его единство и, если угодно, своеобразное очарование. Ведь рецензию писал не только свидетель, но и участник событий, описанных в книге; более того - один из ее персонажей!

История текста такова. Пэрс предложил Маклакову написать рецензию на его книгу; Маклаков написал рецензию, перемежающуюся его личными воспоминаниями, вносящими уточнения и дополнения в изложение автора; в частности, это касалось эпизода, случившегося в день накануне революции - переговоров Маклакова с министрами Н.Н. Покровским и А.А. Риттихом о возможных путях преодоления надвигающейся катастрофы. "Я думал воспользоваться рецензией на книгу Пэрса, - писал позднее Маклаков, - где есть на него намек, чтобы спасти этот эпизод от забвения. Б. Пэрс однако нашел и, конечно, был прав, что этому рассказу не место в рецензии на его книгу. Он предложил мне напечатать его отдельно..." 9

Таким образом, получилось, что текст Маклакова был искусственно расчленен. Часть его была опубликована в переводе на английский под названием "К падению царизма" в журнале "Slavonic and East European Review" в 1939 г. 10 ; другую часть, где он рассказывает о переговорах с министрами, Маклаков отправил в "Современные записки". Однако дело было в августе 1939 г. и война помешала ее публикации. Наконец, в 1946 г. этот мемуарный очерк Маклакова был опубликован в "преемнике" "Современных записок" - ньюйоркском "Новом журнале" под названием "Канун революции" 11 .

В настоящей публикации текст Маклакова впервые печатается в первоначальном виде на языке оригинала. Текст весьма любопытен для уяснения концепции Маклакова; тем более, что он является как бы хронологическим продолжением его известных книг, в которых события рассматриваются до 1907 г. В годы первой мировой войны партия кадетов была уже совсем не той, что в период революции 1905-1907 гг. Ее уже вряд ли можно было упрекнуть в отсутствии желания сотрудничать с властью. Однако начавшее было налаживаться сотрудничество быстро переросло в традиционную борьбу общественности с властью, что кончилось катастрофой для обеих сторон.

В известном смысле Маклаков снимает в рецензии на книгу Пэрса свое традиционное обвинение общественности в нежелании сотрудничать с исторической властью. Правда, снимает парадоксальным образом - по его мнению, когда власть стала в 1905 г. на конституционный путь, то "либеральной общественности в стране не оказалось; либералы английского типа, за которых принимали кадет, существовали только в теории". Радикализм русских либералов Маклаков объяснял исторически; он снимал ответственность с личностей, полагая, что "причина не в них, а в нашей прошлой истории, она результат многовекового Самодержавия. Либералы, которые воспитались

стр. 291


--------------------------------------------------------------------------------

в борьбе с Самодержавной Монархией, так же мало виноваты в нелояльности к Государю, как люди, которым не давали учиться, виноваты в безграмотности". Упрекнуть кадетов "образца" 1915-1917 гг. можно лишь в том, писал Маклаков, несколько противореча себе, что их лидеры не смогли стать выше толпы и попытаться повести ее за собой. Из контекста совершенно ясно, что обвинение предъявлялось прежде всего Милюкову, который в известной речи 1 ноября 1916 г. "счел возможным цитировать строки немецкой газеты, где имя молодой императрицы соединялось со словом "измена"... это страшное слово произнесено было с трибуны Государственной Думы, и никаких возражений не вызвало; в глазах темной толпы "измена" императрицы стала доказана".

Впрочем, атаку на правительство продолжил два дня спустя сам Маклаков. "Наше правительство, - говорил он с трибуны Государственной Думы 3 ноября, - сейчас парализует, обессиливает силу целой России... Старый режим и интересы России теперь разошлись и перед каждым министром стоит дилемма: пусть он выбирает, служить ли России или служить режиму, служить тому и другому так же невозможно, как служить Маммоне и Богу".

Любопытно, что атака оппозиции на правительство была вызвана в значительной степени слухами о его готовности заключить сепаратный мир с Германией. Маклаков предупреждал, под рукоплескания центра, левой и справа, и под крики "браво": "позорного мира вничью Россия не простит никому". Знал бы он тогда какой мир подпишет Россия в марте 1918 г.! "Она знает, гг., - продолжал Маклаков, - что если бы это свершилось - не Германия нас победила, а победили нас здесь, внутри, победил этот проклятый режим, представители которого сменяют друг друга на министерских местах; и тогда, гг., Россия позовет всех к ответу, и она пощады не даст никому, я повторяю - никому..."

Для настроения Думы, избранной по столыпинскому третьеиюньскому закону, характерно, что эта недвусмысленная угроза, адресованная "на самый верх" была, как отмечено в стенограмме, встречена на этот раз продолжительными рукоплесканиями центра, левой и справа, и голосами: "браво". Закончил Маклаков свое выступление ультиматумом: "мы заявляем этой власти: либо мы, либо они. Вместе наша жизнь невозможна" 12 .

Все же катастрофу можно было предотвратить, если бы план, выработанный Маклаковым совместно с Покровским и Риттихом - отставка правительства и образование своеобразного военного кабинета с популярным генералом в качестве премьера, удалось провести в жизнь, писал Маклаков более двадцати лет спустя после революции. В том, что это не удалось - виновата власть: "Гибель России оттуда и вышла, что для тех, кто тогда еще правил Россией, он был невозможен". При публикации фрагмента о переговорах с министрами в "Новом журнале" Маклаков добавил несколько фраз, еще яснее подчеркивавших эту мысль: "...характерно, что в этот последний час "старого строя", план избежать Революции был сорван не крайними левыми, не кадетской общественностью, а самою властью. Всю ответственность за Революцию

стр. 292


--------------------------------------------------------------------------------

она как будто хотела сохранить за собою. Так кончилась старая тяжба власти с общественностью" 13 .

В рецензии Маклакова обращает на себя внимание то несоразмерно большое значение, которое он придает роли Распутина в истории падения монархии. Объясняется это, во-первых, тем, что таковы были представления современников, которые нередко играют в истории не меньшую (если не большую) роль, чем реалии, во-вторых, что в "удалении" Распутина Маклакову довелось принять некоторое участие. Эта история демонстрирует, в каком состоянии находился в то время "законник" Маклаков, если фактически стал соучастником убийства. В начале ноября 1916 г. к нему явился князь Феликс Юсупов, почему-то посчитавший его выступление 3 ноября антираспутинским и попросил помочь подыскать людей, которые убьют друга царской семьи. Это характеризовало как политическую наивность князя, для которого либералы и революционеры-террористы были одним миром мазаны, так и полную непрактичность в такого рода делах. Маклаков выпроводил Юсупова, объяснив, что у него не "контора наемных убийц".

Однако позднее, когда дело пошло всерьез и к заговору подключились великий князь Дмитрий Павлович, депутат Государственной думы В.М. Пуришкевич и некоторые другие лица, Маклаков стал по существу юрисконсультом заговорщиков и даже дал Юсупову возможное орудие убийства. В своих воспоминаниях об этом деле Маклаков писал, что "если бы дошло до суда, я подлежал бы уголовной ответственности, как пособник". С адвокатской скрупулезностью он пояснял, что дал Юсупову не каучуковую палку, о которой рассказывал князь, а "кистень с двумя свинцовыми шарами на коротенькой гнущейся ручке" 14 .

Примечательно, что Маклаков в своих работах эмигрантского периода критиковал либералов, но почти не затрагивал революционеров, упоминая о них лишь мимоходом, как о "фоне", на котором происходили события. Думаю, что постоянный зоил Маклакова эсер Вишняк правильно уловил причину этого, когда в письме меньшевику Николаевскому писал, что Маклаков "НИКОГДА не был внутренне и политически нам близок. Когда он в течение десятилетий сражался с Милюковым и в левых кадетах видел главную беду России, - нас он расценивал, как такую накипь и зло, которые "ниже ватерлинии", о которых и говорить не стоит - или безумцы или преступники". Именно потому, что он так расценивал "революционную демократию", Маклаков, по мнению Вишняка, столь отрицательно отнесся к режиму Временного правительства, который, все-таки был единственным периодом "ВО ВСЕЙ РУССКОЙ ИСТОРИИ, когда было некое подобие того, что в ИДЕЕ защищает "подлинный" либерал Маклаков" 15 .

Вишняк был безусловно прав - Маклаков совершенно не верил в возможность реализации либеральной идеи в России 1917 г., ибо Временное правительство пыталось "внедрить" демократию, будто не замечая, что имеет дело не со свободными людьми, сделавшими свободный выбор, а с "взбунтовавшимися рабами". Именно Маклаков подсказал А.Ф. Керенскому высказывание К.С. Аксакова о "взбунтовавшихся рабах" для одной из его громовых речей 1917 г. "Рабы" были не виноваты

стр. 293


--------------------------------------------------------------------------------

в своей темноте; виноваты были те, кто эту темноту не замечал; что же было говорить о других, эту темноту сознательно стремившихся использовать? Особенностью Маклакова как политика было то, что он, если идея вступала в противоречие с жизнью, предпочитал соотносить свои действия с реальностью.

Текст рецензии Маклакова на книгу Пэрса воспроизводится по машинописной копии с авторской правкой, находящейся в личном собрании Маклакова в архиве Гуверовского института войны, революции и мира (Стэнфордский университет, Калифорния, США), коробка 16, папка 8 (Hoover Institution Archives, Stanford University, California, U.S.A., Vasily Maklakov Collection, Box 16, Folder 8). Текст печатается с разрешения Гуверовского архива. При публикации сохранены особенности орфографии Маклакова.

1 См.: Исследования по греческой истории / Под ред. П. Виноградова. М., 1894.

2 Klyuchevsky // Slavonic and East European Review. 1934. Vol. XIII. P. 320-329; Vinogradoff // Ibid. 1935. Vol. XIII. P. 633-640.

3 La chute de regime Tsariste. Interrogatories des ministres de la Cour Imperiale Russe / Preface de B. Maklakoff. P., 1927.

4 Вишняк М.В. "Современные записки": Воспоминания редактора. СПб.; Дюссельдорф, 1993. С. 193-196.

5 Карпович М. Два типа русского либерализма: Маклаков и Милюков // Новый журнал. Нью-Йорк. 1960. Кн. 60. С. 273.

6 См.: Милюков П.Н. Суд над кадетским либерализмом // Современные записки. 1930. Кн. 40; Он же. Либерализм, радикализм и революция // Там же. 1935. Кн. 57. Подробнее о полемике Маклакова и Милюкова, а также об их личных и политических отношениях в период эмиграции см. в моих ст.: Маклаков и Милюков: два взгляда на русский либерализм // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. М., 1999; Милюков и Маклаков: к истории взаимоотношений. 1917-1939 // П.Н. Милюков: историк, политик, дипломат. М., 2000.

7 Вишняк М.В. Указ. соч. С. 196.

8 Hoover Institution Archivs (далее: HIA), Stanford University, Stanford, California, USA V. Maklakov Collection. Box. 15. Folder 2. В.А. Маклаков- М.М. Винаверу, 5 февраля 1924. (Частично процитировано в ст.: Г.З. Иоффе и С.В. Кулешова "В.А. Маклаков: вместо подчинения одних другим надо искать равновесие" // Кентавр. 1993. N 6. С. 67).

9 HIA. V. Maklakov Collection. 16-8. Письмо В.А. Маклакова в редакцию "Нового журнала", б/д.

10 On the Fall of Tsardom // Slavonic and East European Review. XVIII (1939). P. 73- 92.

11 Канун революции // Новый журнал. 1948. Кн. 14. С. 306-314.

12 Государственная Дума. Четвертый созыв: Стенографические отчеты, сессия V, заседание 2. 3.XI.1916. Стлб. 130, 131, 133, 135.

13 Маклаков В.А. Канун революции // Новый журнал. 1948. Кн. 14. С. 314.

14 Маклаков В.А. Некоторые дополнения к воспоминаниям Пуришкевича и кн. Юсупова об убийстве Распутина // Современные записки. 1928. Кн. 34. С. 271- 272; в личном архиве Маклакова в архиве Гуверовского Института хранятся его показания об убийстве Распутина, которые Маклаков дал следователю Н.А. Соколову, занимавшемуся делом об убийстве царской семьи. Соколов хотел изучить все обстоятельства, предшествовавшие убийству в Екатеринбурге; в основу цитированного очерка Маклакова легли его показания. См. также предисловие Маклакова к "дневнику" Пуришкевича в виде письма к его издателю Я.Е. Поволоцкому: Из Дневника В.М. Пуришкевича: Убийство Распутина. Париж, [1923]. С. 3-11.

15 М.В. Вишняк - Б.И. Николаевскому, 10 августа 1945. HIA. Boris Nicolaevsky Collection. 506-35.

О.В. Будницкий

стр. 294

--------------------------------------------------------------------------------

Опубликовано 11 октября 2007 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1192090418 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ИСТОРИЯ РОССИИ В. А. МАКЛАКОВ О КНИГЕ ПРОФ. ПЭРСА

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network