Быстро возрастающая в последнее время роль восточных районов в экономической жизни страны, широкое движение за их дальнейшее освоение сопровождается повышением интереса к историческому прошлому Сибири и Дальнего Востока. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что за один 1962 г. только по истории сельского хозяйства и крестьянства Сибири вышли в свет две монографии: ленинградского историка Л. Ф. Склярова о переселении в Сибирь и новосибирского историка Л. М. Горюшкина о предпосылках революционной борьбы сибирского крестьянства в конце XIX - начале XX века.

Исследование Л. Ф. Склярова представляет капитальный труд и охватывает все главные аспекты проблемы колонизации Сибири между двумя русскими буржуазно- демократическими революциями¹ . В отличие от большинства своих предшественников, работавших в этой области и изучавших главным образом условия переселения и положение новоселов, Л. Ф. Скляров охарактеризовал состояние как переселенческого, так и старожильческого крестьянства, что позволило ему дать цельную картину эволюции сибирской деревни за годы столыпинской земельной реформы. Достоинство работы в том, что в ней переселение показано в тесной связи с экономическим развитием и классовой борьбой в стране. Это дало возможность внести ясность в существующие, порою противоречивые представления о составе переселенцев. Л. Ф. Скляров пришел к вполне обоснованному выводу: "В изучаемое время среди переселенцев преобладала беднота" (стр. 124).

Еще более подробно разработаны в книге сюжеты, относящиеся к собственно переселению. Автором мобилизован большой материал центральных и местных архивов, статистические и иные печатные источники, широко использованы местные периодические издания. Читатель впервые получает полное представление о таких проблемах, как переселенческий вопрос в Государственной думе, правительственная пропаганда переселения, условия ликвидации хозяйства переселенцев, организация их перевозки, столыпинское землеустройство в Сибири и др. Конкретно раскрыто в монографии крушение переселенческой и зем-

Л. Ф. Скляров. Переселение и землеустройство в Сибири в годы столыпинской аграрной реформы. Л. Изд-во Ленинградского университета. 1962. 588 стр. Тираж 1 000. Цена 1 руб. 80 коп.; Л. М. Горюшкин. Социально-экономические предпосылки социалистической революции в сибирской деревне. Об уровне и особенностях развития капитализма в сельском хозяйстве Западной Сибири в конце XIX - начале XX в. Новосибирск. Изд-во Сибирского отделения АН СССР. 1962. 130 стр. Тираж 1500. Цена 44 коп.

¹ В мае 1963 г. эта книга была защищена в качестве докторской диссертации.

леустроительной политики царизма в годы столыпинщины. Как устанавливает автор, бюрократическая организация переселения привела, в частности, к тому, что доля самовольных переселенцев, составлявшая в 1896 - 1904 гг. 39,2% общего их числа, в 1905 - 1914 гг. почти не снизилась и составляла 38,3%, увеличившись втрое в абсолютных цифрах (стр. 166 - 167).

До сих пор в обобщающих работах имелись ошибки в подсчетах количества переселившихся и в данных об обратном движении переселенцев. В работе П. И. Лященко число переселенцев и ходоков, взятых вместе, неправомерно сравнивалось с возвращенцами без ходоков, вследствие чего процент возвратившихся занижался² . Л. Ф. Скляров приводит строго выверенные данные о движении переселенцев. В связи с этим необходимо пересмотреть сведения, имеющиеся в вузовских и школьных учебниках. Процент возвращенцев был исключительно высок в 1911 г. (61,2%), а всего за 1905 - 1914 гг. 17,1% (стр. 457). Не менее характерны данные о хозяйственном положении переселенцев, отражающие их огромные усилия по освоению новых районов Сибири. Автор нашел возможным вычислять посевную площадь из расчета в среднем 4 дес. посева на двор (стр. 475). Столь мизерный для заселяемой окраины средний размер хозяйства уже сам по себе свидетельствует о том, насколько непохоже было эго освоение на фермерский путь развития хозяйства.

Тут мы подходим к важному вопросу о путях эволюции сибирской деревни. Л. Ф. Скляров, к сожалению, уклонился от рассмотрения этой проблемы. Рецензируемой работе вообще свойственна некоторая, мы бы сказали, "теоретическая робость", желание обойти острые углы. Располагая столь обширным материалом, автор вполне мог дать хотя бы эскизное решение вопроса о путях аграрной эволюции сельского хозяйства Сибири. Отметив некоторые черты, характерные, с одной стороны, для прусского, а с другой - для американского пути, он не рискнул, однако, высказаться относительно преобладания того или иного типа эволюции. Но все же хозяйство сибирских зажиточных новоселов он склонен характеризовать как типично фермерское. "Зажиточный новосел, - пишет Л. Ф. Скляров, - подобно курскому или полтавскому кулаку, концентрировал землю в своих руках, становился типичным капиталистическим фермером, предпринимателем в земледелии" (стр. 408). Здесь не только неудачна аналогия, но и само утверждение о сущности сибирского кулака, на наш взгляд, весьма спорно. Тем более что автор в конце концов вынужден признать: "Никакая крестьянская колонизация не могла устранить главные причины кризиса и поднять уровень развития сельского хозяйства Сибири" (стр. 481). А это едва ли можно согласовать с утверждениями о фермерском типе эволюции сибирского кулачества.

Л. Ф. Скляров не попытался также определить, какова же была степень развития аграрного капитализма в Сибири к концу изучаемого периода, каков был удельный вес различных социальных слоев деревни в сельскохозяйственном производстве. Несколько упрощенно трактуются в книге причины роста аграрного перенаселения в Европейской России. Оно связывается лишь с развитием капитализма (стр. 33). Между тем аграрное перенаселение было большим в центральных губерниях, где капитализм в земледелии был развит слабее. В условиях России рост перенаселения необходимо рассматривать в связи с недостаточным развитием капитализма. Поэтому нам представляется неосновательным утверждение автора о том, что "переселенческое движение в пореформенный период... в первую очередь было обусловлено капиталистическим развитием земледелия" и что избыточное сельское население было результатом интенсификации земледелия и связанным с ним вытеснением ручного труда (стр. 112).

Неверно содержащееся в книге утверждение, что "возросшая в связи со столыпинской аграрной реформой мобилизация земельной собственности привела к стремительному повышению цен на землю" (стр. 118). Причин роста цен было несколько, и среди них немалую роль играла политика Дворянского и Крестьянского земельных банков. Кстати, Крестьянский банк не "скупал земли разоряющихся крестьян", как об этом говорится на стр. 119. Он скупал земли помещиков. За ним оставалась, по безуспешности торгов, лишь часть земли неисправных заемщиков. На стр. 116 приводятся данные, создающие неправильное представление о движении арендных цен. Арендные, цены упали в

² П. И. Лященко. История народного хозяйства СССР. Т. II. Капитализм. М. 1956, стр. 271.

конце XIX в., поднялись к 1905 г. и вновь несколько упали после первой русской революции, а затем снова стремительно пошли вверх. Вряд ли верно, что у полтавских помещиков из 730192 дес. удобной земли в 1896 г. собственные посевы составляли только 16946 десятин (стр. 114). В 1910 г., например, у них имелось собственных посевов 370 тыс. десятин³ .

В целом работа Л. Ф. Склярова производит хорошее впечатление и отличается, кроме всего прочего, высокой культурой издания.

Большую смелость проявил молодой новосибирский ученый Л. М. Горюшкин, поставивший в своей небольшой по объему книге ряд острых и актуальных вопросов аграрной истории Сибири. Нельзя не согласиться с автором в том, что в литературе часто недооцениваются пережитки феодализма и удельный вес мелкотоварного (добавим, и патриархального) хозяйства в сибирской деревне (стр. 4). Л. М. Горюшкину, может быть, даже лучше, чем Л. Ф. Склярову, удалось охарактеризовать природу и раскрыть влияние остатков феодализма в Сибири. На этом фоне становятся более понятными трудности капиталистической эволюции и ее конкретные результаты.

Касаясь путей эволюции сельского хозяйства, Л. М. Горюшкин более определенно, чем Л. Ф. Скляров, пишет о том, что в Западной Сибири "вполне отчетливо обнаруживаются оба типа эволюции" (стр. 119). Обращаясь к фактическому материалу, он, как и Л. Ф. Скляров, не усматривает чистых признаков той или иной эволюции. Однако он склонен считать преобладающим "прусский" тип и "малообоснованными" "утверждения о господстве фермерского пути" (стр. 4). Нелишне здесь напомнить, что другой исследователь аграрной эволюции в России, П. И. Малахитов, также считает, что кулацкие хозяйства Сибири не были типично фермерскими⁴ . Они, очевидно, были ближе к типу "гроссбауэровских", с тем, однако, отличием, что развивались не в соседстве с помещичьими имениями. Таким образом, анализ имеющейся новейшей литературы показывает, что историки должны продолжить сваи исследования с тем, чтобы дать ответ на вопрос, какой тип аграрной эволюции был характерен для Сибири.

В работе Л. М. Горюшкина есть и другие интересные моменты. В частности, назовем расчет нормы эксплуатации сельскохозяйственных рабочих в Сибири, выразившейся в 169% (стр. 108). Обстоятельно разработан вопрос о социальном расслоении крестьянства. В результате становятся понятными предпосылки как первой, так и второй "социальных войн" в сибирской деревне.

Правда, определить степень развития капитализма в сельском хозяйстве Сибири автору, к сожалению, не удалось. Объясняется это не только недостатком статистического материала, но и несовершенством принятой методики исследования. Зачислив все хозяйства с посевом более 10 десятин в число кулацких, Л. М. Горюшкин не сделал попытки выделить из них (а также и из низших групп) те хозяйства, которые были действительно капиталистическими, пользовались наемной рабочей силой в предпринимательских целях. Не попытался он выделить и простое товарное производство, сильно развитое в Сибири, а также натуральное хозяйство. Вызывает сомнение и вывод автора о преобладании предпринимательской аренды в Сибири, так как за крестьянскую принята им даже аренда участками от 300 дес. до 10 тыс. дес., а также не исчислена субаренда (стр. 69). Никакими данными не обосновано имеющееся в книге утверждение "о сравнительно высокой и преобладающей доле элементов капиталистической земельной ренты в арендной плате" (стр. 120).

Спорным представляется и решение вопроса о роли ростовщического капитала. Эволюция торгово-ростовщического капитала в производительный выглядит как плавный бесконфликтный процесс: первый "существовал и развивался, переплетаясь с производительным капиталом и обслуживая его" (стр. 83), а "широкое развитие в Западной Сибири в конце XIX - начале XX в. ростовщичества подготовило необходимые элементы для возникновения учреждений мелкого кредита в деревне" (стр. 79). Забвение грани между средневековыми и капиталистическими явлениями выразилось, как нам кажется, и в утверждении, что "кабальная зависимость является формой капиталистических отношений" (стр. 47).

³ "Третья подворно-хозяйственная земская перепись в Полтавской губернии 1910 года. Свод по губернии". Полтава. 1914, стр. 397.

⁴ П. И. Малахинов. О двух путях аграрной эволюции в России. Улан-Удэ. 1962, стр. 369.

Не приводя точных расчетов, Л. М. Горюшкин пишет, что рост посевных площадей в Сибири обгонял рост населения (стр. 59). Между тем данные Л. Ф. Склярова (стр. 480 - 481) говорят об обратном. Весьма неточен расчет товарности скотоводства (стр. 65). Автор исследует материалы Акмолинской области, Томской и Тобольской губерний, но иногда они фигурируют в книге почему-то под названиями Омской, Алтайской и Алтайско-Томской губерний.

1913 год, характеризуемый на стр. 59 как среднеурожайный, попал на стр. 113 в разряд неурожайных.

Отмеченные недостатки и спорные положения не снижают, впрочем, значения работы, проделанной Л. М. Горюшкиным, попытавшимся осмыслить сложные явления, характерные для дореволюционной сибирской деревни.