Издательство Ленинградского ордена Ленина государственного университета. Ленинград. 1948. 357 стр.

Марксистско-ленинская разработка истории русской общественно-экономической мысли является одной из важнейших задач советских историков-экономистов. Русский народ - выдающаяся нация и руководящая сила в семье народов Советского Союза. За свою многовековую историю он внёс огромный вклад в сокровищницу науки и культуры нашей страны. Велики заслуги русского народа и в области развития экономической науки. Глубокие и оригинальные работы русских экономистов ещё в XVIII и XIX вв. оказывали большое влияние на развитие освободительных идей в России.

К, сожалению, до последнего времени в нашей литературе ещё нет фундаментальных марксистских работ по истории русской общественно-экономической мысли. Изданные ранее книги: проф. И. Блюмина "Очерки экономической мысли в России в первой половине XIX века" и проф. Д. Розенберга "История политической экономии" - подверглись резкой и справедливой критике в нашей печати.

Рецензируемая книга проф. В. М. Штейна "Очерки развития русской общественно-экономической мысли XIX - XX веков", изданная Ленинградским университетом под редакцией проф. В. В. Рейнхардта, также не восполняет этот пробел. Автор книги поставил перед собой задачу - показать возникновение и развитие экономических идей в России с начала XIX в. до наших дней, но с этой задачей явно не справился. Вместо правдивого освещения истории русской экономической мысли, основанного на марксистско-ленинском анализе социально-экономических и политических условий в Стране на разных этапах её развития, автор написал порочную книгу.

Проф. Штейн игнорировал положение диалектического и исторического материализма, согласно которому происхождение и формирование общественных идей, теорий и политических взглядов определяется условиями материальной жизни общества. В своей книге он излагает развитие экономической мысли в отрыве от экономики России. Автор не раскрывает классовой природы экономических учений и не даёт марксистско-ленинского объяснения борьбе и смене различных идеологических течений в русском обществе. В результате такого глубоко ошибочного подхода проф. Штейн преподносит читателю порочную, идеалистическую схему развития различных экономических теорий и взглядов, извращающую действительную историю экономически науки в нашей стране.

В своей книге проф. Штейн пытается навязать читателю мысль об отсутствии самобытности в русской политической экономии, о её якобы компилятивном характере, изображая русских экономистов людьми бесталанными, неспособными к самостоятельной творческой деятельности. Автор утверждает, что "до XIX века предпосылок для широкого развития самостоятельной экономической мысли у нас не было", что "замечательные творения Крижанича, Посошкова и Радищева... не могли создать научной традиции" (стр. 22) и т. д. Проф. Штейн замалчивает при этом тот общеизвестный факт, что произведения Радищева, направленные против крепостничества, несмотря на преследования со стороны царского правительства, ещё в XVIII в. были широко известны в русском обществе и оказывали большое влияние на развитие освободительных идей в России. Радищев был одним из первых русских экономистов, поднявших знамя борьбы против насилия помещиков и самодержавия. "Мы гордимся тем, - писал Ленин, - что эти насилия вызывали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов"¹ .

Рассматривая историю общественной мысли в отрыве от социально-экономических условий и классовой борьбы в России, проф. Штейн искажает историческую правду. Он без сожаления вычёркивает из истории русской общественной мысли Радищева и декабристов и в то же время незаслуженно восхваляет выходца из Венгрии Балугьянского (труды которого, по мнению Штейна, имели "огромное значение в истории нашего отечества", стр. 34), немца Шторха (в котором, по заявлению автора, "иностранцы, приезжавшие в Россию в начале XIX века, видели... главу русской политической экономии", стр. 27), Шлецера и др.

Проф. Штейн всячески принижает роль русских людей в развитии экономической науки. Отмечая, что уже в 1803 году в учебных заведениях России читались лекции по политэкономии, автор пишет с иронией: "Конечно, приказать читать лекции на русском языке было легче, чем проложить дорогу самостоятельному творчеству в области экономической науки" (стр. 23). Он заявляет, что "русская общественно-экономическая мысль первых десятилетий XIX столетия поглощала и осваивала шедшие из Германии экономические идеи"

¹ Ленин. Соч., т. XVIII, стр. 81.

(стр. 26), что русские экономисты не были оригинальными мыслителями, а заимствовали идеи "главным образом у немцев" (стр. 28) и т. д.

Все эти утверждения Штейна не соответствуют действительности. Известно, что немцы в тот период сами в лучшем случае лишь перепевали чужие экономические мотивы. Маркс писал: "Немцы в период упадка буржуазной политической экономии, как и в классический её период, остались простыми учениками, поклонниками и подражателями заграницы, мелкими разносчиками продуктов крупных заграничных фирм"² . Известно также, что представители русской экономической науки домарксового периода - Мордвинов, Тургенев, Милютин и особенно революционные демократы Герцен и Чернышевский, - внимательно следили за развитием науки на Западе и резко критиковали поверхностные учения зарубежных вульгарных экономистов - Сэя, Бастиа, Рошера, Мальтуса, Милля и др., - а проф. Штейн обходит эти факты и изображает русских экономистов лишь эпигонами иностранцев, неспособными к самостоятельной творческой деятельности. Вот что он пишет об экономистах 30-х годов: "Не обладая творческими способностями французских физиократов и поэтому будучи не в силах создать теоретическую систему в том же духе, русские экономисты 30-х годов сходятся с физиократами в практической программе, отстаивающей интересы землевладения" (стр. 74).

В этом утверждении сквозит не только тенденциозность автора, его преклонение перед иностранщиной, но и его невежество в области истории и политической экономии. В самом деле, как могли русские экономисты сойтись с французскими физиократами в практической программе? Ведь физиократы защищали интересы земледельческой буржуазии, а в России 30-х годов её ещё не было.

Пытаясь доказать зависимость русской общественной мысли от иностранной, проф. Штейн даёт совершенно неправильные характеристики развития воззрений русских революционных демократов. Так, например, развитие воззрений Белинского проф. Штейн характеризует следующим образом: "Полёт самобытного творчества у Белинского сделался возможным благодаря критическому преодолению гегелевской философии с материалистических позиций. Затем, вооружившись диалектическим методом и опираясь на материалистическую почву, Белинский порвал с "филистерскими немецкими идеалами" и обратился к французским теориям народного благосостояния, т. е. к утопическому социализму" (стр. 66). Таким образом, творчество Белинского, по мнению Штейна, стало возможным лишь потому, что он, освободившись от немецкого влияния, попал под влияние французское. Спрашивается: где же самобытность творчества Белинского, где гений великого русского демократа?

Далее, характеризуя экономические взгляды А. Майкова, проф. Штейн утверждает, что своими космополитическими идеями Майков примыкал к Чернышевскому (стр. 80). Таким образом, по Штейну, выходит, что и великий революционный демократ Чернышевский не был оригинальным русским учёным, шедшим в первых рядах экономистов Европы, а являлся лишь их последователем и подражателем. Эту мысль автор ещё более определённо высказывает на стр. 210 своей книги: "У Чернышевского мы находим не менее трёх вариантов нового строя. Это - община с придачей ей домашних промыслов, производственная ассоциация в духе Фурье или Оуэна, основанная на началах взаимопомощи, и такая же ассоциация с государственной помощью, напоминающая идеи Луи Блана и особенно Фердинанда Лассаля". Так, искажая историческую действительность, проф. Штейн принижает выдающихся русских прогрессивных деятелей в области экономической теории, игнорирует национальную самобытность русской экономической науки.

В своей книге проф. Штейн протаскивает меньшевистские взгляды Плеханова на историю русской общественной мысля. Как известно, Плеханов считал источником идейного движения в России влияние идеологических течений Запада, а русских общественных деятелей - ив оригинальными мыслителями, а лишь последователями западноевропейских учёных. Штейн не только не критикует этих меньшевистских взглядов Плеханова, а, наоборот, солидаризируется с ним. На стр. 96 он пишет: "Плеханов прекрасно показал, что... отсутствие в историческом прошлом России начал завоевания, положившего на Западе основу внутренней борьбы... было причиной духовной бедности русского народа, неразвитости его духа, самого по себе бесконечно зрелого. Нужно дать толчок русской истории в западноевропейском направлении, чтобы пробудить замечательные свойства русского народа".

В своих порочных, космополитических взглядах на историю русской общественной мысли проф. Штейн смыкается с буржуазными американскими экономистами. В 1946 г. в США вышла книжка профессора Гарвардского университета И. Нормано под названием "Дух русской экономической науки"³ . Автор этого пасквиля злобно клевещет на русский народ, полностью отрицая самостоятельное значение русской общественной мысли, приписывая ей попеременно то английское, то французское, то немецкое влияние. Проф. Штейн в своих "очерках" идёт по стопам этого лакея Уолл-Стрита.

*

Игнорируя классовую природу экономических теорий и взглядов, проф. Штейн в своей книге возрождает буржуазную теорию "единого потока". Он пытается провести

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVII, стр. И.

³ См. "Вопросы истории" N 3 за 1948 г., рецензия на книгу Нормано.

прямую линию в развитии экономических идей в России от реформаторов и славянофилов до Чернышевского. К реформаторам Штейн относит представителей самых различных течений. При этом он явно преувеличивает роль реформаторов в критике крепостнической системы. Его утверждение о том, что реформаторы вели "подкоп под крепостное право" (стр. 19), не соответствует действительности.

Ещё более ошибочным является стремление Штейна установить прямую связь между воззрениями реформаторов, славянофилов и революционно-демократическим учением Чернышевского. Автор изображает славянофилов поборниками освобождения крестьян, "по-своему социалистами", борцами против самодержавия. В действительности же, как известно, славянофилы отстаивали интересы помещиков и были врагами экономического раскрепощения крестьян. Реформу 1861 г., проведённую царским правительством в интересах помещиков и ограбившую крестьян, славянофилы встретили с восторгом. В то же время известно, с какой революционной страстностью и энергией боролся Чернышевский за экономическое и политическое освобождение крестьян. Он ясно видел грабительский крепостнический характер реформы 1861 г. и называл её "мерзостью". Чернышевский вёл непримиримую борьбу против либералов всех толков. Освобождение России он видел в победоносной крестьянской революции. Ленин высоко ценил Чернышевского за революционный дух его учения, за Преданность и любовь к народу, за великое мужество в борьбе с самодержавием и Крепостничеством. А проф. Штейн пытается стереть принципиальное различие между революционным учением Чернышевского и взглядами реформаторов и славянофилов. В корне неправильным является также и то, что к числу просветителей наряду с революционными демократами Белинским и Чернышевским автор относит либеральных помещиков - Киселёва, Заблоцкого и др.

Не показав Чернышевского как глубокого и оригинального мыслителя домарксового периода, проф. Штейн искусственно сближает экономические воззрения Чернышевского с марксизмом. Вопреки высказываниям В. И. Ленина о том, что Чернышевский "не видел и не мог в 60-х годах прошлого века видеть, что только развитие капитализма и пролетариата способно создать материальные условия и общественную "силу для осуществления социализма"⁴ , проф. Штейн утверждает, что Чернышевский поднялся до понимания роли пролетариата в социалистическом переустройстве общества. По мнению Штейна, Чернышевский понимал и руководящую роль пролетариата по отношению к крестьянству и якобы хорошо представлял себе возможность некапиталистического пути развития России при условии победы пролетариата в других странах (стр. 170, 198, 203). Все эти измышления Штейна не имеют ничего общего с ленинской оценкой взглядов Чернышевского.

Проф. Штейн рассматривает развитие марксизма в России как прямое продолжение идей просветителей-демократов. Это грубейшая ошибка автора. В действительности экономическое учение Маркса является революционным переворотом в экономической науке. Его распространение в России, так же как и на Западе, обусловлено появлением на общественной арене нового класса - пролетариата. Выковывая идейное оружие рабочего класса в борьбе за его освобождение от капиталистического рабства, Маркс и Энгельс критически переработали всё лучшее, что было создано до них выдающимися теоретиками философии, политической экономии и социализма. Марксизм вырос в ожесточённой борьбе с идеологией господствующих классов буржуазного общества. Учение Маркса открыло новый период истории политической экономии, ставшей впервые наукой в собственном смысле слова.

Проф. Штейн в своей книге не подчёркивает эти качественно новые принципиальные отличия марксизма, а останавливается главным образом на том, что соединяет марксизм с предшествующими учениями, и поэтому допускает грубые методологические ошибки. Он извращает историю развития марксизма в России, утверждая, что "легальный марксизм" был "весьма важным идейным течением, сыгравшим известную роль в подготовке торжества марксизма на русской почве, несмотря на его общеизвестные грехи" (стр. 267). Проф. Штейну должно быть известно, что "легальные марксисты" Струве, Туган-Барановский и др. были идеологами либеральной буржуазии и отъявленными врагами марксизма, что в действительности победа марксизма в России была подготовлена Лениным в борьбе не только с народничеством, но и с "легальными марксистами", пытавшимися прикрыть марксистской одеждой буржуазную идеологию и приспособить рабочее движение к интересам буржуазии. Можно ли после этого говорить о "легальном марксизме" как о течении, подготовившем победу марксизма на русской почве?

Автор неправильно характеризует также роль Плеханова в развитии экономической мысли в России. Излагая взгляды Плеханова, проф. Штейн не делает никаких оговорок о его ошибках. В книге не отмечена меньшевистская позиция Плеханова в оценке движущих сил буржуазно-демократической революции в России и обойдён молчанием оппортунизм Плеханова в крестьянском вопросе. Проф. Штейн пишет, что "Плеханов представлял антитезу в отношении крестьянских писателей 70-х и 80-х годов, но он сам подготовлял и синтез. Этот синтез пришёл с Лениным и Сталиным" (стр. 307). Таким образом, по Штейну, учение Ленина - Сталина есть синтез Плеханова с народниками ("крестьянскими писателями") 70-х и 80-х годов. Это "открытие" Штейна поистине чудовищно!

⁴ Ленин, Соч., т. XV, стр. 144.

*

Порочная концепция автора особенно сильно проявляется в заключительной главе книги, посвященной ленинско-сталинскому этапу в развитии экономической науки. Рассматривая идеи в отрыве от исторической обстановки, от экономики и классовой борьбы, проф. Штейн извращает ленинско-сталинское учение. Так, о ленинской теории социалистической революция он пишет: "Возможно, что в силу неравномерности развития одна страна выдвинется вперёд, в именно здесь созреют условия для пролетарской революции" (стр. 339). Проф. Штейн игнорирует положение, высказанное И. В. Сталиным, что "социалистическая революция победит не обязательно в тех странах, Где капитализм более всего развит, а прежде всего в тех странах, где фронт капитализма слаб, где легче прорвать пролетариату этот фронт а где имеется в наличии хотя бы средний уровень развития капитализма"⁵ .

Проф. Штейн извращает ленинское учение о развитии производительных сил в эпоху империализма. На стр. 338 он заявляет: "В империалистической стадии капитализм непосредственно подходит к полному застою в даже прекращению производственной жизни". Эта формулировка, как известно, не нова. Искажая сущность противоречивых тенденций империализма, проф. Штейн тем самым возрождает давно осуждённую партией троцкистскую теорию стагнация - закупорки - производительных сил и "автоматического краха капитализма", ничего общего не имеющую с ленинизмом.

Автор допускает грубейшие ошибки в характеристике развития экономических взглядов Ленина: "В развитии теоретических экономических взглядов Ленина можно выделить три важнейших этапа. С 1893 р. по весну 1899 г Ленин вёл активнейшую теоретическую борьбу против народничества и в процессе борьбы пришёл к необходимости подробнейшего рассмотрения вопроса об общественном воспроизводстве в капиталистическом хозяйстве как теоретически, так и применительно к русским условиям. В годы, непосредственно предшествовавшие революции 1905 г., Ленин высказывался преимущественно как теоретик аграрного вопроса, наконец, в период первой мировой войны, когда ему пришлось выступить с большой резкостью против ревизионизма и шовинизма западноевропейских социал-демократических партий, Ленин в процессе этой борьбы выдвинул и развил свою теорию империализма" (стр. 316).

Нет необходимости говорить об искусственности и надуманности этой периодизации: она очевидна. Если придерживаться схемы автора, то выходит, что "на первом и втором этапах" своей деятельности Ленин не вёл борьбы против оппортунизма я ревизионизма. Лишь в период первой мировой войны Ленину "пришлось", как пишет Штейн, выступить против ревизионизма и шовинизма западноевропейских социал-демократических партии. Но ведь это же "теория", подобная той, которая была разоблачена И. В. Сталиным в 1931 г. в известном письме в редакцию журнала "Пролетарская революция" по поводу клеветнической вылазки троцкиста Слуцкого. Из рассуждений проф. Штейна получается, что до первой мировой войны Ленин не был большевиком. То же самое, как известно, доказывал и троцкист Слуцкий. Трудно представить себе более гнусную клевету на Ленина!

Характеризуя ленинско-сталинский этап в развитии общественной экономической мысли, проф. Штейн опустил учение Ленина-Сталина об общем кризисе Капитализма, о государстве, о диктатуре пролетариата, о партии, о переходном периоде от капитализма к социализму. Он не показывает исторического значения работ И. В. Сталина в развитии экономической науки, ничего не говорит об учении И. В. Сталина о социалистическом государстве, о преимуществах социалистической системы хозяйства перед капиталистической системой, о возможности построения коммунизма в условиях капиталистического окружения. Автор книги дал совершенно неудовлетворительное изложение ленинско-сталинской теории аграрного вопроса.

В настоящей статье не представляется возможным дать критику всех ошибок, имеющихся в книге проф. Штейн находится в плену буржуазной идеологии. Его книга, порочная в своей основе, не вооружает знанием истории экономической науки в России, а дезориентирует читателя.

Издательство Ленинградского государственного университета допустило большую ошибку, выпустив в свет немарксистскую книгу проф. Штейна.

⁵ И. Сталин. Соч., т. I, стр. XV.