100 лет со дня рождения Михаила Шолохова
Русская классическая проза. Книги, сборники рассказов, многотомники, полные собрания сочинений.
Исполнилось 100 лет со дня рождения Михаила Шолохова
Зарисовки из жизни Михаила Шолохова
М. А. Шолохов - нобелевский лауреат. И юбилейные торжества в стране прошли с приличествующими случаю торжественностью и респектом. В Москве заложили первый камень в основание второго в столице памятника писателю.
Но, как и можно было ожидать, в предъюбилейный год снова оживились толки относительно того, а действительно ли Шолохов написал роман "Тихий Дон"? В этот раз у сторонников "литературного импичмента" на первом месте был нравственно-политический мотив. Мог ли, говорили они, интеллектуал и гуманист по самой своей природе, создавший "Тихий Дон", выступать с погромными речами? (Пример. О писателях, неугодных власти: "Попадись эти молодчики с черной совестью в памятные 20-е годы, когда судили, не опираясь на строго разграниченные статьи Уголовного кодекса, а "руководствуясь революционным правосознанием", ох, не ту меру наказания получили бы эти оборотни!"; "Мне стыдно за тех, кто пытался и пытается взять их под защиту, чем бы эта защита ни мотивировалась". Еще пример: "Вьетнам заливают кровью американские агрессоры. В Западной Германии возрождается фашизм... А кое-кому хочется "свободы" печати для всех...". Ну, и так далее). Короче, "гений и злодейство - две вещи несовместные".
Однако это неправда. Совместные. Вон другой нобелевский лауреат Кнут Гамсун вообще был осужден судом за пособничество фашистам, заплеван и презираем соотечественниками-норвежцами. Однако мир признает его одним из величайших писателей, одним из родоначальников современной мировой литературы, обладателем уникального и неповторимого стиля, по праву вошедшим в число лучших прозаиков XX века.
Обычным читателям, не литературоведам и не криминалистам, вполне достаточно бесспорных фактов: есть отличный роман "Тихий Дон"; он неразрывно связан с именем Михаила Шолохова; был в Советском Союзе писатель Михаил Шолохов, и ныне исполнилось сто лет со дня его рождения.
Ниже мы перепечатываем из журнала "Пульс" заметки о Шолохове-человеке. Их написал Валентин Осипов, литератор, в свое время руководивший издательством "Молодая гвардия" и хорошо знавший писателя.
Шел и охал
Откуда фамилия такая на Руси завелась - Шолохов?
- И рассказчик лукаво улыбнулся.
- Очень просто: шел человек и охал! Шел и охал - вот и Шолохов... А вообще-то такое древнее имя было - Шолох.
О Сталине
- Остановили в журнале "Октябрь" очередную книгу "Тихого Дона". Испугались. Что делать? Я туда, я сюда - помощи ни от кого. Серафимович уже не редактор. Я к Горькому - передал ему рукопись. Через какое-то время звонок: "Приходи тогда-то. Сталин будет. Вот в чьих руках твоя судьба. Разговор будет за обедом". Я очень опасался, что Сталину не понравятся выведенные мною персонажи, повинные в политике расказачивания. Это ведь с расказачивания началось восстание.
Ну, пришел к Горькому... Сидим. Алексей Максимович все больше молчал, курил да жег спички над пепельницей. Кучу целую за разговор нажег... Сталин мне задал вопрос: "Почему так смягченно описан генерал Корнилов?". Я ответил, что образ и поступки Корнилова выводил без смягчения, но действительно изобразил этого человека, воспитанного на офицерском кодексе чести и храбрости. Он сбежал из плена. Он любил родину. Сталин воскликнул: "Как это - чести?! Он же против народа пошел! Лес виселиц и море крови!" Должен сказать, что эта обнаженная правда убедила меня. Я потом отредактировал рукопись.
Сталин новый вопрос задал: "Где взял факт о перегибах Донбюро РКП(б) и реввоенсовета Южфронта?" (Вот она тема расказачивания. - В. О.) Я ответил, что роман описывает произвол строго документально - по материалам архивов.
В конце встречи Сталин произнес: "Некоторым кажется, что роман доставит много удовольствия тем нашим врагам, белогвардейцам, которые эмигрировали". И спросил меня и Горького: "Что вы об этом скажете?". Горький ответил: "Они даже хорошее, положительное могут извращать, чтобы повернуть против советской власти". Я тоже ответил: "Для белогвардейцев хорошего в романе мало. Я ведь показываю полный их разгром на Дону и на Кубани...". Сталин тогда проговорил: "Согласен. Изображение хода событий в третьей книге "Тихого Дона" работает на нас, на революцию". И пообещал, что роман будет печататься".
Однако Шолохов не во всем мне доверился. Сталин, конечно же, отлично знал, что роман выписан так правдиво, что не отвечал никаким канонам соцреализма. Потому-то, несмотря на обещание, роман корежили политкупюрами и подвергали политиканской критике.
Отклоненная просьба
Как-то Шолохов вспомнил, что во время войны получил письмо: читаю мол, да все жду счастливого для Мелехова конца.
Обратился ко мне: "а разве надо было писать так, "со счастьем?".
И вспомнилось мне, как требовали и Сталин, и многие критики писать Григория, переставшим "блукать" и даже сделать членом партии.
Неисполненное задание
Шолохов поведал, что Сталин пригласил его 24 мая 1942 года, в день рождения, отужинать. Выслушал от него в тот вечер среди иного прочего следующее наставление:
- Идет война. Тяжелая. Тяжелейшая. Кто о ней после победы ярко напишет? Достойно, как в "Тихом Доне"... Храбрые люди изображены - и Мелехов, и Подтелков, и еще многие красные и белые. А таких, как Суворов и Кутузов, нет. Войны же, товарищ писатель, выигрываются именно такими великими полководцами. В день ваших именин мне хочется пожелать вам крепкого здоровья на многие годы и нового талантливого романа, в котором бы правдиво и ярко, как в "Тихом Доне", были изображены и герои-солдаты, и гениальные полководцы - участники страшной войны.
Шолохов не исполнил задания Верховного главнокомандующего. Не написал ничего о "гениальных полководцах". И унес с собой в могилу сию тайну - отчего же ни в рассказах "Наука ненависти" и "Судьба человека", ни в романе "Они сражались за Родину" нет таких полководцев. Сталин... В романе он прописан, но ответственным за довоенные репрессии против командного состава.
Поклон королю
Когда он вернулся из Швеции в звании нобелевского лауреата, я показал ему тассовский перевод заметки одного американца с заглавием "Казаки не кланялись даже царям". В ней рассказывалось, что Шолохов-де нарушил традицию-протокол и в минуту вручения премии не поклонился королю.
Он: "Есть у меня эта газета... Тут что сказать? Что касается поклонов вообще, так это точная правда. Казаки редко кланялись кому-либо..." Продолжил, но с такой усмешечкой, что подумалось - сознательно переиначил церемонию и вполне по-казачьи не поклонился королю.
- Мне протокол ни к чему было нарушать. Я ничего такого не замышлял... У меня просто, наверное, другого выхода не было. Король в росте на голову меня превосходил. Ему кланяться можно... А мне как? Мне несподручно. Мне пришлось голову подымать.
" Я не свадебный генерал..."
Звоню в Вешки из своей комсомольской "Молодой гвардии" и прошу Шолохова написать приветствие какому-то там комсомольскому деятелю.
- Не проси... Найдите других. Я не... свадебный генерал!
"Прислуживаться тошно..."
В моем блокноте записан рассказ младшей дочери, Марии Михайловны:
- Никита Сергеевич Хрущев, а потом его жена Нина Петровна все звали да звали отца к себе на дачу. Как-то слышу, что отец по телефону поблагодарил Нину Петровну за очередное приглашение. А потом, наверное, когда она продолжала настаивать, вдруг в трубку: "Я, - говорит, - вас и Никиту Сергеевича уважаю. Да знаете, есть такая поговорка: "Служить бы рад, прислуживаться тошно...".
В больнице
1984-й, 9 января. Новая встреча. И снова, увы, в больнице.
Вхожу в палату - уже вечер. Он в кресле на колесах у письменного стола: простенькая пижама, в распахе на груди виднелся треугольник белой нижней рубахи. На столе книга, газеты, склянки лекарств и две пепельницы. Давно знаю, что курит без удержу - неужто и здесь?
Ушла красота в человеке. Иссох - худ до непостижимости. Поредел вихор над высоким лбом и почти не разглядеть усов.
Но пуще всего привел в отчаяние голос. Начинал говорить хорошо, а потом все чаще с передыхом, с бульканьем, с сипением-хрипами и с изнуряющими пароксизмами скрипучего кашля. Поизголялась над ним болезнь - рак горла! А по-прежнему, смотрю, курит свою махорочно-крепкую "Житану", истинно горлодер. Не бережет себя - и начал разговор по надобности, и отвечал, хотя и через силу, но охотно, и умолкал по необходимости мысли, а не от боли.
Застал при нем его супругу, Марию Петровну, и дочерей: Светлану и Марию. В уголку весь вечер безмолвно сидела на стуле молоденькая медсестра. Почувствовал, что все готовы к самому плохому. Ощущаю это по глазам, что наполнены предупредительностью, по тщательно бесшумным движениям-хождениям, по щадяще-сдержанному за его спиной шепоту.
Поздоровались. Меня усадили рядом с его коляской. И уже через минуту-другую пошел разговор по той теме, ради которой приглашен.
- Мария Петровна, мы хотели бы просить издать собрание сочинений в Гослите - к юбилею...
Он: "Да, да... (умолк: кашель, хрипы) это... (пауза) самое... (пауза) хорошее издательство..."
Я спросил, надо ли готовить иллюстрации. Хорошо, что спросил: спор пошел. Жена и дочери - за, а он: "Не хочется...". Они настаивают - он: "Не хочу... Не надо... Не нравится...".
Вдруг - может, чтобы остудить страсти и прекратить спор: "Давайте-ка... угостите... гостя...".
Взглянул на мою лишь чуть-чуть початую рюмку: "У нас... пьют... до дна... Закусывай... Закусывай...".
Слово за слово и пошел разговор, да не по компасу, а по настроению. Он стал силиться вспоминать о каком-то рассказе Бунина. Но сип и припадок кашля не дали ничего разобрать-понять. До сих пор терзаюсь, что ушло в невозвратимое ничто прощание Шолохова со своим соотечественным собратом по Нобелевской премии - кого и чтил и укорял.
Успокоился и отчего-то сообщил, что в Ростове идет суд над крупным жульем, но вдруг такое: "Не национальность... определяет... судят разных... русские... евреи... армяне... греки...".
По какому-то поводу стал произносить: "Праздник у нас... через два дня... свадьба... шестьдесят лет... вот когда-а поженились...".
И улыбнулся, превозмогая боль. Стали гадать, как называть такую свадьбу -золотая ли, бриллиантовая ли.
- Стальная! - переиначила младшая дочь безо всяких красивостей и сразу одним этим простым словом обозначила, как прочно прожиты совместные десятилетия.
- Из нержавеющей, - без промедления уточнил он совсем уж тихим голосом, но придал ему свою уж сколько раз мною помянутую шолоховскую лукавинку.
И показалось, что всего-то этих двух слов хватило, чтобы неизлечимая хвороба пожалела его и отступила - глаза блестели: оживленные, молодые. Напоминал он мне сейчас Суворова из старого фильма - маленький, сухонький, с седым завитком на огромном лбу и озорной усмешкой.
- Как же начинали совместную жизнь? - спросил.
Он отмолчался. Мария Петровна ответила - вспомнила суровую после гражданской войны Москву, с ее голодными и холодными лишениями. Уточнила:
- Трудно приходилось, когда начинали. Иной раз на целую неделю одна селедка да несколько картошек в чугунке. Гонорары у него еще в тот год были редкие да маленькие.
Шолохов внимал, не перебивая, безотрывно глядя на нее и никого, казалось, вокруг не замечал. Глаза у него в те минуты не только слушали - они говорили.
Счастье было видеть это его, как в те мгновения уверовал, влюбленное состояние.
...Младшая дочь вышла меня проводить до лифта. Проговорила: "Брат мой, Саша - старший - тоже здесь. Рак... Тоже. Его положили в другое отделение. Разве можно им встречаться? Папа не выдержит, если узнает"...
Последний наказ творца
С утра следующего дня начал заниматься главной просьбой писателя - обсуждали в издательстве и в Комитете по печати, как побыстрее и получше приступить к подготовке собрания сочинений. Многие помогали, ибо многое надо бы заранее предусмотреть: и сколько томов, и каким тиражом, а с бумагой все еще страшно плохо, и каким должно быть предисловие, и еще, еще...
Понимали, что времени Шолохову отпущено ничтожно мало. И выпало мне прикоснуться к его творческому завещанию. Это Мария Михайловна, дочь писателя, вошла в обязанность составителя, и передала наиважный документ - отцов наказ восстановить в "Тихом Доне" в числе нескольких фамилий прежде всего Троцкого.
Это указание Шолохова - особая строка его творческой биографии. Он решил побороться за полную по своим возможностям историческую правду в теме расказачивания. Речь о том, что ни Сталин, ни последующие вожди не могли никому позволить обнародовать даже в художественном произведении, что именно партия и Власть развернули ликвидацию казачества. Троцкий в гражданскую всячески поощряет эту изуверскую кампанию - так и его не упоминать, ибо посланец Центра. Явный, казалось бы, парадокс: Троцкий давно уже лютый враг Кремлю и лично Сталину, и давно уже убит в эмиграции, но нет права Шолохову назвать его в числе виновников трагедии. Однако своя логика у партагитпропа. И вот автор решается восстановить правду. Покончил с многодесятилетним запретом. Теперь все становилось на свои места - ведь без имени Троцкого получалось, что виновники расказачивания только-то и были местные перегибщики.
Я на всякий случай счел за благо ничего не рассказать о велении Шолохова ни в ЦК, ни цензорам-главлитчикам, ни Госкомиздату. Так и прошло. Никто и предположить не мог, что в романе можно что-то отреставрировать.
Собрание сочинений вышло миллионным тиражом. Увы, автору не удалось подержать в руках это необычное издание.
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1448983592 в базе LIBRARY.BY.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций