КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА (последнее)
В САРАЕ
Русская классическая проза. Книги, сборники рассказов, многотомники, полные собрания сочинений.
Был десятый час вечера. Кучер Степан, дворник Михайло, кучеров внук
Алешка, приехавший погостить к деду из деревни, и Никандр,
семидесятилетний старик, приходивший каждый вечер во двор продавать
селедки, сидели вокруг фонаря в большом каретном сарае и играли в короли.
В открытую настежь дверь виден был весь двор, большой дом, где жили
господа, видны были ворота, погреба, дворницкая. Всё было покрыто ночными
потемками, и только четыре окна одного из флигелей, занятых жильцами, были
ярко освещены. Тени колясок и саней с приподнятыми вверх оглоблями
тянулись от стен к дверям, перекрещивались с тенями, падавшими от фонаря и
игроков, дрожали... За тонкой перегородкой, отделявшей сарай от конюшни,
были лошади. Пахло сеном, да от старого Никандра шел неприятный селедочный
запах.
В короли вышел дворник; он принял позу, какая, по его мнению,
подобает королю, и громко высморкался в красный клетчатый платок.
- Теперь, кому хочу, тому голову срублю, - сказал он.
Алешка, мальчик лет восьми, с белобрысой, давно не стриженной
головой, у которого до короля не хватало только двух взяток, сердито и с
завистью поглядел на дворника. Он надулся и нахмурился.
- Я, дед, под тебя буду ходить, - сказал он, задумываясь над
картами. - Я знаю, у тебя дамка бубней.
- Ну, ну, дурачок, будет тебе думать! Ходи!
Алешка несмело пошел с бубнового валета. В это время со двора
послышался звонок.
- А, чтоб тебя... - проворчал дворник, поднимаясь. - Иди, король,
ворота отворять.
Когда он немного погодя вернулся, Алешка был уже принцем,
селедочник - солдатом, а кучер - мужиком.
- Дело выходит дрянь, - сказал дворник, опять усаживаясь за карты. -
Сейчас докторов выпустил. Не вытащили.
- Где им! Почитай, только мозги расковыряли, ежели пуля в голову
попала, то уж какие там доктора...
- Без памяти лежит, - продолжал дворник. - Должно, помрет. Алешка, не
подглядывай в карты, псенок, а то за ухи! Да, доктора со двора, а отец с
матерью во двор... Только что приехали. Вою этого, плачу - не приведи бог!
Сказывают, один сын... Горе!
Все, кроме Алешки, погруженного в игру, оглянулись на ярко освещенные
окна флигеля.
- Завтра велено в участок, - сказал дворник. - Допрос будет... А я
что знаю? Нешто я видел? Зовет меня нынче утром, подает письмо и говорит:
"Опусти, говорит, в почтовый ящик". А у самого глаза заплаканы. Жены и
детей дома не было, гулять пошли... Пока, значит, я ходил с письмом, он и
выпалил из левольвера себе в висок. Прихожу, а уж его кухарка на весь двор
голосит.
- Великий грех, - проговорил сиплым голосом селедочник и покрутил
головой. - Великий грех!
- От большой науки, - сказал дворник, подбирая взятку. - Ум за разум
зашел. Бывало, по ночам сидит и всё бумаги пишет... Ходи, мужик!.. А
хороший был барин. Из себя белый, чернявый, высокий!.. Порядочный был
жилец.
- Будто всему тут причина женский пол, - сказал кучер, хлопая
козырной девяткой по бубновому королю. - Будто чужую жену полюбил, а своя
опостылела. Бывает.
- Король бунтуется! - сказал дворник.
В это время со двора опять послышался звонок. Взбунтовавшийся король
досадливо сплюнул и вышел. В окнах флигеля замелькали тени, похожие на
танцующие пары. Раздались во дворе встревоженные голоса, торопливые шаги.
- Должно, опять доктора пришли, - сказал кучер. - Забегается наш
Михайло...
Странный воющий голос прозвучал на мгновение в воздухе. Алешка
испуганно поглядел на своего деда, кучера, потом на окна и сказал:
- Вчерась около ворот он меня по голове погладил. Ты, говорит,
мальчик, из какого уезда? Дед, кто это выл сейчас?
Дед ничего не ответил и поправил огонь в фонаре.
- Пропал человек, - сказал он немного погодя и зевнул. - И он пропал,
и детки его пропали. Теперь детям на всю жизнь срам.
Дворник вернулся и сел около фонаря.
- Помер! - сказал он. - Послали за старухами в богадельню.
- Царство небесное, вечный покой! - прошептал кучер и перекрестился.
Глядя на него, Алешка тоже перекрестился.
- Нельзя таких поминать, - сказал селедочник.
- Отчего?
- Грех.
- Это верно, - согласился дворник. - Теперь его душа прямо в ад, к
нечистому...
- Грех, - повторил селедочник. - Таких ни хоронить, ни отпевать, а
всё равно как падаль, без всякого внимания.
Старик надел картуз и встал.
- У нашей барыни-генеральши тоже вот, - сказал он, надвигая глубже
картуз, - мы еще тогда крепостными были, меньшой сын тоже вот так от
большого ума из пистолета себе в рот выпалил. По закону выходит, надо
хоронить таких без попов, без панихиды, за кладбищем, а барыня, значит,
чтоб сраму от людей не было, подмазала полицейских и докторов, и такую
бумагу ей дали, будто сын в горячке это самое, в беспамятстве. За деньги
всё можно. Похоронили его, значит, с попами, честь честью, музыка играла,
и положили под церковью, потому покойный генерал эту церковь на свои
деньги выстроил, и вся его там родня похоронена. Только вот это, братцы,
проходит месяц, проходит другой, и ничего. На третий месяц докладывают
генеральше, из церкви этой самой сторожа пришли. Что надо? Привели их к
ней; они ей в ноги. "Не можем, говорят, ваше превосходительство,
служить... Ищите других сторожей, а нас, сделайте милость, увольте". -
Почему такое? - "Нет, говорят, никакой возможности. Ваш сынок всю ночь под
церковью воет".
Алешка вздрогнул и припал лицом к спине кучера, чтобы не видеть окон.
- Генеральша сначала слушать не хотела, - продолжал старик. - Всё
это, говорит, у вас, у простонародья от мнения. Мертвый человек не может
выть. Спустя время сторожа опять к ней, а с ними и дьячок. Значит, и
дьячок слышал, как тот воет. Видит генеральша, дело плохо, заперлась со
сторожами у себя в спальне и говорит: "Вот вам, друзья, 25 рублей,
говорит, а за это вы ночью потихоньку, чтоб никто не видел и не сдыхал,
выройте моего несчастного сына и закопайте его, говорит, за кладбищем". И,
должно, по стаканчику им поднесла... Сторожа так и сделали. Плита-то с
надписом под церковью и посейчас, а он-то сам, генеральский сын, за
кладбищем... Ох, господи, прости нас, грешных! - вздохнул селедочник. - В
году только один день, когда за таких молиться можно: Троицына суббота...
Нищим за них подавать нельзя, грех, а можно за упокой души птиц кормить.
Генеральша каждые три дня на перекресток выходила и птиц кормила. Раз на
перекрестке, откуда ни возьмись, черная собака; подскочила к хлебу и была
такова... Известно, какая это собака. Генеральша потом дней пять, как
полоумная, не пила, не ела... Вдруг это упадет в саду на колени и молится,
молится... Ну, прощайте, братцы, дай вам бог, царица небесная. Пойдем,
Михайлушка, отворишь мне ворота.
Селедочник и дворник вышли. Кучер и Алешка тоже вышли, чтобы не
оставаться в сарае.
- Жил человек и помер! - сказал кучер, глядя на окна, в которых всё
еще мелькали тени. - Сегодня утром тут по двору ходил, а теперь мертвый
лежит.
- Придет время и мы помрем, - сказал дворник, уходя с селедочником, и
их обоих уже не было видно в потемках.
Кучер, а за ним Алешка несмело подошли к освещенным окнам. Очень
бледная дама, с большими заплаканными глазами, и седой, благообразный
мужчина сдвигали среди комнаты два ломберных стола, вероятно, затем, чтобы
положить на них покойника, и на зеленом сукне столов видны были еще цифры,
написанные мелом. Кухарка, которая утром бегала по двору и голосила,
теперь стояла на стуле и, вытягиваясь, старалась закрыть простынею
зеркало.
- Дед, что они делают? - спросил шёпотом Алешка.
- Сейчас его на столы класть будут, - ответил дед. - Пойдем, детка,
пора спать.
Кучер и Алешка вернулись в сарай. Помолились богу, разулись. Степан
лег в углу на полу, Алешка в санях. Сарайные двери были уже закрыты,
сильно воняло гарью от потушенного фонаря. Немного погодя Алешка поднял
голову и поглядел вокруг себя; сквозь щели дверей виден был свет всё от
тех же четырех окон.
- Дед, мне страшно! - сказал он.
- Ну, спи, спи...
- Тебе говорю, страшно!
- Что тебе страшно? Экой баловник!
Помолчали.
Алешка вдруг выскочил из саней и, громко заплакав, подбежал к деду.
- Что ты? Чего тебе? - испугался кучер, тоже поднимаясь.
- Воет!
- Кто воет?
- Страшно, дед... Слышь?
Кучер прислушался.
- Это плачут, - сказал он. - Ну поди, дурачок. Им жалко, ну и плачут.
- Я в деревню хочу... - продолжал внук, всхлипывая и дрожа всем
телом. - Дед, поедем в деревню к мамке; поедем, дед, милый, бог тебе за
это пошлет царство небесное...
- Экой дурак, а! Ну, молчи, молчи... Молчи, я фонарь засвечу...
Дурак!
Кучер нащупал спички и зажег фонарь. Но свет не успокоил Алешку.
- Дед Степан, поедем в деревню! - просил он, плача. - Мне тут
страшно... и-и, как страшно! И зачем ты, окаянный, меня из деревни
выписал?
- Кто это окаянный? А нешто можно законному деду такие
неосновательные слова? Выпорю!
- Выпори, дед, выпори, как Сидорову козу, а только свези меня к
мамке, сделай божескую милость...
- Ну, ну, внучек, ну! - зашептал ласково кучер. - Ничего, не бойся...
Мне и самому страшно... Ты богу молись!
Скрипнула дверь, и показалась голова дворника.
- Не спишь, Степан? - спросил он. - А мне всю ночь не спать, - сказал
он, входя. - Всю ночь отворяй ворота да запирай... Ты, Алешка, что
плачешь?
- Страшно, - ответил за внука кучер.
Опять в воздухе ненадолго пронесся воющий голос. Дворник сказал:
- Плачут. Мать глазам не верит... Страсть как убивается.
- И отец тут?
- И отец... Отец ничего. Сидит в уголушке и молчит. Детей к родным
унесли... Что ж, Степан? В своего козыря сыграем, что ли?
- Давай, - согласился кучер, почесываясь. - А ты, Алешка, ступай спи.
Женить пора, а ревешь, подлец. Ну, ступай, внучек, иди...
Присутствие дворника успокоило Алешку; он несмело пошел к саням и
лег. И пока он засыпал, ему слышался полушёпот:
- Бью и наваливаю... - говорил дед.
- Бью и наваливаю... - повторял дворник.
Во дворе позвонили, дверь скрипнула и тоже, казалось, проговорила:
"Бью и наваливаю". Когда Алешка увидел во сне барина и, испугавшись его
глаз, вскочил и заплакал, было уже утро, дед храпел и сарай не казался
страшным.
Алешка, приехавший погостить к деду из деревни, и Никандр,
семидесятилетний старик, приходивший каждый вечер во двор продавать
селедки, сидели вокруг фонаря в большом каретном сарае и играли в короли.
В открытую настежь дверь виден был весь двор, большой дом, где жили
господа, видны были ворота, погреба, дворницкая. Всё было покрыто ночными
потемками, и только четыре окна одного из флигелей, занятых жильцами, были
ярко освещены. Тени колясок и саней с приподнятыми вверх оглоблями
тянулись от стен к дверям, перекрещивались с тенями, падавшими от фонаря и
игроков, дрожали... За тонкой перегородкой, отделявшей сарай от конюшни,
были лошади. Пахло сеном, да от старого Никандра шел неприятный селедочный
запах.
В короли вышел дворник; он принял позу, какая, по его мнению,
подобает королю, и громко высморкался в красный клетчатый платок.
- Теперь, кому хочу, тому голову срублю, - сказал он.
Алешка, мальчик лет восьми, с белобрысой, давно не стриженной
головой, у которого до короля не хватало только двух взяток, сердито и с
завистью поглядел на дворника. Он надулся и нахмурился.
- Я, дед, под тебя буду ходить, - сказал он, задумываясь над
картами. - Я знаю, у тебя дамка бубней.
- Ну, ну, дурачок, будет тебе думать! Ходи!
Алешка несмело пошел с бубнового валета. В это время со двора
послышался звонок.
- А, чтоб тебя... - проворчал дворник, поднимаясь. - Иди, король,
ворота отворять.
Когда он немного погодя вернулся, Алешка был уже принцем,
селедочник - солдатом, а кучер - мужиком.
- Дело выходит дрянь, - сказал дворник, опять усаживаясь за карты. -
Сейчас докторов выпустил. Не вытащили.
- Где им! Почитай, только мозги расковыряли, ежели пуля в голову
попала, то уж какие там доктора...
- Без памяти лежит, - продолжал дворник. - Должно, помрет. Алешка, не
подглядывай в карты, псенок, а то за ухи! Да, доктора со двора, а отец с
матерью во двор... Только что приехали. Вою этого, плачу - не приведи бог!
Сказывают, один сын... Горе!
Все, кроме Алешки, погруженного в игру, оглянулись на ярко освещенные
окна флигеля.
- Завтра велено в участок, - сказал дворник. - Допрос будет... А я
что знаю? Нешто я видел? Зовет меня нынче утром, подает письмо и говорит:
"Опусти, говорит, в почтовый ящик". А у самого глаза заплаканы. Жены и
детей дома не было, гулять пошли... Пока, значит, я ходил с письмом, он и
выпалил из левольвера себе в висок. Прихожу, а уж его кухарка на весь двор
голосит.
- Великий грех, - проговорил сиплым голосом селедочник и покрутил
головой. - Великий грех!
- От большой науки, - сказал дворник, подбирая взятку. - Ум за разум
зашел. Бывало, по ночам сидит и всё бумаги пишет... Ходи, мужик!.. А
хороший был барин. Из себя белый, чернявый, высокий!.. Порядочный был
жилец.
- Будто всему тут причина женский пол, - сказал кучер, хлопая
козырной девяткой по бубновому королю. - Будто чужую жену полюбил, а своя
опостылела. Бывает.
- Король бунтуется! - сказал дворник.
В это время со двора опять послышался звонок. Взбунтовавшийся король
досадливо сплюнул и вышел. В окнах флигеля замелькали тени, похожие на
танцующие пары. Раздались во дворе встревоженные голоса, торопливые шаги.
- Должно, опять доктора пришли, - сказал кучер. - Забегается наш
Михайло...
Странный воющий голос прозвучал на мгновение в воздухе. Алешка
испуганно поглядел на своего деда, кучера, потом на окна и сказал:
- Вчерась около ворот он меня по голове погладил. Ты, говорит,
мальчик, из какого уезда? Дед, кто это выл сейчас?
Дед ничего не ответил и поправил огонь в фонаре.
- Пропал человек, - сказал он немного погодя и зевнул. - И он пропал,
и детки его пропали. Теперь детям на всю жизнь срам.
Дворник вернулся и сел около фонаря.
- Помер! - сказал он. - Послали за старухами в богадельню.
- Царство небесное, вечный покой! - прошептал кучер и перекрестился.
Глядя на него, Алешка тоже перекрестился.
- Нельзя таких поминать, - сказал селедочник.
- Отчего?
- Грех.
- Это верно, - согласился дворник. - Теперь его душа прямо в ад, к
нечистому...
- Грех, - повторил селедочник. - Таких ни хоронить, ни отпевать, а
всё равно как падаль, без всякого внимания.
Старик надел картуз и встал.
- У нашей барыни-генеральши тоже вот, - сказал он, надвигая глубже
картуз, - мы еще тогда крепостными были, меньшой сын тоже вот так от
большого ума из пистолета себе в рот выпалил. По закону выходит, надо
хоронить таких без попов, без панихиды, за кладбищем, а барыня, значит,
чтоб сраму от людей не было, подмазала полицейских и докторов, и такую
бумагу ей дали, будто сын в горячке это самое, в беспамятстве. За деньги
всё можно. Похоронили его, значит, с попами, честь честью, музыка играла,
и положили под церковью, потому покойный генерал эту церковь на свои
деньги выстроил, и вся его там родня похоронена. Только вот это, братцы,
проходит месяц, проходит другой, и ничего. На третий месяц докладывают
генеральше, из церкви этой самой сторожа пришли. Что надо? Привели их к
ней; они ей в ноги. "Не можем, говорят, ваше превосходительство,
служить... Ищите других сторожей, а нас, сделайте милость, увольте". -
Почему такое? - "Нет, говорят, никакой возможности. Ваш сынок всю ночь под
церковью воет".
Алешка вздрогнул и припал лицом к спине кучера, чтобы не видеть окон.
- Генеральша сначала слушать не хотела, - продолжал старик. - Всё
это, говорит, у вас, у простонародья от мнения. Мертвый человек не может
выть. Спустя время сторожа опять к ней, а с ними и дьячок. Значит, и
дьячок слышал, как тот воет. Видит генеральша, дело плохо, заперлась со
сторожами у себя в спальне и говорит: "Вот вам, друзья, 25 рублей,
говорит, а за это вы ночью потихоньку, чтоб никто не видел и не сдыхал,
выройте моего несчастного сына и закопайте его, говорит, за кладбищем". И,
должно, по стаканчику им поднесла... Сторожа так и сделали. Плита-то с
надписом под церковью и посейчас, а он-то сам, генеральский сын, за
кладбищем... Ох, господи, прости нас, грешных! - вздохнул селедочник. - В
году только один день, когда за таких молиться можно: Троицына суббота...
Нищим за них подавать нельзя, грех, а можно за упокой души птиц кормить.
Генеральша каждые три дня на перекресток выходила и птиц кормила. Раз на
перекрестке, откуда ни возьмись, черная собака; подскочила к хлебу и была
такова... Известно, какая это собака. Генеральша потом дней пять, как
полоумная, не пила, не ела... Вдруг это упадет в саду на колени и молится,
молится... Ну, прощайте, братцы, дай вам бог, царица небесная. Пойдем,
Михайлушка, отворишь мне ворота.
Селедочник и дворник вышли. Кучер и Алешка тоже вышли, чтобы не
оставаться в сарае.
- Жил человек и помер! - сказал кучер, глядя на окна, в которых всё
еще мелькали тени. - Сегодня утром тут по двору ходил, а теперь мертвый
лежит.
- Придет время и мы помрем, - сказал дворник, уходя с селедочником, и
их обоих уже не было видно в потемках.
Кучер, а за ним Алешка несмело подошли к освещенным окнам. Очень
бледная дама, с большими заплаканными глазами, и седой, благообразный
мужчина сдвигали среди комнаты два ломберных стола, вероятно, затем, чтобы
положить на них покойника, и на зеленом сукне столов видны были еще цифры,
написанные мелом. Кухарка, которая утром бегала по двору и голосила,
теперь стояла на стуле и, вытягиваясь, старалась закрыть простынею
зеркало.
- Дед, что они делают? - спросил шёпотом Алешка.
- Сейчас его на столы класть будут, - ответил дед. - Пойдем, детка,
пора спать.
Кучер и Алешка вернулись в сарай. Помолились богу, разулись. Степан
лег в углу на полу, Алешка в санях. Сарайные двери были уже закрыты,
сильно воняло гарью от потушенного фонаря. Немного погодя Алешка поднял
голову и поглядел вокруг себя; сквозь щели дверей виден был свет всё от
тех же четырех окон.
- Дед, мне страшно! - сказал он.
- Ну, спи, спи...
- Тебе говорю, страшно!
- Что тебе страшно? Экой баловник!
Помолчали.
Алешка вдруг выскочил из саней и, громко заплакав, подбежал к деду.
- Что ты? Чего тебе? - испугался кучер, тоже поднимаясь.
- Воет!
- Кто воет?
- Страшно, дед... Слышь?
Кучер прислушался.
- Это плачут, - сказал он. - Ну поди, дурачок. Им жалко, ну и плачут.
- Я в деревню хочу... - продолжал внук, всхлипывая и дрожа всем
телом. - Дед, поедем в деревню к мамке; поедем, дед, милый, бог тебе за
это пошлет царство небесное...
- Экой дурак, а! Ну, молчи, молчи... Молчи, я фонарь засвечу...
Дурак!
Кучер нащупал спички и зажег фонарь. Но свет не успокоил Алешку.
- Дед Степан, поедем в деревню! - просил он, плача. - Мне тут
страшно... и-и, как страшно! И зачем ты, окаянный, меня из деревни
выписал?
- Кто это окаянный? А нешто можно законному деду такие
неосновательные слова? Выпорю!
- Выпори, дед, выпори, как Сидорову козу, а только свези меня к
мамке, сделай божескую милость...
- Ну, ну, внучек, ну! - зашептал ласково кучер. - Ничего, не бойся...
Мне и самому страшно... Ты богу молись!
Скрипнула дверь, и показалась голова дворника.
- Не спишь, Степан? - спросил он. - А мне всю ночь не спать, - сказал
он, входя. - Всю ночь отворяй ворота да запирай... Ты, Алешка, что
плачешь?
- Страшно, - ответил за внука кучер.
Опять в воздухе ненадолго пронесся воющий голос. Дворник сказал:
- Плачут. Мать глазам не верит... Страсть как убивается.
- И отец тут?
- И отец... Отец ничего. Сидит в уголушке и молчит. Детей к родным
унесли... Что ж, Степан? В своего козыря сыграем, что ли?
- Давай, - согласился кучер, почесываясь. - А ты, Алешка, ступай спи.
Женить пора, а ревешь, подлец. Ну, ступай, внучек, иди...
Присутствие дворника успокоило Алешку; он несмело пошел к саням и
лег. И пока он засыпал, ему слышался полушёпот:
- Бью и наваливаю... - говорил дед.
- Бью и наваливаю... - повторял дворник.
Во дворе позвонили, дверь скрипнула и тоже, казалось, проговорила:
"Бью и наваливаю". Когда Алешка увидел во сне барина и, испугавшись его
глаз, вскочил и заплакал, было уже утро, дед храпел и сарай не казался
страшным.
Опубликовано 30 ноября 2009 года
Новые статьи на library.by:
КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА:
Комментируем публикацию: В САРАЕ
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1259587607 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций