ДРАМА

Русская классическая проза. Книги, сборники рассказов, многотомники, полные собрания сочинений.

NEW КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА


КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА: новые материалы (2024)

Меню для авторов

КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ДРАМА. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2009-11-30

- Павел Васильич, там какая-то дама пришла, вас спрашивает, - доложил
Лука. - Уж целый час дожидается...
Павел Васильевич только что позавтракал. Услыхав о даме, он
поморщился и сказал:
- Ну ее к чёрту! Скажи, что я занят.
- Она, Павел Васильич, уже пять раз приходила. Говорит, что очень
нужно вас видеть... Чуть не плачет.
- Гм... Ну, ладно, проси ее в кабинет.
Павел Васильевич не спеша надел сюртук, взял в одну руку перо, в
другую - книгу и, делая вид, что он очень занят, пошел в кабинет. Там уже
ждала его гостья - большая полная дама с красным, мясистым лицом и в
очках, на вид весьма почтенная и одетая больше чем прилично (на ней был
турнюр с четырьмя перехватами и высокая шляпка с рыжей птицей). Увидев
хозяина, она закатила под лоб глаза и сложила молитвенно руки.
- Вы, конечно, не помните меня, - начала она высоким мужским тенором,
заметно волнуясь. - Я... я имела удовольствие познакомиться с вами у
Хруцких... Я - Мурашкина...
- А-а-а... мм... Садитесь! Чем могу быть полезен?
- Видите ли, я... я... - продолжала дама, садясь и еще более
волнуясь. - Вы меня не помните... Я - Мурашкина... Видите ли, я большая
поклонница вашего таланта и всегда с наслаждением читаю ваши статьи... Не
подумайте, что я льщу, - избави бог, - я воздаю только должное... Всегда,
всегда вас читаю! Отчасти я сама не чужда авторства, то есть, конечно... я
не смею называть себя писательницей, но... все-таки и моя капля меда есть
в улье... Я напечатала разновременно три детских рассказа, - вы не читали,
конечно... много переводила и... и мой покойный брат работал в "Деле".
- Так-с... э-э-э... Чем могу быть полезен?
- Видите ли... (Мурашкина потупила глаза и зарумянилась.) Я знаю ваш
талант... ваши взгляды, Павел Васильевич, и мне хотелось бы узнать ваше
мнение, или, вернее... попросить совета. Я, надо вам сказать, pardon pour
l'expression*, разрешилась от бремени драмой, и мне, прежде чем посылать
ее в цензуру, хотелось бы узнать ваше мнение.
_______________
* извините за выражение (франц.).

Мурашкина нервно, с выражением пойманной птицы, порылась у себя в
платье и вытащила большую жирную тетрадищу.
Павел Васильевич любил только свои статьи, чужие же, которые ему
предстояло прочесть или прослушать, производили на него всегда впечатление
пушечного жерла, направленного ему прямо в физиономию. Увидев тетрадь, он
испугался и поспешил сказать:
- Хорошо, оставьте... я прочту.
- Павел Васильевич! - сказала томно Мурашкина, поднимаясь и складывая
молитвенно руки. - Я знаю, вы заняты... вам каждая минута дорога, и я
знаю, вы сейчас в душе посылаете меня к чёрту, но... будьте добры,
позвольте мне прочесть вам мою драму сейчас... Будьте милы!
- Я очень рад... - замялся Павел Васильевич, - но, сударыня, я... я
занят... Мне... мне сейчас ехать нужно.
- Павел Васильевич! - простонала барыня, и глаза ее наполнились
слезами. - Я жертвы прошу! Я нахальна, я назойлива, но будьте великодушны!
Завтра я уезжаю в Казань, и мне сегодня хотелось бы знать ваше мнение.
Подарите мне полчаса вашего внимания... только полчаса! Умоляю вас!
Павел Васильевич был в душе тряпкой и не умел отказывать. Когда ему
стало казаться, что барыня собирается зарыдать и стать на колени, он
сконфузился и забормотал растерянно:
- Хорошо-с, извольте... я послушаю... Полчаса я готов.
Мурашкина радостно вскрикнула, сняла шляпку и, усевшись, начала
читать. Сначала она прочла о том, как лакей и горничная, убирая роскошную
гостиную, длинно говорили о барышне Анне Сергеевне, которая построила в
селе школу и больницу. Горничная, когда лакей вышел, произнесла монолог о
том, что ученье - свет, а неученье - тьма; потом Мурашкина вернула лакея в
гостиную и заставила его сказать длинный монолог о барине-генерале,
который не терпит убеждений дочери, собирается выдать ее за богатого
камер-юнкера и находит, что спасение народа заключается в круглом
невежестве. Затем, когда прислуга вышла, явилась сама барышня и заявила
зрителю, что она не спала всю ночь и думала о Валентине Ивановиче, сыне
бедного учителя, безвозмездно помогающем своему больному отцу. Валентин
прошел все науки, но не верует ни в дружбу, ни в любовь, не знает цели в
жизни и жаждет смерти, а потому ей, барышне, нужно спасти его.
Павел Васильевич слушал и с тоской вспоминал о своем диване. Он
злобно оглядывал Мурашкину, чувствовал, как по его барабанным перепонкам
стучал ее мужской тенор, ничего не понимал и думал:
"Чёрт тебя принес... Очень мне нужно слушать твою чепуху!.. Ну, чем я
виноват, что ты драму написала? Господи, а какая тетрадь толстая! Вот
наказание!"
Павел Васильевич взглянул на простенок, где висел портрет его жены, и
вспомнил, что жена приказала ему купить и привезти на дачу пять аршин
тесьмы, фунт сыру и зубного порошку.
"Как бы мне не потерять образчик тесьмы, - думал он. - Куда я его
сунул? Кажется, в синем пиджаке... А подлые мухи успели-таки засыпать
многоточиями женин портрет. Надо будет приказать Ольге помыть стекло...
Читает XII явление, значит, скоро конец первого действия. Неужели в такую
жару, да еще при такой корпуленции, как у этой туши, возможно вдохновение?
Чем драмы писать, ела бы лучше холодную окрошку да спала бы в погребе..."
- Вы не находите, что этот монолог несколько длинен? - спросила вдруг
Мурашкина, поднимая глаза.
Павел Васильевич не слышал монолога. Он сконфузился и сказал таким
виноватым тоном, как будто не барыня, а он сам написал этот монолог:
- Нет, нет, нисколько... Очень мило...
Мурашкина просияла от счастья и продолжала читать:
- "Анна. Вас заел анализ. Вы слишком рано перестали жить сердцем и
доверились уму. - Валентин. Что такое сердце? Это понятие анатомическое.
Как условный термин того, что называется чувствами, я не признаю его. -
Анна (смутившись). А любовь? Неужели и она есть продукт ассоциации идей?
Скажите откровенно: вы любили когда-нибудь? - Валентин (с горечью). Не
будем трогать старых, еще не заживших ран (пауза). О чем вы задумались? -
Анна. Мне кажется, что вы несчастливы".
Во время XVI явления Павел Васильевич зевнул и нечаянно издал зубами
звук, какой издают собаки, когда ловят мух. Он испугался этого
неприличного звука и, чтобы замаскировать его, придал своему лицу
выражение умилительного внимания.
"XVII явление... Когда же конец? - думал он. - О, боже мой! Если эта
мука продолжится еще десять минут, то я крикну караул... Невыносимо!"
Но вот наконец барыня стала читать быстрее и громче, возвысила голос
и прочла: "Занавес".
Павел Васильевич легко вздохнул и собрался подняться, но тотчас же
Мурашкина перевернула страницу и продолжала читать:
- "Действие второе. Сцена представляет сельскую улицу. Направо школа,
налево больница. На ступенях последней сидят поселяне и поселянки".
- Виноват... - перебил Павел Васильевич. - Сколько всех действий?
- Пять, - ответила Мурашкина и тотчас же, словно боясь, чтобы
слушатель не ушел, быстро продолжала: "Из окна школы глядит Валентин.
Видно, как в глубине сцены поселяне носят свои пожитки в кабак".
Как приговоренный к казни и уверенный в невозможности помилования,
Павел Васильевич уж не ждал конца, ни на что не надеялся, а только
старался, чтобы его глаза не слипались и чтобы с лица не сходило выражение
внимания... Будущее, когда барыня кончит драму и уйдет, казалось ему таким
отдаленным, что он и не думал о нем.
- Тру-ту-ту-ту... - звучал в его ушах голос Мурашкиной. -
Тру-ту-ту... Жжжж...
"Забыл я соды принять, - думал он. - О чем, бишь, я? Да, о соде... У
меня, по всей вероятности, катар желудка... Удивительно: Смирновский целый
день глушит водку, и у него до сих пор нет катара... На окно какая-то
птичка села... Воробей..."
Павел Васильевич сделал усилие, чтобы разомкнуть напряженные,
слипающиеся веки, зевнул, не раскрывая рта, и поглядел на Мурашкину. Та
затуманилась, закачалась в его глазах, стала трехголовой и уперлась
головой в потолок...
- "Валентин. Нет, позвольте мне уехать... - Анна (испуганно).
Зачем? - Валентин (в сторону). Она побледнела! (Ей). Не заставляйте меня
объяснять причин. Скорее я умру, но вы не узнаете этих причин. - Анна
(после паузы). Вы не можете уехать..."
Мурашкина стала пухнуть, распухла в громадину и слилась с серым
воздухом кабинета; виден был только один ее двигающийся рот; потом она
вдруг стала маленькой, как бутылка, закачалась и вместе со столом ушла в
глубину комнаты...
- "Валентин (держа Анну в объятиях). Ты воскресила меня, указала цель
жизни! Ты обновила меня, как весенний дождь обновляет пробужденную землю!
Но... поздно, поздно! Грудь мою точит неизлечимый недуг..."
Павел Васильевич вздрогнул и уставился посоловелыми, мутными глазами
на Мурашкину; минуту глядел он неподвижно, как будто ничего не понимая...
- "Явление XI. Те же, барон и становой с понятыми... Валентин. Берите
меня! - Анна. Я его! Берите и меня! Да, берите и меня! Я люблю его, люблю
больше жизни! - Барон. Анна Сергеевна, вы забываете, что губите этим
своего отца..."
Мурашкина опять стала пухнуть... Дико осматриваясь, Павел Васильевич
приподнялся, вскрикнул грудным, неестественным голосом, схватил со стола
тяжелое пресс-папье и, не помня себя, со всего размаха ударил им по голове
Мурашкиной...
- Вяжите меня, я убил ее! - сказал он через минуту вбежавшей
прислуге.
Присяжные оправдали его.



Новые статьи на library.by:
КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА:
Комментируем публикацию: ДРАМА

© Чехов Антон Павлович ()

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.