КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА (последнее)
НЫТЬЕ
Русская классическая проза. Книги, сборники рассказов, многотомники, полные собрания сочинений.
(ПИСЬМО ИЗДАЛЕКА)
Милый друг! Сейчас только кончил с уборкой своей комнаты. Утомлен до
мозга костей, рука плохо пишет и, тем не менее, сажусь за стол и спешу
полакомить себя беседой с таким хорошим человеком, как вы. Вчера я
переехал на житье в другую деревню, поближе к Красноярску, но адрес
остается пока прежний. Изба у меня теперь просторная и сравнительно
светлая, по 3 рубля в месяц с самоваром. Только во время топки бывает
чадно, и ночью я чувствовал легкую тяжесть в голове. Хозяйка моя
старая-престарая старушенция, глуха, глуповата и, по всем видимостям,
староверка: по крайней мере, когда я курю, она чихает и не хочет со мной
говорить. Житье мое по-прежнему хмурое, сонное и однотонное. День идет за
днем, ночь за ночью. Впрочем, уже не так скучно, как было раньше. Я привык
рано ложиться, учусь рисовать и выпиливаю всякие безделушки. Изредка
попадаются газеты, которые я прочитываю с жадностью, не пропуская даже
объявлений. Пробовал было от скуки написать свою "Исповедь", но получилась
какая-то чепуха. Директор банка, прокурор и присяжные вышли у меня
какими-то зверями, защитник - абрикосовской тянучкой, а сам я - барашком.
Описание предварительного заключения вышло слезливо и натянуто... И к тому
же, душа моя, описывать любовь, подчеркивать то обстоятельство, что
растратил деньги не я, а любимая женщина, - это так пошло! Вы в последнем
письме защищаете меня, но, странный вы человек, ведь не она была
бухгалтером, а я! Впрочем, не будем говорить об этом...
Третьего дня получил от сестры Нади лукутинский портсигар и дюжину
носков. Одновременно с посылкой пришло от нее письмо, в котором бедная
девочка на четырех страницах беспокоится о моем здоровье. Успокойте ее,
дружище. Скажите, что я жив и здрав, как бык. Уверяю и вас, что я здоров.
Говоря, что я не чахну и не кашляю, я, честное слово, нисколько не
утрирую. Впрочем, в последнее время в моем организме проделываются
какие-то непонятные странности, - но серьезные и, вероятно, нервного
характера. Я не придаю им значения, но возиться с ними все-таки
приходится. Со мною делается что-то вроде припадков. От них я не худею, но
штука все-таки неприятная... Спросите-ка вы какого-нибудь московского
доктора, чем мне от них избавиться? Описать вам свою болезнь в общих
чертах едва ли сумею, но вот вам история и картина моего последнего
припадка. Неделю тому назад, в ночь под среду, я вдруг проснулся от
страшной зубной боли. Вы знаете, я всегда страдал зубами, но на этот раз
мои зубы особенно отличились. Проснувшись, я едва очнулся от невыносимой
боли... Стреляло во всю щеку и отдавало даже в руку. Я бегал, прыгал,
плакал, - то прятал голову под подушку, то выставлял ее в холодные сени...
Мысль, что мне негде и нечем лечиться, еще более усиливала мою муку... Я
старался вспомнить, что я там у себя дома предпринимал в подобных
случаях... Я вспомнил одеколон, йод, всякого рода эликсиры, спасительный
коньяк, т. е. всё то, чего у меня здесь нет... Попросил я у хозяев водки,
чтобы пополоскать зубы, но они не дали, солгав, что у них ее нет. Не могу,
дорогой мой, передать вам всего того, что я выстрадал в эту ужасную,
длинную ночь!.. Представьте вы себе потемки, угар, запах овчины... Время
тянется, тянется, и нет ему конца, точно оно остановилось на одном месте.
Около меня ни одной живой души... Круглое одиночество слышится в каждом
моем шаге, в каждом стоне... Воспоминания страшны, надежд нет... А тут
еще, точно желая показать свое равнодушие к моим страданиям, в темные окна
монотонно и неласково стучит холодный осенний дождь... Друг мой, простите
за сентиментальность: если когда-нибудь в такую ночь вам придется
встретить больного, холодного, голодного, то, прошу вас, дайте ему приют!
Не верьте тем, которые, сидя в теплых и светлых кабинетах, отрицают
копеечную милостыню и временную помощь! Не отказывайте в пятаке на
ночлег... (Последние строки зачеркнуты, но разобрать их все-таки удалось.)
Не помню, как рассвело и началось утро... Помню только, что и утром я
плакал, прыгал и держался обеими руками за щеку. Обыкновенно моя зубная
боль продолжается дня три-четыре, в этот же раз она кончилась гораздо
раньше. Дело в том, что часу в девятом утра я получил от почтенного Осипа
Ивановича, о котором я писал вам, несколько номеров газеты. (Он снабжает
меня не только чайной посудой, но и газетами, которые в свою очередь
получает из третьих рук.) В одном из этих номеров я увидел место,
очерченное красным карандашом, вероятно, рукою услужливого Осипа
Ивановича. Можете представить мое изумление! Это место касалось моей
особы... В нем описывается, как бывший бухгалтер такого-то банка,
осужденный за подлог и растрату, живет в ссылке... Из этого "слуха,
сообщаемого нам из достоверного источника", я узнал, что я катаюсь на
рысаках, выписываю для содержанок платья из Парижа, пью шампанское, как
воду, вращаю судьбами клуба и т. д. Я, не имеющий глотка водки для
больного зуба, считаюсь местным законодателем мод, заражаю округ своим
распутством и наглостью, бравирую положением вора, много укравшего и
умевшего спрятать! Вся эта ложь пересыпана такими лестными для меня
эпитетами, как душка, хлыщ, валет, шулер и т. п. В общем, читатели
приглашаются посетовать на слабость кары, посмеяться и плюнуть по моему
адресу...
Прочел я этот "достоверный слух" раза три, точно не веря глазам
своим... Человек я маленький, натура не крупная... Я не пренебрег, как бы
следовало, не плюнул, а дал полную волю своей тряпичности. Со мной начался
припадок. Сначала я заплакал горько и громко, как ребенок. Потом всего
меня охватила злоба... Не помня себя, я, как бешеный, изорвал газету на
мельчайшие кусочки, стал топтать ее ногами и посылать в воздух самые
отборные, извозчицкие ругательства... Я бегал по всей избе, жаловался,
топал ногами, стучал кулаками, ударил скамьей ни в чем не повинную
собаку... Сознание полной беззащитности, воспоминания, тоска по родине,
чувство погибшей молодости, зубная боль - всё это сконцентрировалось в
одну тяжелую гирю, которая давила мой мозг и возбуждала меня до ярости, до
безумства. Помню, в конце концов я лежал на кровати и просил, чтобы меня
не держали, что моей голове и без воды холодно... Зубной боли я уже не
чувствовал - не до нее мне было...
И что у них за охота бить лежачего? Впрочем, не в них дело... Дня два
после припадка я ходил, как разбитый, с головной болью и с ломотой во всем
теле. Вот и всё. Спросите какого-нибудь из ваших знакомых эскулапов, что
означают сии припадки и как от них избавиться? Если доктор по письму
поймет мою болезнь, то пусть пропишет что-нибудь, буде пожелает; вы же
купите лекарство и вышлите мне его, взяв денег на расходы у сестренки. О
моих припадках Наде - ни полслова.
Пришлите в письме почтовых марок. Послезавтра день моего рождения.
Мне стукнет ровно 28 лет. В эти годы добрые люди едва только науки
кончают, а я на манер "нашего пострела", который всюду поспел, ухитрился
уже пройти - всю жизнь от аза до ижицы: и науки кончил, и своим домом жил,
и под судом был, и в Сибирь попал... Бывают же на свете такие редкие,
даровитые натуры! И то сказать: одному талант, другому два, а иному кукиш
с маслом. Если вздумаете расщедриться, то денег мне не присылайте.
Пришлите лучше табаку, чаю по возможности не плохого и каких-нибудь духов
(голубчик, английских!). Теперь только вижу, до какой степени я избалован.
Например, меня всего коробит от того, что я пишу на дешевой почтовой
бумаге... Мне как-то странно, что бумага не гибка, не лоснится и не пахнет
тем незабвенным ветерком, который вносила с собой всегда N-e, когда
приходила ко мне...
Однако прощайте. Не забывайте и пишите. Крепко жму руку.
Весь ваш N. N.
С подлинным верно:
А. Чехонте.
Милый друг! Сейчас только кончил с уборкой своей комнаты. Утомлен до
мозга костей, рука плохо пишет и, тем не менее, сажусь за стол и спешу
полакомить себя беседой с таким хорошим человеком, как вы. Вчера я
переехал на житье в другую деревню, поближе к Красноярску, но адрес
остается пока прежний. Изба у меня теперь просторная и сравнительно
светлая, по 3 рубля в месяц с самоваром. Только во время топки бывает
чадно, и ночью я чувствовал легкую тяжесть в голове. Хозяйка моя
старая-престарая старушенция, глуха, глуповата и, по всем видимостям,
староверка: по крайней мере, когда я курю, она чихает и не хочет со мной
говорить. Житье мое по-прежнему хмурое, сонное и однотонное. День идет за
днем, ночь за ночью. Впрочем, уже не так скучно, как было раньше. Я привык
рано ложиться, учусь рисовать и выпиливаю всякие безделушки. Изредка
попадаются газеты, которые я прочитываю с жадностью, не пропуская даже
объявлений. Пробовал было от скуки написать свою "Исповедь", но получилась
какая-то чепуха. Директор банка, прокурор и присяжные вышли у меня
какими-то зверями, защитник - абрикосовской тянучкой, а сам я - барашком.
Описание предварительного заключения вышло слезливо и натянуто... И к тому
же, душа моя, описывать любовь, подчеркивать то обстоятельство, что
растратил деньги не я, а любимая женщина, - это так пошло! Вы в последнем
письме защищаете меня, но, странный вы человек, ведь не она была
бухгалтером, а я! Впрочем, не будем говорить об этом...
Третьего дня получил от сестры Нади лукутинский портсигар и дюжину
носков. Одновременно с посылкой пришло от нее письмо, в котором бедная
девочка на четырех страницах беспокоится о моем здоровье. Успокойте ее,
дружище. Скажите, что я жив и здрав, как бык. Уверяю и вас, что я здоров.
Говоря, что я не чахну и не кашляю, я, честное слово, нисколько не
утрирую. Впрочем, в последнее время в моем организме проделываются
какие-то непонятные странности, - но серьезные и, вероятно, нервного
характера. Я не придаю им значения, но возиться с ними все-таки
приходится. Со мною делается что-то вроде припадков. От них я не худею, но
штука все-таки неприятная... Спросите-ка вы какого-нибудь московского
доктора, чем мне от них избавиться? Описать вам свою болезнь в общих
чертах едва ли сумею, но вот вам история и картина моего последнего
припадка. Неделю тому назад, в ночь под среду, я вдруг проснулся от
страшной зубной боли. Вы знаете, я всегда страдал зубами, но на этот раз
мои зубы особенно отличились. Проснувшись, я едва очнулся от невыносимой
боли... Стреляло во всю щеку и отдавало даже в руку. Я бегал, прыгал,
плакал, - то прятал голову под подушку, то выставлял ее в холодные сени...
Мысль, что мне негде и нечем лечиться, еще более усиливала мою муку... Я
старался вспомнить, что я там у себя дома предпринимал в подобных
случаях... Я вспомнил одеколон, йод, всякого рода эликсиры, спасительный
коньяк, т. е. всё то, чего у меня здесь нет... Попросил я у хозяев водки,
чтобы пополоскать зубы, но они не дали, солгав, что у них ее нет. Не могу,
дорогой мой, передать вам всего того, что я выстрадал в эту ужасную,
длинную ночь!.. Представьте вы себе потемки, угар, запах овчины... Время
тянется, тянется, и нет ему конца, точно оно остановилось на одном месте.
Около меня ни одной живой души... Круглое одиночество слышится в каждом
моем шаге, в каждом стоне... Воспоминания страшны, надежд нет... А тут
еще, точно желая показать свое равнодушие к моим страданиям, в темные окна
монотонно и неласково стучит холодный осенний дождь... Друг мой, простите
за сентиментальность: если когда-нибудь в такую ночь вам придется
встретить больного, холодного, голодного, то, прошу вас, дайте ему приют!
Не верьте тем, которые, сидя в теплых и светлых кабинетах, отрицают
копеечную милостыню и временную помощь! Не отказывайте в пятаке на
ночлег... (Последние строки зачеркнуты, но разобрать их все-таки удалось.)
Не помню, как рассвело и началось утро... Помню только, что и утром я
плакал, прыгал и держался обеими руками за щеку. Обыкновенно моя зубная
боль продолжается дня три-четыре, в этот же раз она кончилась гораздо
раньше. Дело в том, что часу в девятом утра я получил от почтенного Осипа
Ивановича, о котором я писал вам, несколько номеров газеты. (Он снабжает
меня не только чайной посудой, но и газетами, которые в свою очередь
получает из третьих рук.) В одном из этих номеров я увидел место,
очерченное красным карандашом, вероятно, рукою услужливого Осипа
Ивановича. Можете представить мое изумление! Это место касалось моей
особы... В нем описывается, как бывший бухгалтер такого-то банка,
осужденный за подлог и растрату, живет в ссылке... Из этого "слуха,
сообщаемого нам из достоверного источника", я узнал, что я катаюсь на
рысаках, выписываю для содержанок платья из Парижа, пью шампанское, как
воду, вращаю судьбами клуба и т. д. Я, не имеющий глотка водки для
больного зуба, считаюсь местным законодателем мод, заражаю округ своим
распутством и наглостью, бравирую положением вора, много укравшего и
умевшего спрятать! Вся эта ложь пересыпана такими лестными для меня
эпитетами, как душка, хлыщ, валет, шулер и т. п. В общем, читатели
приглашаются посетовать на слабость кары, посмеяться и плюнуть по моему
адресу...
Прочел я этот "достоверный слух" раза три, точно не веря глазам
своим... Человек я маленький, натура не крупная... Я не пренебрег, как бы
следовало, не плюнул, а дал полную волю своей тряпичности. Со мной начался
припадок. Сначала я заплакал горько и громко, как ребенок. Потом всего
меня охватила злоба... Не помня себя, я, как бешеный, изорвал газету на
мельчайшие кусочки, стал топтать ее ногами и посылать в воздух самые
отборные, извозчицкие ругательства... Я бегал по всей избе, жаловался,
топал ногами, стучал кулаками, ударил скамьей ни в чем не повинную
собаку... Сознание полной беззащитности, воспоминания, тоска по родине,
чувство погибшей молодости, зубная боль - всё это сконцентрировалось в
одну тяжелую гирю, которая давила мой мозг и возбуждала меня до ярости, до
безумства. Помню, в конце концов я лежал на кровати и просил, чтобы меня
не держали, что моей голове и без воды холодно... Зубной боли я уже не
чувствовал - не до нее мне было...
И что у них за охота бить лежачего? Впрочем, не в них дело... Дня два
после припадка я ходил, как разбитый, с головной болью и с ломотой во всем
теле. Вот и всё. Спросите какого-нибудь из ваших знакомых эскулапов, что
означают сии припадки и как от них избавиться? Если доктор по письму
поймет мою болезнь, то пусть пропишет что-нибудь, буде пожелает; вы же
купите лекарство и вышлите мне его, взяв денег на расходы у сестренки. О
моих припадках Наде - ни полслова.
Пришлите в письме почтовых марок. Послезавтра день моего рождения.
Мне стукнет ровно 28 лет. В эти годы добрые люди едва только науки
кончают, а я на манер "нашего пострела", который всюду поспел, ухитрился
уже пройти - всю жизнь от аза до ижицы: и науки кончил, и своим домом жил,
и под судом был, и в Сибирь попал... Бывают же на свете такие редкие,
даровитые натуры! И то сказать: одному талант, другому два, а иному кукиш
с маслом. Если вздумаете расщедриться, то денег мне не присылайте.
Пришлите лучше табаку, чаю по возможности не плохого и каких-нибудь духов
(голубчик, английских!). Теперь только вижу, до какой степени я избалован.
Например, меня всего коробит от того, что я пишу на дешевой почтовой
бумаге... Мне как-то странно, что бумага не гибка, не лоснится и не пахнет
тем незабвенным ветерком, который вносила с собой всегда N-e, когда
приходила ко мне...
Однако прощайте. Не забывайте и пишите. Крепко жму руку.
Весь ваш N. N.
С подлинным верно:
А. Чехонте.
Опубликовано 30 ноября 2009 года
Новые статьи на library.by:
КЛАССИЧЕСКАЯ РУССКАЯ ПРОЗА:
Комментируем публикацию: НЫТЬЕ
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1259531147 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций