М., 2000. 176 С.

Книгой А.В. Подосинова издательство "Языки русской культуры" открыло новую серию - SERIES MINOR. Как отмечается в редакционном предисловии, "у каждого ученого возникают интересные темы, разработка которых превышает рамки журнальных статей, но в то же время не требует объема "толстых" книг". Малая серия издательства "Языки русской литературы" как раз и должна способствовать публикации таких трудов, научная ценность которых ничуть не уступает фундаментальным исследованиям. Начало серии положено удачно - монография А.В. Подосинова посвящена одной из "вечных" тем - трактовке зооантропоморфных символов четырех евангелистов в мировой культуре: Матфей - ангел в человеческом облике, Марк - лев, Лука - бык (телец), Иоанн - орел. Эти четыре образа составляют одну из символических универсалий христианского мира.

Символика евангелистов появляется со II в. в христианском богословии и искусстве и закрепляется с IV в. Соединяя методы традиционного толкования библейских текстов с результатами современных этнологических и историко- антропологических исследований, А.В. Подосинов предпринимает попытку объяснить происхождение и значение "четырех животных", ставших основой сакральной символической композиции.

Учитывая широчайший объем заявленной темы и профилирующую проблематику журнала "Славяноведение", в рецензии основное внимание будет уделено материалам славянской книжной и устной традиций, привлекаемым автором для доказательства основных положений своей концепции.

Как отмечает исследователь, данная работа представляет собой развитие некоторых идей и сюжетов, в самом общем виде высказанных в книге "EX ORIENTE LUX!

стр. 98

Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии" (М., 1999). В своей новой работе А.В. Подосинов ставит целью провести исследование символики четырех евангелистов, опираясь на библейские тексты и их толкование в рамках последующей экзегетики (иудаистской или христианской), а также привлекая материальные свидетельства культур ближневосточно-средиземноморского ареала для прояснения архаических представлений, лежащих в основе развития зооморфных сакральных символов. Автор предлагает "рассматривать существа, ставшие символами евангелистов, как зооантропоморфные символы стран света, которые имеют глубокие корни в иудейской и - шире - в ближневосточной модели мира" (С. 13-14).

Часть I - "Зооантропоморфная символика стран света" - это панорамное исследование, включающее: анализ основных источников символики "четырех животных" (Книга пророка Иезекииля, 1: 4-26; Откровение Иоанна Богослова, 4: 6-7); установление ближневосточных и египетских параллелей к представлениям, зафиксированным в библейских текстах; рассмотрение состава "четырех животных" в архаических культурах Евразии; попытка атрибуции библейских "животных" странам света.

Последовательно рассматривая функции четырех херувимов, поддерживающих небесный свод (престол Господа), из видения пророка Иезекииля не только в рамках текстового пространства Ветхого Завета, но и на фоне последующей традиции (патристика, раввинистическая литература), автор находит убедительные подтверждения "географической" символики образов животных, в скрытой форме присутствующей в канонических библейских текстах, которые дают основания прочесть зоосимволику как символику стран света.

Интересные типологические параллели к символам, анализируемым А.В. Подосиновым, можно найти в книжной символике животных, представленной памятниками символико-толковательного направления - в первую очередь "Физиологом" и "Шестодневом". В этих сочинениях, опирающихся на традиции раннехристианской экзегетики (сочетающей элементы иудейской и христианской культурных традиций), сведения о природных объектах сопровождаются символическими толкованиями, раскрывающими через образы "ходештих и летештих" тварей догматические и нравственные понятия. Это проявление того же "онтологического" взгляда ("взгляда знающего") на природу животных, представленного в видении пророка Иезекииля, как пишет об этом А.В. Подосинов (С. 90). Не будучи строго соотнесенными с символами сторон света или символами евангелистов, персонажи "Физиолога" в то же время демонстрируют свою органическую встроенность в систему пространственной и цветовой символики, охватывающей корпус экзегетических текстов. Так, ведущей пространственной осью оказывается, согласно рассказам "Физиолога", направление (противопоставление) восток-запад. С востоком связаны такие понятия, как "мужской", "святой": с востока приходит "на среду земли" для встречи со своей "женой" самец-аспид; на восток, "близ породы", отправляются для продолжения рода слоны, которые в обычной жизни "не имать смешению помышления"; на востоке находят всемогущий камень алмаз (символ Христа - "на востоце бо обретаеться: воистину бо, рече пророк: "Востокъ - имя ему""; ср. Зах. 6: 10-12); к востоку обращает ослепшие глаза солнечная ящерица и прозревает (символическое обозначение человека, избавляющегося от грехов обращением к Христу). Соответственно, опасные и вредоносные женские существа оказываются связаны с западом: "в горах западных" живет Горгона - "видение ю смерть"; с запада приходит самка аспида, убивающая во время совокупления своего супруга (подробнее см.: [1]).

На фоне довольно сложного размещения зооморфных существ по сторонам света и их динамики (см. тщательно выверенные в соответствии с текстами схемы на С. 91, 95-97), ряд авторских положений, иллюстрирующих "географическую привязку" животных к странам света, нуждается в более четкой аргументации с текстологической точки зрения. Например, не очень ясно, почему различный смысл приписывается синтаксическим конструкциям древнееврейского и славянского текстов книги Бытия (3:24), которыми описывается местоположение херувимов - охранителей райского сада: "И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к древу жизни". На наш взгляд, "на востоке у сада Эдемского" (А.В. Подосинов специально выделяет курсивом "на востоке") в славянском тексте, так же как и в древнееврейском, представляет собой единую конструкцию (ср. Быт. 2:8: "И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке; и поместил там человека, которого создал"), относится только к местоположению рая и, таким образом, в смысловом отношении совершенно тождественно тексту первоисточника (книге Берешит).

стр. 99

Несомненный интерес представляет раздел монографии, в котором прослеживается генезис ветхозаветных представлений о херувимах (С. 31-60). Интерпретация функции многоликих богов как властителей над странами света в общем не вызывает возражений (автор приводит параллели из различных архаических культурных традиций Евразии; следует отметить тщательно подобранный иллюстративный ряд) - ближневосточные и египетские параллели вполне могли служить источниками библейских представлений (С. 43). Что касается привлечения материалов славянской традиции, то четырехглавый Свентовит балтийских славян (известен лишь по письменным неславянским источникам) и Збручский идол (декор которого содержит не характерные для древних славян мотивы) ничего существенного не добавляют к данному положению, являясь образцами культур, не связанных с "протобиблейской" традицией. Эти изображения могут рассматриваться лишь как типологические параллели тем памятникам, которые, как показывает исследование А.В. Подосинова, составляют довольно четкий круг культурных фактов, наделенных определенной архаической символикой.

Думается, что гораздо больше материала, созвучного авторской концепции толкования символики стран света (в связи с книжно-библейской традицией), могут дать не "материальные" славянские языческие древности, а славянские списки текстов, созданных в русле символико- толковательной традиции в позднеэллинистическую и раннехристианскую эпохи и воспринятые древнерусской книжной традицией. Рассматриваемая автором символика относится (для славянских культур) исключительно к сфере книжности, и именно здесь следует искать примеры и типологические соответствия.

Памятником, отвечающим указанным выше условиям, является пространная редакция славянской версии книги Еноха (так называемый Енох 2), в которой упоминаются солнечные духи Феникс и Халкедрий, летящие впереди огненной колесницы, - они предстают в облике двух птиц, "образи их львов, ноге и опаш и глава коркодилу, видение их обагрено яко дуга облачна, великота их девят сот мер, крила их ангелска, и комуждо их по 12 криле" [2. С. 400]. Эти гибридные существа с львиными "лицами" и крокодиловыми хвостами движутся в соответствии с движением солнца - с востока на запад (через "южную сторону неба"). Возможно, эти образы также могут быть включены в общую схему "географически ориентированных" зооморфных символов: лев в большинстве случаев связывается с востоком (ср. С. 103 и 143), а символика хтонического крокодила имеет вполне "западную" (т.е. противопоставленную "восточной", "сакральной") ориентацию - ср., например, символическое уподобление крокодила дьяволу в "Физиологе". Более подробный анализ и интерпретация этих символических животных книги Еноха могут стать дополнением к многоплановой реконструкции А.В. Подосинова, в которой славянский материал также мог бы занять заметное место. К сожалению, данные памятников славянской книжной традиции иногда представлены в исследовании поверхностно, что наносит ущерб аргументации предположений, высказываемых автором. При достаточно точной атрибуции фактов (в том числе письменных текстов) из других евразийских традиций, странно выглядят отсылки типа "в одной сербской рукописи XV в.", "рассказ из одной южнославянской рукописи" (С. 101), при том, что все эти тексты имеют конкретные названия ("Из скольких частей сотворил Бог Адама", "Беседа трех святителей") и опубликованы (в авторском тексте есть ссылки на издания).

Отметим логическую выстроенность главы "Состав "четырех животных" на фоне архаических культур Евразии". На широком материале автор убедительно показывает, как и почему "четыре животных" из видения Иезекииля вписываются в символическую зооантропоморфную классификацию стран света древних культур Евразии". При этом рассматривается универсальная трехчленная космическая вертикаль (три зооморфных символа - птица, зверь и рыба, - соотносимых с тремя сферами мироздания) и ее горизонтальная проекция.

Например, в скандинавской традиции низ (преисподняя) отождествляется с севером, то же в прауральской (подземная страна - мир злых духов - находится на севере). Автор отмечает, что "в культурах, расположенных южнее, верх мог ассоциироваться с востоком, а низ - с западом" (С. 71); в эту же схему вписывается и славянская модель мира, в которой противопоставление восток-запад входит в ряд универсальных оппозиций типа верх-низ, правый-левый, мужской-женский, хороший - плохой (подробнее см.: [3. Т. 1.С. 445-447]). Так, согласно народным представлениям, на западе (реже - на юго-западе, иногда - под землей) находится ирей - мифическая страна, своеобразный "тот свет", куда удаляются на зиму птицы и гады. Заметим попутно, что

стр. 100

в иудейской традиции (мидраши) отчетливо отрицательно оказывается маркирован юг (как область смерти и место обитания демонов). Таким образом, система координат с продвижением на юг как бы поворачивается на 180 по часовой стрелке.

Сложность истолкования символики стран света усугубляется еще и тем, что сама по себе символика пространства обладает редкой динамичностью: даже в пределах одной традиции нет единства в трактовке одних и тех же символов, их вариативность может отражать самый широкий спектр значений, включая противоположные. Так, уже говорилось об отрицательных значениях, связываемых с югом в традиции мидрашей. В то же время в тексте книги Еноха (славянская версия, краткая редакция) "отрицательно" отмеченным (в контексте бинарных противопоставлений) оказывается север: "И взяли меня оттуда мужи, и вознесли меня на север неба, и показали мне там место страшное весьма: всякая мука и мучение на месте том, и тьма, и мгла, и нет там света, но огонь мрачный разгорается всегда на месте том (...) и лед холодный, и темницы, и ангелы лютые и неистовые, имеющие оружие и мучающие без милости" [4. С. 209].

Что касается зооморфных символов природных стихий, то не слишком удачным является включение в список народов, у которых бытовало представление о солнце как огненной птице, "древних славян" (С. 74). Это никак не аргументированное высказывание не находит подтверждения в фольклорно-мифологических представлениях славян (более удачным, на наш взгляд, было бы привлечение "книжных" образов мифических птиц Феникса и Халкедрия из книги Еноха и "Прения Панагиота с Азимитом" для иллюстрации рецепции библейско-апокрифической "пространственной" символики славянской книжностью).

Итак, зооморфная символика вертикальных сфер, переходя в горизонтальный план, начинает ассоциироваться со странами света. Но в горизонтальной системе координат задействованы (в отличие от вертикальной) четыре составляющих (по числу стран света). Как убедительно показывает А.В. Подосинов, в большинстве символических классификаций, которые отождествляли страны света с образами животных, четвертое место (север) отводилось человеку (С. 73). Место человека в четырехчленной горизонтальной картине мира - это, с одной стороны, место наблюдателя; с другой стороны, человек выступает как хозяин трех природных стихий - ведь именно под его начало отдает Господь сотворенные им три рода животных (Быт. 1: 28).

В разделе, посвященном видам тетраморфности символов стран света, рассматриваются синкретические образы из разных религий ближне- и передневосточного и средиземноморского ареалов, в которых четыре образа, связанные со странами света, воплощаются в одном существе (многоликие и многоголовые божества). Автор отмечает, что, помимо рассмотрения образов зоо-антропоморфных хранителей четырех стран света, "существует еще одна возможность показа четырехчленности мира - в диахронии, через последовательное превращение человека в различных (...) животных" (С. 86). Данное положение аргументируется фольклорными и мифологическими образами из различных культур (индийской, скандинавской, балтийской и др.). Не беремся судить о степени доказательности мотивов из цитируемых неславянских традиций. Остановимся на данных славянского фольклора, привлекаемых к фактологической базе исследования. Автор считает (опираясь, вероятно, исключительно на "реконструкции" Н.Н. Велецкой), что "в югославском фольклоре эпический образ Змея - Огненного Вука, несомненно, содержит в себе ту же архаическую идею перевоплощения духа первопредка в различные существа, ряд которых выглядит следующим образом: змей - орел - волк - героическая личность" (С. 87-88). Отметим, во-первых, что в южнославянском эпосе данный ряд отнюдь не всегда предполагает наличие всех перечисленных элементов (как ипостасей одного и того же персонажа; так, Вук Огнезмий не перевоплощается в змея, это ипостась его родителя [сам мотив, видимо, имеет византийское происхождение]; "волчья" стадия развития этого героя предшествует "птичьей" и т.п.) [5. С. 142-144; 3. Т. 2. С. 330-332]. Во-вторых, единичный фольклорный образ отдельной (сербской) традиции не может рассматриваться как прямая и буквальная "иллюстрация" некой "архаической идеи" (даже если считать идею оборотничества одной из основополагающих в мифологических воззрениях славян).

Часть II "Цветовая символика стран света", посвящена рассмотрению хроматической символики, запечатленной в библейских текстах - Книге пророка Захарии (б: 1-6) и Откровении Иоанна Богослова (6: 1-8) - и тесно связанной с зооантропоморфной символикой. Следы использования цветовой символики стран света А.В. Подосинов видит в описании мастей лошадей, запряженных в колесницы "четырех духов

стр. 101

небесных" (Зах. 6:6) или несущих четырех апокалиптических всадников (Откр. 6: 1-8). Локализовать все указанные цвета (красный, черный, белый, пестрый - "пегий") по странам света в видении пророка Захарии трудно: ясно лишь, что черный цвет ассоциируется с севером, а "пегий" с югом. Для более точной интерпретации "розы ветров", описанной у Захарии, А.В. Подосинов привлекает реконструируемый при помощи конъектур текст видения, а также сведения о культовых обходах храма Соломона в Иерусалиме и описания особенностей культовых построек Месопотамии, прослеживая, таким образом, вавилонские корни "географической символики" в книге пророка Захарии.

Более прозрачной, но от того не менее захватывающей, оказывается цветовая картина в Откровении Иоанна Богослова: белый цвет здесь означает восток, красный - юг, черный - запад, "бледный" - север. Поскольку появлению каждого всадника в Откровении предшествует возглас одного из животных (божественных хранителей стран света; Откр. 4: 6-8), как бы вводящих всадника в контекст повествования, то логичным будет предположить (и в этом случае представленное А.В. Подосиновым толкование не вызывает сомнений) строгое соответствие образов животных и разномастных лошадей определенным странам света. В таком случае востоку соответствует белый цвет и лев, югу - красный цвет и телец, северу - "бледный" цвет и человек, западу - черный цвет и орел (см. схему на С. 143). Автор отмечает, что в двух последних случаях возможна взаимная замена цветов (черный - север, "бледный" - запад, тем более что о "бледном всаднике" говорится, что "ад следовал за ним").

В качестве дополнения к выделенной триаде белый - восток - лев и трактовке белого всадника как самого Христа (С. 143) приведем пример цветовой символики в "Физиологе", которая также проявляется в связи с библейским контекстом - цитатами из Св. Писания. Наиболее наглядный цветовой символ в "Физиологе" - белый харадр, птица, способная забирать у человека болезнь и развеивать ее по воздуху. "Физиолог" подчеркивает в описании птицы единственную деталь - цвет ее перьев: "Есть птица нарицаемая харадръ (.) вся бела есть не имущи на собе пестроты". Харадр - символическое обозначение Христа, крестной смертью искупившего грехи "языческих народов": "Добро есть приложити и птицю ту на лице Спаса нашего. Весь бо есть белъ Господь нашь, не имыи в себе никакоя же скверны" (см. подробнее [6. С. 44-45]). В данном контексте белый в значении "непорочный, безгрешный" усиливает значение символа "харадр - Христос" и является своеобразным "цветовым синонимом" понятию восток (ср. упоминавшееся сопоставление "восток - Христос" в связи с символикой алмаза). Что касается зооморфных символов, то наиболее наглядным уподоблением, созвучным построениям А.В. Подосинова, будет символическое уподобление льва Иисусу Христу (символика воплощения, воскрешения, божественной ипостаси Христа и т.п. [1.С. 159-162]). Таким образом, в "Физиологе" (хотя и не столь явно) также находит отражение цветовая символика стран света.

Представляя свой опыт реконструкции символов четырех евангелистов, автор не отрицает предположительности некоторых идентификаций; "выводы относительно конкретной коннотации цвета и стран света в Ветхом и Новом Завете представляются весьма гипотетичными и едва ли сводимыми в стройную систему" (С. 146). Однако столь "безжалостное" авторское заявление не должно расцениваться как неудача предпринятого описания. Это скорее свидетельство неисчерпанности проблемы и ее перспективности для дальнейшего исследования. А.В. Подосинову удалось очертить систему архаических представлений, послуживших основой для формирования библейской символики "четырех животных", переосмысленных впоследствии как символы четырех евангелистов. Задача дальнейших изысканий, должна, вероятно заключаться в том, чтобы более четко развести имеющиеся данные по традициям (то, что зафиксировано в книжных текстах, не всегда эксплицируется в актуальных верованиях и устной традиции; факты изобразительной культуры не всегда могут служить прямыми иллюстрациями к письменным текстам, особенно памятникам символико-толковательного направления). Отметим, что в чем-то сходная ситуация имеет место при изучении символики животных в памятниках книжности: символы "работают" только в пределах определенного круга памятников; механическое приложение символики животных из одного памятника к текстам других жанров (не связанных с герменевтической и экзегетической традициями, ориентированных на "естественнонаучный" или чисто декоративный аспект) не приводит к конструктивным выводам и, более того, искажает картину символического видения мира.

Книга А.В. Подосинова завершается небольшим изящным очерком "Вместо заклю-

стр. 102

чения: "Синий буйвол, и белый орел, и форель золотая..."". Здесь представлены примеры использования образов из видений пророка Иезекииля и Иоанна Богослова в современной поэзии - объектом внимания автора стала цветовая и "зооморфная" символика "Грузинской песни" Б. Окуджавы и песни "Город золотой", исполняемой Б. Гребенщиковым.

Автор волен отстаивать свою трактовку поэтических образов и возражать возможным оппонентам, которым в стихах Окуджавы видятся не "космические мотивы" Иезекииля и Иоанна Богослова, а образы с полотен Пиросмани. В то же время думается, что своеобразным (и тоже не бесспорным) дополнением к "географической" символике образов евангелистов, рассматриваемой А.В. Под осиновым, могло бы стать и стихотворение Н. Гумилева "Память" (1919), в котором "движение" символических образов животных вполне вписывается в одну из рассматриваемых автором книги ориентированных по странам света схем (см. С. 96-97):

Сердце будет пламенем палимо

Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,

Стены Нового Иерусалима

На полях моей родной страны.

И тогда повеет ветер странный

И прольется с неба страшный свет,

Это Млечный Путь расцвел нежданно

Садом ослепительных планет.

Предо мной предстанет, мне неведом,

Путник, скрыв лицо; но все пойму,

Видя льва, стремящегося следом,

И орла, летящего к нему.

(c) 2001

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Белова О.В. Славянский бестиарий. Словарь названий и символики. М., 2000.

2. Соколов М. Феникс в апокрифах об Энохе и Варухе // Новый сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В.И. Ламанского. СПб., 1905.

3. Славянские древности. Этнолингвистический словарь / Под общей ред. Н.И. Толстого. М., 1995-1999. Т. 1-2.

4. Библиотека литературы Древней Руси. СПб., 1999. Т. 3. XI- XII века.

5. Kyлишиh Ш., Пempoвuh П.Ж., Пантелиh Н. Српски митолошки речник. Београд, 1970.

6. Белова О.В. Символика цвета в славянских книжных сказаниях о животных // Слово и культура. М., 1998. Т. 2.