Вторая половина XVIII в. - время, когда в русском обществе проявились противоречивые социальные тенденции: утверждение "просвещенного абсолютизма" и распространение вольнодумства; закрытие православных монастырей и практически свободное проживание католиков на территории России; становление гражданского сословного законодательства и фактически полное подчинение церковного института государству, сопровождавшееся лишением духовенства самостоятельности как отдельного сословия; появление высоких образцов подвижничества среди высшей церковной иерархии и распространение масонства в высших кругах светского общества; бюрократизация и профессионализация духовенства и падение нравственного состояния общества; высокий авторитет просвещенного монашества и обострение ересей; возрождение традиций старчества и низкий моральный и образовательный уровень рядового духовенства.

Состояние идеологии и морали общества отобразилось в духовном облике и деятельности Московского митрополита Платона (1737 - 1812) - яркого мыслителя эпохи Просвещения¹. После пострижения в монашество в 1758 г. и посвящения в иеромонахи, в 1761 году он стал ректором Троицкой семинарии, в 1763 - наместником Троице-Сергиевой лавры с определением одновременно на должность законоучителя наследника престола великого князя Павла Петровича, с которым сохранял доверительные отношения до самой кончины императора, оказав непосредственное влияние на формирование его мировоззрения. В 1768 г. Платоном была замещена вакансия Синодального члена, что свидетельствовало о благоволении ему Екатерины И, а в 1775 г. стал Московским архиепископом; в 1787 г., в день пятидесятилетия, получил сан митрополита. Нравственно-этическая и философская активность Платона способствовала его тяготению к проблемам "внутреннего устроения" личности, возрождения святоотеческого наследия; логическим завершением его пути стало практически уединение в Вифанском монастыре, основанном им в 1783 году.

Короткевич Радмила Михайловна - старший научный сотрудник Государственного литературно-мемориального музея-заповедника А. П. Чехова.

Как глава епархии и богослов Платон отзывался на новые религиозно-социальные потребности общества и поэтому, несмотря на общее усиление антиклерикальных настроений, сохранил за собой едва ли не центральное место в духовной культуре того времени. И дело было не столько в "традиционности" мышления основной массы русского народа или общедоступности языка церковной проповеди митрополита (впрочем, Платон со своим словом обращался не только к рядовым гражданам, но и к представителям высшего общества, включая императоров России и Европы). Влияние его не объяснялось фактом широкого распространения монастырей (часть из них, напротив, была закрыта ко второй половине XVIII в.) или тем, что митрополит поощрял современные ему науку и искусство. Деятельность митрополита Платона давала определенный ответ на распространение ересей, увлечение масонством, а также противодействовала ухудшению нравственного состояния общества в этот период.

В некоторых исследованиях XIX-XX вв. содержатся обвинения Платона в протестантизме, "папежском духе", сочувствии масонству; его называли "светским" монахом, обмирщенным иереем². Платон, действительно, был просвещенным "сыном своего времени", однако, используя идеи мыслителей Западной Европы в своих богословских и полемических сочинениях, он проявлял самобытность; выработанные митрополитом принципы находились в полном соответствии с традиционной национальной культурой и устоями православия. Мотивы поведения Платона не понять, если, как это было характерно для 1750 - 1760-х годов, каждый новый нюанс в трактовке священного писания воспринимать как впадение в ересь под влиянием западной образованности и "папизма". В действительности, с точки зрения исторической, митрополит Платон являлся в некотором смысле провозвестником того расцвета философско-богословской мысли, который наблюдался в XIX в., имея в виду в первую очередь его ученика митрополита Филарета (Дроздова).

Между тем некоторые из современников митрополита винили его, напротив, в консерватизме, несовременности, косности³. Сам он считал, что русская богословская мысль, чтобы не раствориться в чужом, должна была определенно представить отличие своего национального лица от европейского понимания веры и духовности. Эта мысль выражена в рецензии Платона на примечания, составленные "ученейшим мужем" англичанином Л. Дютоном и касающиеся учения православной греко-российской церкви⁴. Освещение эволюции его воззрений с этой точки зрения позволяет изменить некоторые представления о митрополите, а также раскрыть тесные контакты между монастырской и светской культурой и роль высшего церковного иерарха и одновременно опытного духовного наставника в этих связях.

Еще в студенчестве определив для себя лично уединенный образ жизни, Платон сознавал сложность проблем, назревших в общественной жизни. В конце своего жизненного пути он писал: "Я часто помышлял, что хотя живущие в уединении и в отшельничестве, кажется, идут на большие труды и скорби, но едва ли их состояние не есть облегчительнее, нежели живущих в мире и плавающих в буре житейских попечений". Поясняя свою мысль, Платон сожалел, что "в миру" люди его времени не имеют опытного руководителя, и указывал на роль церковного наставничества. Как церковный наставник, Платон брал на себя значительную долю ответственности в деле защиты общества от "соблазнов" и ересей в свое "печальнейшее время", каким он считал XVIII век⁵.

В "Сокращенном христианском богословии" Платон касается трех проблем, важных для понимания позиции митрополита при анализе духовных процессов в обществе XVIII века. Это, во-первых, недовольство по поводу

падения нравственности вследствие свободного распространения идей "вольтерьянства". Во-вторых, борьба с раскольничеством и ересью, то есть "папежством". В-третьих, митрополит полемизирует с масонской проповедью "внутренней церкви". Епископу Амвросию он писал: "Молиться о кающемся Церкви корабле очень и очень должны. Усилились: 1) неверие, 2) философия, маскою христианства прикрытая... 3) папизм"⁶.

Критическая позиция Платона может быть не вполне понятна современному сознанию, потому что в ней нет конкретного адресата. Если задаться вопросом: в чем же Платон видел препятствие к тому, чтобы христианин стал "прямым и здравым" членом общества, способным сделать правильный выбор своего жизненного пути (не сворачивая с него в сторону раскола, увлечения "вольтерьянством" или масонством), то единого ответа не будет. Это и церковное или светское правительство, подавляющее волю граждан, и предпочтение высшей властью интересов тех или иных сословий, и несовершенство учебных заведений и домашнего воспитания, и свирепствующая цензура, наконец. Единственная же осязаемая первопричина - падение авторитета церкви и ее служителей, связанное, в частности, с видоизменением "образа богослужений"⁷. Неслучайно в платоновской "Церковной истории" обнаруживается личное предубеждение автора против католицизма⁸. О еретиках "папистского" толка митрополит отзывался гораздо более резко и безапелляционно, чем о масонах⁹.

С 1780-х годов в России появлялось все больше символических, аллегорически-назидательных и мистических книг, порой спиритуалистической направленности. Отчасти это объяснялось проникновением в Россию масонской культуры. При этом дидактизм, морализаторство и обрядовый символизм, свойственные русской масонской литературе XVIII в., имели свои особенности по сравнению с европейскими направления масонства, и были связаны с отсутствием или ослаблением наставничества в среде русского духовенства этого периода¹⁰. Характерно мнение сенатора И. В. Лопухина, сообщенное императору Павлу I по поводу пожалования духовным особам кавалерских орденов. Допуская употребление знаков отличия в награду и поощрение членов церкви, которых в этом случае уже "не можно в прямом смысле почитать истинно духовными" лицами, в отношении вознаграждения монашествующих Лопухин высказался прямо противоположно: "Истинной церкви христианской такие почести, самолюбие питающие, конечно, неприличны"¹¹.

В то время духовенство в массе не отвечало изменившимся нравственным запросам общества, что порождало многочисленные факты неуважения, презрения к священнику, который порой не имел "понятия о пастырстве духовном". Председатели московской цензуры недаром отмечали: "Церковь всячески желает пастырей благоразумных, просвещенных и добродетельных"¹². Личность Платона могла служить примером пастыря, к которому следовало прислушиваться и подражать¹³. Не случайно свою близость к митрополиту Платону признавали видные деятели русского масонства второй половины XVIII века: И. В. Лопухин, И. П. Елагин, Н. И. Панин, И. П. Тургенев.

Современному сознанию трудно судить об эффективности воздействия на общество слова и самой личности Платона как наставника. Император Павел после беседы со статс-секретарем Лопухиным, который пытался оправдать попавшего в немилость митрополита, заметил: "Ну, видно, ты прямо любишь Платона; и если так, как ты говоришь, то мы с ним помиримся". Лопухин отзывался о Платоне как о "пастыре, редким благоразумием украшенном"¹⁴. Именно на это качество иерарха указывал и генерал-губернатор Москвы граф И. В. Салтыков, когда обращался к митрополиту как к "духов-

ной особе, благоразумие которой, прозорливость, дар красноречия и попечение о вверенной пастве вообще известны"¹⁵.

Сам митрополит вкладывал в понятие "благоразумного наставника" определенный смысл: "Учит же... не из своей головы, не по суеверным преданиям, не по правилам мирским, но единственно из слова Божия"¹⁶. Нельзя не оценить своевременность и смелость этих его слов в условиях развивавшейся бюрократизации духовенства, которое в результате должно было выполнять предписания светской власти, в том числе те, которые вступали в противоречие с представлениями просвещенного богослова о свободе личности; монашество же было в массе поражено пьянством.

Платоновская концепция духовного окормления секуляризованного общества не допускала независимого "церковного общения" масонов с целью получить больший простор "религиозному действованию". Митрополит не признавал масонское понимание христианства как религии, "освобожденной" от догматически-ортодоксального руководства и государственной опеки. Ему представлялись опасными своевольные и потому безуспешные стремления масонов сосредоточиться на "душевном деле", возложив на себя "подвиг" нравственного совершенствования¹⁷.

Платон предлагал масонам иной путь к постижению ими религиозно-мистического учения: путь уединенного монашества, пустынничества с его практикой внутреннего делания и непрестанного богообщения. Этот путь, по его словам, отвечал проверенным опытом традициям веков¹⁸. "Подвиг" же нравственного совершенствования Платон считал невозможным без веры: без нее мы не только сделать, но и помыслить ничего доброго не сможем¹⁹. Не признавал Платон и укоренявшуюся в масонстве привычку властвовать по праву высокого служебного положения, дворянского титула или "исключительной" образованности, а также связанную с этим тайность организации, претензию на некую избранность.

Правда, современники указывали на авторитарность поведения самого Платона и пренебрежительное отношение его к рядовому духовенству, которое он, по замечанию протоиерея Архангельского собора Московского Кремля Петра Алексеева, "зажимал", наложив твердую руку на управление епархией; а по мнению архимандрита Симоновского монастыря Амвросия (Андреевского), митрополит "излишнего требовал"²⁰. Известны случаи "жесткого" поведения митрополита в вопросах назначения на священническую должность детей "после родителя"²¹. По-видимому, время и нравы требовали от главы епархии подобной жесткости: ежедневно сталкиваясь с недостатками в образовании и моральном облике рядового духовенства, Платон в болезненном вопросе посвящения "достойных" священников не мог позволить себе быть безмерно "человеколюбивым"²². Что касается недовольства архимандрита Амвросия, письмо которого Синод квалифицировал как "пасквиль", то возникает закономерный вопрос: возможен ли был сам стиль такого письма, далекий от почтения к высшему иерарху, если бы глава епархии действительно стеснял волю духовенства. Синод специальным указом от 9 марта 1783 г. сделал Амвросию выговор за "дерзновенный поступок" и потребовал "испросить ему прощения" у митрополита²³. Между тем митрополит выражал неудовольствие по поводу ослабления власти епархиальных епископов: "Почто лишать епископов того права, которое им даровала церковь и коим они пользовались чрез 800 лет? Некоторые наши братья не хороши, так зачем таких делать? Зачем для них лишать других хороших?"²⁴

Таким образом, Платону была явно чужда идеализация масонства с его "тягой" к обособлению от официальной церкви и созданию "высокой, то

есть аристократической" церкви²⁵. Улавливая эти настроения в высшем обществе, Платон, видимо, пытался дополнить власть "господствующей церкви" с ее формальным руководством в обществе - особым типом наставничества, прежде всего в отношении титулованной знати, которое было утрачено в русском обществе. Это предполагало добровольное подчинение верующего своему наставнику, вызывавшему безусловное доверие и уважение своим духовно-нравственным авторитетом, воздействующему не силой, а убеждением, по праву "ведения" того, что "не открыто" другим. Этим и объяснялись усилия Платона по созданию "нового" просвещенного духовенства и слиянию его с дворянским сословием.

Не выделяя особых прав образованной части общества, как светского, так и церковного, и полемизируя с масонами, Платон мог найти сторонников даже среди европейских ученых-протестантов. Солидаризируясь с "ученым англичанином" Дютоном, митрополит заявлял: "Гораздо бы полезнее было для истины и мира христиан, если бы... любопытные и излишне надеющиеся на себя люди воздержались бы от столь многих и бесполезных запросов, плотскою мудростью порождаемых"²⁶. Сходного мнения Платон придерживался и в отношении церковного сообщества: "Чтоб неученых в высшие настоятельские места не производить, не будет ли обидно добродетели и заслугам? ...хотя проповедей и не говорят словом, но делом то исполняют"²⁷.

Масонскую "новую философию, маской христианства прикрытую", он считал менее опасной, чем Екатерина И. В то время как императрица видела в масонстве "новый раскол", а иезуитов после роспуска ордена взяла под свое покровительство, Платон оценивал распространение в России католического влияния вполне определенно: "Что хорошего? Подлинно величайшее зло. Ибо кому не известно, какая язва для церкви христовой - папизм и до какой степени лукавы и злобны его орудия - иезуиты?!"²⁸ В своих контактах с масонами Платон поддерживал только их "видимую" деятельность, которая заключалась в просветительной, благотворительной работе, развернутой в первой половине 1780-х годов. Эта работа свидетельствовала о практическом следовании идеалам покаяния, обновления молитвой и любви к ближнему²⁹.

Обращаясь к представителям новых духовных течений, митрополит признавал за "истинно просвещенных", а значит способных увидеть в любом человеке свободную личность, только тех из них, кто "духом" служит обществу, то есть не словами и обрядами, наружностью, но "истиной", под которой понималось исполнение заповедей "не от людей выдуманных"³⁰. Но требовать от всех ищущих нравственного идеала безошибочных поступков означало бы, по мысли митрополита, то же, что ожидать от каждого священника в одночасье стать на путь беспорочного жития и достигнуть образованности. Платон считал, что причиной уклонения с "правильного пути" и, следовательно, утраты морального облика человека мог послужить факт нарушения его воли или невнимания к его свободе. Рассуждая о способах истребления пьянства среди духовенства, Платон между прочими причинами возникновения этой проблемы в монастырях, указывал на излишние преимущества в положении архимандритов: "Они бары, а монахи холопы; доказывают пустыни, где все равны и лучше"³¹.

В своей политике по отношению к масонам он проявил блестящий ум, эрудицию и искусство риторики. Фактически митрополит Платона один во второй половине XVIII в. пытался привлечь русских масонов на сторону традиционной русской церкви путем снисхождения к их слабостям и ошибкам, стараясь своим личным примером убедить их в возможности существования положительных типов священников. Противник принуждения и любого наси-

лия над волей человека, Платон учитывал "возможности" каждой личности и утверждал, что излишняя строгость способна оттолкнуть неокрепший дух от Истины³². Он пришел к убеждению, что к пастве, духовно просвещенной с помощью не формального, но истинного наставничества, не понадобится применять принуждение, поскольку достигнутому таким образом духовному обновлению должно предшествовать появление особого самосознания.

"Коликая слава из неверующего стать верным, из развратного стать добродетельным"! - поучал Платон в 1805 г. в Вифанском монастыре. Указывая, что немало христан "по несчастию" принадлежат к нетрадиционным направлениям, он находил большую пользу в том, чтобы "помыслить", как их исправить и вывести из "несчастного состояния их" на путь "истины"³³. Это не то, что обличать масонов, порывая с ними, к чему призывал, например, протоиерей придворного Архангельского собора Петр Алексеев³⁴. Платон не соглашался с таким пониманием задачи: "Я, положим, благочестив; как могу терпеть, чтобы другие были в заблуждении, и не употребить всевозможного тщания, чтобы вывести [их] из заблуждения погибельного? А ежели я... почитаю то до себя не принадлежащим, подаю прямое подозрение, что я в своей вере не тверд, и истинного благочестия, а потому прямой любви к ближнему во мне нет"³⁵. Можно "со стороны" "оплакивать" "братьев", предоставив возможность событиям развиваться своим чередом, а людям - самостоятельно выбираться из заблуждения. Эта позиция оказалась наиболее распространенной среди "наставников" разного рода. Митрополит Платон выбрал иной путь - путь деятельного наставничества, за что был вынужден на себе испытать всю тяжесть не только недостойных и мелочных доносов от своего подчиненного по иерархической субординации протоиерея Петра Алексеева, но и порицаний от других иерархов на заседаниях в Синоде³⁶. Свою позицию он разъяснил в официальном приветствии по случаю открытия присутственных мест в новоучрежденном Калужском наместничестве: "Мы должны рассуждать о людях яко о людях, а не яко об ангелах. Все мы немощны, все бываем великим или малым игралищем страстей"³⁷.

Много позже, будучи фактически уже на покое в лавре, стареющий иерарх еще раз раскрыл причины своего снисхождения к масонам, раскольникам и вольнодумцам: "По общему мнению и опыту, больше худых людей, нежели добрых; много... и таких, кои хотя не развращены, однако, следуют правилам мирским, взирая на множество примеров других людей... Трудно, весьма трудно, чтобы таковыми примерами и правилами не быть увлечену"³⁸. По-видимому, именно в этот разряд искренно заблуждающихся митрополит определил Н. И. Новикова, на что и указал в донесении Екатерине II, подчеркнув при этом нравственные достоинства просветителя как образцового для современного общества христианина³⁹. В том же духе рассуждали о причинах массового вступления в масонские ложи сами их участники⁴⁰.

Платон был убежден, что "истинное" духовное просвещение и нравственное воспитание возможно только через веру, с помощью "ученого" монашества. Отсутствие потребности в вере и, как результат, растление "обмирщенного" общества зависело не в последнюю очередь от произвола властей, пытавшихся насильно навязать гражданам соблюдение своего христианского долга. Общество, которое он стремился ненавязчиво, косвенными примерами обратить к новой жизни, с любопытством слушало его поучительные слова, однако исправления нравов не замечалось. На вопрос "сильны ли против такого стремления устоять" "добрая совесть, предписанные Богом правила и примеры честных, добродетельных людей", Платон отвечал пессимистично, трезво оценивая ситуацию в обществе: "Весьма не сильны"⁴¹. Отсюда реше-

ние Платона принять на себя ответственность за тяжелую, медленную, но верную работу: духовное просвещение общества через истинное наставничество, через подготовку новой смены "ученого монашества".

С этого времени, как видно из свидетельств автобиографии и писем, по соображениям также и чисто практического характера, произошло окончательное охлаждение отношений митрополита с Синодом и двором и усилились его контакты с людьми круга Новикова. Этой перемене, происшедшей в начале 1780-х годов, частично могло способствовать то, что значительное место в издательской деятельности Новикова занимали в этот период книги религиозно-нравственного содержания, включая и труды митрополита. В деятельности Платона началась новая полоса. Педагогические, просветительские усилия митрополита привлекали к нему не только авторов, переводчиков и цензоров, но и профессоров светских учебных заведений. Самому Платону необходимо было иметь общение с людьми, которые помогали бы ему в выполнении его задач. Круг его знакомств расширялся. Близость с князем И. В. Лопухиным и графами Остерманами могла привести митрополита к тому кружку, который группировался вокруг И. Г. Шварца и Новикова. Но они были масонами.

В то время принадлежность к масонству не считалась предосудительной, масонство существовало открыто, и правительство его не преследовало; если и была "тайна собрания", то она вызывалась потребностью самих масонов. Большая часть действовавших в то время общественных организаций либо были разновидностью масонских образований, либо находились под их влиянием. При этом многие как в правительстве, так и в обществе относились к ним как к неким "кружкам по интересам". В высших кругах ходила поговорка: "Да кто же ныне не масон?" Видные деятели эпохи, князья, графы - русская аристократия - были масонами. Достаточно перечислить имена людей, состоявших в тесном знакомстве с митрополитом Платоном, чтобы убедиться, что все они в какой-то период являлись членами "лож". Масонство во второй половине XVIII в. было идентично понятию интеллигенции в XIX в., его распространение свидетельствовало о пробуждении общественного сознания, возникновении нравственных требований, которых ранее не знало общество⁴². В итоге сближение Платона с образованными кругами светского общества неизбежно должно было поставить его в тесные отношения с масонами. Поскольку же ревнителей просвещения были единицы, Платон признавал возможным сотрудничество с Новиковым-просветителем в этот период⁴³, ведь внимание масонов было направлено именно на воспитание и образование⁴⁴.

Сближению Платона с кругом Новикова как раз и способствовало то, что иерарх благословил открытие "Дружеского общества", ставившего своей целью просвещение и нравственное воспитание молодежи. Оставляя, за неимением достаточных доказательств, в стороне вопрос об участии митрополита Платона в работе общества, отметим бескорыстную энергию, с которой Новиков и Шварц поставили это дело, что не могло остаться незаметным для главы епархии, с такой же ревностью и самоотдачей служившего просвещению своей паствы. Общие цели могли заставить их искать примирения своих разногласий. На первый взгляд, идеалы были общими - необходимость нравственного совершенствования и любви к ближнему, покаяние и молитвы как путь очищения и обретения благодати. Лишь те формы, которые предлагала официальная церковь, не удовлетворяли масонов, и их искания продолжались⁴⁵. Поэтому, когда 6 ноября 1782 г. было официально объявлено об открытии "Дружеского общества" и встал вопрос о его запрете, масоны обратились к митрополиту Платону, авторитет которого был непререкаем.

Платон чутко уловил погруженность Новикова в интересы и стремления, связанные с издательской деятельностью, чем и была, официально, вызвана необходимость получения санкции митрополита, согласно указу Екатерины II⁴⁶. Не подозревая о подтексте указа, Платон в ответном донесении выражал свое "рвение" к исполнению поручения⁴⁷. Основываясь на этом его донесении, можно также предположить, что Платон поддерживал только усилия Новикова по подготовке просвещенного молодого поколения. С этими интересами, очевидно, следует связывать и безбоязненную отсылку Платоном своих учеников за дополнительным образованием в учрежденную при Московском университете Филологическую семинарию⁴⁸.

В это время Платона еще не посетили сомнения в отношении просветительской деятельности масонов. Как можно судить по его письмам викарию Амвросию (Подобедову) за 1786 год, то есть год, когда развернулось правительственное преследование Новикова, позиция митрополита оформилась под влиянием правительственной оценки итогов деятельности "Дружеского общества", а также мнений его учеников. Узнав из указа Екатерины II о том, что общество Новикова названо "скопищем известного нового расколу" (что, как свидетельствует переписка с викариями, стало для него откровением, во всяком случае так выглядит его реакция на формулировку обвинений), Платон потребовал отстраниться от этих школ. Опасаясь "при таком положении дел" оставлять своих семинаристов при этом обществе, митрополит запретил ученикам даже жить в "школах" Новикова - "чтобы не пало на нас без вины подозрение"⁴⁹. Надо отдать должное и Новикову, который, во избежание неприятностей для учеников и лично митрополита, отослал семинаристов в Московскую академию, с тем чтобы они содержались там на его "кошт". Однако митрополит Платон проявил еще большую осторожность, отказавшись от такого "содержания", не отказываясь, впрочем, принимать его - "только под иным видом"⁵⁰.

Из этих фактов можно сделать осторожное предположение о том, что Платон мог и не разобраться в степени опасности или безобидности обучения его семинаристов в Филологической семинарии. Позже в письме Мефодию (Смирнову), датированному 1796 г., Платон удивлялся предостережение ям Новгородского митрополита Гавриила (Петрова), указывавшего на опасность назначения Серафима (Глаголевского) ректором академии, из-за того, что Серафим получил богословское образование в Филологической семинарии при "Дружеском ученом обществе". Следует оценить поступок Платона, без колебаний взявшего на себя ответственность за благонадежность своего ученика; он пояснил, что Серафим мог изучать богословие только в духовной академии, причем обучение проходило его личным руководством⁵¹.

Окончательному изменению позиции Платона способствовало то, что к этому времени Новиков стал выпускать такие книги, которые соответствовали мистическому пониманию христианства в духе И. Арндта⁵². Тем не менее своим отзывом о высоких моральных качествах Новикова уважаемый своей обширной образованностью и пользовавшийся нравственным авторитетом иерарх показал, как надо осторожно относиться к тому просветительному движению, которое возглавлял Новиков и которое находилось в связи с масонством.

Таким образом, апробация Платоном взглядов Новикова и книг его типографии имела большое значение. Митрополит официально выразил свое представление о свободе "просвещенной" личности и выступил в защиту сознательного отношения христиан, включая масонов, к вопросам веры, церкви, религии. С этого времени (1790-е годы) митрополит Платон попал в опалу, что также можно воспринимать как свидетельство признания "истинности" того просвещения, которое он предлагал.

Вместе с тем Платона тяготило насильно навязанное ему участие в "деле Новикова". Хотя митрополит и сообразовывался с правительственными взглядами, но едва ли мог стать на чисто официальную точку зрения в вопросах, касающихся, например, веротерпимости⁵³. Во всяком случае от предписания императрицы подвергнуть рассмотрению все книги Вольной типографии, а самого масона испытать в вере, он предвидел для себя затруднения и опасности в будущем⁵⁴. Во избежание ошибок, опасаясь даже неосознанно нанести оскорбление уважаемым им людям, вступившим в масонские ложи, он предпочел отойти в сторону, хотя и оставил за собой право назидания и пастырского попечения о "запутавшихся" в поисках духовных ориентиров душах. Однако не всегда к его мнению прислушивались: "Я отправил свою критику", - писал он по поводу цензуры на книги новиковской типографии. Критика была довольно умеренной. В донесении по поводу освидетельствования книг типографии Новикова, Платон разделил их на три категории: "собственно литературные, которые желательно распространять для образования публики", "гнусные и юродивые порождения энциклопедистов" и мистические, которые отказался оценивать по причине "непонимания"⁵⁵. Надо полагать, что последнее объяснение является преувеличением, в чем сомневались исследователи XIX века⁵⁶. Действительно, выглядит странным, чтобы митрополит, вращаясь в масонских кругах, не входил в обсуждение их взглядов.

О том, что масонские идеи были знакомы Платону, свидетельствуют найденные в его архиве бумаги. Естественно предполагать, что эти документы не могли не иметь отношения к мистической литературе, которая увлекала масонов круга Новикова и Лопухина⁵⁷. Неизбежно в общении между деятелями, искавшими "новых путей быть полезными обществу"⁵⁸, и митрополитом Платоном, стремившемся оградить уважаемых им людей от опасности, должны были затрагиваться вопросы о масонстве и мистической литературе. И они поднимались, что засвидетельствовал Платон в собственноручной записке в 1796 году. Свой отзыв он заключил словами: "Нашел, что масонство есть безместно и зловредно, еще более, нежели, сколько я до прочтения сих бумаг о том думать мог"⁵⁹. Но он проводил разницу между самим учением и его приверженцами и не переставал уповать на возможное в жизни каждого человека "преображение".

По-видимому, к этому времени митрополит Платон пришел к убеждению, что масонство, независимо от его разновидности, едва ли способно найти путь к истине⁶⁰, однако не считал возможным упустить возможность повлиять на деятельность членов лож. Еще в 1775 г. в Слове по случаю тезоименитства наследника Павла Платон сформулировал условия действенного наставничества: "Есть древнее рассуждение просвещенных людей, что не должно ни делать, ни говорить того, о чем бы ты сам мог сумниться". Именно в этом заключалась причина "непонимания" иерархом мистической литературы. Далее следует фраза, которую можно трактовать как девиз митрополита в его отношении к масонам, вольнодумцам, раскольникам: "Но, притом, благоразумие требует, дабы при таковых случаях иногда уметь делать и некоторое снисхождение уверяемому... Здесь-то нужен великий подвиг разума, чтобы знать - каждого вести тем путем, который ему пристоен и вместителен"⁶¹. Практическая направленность сочинений Платона, содержащих заочную полемику с масонами, а также раскольниками, вольнодумцами и прочими деятелями общественной мысли России XVIII-XIX вв., сама по себе - свидетельство "духовной жажды" общества.

Усвоенный им индивидуальный подход Платон переносил и на людей, покровительствовавших масонам, как можно судить о Московском главнокомандующем графе З. Г. Чернышеве, действия которого постоянно осуждал

его преемник граф Я. А. Брюс. Во время официального обеда митрополит Платон, чтивший память покойного фельдмаршала, с которым был дружен, публично возразил Брюсу репликой: "У нас в России мало людей, подобных Чернышеву; на кого ни посмотришь - все Брюс да Платон"⁶².

Позиция Платона не слишком была понятна его современникам. Гораздо легче воспринимались другие суждения: вера - это архаизм, почитание чудотворных икон и святых подвижников - отсталость и непросвещенность. Уже в XVIII в. подобные высказывания позволяли себе не только вольнодумцы, но и лица, принадлежавшие к белому духовенству. Переписка протоиерея Петра Алексеева, связанная с доносами на митрополита Платона, свидетельствует о неприятии этим ярким представителем секуляризованного белого духовенства монашества, старчества, святых - всего, что составляет сущность мистики православия⁶³. Однако Алексеев также резко ополчался и против масонов, обвиняя заодно Платона в покровительстве им и даже в мистицизме. Возможно, некоторая лояльность митрополита и сочувствие мистицизму (если под мистицизмом в данном случае понимать его особенное внимание к православной символике) имели место, хотя книгу Арндта "Об истинном христианстве" митрополит называл "соблазнительной и фанатической"⁶⁴.

Общность нравственных, этических, просветительских и даже гражданских позиций не должна быть распространена на политические или идеологические позиции. Платон отдавал себе отчет в том, что масоны, настаивая на непосредственном общении между человеком и богом, тем самым устраняли необходимость официальной церкви. Поэтому он никогда не поддерживал масонство как учение, о чем официально заявил в упомянутой специальной записке. О том, что в разговорах митрополит "очень восставал" против масонского общества, свидетельствовал и Лопухин, всегда, тем не менее, пользовавшийся у Платона "отличным благорасположением". Примечательно также влияние Платона на Лопухина, под впечатлением бесед с которым видный масон написал Катехизис, обнаруживающий явные следы знакомства с катехизисами иеромонаха Платона⁶⁵.

Очевидно, что противники Платона, несогласные с мнением митрополита и критиковавшие его как "светского монаха", судили о прошлом и вере с позиций "обмирщенного" сознания. Однако не следует забывать, что одна из главных особенностей культуры Нового времени - динамичность, изменчивость моды и вкусов, резкая смена увлечений, сопровождавшаяся порой мучительными переживаниями, - от православной веры к "вольтерьянству", от него - к масонству и, зачастую, вновь возвращение к православию. Эту особенность своего времени митрополит, безусловно, учитывал, в отличие от тех "собратьев" по сословию, для которых возможна была ситуация "политического" выбора, сделанного зачастую под нажимом общественного мнения. "Хранить" в этой ситуации для Платона означало воссоздавать прошлое, тем самым превращая его в нечто новое⁶⁶.

Но суть противоречия, видимо, лежит глубже. В рассуждениях Платона постоянно проходят мысли о современном ему состоянии церкви: "Я борюсь с немощами моей старости и возмущаюсь духом, когда рассуждаю, каково у нас положение церкви Христовой. Возношу усердно молитвы.., чтоб между нами, служителями церкви, было больше согласия". В 1797 г. Платон выражал сочувствие епископу Мефодию: "Скорблю, что тебя постигли неприятности от людей неблагодарных и нечестивых. Но это - обыкновенная наша участь, и нечего ждать от развращенного мира. Много такого и даже более тяжкого претерпел и я..." Платона возмущал тот факт, что вера в современном ему обществе утратила прежнее уважение. Это, по мнению митрополи-

та, привело к тому, что в обществе возобладало своевольство мыслей, за которым последовало падение нравов, коснувшееся и духовного сословия, и, можно продолжить, как результат - появление в русском обществе масонства. Далее Платон делал заключение: "Ежели вера ослабнет, а с нею вместе и благонравие, ибо они неразлучны: то не учинят никакой помощи ни просвещение, ни богатство, ни мужество". Как вывод из всего - призыв митрополита к соотечественникам: "возыметь" в себе "святое честолюбие", вернувшись к традициям прошлого, сохранить свое национальное достоинство, воспитывая наставников в собственном отечестве⁶⁷.

Недоразумения, возникавшие между иерархом и отдельными представителями общества, как раз отражали столкновение искреннего желания сохранить веру и церковь и корыстных побуждений, свойственных и белому духовенству⁶⁸. В проповеди, произнесенной в 1803 г. в Чудовом монастыре, Платон охарактеризовал распространенный, на его взгляд, в обществе тип наставника: "У него в виду - ...одна наружная честь и корысть... Он лицемерит, ласкательствует, угождает, подкупает. Не ожидает избрания других, но сам оценяет свои заслуги и выставляет их великими, хотя нет никаких". Как явствует из этих слов, корысть в понимании Платона - это стремление использовать выгоды своего положения, чтобы, обращаясь к вопросам веры и добродетели, получить определенную выгоду, "пользу", по выражению митрополита. Но возможна и совсем иная польза: можно побуждать к действиям благородным и "ревностно" упражняться в "учении и наставлении" своей паствы⁶⁹, находиться в "живой связи с потребностями общества" и препятствовать распространению сект, лож или кружков.

В отличие от других представителей просвещенного общества, в том числе церковников, митрополит понимал сущность, стремления, переживания русских масонов XVIII века. Одну из причин того, что многие в этом обществе, неудовлетворенные состоянием церкви и низким уровнем нравственности, примкнули к нетрадиционным вероучениям, он видел в недостатках русского духовенства. Митрополит Платон, представлявший собой новый тип духовного наставника, оказал заметное влияние на русское секуляризованное общество второй половины XVIII в., и, что особенно важно, - на видных представителей общественной мысли, включая деятелей неофициальной религиозности. Об этом свидетельствуют многочисленные отзывы о нем со стороны раскольников, католиков, протестантов, "вольнодумцев" и масонов. Прослеживаются контакты Платона с Л. Дютаном, В. Гейдеке; с Д. Дидро и, косвенно, с Вольтером, с графом Ж. Ладусетом, А. Грегуаром, с И. Мелльманном, П. П. Чебышевым; с князьями Остерманами, князем Лопухиным, с графами Паниным, Елагиным, Тургеневым, Чернышевым, Мелиссино. В отличие от сторонников новых направлений в общественной жизни, а также от представителей "нового духа" в среде священства, Платон придавал большое значение усилению роли просвещенного монашества и института духовничества. К концу служения Платона отношение высшего образованного общества к монашеству изменилось, в нем перестали привлекать внимание только к случаям безделья, невоздержанности или насильственного затвора. Общество осознало, что в монастырь могут уходить его лучшие представители, о чем свидетельствует политика по отношению к монастырям и духовным училищам в царствование Павла I, резко разнящаяся с фактическими действиями в этой области его матери.

Примечания

1. БЕССАРАБОВА Н. В. Мировоззрение и деятельность митрополита Платона (Левшина). - Вопросы истории, 2008, N 1.

2. СУХОМЛИНОВ М. И. История Российской академии. СПб. 1874; ПЫПИН А. Н. История русской этнографии. СПб. 1890, с. 174 - 178; БОЛДЫРЕВ А. И. Масонство. В кн.: Русская философия. М. 1995, с. 286.

3. Помимо протоиерея Петра Алексеева, речь идет также о московских жителях, недовольных сокращением "домовых церквей" (ЦАПИНА О. А. Из истории общественно-политической мысли России эпохи Просвещения. Протоиерей П. А. Алексеева. Автореф. канд. дисс. М. 1998, с. 16).

4. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 153, оп. 1, д. 85, л. 16 - 23. Мнение митрополита Московского Платона на некоторые примечания ученого англичанина Дютона и графа Семена Романовича Воронцова, находящегося при Великобританском дворе, о православной греческой церкви, сочиненное по требованию сего последнего.

5. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Поли. собр. соч. Т. 1. СПб. 1913, с. 682 - 683, 583 - 585; т. 2. СПб. 1913, с. 725 - 727.

6. Там же. Т. 2, с. 590.

7. Об этом писал и сенатор, масон И. В. Лопухин, считая одной из причин возникновения раскола "искание лучшего образа богослужения" (цит. по: Масонство в его прошлом и настоящем. М. 1991, с. 246).

8. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 2, с. 283. Он полагал, что "папежство наиболее всего развратило христианскую веру и для нее есть опаснейшая зараза". При этом у Платона нет четких определений "папежства". Ясно, однако, что независимость монахов от местного епископа, несоблюдение ими "надлежащего" повиновения Платон считал странным и называл это "не иначе, как папизмом" (там же, с. 537 - 538).

9. Там же, с. 591.

10. Об этом свидетельствует история обращения в масонство Лопухина. В его сочинениях отчетливо проступает тяготение к традиционному церковному наставничеству; не найдя его в жизни официальной церкви, Лопухин пытался ввести его самостоятельно - в собственной домашней "малой церкви" (Масонство, с. 246 - 248).

11. Записки сенатора И. В. Лопухина. М. 1990, с. 75.

12. Цит. по: КОТОВИЧ А. Духовная цензура в России (1799 - 1855). СПб. 1909, с. 62.

13. Любопытна реплика по этому поводу графа Н. И. Панина: "Если бы духовный чин хотя мало инаков был, злодеяния не возросли бы до такой степени. Он погружен в самом высшем невежестве и грубиянстве, и кажется дивом, когда среди него кто усмотрится с настоящим чувством добродетели" (цит. по: ЗНАМЕНСКИЙ П. В. Чтения из истории русской церкви за время царствования Екатерины II. В кн.: Православный собеседник. Ч. 2. Казань. 1875, с. 25).

14. Записки сенатора И. В. Лопухина, с. 75 - 76.

15. Центральный исторический архив Москвы (ЦИАМ), ф. 203, оп. 760, д. 64, л. 26.

16. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 1, с. 577.

17. Цит. по: Масонство, с. 246, 249; ср.: ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 1, с. 650.

18. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 1, с. 650.

19. На отзывы "мудрецов мира", утверждавших, что "вера состоит в добродетели", Платон отвечал: "Не дерзай говорить: "Довольно-де для меня той веры, что я делаю добро". Но ты добра не только делать, а и помыслить не можешь, ежели основания всех благ, "любви к Богу", не положишь в сердце своем; сие же основание изобретает и утверждает вера" (там же, с. 626).

20. Русский архив, 1892, кн. 1, N 4, с. 464; Научно-исследодвательский отдел рукописей Российской национальной библиотеки, ф. 1000, оп. 3, д. 26.

21. Например: ЦИАМ, ф. 203, оп. 760, д. 4, л. 4об.

22. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 2, с. 561. К тому же действия митрополита Платона можно понять как следствие указа Павла I, появившегося в результате крестьянских движений конца 1796 г. во многих губерниях: значительную роль в них сыграло сельское духовенство. Указ предписывал епархиальным архиереям попечение об умножении в семинариях учеников, чтобы, вступая в сан, они "учением и примером собственным учреждали духовных чад своих в покойствии", и поэтому "произведение в сан священный тако воспитанных предпочитать неученым, хотя бы прихожане и просьбами об них настояли" (ПСЗ-1. Т. 24, N 17958).

23. СКВОРЦОВ Н. А. Архив Московской св. Синода конторы. Вып. 2. М. 1914, с. 458 - 460. Этот факт заслуживает внимания особенно потому, что обычно Синод занимал относительно Платона прямо противоположную позицию.

24. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 2, с. 591. Письма Амвросию.

25. Масонство, с. 246 - 248.

26. РГАДА, ф. 153, оп. 1, д. 85, л. 18об. Мнение митрополита Московского Платона.

27. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 2, с. 46, 51.

28. Там же, с. 590 - 591. Письмо Амвросию.

29. Масонство, с. 213 - 217. Пытаясь объяснить свою позицию, Платон пускается в следующее рассуждение. Поскольку "Бог есть источник всякого просвещения", то "естественный свет", зажженный от Бога при рождении каждого человека и есть "свет понятия", который человек обязан взрастить в себе и принести плод. В случае если бы в человеке погас "внутренний свет" - в масонском учении постоянно используется такой термин - Промысел открывает способ к "возжжению" вновь этого "света". Этот способ есть Закон, в котором видна воля Бога: "Чем кто охотнее следует сему руководству... тем больше удален от заблуждения". Хранилищем Закона является церковь, "и потому спасение наше требует неразлучное соединение с церковью" (ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 1, с. 485 - 487).

30. Там же, с. 223.

31. Там же. Т. 2, с. 49.

32. Там же. Т. 1, с. 403.

33. Там же, с. 633 - 634.

34. Русский архив, 1882, кн. 2, с. 76.

35. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 1, с. 651.

36. Там же. Т. 2, с. 554, 558 - 559 (письма Мефодию), 565, 579 (письма Амвросию).

37. Там же. Т. 1, с. 482.

38. Там же, с. 689.

39. Чтения в обществе истории и древностей российских (ЧОИДР), 1875, кн. 4, с. 166. .

40. Например, И. П. Елагин вступил в орден, чтобы быть "в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты и чинами... от меня удалены" и в надежде "достать в вельможах покровителей". Вскоре он разочаровался в масонстве, поскольку видел "токмо... обряды странные, действия почти безрассудные" (Русский архив, 1864, N 1, с. 93 - 110).

41. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 1, с. 690.

42. ТУКАЛЕВСКИЙ В. Н. Н. И. Новиков и И. Г. Шварц. В кн.: Масонство, с. 190; ПЫПИН А. Н. Русское масонство XVIII и первой четверти XIX в. Пг. 1916, с. 9.

43. М. Н. Лонгинов и затем С. М. Некрасов показали, что преследования Новикова были вызваны не столько его принадлежностью к масонству и даже просветительской деятельностью, сколько его контактами с "важной особой" (ЛОНГИНОВ М. Н. Новиков и московские мартинисты. М. 1867, с. 313; НЕКРАСОВ СМ. Апостол добра. М. 1994, с. 166).

44. МИКЕШИН М. И. М. С. Воронцов. В кн.: Философский век. Вып. 2. СПб. 1997.

45. Масонство, с. 246.

46. ПСЗ-1. Т. 22, N 16301. Указ 23 декабря 1785 г. гласил: "В рассуждении, что из типографии Новикова выходят многие странные книги... призовите к себе... Новикова и прикажите испытать его в Законе нашем, равно как и книги его типографии освидетельствовать, не скрывается ли в них умствований, несходных с простыми и чистыми правилами веры нашей".

47. Летопись русской литературы и древностей, 1859, N 1, отд. 3, с. 23.

48. Более того, некоторые его ученики прошли через это общество. Правда, отзывы о нем оставляли разные: с одной стороны, общество способствовало освоению Библии и удержало многих от безверия, с другой - известны просьбы об освобождении учеников от участия в заседаниях общества. Причиной, однако, служило отнюдь не масонское руководство обществом. Один из воспитанников университета С. А. Маслов свидетельствовал о причине возвращения студентов из "Дружеского общества" в непосредственное ведение университета: "Наскучило беспрерывное наблюдение... за учениками; ему захотелось большей свободы" (СУШКОВ Н. В. Московский университетский Благородный пансион. М. 1858, с. 26).

49. Конечно, такую реакцию можно было бы истолковать как малодушие или двоедушие митрополита, побоявшегося лишиться покровительства императрицы, - если бы не следующий факт: к 1785 г. отношения Платона с императрицей нельзя уже назвать иначе, как прохладными, если не предвзятостью со стороны Екатерины II.

50. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 2, с. 564. Письмо Платона Амвросию.

51. Там же, с. 556. Письмо Платона Мефодию. Архимандрит Фотий (Спасский), бесстрашный воитель за чистоту православной веры, дал следующую характеристику Серафиму (Глаголевскому), назначенному в 1821 г. на Санкт-Петербургскую митрополичью кафедру: "Новый иерарх, муж прост, словом не силен, но ревностный сый к слову и делу Божию" (цит. по: УЛЫБИН В. Яко ад сокрушилися... СПб. -М. 2002).

52. В этом учении исследователи отмечают характерную черту - отрицательное отношение масонов к современному им духовенству и к обрядности современной им церкви. Для людей, испытавших на себе, подобно Новикову и Лопухину, идеи вольтерьянства и искав-

ших вместо "религии обряда" - "религию души", это имело большое значение (Масонство, с. 188, 195).

53. Вот как он отзывался по этому поводу: "Дух Евангелия никого, особливо за веру, гнать не дозволяет, однако, по тому же Святому Духу должно быть видимое отличие истинной православной веры от других заблуждающих" (ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 2, с 308. Описание путешествия в Киев и другие города российские в 1804 году).

54. Там же, с. 563 - 564. Письмо Платона Амвросию.

55. ЧОИДР, 1875, кн. 4, с. 179 - 180.

56. См., например: ЛОНГИНОВ М. Н. Ук. соч., с. 267.

57. В указе Екатерины II от 27 марта 1786 г. на имя главнокомандующего Москвы Брюса в особом реестре поименованы шесть книг, которые подверглись запрету к продаже "вследствие примечаний митрополита Платона" и которые нельзя назвать иначе как мистическими (ПСЗ-1. Т. 22, N 16362).

58. ТУКАЛЕВСКИЙ В. Н. Ук. соч., с. 191.

59. ЧОИДР, 1881, кн. 4, с. 27.

60. Новиков же и Лопухин считали, что все дело в выборе ложи, которая должна представлять собой более тесный, замкнутый кружок, при этом обрядность и ритуал не являются для членов необходимыми (ТУКАЛЕВСКИЙ В. Н. Ук. соч., с. 192).

61. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 1, с. 403 - 404.

62. БАНТЫШ-КАМЕНСКИЙ Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли. Ч. 1. СПб. 1847, с. 204.

63. Русский архив, 1892, кн. 1, N 4, с. 464.

64. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 2, с. 56 - 57.

65. Записки сенатора И. В. Лопухина, с. 29; ЛОПУХИН И. В. Нравоучительный катехизис истинных франк-масонов (там же, с. 31 - 37). Ср.: ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 1, с. 805- 968. Следует также сравнить со старым катехизисом Елагинского масонства (см.: ТУКАЛЕВСКИЙ В. Н. Искания русских масонов. СПб. 1911, с. 48).

66. Ср. высказывание отца церкви: "Закон духовной свободы научает истине, и многие знают его поверхностным разумением, но не многие уразумевают по мере исполнения заповедей делами" (МАРК ПОДВИЖНИК. Слово о законе духовном. Б.м. Б.г. Гл. 2).

67. ПЛАТОН ЛЕВШИН. Ук. соч. Т. 2, с. 592 (письмо Платона Амвросию), 559 (письмо Мефодию), 572 - 574.

68. Там же, с. 487.

69. Там же, с. 575 - 576, 695 - 697.