Если поверить христианскому преданию, превращение христианства из религии гонимой в господствующую было чудесным событием. В 312 г. (так рассказывает христианский писатель Евсевий Памфил, современник событий) правитель западных областей Римской империи Константин пошел войной на правителя Италии Максенция; накануне сражения бог послал Константину знамение: внезапно все войско увидело на ясном небе сияющий знак креста с надписью: "Сим победиши!"; на следующее утро Константин приказал изготовить хоругвь с изображением креста и монограммой христова имени и под этим знаменем одержал у Мильвийского моста победу над язычником Максенцием; вслед за тем, в 313 г., Константин и его соправитель Лициний, подчинив своей власти всю Римскую империю, издали Миланский эдикт, даровавший христианам равноправие; Константин и далее энергично отстаивал интересы церкви, и христианство стало при нем государственной религией; за все это церковь даровала Константину эпитеты "святого и равноапостольного". Таково это предание.

Советские историки, отбросив легенду о "небесном знамении", сохранили все же в своих трудах элементы традиционного предания: официальное торжество христианства по-прежнему связывается с волей Константина, оформленной Миланским эдиктом; религиозная политика Константина оценивается как коренной поворот к новому. По словам Н. А. Машкина, "в 313 г. в Милане Константин и Лициний совместно опубликовали распоряжение (известное под названием Миланского эдикта) о свободном исповедании христианства", и очень скоро после этого христианство превратилось в религию господствующую¹ . "Одной из реформ Константина, - пишет В. Ф. Семенов, - было признание христианства государственной религией. Это событие имело громадное значение в истории поздней Римской империи"² . Е. М. Штаерман тоже полагает, что Миланский эдикт ознаменовал собой изменение религиозной политики империи, что деятельность Константина привела к превращению христианства в господствующую, более того - в "государственную религию"³ . Тот же взгляд, только осложненный хронологической путаницей, представлен и в некоторых руководствах по научному атеизму. Из одного из них мы узнаем, что император Константин, учитывая силу и влияние христианства, объявил его сначала "дозволенной религией (311), а затем государственной (324)"⁴ . Обе даты здесь произвольны. Автор другого пособия утверждает, что Константин сперва вместе с Лицинием издал Миланский эдикт, а затем, "восшедши на престол" (?), "подтвердил" его⁵ . Число подобных примеров легко можно увеличить.

Это утвердившееся в нашей науке представление, однако же, далеко не бесспорно⁶ . Еще в 1891 г. один из крупнейших специалистов по истории поздней Римской им-

¹ Н. А. Машкин. История древнего Рима. М. 1956, стр. 527 сл.

² В. Ф. Семенов. История средних веков. М. 1961, стр. 17.

³ "Всемирная история". Т. II. М. 1956, стр. 800.

⁴ "История и теория атеизма". М. 1962, стр. 56.

⁵ А. С. Карлюк. Очерки по научному атеизму. Минск. 1961, стр. 202 сл.

⁶ Следует отметить, что в некоторых работах советских исследователей признается сомнительность подобных известий о Миланском эдикте (см. С. А. Токарев. Религия в истории народов мира. М. 1964, стр. 495).

перии, О. Зеек, заявил, что так называемый Миланский эдикт был издан не Константином, не в Милане и не является эдиктом⁷ . Какие же основания: были у Зеека для такого утверждения? Об упоминавшихся событиях рассказывают два писателя: один - уже известный нам Евсевий Памфил, другой - воспитатель сына Константина Лактанций. Лактанций о Миланском эдикте ничего не знает, но зато приводит распоряжение о даровании христианам равноправия, опубликованное в малоазийском городе Никомидии одним только Лицинием. Когда Евсевий выпустил первое издание своей "Церковной истории" в девяти книгах, где он рассказывал о встрече обоих императоров в Милане, там еще не было текста Миланского эдикта; этот текст появился только в кн. X, присоединенной к "Церковной истории" после войны между соправителями, поражения Лициния и установления единодержавия Константина. Миланский эдикт помещен в этом сочинении много позднее повествования о миланском свидании. Но и этого мало! Текст эдикта имеется далеко не во всех рукописях кн. X, и мы вынуждены гадать, был ли он включен туда дополнительно или по какой-то причине исключен оттуда (быть может, даже самим Евсевием). Приводимый Евсевием текст - и это самое существенное - есть не что иное, как греческий вариант (с некоторыми расхождениями) сообщенного Лактанцием никомидийского распоряжения Лициния.

Таким образом, до поражения Лициния историкам было известно только его постановление о даровании христианству равноправия; сообщение о Миланском эдикте появилось в "Церковной истории" Евсевия при весьма подозрительных обстоятельствах. Впрочем, не исключено, что распоряжение Лициния было издано по устному согласованию с Константином во время их свидания в Милане.

Мы должны прежде всего дать себе отчет, что свидетельства источников о Миланском эдикте крайне сомнительны. Дело, однако, не только в этом, и даже не это является самым важным. Допустим, что Миланский эдикт был и в самом деле издан Константином и Лицинием; но содержал ли он нечто принципиально новое? Известно, что с середины III в. христианство стало подвергаться гонениям и что наиболее суровыми они были в самом начале IV в., в правление римского императора Диоклетиана. Особенно ярым гонителем христиан был соправитель Диоклетиана Галерий. Лактанций называет его "худшим из сквернейших государей"; самый облик и нравы его были-де отвратительны: человек огромного роста, необычайной толщины, с громовым голосом, он придумывал невиданные дотоле пытки для христиан: отдавал их на съедение медведям, сжигал на медленном огне, подвешивал на крестах. Впрочем, за свою жестокость Галерий понес "заслуженное наказание", погибнув в мучениях от тяжкой болезни. Таков образ Галерия, нарисованный церковными писателями IV века. Однако именно этот гонитель христианства издал в 311 г. - за два года до миланского свидания Константина и Лициния - закон о терпимости к христианам, текст которого сохранен в "Церковной истории" Евсевия!

Здесь не место говорить о тех сложных причинах, которые заставили правительство Римской империи отказаться от преследования новой религии и провозгласить веротерпимость. Нам важно сейчас другое: распоряжение Лицкния, независимо от того, участвовал в его выработке Константин или нет, лишь развивало дальше принципы, намеченные в эдикте Галерия⁸ .

Эдикт Галерия действовал на всей территории Римской империи. Он был принят и Максенцием, правителем Италии, который не только терпимо относился к новой религии, но и признал имущественные права римского епископа⁹ . Это имело место, разумеется, до свидания в Милане и даже до битвы у Мильвийского моста, ибо в этой битве Максенций погиб, утонув во время переправы через Тибр. Но как же в таком случае быть с церковным преданием о походе Константина против Максенция, с рассказом Евсевия, изображающего этот поход как священную войну против язычества? Коль скоро после 311 г. гонения на христиан в Италии прекратились, подобная трак-

⁷ O. Seeck. Das sogenannte Edikt von Mailand. "Zeitschrift fur Kirchen- geschichte". Bd. 12. 1891. Cp. J. R. Knipfing. Das angebliche "Mailander Edikt" v. J. 313 im Lichte der neueren Forschung. "Zeitschrift fur Kirehengeschichte". Bd. 40. 1921 (1922).

⁸ P. Stockmeier. Konstantinische Wende und kirchengeschichtliche Kontinuitat. "Historisches Jahrbuch"; Bd. 82. 1963, S. 9, 12 f.

⁹ H. Dorries. Konstantin der Qrosse. Stuttgart. 1958, S. 28

товка похода оказывается бессмысленной. К тому же она противоречит свидетельствам современников. Подумать только: на небе было "чудесное знамение", видное всему войску; император соорудил хоругвь с христианской монограммой; а анонимный панегирист Константина, произнесший в Трире речь с подробнейшим описанием, победы, ни словом не упомянул об этих чудесах! В 315 г. в Риме воздвигли Триумфальную арку; на ее барельефах были представлены различные эпизоды войны с Максенцием и торжественный въезд победителя в Рим. Увы, воины Константина несут на этих барельефах не христианскую хоругвь, а языческие символы - изображения Непобедимого солнца и богини Виктории.

Как Максенций не был жестоким гонителем христиан, так и Константин в 312 г. - вопреки Евсевию - не был еще христианским государем. Но, может быть, позднее Константин действительно поставил христианство в положение господствующей, государственной церкви? Стоит только поверить Евсевию, и ответ будет положительным. По Евсевию (особенно детально останавливается он на этом в "Жизнеописании Константина", написанном много лет спустя после "Церковной истории"), император преследовал язычников, уничтожал храмы и статуи языческих богов и сочинял христианские проповеди. Но нет ли в этом преувеличения, не принимает ли Евсевий желаемое за действительное?

Обратимся к языческим авторам. Немецкий филолог Ф. Винкельман собрал их суждения о Константине¹⁰ , и оказалось, что ни один языческий писатель IV в. не сказал ни слова упрека в адрес религиозной политики Константина. Напротив, афинянин Праксагор прославлял "великого Константина", а другой язычник, Евтропий, считал, что государь заслуживает быть причисленным к лику бессмертных. Даже император Юлиан Апостат, восстановитель язычества, резко критикующий Константина как политика и полководца, не упоминает о его гонениях на язычников и вообще о его религиозной политике. Неужели язычники просто-напросто не заметили события такой важности, как превращение христианства в господствующую религию?

Бесспорно, Константин дал христианской церкви ряд прав. Он распространил, например, на ее священников те привилегии, которыми пользовались языческие жрецы, предоставив епископам судебные права. Он покровительствовал церкви, но он же покровительствовал иудейскому жречеству и былой отеческой вере. На монетах Константина еще и после 313 г. продолжали чеканить изображения языческих божеств, тогда как христианские символы на них не появляются. Когда же на одном монетном дворе тамошние сторонники христианства выпустили медные деньги с изображением христианской монограммы на шлеме императора, чеканка подобной монеты была немедленно пресечена¹¹ . Константин продолжал оставаться языческим жрецом - великим понтификом и воздвиг в Умбрии храм в честь рода Флавиев, к которому принадлежал.

Впрочем, к концу жизни Константин начал все больше склоняться к христианству. Все чаще в его речах и в имперских законах появляются христианские формулы: призывы к целомудрию, к терпимости. Правда, сам он не стал ни целомудренным, ни терпимым. Издавая законы, запрещавшие иметь наложниц, он заводил любовниц. Он клялся справедливостью, но казнил без суда собственного сына Криспа, заподозренного в связи с мачехой, а затем и ее приказал утопить в горячей бане. У него не нашлось жалости и к мужу собственной сестры Лицинию, обвиненному в заговоре, и к юному сыну Лициния, преданному казни. Он вмешивался в дела христианской церкви, еще не будучи официально христианином; организовал расправу с христианами- донатистами в Африке; председательствуя на Никейском церковном соборе, в соответствии с решениями собора отправил в ссылку епископов-ариан, а потом принял сторону ариан и стал отправлять в ссылку ортодоксальных христиан, и в их числе выслал в Трир одного из виднейших "отцов церкви" Афанасия Александрийского; умирая от мучительной болезни, он лишь перед смертью принял крещение (за эту медлительность его порицал христианский писатель Феодорит Кирский) от арианского епископа Евсевия Нико-

¹⁰ F. Winkelmann. Konstantins Religionspolitik und ihre Motive im Urteil der literarischen Quellen des 4. und 5. Jahrhunderts. "Acta antiqua Academiae Scientiarum Hungaricae". T. 9. 1961. Fasc. 1 - 2, pp. 248 - 254.

¹¹ M. R. Alfoldi. Die constantinische Goldpragung. Mainz. 1963, S. 141.

мидийского. Следовательно, "святой и равноапостольный" император был с тогдашней точки зрения еретиком.

Константин - это крупный политический деятель и одаренный полководец. Но у нас нет достаточных оснований, чтобы связывать с его деятельностью радикальную ломку отношения к христианству: он продолжал то, что делали до него и Галерий, и Максенций, и Лициний. Константину, однако, "повезло": история тех лет описана его придворными писателями Лактанцием и Евсевием, а события в их сообщении смещены. К тому же мероприятия Константина не были последовательными: он сделал немало для христианства, но не превратил его в государственную религию. Язычество до самого конца IV столетия оставалось довольно влиятельным. Армия продолжала быть языческой по своему составу, и в торжественных восклицаниях солдат всегда упоминались "боги" во множественном числе. Государство признавало необходимыми общественные магические действия. Языческие сооружения все еще: продолжали время от времени строить; так, в 367 - 368 гг. был восстановлен на римском Форуме Портик богов согласия, украшенный священными языческими фигурами¹² .

Христианство одержало победу над язычеством не в один день. Это был длительный процесс. Его официальным началом нужно считать эдикт Галерия от 311 г., а концом - законы Феодосия I против язычников и еретиков. Только при Феодосии I, почти веком позже, христианство действительно становится государственной церковью в Римской империи.

¹² "The Conflict between Paganism and Christianity in the Fourth Century". Oxford. 1963, pp. 24, 109 ff., 195.