Происхождение религии и ее ранних форм издавна интересовало свободомыслящих ученых. Со времен Просвещения и первых буржуазных революций (XVII-XVIII вв.) - не говоря об идейном наследстве античности - эти вопросы не раз ставились в трудах философов, историков, филологов, позже этнографов и археологов. Усилия нескольких поколений ученых всех этих специальностей принесли богатые плоды. Уже писатели-материалисты и просветители XVII-XVIII вв. - Гоббс, Спиноза. Толанд, Вольтер, Гольбах, Марешаль - сумели распознать первоначальные корни религии: страх и страдания человека, сознательный или бессознательный обман, различные аберрации мышления. Исследования филологов - представителей "мифологической" школы 1-й половины XIX в., - построенные на материале древней индоевропейской религиозной мифологии, показал" важную роль культа природы в древних религиях. Зарождение этнографии как особой науки в середине XIX в. и широкое привлечение этнографического материала позволили классикам буржуазной эволюционистской ("антропологической") школы - Э. Тэйлору и его последователям - построить "анимистическую" теорию происхождения религии; как бы ни относиться теперь к этой теории, но крупное значение анимистических представлений во всех религиях мира показано сторонниками этой школы вполне убедительно. Дальнейшее расширение фактической базы исследований и критика односторонности прежних концепций повели в конце XIX и в начале XX в. к появлению новых теорий - "преанимистических", направивших внимание на остававшиеся прежде в тени формы религиозной практики, при которых нет налицо анимистических образов, а выступают "аниматические" представления (всеобщее одушевление природы), "динамические" идеи (вера в таинственную безличную силу). Эти теории особенно подчеркивали важную роль эмоционально-аффективной и собственно обрядовой стороны религии. Французская "социологическая" школа Э. Дюркгейма подвергла основательной критике индивидуалистическое понимание религии у прежних авторов и вплотную подошла к изучению религии как факта прежде всего социального.

Каждое из названных направлений буржуазной науки внесло что-то положительное в изучение первобытной религии. Но все они были односторонни, ибо каждое

улавливало только какую-то одну сторону религии, одну ограниченную группу фактов. Эта односторонность, препятствовавшая созданию целостной теории, объясняющей как происхождение, так и всю длительную историю религиозной идеологии, не помешала исследователям - особенно этнографам - собрать и ввести в научный оборот массу фактов о верованиях и религиозных обрядах племен Австралии, народов Океании, Южной и Северной Америки, Африки.

Но проблема первобытной религии в целом еще далека от своего разрешения в буржуазной науке. Мало того: в последние десятилетия движение вперед в этой области явно приостановилось. Новых широких обобщений в этнографической литературе, посвященной религиозным верованиям, незаметно. Напротив, среди буржуазных ученых получили хождение либо агностические концепции (например, работы американских этнографов школы Ф. Боаса), либо "прагматическая" точка зрения, либо формалистические упражнения "структуралистов" (К. Леви-Стросс), либо, наконец, прямо реакционные фидеистические построения вроде известной концепции "первобытного монотеизма" библейского типа, которая была создана главой венской католической школы в этнографии патером В. Шмидтом.

Главная причина неспособности буржуазной науки вскрыть до конца корни первобытной религии, как и религиозной идеологии вообще, решить проблему ее происхождения, заключается в классовой ограниченности буржуазных ученых.

Основы правильного понимания сущности и происхождения религии заложены классиками марксизма-ленинизма. В трудах их содержится принципиальное решение проблемы, данное, разумеется, лишь в общей форме. Религия - одна из форм общественного сознания, в котором отражается общественное бытие; но в отличие от других форм общественного сознания (науки, искусства, морали, философии) в религии общественное бытие отражено превратно, искаженно. Причина этой искаженности - противоречивость самого общественного бытия: в религии фантастическим образом отражаются силы, господствующие над человеком; корни религии - в придавленности человека, бессилии его перед природой и общественной средой. Поэтому религия существует до тех пор, пока не преодолено (в той или иной степени) это бессилие.

Хотя сущность религии как таковой всегда одинакова, формы ее чрезвычайно разнообразны. Главное, наиболее существенное различие налицо между религиями классового общества и доклассовыми ("первобытными", "естественным"") религиями. Если классовые религии служат орудиями духовного гнета и обмана, то религия доклассового общества выражают в той или иной форме скованность общественного человека узкими рамками процесса материального производства, неразвитых общественных производительных сил.

Руководствуясь этими основными положениями марксистского понимания религии, советские ученые на основе большого фактического материала (особенно старых верований народов Сибири, Поволжья, Кавказа) исследовали ряд проблем первобытной религии.

Прежде всего надо упомянуть о значительном количестве работ, посвященных общей проблеме происхождения и первоначальных форм религии¹ . Интерес к этой основной, "мировоззренческой", проблеме вполне понятен, ибо, не уяснив себе первоначальных корней религии, нельзя понять и ее последующей истории.

¹ И. И. Скворцов-Степанов. Очерк развития религиозных верований. М. 1921; Е. М. Ярославский. Как родятся, живут и умирают боги и богини. М. 1923; А. В. Луначарский. Введение в историю религии. М. 1924; А. И. Тюменев, Возникновение религии и первые шаги религиозного развития. "Записки Научного общества марксистов". 1922, N 3; его же. Первобытная религия. "Записки Научного общества марксистов". 1922, N 4; Л. Я. Штернберг. Первобытная религия в свете этнографии. Л. 1936; Н. П. Токин. Очерк происхождения религиозных верований. М. 1929; В. К. Никольский. Происхождение религии. М. 1939; А. Ф. Анисимов. Представления эвенков о шингкэнах и проблема происхождения первобытной религии. "Сборник Музея антропологии и этнографии" (далее "Сборник МАЭ"). Т. XII. 1949; М. С. Бутинова. Как возникла религия? М. 1957; В. Ф. Зыбковец. Дорелигиозная эпоха. М. 1959; библиографический обзор см. В. Ф. Зыбковец. Проблема происхождения религии в советской науке. "Вопросы истории религии и атеизма". Т. VI. М. 1958.

Специальные исследования посвящены отдельным существенным вопросам в ранней истории религии. Так, проблему фетишистских верований и обрядов обстоятельно изучил Ю. П. Францов² , показавший огромную роль фетишизма в верованиях всех народов и во всех, даже самых сложных религиях; ему удалось выяснить соотношение между религиозно-мифологическими представлениями и религиозными обрядами, в центре которых стоит, как правило, фетиш, священный предмет; обряд обычно и является основой для религиозно-мифологической фантазии.

По проблеме магии есть весьма содержательные исследования Е. Г. Кагарова³ ; типы и виды магии исследовал ряд ученых, попытавшихся систематизировать магические обряды и представления, так, чтобы через эту систематику приблизиться к пониманию их материальных корней⁴ . Мифологии как составной и важной части религии посвящены работы А. Ф. Лосева (он исследовал главным образом античные мифы), а также С. А. Токарева⁵ . Мифология и магия входят, как известно, в состав не только первобытных, но и сложных, в том числе мировых, религий. И тем важнее правильно понять их корни и значение в истории религии.

Но наиболее плодотворным оказалось исследование, и притом преимущественно на основе этнографических источников, отдельных исторических форм первобытной религии.

Из этих форм самой странной и трудной для понимания долгое время считался тотемизм. Известно не менее 50 разных теорий, созданных для его объяснения. Много было сделано буржуазной наукой для правильного понимания тотемизма (работы Робертсона Смита, Э. Дюркгейма, А. Ван-Геннепа, супругов Р. и Л. Макариус и др.). Но только теоретические и исторические исследования советских ученых, привлекших новый фактический материал, позволяют считать проблему тотемизма, по существу, решенной. Еще в 1930-х годах появился ряд советских работ о тотемизме. Одним из первых выступил С. П. Толстов, указавший, что, с одной стороны, "в основе тотемической идеологии" лежало "чувство производственной связи с данным видом (или видами) животных и растений", а с другой, - "чувство связи человеческой группы с занимаемой ею территорией". Он считал, что тотемизм зародился еще в дородовую эпоху⁶ . А. М. Золотарев, исследуя пережитки тотемизма у народов Сибири, определил сущность тотемизма как "первой формы религиозного осознания родственных отношений"; образы тотемических предков он понимал как "персонификацию... коллектива в зверино-мифологическом образе"⁷ . Очень четко характеризовал специфику тотемизма Д. К. Зеленин: "В тотемизме на мир диких животных было перенесено социально-родовое устройство людей, и тотемизм можно определить как идеологический союз родовой организации людей с тою или иною породою животных. Базою таких тотемических союзов могли служить те действительные, реальные союзы, которые заключали между собою два различных экзогамных рода - в целях обслуживания друг друга брачными связями"⁸ .

Сходные мысли высказывает А. Ф. Анисимов. "Центральной идеей тотемизма" он считает исторически возникшее "идеологическое отражение специфических особенностей раннеродового общества - кровнородственной структуры общественных групп,

² Ю. П. Францов. Фетишизм и проблема происхождения религии. М. 1940; его же. У истоков религии и свободомыслия. М. -Л. 1959.

³ Е. Г. Кагаров. К вопросу о классификации народных обрядов. "Доклады АН СССР". Серия "В". 1928, N 11; его же. Состав и происхождение свадебной обрядности. "Сборник МАЭ". Т. VIII. 1929, и др.

⁴ С. А. Токарев. Сущность и происхождение магии. Исследования и материалы по вопросам первобытных религиозных верований. "Труды" Института этнографии АН СССР. Т. 51.

⁵ А. Ф. Лосев. Античная мифология. М. 1957; С. А. Токарев. Что такое мифология? "Вопросы истории религии и атеизма". Т. X. М. 1962.

⁶ С. П. Толстов. Проблемы дородового общества. "Советская этнография". 1931, N 3 - 4, стр. 91; его же. Пережитки тотемизма и дуальной организации у туркмен. "Проблемы истории докапиталистических обществ". 1935, N 9 - 10, стр. 26.

⁷ А. М. Золотарев. Пережитки тотемизма у народов Сибири. Л. 1934, стр. 6.

⁸ Д. К. Зеленин. Идеологическое перенесение на диких животных социально-родовой организации людей. "Известия" АН СССР. Отделение общественных наук. 1935, N 4, стр. 403.

в форме которой развивалось исторически и общественное производство"⁹ . Подобию этому и Д. Е. Хайтун рассматривает тотемизм как "религию возникающего рода"; но он в отличие от других советских исследователей суживает само понимание тотемизма, ибо сводит "основу", или "первоначальное ядро", тотемических представлений к "вере в происхождение от тотемических предков"¹⁰ . Еще более расходится с господствующим пониманием тотемизма Ю. И. Семенов. Хотя и он признает его "первой формой осознания единства человеческого коллектива", но возникновение тотемизма он относит еще к эпохе "человеческого стада", предшествовавшей родовому строю. Первоначальный тотемизм Ю. И. Семенов не считает религией, лишь впоследствии он "оказался неразрывно связанным с религией". Основу тотемизма автор видит - и это наиболее обоснованная сторона его взглядов - в практике охотничьей маскировки, которая как бы уподобляет человека животному и порождает тем самым идею близости между человеком и зверем. Лишь позже к этому присоединяется тотемическая табуация, вера в происхождение от тотемических предков и прочие тотемические представления¹¹ .

Таким образам, почти все советские исследователи понимают тотемизм как одну из древнейших форм религии, в которой отразились в мистифицированном виде кровнородственные отношения, составлявшие единственную оболочку социальных отношений в первобытных охотничьих общинах, единственный тип отношений, доступный сознанию людей того времени и потому бессознательно переносившийся ими и на внешнюю природу. После всех исследований можно считать, что тотемизм не только не самая загадочная форма религии, какой он казался раньше, но, напротив, такая форма, происхождение которой очевидно и корни которой лежат почти что на поверхности. Если некоторых буржуазных авторов ставило в тупик наличие очень заметной "социальной стороны" в тотемизме, что побуждало кое-кого из них относить тотемизм к области не столько религиозных, сколько "социальных" явлений, то для советских ученых в этом факте нет ничего необычного: любая форма религии имеет свою социальную сторону, точнее - общественные корни, и тотемизм отличается в этом смысле от других форм религии разве лишь тем, что в нем эти социальные корни более отчетливо видны.

С тотемизмом генетически связаны так называемые промысловые культы, хотя связь эта еще недостаточно исследована. В буржуазной науке промысловые культы в отличие от тотемизма привлекали к себе мало внимания, о них упоминается обычно лишь вскользь и мельком. Советские ученые сделали очень много для изучения этой формы религии, особенно на материале верований народов Сибири, где она приняла очень характерное выражение.

Богатейший материал по промысловым обрядам и верованиям собран этнографами старшего поколения, начинавшими свою научную деятельность еще в дореволюционное время. Так, Л. Я. Штернберг выяснил связь медвежьего культа и других подобных обрядов и верований у гиляков с их промысловым хозяйством. В. Г. Богоразу удалось показать хозяйственные, охотничьи корни религиозно-мифологических представлений об "умирающем и воскресающем звере" - аналогия и отчасти прототип веры земледельческих народов в "умирающего и воскресающего духа растительности" (исследованной еще в XIX в. Маннгардтом и Фрэзером). Чрезвычайно интересно основанное на огромном сравнительном материале исследование Д. К. Зеленина "Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии"; содержание этой работы гораздо шире ее названия, потому что автор сумел показать материальные корни различных охотничье-рыболовческих поверий, обычаев, запретов, магических и суеверных предписаний и представлений, родившихся из стихийной практики как ее превратное осмысление¹² . Исследование промысловых верований и обрядов народов

⁹ А. Ф. Анисимов. Религия эвенков. М. -Л. 1958, стр. 54.

¹⁰ Д. Е. Хайтун. Тотемизм, его сущность и происхождение. Душанбе. 1958, стр. 50, 51, 142, 149.

¹¹ Ю. И. Семенов. Возникновение человеческого общества. Красноярск. 1962, стр. 376, 478 - 479 и др.

¹² Л. Я. Штернберг. Указ. соч.; В. Г. Богораз. Миф об умирающем и воскресающем звере. "Художественный фольклор". 1926, N 1; Д. К. Зеленин. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. I. "Сборник МАЭ". Т. VIII. 1929.

Сибири продолжалось советскими этнографами и в послевоенный период¹³ . Некоторым из них удалось показать относительную независимость промыслового культа от шаманства и от связанных с последним верований. Для промыслового культа характерны вообще, во-первых, магические суеверные предписания и запреты, несомненно, связанные корнями с самой промысловой практикой, а во-вторых - и особенно - вера в "духов-хозяев", которым подчинена вся природа и отдельные ее части, прежде всего животные, которых надо умилостивлять, чтобы они дали охотнику добычу. В этом отчетливо сказываются материальные корни данной формы верований.

С промысловым культом, в свою очередь, очень близко связаны семейно-родовые обряды и верования, нередко составлявшие лишь другую сторону того же культа и генетически восходившие также к древнему тотемизму. Социальной базой их служила родовая организация: материнский род, исторически сменявшийся впоследствии отцовским родом и распадавшийся на семейные ячейки.

Советские этнографы-сибиреведы собрали очень богатый материал по семейно-родовым культам сибирских народов, у большинства которых в сравнительно недалеком прошлом господствовали патриархально-родовые отношения с отчетливыми пережитками материнского рода. Одним из таких пережитков был своеобразный культ семейного и родового очага, олицетворяемого в большинстве случаев в женском образе. Л. Я. Штернберг описал подобный культ у гиляков ("старуха огня", или "старик со старухой"), А. Н. Липский - у нанайцев ("мать огня"), А. Ф. Анисимов - у эвенков ("бабушка" - олицетворение очага), Н. П. Дыренкова - у алтайцев ("огонь-мать")¹⁴ .

В. Г. Богораз подробно исследовал семейный культ у чукчей, родовые отношения у которых к XIX в. разложились и семья превратилась в самостоятельную общественную единицу. Он обстоятельно описал семейные праздники чукчей с отчетливыми чертами религиозного ритуализма: обрядовые пляски под бубен (бубен - одна из важнейших семейных святынь), помазание всех членов семьи кровью жертвенных оленей, почитание семейного очага и священной зажигалки, культ семейных "охранителей". Любопытно, что вся семейная обрядность у чукчей находится в руках женщин - явный пережиток материнско-родового уклада¹⁵ . Только у бурят и якутов, достигших еще в дореволюционное время более высокого уровня развития, в семейно-родовом культе не сохранилось материнско-родовых пережитков. Домашний очаг у этих народов олицетворялся не в женском, а в мужском образе. Впрочем, религиозные верования бурят и якутов были хорошо исследованы еще в дореволюционное время. У алтайцев, стоявших тоже на сравнительно высоком уровне общественного развития, бытовали наряду с сохранением пережитков матриархального почитания семейного огня также и формы патриархально-родового культа покровителей. В качестве таковых выступали родовые горы (культ их описан Л. П. Потаповым), служившие охотничьими угодьями рода, и особые родовые божества, - но не предки¹⁶ . Вообще культ предков - исторически более поздняя форма семейно-родового культа - не засвидетельствован бесспорным образом ни у одного народа Сибири.

Собранный советскими этнографами материал о народах Кавказа показывает, что их дохристианские и домусульманские верования и обряды в значительной мере были сосредоточены вокруг культа семейно-родовых покровителей. И это понятно.

¹³ А. А. Попов. Пережитки древних дорелигиозных воззрений долганов на природу. "Советская этнография". 1958, N 2; Г. М. Василевич. Ранние представления о мире у эвенков. Исследования и материалы по вопросам первобытнорелигиозных верований. "Труды" Института этнографии АН СССР. Т. 51. М. 1959; В. Н. Чернецов. Представления о душе у обских угров. "Труды" Института энтнографии АН СССР. Т. 51. М. 1959; Л. П. Потапов. Культ гор на Алтае. "Советская этнография". 1946, N 2; Е. Д. Прокофьева. Материалы по религиозным представлениям энцев. "Сборник МАЭ". Т. XIV. 1953.

¹⁴ Л. Я. Штернберг. Указ. соч.; А. Н. Липский. Элементы религиозно-психологических представлений гольдов. Чита. 1923; А. Ф. Анисимов. Религия эвенков; Н. П. Дыренкова. Культ огня у алтайцев и телеутов. "Сборник МАЭ". Т. VI. 1927.

¹⁵ В. Г. Богораз. Чукчи. Л. 1939.

¹⁶ Л. П. Потапов. Культ гор на Алтае; С. А. Токарев. Пережитки родового культа у алтайцев. "Труды" Института этнографии АН СССР. I. М. -Л. 1947.

потому что патриархально-родовой уклад очень долго сохранялся, особенно у народов высокогорных областей Кавказа¹⁷ .

Своеобразные формы принял семейно-родовой культ у народов Поволжья¹⁸ , проявлявшийся двояко: во-первых, как почитание умерших родственников, в честь которых устраивались периодические поминки, причем умерших приглашали, как бы живых, прийти и принять участие в угощении, обращались к ним с просьбами о покровительстве в хозяйстве и во всех семейных делах; во-вторых, в виде поклонения некоторым семейно-родовым святыням, материальным предметам-фетишам, хранившимся в домах или в общеродовых святилищах: таковы "воршуд" у удмуртов, "кудо-водыш" у мари, "йирих" у чувашей.

Все эти интересные данные, которыми оперируют советские исследователи, лишний раз подтверждают, что родовой и семейный культ есть порождение и отражение родового строя и возникающей в ходе его распада патриархальной семьи; что еще долгое время после разложения материнского рода сохраняются его пережитки в виде почитания женских покровителей семьи и рода, а также в активной роли женщины в родовом и семейном культе; что, наконец, почитание родовых и семейных предков составляет одно из исторически позднейших проявлений родового культа. Все эти выводы совпадают с результатами исследований семейно-родового культа в других странах.

Важный вклад в науку сделан советскими учеными в области исследования аграрных культов - более поздней формы религии, соответствующей земледельческой стадии в развитии хозяйства. Эти культы стали широко известными в мировой науке после исследований Маннгардта и Фрэзера. Но эти ученые, подробно разобравшиеся в обрядовой и мифологической стороне аграрных культов, не обратили достаточного внимания на их социальную сторону. Исследования советских ученых показывают, что аграрные культы, порожденные бессилием древнего земледельца перед природной стихией, от которой зависел урожай, а следовательно, и все его благополучие, сохранялись повсеместно там, где удерживалась земледельческая община с ее застойной агротехникой. Общинная организация была базой аграрных культов; там, где она распадалась под напором капиталистических отношений - а это сопровождалось и ломкой рутинной земледельческой техники и введением рационального сельского хозяйства, - там отмирали и аграрные ритуалы и верования.

В пределах СССР к началу XX в. было три больших группы народов, у которых сохранялась сельская община или ее пережитки: восточные славяне (особенно русские), народы Поволжья и народы Кавказа.

У восточных славян к этому времени сохранились лишь слабые следы общины. Поэтому и земледельческие верования и обряды восточнославянских народов известны сейчас лишь по старым записям и воспоминаниям стариков. К тому же эти верования давно переплелись с христианскими представлениями, обряды приурочены были в большинстве к дням церковного православного календаря, который, правда, в свою очередь, приспособлен к самым напряженным периодам сельскохозяйственного года. Исследование об аграрной религии славян написал еще в 1920-х годах Н. М. Никольский¹⁹ , позднее - Е. Г. Кагаров, К. Копержинский²⁰ и другие авторы. Одно из наиболее капитальных исследований по этой тематике принадлежит В. И. Чичерову, подробно изучившему зимний период аграрно-обрядового годового цикла: он показал, что в основе святочно-новогодней обрядности и относящихся к ней поверий лежал

¹⁷ См. сборник "Религиозные верования народов СССР". Т. II. М. -Л. 1931; Л. И. Лавров. Доисламские верования адыгейцев и кабардинцев. "Труды" Института этнографии АН СССР. Т. 51. 1959; Ш. Д. Инал-Ипа. Абхазы. Сухуми. 1960, стр. 361 - 367 и др.

¹⁸ "Религиозные верования народов СССР". Т. II; Н. Ф. Мокшин. Дохристианские верования мордвы. Саранск. 1963; П. В. Денисов. Религиозные верования чувашей. Чебоксары. 1959; А. И. Емельянов. Этнография вотяков. Остатки старинных верований и обрядов вотяков. Казань. 1922.

¹⁹ Н. М. Никольский. Дохристианские верования и культы днепровских славян. М. 1929.

²⁰ Е. Г. Кагаров. Религия древних славян. М. 1918; К. Копержинский. Обжинки. Одесса. 1926.

трудовой стихийный опыт славянского земледельца²¹ . Идя по тому же пути, В. Я. Пропп еще более углубил исследование народной аграрной обрядности, вскрыв "хозяйственную" направленность всего ее годового цикла; все обряды имеют "аграрно-продуцирующее" назначение; большинство обрядов представляет как бы "имитацию действительности, которая должна вызвать изображаемую действительность к жизни"²² . В самом деле, роль имитативной магии в земледельческих обрядах очень велика; она сказывается и в зачастую подчеркиваемых эротических мотивах, значение которых - передать плодородящей земле женскую половую силу.

У народов Поволжья общинная организация сохранялась гораздо крепче, связанные с ней верования и обряды частично дожили до наших дней. Их, кстати, почти не затронуло влияние христианства, поверхностно коснувшееся культуры и мировоззрения этих народов. По исследованиям П. В. Денисова²³ , "в календаре чувашских праздников главное место занимают земледельческие праздники и связанные с ними обряды, и это понятно, ибо земледелие - основной вид занятий чувашских крестьян". Этот автор подробно рассматривает весь годовой круг праздников и обрядов, приуроченных к определенным моментам сельскохозяйственного года. Выполнение этих обрядов было делом всей сельской общины, которая строго следила за соблюдением религиозных запретов, касавшихся определенных видов работ в известное время года. Такие же обычаи отмечались у мордвы, у марийцев.

У народов Кавказа - абхазов, черкесов, осетин и сванов, у которых сельская община была более устойчива, пережитки аграрного культа держались прочнее всего²⁴ .

В недавнее время опубликованы интересные историко-этнографические исследования о сельской общине у южных славян, авторы которых обращают внимание, между прочим, на бытование аграрных обрядов и поверий в болгарской и сербской общине вплоть до конца XIX и даже в XX веке²⁵ .

Из всего сказанного видно, что советские ученые глубоко исследовали целый ряд проблем первобытной религии. Но в изучении форм религии тем не менее остаются недостаточно освещенные вопросы.

Назрела необходимость серьезного обобщающего исследования погребального культа. Советскими учеными и в этой области сделан значительный вклад в науку, но лишь в смысле введения в оборот нового фактического материала. Особенно обилен археологический материал - многочисленные погребения всех эпох от верхнего палеолита до позднего средневековья, исследованные (если считать даже только раскопки последних двух десятилетий) А. П. Окладниковым, А. Я. Брюсовым, С. В. Киселевым, А. В. Арциховским, А. П. Смирновым, Е. И. Горюновой и многими другими археологами. Богатство и разнообразие собранных вещественных данных вполне достаточны, чтобы подвести исследователя к более или менее широким обобщениям. Некоторые из них уже и сделаны: отражение социального расслоения в погребальном ритуале, роль "этнической традиции" в этом ритуале. Но многое еще предстоит обобщить и осмыслить.

Этнографические исследования погребального культа, к сожалению, сильно отстают, даже в сборе нового фактического материала. Есть, правда, подробные описания погребальных обычаев у отдельных народов Кавказа, Поволжья, Сибири, описания относящихся к ним верований. Но из обобщающих работ по этой тематике можно назвать разве лишь исследование М. А. Итиной²⁶об интерпретации совмест-

²¹ В. И. Чичеров. Зимний период русского народного земледельческого календаря XVI-XIX вв. М. 1957.

²² В. Я. Пропп. Русские аграрные праздники (опыт историко-этнографического исследования). Л. 1963.

²³ П. В. Денисов. Указ. соч., стр. 120 и др.

²⁴ См. "Религиозные верования народов СССР". Т. II; Ш. Д. Инал-Ипа. Указ. соч. и др.

²⁵ Л. В. Маркова. Сельская община у болгар в XIX в. "Труды" Института этнографии АН СССР. Т. 62. "Славянский этнографический сборник". 1960, стр. 77 - 83; М. С. Шихарева. Сельская община у сербов в XIX - нач. XX в. Там же, стр. 181 - 191.

²⁶ М. А. Итина. К вопросу об отражении общественного строя в погребальных обрядах первобытных народов. "Советская этнография". 1954, N 3.

ных захоронений мужчины с женщиной в связи с типом общественных отношений, хотя и оно имеет к собственно, религиозным верованиям, пожалуй, косвенное отношение.

Точно так же требует более глубокого исследования шаманство. Уже в дореволюционное время о нем был собран значительный фактический материал, особенно у народов Сибири. В советские годы к прежним публикациям прибавилось немало новых: по шаманству алтае-саянских народов²⁷ , бурят²⁸ , якутов²⁹ , эвенков³⁰ , самодийских народов³¹ . Но теоретическое осмысление явлений шаманства, к сожалению, еще отстает. Правда, советские этнографы пришли к некоторым существенным выводам. Например, хорошо показано, что шаманство, по крайней мере у народов Сибири, было независимым по своему происхождению от промыслового культа и, как полагают, развилось позже него; выявлены следы влияния сложных религий Азии (зороастризм, несторианство, буддизм) на шаманские верования и ритуалы народов Сибири; в шаманстве обнаружены следы древних тотемических верований. Но исследование самой специфики шаманства и его места в общей истории религии продвинулось еще недостаточно. Остаются слабо изученными и некоторые другие ранние формы религии: ведовство (вредоносная магия), знахарство, эротические культы.

Особый интерес советских ученых привлекают формы религии, складывавшиеся при переходе от доклассового к классовому общественному строю. В этот период в связи с коренным изменением самой социально-экономической структуры религия приобретала новое качество: она становилась отражением и вместе с тем орудием социального гнета; выделялась жреческая верхушка, оторванная от производительного труда, которая предавалась богословским спекуляциям и создавала сложные, искусственные религиозно-мифологические системы; однако и старые, "естественно выросшие" народные верования и обряды не исчезали": они трансформировались в руках жрецов и тоже наполнились качественно новым содержанием. Этот процесс, протекавший в бесконечно разнообразных формах в разных странах и у разных народов, изучался советскими исследователями на многих примерах: у народов Африки³² , Центральной Америки³³ , Юго-Восточной Азии³⁴ . Очень плодотворным оказалось изучение пережитков древних ("доисторических") верований, влившихся в состав сложных национальных и мировых религий³⁵ .

²⁷ А. В. Анохин. Материалы по шаманству у алтайцев. "Сборник МАЭ". Т. IV. Вып. 2. 1924; Н. П. Дыренкова. Материалы по шаманству телеутов. Там же. Т. X. 1949; ее же. Получение шаманского дара по воззрениям турецких племен. Там же. Т. IX, 1930; Л. П. Потапов. Бубен телеутской шаманки и его рисунки. Там же, Т. X. 1949; его же. Обряд оживления шаманского бубна у тюркоязычных племен Алтая. "Труды" Института этнографии АН СССР. Новая серия. Т. I. 1947.

²⁸ П. П. Хороших. Указатель историко-этнографической литературы о бурятской народности. "Сибирь. Живая старина". Т. I. 1923; Т. М. Михайлов. Бурятское шаманство и его пережитки. Иркутск. 1962.

²⁹ А. Е. Кулаковский. Материалы для изучения верований якутов. "Записки" Якутского краевого географического общества. Кн. I. 1923; Г. В. Ксенофонтов. Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов. Изд. 2-е. М. 1930; А. А. Попов. Материалы по истории религии якутов бывшего Вилюйского округа. "Сборник МАЭ". Т. XI, 1949.

³⁰ И. М. Суслов. Шаманство и борьба с ним "Советский Север", 1931, N 3 - 4; Г. М. Василевич. Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору. Вып. I. Л. 1936; А Ф. Анисимов. Указ. соч.

³¹ Г. Н. Прокофьев. Церемония оживления бубна у остяко-самоедов. "Известия" ЛГУ. Т. II. 1929; Е. Д. Прокофьева. Костюм селькупского (остяко-самоедского) шамана. "Сборник МАЭ". Т. XI. 1949; Г. Д. Вербов. Ненецкие сказки и былины. Салехард. 1937; Б. О. Долгих. Мифические сказки и исторические предания энцев. "Труды" Института этнографии АН СССР. Т. 66. М. 1961.

³² Б. И. Шаревская. Религия древнего Бенина. "Ежегодник МАЭ". I. 1957.

³³ Д. де Ланда. Сообщения о делах в Юкатане. М. -Л. 1955 (вводная статья и примеч. Ю. В. Кнорозова); "Пополь-Вух". М. -Л. 1959 (комментарии Р. В. Кинжалова).

³⁴ Л. Э. Каруновская. Доисламские верования в Индонезии. "Труды" Института этнографии АН СССР. Т. 51; Г. Г. Стратанович. О ранних верованиях древних китайцев. "Краткие сообщения" Института народов Азии, N 61, 1962; его же. Добуддийские верования народов Западного и Центрального Индокитая. "Краткие сообщения" Института этнографии. Т. XXXVI. 1962.

³⁵ Н. М. Никольский. Еврейские и христианские праздники. М. 1931; А. Б. Ранович. Очерк истории древнееврейской религии. М. 1937; М. С. Плисецкий. Иудаизм. "Религиозные верования народов СССР". Т. II; И. А. Крывелев. Книга

Несмотря на большие заслуги советских ученых, для изучения первобытной религии и ее позднейших форм остается сделать еще много. Помимо указанных выше пробелов, есть и другие. В частности, одной из очередных задач здесь является проблема общей систематики (классификации) религиозных явлений. Проблема эта не разработана ни в буржуазной, ни в советской научной литературе. А ведь методологически правильная, то есть не чисто формальная, но историческая систематика форм религии может ближе подвести исследователя к пониманию корней отдельных ее исторических форм.

В своих исследованиях советские ученые руководствуются также и практическими мотивами: задачей борьбы за преодоление в сознании людей пережитков всякой религии, в том числе и ее ранних форм, которые, кстати, зачастую оказываются самыми устойчивыми.

о Библии. М. 1958; М. И. Шахнович. Реакционная сущность иудаизма. М. -Л. 1960; Е. Г. Кагаров. Шаманство и явления экстаза в греческой и римской религиях. "Известия" АН СССР. Отделение общественных наук. 1934, N 5; А. Ф. Лосев. Античная мифология; Е. М. Штаерман. Мораль и религия угнетенных классов Римской империи. М. 1961; Е. М. Ярославский. Указ. соч.; В. С. Рожицын. Золотая легенда; В. Г. Богораз. Христианство в свете этнографии. М. -Л. 1928; С. П. Толстов. Очерки первоначального ислама. "Советская этнография". 1932, N 2; С. А. Токарев. Ранние формы религии и их развитие. М. 1964.