М. Изд-во АН СССР. 1962. 344 стр. Тираж 2300. Цена 1 руб. 29 коп

Книга старшего научного сотрудника Института истории АН СССР Ю. Я. Когана представляет собой результат исследования обширного архивного материала. Автору удалось оживить несколько почти забытых имен русских вольнодумцев и безбожников XVIII века. Назвав работу "Очерками", Ю. Я. Коган как бы оградил себя от возможных упреков относительно круга рассмотренных им тем. Поскольку это очерки, то в качестве объекта исследования можно было брать не весь XVIII в., а ограничиться только шестью последними его десятилетиями. Однако читатель все же вправе был ожидать, что автор остановится на понятии "русское просвещение XVIII в." и хотя бы вкратце охарактеризует это явление, а также место первых десятилетий XVIII в. в развитии русского просвещения. Историографический очерк, являющийся введением к книге, написан со знанием дела, но слишком краток.

Рассматривая предпосылки, содержание и формы критики религии и церкви в XVIII в., Ю. Я. Коган, на наш взгляд, верно связывает рост свободомыслия с возникновением буржуазных тенденций в экономическом развитии страны (стр. 24) и с успехами русского естествознания. В книге изображена идейная среда, питавшая развитие антиклерикальных и атеистических взглядов. При этом автора привлекают в первую очередь вольнодумные настроения, бытовавшие в народной среде. Заслуживают внимания приведенные в работе сведения о русских переводных книгах и рукописях легальных и нелегальных произведений французских просветителей. Важны соображения, высказанные Ю. Я. Коганом по поводу антиклерикализма и вольнодумства таких писателей XVIII в., как М. М. Херасков, Д. И. Фонвизин и др.

Для читателя будет интересен анализ взглядов русских вольнодумцев второй половины XVIII века. Не перегружая изложение архивными материалами о так называемых "делах о богохульстве", автор вы брал наиболее характерные из них, стремясь показать развитие свободомыслия в различных слоях тогдашнего общества. Пожалуй, наиболее удался очерк, посвященный М. В. Ломоносову, давшему самое глубокое для "века просвещения" естественнонаучное обоснование атеизма" (стр. 137). Автор описывает все важнейшие моменты борьбы великого ученого с реакционерами (защита гелиоцентризма, выступления против нелепых и вредных для здоровья людей церковных обрядов, против уродливого монастырского быта и т. д.). В специальном разделе рассказывается о свободомыслии Я. П. Козельского, философа XVIII в., которого Ю. Я. Коган буквально "воскресил" из мрака забвения¹ .

Много места занимает в книге характеристика оживленной идейной борьбы за создание в 1755 г. по инициативе М. В. Ломоносова Московского университета, а

¹ Подробнее о нем см. Ю. Я. Коган. Просветитель XVIII в. Я. П. Козельский. М. 1958.

также анализ взглядов двух профессоров университета - И. А. Третьякова и С. Е. Десницкого. Критика церкви у И. А. Третьякова, отмечает автор, была лишь "формально направлена против обскурантизма католического духовенства... Его замечания о "гугнивых и косноязычных капуцинах" и их "безосновательном учении" могло принять на свой счёт и реакционное православное духовенство" (стр. 231). С. Е. Десницкий, в свою очередь, обосновывая несостоятельность религиозного взгляда на человеческое общество, применяет сравнительно-исторический метод при изучении истории религии и церкви. Читателю, ознакомившемуся с книгой Ю. Я. Когана, становится ясна атеистическая направленность ряда философских и социологических построений С. Е. Десницкого.

Значительно дополняя предыдущие исследования о Д. С. Аничкове результатами собственных изысканий, автор приходит к выводу, что этот русский ученый XVIII в. впервые попытался "дать серьезную для своего времени теорию возникновения религиозных верований" (стр. 249). Ю. Я. Коган, основываясь на изучении обширных архивных и литературных материалов, раскрывает некоторые подробности из биографии Д. С. Аничкова, в частности загадочные обстоятельства, связанные с судьбой его диссертации. В книге отвергнута версия об участии С. Е. Десницкого в написании или редактировании этой диссертации. Однако автор не обратил внимания на одно немаловажное обстоятельство: С. Е. Десницкий и И. А. Третьяков слушали в Глазго лекции А. Смита, ближайшего друга английского философа Д. Юма. Правда, Ю. Я. Коган указывает, что "в 1767 г., вскоре после приезда из Англии, И. А. Третьяков предлагал подготовить для выступления сочинение на тему "Невежество, страх и удивление - вот причины всякого суеверия" (стр. 228). Но ведь этот тезис есть изложение сути сочинения Д. Юма "Естественная история религии", получившего широкую популярность в Шотландии и, естественно, ставшего известным С. Е. Десницкому и И. А. Третьякову, а через них и Д. С. Аничкову, который и приступил к работе над диссертацией на тему, за год до этого предложенную Третьяковым.

Сопоставление упомянутого труда Д. Юма, а также трактата Ш. де-Бросса о фетишизме с диссертацией Д. С. Аничкова обнаружило бы, что сходство мыслей этих трех писателей о первоначальной форме религии объясняется прежде всего тем, что они черпали свое понимание первоначальных психологических корней религии в основном из одного и того же источника - из идей Эпикура и Лукреция. Но подход Д. С. Аничкова к проблеме был более глубоким и оригинальным, нежели у Д. Юма и Ш. де-Бросса.

Примечателен анализируемый в книге рукописный литературный памятник "Письма нравоучительные к друзьям" (датируется 70-ми годами XVIII в.). Авторство его установить пока не удалось. Ю. Я. Коган склонен думать о принадлежности "писем" перу драматурга и театрального деятеля В. И. Лукина, масона в ложе "Урания", куда входили одно время Д. С. Аничков и А. Н. Радищев. Тщательно разбирая содержание рукописи, Ю. Я. Коган отмечает причудливое сочетание в ней "критики религии и церкви и вольномыслия в социальных вопросах с тенденцией к мистике, с абстрактной морализирующей проповедью" (стр. 315).

К сожалению, чрезмерно сжатым получился очерк о критике религии и церкви А. Н. Радищевым. Так, в нем отсутствует исключительно важная историография вопроса; выводы автора хотя и не вызывают сомнений, недостаточно аргументированы. Возьмем лишь один пример - характеристику Ю. Я. Коганом философского трактата А. Н. Радищева "О человеке, о его смертности и бессмертии", написанного им в сибирской ссылке. В книге приведена следующая цитата из этого сочинения: "Верь, по смерти все для тебя минуется, и душа твоя исчезнет" (стр. 332). Однако, обратившись к подлиннику трактата, читатель найдет в нем и такие слова: "Человек по смерти своей пребудет жив; тело его разрушится, но душа разрушиться не может"² . В чем причина таких противоречий, Ю. Я. Коган не поясняет. Конечно, он прав, когда пишет, что "экскурс Радищева в "область догадок" о бессмертии души отнюдь ничего не меняет в общем материалистическом и атеистическом характере его труда" (стр. 333), не составить ясное и до конца правильное представление о борьбе монизма и дуализма, нашедшей отражение в трактате, можно лишь обратившись к биографии А. Н. Радищева. Известно, что еще Г. В. Плеханов отмечал дружбу А. Н. Радищева с Ф. В. Ушаковым, автором писем, посвященных

² А. Н. Радищев. Полное собрание сочинений. Т. 2, стр. 95; см. также стр. 141.

критическому разбору книги Гельвеция "Об уме". "Оригинального в этом разборе, - писал Г. В. Плеханов, - нет ровно ничего... Но для русской общественной мысли имеет немалое значение то обстоятельство, что совсем неоригинальные возражения, сделанные Ушаковым Гельвецию, оставили глубокий след в уме Радищева и с особенной силой пришли ему на память в самое тяжелое для него время... в сибирской ссылке... В написанном им тогда сочинении "О человеке, о его смерти и бессмертии" повторяются почти все те же выводы, с какими Ушаков еще в Лейпциге выступал против материалистического сенсуализма Гельвеция..."³ .

³ Г. В. Плеханов. Сочинения Т. 22, стр. 344 - 345; см. также И. Вороницин. История атеизма. М. 1930, стр. 640.