ОБРАЗ ВРАГА В СОЗНАНИИ УЧАСТНИКОВ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Актуальные публикации по вопросам современной психологии.

NEW ПСИХОЛОГИЯ


ПСИХОЛОГИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ПСИХОЛОГИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ОБРАЗ ВРАГА В СОЗНАНИИ УЧАСТНИКОВ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2021-06-04

Любая война начинается задолго до ее объявления. Ей предшествует идеологическая и психологическая обработка населения официальными пропагандистскими структурами, внушающими народу мысль о необходимости и неизбежности грядущей войны. Объявляя свои цели благородными и справедливыми, а цели потенциальных противников - низменными и корыстными, пропаганда каждой из сторон - участниц будущей войны закладывает в сознание своего народа образ врага, воскрешая старые обиды и выискивая новые, на которые можно опереться в современной ситуации. Психология "свой - чужой" в кризисный период обостряется до предела, проходя путь от высокомерно-пренебрежительного отношения до полного неприятия иной культуры, носителем которой является враг.

Первая мировая война в этом отношении не являлась исключением, хотя имела свою специфику, связанную как с особенностями исторической эпохи, так и с характером и масштабом самой войны. Прежде всего, это была именно мировая война, первая в истории человечества, и почти во всех странах-участницах она обернулась резким усилением революционного движения, а в России, Германии и Австро-Венгрии привела к революциям. Таким образом можно говорить о наличии двух очень разных этапов первой мировой войны - "классическом" и "революционном", разных не только в собственно военном, социально-политическом, экономическом, но и в психологическом плане, так как революция привнесла в сознание людей много специфических моментов. В частности традиционный образ "внешнего врага" заслонялся, а постепенно и подменялся образом "врага внутреннего", "классового". В данном сообщении автор ограничивается рассмотрением "классического" этапа войны (до 1917 года), в рамках которого развитие образа врага определялось закономерностями собственно военной психологии.

Имеются три основных вида источников, в которых зафиксированы представления людей того времени о неприятеле, причем освещение в каждом из них "образа врага" существенно различается. Одни источники, отражающие официальную точку зрения, носят в основном пропагандистский характер. Это в первую очередь периодическая печать, в том числе фронтовые, армейские газеты и листовки, адресованные непосредственно солдатам. Для такого рода материалов характерно изображение враа в образе зверя, чудовища, дикаря, варвара. При этом отрицается сама принадлежность его к "культурному миру", и здесь, используя подлинные или мнимые факты, преуспевают обе воюющие стороны. Достаточно сравнить заголовки русских и немецких газетных статей того времени: "Невероятное зверство гер-


Сенявская Елена Спартаковна - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН.

стр. 140


манцев" и "Казачьи козни", "Христиане ли немцы?" и "Мародерство русских при Эйдткунене", "Германские неистовства" и "Люди или звери", "Как воюют палачи" и "Партизанская война в России" 1

Каждая из сторон старается представить истинным виновником войны своего противника, выставляя себя невинной жертвой. Немецкие газеты называют главной причиной войны "зависть других держав к Германии, которая могла бы сделаться самым могущественным государством, а чтобы этому воспрепятствовать, нужно было ее уничтожить". Далее следует характеристика членов неприятельской коалиции: "С этой целью (уничтожения Германии - Е. С.) и соединились такие противоположности, как Россия, представительница самого крайнего абсолютизма, и мать революции и гильотины Франция. Россия, в которой каждый монарх без исключения погибает насильственной смертью, протягивает руку Сербии, оскверненной цареубийством, самое старое на свете конституционное государство Англия не стыдится стать в одном ряду с царскими живодерами, подавляющими свободу при помощи кандалов, кнута и виселицы. Англия, связанная с Германией узами крови, разыгрывает до последнего момента роль приятеля, чтобы в конце концов погрузить свои руки в братскую кровь" 2 . В свою очередь газеты государств Антанты возлагают ответственность за развязывание войны на Германию с ее "извечной агрессивностью", нацеленной на миролюбивых соседей, и не жалеют ярких эпитетов для критики ее и ее союзниц.

В печати обоих враждующих блоков всячески подчеркиваются систематические нарушения противником законов и обычаев ведения войны, определенных международным правом. При этом нарушение "правил игры" своей стороной либо отрицается, либо объявляется актом возмездия за аналогичные действия неприятеля. Так, пытки, издевательства и изощренные убийства пленных казаков немецкая сторона пыталась оправдать жестокостью самих казаков в отношении мирных жителей на оккупированных русской армией территориях, а расправы над гражданским населением во Франции и Бельгии - массовым партизанским движением в этих странах. Французская пресса, в свою очередь, поднимала вопрос о необходимости ответного применения отравляющих газов против германских войск, использовании разрывных пуль и другого запрещенного Гаагской конвенцией оружия по принципу "око за око, зуб за зуб". Впрочем, реализованы эти планы не были.

Другой официальный источник отличается большей сдержанностью и объективностью оценок и часто имеет аналитический характер. Это боевые донесения и доклады, содержащие информацию о настроениях в войсках неприятеля и внутри враждебного государства, наблюдения о боевых качествах врага, его стратегии и тактике, основанные на данных разведки и показаниях военнопленных. Так, опросные листы свидетельствуют о том, что германские и австрийские офицеры запугивали солдат русским пленом, утверждая, будто русские всех расстреливают и добивают раненых 3 . То же самое говорилось в русской армии о немецком плене, что, в отличие от предыдущего заявления, подтверждалось многочисленными фактами 4 . По признанию одного из военнопленных, рядового австро-венгерской армии, от 2 декабря 1914 г., "сказкам о русской жестокости теперь уже мало верят, так как в действительности она почти нигде не подтвердилась, а лично с пленными кубанские казаки, его захватившие, обращались хорошо: накормили и, узнав, что он болен, приказали хозяину той избы, где он находился тогда, запрячь коня и на возу довезли до русского госпиталя" 5 .

Между тем, по утверждению лейтенанта австрийского пехотного полка, издевательство над русскими пленными в немецкой и австро-венгерской армиях было возведено в систему. "В конце апреля и в мае (1915 г. - Е. С. ) , при отходе русских к реке Сан, ко мне неоднократно прибегали мои солдаты- чехи, поляки и русины - и с ужасом докладывали, что где- нибудь поблизости германские и часто австрийские солдаты-немцы занимаются истязанием русских пленных, замучивая их до смерти,- рассказывал он.- Сколько раз я обращался по указанному направлению и видел действительно ужасную картину. В разных местах валялись брошенные обезображенные и изуродованные трупы русских солдат. Находившиеся поблизости германские солдаты каждый раз мне объявляли, что они лишь исполняют приказания своих начальников. Когда я обращался к германским офицерам с вопросом,

стр. 141


правда ли это, то они мне отвечали: "Так следует поступать с каждым русским пленным, и пока вы, австрийцы, не будете делать того же, вы не будете иметь никакого успеха. Только озверелые солдаты хорошо сражаются, но для этого наши солдаты должны упражняться в жестокости на русских пленных, которые, как изменники своей Родины и добровольно сдавшиеся в плен, ничего, кроме пытки, не заслуживают" 6 .

Несмотря на подобные факты, характеризующие облик врага, русские войска придерживались "рыцарского кодекса" ведения войны, в традициях которого был воспитан офицерский корпус. Отступление от кодекса считалось не только позорным, но и вредным для успеха на поле боя. Нарушители немедленно призывались к порядку.

Примером такого отношения к врагу (впрочем, не одобренного ни начальством, ни общественным мнением) может служить поведение генерал-майора В. П. Форселя, командира порта Императора Александра III в г. Либаве, который неоднократно нарушал специальные распоряжения командования "не допускать проявления особого внимания и поблажек по отношению к военнопленным" и чуть было не организовал торжественный обед в честь немецких офицеров со сбитого "Цеппелина", по поводу чего органы контрразведки провели особое расследование, видимо, заподозрив генерала с нерусской фамилией в германофильских настроениях 7 . Кстати, на этом примере хорошо прослеживается та зыбкая грань, за которой рыцарское отношение к врагу превращается в бестактность по отношению к своим.

"Несанкционированное" уважение к врагу проявлялось порой и с немецкой стороны. Так, в письме неизвестного офицера с французского фронта приведен любопытный эпизод, в котором даны восторженные оценки мужеству неприятеля: "Французов гораздо больше, чем нас, и они безумно храбры... Что это за люди! Идут на верную смерть... Сегодня был такой случай. Начали, как всегда. Впереди - офицер. Но солдаты замялись. Половина осталась в траншеях. Другую половину мы моментально смели, как метлой. Остался целым один офицер. Машет шпагой и бежит на нас... И вот мгновенно без команды затихла стрельба. Ни мы, ни французы, не стреляем. Храбрец постоял перед жерлами наших пулеметов, рука со шпагой бессильно повисла. Повернулся и сконфуженно, как провинившийся школьник, пошел к своим..." 8 Но в целом для немецкой армии такие настроения были нетипичны.

Третий вид источников (кстати, последний из приведенных выше документов относится именно к этому виду) содержит субъективные оценки частных лиц, в которых тесно переплелись взгляды, сложившиеся под влиянием пропаганды, и зачастую противоречащий этим первоначальным убеждениям собственный жизненный опыт. Это источники личного происхождения - письма, дневники, воспоминания. Причем, в письмах с фронта отражаются взгляды той части народа, которая ведет непосредственную вооруженную борьбу с врагом, находясь с ним в постоянном боевом соприкосновении, а письма из тыла отражают опосредованное влияние военных событий на сознание людей, для которых противник по-прежнему остается обезличенной символической силой.

Приведем для сравнения несколько писем, найденных у военнопленных и убитых немецких солдат и офицеров. 21 августа 1914 г. командир 33 эрзацбатальона капитан фон Бессер пишет о боях в Восточной Пруссии: "Мои люди были настолько озлоблены, что они не давали пощады, ибо русские нередко показывают вид, что сдаются, они поднимают руки кверху, а если приблизишься к ним, они опять поднимают ружья и стреляют, а в результате большие потери". В ответе его жены от И сентября 1914 г. есть такой отклик: "Ты совершенно прав, что не допускаешь никакого снисхождения, к чему? Война - это война, и какую громадную сумму денег требует содержание в плену способных к военной службе людей! И жрать ведь тоже хочет эта шайка! Нет, это слишком великодушно, и если русские допускали такие ужасные гнусности, какие ты видел, то нужно этих скотов сделать безвредными! Внуши это также своим подчиненным" 9 .

Но если в письмах начала войны, преисполненных бодрости и патриотического подъема, отношение к врагу чаще всего высокомерно-презрительное, то чем дольше

стр. 142


длится война, чем сильнее проявляется усталость, тем чаще неприятель воспринимается в облике такого же измученного, уставшего от войны человека. Характерно, что подобные настроения распространяются как на фронте, так и в тылу. Вот что пишет жена немецкого солдата 17 декабря 1914 г. из Берлина: "Ты боишься, как ты мне пишешь, что когда-нибудь можешь попасть в плен? Я не думаю, дорогой Вилли, но когда случится, ведь русские тоже люди и с вами тоже будут обращаться, как с людьми. Я говорила с русскими беглецами, и они мне описывали русских как добродушных людей, но я все-таки прошу тебя - не попадайся в плен. Слышали ли вы про великую победу в Польше? Сегодня весть эта стала распространяться у нас. Но сколько людей, вероятно, опять при этом должны были погибнуть? Не захотят ли русские скоро мира? Когда подумаешь, не поймешь, почему, почему все это?" 10

Жизнь на передовой постоянно создавала ситуации, когда сходство солдатского быта, повседневных житейских мелочей волей-неволей заставляли почувствовать некую "общность" с противником, таким же "пушечным мясом", бесправной "пешкой" в непонятной ему игре. В письмах с фронта унтер-офицера И. И. Чернецова говорится о том, как немцы и русские отмечали на передовой Рождество и Новый год, заключив что-то вроде негласного перемирия на все время праздников. "Немецкое Рождество прошло на нашем фронте вполне спокойно, без выстрелов орудийных и ружейных, а также спокойно прошла и ночь на их Новый год, только сами немцы сильно шумели: пели песни, свистали, хлопали в ладоши и прыгали, не смущаясь присутствием нас, а мы очень близко находились в это время от них. Сейчас уже вот несколько дней на фронте так же спокойно, но только интересно, как-то пройдет наше Рождество и не потревожат ли нас сами немцы на наш праздник или на Новый год",- пишет он сестре 22 декабря 1914 г., а уже 29 декабря сообщает: "Рождество Христово нам пришлось встречать на передней позиции, как я и писал ранее вам. Немцы нас совершенно не тревожили ни в сочельник, ни в самый праздник. В сочельник у артиллеристов была зажжена елка, поставленная перед землянками. Вечер был тихий и свечей не задувало. Потом им раздавали подарки и заказанные ими вещи" 11 . Так под влиянием личных впечатлений, приобретенных на войне, образ врага-зверя, воспитанный средствами пропаганды, постепенно трансформировался в образ врага-человека.

Хотя на всех этапах войны оценки противника оставались преимущественно негативными, их эмоциональная окраска со временем часто смягчалась. Например, в письме с фронта прапорщика А. Н. Жиг линек ого от 22 июня 1916 г. читаем: "Окопы немцев очень тщательно отделаны - стенки даже бетонированы. Вообще все укрепления рассчитаны на долгое сидение - то-то они так отчаянно дрались. Артиллерия у них, если не меньше, чем у нас, то снарядов меньше и качество их хуже, чем наших. Когда немцам приходится плохо, то они начинают очень неважно стрелять - пускают таких "журавлей" - слишком высокие разрывы шрапнелей, не причиняющие вреда, не наносящие ущерба своими пулями и осколками" 12 . Это довольно типичное высказывание в адрес противника не несет в себе отпечаток ненависти или враждебности, но - содержит оценку скорее ироническую, даже снисходительную.

Невольное сравнение себя с противником можно обнаружить во многих немецких письмах и дневниках, особенно там, где речь идет о снабжении армии обмундированием и продовольствием (по свидетельствам документов, немецкие и австрийские войска на Восточном фронте часто голодали). Так, солдат 51 пехотного полка пишет 19 ноября 1914 г.: "Вечером выступили и по дороге опять встретили несколько больших партий военнопленных русских. Это довольно крепкие и, можно сказать, хорошо кормленные люди". А в одной из немецких газет за 5 апреля 1915 г. не без зависти написано: "Русский пехотинец хорошо одет и обут. Что касается питания, то много жаловались после сдачи в плен, что несколько дней ничего не ели, имея при этом внешний вид очень хороший. У немецких офицеров сложилось уже давно мнение, что русские солдаты это говорят для вызова к ним чувства сожаления. При обыске у русских военнопленных при каждом пехотинце всегда находили кусок хлеба".

Автор доклада русской военной разведки, отмечая факты плохого снабжения

стр. 143


австрийской армии, негодует совсем по другому поводу: "Офицеры и интенданты объясняли отсутствие провианта действиями русской кавалерии, постоянно взрывавшей в тылу у неприятеля мосты и портившей дороги, благодаря чему своевременный подвоз был невозможен. Офицеры были в изобилии снабжены консервами и даже вином. Когда на привале они начинали пиршествовать, запивая еду шампанским, голодные солдаты приближались к ним и жадно смотрели на это, когда же кто-нибудь из них просил дать хоть кусочек хлеба, офицеры отгоняли их ударами сабель" 13 . В каждой строке этого официального документа сквозит сочувствие к вражеским солдатам.

Особый интерес вызывает характеристика боевых качеств неприятеля, которая в той или иной форме встречается в каждом из перечисленных видов источников. При этом даже в официальных докладах наряду со взвешенными деловыми оценками имеются высокомерные выпады в адрес противника вплоть до обвинения его в трусости. Вот лишь некоторые из оценок, данных немцами русской армии: "Недостаток образования и военной подготовки у русского пехотинца заменяется его выносливостью, т. е. способностью легко переносить все невзгоды природы... Русский пехотинец, послушный и исполнительный, не имеет, однако, жилки желания победы"; "У русских не хватает духа офензивы (наступления - Е. С.), тогда как они отлично обороняются и очень способны к партизанской войне"; "Русские казаки рыщут везде, но лихости у них никакой. Зато они отлично умеют прятаться, их укрытия совсем нельзя заметить"; "Русские очень хитры, но зато трусливы".

Впрочем, и русские не остаются в долгу, делая свои заключения по поводу стойкости и боевого духа неприятеля. И здесь особенно показательны выводы, сделанные армейской разведкой на основе показаний военнопленных и наблюдений за ними: "Офицеры запаса (австрийской армии - Е. С.), проявляя в бою малодушие и растерянность и совершенно не умея руководить своею частью, в то же время не менее строевых офицеров пользовались саблею и особой плетью для поддержания своего престижа и дисциплины, которая начинала падать"; "Офицеры австрийские, в числе 14 человек, взятые в плен Златоустовским полком, произвели, за исключением одного, удручающее впечатление своей неинтеллигентностью вообще, внешним видом и грубостью манер"; "Вместо прежнего упорства при допросах и высокомерного тона у германских офицеров, на смену явились покорный тон, сравнительная откровенность и плохо скрываемая удовлетворенность, что попали в плен"; "Нижние чины германской армии, за малыми исключениями, охотно отвечают на все вопросы. Нижние чины в последнее время имеют очень исхудалый и измученный вид, обмундирование оборвано, а вместо нижнего белья одно отрепье"; "Настроение германских солдат неважное, но офицеры подбадривают их ложными сообщениями о победах"; "По словам пленных, настроение в войсках угнетенное" 14 .

Впрочем, "угнетенное настроение" постепенно зреет в армиях всех воюющих государств, а вместе с ним, вместе с усталостью и желанием скорейшего мира, растет озлобление против "виновников войны", иначе видится образ врага. Декабрь 1914 г., Восточный фронт: "Австрийские войска недовольны этой войной, которая надоела как нижним чинам, так и офицерам. Против Германии существует довольно сильное озлобление, так как войска теперь убеждены, что война возникла по проискам и наущению соседки. Офицеры желали бы во что бы то ни стало заключить мир, но Германия не позволяет этого, и потому недовольство ею только растет". Июль 1915 г., Восточный фронт: "Все пленные германские офицеры и нижние чины убежденно говорят, что Россия объявила войну и имеет завоевательные стремления, а офицеры, кроме того, уверяют, что русская армия была за две недели до объявления войны мобилизована". Июль 1915 г., из письма немецкого офицера с французского фронта: "Зачем, почему этот ад?! Душит злоба на тех, кто вызвал катастрофу. Я умолял перевести меня на английский фронт. Хочу упиться муками этого трижды проклятого народа. О, да, трижды, сто раз проклятого!!! Ибо они одни всему причиной. Они зажгли пожар" 15 .

Таким образом, психология "свой - чужой" остается в силе: "Свой всегда прав, чужой всегда виноват". Правда, обостряются отношения между союзниками в блоке

стр. 144


центральных держав, но они всегда были довольно натянутыми. Образ врага претерпевает некоторые изменения на "бытовом" уровне и сохраняется в прежнем виде на уровне "глобальном": ни один народ не готов признать свою страну зачинщицей конфликта, он ищет и находит для нее оправдания - из патриотических чувств, национальной гордости или инстинкта самосохранения. Но пройдет еще немного времени - и усталость возьмет свое, недовольство перейдет в революционное брожение, ненависть масс перекинется с врага внешнего на "врага внутреннего", обрушится на собственные правительства. А пока в перерыве между боями на Восточном фронте 23 декабря 1914 г. немецкий офицер записывает в своем дневнике: "Мы теперь все устали от войны. Самая сокровенная наша мечта, о которой мы часто говорим, - это мир. Мирные переговоры для всех нас были бы избавлением от этого кошмара. Но куда ни посмотришь - нет выхода, нет надежды" 16 .

Итак, в сознании участников Первой мировой войны существовало два основных образа врага. Первый, "глобальный", сформировавшийся под воздействием пропаганды, включал в себя представления о враждебном государстве или блоке государств; второй, "бытовой", возникал в результате непосредственного соприкосновения с лицами из противоположного лагеря - военнопленными и интернированными, неприятельскими солдатами в бою и мирным населением оккупированных территорий. На изменение образа врага влияли такие факторы, как продолжительность войны, ход и характер боевых действий, победы и поражения, настроения на фронте и в тылу, причем, более "мобильным" был именно второй образ. Что касается первого, то он закрепляется в сознании нескольких поколений, приобретая характер стойкого "послевоенного синдрома".

Именно в период 1914 - 1918 гг. "рыцарский кодекс" в соблюдении законов и обычаев ведения войны постепенно уходит в прошлое, открывая дорогу оружию массового уничтожения, задавая зловещую "программу" грядущим войнам XX века.

Примечания

1. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 2019 (Штаб Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, 1914 - 1915 гг.), оп. 1, д. 525 (Материалы разведывательного отделения. Иностранная печать), л. 2, 6, 8, 271 д. 730 (Газета "Вестник Х-й Армии", май 1915 г.), л. 3; д. 732 (Газета "Наш вестник", июль 1915г.), л. 3, 5, 23.

2. Там же, д. 525, л. 19 - 20.

3. Там же, д. 533 (Материалы опроса пленных Штабом Северо-Западного фронта, 1914 г.), л. 14; д. 535 (Опросные листы военнопленных), л. 129; д. 730, л. 27.

4. Документы о немецких зверствах в 1914 - 1918 гг. М. 1942.

5. РГВИА, ф. 2019, оп. 1, д. 533, л. 76.

6. Там же, д. 732, л. 219.

7. РГВИА, ф. 2020 (Канцелярия Главного начальника снабжений армий Северо-Западного фронта, 1914 - 1915 гг.), оп. 1, д. 148 (Дело о генерал-майоре В. П. Форселе).

8. РГВИА, ф. 2019, оп. 1, д. 732, л. 32.

9. Там же, д. 642 (Дневник и письма капитана фон Бессера), л. 28, 48.

10. Там же, д. 654 (Солдатские письма, найденные у захваченных в плен германцев), л. 13.

11. Центр документации "Народный архив" (ЦДНА) при Московском государственном историко- архивном институте, ф. 196, оп. 1, д. 61 (Письма с фронта И. И. Чернецова, 1914 - 1915 гг.), л. 17 - 18, 20 - 21.

12. Там же, ф. 11, оп. 1, д. 12 (Письма с фронта А. Н. Жиглинского, 1915 - 1916 гг.), л. 38 - 40.

13. РГВИА, фо. 2019, оп. 1, д. 654, л. 22; д. 525, л. 87 - 88; д. 533, л. 75 - 76; д. 642, л. 24, 30, 44.

14. Там же, д. 505 (Опросные листы военнопленных и переписка разведывательного характера штаба ХII-й армии), л. 118 - 119; д. 516 (Сводки Х-й армии по разведывательному отделению, 1915 г.), л. 19.

15. Там же, д. 535, л. 75 - 76; д. 505, л. 118 - 119; д. 732, л. 32.

16. Там же, д. 644 (Дневники военнопленных и убитых германцев, 1914 - 1915 гг.), л. 3.


Новые статьи на library.by:
ПСИХОЛОГИЯ:
Комментируем публикацию: ОБРАЗ ВРАГА В СОЗНАНИИ УЧАСТНИКОВ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

© Е. С. Сенявская ()

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ПСИХОЛОГИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.