ПСИХОЛОГИЯ (последнее)
ЛЕКАРСТВО ОТ КОМПЛЕКСОВ
Актуальные публикации по вопросам современной психологии.
ЛЕКАРСТВО ОТ КОМПЛЕКСОВ
А.В. ЮРЕВИЧ
МОСКВА
Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики / Сост. Д.Г.Лахути, В.Н.Садовский, В.К.Финн / Под общ. ред. В.Н.Садовского. М.: Эдиториал, 2000. 464 с.
Рецензируемую книгу составили статьи и тексты выступлений самого К.Поппера, а также таких его оппонентов, как Д.Кэмпбелл, П.Бернайс, Н.Решер, Ю.Фримен, Г.Сколимовский, Я.Хинтикка и Э.Бойл, блестяще переведенные Д.Г.Лахути. О работе коллектива под руководством В.Н.Садовского, сделавшего возможным очередное явление К.Поппера отечественному читателю, следует сказать особо.
Во-первых, К.Поппер явно не принадлежит к числу зарубежных философов, которых нам надо для себя «открывать». Его хорошо знают в нашей стране — во многом благодаря усилиям названных выше ученых, а также благодаря фонду Дж. Сороса — Институту «Открытое общество», взявшему на вооружение популярную попперовскую идеологему. В этих условиях перед составителями книги стояла непростая задача — найти в трудах философа новое для наших читателей и столь же важное для них, как и то, с чем они уже знакомы. С этой задачей составители книги в полной мере справились, что говорит не только о мере их углубленности в творчество К.Поппера, но и о неисчерпаемости его наследия.
Во-вторых, чем оригинальнее, значимее и т.д. (список эпитетов можно долго продолжать) идеи ученого, тем шире, говоря словами М.Г.Ярошевского, его «оппонентный круг», т.е. тем больше коллег критически откликается на эти идеи. Возникающая при этом острая полемика безусловно способствует распространению и развитию этих идей. К.Поппер является одним из наиболее резонансных философов, числу (и качеству) его оппонентов можно только позавидовать, и самым адекватным способом доведения до читателя его идей служит преподнесение их на фоне критической оценки, которую дают этим идеям Д.Кэмпбелл, П.Бернайс, Ю.Фримен, Я.Хинтикка, Д.Броновский и другие. Конечно, далеко не для всех конструктивных оппонентов философа нашлось место на страницах этой книги, но и тех, кого отобрали составители, вполне достаточно, чтобы его мысли предстали в богатом контексте их критического осмысления.
В-третьих, К.Поппер по праву считается одним из самых разносторонних мыслителей. И хотя его наследие может быть «уложено» в два континуума, построенные вокруг социальной проблематики «Открытого общества» и эпистемологической проблематики методологии науки, в рамках каждого из них выдвинутые им гносеологические вызовы более чем многообразны. Это порождает еще одну трудно решаемую проблему компоновки его текстов, их выстраивания в соответствии с некоторой тематической логикой. В настоящей книге «социальная» часть наследия К.Поппера представлена более сжато (в основном «Личным взглядом» на нее Э.Бойла), нежели «эпистемологическая», которая расчленена на четыре проблемных блока, названные «Эволюционная эпистемология: подход и проблемы»,
123
«Мир предрасположенностей и эволюционная эпистемология», «Пирс, Поппер и проблема открытия закономерностей», «Карл Поппер и логика социальных наук» (еще в книге имеются вступительная статья В.Н.Садовского, послесловие В.К.Финна и замечания переводчика).
Перечисленные проблемные блоки представляют для психологов несомненный интерес в связи с фундаментальными методологическими проблемами их науки — например, с тем, что, как они привыкли считать, в развитии этой науки вообще нет никакой логики: она разделена на живущие по своим собственным законам «психологические империи», такие как когнитивизм, бихевиоризм, психоанализ и т.д.; психологическое знание некумулятивно, а история его построения предстает как сплошное накопление ошибок или в лучшем случае разрастание «кладбища феноменологии»; научная психология непрактична, а практическая психология ненаучна и т.п.; психологическая же наука в целом с момента своего рождения пребывает в состоянии постоянного и все более углубляющегося кризиса.
Существует и еще одна причина высокой актуальности данной книги, ее востребованности как психологами, так и представителями всех прочих гуманитарных наук. Дело в том, что общая теория развития науки до сих пор отсутствует, а то, что считается таковой в философской методологии науки, — не что иное, как опыт развития естественной науки, в первую очередь физики, неоправданно генерализованный на все прочие научные дисциплины. Отсутствуют как теория развития гуманитарных наук, так и дифференциация общих принципов развития науки в зависимости от специфики конкретных дисциплин, а логика развития собственно гуманитарных наук подменяется логикой развития физики.
Эта ситуация ответственна за значительную часть переживаемых естественными науками, в том числе и психологией1, методологических неурядиц. У психологии, как и у всякой науки, есть своя методология, а за каждой методологией, всегда имеющей не только когнитивную, но и социальную подоплеку, стоит определенная психология. Та психология, которая стоит за методологией психологического познания, довольно «патологична» — в том смысле, что страдает от всевозможных «методологических комплексов». Главный из них, от которого производны все остальные, — это «комплекс непохожести» на точные науки. Психология заражена им с момента своего рождения и отмеряет свои основные методологические пороки, точнее, то, что считает ими, от сложившегося в ней образа естественных наук, пытаясь преодолеть этот «комплекс» форсированием методологии, якобы характерной для этих наук, — с помощью культа математики, маниакального отношения к коэффициентам корреляции и т.п. Неспособность же следовать подобным — позитивистским — стандартам порождает у психологии «позитивистское перенапряжение», которое вызывает массовую неудовлетворенность ими, проецирующуюся на рационализм в целом, что находит выражение в популярности парапсихологии, распространении таких экстремальных версий гуманистической психологии, как психология души, или христианская психология, и т.д. В результате психологическая наука все больше отдаляется от тех стандартов добывания и организации знания, которые себе задает, и испытывает все более острое ощущение перманентного кризиса.
«Комплекс непохожести» на естественные науки и заводящие во всевозможные методологические тупики попытки его преодолеть имеют в своей основе неадекватный образ этих наук, сформированный позитивизмом. Основные слагаемые данного образа — мифы о том, что якобы в точных науках исходной точкой познания служит эмпирический опыт, теории и все прочие виды обобщений последовательно выводятся их него путем индукции, подтверждаются и опровергаются только экспериментом, результаты которого, в свою очередь, независимы от проверяемых теорий и т.п.
124
Подобный образ научного познания разрушен с двух сторон — со стороны философии (Т.Куном, П.Фейерабендом, У.Селларсом, М.Полани, тем же К.Поппером и другими) и со стороны социологии науки (Б.Латуром, С.Уолгаром, М.Малки, Дж. Гилбертом и другими)2, и в науке о самой науке — в науковедении — давно списан в тираж. Тем не менее в психологии он оказался удивительно живуч, и парадокс состоит в том, что в своем стремлении преодолеть абстрактное философствование, под знаменем борьбы с которым создавались первые психологические лаборатории, она сделала своим главным ориентиром не реальное естествознание, а его неадекватный, сформировавшийся именно в позитивистской философии образ.
Основная часть психологов, попавшая в эту методологическую ловушку и предпринимающая тщетные попытки из нее выбраться, явно не читала К.Поппера, равно как и П.Фейерабенда, М.Полани, У.Селларса, Ст. Тулмина и других методологов науки, показавших, как на самом деле осуществляется естественнонаучное познание. Уровень методологической культуры большинства психологов оставляет желать лучшего, что и создает почву для веры в мифические образы, и если учесть, что статья К.Поппера «Логика социальных наук» была впервые опубликована в 1962 г., то можно предположить, что наша психологическая наука давно избавилась бы от своих «методологических комплексов», если бы философско-методологическое образование советских психологов было основано на подобных ей трудах методологов науки, а не на творениях классиков марксизма.
К. Поппер пишет о «заплутавшем натурализме» (иное обозначение позитивизма), который, собственно, и водит психологию по методологическим тупикам уже почти полтора столетия. Он показывает, что основные положения этого «натурализма» «основаны на неправильном понимании методов естественных наук, собственно говоря — на мифе, к сожалению, слишком широко распространенном и слишком влиятельном (в то время. — А.Ю.). Это — миф об индуктивном характере методов естественных наук и о характере объективности в естественных науках» (с. 302). Метод, от которого психологическая наука традиционно открещивалась, стремясь вытеснить его на непрестижную территорию «понимающей» психологии, К.Поппер называет «чисто объективным методом», или «методом объективного понимания» (с. 311), демонстрируя, что он ничуть не менее «научен», чем методы, сакрализованные позитивизмом. А прекрасно обоснованное К.Поппером утверждение: «совершенно неверно считать, что позиция представителя естественных наук более объективна, чем позиция представителя общественных наук» (с. 305), — уже само по себе могло бы излечить гуманитариев от «комплекса непохожести» на естествознание.
Нашим психологам, воспитываемым все еще преимущественно в позитивистских традициях, было бы также очень полезно узнать, что «детерминизм попросту ошибочен: все его традиционные аргументы увяли, индетерминизм и свобода воли стали частью физических и биологических наук» (с. 187), равно как и то, что в природе существуют «объективные неопределенности» (с. 180), обусловленные отнюдь не недостатком знания о ней, а ее картезианский образ как «идеально точного часового механизма» (с. 180), до сих пор вдохновляющий психологов, — это иллюзия, хотя и небесполезная. Не только социальный, но и физически мир, по мнению К.Поппера, это не «каузальная машина» (с. 188), а мир предрасположенностей, и то, что мы считаем каузальной связью явлений, — частный и очень редкий случай предрасположенности, вероятность реализации которой равна единице (с. 189).
Из всего этого вытекают важнейшие методологические утверждения — например, о том, что «в нелабораторном мире, за исключением нашей планетной системы, нельзя найти никаких строго детерминистских законов» (с. 192). В частности, «Реальные яблоки никоим образом не являются ньютоновскими. Они обычно падают, когда дует ветер» (с. 192). Далее идет рассуждение, которое следовало бы включать в учебники по психологии. «В падающем яблоке Ньютона, если взглянуть на него реалистически, нет
125
никакого детерминизма. И еще меньше детерминизма в наших меняющихся психических состояниях, например, в наших так называемых мотивах» (с. 192). Тем не менее психологи упорно гоняются за строгим детерминизмом там, где его нет и быть не может, пытаясь «поймать» его с помощью методологически и онтологически бессмысленных коэффициентов корреляции (У.Макгайр небезосновательно определил психологию как «измерение корреляций между А и Б»), т.е. в духе известной китайской поговорки «вслепую ловят в темной комнате черную кошку, которой там нет».
Еще более полезным для психологов, лелеющих давнюю мечту об общей и единой теории, которая объединит их науку, покончив с независимостью психологических «империй» и разобщенностью психологического знания, будет узнать, как К.Поппер представляет себе научные теории. Все еще непреодоленный нами марксизм, который был не только догмой и руководством к действию, но и стилем мышления, учил нас видеть в них некий слепок с реальности, точный (если, конечно, верна соответствующая теория) при всех обстоятельствах и во все времена, а любое иное их видение объявлял «релятивизмом» или вообще «идеализмом», из-за чего испытывал явные и преодолевавшиеся лишь на словах трудности с примирением, например, корпускулярной и волновой теорий света.
По К.Попперу, теории — это догадки о том, как устроена реальность, которые бессмысленно подверждать, а можно только опровергать опытом (отсюда — его идея фальсификации теорий и построенный на ней фальсификационизм). И именно путем генерирования и опровержения этих догадок, а не путем последовательной индукции, обобщения и «сливания» в теории эмпирического опыта развивается наука. Опровергнутые же опытом догадки не менее полезны, чем не опровергнутые: они порождают важные проблемы и служат ценнейшим инструментом познания3. А возможность построения единой и универсальной теории — такая же иллюзия, как подчиненность природы строгому детерминизму, поскольку, во-первых, если некая теория не опровергнута до сих пор, это не дает гарантии, что она не будет опровергнута в будущем, во-вторых, всегда существует множество способов интерпретации явлений, и ни одна теория не сможет заместить собою все остальные.
Из всего сказанного для психологии вытекает крайне важная перспектива: абсурдно ждать, как манны небесной, единой и неделимой, разделяемой всеми психологической теории; все конкурирующие системы психологического знания — когнитивизм, бихевиоризм, психоанализ, теория деятельности и т.д. — верны и полезны, но каждая по-своему, и никогда не смогут ни выиграть эту конкуренцию, ни слиться в единое целое. Еще более бессмысленны попытки «поедания» друг друга основными парадигмами психологического исследования, например, преодоление существующих во всех науках, но почему-то очень раздражающих именно психологов «параллелизмов» — психофизического, психофизиологического, психосоциального — путем, например, сведения психологических феноменов к психофизиологическим или, наоборот, отказа последним в принадлежности к психологии. Опираясь на идеи К.Поппера, можно сформулировать и еще более ответственное утверждение: обилие и непохожесть друг на друга психологических теорий — догадок о том, как устроена психологическая реальность, — является не недостатком, а преимуществом психологической науки, поскольку, чем дальше удалены друг от друга теории, тем больший локус этой реальности попадает в, говоря словами М.К.Мамардашвили, «зазор» между ними, в котором и формируется наиболее ценное знание. Иными словами, теории — эти своего рода «гносеологические ножницы», и, чем больше их размах, тем больше знания они «вырезают».
И еще один поучительный для психологии пример, который приводит К.Поппер: «...епископ Джордж Беркли положил начало современной (а теперь уже явно устаревшей. — А.Ю.) позитивистской философии науки, когда напал на Ньютона за то, что тот ввел в природу невидимые сущности и “оккультные качества”» (с. 184) — такие как «сила», в то время как «теория сил — особенно сил тяготения — имела огромные объяснительные возможности» (с. 185). И.Ньютон,
126
справедливо признанный одной из самых скандальных личностей в истории науки, ответил епископу так же жестко, как отвечал всем прочим оппонентам (например, с Г.В. Лейбницем он судился всю свою жизнь). Но давайте попробуем представить себе, что позитивистский ригоризм все же возобладал над живым развитием научной мысли, и на такие «оккультные качества», как понятие о силе, было бы наложено табу. Многое ли тогда смогла бы дать миру естественная наука? Не копируя опыт естествознания в целом, этот его, возможно, главный урок психологии стоит усвоить.
--------------------------------------------------------------------------------
1 К. Поппер придерживается несколько устаревшей систематизации научных дисциплин, разделяя их на естественные и социальные. Сейчас больше распространено противопоставление естественным наукам не социальных, а гуманитарных, в свою очередь, членимых на социальные (социология, история и др.) и поведенческие, к числу которых принадлежит и психология. Однако эти терминологические расхождения не слишком принципиальны, важно лишь зафиксировать, что под социальными науками К. Поппер имеет в виду все гуманитарные науки.
2 К ним можно добавить и третьего «разрушителя» — психологию науки (работы А. Роу, Б. Эйдюсон и других), эффектно продемонстрировавшую, что образ ученого, скрупулезно следующего позитивистским стандартам, является «сказочным», а то и «карикатурным», имея мало общего с реальной наукой.
3 На этом основании К. Поппер, кстати, определяет и свое отношение к марксизму, с которым часто полемизировал: «Я не хочу сказать, что он верен — как вам известно, я считаю, что это не так. Вместе с тем нельзя отрицать, что он поставил целый ряд вопросов, которые до того никто не задавал» (с. 336).
А.В. ЮРЕВИЧ
МОСКВА
Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики / Сост. Д.Г.Лахути, В.Н.Садовский, В.К.Финн / Под общ. ред. В.Н.Садовского. М.: Эдиториал, 2000. 464 с.
Рецензируемую книгу составили статьи и тексты выступлений самого К.Поппера, а также таких его оппонентов, как Д.Кэмпбелл, П.Бернайс, Н.Решер, Ю.Фримен, Г.Сколимовский, Я.Хинтикка и Э.Бойл, блестяще переведенные Д.Г.Лахути. О работе коллектива под руководством В.Н.Садовского, сделавшего возможным очередное явление К.Поппера отечественному читателю, следует сказать особо.
Во-первых, К.Поппер явно не принадлежит к числу зарубежных философов, которых нам надо для себя «открывать». Его хорошо знают в нашей стране — во многом благодаря усилиям названных выше ученых, а также благодаря фонду Дж. Сороса — Институту «Открытое общество», взявшему на вооружение популярную попперовскую идеологему. В этих условиях перед составителями книги стояла непростая задача — найти в трудах философа новое для наших читателей и столь же важное для них, как и то, с чем они уже знакомы. С этой задачей составители книги в полной мере справились, что говорит не только о мере их углубленности в творчество К.Поппера, но и о неисчерпаемости его наследия.
Во-вторых, чем оригинальнее, значимее и т.д. (список эпитетов можно долго продолжать) идеи ученого, тем шире, говоря словами М.Г.Ярошевского, его «оппонентный круг», т.е. тем больше коллег критически откликается на эти идеи. Возникающая при этом острая полемика безусловно способствует распространению и развитию этих идей. К.Поппер является одним из наиболее резонансных философов, числу (и качеству) его оппонентов можно только позавидовать, и самым адекватным способом доведения до читателя его идей служит преподнесение их на фоне критической оценки, которую дают этим идеям Д.Кэмпбелл, П.Бернайс, Ю.Фримен, Я.Хинтикка, Д.Броновский и другие. Конечно, далеко не для всех конструктивных оппонентов философа нашлось место на страницах этой книги, но и тех, кого отобрали составители, вполне достаточно, чтобы его мысли предстали в богатом контексте их критического осмысления.
В-третьих, К.Поппер по праву считается одним из самых разносторонних мыслителей. И хотя его наследие может быть «уложено» в два континуума, построенные вокруг социальной проблематики «Открытого общества» и эпистемологической проблематики методологии науки, в рамках каждого из них выдвинутые им гносеологические вызовы более чем многообразны. Это порождает еще одну трудно решаемую проблему компоновки его текстов, их выстраивания в соответствии с некоторой тематической логикой. В настоящей книге «социальная» часть наследия К.Поппера представлена более сжато (в основном «Личным взглядом» на нее Э.Бойла), нежели «эпистемологическая», которая расчленена на четыре проблемных блока, названные «Эволюционная эпистемология: подход и проблемы»,
123
«Мир предрасположенностей и эволюционная эпистемология», «Пирс, Поппер и проблема открытия закономерностей», «Карл Поппер и логика социальных наук» (еще в книге имеются вступительная статья В.Н.Садовского, послесловие В.К.Финна и замечания переводчика).
Перечисленные проблемные блоки представляют для психологов несомненный интерес в связи с фундаментальными методологическими проблемами их науки — например, с тем, что, как они привыкли считать, в развитии этой науки вообще нет никакой логики: она разделена на живущие по своим собственным законам «психологические империи», такие как когнитивизм, бихевиоризм, психоанализ и т.д.; психологическое знание некумулятивно, а история его построения предстает как сплошное накопление ошибок или в лучшем случае разрастание «кладбища феноменологии»; научная психология непрактична, а практическая психология ненаучна и т.п.; психологическая же наука в целом с момента своего рождения пребывает в состоянии постоянного и все более углубляющегося кризиса.
Существует и еще одна причина высокой актуальности данной книги, ее востребованности как психологами, так и представителями всех прочих гуманитарных наук. Дело в том, что общая теория развития науки до сих пор отсутствует, а то, что считается таковой в философской методологии науки, — не что иное, как опыт развития естественной науки, в первую очередь физики, неоправданно генерализованный на все прочие научные дисциплины. Отсутствуют как теория развития гуманитарных наук, так и дифференциация общих принципов развития науки в зависимости от специфики конкретных дисциплин, а логика развития собственно гуманитарных наук подменяется логикой развития физики.
Эта ситуация ответственна за значительную часть переживаемых естественными науками, в том числе и психологией1, методологических неурядиц. У психологии, как и у всякой науки, есть своя методология, а за каждой методологией, всегда имеющей не только когнитивную, но и социальную подоплеку, стоит определенная психология. Та психология, которая стоит за методологией психологического познания, довольно «патологична» — в том смысле, что страдает от всевозможных «методологических комплексов». Главный из них, от которого производны все остальные, — это «комплекс непохожести» на точные науки. Психология заражена им с момента своего рождения и отмеряет свои основные методологические пороки, точнее, то, что считает ими, от сложившегося в ней образа естественных наук, пытаясь преодолеть этот «комплекс» форсированием методологии, якобы характерной для этих наук, — с помощью культа математики, маниакального отношения к коэффициентам корреляции и т.п. Неспособность же следовать подобным — позитивистским — стандартам порождает у психологии «позитивистское перенапряжение», которое вызывает массовую неудовлетворенность ими, проецирующуюся на рационализм в целом, что находит выражение в популярности парапсихологии, распространении таких экстремальных версий гуманистической психологии, как психология души, или христианская психология, и т.д. В результате психологическая наука все больше отдаляется от тех стандартов добывания и организации знания, которые себе задает, и испытывает все более острое ощущение перманентного кризиса.
«Комплекс непохожести» на естественные науки и заводящие во всевозможные методологические тупики попытки его преодолеть имеют в своей основе неадекватный образ этих наук, сформированный позитивизмом. Основные слагаемые данного образа — мифы о том, что якобы в точных науках исходной точкой познания служит эмпирический опыт, теории и все прочие виды обобщений последовательно выводятся их него путем индукции, подтверждаются и опровергаются только экспериментом, результаты которого, в свою очередь, независимы от проверяемых теорий и т.п.
124
Подобный образ научного познания разрушен с двух сторон — со стороны философии (Т.Куном, П.Фейерабендом, У.Селларсом, М.Полани, тем же К.Поппером и другими) и со стороны социологии науки (Б.Латуром, С.Уолгаром, М.Малки, Дж. Гилбертом и другими)2, и в науке о самой науке — в науковедении — давно списан в тираж. Тем не менее в психологии он оказался удивительно живуч, и парадокс состоит в том, что в своем стремлении преодолеть абстрактное философствование, под знаменем борьбы с которым создавались первые психологические лаборатории, она сделала своим главным ориентиром не реальное естествознание, а его неадекватный, сформировавшийся именно в позитивистской философии образ.
Основная часть психологов, попавшая в эту методологическую ловушку и предпринимающая тщетные попытки из нее выбраться, явно не читала К.Поппера, равно как и П.Фейерабенда, М.Полани, У.Селларса, Ст. Тулмина и других методологов науки, показавших, как на самом деле осуществляется естественнонаучное познание. Уровень методологической культуры большинства психологов оставляет желать лучшего, что и создает почву для веры в мифические образы, и если учесть, что статья К.Поппера «Логика социальных наук» была впервые опубликована в 1962 г., то можно предположить, что наша психологическая наука давно избавилась бы от своих «методологических комплексов», если бы философско-методологическое образование советских психологов было основано на подобных ей трудах методологов науки, а не на творениях классиков марксизма.
К. Поппер пишет о «заплутавшем натурализме» (иное обозначение позитивизма), который, собственно, и водит психологию по методологическим тупикам уже почти полтора столетия. Он показывает, что основные положения этого «натурализма» «основаны на неправильном понимании методов естественных наук, собственно говоря — на мифе, к сожалению, слишком широко распространенном и слишком влиятельном (в то время. — А.Ю.). Это — миф об индуктивном характере методов естественных наук и о характере объективности в естественных науках» (с. 302). Метод, от которого психологическая наука традиционно открещивалась, стремясь вытеснить его на непрестижную территорию «понимающей» психологии, К.Поппер называет «чисто объективным методом», или «методом объективного понимания» (с. 311), демонстрируя, что он ничуть не менее «научен», чем методы, сакрализованные позитивизмом. А прекрасно обоснованное К.Поппером утверждение: «совершенно неверно считать, что позиция представителя естественных наук более объективна, чем позиция представителя общественных наук» (с. 305), — уже само по себе могло бы излечить гуманитариев от «комплекса непохожести» на естествознание.
Нашим психологам, воспитываемым все еще преимущественно в позитивистских традициях, было бы также очень полезно узнать, что «детерминизм попросту ошибочен: все его традиционные аргументы увяли, индетерминизм и свобода воли стали частью физических и биологических наук» (с. 187), равно как и то, что в природе существуют «объективные неопределенности» (с. 180), обусловленные отнюдь не недостатком знания о ней, а ее картезианский образ как «идеально точного часового механизма» (с. 180), до сих пор вдохновляющий психологов, — это иллюзия, хотя и небесполезная. Не только социальный, но и физически мир, по мнению К.Поппера, это не «каузальная машина» (с. 188), а мир предрасположенностей, и то, что мы считаем каузальной связью явлений, — частный и очень редкий случай предрасположенности, вероятность реализации которой равна единице (с. 189).
Из всего этого вытекают важнейшие методологические утверждения — например, о том, что «в нелабораторном мире, за исключением нашей планетной системы, нельзя найти никаких строго детерминистских законов» (с. 192). В частности, «Реальные яблоки никоим образом не являются ньютоновскими. Они обычно падают, когда дует ветер» (с. 192). Далее идет рассуждение, которое следовало бы включать в учебники по психологии. «В падающем яблоке Ньютона, если взглянуть на него реалистически, нет
125
никакого детерминизма. И еще меньше детерминизма в наших меняющихся психических состояниях, например, в наших так называемых мотивах» (с. 192). Тем не менее психологи упорно гоняются за строгим детерминизмом там, где его нет и быть не может, пытаясь «поймать» его с помощью методологически и онтологически бессмысленных коэффициентов корреляции (У.Макгайр небезосновательно определил психологию как «измерение корреляций между А и Б»), т.е. в духе известной китайской поговорки «вслепую ловят в темной комнате черную кошку, которой там нет».
Еще более полезным для психологов, лелеющих давнюю мечту об общей и единой теории, которая объединит их науку, покончив с независимостью психологических «империй» и разобщенностью психологического знания, будет узнать, как К.Поппер представляет себе научные теории. Все еще непреодоленный нами марксизм, который был не только догмой и руководством к действию, но и стилем мышления, учил нас видеть в них некий слепок с реальности, точный (если, конечно, верна соответствующая теория) при всех обстоятельствах и во все времена, а любое иное их видение объявлял «релятивизмом» или вообще «идеализмом», из-за чего испытывал явные и преодолевавшиеся лишь на словах трудности с примирением, например, корпускулярной и волновой теорий света.
По К.Попперу, теории — это догадки о том, как устроена реальность, которые бессмысленно подверждать, а можно только опровергать опытом (отсюда — его идея фальсификации теорий и построенный на ней фальсификационизм). И именно путем генерирования и опровержения этих догадок, а не путем последовательной индукции, обобщения и «сливания» в теории эмпирического опыта развивается наука. Опровергнутые же опытом догадки не менее полезны, чем не опровергнутые: они порождают важные проблемы и служат ценнейшим инструментом познания3. А возможность построения единой и универсальной теории — такая же иллюзия, как подчиненность природы строгому детерминизму, поскольку, во-первых, если некая теория не опровергнута до сих пор, это не дает гарантии, что она не будет опровергнута в будущем, во-вторых, всегда существует множество способов интерпретации явлений, и ни одна теория не сможет заместить собою все остальные.
Из всего сказанного для психологии вытекает крайне важная перспектива: абсурдно ждать, как манны небесной, единой и неделимой, разделяемой всеми психологической теории; все конкурирующие системы психологического знания — когнитивизм, бихевиоризм, психоанализ, теория деятельности и т.д. — верны и полезны, но каждая по-своему, и никогда не смогут ни выиграть эту конкуренцию, ни слиться в единое целое. Еще более бессмысленны попытки «поедания» друг друга основными парадигмами психологического исследования, например, преодоление существующих во всех науках, но почему-то очень раздражающих именно психологов «параллелизмов» — психофизического, психофизиологического, психосоциального — путем, например, сведения психологических феноменов к психофизиологическим или, наоборот, отказа последним в принадлежности к психологии. Опираясь на идеи К.Поппера, можно сформулировать и еще более ответственное утверждение: обилие и непохожесть друг на друга психологических теорий — догадок о том, как устроена психологическая реальность, — является не недостатком, а преимуществом психологической науки, поскольку, чем дальше удалены друг от друга теории, тем больший локус этой реальности попадает в, говоря словами М.К.Мамардашвили, «зазор» между ними, в котором и формируется наиболее ценное знание. Иными словами, теории — эти своего рода «гносеологические ножницы», и, чем больше их размах, тем больше знания они «вырезают».
И еще один поучительный для психологии пример, который приводит К.Поппер: «...епископ Джордж Беркли положил начало современной (а теперь уже явно устаревшей. — А.Ю.) позитивистской философии науки, когда напал на Ньютона за то, что тот ввел в природу невидимые сущности и “оккультные качества”» (с. 184) — такие как «сила», в то время как «теория сил — особенно сил тяготения — имела огромные объяснительные возможности» (с. 185). И.Ньютон,
126
справедливо признанный одной из самых скандальных личностей в истории науки, ответил епископу так же жестко, как отвечал всем прочим оппонентам (например, с Г.В. Лейбницем он судился всю свою жизнь). Но давайте попробуем представить себе, что позитивистский ригоризм все же возобладал над живым развитием научной мысли, и на такие «оккультные качества», как понятие о силе, было бы наложено табу. Многое ли тогда смогла бы дать миру естественная наука? Не копируя опыт естествознания в целом, этот его, возможно, главный урок психологии стоит усвоить.
--------------------------------------------------------------------------------
1 К. Поппер придерживается несколько устаревшей систематизации научных дисциплин, разделяя их на естественные и социальные. Сейчас больше распространено противопоставление естественным наукам не социальных, а гуманитарных, в свою очередь, членимых на социальные (социология, история и др.) и поведенческие, к числу которых принадлежит и психология. Однако эти терминологические расхождения не слишком принципиальны, важно лишь зафиксировать, что под социальными науками К. Поппер имеет в виду все гуманитарные науки.
2 К ним можно добавить и третьего «разрушителя» — психологию науки (работы А. Роу, Б. Эйдюсон и других), эффектно продемонстрировавшую, что образ ученого, скрупулезно следующего позитивистским стандартам, является «сказочным», а то и «карикатурным», имея мало общего с реальной наукой.
3 На этом основании К. Поппер, кстати, определяет и свое отношение к марксизму, с которым часто полемизировал: «Я не хочу сказать, что он верен — как вам известно, я считаю, что это не так. Вместе с тем нельзя отрицать, что он поставил целый ряд вопросов, которые до того никто не задавал» (с. 336).
Опубликовано 07 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ПСИХОЛОГИЯ:
Комментируем публикацию: ЛЕКАРСТВО ОТ КОМПЛЕКСОВ
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1107783085 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций