публикация №1106417773, версия для печати

Елена Шугалей. Что такое метафора?


Дата публикации: 22 января 2005
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1106417773)
Рубрика: ПСИХОЛОГИЯ Технологии НЛП


Елена Шугалей
Что такое метафора?

--------------------------------------------------------------------------------



Понятие и функции метафоры


Метафора – это перенос названия, при котором, мы отдаем себе отчет в том, что название используется не по его прямому назначению.
Первая, более простая и поверхностная, функция метафоры – наименование. Однако просто перенос названия не является тем, что мы обычно понимаем под метафорой. Например:
Слово монета – первоначально означало «та, которая увещевает, предупреждает и предостерегает», это обозначение Юноны. В Риме был храм Юноны Предостерегающей (Juno Moneta), рядом находился монетный двор. На то, что там чеканилось, был перенесен эпитет Юноны – предостерегающая (moneta). Теперь, когда мы произносим слово монета мы не вспоминаем о богине.
Это пример переноса названия не основанного на метафоре. Слово просто утрачивает одно значение и получает другое.
Для метафоры необходимо, чтобы мы осознавали ее двойственность.
Когда мы говорим el fondo del alma – до глубины (дна) души, под словом дно мы подразумеваем некий духовный феномен, не имеющий ничего общего с пространством и лишенный физических характеристик, таких как, например, поверхность или дно.
Обозначая словом «дно» некоторую часть души, мы отдаем себе отчет в том, что используем это слово не в прямом смысле, и одновременно понимаем, что нужный нам косвенный смысл произведен от прямого.
Такое слово, как красное прямо обозначает соответствующий цвет. Когда мы говорим, что у души есть «дно», мы относим это слово сначала к дну какого-нибудь сосуда, например, бочки, а потом как бы «очищаем» это значение от указания на физические параметры и относим его к психике.
Зачем мы используем названия не по прямому назначению? Почему не предпочесть прямое обозначение и не употреблять слова в из собственном смысле? Мы разумеется так и сделали бы, если бы могли воспринимать «глубину души» своим взором так же ясно, как, например, красный цвет.
Однако интересующий нас психический объект не только трудно назвать, о нем трудно даже помыслить. Он ускользает от нас; мысль не может его уловить. И тут мы начинаем замечать, что метафора служит не только наименованию, но и мышлению.
В этом заключена вторая – более глубокая и существенная – функция метафоры в познании. Метафора нужна не только для того, чтобы, благодаря полученному наименованию, сделать нашу мысль доступной для других людей; она необходима нам самим для того, чтобы объект стал доступен нашей мысли.
Зачем мышлению метафоры
Почему метафора является не только средством выражения, но еще и важным орудием мышления?
Не все объекты легко доступны для нашего мышления, не обо всем мы можем составить отдельное, четкое представление. Наш дух вынужден поэтому обращаться к легко доступным объектам, чтобы, приняв их за отправную точку, составить себе понятие об объектах сложных и трудно уловимых.
Метафора служит орудием мысли, с помощью которого нам удается достигнуть самых удаленных участков нашего концептуального поля. Однако она НЕ раздвигает границы мыслимого, она лишь обеспечивает доступ к тому, что смутно виднеется на его дальних рубежах.
Метафора в науке и поэзии
Поэзия это метафора. Метафора лежит в основании поэзии и ее поэтическая функция хорошо изучена. К научной и поэтической метафоре подходили с одинаковых позиций. Так, в эстетике метафору рассматривали только как чарующую вспышку, вдруг озарившую своим светом прекрасное. Поэтому к ней не применяли понятие истины и не считали ее орудием познания действительности. Это не позволяло заметить, что поэзии не чужды исследовательские цели и она способна открывать столь же позитивные факты, как те, которые открывает наука.
Например, Лопе де Вега описывает струи фонтана:
-В струях фонтанов, которые
В несметном своем единстве
Хрустальными копьями вонзаются в небо-
Струи фонтана он представляет себе в виде хрустальных копий. Очевидно, что струи не могут быть копьями, но то что поэт их так назвал, поражает воображение и доставляет эстетическое удовольствие.
Струя и копье – конкретные объекты. Конкретен каждый предмет, который можно воспринимать отдельно от других предметов. Напротив, абстрактный объект воспринимается только в сопряжении с какими либо другими объектами. Цвет – абстрактный объект. Мы всегда воспринимаем его совместно с поверхностью конкретной формы и размера, и наоборот, поверхность невозможно воспринять отдельно от цвета. Поверхность и цвет различны, но нераздельны. Чтобы провести между ними грань наш ум делает усилие, которое мы называем абстрагированием. Мы абстрагируемся от одного из этих объектов (цвета или поверхности) чтобы достичь виртуальной изоляции другого и тем самым определить его отличительные признаки.
В состав конкретных объектов входят абстракции:
Хрустальное копье кроме прочего имеет форму и цвет, и таит в себе динамическую силу, сообщаемую ему толчком руки и способную наносить раны.
Сходным образом в струе фонтана можно выделить форму, цвет и возникающая под напором динамическая сила, способная взметнуть ее вверх.
Струя и копье, если воспринимать их целостно, обнаруживают больше различий, чем сходств. Но если взять только упомянутые три абстрактных элемента, то окажется, что струя и копье тождественны. Форма, цвет и динамичность у них одинаковы.
Такое утверждение согласуется с научным подходом, оно констатирует реальный факт: частичную идентичность струи и копья.
Небесное тело и число далеко не одно и тоже. Однако, когда Ньютон сформулировал закон всемирного тяготения, определив, что сила тяготения прямо пропорциональна массе тел и обратно пропорциональна квадрату разделяющего их расстояния, он открыл некоторое частичное абстрактное тождество, существующее между небесными светилами и определенным рядом чисел.
Если бы какой-нибудь пифагореец, опираясь на эту аналогию, заключил, что «светила есть числа», он бы внес в формулировку Ньютона как раз то, что Лопе де Вега прибавил к утверждению частичного, но вполне реального тождества хрустального копья и струи фонтана.
Научный закон ограничивается констатацией тождества абстрактных компонентов двух объектов. Поэтическая метафора утверждает полную идентичность двух конкретных вещей.
Все это показывает, что научное мышление более или менее сходно с поэтическим. Различие между ними состоит не в характере мыслительных операций, а в их режиме и целях.
Метафорическое мышление встречается всюду, но:
В поэзии – метафора на основе частичного сходства двух объектов делает ложное утверждение об их полном тождестве. И именно это преувеличение придает ей поэтическую силу. Красота метафоры начинает сиять тогда, когда кончается ее истинность. Но и наоборот, не может существовать поэтической метафоры, которая бы не открывала реальной общности. В науке – наоборот, начинают с полного тождества двух заведомо различных объектов, чтобы прийти к утверждению их частичного тождества, которое и будет признанно истинным.
Так, психолог, говоря о «дне души» прекрасно знает, что душа не сосуд с дном, но он дает понять, что существует некая психическая составляющая, которая в структуре души выполняет ту же роль, что и дно в сосуде.
Метафора и Сознание
Чтобы некоторое свойство могло стать отдельным предметом мысли, необходим знак, который зафиксировал бы результат абстрагирующего усилия. Имена, письменные знаки закрепляют абстрактные объекты, полученные в результате расчленения конкретных понятий. Метафора позволяет нам обособить труднодоступные для мысли абстрактные объекты и придать им самостоятельность.
Человеческий ум формировался в процессе постепенного удовлетворения биологических нужд человека и сначала он освоил окружающие человека конкретные предметы.
Чтобы выделить из живого организма его психический компонент требуется сделать немалое усилие. Примером может служить долгая история формирования идеи «я» – обозначающего то интимное психическое содержание, которое человек ощущает в себе самом – путем перехода от внешних атрибутов к внутренним. Сначала вместо «я» говорили «мое тело», «мое сердце», «моя плоть» и т.п., затем человек начинает познавать себя через свои принадлежности и появляются притяжательные местоимения: «мое». Далее акцент перемещается на нашу социальную личность, место человека в обществе становится представителем его «я» и появляются обращения типа «ваше высочество», «ваше преосвященство». Местоимения типа «я» и «ты» появляются позднее.
Видя, сколько усилий требуется для выделения даже относительно конкретной сущности, становится понятным, почему в нашей лексике так мало слов с самого начала обозначавших феномены психики. Почти вся современная психологическая терминология – это чистая метафора.
Чтобы составить себе четкое представление об объекте, его необходимо мысленно изолировать, отделить от окружения. Нам легче воспринимать изменчивое, чем постоянное. Изменение реорганизует отношения между компонентами, которые начинают выступать в других комбинациях. Влажное сочетается то с холодом, то с теплом. Когда объект выпадает из прежних комбинаций, остается пустое место определенной формы. Однако в итоге оказывается, что чем больше комбинаций допускает объект, тем сложнее его выделить и постигнуть. Его постоянное присутствие притупляет наше восприятие.
Можно представить объект, который всегда входит в состав всех других объектов. Такой объект существует. Это – сознание.
Как определить что такое сознание, если оно присутствует во всем, что мы воспринимаем. Здесь невозможно обойтись без метафоры. Универсальное отношение между субъектом и объектом – отношение осознавания – можно постигнуть, только уподобив его какому-нибудь другому отношению между объектами. В результате такого уподобления мы получим метафору.
2 ВЕЛИКИЕ МЕТАФОРЫ
Человеческая мысль двух величайших эпох – Древнего мира и Нового Времени, питалась двумя метафорами. Суть проблемы: Пусть мы смотрим на горный хребет. Его высота 2000 метров, он сложен из гранита и имеет голубоватый и лиловый цвет. Наше сознание лишено этих параметров: у него нет ни протяженности, ни цвета, ни твердости. Таким образом, свойства объекта и субъекта не совпадают и между ними не может возникнуть никаких отношений. Между тем в момент восприятия объект и субъект входят в положительное взаимодействие.
Для человека древности отношения между субъектом и объектом, который он воспринимает, аналогичны отношениям между двумя физическими предметами, один из которых при соприкосновении с другим оставляет на нем свой отпечаток. Метафора печати, оставляющей на восковой поверхности оттиск, укоренилась в сознании эллинов и на многие века определила развитие философских идей.
О восковой дощечке говориться в «Теэтете» Платона. Этот образ повторяет Аристотель в трактате «О душе», мы сталкиваемся с ним на протяжении всех средних веков в Париже, Оксфорде, Саламанке и Падуе.
В соответствии с этой интерпретацией, субъект и объект – это 2 физических предмета. Оба пребывают в мире независимо друг от друга и иногда вступают в случайные контакты. Осознание – это оттиск.
При таком подходе роль субъекта ущемлена. Согласиться с тем, что материальный объект может оставить отпечаток на нематериальном, – значит уравнять их природу. Это определяет мировоззрение древнего человека. Для него «быть» значит пребывать среди множества других вещей, являясь одним из множества предметов, погруженных в «море бытия». В античном представлении «Я» не играет большой роли, это лишь маленькое зеркало, в котором отражаются очертания сущего.
Возрождение обратило отношения субъекта и объекта. На смену метафоре печати и восковой дощечки приходит метафора сосуда и его содержимого. Объекты не попадают в сознание извне, они существуют в нем самом; это – идеи. Новое учение называется идеализмом.
Новое время сосредоточено на воображении. Если содержание сознания не входит в него извне (в самом деле, как может влезть в меня гора?) оно должно зарождаться в самом субъекте. Воображение создает и уничтожает объекты, таким образом, сознание есть творчество.
Лейбниц свел действительность к монаде, обладающей только одним свойством – способностью к репрезентации. Система Канта вращается вокруг предрасположенности человека к воображению. Шопенгауер поведал нам, что мир – это то, что мы представляем.
«Я» приобрело важное значение. Лейбниц назвал человека маленьким богом. Кант сделал «Я» высшим законодателем природы, а Фихте, с его склонностью к крайностям, возвестил, что «Я – это все».
Елена Шугалей, директор отдела динамического обучения и НЛП
Санкт-Петербургского Центра современных психотехнологий

Опубликовано 22 января 2005 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1106417773 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ПСИХОЛОГИЯ Елена Шугалей. Что такое метафора?

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network