Железный занавес и холодная война

Когда-то эти словосочетания не сходили с газетно-журнальных страниц, теле- и радиоэфира. Но политическая ситуация в мире изменилась, и указанные слитные термины постепенно отошли на задний план. Вместе с тем периодически в прессе встречаются реплики, касающиеся времени появления этих словосочетаний на свет и называются их авторы (в первую очередь У. Черчилль) и т.д. И как часто бывает в подобных случаях, новые "звонари" в спешке забывают посмотреть в "святцы"...

А между тем, железный занавес родился в театральном мире. В старину освещение сцены, как известно, осуществлялось с помощью свечей или масляных плошек. От открытого огня, естественно, часто воспламенялись матерчатые, картонные или деревянные декорации. Огонь со сцены перекидывался в зрительный зал со всеми вытекающими отсюда трагическими последствиями. Тогда-то и была предложена завеса из металла, чтобы отсекать пожар от партера. Впервые она была устроена во Франции в конце XVIII века. Значительно позже название такого занавеса стало использоваться не только в театре, но и в несколько "расширенном" значении: "После большевистского переворота разумные жильцы того дома, где я жил, (...) соорудили в складчину железный занавес для ворот, чтобы можно было, заперев ворота, замкнуться, как в крепости" (К. Бальмонт. Белая невеста. 1921); парадная лестница "закрыта железным занавесом (не метафорическим, а реальным) и охраняется суровыми мужчинами с автоматами наперевес" (Л. Агеева. "Петербург меня победил...". 2003).

В русском языке этот образ приобрел метафорический смысл вскоре после победы Октябрьской революции. В "Апокалипсисе нашего времени" (1918 г.) В. В. Розанов писал: "С лязгом, скрипом, виз-

стр. 123

гом опускается над Русскою Историею железный занавес. - Представление окончилось". Из приведенных примеров еще не следует, что речь идет именно о (само)изоляции России. Просто "занавес" подобно крышке гроба отсек всё прошлое. Ничего не осталось - лишь апокалипсис!

Практически в то же время З. Н. Гиппиус писала в очерке о Розанове "Задумчивый странник": "Мир духовенства был для нас новый, неведомый мир. Мы смеялись: ведь Невский, у Николаевского [ныне: Московского. - А. Ш. ] вокзала, разделен железным занавесом. Что там, за ним, на пути к лавре? (...) Надо постараться поднять железный занавес". Этот пример уже ближе к интересующей нас политической метафоре, у которой нашелся очень далекий предшественник.

Еще в XVII веке европейцы считали, что варварская, "полудикая" Россия живет за какой-то завесой. И Петр I не только "прорубил окно" в Европу, он "должен был (...) разорвать завесу, которая скрывала от нас успехи разума человеческого" (Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Май 1790 г.).

Октябрьский переворот 1917 года и Гражданская война в России раскололи мир на два лагеря. Призрак мировой революции, о которой твердили большевики, пугал Запад, и там заговорили об изоляции от революционной России. Глава французского правительства Ж. Клемансо заявил в 1919 году: "Мы желаем поставить вокруг большевизма железный занавес, чтобы не дать разрушить цивилизованную Европу" (цит. по: Душенко К. В. Словарь современных цитат. М., 1997). Уже два года спустя после Розанова английская публицистка в книге о России назвала ее "страной за железным занавесом" (Источник. 1998. N 1).

Как видим, современное политическое значение метафоры пошло не от Черчилля и не от Розанова, как иногда можно прочесть. На русском языке этот термин громко "прозвучал" в 1930 году, когда была опубликована статья Л. В. Никулина под характерным заглавием - "Железный занавес", в которой он объяснил смысл образа как попытку Запада защититься от советского влияния: "... буржуазия пытается опустить железный занавес между СССР и Западом, чтобы не дать распространиться коммунизму" (Лит. газета. 1930. 13 янв.).

До Второй мировой войны метафора уже была достаточно хорошо известна в мире, хотя и не стала еще расхожим штампом (клише). Ее использовали не только политики или писатели, но и "обычные" люди. Так, в частном письме (от 12 ноября 1943 г.) автор высказал предположение о послевоенном устройстве: "... мир, наверное, останется разделенным, но будет иным. Рухнут железные занавесы, китайские стены" (Звезда. 2003. N 6).

Советский Союз с его идеологией не давал покоя Западу. Не кто иной, как Геббельс "пророчествовал" в статье "2000-й год" (февр.

стр. 124

1945 г.), что в случае победы СССР над Европой "опустился бы железный занавес" (цит. по: Черняк Е. Б. Жандармы истории. М., 1969). Видимо, других забот у этого монстра за два месяца до капитуляции Германии и самоубийства не было. Некоторые публицисты полагают, что идею железного занавеса У. Черчилль заимствовал у Геббельса. Во всяком случае его письма новому президенту США Г. Трумэну написаны летом 1945 года в таком же точно ключе: "Железный занавес опускается над их [русским. - А. Ш. ] фронтом" (Черчилль У. Вторая мировая война. М., 1991. Т. 5 - 6. Кн. 3). Этот образ Черчилль вскоре повторил в беседе с советским послом в Лондоне (Источник. 1998. N 1). Мнение о геббельсовском влиянии вряд ли обоснованно, поскольку метафора была известна в английском языке еще с начала XIX века.

Письма Черчилля Трумэну, естественно, были не для огласки. Но вот 5 марта 1946 года в городе Фултоне (США) бывший премьер-министр выступил перед американскими студентами со знаменитой речью "Мускулы мира", в которой вновь использовал полюбившуюся ему метафору: "От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. (...) По нашу сторону железного занавеса, разделившего надвое всю Европу, тоже немало причин для беспокойства".

До войны словосочетание воспринималось скорее как некая "литературщина" и политической остроты в нем почти не ощущалось. Даже хорошо осведомленный И. Эренбург признался, что о железном занавесе он впервые прочел лишь в изложении речи Черчилля. После Черчилля, "реанимировавшего" старый образ, одним из первых на русском языке употребил эту метафору А. Жданов в позорно-знаменитом докладе о ленинградских журналах (август 1946 г.): "Мы живем за железным занавесом".

Советские и зарубежные авторы писали о железном занавесе как-то безлично, не указывая, кто же его опустил и кому он был нужен. Нынешние публицисты, в основном из "диссидентов", в самоизоляции упрекают СССР. Но исторически это неверно: первым начал "закрываться" Запад. Советский Союз стал активно "защищаться" лишь в период наибольшей активности противника в годы холодной войны. Английский медицинский журнал как-то пожаловался читателям, что советские медики скрывают свои секреты за железным занавесом. Информация оказалась очередной уткой, и читатель обратился в редакцию своего журнала с вопросом: "Кого же следует обвинять в железном занавесе - нас [англичан. - А. Ш. ] или русских? (Лит. газета. 1948. 4 фев.). Объективно говоря, такая взаимоизоляция была необходима обеим сторонам.

Черчилль, как мы показали, не был "изобретателем" метафоры, но он невольно стал ее "пропагандистом", поскольку именно после

стр. 125

его фултонской речи железный занавес превратился в расхожий политический термин, стал символом целой эпохи международных отношений. Эта его речь фактически дала старт холодной войне.

Железный занавес - подлинная метафора: ведь изначально так назывался реальный предмет. А холодная война, строго говоря, не метафора, а оксиморон, поскольку новое понятие образовано из контрастных по смыслу, несочетаемых слов (ср.: живой труп, холодный огонь, горячий снег и т.п.).

По мнению К. В. Душенко, этот термин (cold war) родился в США в начале 1947 года. Его предложил публицист Х. Суоп. Свою широкую известность он приобрел благодаря книге американского журналиста У. Липпмана "Холодная война. О внешней политике США", вышедшей в свет в том же 1947 году (Душенко К. В. Указ. соч). Однако сравнительно недавно промелькнуло сообщение о том, что это словосочетание впервые употребил известный английский писатель Дж. Оруэлл в газете "Трибюн" еще в 1945 году (Москва. 1999. N 9). А коли это так, то Оруэлла и следует считать его изобретателем.

Холодная война началась сразу после окончания Второй мировой и распада антифашистской коалиции. Американский термин достаточно быстро вошел во многие языки, поскольку очень точно характеризовал международную обстановку того времени: острое противостояние двух систем с гонкой вооружений, созданием военных блоков, экономическим давлением, разведкой (шпионажем), идеологической клеветой и т.д. Тогда же возникли и такие словосочетания, как политика с позиции силы, балансирование на грани войны, атомная дипломатия и др.

Русский перевод английского словосочетания появился уже в начале 1948 года: "Холодная война. Так они [американцы. - А. Ш. ] сами называют свою деятельность в сфере международной политики. Холодная война - не журнальная метафора. Это декларирует сам Джордж Маршалл" (Лит. газета. 1948. 31 марта).

Ситуация в мире быстро накалялась. И. Эренбург тогда часто выезжал по другую сторону железного занавеса и знал положение по обе линии фронта. В книге "Люди, годы, жизнь" он писал, что в 1949 году холодная война проникла даже в "повседневный быт", а в 1950-м готова была вот-вот перейти в горячую - Третью мировую. В этот период (1949 г.) в русскоязычной тбилисской газете "Заря Востока" была опубликована карикатура на английского фельдмаршала Б. Л. Монтгомери "Горячий участник холодной войны" (см. каталог худож. выставки "Борьба за мир против поджигателей войны". М., 1950). То есть оксиморон активно входил в языковой оборот. А вскоре это словосочетание уже органично влилось в гражданскую поэзию: Мы "правилам боя остались верны / на пороге холодной войны" (К. Симонов. Новогодняя ночь в Токио. 1954). Правда, на первых порах его еще заключали в кавычки, опущенные нами при цитировании.

стр. 126

Холодная война длилась долго, фактически до конца XX века. Во время визита в Москву госсекретарь США заявил в своем интервью: "... холодная война окончилась, Россия и США теперь друзья, и нам не нужно противостояние с ракурса холодной войны" (С. -Петербургские ведомости. 2004. 7 фев.). Однако при этом "никто в Вашингтоне не вспоминает о трех триллионах долларов, сбереженных Западом благодаря уходу Москвы из противостояния холодной войны" (Лит. газета. 2004. 25 фев. - 2 марта).

Интересно отметить неожиданное использование этого термина в "обратной перспективе". Историк Т. Л. Лабутина пишет, что в 1720-х (!) годах "Великобритания и Россия находились, по определению британского историка М. Андерсона, в состоянии "холодной войны", которая в любой момент грозила перерасти в открытое столкновение". Книга Андерсона на английском языке вышла в 1958 году (Вопросы истории. 2003. N 9).

Многие современные российские политологи считают, что Гражданская война у нас не закончилась, она лишь приобрела иные формы: "Это качественно новый уровень холодной Гражданской войны" (Лит. газета. 2004. 25 фев. - 2 марта). Как видим, старый термин живет и в наши дни.

Практически одновременно с холодной войной (в конце 1940-х гг.) родилась метафора-антипод - холодный мир, характеризующая индифферентность, безразличие в международных отношениях. В России этот оборот сравнительно недавно (в 1994 г.) использовал Б. Н. Ельцин: "Мы переживаем период, который я назвал бы периодом холодного мира" (Душенко К. В. Указ. соч.). Термин фигурирует в языке и сегодня, хотя употребляется нечасто: "Если Вашингтон будет безостановочно клеймить беспечный русский реформизм, а Москва всё более ожесточаться по поводу легкомысленных советов, то финалом станет "холодный мир"" (Лит. газета. 2004. 25 фев. - 2 марта).

Санкт-Петербург