"Круглый стол" проходил в Москве 5 - 6 ноября 2013 г. в Институте славяноведения РАН под патронажем и при финансовом содействии Фонда "Российско-польский центр диалога и согласия" в рамках II Всероссийского совещания славистов. На "круглом с голе" с сообщениями и в дискуссии выступили ученые из Польши, Белоруссии, Литвы, Молдавии, Украины. С российской стороны в нем участвовали сотрудники Института славяноведения РАН, Института российской истории РАН, Российского государственного гуманитарного университета.

"Круглый стол" был посвящен одной из наиболее научно значимых и политически актуальных проблем истории российско-польского геополитического взаимодействия, имеющей существенное значение для интерпретации современных тенденций в связях между двумя странами в контексте европейской политики. Тема российско-польских отношений эпохи Петра Великого не только неизменно привлекает внимание исследователей в России, Польше и в ряде других стран. Она также и по сей день остается предметом оживленной общественно-политической дискуссии и острой публицистической полемики.

В настоящее время личность Петра I и его политика в отношении Польши оказались в сфере интересов "исторической политики" польских правящих кругов и ведущих политических партий Польской республики, важным элементом формирования национальной идеологии в сопредельных странах на постсоветском пространстве: на Украине, в Литве, в Белоруссии. Внешняя политика Петра I приобретает особое значение и в российском национальном сознании для обоснования традиционных ценностей политики России в Европе как великой европейской державы.

Работа "круглого стола" была построена по двум основным направлениям. Во-первых, был рассмотрен период Северной войны 1700 - 1721 гг. и связанное с ним определение геополитических приоритетов Российской империи во взаимоотношениях с великими державами и основных принципов русской политики в отношении Речи Посполитой. Во-вторых, обсуждались проблемы роли политического наследия Петра Великого во внешнеполитической стратегии России в XVIII в.

Начало обсуждению первого направления было положено докладом В. Станиславского (Киев) о военно-политических планах России и Швеции в решающий период Северной войны (1707 - 1709 гг.), во время нашествия Карла XII на Россию. В частности, обсуждался вопрос о намерениях великих держав - участников войны за испанское наследство - посредством дипломатических комбинаций подтолкнуть шведского короля к походу на Москву, чтобы не допустить участия шведской армии в войне на стороне Бурбонов против габсбургской коалиции; о роли поддержавших Станислава Лещинского польских магнатских группировок в определении стратегии шведского вторжения в Россию по направлению Смоленск - Москва, что было свойственно польско-литовским традициям ведения войны на востоке, но не соответствовало шведским методам ведения войны на востоке. Большое внимание в докладе и в дискуссии было уделено в этот период Северной войны роли Речи Посполитой, которая в лице Сандомирской конфедерации оставалась последним союзником России в войне против Швеции. Важное место в докладе принадлежало

вопросу об Украине, которая оказалась не только подвергнута главному удару шведов, став главным театром военных действий, но и находилась под угрозой вторжения со стороны Крыма и Оттоманской Порты.

Тема Юго-Западной Европы - региона, непосредственно примыкавшего к театру военных действий Северной войны, была в центре внимания В. Константинова (Кишинев), выступившего с докладом "Молдавское княжество в контексте польско-русских отношений во времена Петра I". По его мнению, со времени Карловицкого конгресса 1699 г. христианские элиты Балканского полуострова и Дунайских княжеств (боярство Молдавии и Валахии, греки-фанариоты), недовольные османским правлением, начинают воспринимать Россию как военно-политическую силу, способную повлиять на их статус в составе Оттоманской Порты и оказать им содействие в освободительной борьбе. Существенную роль в формировании подобных планов христиан Юго-Восточной Европы сыграла русская политика в Речи Посполитой особенно после Полтавской битвы. Наиболее ярко отмеченная тенденция нашла отражение в деятельности Антиоха Кантемира.

Проблема так называемого юго-западного фронта в эпоху Северной войны была продолжена в докладе В. А. Артамонова (Москва) "Русско-турецкая война 1710 - 1713 гг. и Речь Посполитая". В нем подчеркивалось, что Полтавская победа кардинально изменила международное положение польско-литовского государства и связанной с ним династической унией Саксонии: шведский протекторат в 1710 г. сменился для Речи Посполитой российским, однако "исключительное влияние в Польше не было для Петра I самоцелью". Вместе с тем военные приоритеты османов, по мнению докладчика, не были связаны с Россией. Принципиально важный вывод Артамонова состоит в том, что наиболее существенные последствия эта война имела для Украины. По его словам, если бы не было русско-австрийского противовеса военному потенциалу Порты, то на Правобережье Украины могло бы возникнуть вассальное украинское квазигосударство под протекторатом Турции.

Таким образом, уже первые доклады и их обсуждение показали, что Северная война по геополитическому воздействию отнюдь не ограничивалась Балтийским регионом. Как в дискуссии подчеркнул В. Кригзайзен (Варшава), военно-политическое воздействие русско-шведского противостояния простиралось с востока на запад от Смоленска - до Эльбы и от Финляндии и Норвегии - до Молдавии. Ее же политические последствия распространились на весь европейский континент.

Этот тезис получил развитие в докладе Г. А. Санина (Москва) "Россия и Речь Посполитая в Утрехтской системе международных отношений". По его мнению, становление системы наиболее вероятно можно датировать периодом 1714 - 1721 гг. Центральным тезисом доклада стал вывод, что упадок Вестфальской системы был связан не столько с войной за испанское наследство, сколько с Северной войной, которая "устранила из европейского концерта великих держав Швецию". Это обстоятельство, по словам Санина, существенно повлияло и на международный статус Речи Посполитой. Северная война не только переориентировала систему "французского восточного барьера" от задачи сдерживания Габсбургов на стратегию "отбрасывания России", но и обусловила в скором времени крах самого восточного барьера вследствие упадка и перманентного кризиса его основных элементов - Османской Турции, Речи Посполитой и Швеции.

Тему русско-польских отношений эпохи Северной войны завершали доклады П. Крокоша (Краков) и К. А. Кочегарова (Москва). Первый был посвящен русской армии Петра Великого и действиям русских войск в землях шляхетской польско-литовской республики. При этом автор подчеркнул, во-первых, аспект международно-политический, когда занятие русскими Риги и Выборга продемонстрировало польскому королю и саксонскому курфюрсту Августу II бесперспективность его замыслов приобретения Ливонии, чтобы заполучить ее в качестве наследственного владения своей династии; во-вторых, аспект военный, когда в период военных действий в Литве и шведской блокады Гродно в 1705 - 1706 гг. русские войска наглядно продемонстрировали шляхте, уже утратившей к тому времени функции военного сословия, значение военных преобразований и создания регу-

лярнои армии; в-третьих, аспект внутриполитический, когда русская военная сила стала инструментом давления на шляхетскую республику, что привело в итоге фактически к "разоружению" Речи Посполитой, закрепленному в постановлениях сейма 1717 г.

Доклад К. А. Кочегарова был посвящен российской политике в отношении православного населения Речи Посполитой в первой четверги XVIII в., когда получили продолжение меры, которые русское правительство предпринимало и ранее, а именно: поддержка православных монастырей в Речи Посполитой, покровительство единоверцам в их контактах с Россией, в том числе в их сношениях с киевским митрополитом. В петровское время об усилении русского влияния в деле православных свидетельствовало только назначение православного могилевского епископа при Августе II и переход в области материальной поддержки единоверцев от преимущественно казенных ассигнований к частным пожертвованиям. Докладчик подверг критике позицию российских историков клерикального направления второй половины XIX в., утверждавших, что при Петре русское правительство придавало делу единоверцев в Польше и Литве приоритетное значение. Конкретный материал, напротив, свидетельствовал о том, что связи России с православными подданными польского короля ослабевали. По мнению Кочегарова, это было связано с общим снижением уровня политического влияния церкви при Петре Великом и с нарастанием секуляризационных тенденций в России. В дискуссии, в частности, отмечалось, что принятые под патронатом России постановления сейма 1717 г., существенно ограничивавшие права некатоликов, хотя в целом и не отражали позицию русского правительства в отношении польских иноверцев, в то же время не вызывали возражений.

Вопросы о наследии Петра I во внешнеполитической стратегии России в XVIII в. стали вторым главным направлением работы "круглого стола". Начало их рассмотрения было положено докладом Б. В. Носова (Москва), который в начале остановился на узловых историографических проблемах истории российско-польских отношений XVIII в. в контексте эволюции геополитической ситуации в Европе. Докладчик привел тезис выдающегося польского историка Ежи Михальского, что каждый из международно-политических кризисов на континенте предоставлял возможность для Речи Посполитой освободиться от навязанного ей протектората великих держав и одновременно представлял для шляхетской республики большую опасность пасть жертвой компромисса между державами-протекторами. Череда этих кризисов, рассмотренных Носовым, открывалась Северной войной и завершалась международным кризисом системы "старого порядка" эпохи Великой Французской революции. Важной чертой российско-польских отношений XVIII столетия было, по словам докладчика, постоянное присутствие в них идеи русско-польского союза, начиная от трактата Вечного мира 1686 г. и до союза в Гродно 1793 г. Отмеченное постоянство доказывало как существование объективной основы для подлинно союзнических отношений двух государств, так и сохранение возможности реализации таких планов вплоть до первого раздела Польши 1772 г.

Проблеме русско-польских отношений в контексте кризисов европейских международных отношений был посвящен доклад Уршулы Косиньской (Варшава) "Между Полтавой и насильственной элекцией 1733 г.", в заглавие которого был вынесен вопрос: "Могла бы Речь Посполитая сохранить суверенитет?". Говоря о системе русского протектората в Польско-Литовском государстве в царствование Петра Великого, У. Косиньская представила названную систему образным утверждением, что "царь трижды короновал польского короля", так как после Полтавской победы Петр I не только восстановил на престоле своего саксонского союзника, но еще дважды своею властью и под угрозой применения силы сохранил за Августом II польскую корону. Однако, по словам У. Косиньской, Август II не смог найти поддержки своим планам установления наследственного правления династии Веттинов среди поляков. Вопреки намерениям саксонца действовали и великие державы, в первую очередь Россия и Пруссия. Сложившуюся систему протектората великих держав над Речью Посполитой, "несуверенность республики", по мнению Косиньской, в полной мере выразил кризис в связи с избранием на польский престол сына Августа II - Августа III.

Главным вопросом дискуссии по докладу У. Косиньской стала проблема соотношения степени доминирования великих держав в шляхетской республике. С одной стороны, был выдвинут тезис, что внешний контроль в отношении Речи Посполитой был, прежде всего, в интересах России и Пруссии. Петербург рассматривал польско-литовское государство как стратегический плацдарм на пути в Прибалтику, Германию и Западную Европу. Для Берлина захват польских земель имел жизненно важное значение для территориального объединения Бранденбурга и Восточной Пруссии и в целом для реализации планов территориального расширения и наращивания политического могущества державы Гогенцоллернов. В то же время Версаль и Вена не вынашивали в отношении Польши планов территориальных захватов, рассматривая Речь Посполитую только как один из существенных элементов европейской геополитики и собственного влияния в европейских делах, и не стремились к доминированию в Польше. С другой стороны, оппоненты выдвинутой точки зрения указывали, что для Венского двора сохранение своего статуса протектора в шляхетской республике и покровителя Саксонии имело принципиальное значение в противостоянии как с Пруссией (особенно вследствие войн за австрийское наследство), так и с Россией. Поэтому вплоть до конца Семилетней войны 1756 - 1763 гг. все принципиальные вопросы в отношении Польско-Литовского государства (главное, об избрании польских королей) решались по воле Австрии. И после установления в Речи Посполитой в 1760-е годы российского господства позиция Вены сыграла ключевую роль в политической комбинации, приведшей к первому разделу Польши.

Российско-польские отношения в царствование Елизаветы Петровны (1741 - 1761 гг.) в свете документов российской Коллегии иностранных дел были проанализированы в докладе М. Ю. Анисимова (Москва). По его словам, "А. П. Бестужев первым понял опасность для России усиления Пруссии и убедил в этом Елизавету Петровну". В докладе внешнеполитическая стратегия российского канцлера объяснялась тем, что и Петербург и Берлин, недавно вступив в клуб великих держав, были обречены на острое соперничество в борьбе за самоутверждение на европейском континенте. Приоритет противодействия Пруссии, по мнению Анисимова, обусловил пассивность России в отношении Речи Посполитой. Центральным тезисом докладчика стала мысль, что создание в 1752 г. "дворской партии привело к краху саксонской династии в Речи Посполитой", так как лишило Августа III как опоры среди магнатов, так и зарубежной поддержки, прежде всего со стороны России, которая в царствование Елизаветы Петровны придерживалось тактики лавирования между магнатскими группировками, не допуская решающего перевеса ни одной из них.

В дискуссии было отмечено, что выдвинутая М. Ю. Анисимовым концепция по-иному трактует "систему Бестужева", нежели это принято в русской и современной зарубежной историофафии, и возвращается в существенных чертах к воззрениям СМ. Соловьева и Н. Д. Чечулина. Вместе с тем она не вполне согласуется, во-первых, с планами Петербурга осуществить обмен захваченной в ходе Семилетней войны Восточной Пруссии на Курляндию, а также с вопросом о том, кто именно - Польская корона или Польская республика выступит контрагентом России в этом обмене? Во-вторых, она в известной мере противоречит немаловажному факту, что Вена и Версаль без консультаций с Петербургом согласовали в 1759 г. кандидатуру будущего польского короля - преемника Августа III.

Кануну Семилетней войны был посвящен заочно представленный доклад Т. Швачиньского (Варшава), посвященный политике России в отношении Литовского трибунала в середине XVIII в. Короный и Литовский трибуналы были в XVIII в. не только органами высшей судебной власти в польско-литовской шляхетской республике, но и важнейшими институтами сословного представительства дворянства Великой и Малой Польши, а также Литвы. Трибуналам принадлежала исключительно важная политическая роль, поскольку от них зависело функционирование всей общественно-политической системы Речи Посполитой и, в первую очередь, системы шляхетского землевладения и феодального права собственности на землю и крестьян. Этим, в частности, объясняется острота борьбы магнатских группировок и поддерживавших их шляхетских корпораций на выборах трибу-нальских депутатов. Главной темой представленного доклада стал политический кризис

в Речи Посполитой вокруг выборов в Литовский трибунал 1755 г., в связи с чем русское правительство рассматривало возможность организации в Великом княжестве Литовском конфедерации, поддержанной Россией. Таким образом, вновь нашел подтверждение тезис, что Россия рассматривала Литву как форпост своего влияния в польских делах, а литовских магнатов как своих ближайших союзников и клиентов в осуществлении политики протектората в отношении Речи Посполитой.

Также к вопросу о взаимоотношениях российского правительства с литовскими магнатами на примере Михала Клеофаса Огиньского обратилась Р. Шмигельските-Стукене (Вильнюс). Ее доклад отличался особой источниковой фундированностью, поскольку опирался не только на источники, широко используемые в науке, но и на документы, впервые введенные автором в научный оборот, в частности на переписку М. К. Огиньского с польским королем Станиславом Августом, в то время когда Огиньский был в 1790 г. польским послом в Голландии, а также материалы архива Огиньских в Государственном архиве Литвы в Вильнюсе. Она показала, что в основе отношений Огиньского к России, при всей сложности и противоречивости его жизненного пути, лежали поземельные интересы магнатского рода, наследником латифундий которого являлся Огиньский. Докладчица выдвинула поддержанный участниками дискуссии тезис, что именно поземельные отношения литовской знати и шляхты, дополненные личными связями между польской, литовской и российской аристократией, в чем свою роль сыграли и принадлежность многих представителей к масонским организациям, стали основой союза землевладельческих литовских элит с российским правительством в конце XVIII - начале XIX в.

Доклад А. Стройновского (Ченстохова) был озаглавлен "Правители и послы России в польском общественном мнении времен короля Станислава Августа Понятовского". Однако его содержание было существенно шире, поскольку посвящен он был весьма важной теме: эволюции представлений о России в публицистике Речи Посполитой во второй половине XVIII столетия. С источниковедческой точки зрения автор поставил очень важную задачу - продемонстрировать важность и практическую неисчерпаемость таких сочинений, как труды Матушевича или Китовича, уникальность и содержательность лаконичных записок Станислава Любомирского и т.д. Классические произведения польской политической мысли XVIII в. и их литературный, публицистический и мемуарный контекст в целом составляют широчайшее поле для исследований. Автор избрал для этого только относительно узкий и ограниченный ракурс, а именно представление польского общества о российских общественных и политических элитах, сформированное на основе непосредственного опыта взаимодействия с российскими дипломатами, работавшими в Варшаве, и в сравнении с властителями, которых те представляли. А. Стройновский показал, что по отношению к российским государям со стороны вовлеченных в политическую жизнь и приобщенных к публицистической полемике слоев польского общества соблюдался "безукоризненный пиетет", даже когда авторы занимали недвусмысленно негативную позицию по отношению к России. Это явление автор доклада объяснил, во-первых, осознанием величия России как державы, что персонифицировалось в образе императора, а во-вторых, монархическим сознанием польских публицистов, для которых было характерно представление о священности и неприкосновенности особы государя, которого можно было свергнуть с престола, но к которому нельзя было отнестись без подобающего монаршему сану почтения. Как отмечалось в дискуссии, это представление нашло даже отражение в нормах польской Конституции 3 мая 1791 г., содержавшей положение о "священности и неответственности" особы короля.

По завершении дискуссии по докладам и общего обмена мнениями с подведением итогов "круглого стола" выступили модераторы: профессор В. Кригзайзен и профессор Б. В. Носов. Профессор Кригзайзен выразил мнение, что научная дискуссия между историками России и Польши не должна ограничиваться так называемыми острыми вопросами. В сфере научного внимания должен находиться исторический процесс в целом, только при этом условии можно выработать верное понимание его отдельных событий, периодов или эпох.

"Круглый стол" продемонстрировал высокий научный уровень докладов и сообщений, а также содержательность и актуальность развернувшейся дискуссии, общую заинтересованность в продолжении практики подобных конференций, посвященных отдельным наиболее актуальным для обеих сторон проблемам истории России и Польши и российско-польских отношений. Состоявшаяся дискуссия показала, что история эпохи Петра Великого и XVIII в. в целом играет существенную роль в современном историческом сознании народов России и Польши, что общественно-политическое значение исторической памяти народов в наши дни еще более возрастает.