Застойные явления в советской экономике, далеко не "миролюбивая" внешняя политика КПСС, стагнация контролируемых "сверху" науки и культуры - все это, отражаясь в общественном сознании, явилось почвой возникновения в годы политической "оттепели" такого своеобразного социального явления, как диссидентство. В это время были заложены основы советской "свободной прессы", самиздата, и того "неформального" общественного направления, которое с наибольшей силой дало знать о себе в России с конца 1980-х годов. Социальный феномен диссидентства слабо изучен. К проблематике советского диссидентского движения зарубежные историки начали обращаться уже в 1970-х, а российские - лишь с конца 1980-х годов. Однако конспиративная практика и проблемы, связанные с ней, до настоящего времени не привлекали внимания отечественных исследователей диссидентства ¹ .

Авторы наиболее серьезных зарубежных трудов, посвященных советскому диссидентству, определяют его как движение, оппозиционное тоталитарному режиму, однако степень этой оппозиционности в различных работах представлена по-разному ² . Д. Данлоп именует оппозиционеров "новыми русскими революционерами"; ряд авторов рассматривает их как более умеренное, либерального толка течение. М. Шатц полагает, что движение инакомыслящих сочетало в себе элементы либерализма и революционности ³ . Эти же точки зрения отражаются и в публицистике самих диссидентов ⁴ .

Достаточно подробно в зарубежных исследованиях разработан также вопрос об исторических корнях диссидентского движения. Социальной базой инакомыслия, по мнению англо-американских авторов, является интеллигенция, которая как бы "порождала" в России различные "субкультуры", оппозиционные правящим режимам, в том числе и революционные, слои ⁵ . Как утверждает Р. Пайпс, "принадлежать к интеллигенции значило быть революционером" ⁶ .

В то же время характер взаимодействия этих субкультур, степень их оппозиционности - изучены довольно слабо. М. Шатц, например, характеризуя инакомыслящих, пишет: "Советские диссиденты, представленные движением за гражданские права, достигли той стадии развития, на которой находились Радищев и ...декабристы. Они понимали, что защита интересов личности от посягательств государства требует не столько моральных апелляций к властям, сколько коренных правовых и даже политических реформ; но в то же время они стремились реализовать свои замыслы постепенно и легальным путем, не разрушая суще-

Савельев Александр Владимирович - кандидат исторических наук, сотрудник Института Научной информации по общественным наукам РАН.

стр. 109

ствующую политическую систему, как революционеры последующих поколений" ⁷ . Проведенная историческая параллель некорректна уже по той причине, что А. Н. Радищев и декабристы представлены как фигуры нереволюционные.

Очевидно, что проблемы, поставленные, но не решенные зарубежной историографией в отношении советского диссидентства, рассматриваемого как определенный этап в развитии оппозиционных субкультур России, можно определить следующим образом:

Какова степень революционности этой субкультуры?

Какова степень преемственности методов борьбы, характерных для этой субкультуры, в сравнении с существовавшими ранее оппозиционными субкультурами?

Ниже предпринимается попытка проанализировать указанные проблемы, рассматривая их под углом зрения конспиративной практики диссидентов.

Можно ли прежде всего идентифицировать понятия "революционер" и "диссидент"? Общее представление о деятельности диссидентов в период с 1956 по 1975 годы дает следующая подборка ⁸ . По статье 58-й Уголовного кодекса (УК) РСФСР было осуждено 44 человека; по ст. 64 - 56 чел.; по ст. 65 - 1 чел.; по ст. 66 - 2 чел.; по ст. 68 - 3 чел.; по ст. 70 - 233 чел.; по ст. 72 - 100 чел.; по ст. 74 - 3 чел.; по ст. 78 - 1 чел.; по ст. 80 - 4 чел.; по ст. 83 - 4 чел.; по ст. 88 - 5 чел.; по ст. 89 - 2 чел.; по ст. 91 - 1 чел.; по ст. 93 - 11чел.; по ст. 102 - 2чел.; по ст. 107 - 4чел.; по ст. 130 - 3 чел.; по ст. 142 - 236 чел.; по ст. 143 - 1 чел.; по ст. 146 - 2 чел.; по ст. 147 - 1 чел.; по ст. 154 - 1 чел.; по ст. 158 - 2 чел.; по ст. 173 - 1 чел.; по ст. 180 - 4 чел.; по ст. 189 - 8 чел.; по ст. 190 - 133 чел.; по ст. 191 - 14 чел.; по ст. 192 - 4 чел.; по ст. 196 - 4 чел.; по ст. 198 - 3 чел.; по ст. 206 - 15 чел.; по ст. 209 - 1 чел.; по ст. 218 - 5 чел.; по ст. 227 - 109 чел.; по ст. 228 - 1 чел.; по ст. 249 - 3 человека. Статистические данные, таким образом, свидетельствуют о разнообразии противоправной активности инакомыслящих ⁹ .

Приведенные цифры вместе с тем указывают на неравномерность совершенных правонарушений - почти 75% их связаны с агитационно-публицистической деятельностью, отражающей политические и религиозные убеждения людей (ст. 58, 70, 190, 142, 227 УК РСФСР). Это обстоятельство лишь подтверждает этимологическое значение самого понятия "диссидент" - инакомыслящий. Конкретные же действия диссидентов - по преимуществу ненасильственное выражение их инакомыслия - в большинстве случаев "укладываются" в рамки петиционных кампаний, пикетирования, распространения самиздата и попыток выезда из страны. Случаи применения насилия сравнительно немногочисленны (ст. 66, 68, 102, 146, 191 УК РСФСР).

Биобиблиографические источники о деятельности инакомыслящих дают представление не только о характере преступлений, совершенных ими, но и о тяжести наказаний, примененных в отношении к ним. Сравнительно-исторический анализ иллюстрирует такой подход особенно ясно. Как известно, царское правительство в борьбе с революционным движением активно применяло смертную казнь. За период 1826 - 1917гг. в Российской империи по политическим мотивам было казнено более 9000 человек, причем среди казненных были не только лица, оказавшие вооруженное сопротивление властям, но и обыкновенные агитаторы и люди "с улиц", так или иначе нарушавшие установленный порядок ¹⁰ . Среди диссидентов за период 1950-х - 1970-х годов к смертной казни было приговорено 19 человек, казнено - 6 человек, максимальный срок, который диссиденты получали по суду - 25 лет ¹¹ . Таким образом, уже общий взгляд на деятельность инакомыслящих дает основание для сомнений в тождестве понятий "диссидент" и "революционер".

Понятие "революционеры" характеризует наиболее гонимых представителей общества, вынужденных заботиться о своей защите и применять разнообразные приемы конспирации, которая, следовательно, является как бы оборотной стороной революционности. Руководствуясь сравнительно-историческим подходом и опираясь на соответствующие разработки отечественных и зарубежных исследователей ¹² , можно выделить следующие основные формы конспирации, применяемые российскими социал-демократами - оппозиционным "поколением", ближайшим к диссидентам:

1. Профессионализация революционной работы: профессиональное обучение на уровне кружков и партийных школ.

2. Использование нелегальных печатных устройств и типографий.

стр. 110

3. Применение различных форм тайнописи (шифрование, кодирование и т. п.).

4. Использование в переписке и литературных публикациях особых кличек и псевдонимов вместо подписи собственной фамилии.

Адаптировало ли эти формы конспирации диссидентское движение? Какова была степень адаптации? Появилось ли в конспирации диссидентов что-либо новое? Такие вопросы встают по ходу дальнейшего исследования. Поэтому ниже рассматриваются лишь те организации инакомыслящих, которые в той или иной степени проявляли свой политический характер.

Вопрос о том, можно ли считать диссидентское движение профессиональным является в равной мере дискуссионным и ключевым для понимания основной проблематики. С точки зрения терминологии вопрос решается однозначно: в отличие от термина "профессиональный революционер" понятия "профессиональный диссидент" не существует. Хронологически понятию "диссидент" предшествует термин "подписант", более определенно указывающий на легальный характер зарождающегося оппозиционного движения ¹³ .

Если рассматривать круги инакомыслящих с организационной точки зрения, то определение "профессиональные" в целом к ним также не подходит. Лишь религиозное сектантство, имеющее вековые традиции в России, поддерживало свою организационную основу на достаточно высоком уровне ¹⁴ . "Светским" же диссидентам, как свидетельствуют документы, не удалось создать единой централизованной, построенной на профессиональной основе организации не только в масштабе всей страны, но и в рамках отдельных ее регионов, локальные же их организации, чем дальше, тем больше напоминали семейные кружки или клубы встреч по интересам. Характерно, что в англо-американских исследованиях, детально анализирующих различные аспекты диссидентства, нет никаких конкретных указаний на организационные основы, структуру движения или уровень профессионализма его участников ¹⁵ .

Наиболее активная часть диссидентства - в том числе, издатели журнала "Хроника текущий событий" - очевидно, просто не имела представления о том размахе оппозиционного режиму движения, которое существовало в СССР. Это утверждение следует из того факта, что количество оппозиционных групп, зарегистрированных самиздатом, то есть известных диссидентам-издателям, фактически значительно меньше количества оппозиционных антисоветских групп, которое было выявлено в сравнимый период времени оперативным путем КГБ в СССР.

В 1976 г. данные самиздата были обобщены голландским советологом-правоведом Ф. Фельдбругге. По сведениям, приводимым им, в 1950-х - начале 1970-х годов в СССР действовало около 50 оппозиционных организаций, из которых политический характер имело лишь 20 объединений ¹⁶ .

Совершенно иная картина предстает перед нами, если обратиться к архивным документам. По данным отчетов КГБ в 1961 г. в СССР действовало 47 антисоветских групп, в которых принимало участие 186 человек; в первом полугодии 1962 г. - 60 групп (215 участников); в 1965г. - 58 групп (234 участника); в 1967г. - 502 группы (2196 участников); в 1968г. - 625 групп (2870 участников); в 1969г. - 733 группы (3130 участников); в 1970г. - 709 групп (3102 участника); в 1971 г. - 527 групп (2304 участника) ¹⁷ .

Эта статистика неполна, поскольку отсутствуют сведения за 2-е полугодие 1962, 1963, 1964 и 1966 годов. Но уже на основании имеющихся данных можно придти к выводу, что количество оппозиционных группировок, действовавших в СССР только в период 1961 - 71 гг, как минимум в 65 раз превышало то количество групп, о котором было известно наиболее активной части диссидентства. Таким образом, количественно организационные связи диссидентов были как минимум в 65 раз меньше того необходимого уровня, который обеспечивал бы охват движения в целом.

Несмотря на ограниченность сведений о численности и деятельности оппозиционных организаций в СССР, имеющиеся факты позволяют сделать некоторые выводы:

1. Группы диссидентов были сравнительно малочисленными - от 2 до 30 - 40 человек. Массовые проявления инакомыслия были обусловлены не деятельностью какой-либо диссидентской организации, а стихийным недовольством. Именно так возникли массовые беспорядки в Новочеркасске в 1962 г., в которых участвовало

стр. 111

более 4000 человек. Своеобразие этих событий не в их планомерной подготовке, а в стихийном массовом протесте против повышения розничных цен на продукты питания ¹⁸ .

2. Кратковременность существования групп инакомыслящих (от нескольких месяцев до 3-х лет) при незначительном числе их участников косвенно указывает на то, что диссиденты не проявляли присущего революционерам мастерства конспирации. На это же указывает и эффективная агентурно- розыскная деятельность КГБ, направленная против диссидентов. Только за первое полугодие 1962 г. из 2522 авторов антисоветских листовок и анонимных писем, распространенных в СССР, сотрудниками КГБ было выявлено 1039 человек (41,5% раскрываемости). В первом полугодии 1965 г. этот показатель составил уже 65% ¹⁹ .

3. Между уровнем конспирации диссидентских организаций и временем, отделяющим их от оппозиционных режиму социал-демократических групп, существует, по-видимому, обратно пропорциональная зависимость. Известно, например, что "Коммунистическая партия молодежи", нелегальная диссидентская организация, действовавшая в Воронеже в конце 1940-х годов, строилась на основе принципов подпольных социал-демократических организаций: центральное Бюро координировало деятельность подчиненных ему независимых друг от друга "пятерок" посредством хорошо-проверенных связных. Этот способ конспирации позволил сохранить значительную часть организации после провала центра ²⁰ . Сходная система конспирации применялась "Всероссийским социал-христианским союзом освобождения народа", который в 1964 - 1967гг. организационно подразделялся на тщательно законспирированные "тройки" ²¹ . Диссиденты конца 1960-х - 1970-х годов к таким организационным предосторожностям, как правило, уже не прибегали, что говорит о постепенном исчезновении у них социал-демократических традиций в области конспирации.

4. Некоторые диссидентские организации (особенно правозащитные) со времени основания строили свою деятельность исключительно на легальной основе, руководствуясь не организационно- политическими, а лишь международными правовыми и этическими принципами. Установки такого рода предопределяли организационную рыхлость и "фрондерство" создаваемых кружков. Типичным в этом плане может служить заявление "Инициативной группы по защите прав человека в СССР", опубликованное в 1970 году. "Инициативная группа не имеет ни программы, ни устава, - говорится в этом документе. - Членов группы сближают друг с другом не организационные, а моральные принципы. Всех их объединяет чувство уважения к достоинству человека, его гражданским правам, преданность свободе, понимание меры ответственности за все, что происходит в стране. Инициативная группа не вовлечена в политику и не предлагает никаких конструктивных решений в этой области. Но она не желает поддерживать политические репрессии и преследования инакомыслящих. Инициативная группа действует в рамках легальности". На принципах легальности строили свою деятельность также "Комитет прав человека", "Группа-73" и другие организации ²² .

5. Дистанцируясь от организационных принципов российской социал-демократии, лидеры некоторых диссидентских организаций делали основную ставку на давление западного общественного мнения на правительство СССР и совершенно не искали "опоры в народе". Претворение в жизнь установок такого рода привело к тому, что ряд организаций инакомыслящих, в частности - СМОГ (одна из расшифровок этой аббревиатуры: "Самая молодая организация гениев"), Советское отделение Международной амнистии, Московская Хельсинская группа и др. - приобрели в большей степени характер международных, а не региональных организаций ²³ . Несмотря на отсутствие "народнических" установок в субъективных намерениях инакомыслящих, их деятельность тем не менее получила большой политический резонанс в советском обществе.

6. Тактика воздействия на власти посредством многочисленных апелляций и петиций, избранная диссидентами в качестве основы их деятельности, сближает их в целом не с революционным, а с либеральным течением российского общественного движения. С точки зрения профессиональных революционеров даже лидеры некоторых организаций инакомыслящих действовали крайне наивно.

Так, о возникновении "Партии беспартийных трудящихся, борющихся за восстановление социализма", органам КГБ стало известно из письма, посланного ее

стр. 112

основателями М. Я. Макаренко и В. С. Родионовым, в адрес Консультативной встречи коммунистических и рабочих партий в Будапеште в 1968 году. Столь же легкомысленно действовал организатор "Союза независимой молодежи" во Владимире в 1968 г. В. И. Борисов. Будучи избранным руководителем этого "Союза", он решил послать заявление в исполком местного совета с просьбой официально зарегистрировать созданную им организацию. Вскоре после этого у него на квартире был произведен обыск, а сам он в принудительном порядке был направлен во Владимирскую психиатрическую больницу. В течение короткого периода времени ему дважды пришлось пройти медицинскую экспертизу: сначала он был признан врачами психически здоровым и отпущен на свободу, а затем - после того, как продолжил свою деятельность в качестве инакомыслящего - московские эксперты признали его невменяемым. Вскоре после повторной экспертизы, находясь уже в Бутырской тюрьме, В. И. Борисов повесился ²⁴ . Примеры подобного рода отнюдь не являются чем-то исключительным в истории диссидентского движения.

Но наряду с фактами профессиональной некомпетентности и политической наивности, среди диссидентов наблюдалась и некоторая специализация. Психиатр С. Ф. Глузман заочно проводил альтернативные медицинские экспертизы диссидентов, а позднее совместно с В. К. Буковским подготовил к публикации "Пособие по психиатрии для инакомыслящих". А. А. Амальрик длительное время специализировался на связях с иностранными корреспондентами. В. Н. Чалидзе, Б. И. Цукерман и А. С. Вольпин выступали в качестве юридических экспертов диссидентского движения, перу последнего принадлежит брошюра-памятка "Как вести себя на допросах" Ю. З. Телесин и Э. Руденко достигли исключительных результатов в тиражировании и распространении продукции самиздата ²⁵ . Достаточно профессионально осуществлялось "прикрытие" наиболее активных диссидентов так называемыми "сочувствующими", многие из которых занимали высокое общественное положение и играли роль социального "щита" для тех, кто подвергался гонениям.

С революционерами диссидентов сближает и так называемая социальная мобильность ²⁶ . Отмечая это явление, мы имеем в виду не только территориальные перемещения инакомыслящих, вызванные поисками работы, ссылками и т. п., но и, главным образом, быструю смену их социального статуса. Этот тип социальной мобильности особенно отчетливо проявился с конца 1960-х годов, когда к движению начали примыкать высококвалифицированные интеллигенты и представители академических кругов. Как правило, это были ученые естественнонаучного и технического профиля, недовольные политикой КПСС. Пополняя ряды диссидентов, они не только радикально меняли социальную ориентацию, но и начинали специализироваться в новом для них гуманитарном направлении. Примеры подобной "переквалификации" многочисленны. Выделим лишь наиболее характерные: А. С. Вольпин (математик - философ, правовед, публицист), А. Д. Сахаров (физик - политолог, публицист), М. С. Агурский (кибернетик - историк, публицист), И. Р. Шафаревич (математик - историк, публицист), В. Н. Чалидзе (физик - правовед), С. А. Ковалев (биолог - политолог, публицист), Ю. Ф. Орлов (физик - публицист), Ж. А. Медведев (биолог - историк, публицист), Г. П. Якунин (теолог - правовед, политолог) и т. д. Отмеченный процесс, однако, имел неорганизованный характер и не может рассматриваться как профессионализация в полном смысле этого слова или как профессиональное обучение.

Лишь один недавно рассекреченный документ, обнаруженный в архиве, указывает на начало формирования подлинно профессиональной группы среди инакомыслящих. Это докладная записка КГБ в ЦК КПСС от 20 сентября 1968 года. Речь в ней идет о демонстрации диссидентов на Красной площади в августе 1968 г. в знак протеста против вторжения советских войск в Чехословакию. Характеризуя участников этой демонстрации, председатель КГБ Ю. В. Андропов, в частности, пишет: "Из агентурных источников усматривается, что участники группы - Литвинов, Дремлюга и Делоне, не занимаясь в течение длительного времени общественно-полезным трудом, пользовались средствами так называемого "негласного фонда", созданного их группой за счет денег, получаемых от отдельных представителей творческой интеллигенции и ученых. Арестованный Делоне нашему источнику говорил: "...денежными средствами нам помогает интеллигенция, высокооплачиваемые академики, писатели, которые разделяют взгляды группы Якира-Литвинова... Мы

стр. 113

имеем право требовать деньги, мы - функционеры, а они разделяют наши взгляды, сами за себя боятся, так пусть деньгами поддерживают нас" ²⁷ .

Таким образом, есть основания полагать, что к 1968 г. сформировалась хотя и малочисленная, но действительно профессиональная группа диссидентов - "функционеров", действовавших с помощью средств "негласного фонда". Однако этот локальный организационный процесс, по-видимому, был лишь в начальной стадии. Многочисленные факты наивности, некомпетентности, а также снижающая профессиональный уровень социальная мобильность, присущая движению в целом, не позволяют обосновать вывод о высоком или среднем уровне политического профессионализма диссидентов. С уверенностью можно вести речь лишь об определенной специализации в их рядах, о зарождении профессионализма.

Революционные традиции немыслимы вне практики нелегального издательского дела. Со времен Радищева запретная мысль проникала в Россию, прежде всего как неподцензурное издание ²⁸ . Таков "Колокол" А. И. Герцена и Н. П. Огарева, разнообразные нелегальные публикации народников и социал-демократов.

Очень большое внимание уделяли распространению нелегальных изданий и инакомыслящие. Обращаясь к соответствующим библиографическим справочникам, можно утверждать, что в количественном отношении издания диссидентов сопоставимы не только с нелегальными публикациями социал-демократов, но и со всей печатной продукцией, появившейся нелегально в России в 1825 - 1917 годах ²⁹ . Казалось бы, что подобный размах издательской работы должен основываться на соответствующей материальной базе. С удивлением приходится констатировать, однако, что инакомыслящие использовали преимущественно полукустарные множительные средства - самодельные гектографы, клише, штампы, пишущие машинки и т. п. ³⁰ .

Возникает вопрос: каким же образом осуществлялось печатание того огромного массива диссидентской литературы, который отражен в зарубежных библиографах? Для ответа на этот вопрос необходимо ближе познакомиться с явлением самиздата, выяснить способы публикации такого рода литературы.

Самиздат - многозначный и неточный термин. У широкого круга наших современных читателей сложилось искаженное представление о самиздате как о некой "тайнописи", связанной с подпольной работой. Более объективное представление о самиздате может дать подборка, составленная Ф. Фельдбругге на основе Мюнхенского (при радиостанции "Свобода") архива самиздата. Статистические данные, приводимые в его работе ³¹ , позволяют утверждать следующее:

- До середины 1960-х годов публикации диссидентской литературы были сравнительно немногочисленны. Как заметное явление общественной жизни самиздат приобретает значение лишь с середины 1960-х годов.

- Большая часть материалов самиздата (в разделах "Жалобы и заявления диссидентов", "Самиздат еврейского движения за эмиграцию", "Отчеты о судебных процессах и последние слова осужденных", "Официальные советские документы, относящиеся к диссидентам") имеют легальный характер.

- С 1968 г. происходит резкая активизация деятельности самиздата, вызванная, очевидно, внешнеполитическими событиями.

Следовательно, самиздат можно условно подразделить на две части: большую (легальную), куда входят петиции, жалобы и заявления, поданные диссидентами в советские инстанции, копии судебных приговоров, судебно-медицинских экспертиз и т. п. и меньшую (нелегальную), состоящую из собственно литературных, философских, политических и религиозных произведений диссидентов.

Именно нелегальный самиздат, криминальный с точки зрения официальных властей, требовал соблюдения различных форм конспирации. Диссидентами, как свидетельствуют источники, было выработано два пути производства и распространения нелегальной литературы. Первый, "традиционный" путь как бы соединял в одном лице автора и издателя произведения: рукописи, отпечатанные на пишущей машинке, далее распространялись через знакомых и друзей "по цепочке". Если работа интересовала читателей, то ее размножали. По существу, это был кустарный способ производства и распространения нелегальной литературы, и диссиденты уже в 70-е годы предлагали различные способы его совершенствования ³² .

В значительной части недостатки "традиционного" пути распространения самиздата преодолевались, если диссиденты - как правило, через иностранных коррес-

стр. 114

пондентов и туристов - передавали самодельную литературу для публикации в зарубежные издательства. Это и было второе направление публикаторской деятельности инакомыслящих. В случае печатания на Западе, самиздат превращался в "тамиздат" - легальную западную литературу, запрещенную в СССР. "Пионером", проложившим этот окольный путь к читателю, можно считать Б. Л. Пастернака, опубликовавшего в 1957 г. в Италии роман "Доктор Живаго". За ним по пути "тамиздата" последовали А. Д. Синявский, Ю. М. Даниэль, А. С. Вольпин, В. Я. Тарсис, М. А. Нарица и другие диссиденты- писатели и публицисты 1960 - 1970-х годов. Дорога "тамиздата" к литературной известности была наиболее эффективной, но и наиболее опасной: именно зарубежные публикации позволяли противникам движения, специалистам КГБ создавать образы инакомыслящих - "отщепенцев" и "изменников Родины" ³³ .

Публикации произведений инакомыслящих на Западе, считавшиеся криминальными в СССР, не нарушали положений Международной конвенции по авторским правам, и это не позволяло советскому руководству в полной мере использовать механизм международных правовых норм для борьбы с диссидентством. Показателем растущего беспокойства руководства КПСС масштабами "тамиздата" может служить тот, факт, что в 1973 г. СССР подписал международную (Женевскую) конвенцию по авторским правам, внес изменения в законодательство, касающееся авторского права, и образовал Всесоюзное агентство по авторским правам, которое должно было действовать в качестве посредника между всеми авторами, проживающими в СССР, и зарубежными издательствами ³⁴ . Однако даже эти мероприятия в итоге оказались малоэффективными.

Если бы выпуск в свет литературы "тамиздата" зависел только от диссидентов, то, вероятно, уровень конспирации этих произведений был бы достаточно высоким. Об этом говорят ранние публикации подобного рода - произведения А. Д. Синявского, Ю. М. Даниэля, Н. Б. Кизилова и М. А. Нарицы, "защищенные" соответственно псевдонимами Абрам Терц, Николай Аржак, Н. Смирнов и Нарымов ³⁵ . "Тамиздат", однако, публиковался в зарубежных издательствах, и именно они играли роль спонсоров многих диссидентов - литераторов.

На спонсоров возлагали надежды не только диссиденты, к ним в разное время апеллировали все лишенные официальной поддержки государства слои общества, в том числе и революционеры. Последние, правда, пользовались и такими методами пополнения партийных касс, как экспроприации. Диссиденты же в большинстве своем отрицали насилие и террор. И спонсорство по отношению к ним коренным образом отличалось от спонсорства по отношению к социал-демократам. В последнем случае материальная помощь оказывалась партии, и деньги поступали в партийную кассу. Диссиденты же, пересылая в зарубежные издательства свои литературно-публицистические труды, выступали как субъекты Международного авторского права, и с формально-правовой точки зрения претендовали на получение авторских гонораров, но в сугубо индивидуальном порядке.

Такой характер спонсорства - валютные перечисления авторских гонораров из-за рубежа в адрес конкретных лиц в СССР - совершенно исключал какую бы то ни было возможность серьезной конспирации. К тому же в 1974 - 1977 гг. Секретариат ЦК КПСС и Советское правительство, руководствуясь агентурными сведениями КГБ, приняли ряд дополнительных мер, направленных на ограничение денежных переводов, поступающих из-за границы в адрес отдельных лиц. У диссидентов, получавших валютные перечисления на местах, постоянно возникали всевозможные трудности. Тем не менее, своеобразная система зарубежных инвестиций в диссидентскую публицистику - своего рода неофициальный "бизнес-мост" между СССР и Западом - так или иначе, действовала ³⁶ .

Следовательно, представление о самиздате как о нелегальной деятельности "авторов-подпольщиков" является односторонним. Нередко самиздат пополняли документы легального, даже рутинного содержания (петиции, жалобы и т. п.). Отсутствие материальной базы и современной множительной техники не позволяло диссидентам широко развернуть процесс нелегальной печати. Вместо организации подпольных типографий инакомыслящие вынуждены были, как правило, использовать организацию системы "тамиздата" - деловой и коммерческий контракт с зарубежными издательствами, специализирующимися на выпуске произведений советской неофициальной культуры.

стр. 115

Тенденции к легализации в противовес конспирации отчетливо прослеживаются и при анализе тех приемов, которые можно, хотя и с некоторыми оговорками, назвать "тайнописью" диссидентов. Практика революционной борьбы в России с течением времени выработала две основные разновидности тайнописи: тайнопись, связанная с нелегальной революционной работой (использование шифров, кодов, "химическое письмо" и т. п.) и тайнопись, связанная главным образом с легальной оппозиционной деятельностью (особые литературные приемы общения с читателями в подцензурных изданиях - "эзопов" язык).

Первый вид тайнописи предполагает высокий профессионализм всей практической работы, в особенности связанной с нелегальной перепиской. Революционер должен был владеть искусством вести переписку особыми химическими "чернилами", уметь правильно составлять текст писем, зашифровывать и расшифровывать их ³⁷ .

В отличие от социал-демократов, диссиденты, очевидно, полностью отошли от традиций тайнописи, обусловленных нелегальной революционной работой. Несмотря на явную для них перлюстрацию писем ³⁸ , нам пока не известно ни одного документа, исходящего из их среды и написанного "химическим" способом, либо с применением шифров и кодов и тому подобным образом.

Воспринята диссидентами была лишь вторая разновидность тайнописи - так называемый "эзопов" язык, применяемый преимущественно в легальной деятельности. "Эзопов" язык - типично литературный прием, а его использование - свидетельство связей, существовавших между инакомыслящими и литературно-художественными кругами. Область применения этого "языка", правда, была сравнительно узкой. Чаще всего он присутствовал на страницах журнала "Новый мир", отдельных непериодических литературных сборников, а также в кино и театральном искусстве ³⁹ .

"Эзопов" язык присутствовал и в самиздатовских журналах начала 1960-х годов. Синявский и Даниэль в своем творчестве опирались на традиции литературы "эзопова" языка, что доказывают опубликованные недавно у нас документы, характеризующие судебный процесс по делу этих литераторов ⁴⁰ . Но, по-видимому, процесс над Синявским и Даниэлем был определенной поворотной точкой в отношении большинства диссидентов к приемам "эзоповой" речи. С конца 1960-х годов недомолвки и иносказания постепенно исчезают со страниц самиздатовских публикаций. Диссидентское движение вступает в период резкой критики существующего режима, о чем говорит не только содержание основного периодического органа самиздата - журнала "Хроника текущих событий" - но и такие произведения как "Архипелаг Гулаг" А. И. Солженицына, "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?" А. А. Амальрика, "Социализм как явление мировой истории" И. Р. Шафаревича и др.

Учитывая, что "эзопов" язык "русско-советской" литературы с достаточной полнотой изучен к настоящему времени, можно заключить, что и в этой области конспирации диссиденты не достигали того уровня, который был характерен для социал-демократии. "Химическая" маскировка переписки, техника шифрованного письма и кодирования так и остались невостребованными в деятельности инакомыслящих, а "эзопов" язык, используемый ими, имел достаточно ограниченную область применения.

Проблемы, связанные с раскрытием псевдонимов и идентификацией анонимных произведений, относятся к исключительно трудоемкой области историко-библиографической работы. К настоящему времени огромный массив российских псевдонимов с наибольшей полнотой изучен именно библиографами ⁴¹ . Причем выработанные методики идентификации псевдонимов и установления авторства анонимных произведений столь нестандартны и сложны, что даже результаты специальных исследований, проведенных в этой области, не могут претендовать на абсолютную достоверность ⁴² . Очевиден также политический подтекст и тенденциозность проблематики такого рода.

Вместе с тем значение формы конспирации, основанной только на использовании псевдонимов, нельзя преувеличивать. Даже визуальный просмотр фундаментального "Словаря псевдонимов" И. Ф. Масанова убеждает в том, что деятели русской культуры XIX - XX вв. пользовались значительно большим количеством

стр. 116

псевдонимов, чем общественные деятели-революционеры. И этот факт объясним: ведь приемы конспирации революционеров были разнообразны, в то время как для беллетристов псевдонимы являлись почти единственным средством сохранения инкогнито. Но если арсенал псевдонимов был достаточно обширен и у профессионального революционера, то это обстоятельство уже можно рассматривать как показатель очень высокого уровня конспирации.

Какую же роль играли псевдонимы в конспиративной практике неформальных объединений послесталинского двадцатилетия истории СССР? К определенным выводам подводит уже простое сравнение данных справочно-библиографической литературы, содержащей информацию о псевдонимах различных оппозиционных правительству элементов российского общества. Так, справочник 1895г., наряду с псевдонимами, указывает и клички лиц, разыскиваемых Департаментом полиции. Такое же разделение на псевдонимы и клички проводится в справочных изданиях 1925 и 1930гг., характеризующих деятелей Первой русской революции 1905 - 1907 годов ⁴³ . В более поздних библиографических указателях разделение на псевдонимы и клички исчезает ("Словарь псевдонимов" И. Ф. Масанова и изданные позднее библиографические справочники).

Принимая во внимание, что псевдонимы в XIX в. были формой по преимуществу литературной маскировки, а клички указывали на принадлежность к определенной, чаще всего криминальной, группе людей, можно предположить, что российская социал-демократия на рубеже XIX - XX вв. имела не только литературный образ-имидж, но и была тесно связана со всей антиправительственной субкультурой. Этот порядок вещей, на наш взгляд, отраженный в справочниках 1895, 1925 и 1930 годов и завуалированный в более поздних библиографических изданиях, подтверждается исследованиями диссидентов и зарубежных авторов, характеризующими радикализм левых течений в большевизме ⁴⁴ . Однако справочные издания, фиксирующие псевдонимы диссидентов, указывает на связь последних в большей степени с литературно-художественным, чем с криминальным миром. В частности, раскрытые в этих изданиях псевдонимы свидетельствуют о причастности к движению таких литераторов как В. А. Зильбер (Вениамин Каверин), Н. М. Мандель (Наум Коржавин), М. Ф. Маршак (Михаил Шатров), А. Н. Аронов (Анатолий Рыбаков), Б. А. Полюшин (Борис Чичибабин), М. М. Гибельман (Михаил Рощин), Д. С. Кауфман (Давид Самойлов), Э. В. Савенко (Эдуард Лимонов), Г. Е. Трифонов (Михаил Демин), Г. Н. Волошевич (Георгий Владимов), Б. Д. Евдокимов (Иван Русланов, Сергей Разумный), И. М. Ефимов (Андрей Московит), С. Н. Ростовский (Эрнст Генри), Е. Я. Гольдберг (Е.фим Дорош), Л. А. Самсонов (Владимир Максимов), В. В. Бакинский (Вадим Нечаев), А. С. Пономарев (Александр Морев), А. М. Иванов (Скуратов, Рахметов, Новогодний) и др. ⁴⁵ .

Показателем уровня конспирации диссидентов в некоторой степени может служить форма и количество псевдонимов, используемых ими индивидуально. Библиографы-литературоведы Ю. И. Масанов и В. Г. Дмитриев насчитывают от 9 до 26 разновидностей псевдонимов ⁴⁶ . Классификация, следовательно, указывает на достаточное разнообразие форм российского поля псевдонимов. В сравнении с ним поле псевдонимов, используемых диссидентами, выглядит значительно более бедным. Анализ соответствующей справочной литературы приводит к выводу, что инакомыслящие использовали для конспирации преимущественно нарицательные псевдонимы и анонимы, (другие разновидности псевдонимов встречаются эпизодически), а количество псевдонимов, используемых отдельным диссидентом, не превышает двух - пяти. В сравнении с практикой XIX в., когда российские литераторы, желающие сохранить инкогнито, использовали более 300 псевдонимов, эти образцы выглядят более чем скромно ⁴⁷ .

Посредством сравнительно-исторического анализа использования псевдонимов можно ставить и решать проблемы, трудноразрешимые иными методами исторических исследований. Одна из таких проблем - определение ("замер") степени литературной конспирации лидеров общественных движений - решалась на основе социологической методики исследования. По соответствующей справочной литературе мною была проведена алфавитная выборка ряда известных представителей социал- демократического и диссидентского движений России и подсчитано количество псевдонимов, которыми они пользовались. Вот некоторые наиболее типичные

стр. 117

результаты (цифра или прочерк в скобках указывают на количество использованных псевдонимов): Аксельрод П. Б. (3), Агурский М. С. (-); Бонч-Бруевич В. Д. (47), Буковский В. К. (-); Джугашвили (Сталин) И. В. (16), Даниэль Ю. М. (1); Коллонтай А. М. (10), Костерин А. Е. (-); Луначарский А. В. (15), Левитин А. Э. (1); Семашко Н. М. (7), Сахаров А. Д. (-); Ульянов (Ленин) В. И. (99), Улановская М. А. (-); Шаумян С. Г. (6). Шрагин Б. И. (4); Губельман М. И. (Ярославский Е.) (17), Якир П. И. (-). Суммарный подсчет по результатам всей выборки свидетельствует, что количество псевдонимов социал-демократов почти в 40 раз превышает количество псевдонимов, применявшихся диссидентами ⁴⁸ . Как показывает та же справочная литература, диссиденты не пользовались и особыми кличками, подобными партийным кличкам революционеров конца XIX - начала XX века.

Если псевдонимы и клички как средство конспирации не были приняты среди диссидентов, то этого нельзя сказать о широко распространенной практике создания ими анонимных произведений. Количество анонимок антисоветского содержания, распространявшихся в 1960-е- 1970-е годы в СССР составляло в среднем 7 - 11 тысяч экземпляров в год. Лишь во второй половине 1980-х гг., в обстановке гласности, волны анонимок, катившиеся по стране, стали убывать ⁴⁹ . КГБ не только проводил систематический розыск авторов-анонимов, но и регулярно представлял в ЦК КПСС особую форму отчетности, в которую включались статистические данные и краткий социологический анализ результатов розыска авторов наиболее распространенных форм анонимных произведений- листовок, писем и надписей антисоветского содержания. Кроме этих форм анонимок самиздат выпускал также литературные пародии, стенографические записи, отчеты, тезисы и т. п. произведения. Материалы такого рода не только тайно "ходили по рукам", но и направлялись во все правительственные инстанции, включая ЦК КПСС.

Очевидно, что в отличие от социал-демократов, активно использовавших псевдонимы и клички, диссиденты отдавали предпочтение конспирации в форме анонимности. Правда, сама анонимность не являлась особенностью, присущей исключительно диссидентскому движению. Советской общественной системе были свойственны особые формы "официальной" анонимности, привычные почти всем жителям СССР - регулярные передовые статьи газет и журналов, партийно- правительственные постановления, директивы и т. п.; менее известны факты использования анонимных приемов в борьбе различных группировок партийной номенклатуры ⁵⁰ .

Таким образом, конспиративная практика диссидентов свидетельствует о том, что инакомыслящие не уделяли этой стороне своей деятельности того внимания, какое уделяли ей революционеры в Российской империи. По всем важнейшим компонентам конспирации - профессиональной ориентации работы, использованию нелегальных средств печати, применению тайнописи, кличек и псевдонимов - диссиденты находились на уровне, значительно более низком, чем уровень, характерный для социал- демократии, причем даже этот уровень в исследуемый период времени явно снижался.

Эту своеобразную тенденцию необходимо подчеркнуть, приняв во внимание, что диссиденты действовали в "закрытом", "конспиративном" обществе, какое до недавнего времени являл собой СССР, а мощная организация КГБ, противодействовавшая их движению, по уровню профессионализма и применению конспиративных приемов во много раз превосходила соответствующий уровень неформальных организаций.

В целом диссидентство предстает перед исследователями как сложное социальное явление, (трудности могут возникнуть уже при определении содержания понятия "инакомыслящий"). Очевидна его организационная и тактическая разнородность. Отдельные акции, проводимые диссидентами, отличались радикализмом. К концу 1960-х годов сформировалась небольшая профессиональная группа диссидентов-функционеров. Наиболее распространенной формой сохранения инкогнито инакомыслящих была анонимность. Многие проблемы истории диссидентства нуждаются в дальнейшем изучении. И все же будущие историки станут формировать свое представление о советских диссидентах в большей степени на основе их литературно-публицистических и эпистолярных сочинений, чем на основе тех политических деяний, к которым они, так или иначе, были причастны.

стр. 118

Примечания

¹ . В известных нам работах эта проблематика отсутствует. См. например: 50/50: Опыт словаря нового мышления. М. 1989, с. 409 - 414; Погружение в трясину: (Анатомия застоя). М. 1991, с. 501 - 544; Политическая демократия в историческом опыте России. Челябинск. 1993, с. 182 - 200; Россия в XX веке. Историки мира спорят. М. 1994, с. 82 - 86; Власть и оппозиция. Российский политический процесс XX столетия. М. 1995. с. 235 - 277.

² . ROTHBERG A. The Heirs of Stalin: Dissidence and the Soviet regime. 1953 - 1970. Ithaca. 1972; GERSTENMAIER C. The Voices of the silent. N. Y. 1972; FELDBRUGGE F. J. M. Samizdat and political dissent in the Soviet Union. Leyden. 1975; Dissent in the USSR. Politics, ideology and people. Ed. by Tokes R. L. Baltimore - L. 1975 (Dissent in the USSR.); DUNLOP J. B. The new Russian revolutionaries. Belmont. Mass. 1976; BARGHOORN F. C. Detente and the democratic movement in tht USSR. N. Y. - L. 1976; BLOCH S., REDDAWAY P. Psychiatric terror. How Soviet psychiatry is used to suppres dissent. N. Y. 1977; SHATZ M. S. Soviet dissent in historical perspective. Cambrige. 1980.

³ . ROTHBERG A. Op. cit., p. 14 - 20; GERSTENMAIER C. Op. cit., p. 17 - 19; BARGHOORN F. C. Op. cit., p. 7; DUNLOP J. B. Op. cit.; SHATZ M. S. Op. cit., p. 136, 157.

⁴ . AMALRIKA. Notes of revolutionary. N. Y., 1982; MEDVEDEV R. On Soviet dissent: Interviews with Piero Ostellino. L. 1980.

⁵ . The Russian intelligentsia (Ed. by Pipes R). N. Y. 1961; BILLINGTON J. H. The Icon and the Axe. An interpretive history of Russian culture. N. Y. 1966, pp. 232 - 233, 388 - 401; NAHIRNY V. C. The Russian intelligentsia: From torment to silence. L. - New Brunswick. 1983; Dissent in the USSR... p. 250 - 258.

⁶ . ПАЙПС Р. Россия при старом режиме. М. 1993, с. 329.

⁷ . SHATZ M. S. Op. cit., p. 136.

⁸ . Эти данные отражают тенденции, существовавшие в целом по СССР. Подсчитано по: Biographical dictionary of dissent in the Soviet Union, 1956 - 1975. /Compiled and edited by Boer S. P., Driessen E. J., Verhaar H. L. - The Hague ect, 1982. (Biographical dictionary...).

⁹ . С точки зрения советских правоохранительных органов диссиденты были повинны в следующих преступлениях: измена Родине (по статьям Уголовного Кодекса РСФСР) (ст. 64); шпионаж (ст. 65); террористические акты (ст. 66); диверсии (ст. 68); антисоветская агитация и пропаганда (ст. 70); организационная деятельность, направленная к совершению особо опасных государственных преступлений или участие в антисоветской организации (ст. 72); нарушение национального и расового равноправия (ст. 74); контрабанда (ст. 78); уклонение от очередного призыва на действительную военную службу (ст. 80); незаконный выезд за границу и незаконный въезд в СССР (ст. 83); нарушение правил о валютных операциях (ст. 88); хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи (ст. 89); разбой с целью завладения государственным или общественным имуществом (ст. 91); хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем мошенничества (ст. 93); умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах (ст. 102); доведение до самоубийства (ст. 107); клевета (ст. 130); нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви (ст. 142); воспрепятствование совершению религиозных обрядов (ст. 143); разбой (ст. 146); мошенничество (ст. 147); спекуляция (ст. 154); незаконное изготовление, сбыт, хранение спиртных напитков (ст. 158); получение взятки (ст. 173); заведомо ложный донос (ст. 180); укрывательство преступлений (ст. 189); распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй; надругательство над Государственным гербом или флагом; организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок (ст. 58, 190); сопротивление представителю власти или представителю общественности, выполняющему обязанности по охране общественного порядка; посягательство на жизнь работника милиции или народного дружинника (ст. 191); оскорбление представителя власти или представителя общественности, выполняющего обязанности по охране общественного порядка (ст. 192); подделка, изготовление или сбыт поддельных документов, штампов, печатей, бланков (ст. 196); нарушение паспортных правил (ст. 198); хулиганство (ст. 206); систематическое занятие бродяжничеством или попрошайничеством (ст. 209); незаконное ношение, хранение, изготовление или сбыт оружия или взрывчатых веществ (ст. 218); посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов (ст. 227); изготовление или сбыт порнографических предметов (ст. 228); уклонение от воинской службы путем членовредительства или иным способом (ст. 249).

¹⁰ . ГЕРНЕТМ. Н. Смертная казнь. М. 1913; УШЕРОВИЧ С. Смертные казни в царской

стр. 119

России. К истории казней по политическим процессам с 1824 по 1917г. Харьков. 1933, с. 253 - 450.

¹¹ . Подсчитано по: Biographical dictionary...

¹² . ТАРНОВСКИЙ К. Н. Революционная мысль, революционное дело. (Ленинская "Искра" в борьбе за создание марксистской партии в России). М. 1983; УРАЛЬСКИЙ Ю. С. Пароль: "от Петрова". Из истории постановки конспирации в деятельности "Искры". М. 1988; KAHN D. The Codebreakers. The story of secret writing. N. Y. 1968; WILLIAMS R. C. The other Bolsheviks. Lenin and his critics, 1904 - 1914. Bloomington. 1986.

¹³ . КОНДРАТОВИЧ А. И. Новомирский дневник (1967 - 1970). М. 1991, с. 197 - 198; Погружение в трясину, с. 509, 548.

¹⁴ . ALEXEYEVA L. Soviet dissent. Contemporary movement for national, religious and human rights. Middletown. 1985, p. 201 - 243.

¹⁵ . См. например: Dissent in the USSR...; ROTHBERG A. Op. cit.

¹⁶ . FELDBRUGGE F. J. M. Op. cit., p. 38 - 18.

¹⁷ . Центр хранения современной документации (ЦХСД), ф. 89, оп. 25, д. 41, л. 4; оп. 6, д. 21, л. 3.

¹⁸ . Там же, оп. 6, д. 16, 19, 23; Это положение подтверждается и сведениями о массовых беспорядках, происходивших в СССР в период 1957 - 1986гг. (см. Источник, 1995, N 6, с. 146 - 152).

¹⁹ . ЦХСД, ф. 89, оп. 6, д. 21, л. 1 - 2; д. 28, л. 1, 2.

²⁰ . ЖИГУЛИНА. В. Черные камни. М. 1989, с. 27. Подобные же приемы конспирации использовали и оппозиционные группы, действовавшие в СССР в конце 20-х - начале 30-х гг. (см. Вопросы Истории, 1996, N 8, с. 169 - 172).

²¹ . ЦХСД, ф. 89, оп. 28, д. 21, л. 19; Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа: Программа. Суд. В тюрьмах и лагерях. Р. 1975, с. 85.

²² . Samizdat. Voices of the Soviet opposition. (Ed. by Sounders G.). N. Y. 1975, p. 374, 413 - 414. По мнению русского публициста-эмигранта М. В. Назарова, именно легальность как принципиальная особенность деятельности инакомыслящих явилась едва ли не главным препятствием к установлению тесных контактов между диссидентами, проживающими в СССР, и эмигрантскими кругами НТС, ориентировавшимися в основном на нелегальные методы борьбы с советским режимом, (см.: НАЗАРОВ М. В. Миссия русской эмиграции. Т. 1. М. 1994, с. 390 - 400). НТС - Народно-Трудовой Союз российских солидаристов.

²³ . ЦХСД, ф. 89, оп. 37, д. 4, л. 3, д. 10, 11, 17.

²⁴ . Biographical dictionary... p. 339, 64; Uncensored Russia. Protest and dissent in the Soviet Union. The unofficial Moscow journal "A chronicle of current events" (ed. by Reddaway P.). N. Y. 1972, p. 405 - 408.

²⁵ . BLOCHS., REDDAWAY P. Op. cit. p. 350 - 398, 419 - 40; АМАЛЬРИКА. А. Записки диссидента. М. 1991, с. 39, 104; ALEXEYEVA L. Op. cit., p. 285.

²⁶ . Более подробно о социальной мобильности см: ФИЛИППОВ Ф. Р. Мобильность социальная. В кн.: Современная западная социология. Словарь. М. 1990, с. 192 - 193; СОРОКИН П. А. Человек, цивилизация, общество. М. 1991, с. 297 - 424.

²⁷ . ЦХСД, ф. 89, оп. 25, д. 32, л. 5.

²⁸ . КАРЯКИН Ю. Ф., ПЛИМАК Е. Г. Запретная мысль обретает свободу. М. 1966.

²⁹ . ДОБРОВОЛЬСКИЙ Л. М. Запрещенная книга в России. 1825 - 1904. Архивно-библиографические разыскания. М. 1962; Русская подпольная и зарубежная печать. Библиографический указатель. (Донародовольческий период. 1831 - 1879). Вып. 1. М. 1935; Деятели революционного движения в России. Биобиблиографический словарь. От предшественников декабристов до падения царизма. Т. 1 - 5, М. 1927 - 1934; Ср. ЦХСД, ф. 5, оп. 64, д. 135, л. 151 - 177; Каталог русских книг зарубежных изданий. Р. 1964 - 1970; Biographical dictionary...; WOLL J. Soviet dissident literature: a critical guide. Boston. 1983.

³⁰ . ЦХСД, ф. 89, on. 6, д. 21, л. 3; д. 30, л. 2; ф. 5, оп. 30, д. 435, л. 11, 86.

³¹ . FELDBRUGGE F. J. M. Op. cit., p. 13. В свете архивных материалов, доступных в настоящее время, некоторые данные, приводимые Ф. Фельдбругге, нуждаются в существенной корректировке. Прежде всего, табличный раздел "Самиздат политического содержания" не отражает выпуск диссидентских листовок и анонимных писем. Между тем по информации КГБ, только в первом полугодии 1962г. на территории СССР было распространено 7705 экземпляров подобных документов. В 1965г. этот показатель составлял уже 9697 экземпляров. Явно заниженным представляется и количественный показатель в разделе "Документы иностранного происхождения". По данным Главного управления по охране военных и государственных тайн в печати при Совете Министров СССР в страну только за

стр. 120

три первых квартала 1960 г. поступило по почте 16,3 млн. экземпляров антисоветской литературы различного рода. Естественно полагать, что при таком значительном потоке антисоветской литературы, поступавшей в СССР с начала 1960-х годов, та ее часть, которая попадала в руки диссидентов, была больше чем 4 экземпляра, как указано в таблице голландского советолога (ЦХДС, ф. 89, оп. 6, д. 21, л. 1; д. 30, л. 2).

³² . Dissent in the USSR.., p. 267 - 268.

³³ . ЦХСД, ф. 5, on. 30, д. 435, л. 68; on. 36, д. 61; 50/50: Опыт словаря нового мышления, с. 414; АМАЛЬРИК А. А. Ук. соч., с. 166 - 178.

³⁴ . FELDBRUGGE F. J. M. Op. cit., p. 23 - 24; Dissent in the USSR... p. 310 - 325.

³⁵ . Biographical dictionary... p. 98 - 99, 256, 387, 523.

³⁶ . ЦХСД, ф. 89, on. 17, д. 63, л. 1; on. 28, д. 22; on. 37, д. 10, л. З; А. А. Амальрик приводит любопытное описание процедуры получения диссидентом валютного перевода-гонорара из-за границы. АМАЛЬРИК А. А. Ук. соч., с. 125 - 128.

³⁷ . Русская подпольная и зарубежная печать, с. 23; KAHN D. Op. cit., p. 619 - 620; WILLIAMS R. С. Op. cit., р. 8 - 16; УРАЛЬСКИЙ Ю. С. Ук. соч., с. 140 - 152; ДЕЙЧ Г. М. Известное и неизвестное. Очерки о письмах В. И. Ленина. Л. 1986, с. 142 - 155.

³⁸ . MEDVEDEV Zh. A. Secrecy of correspondence is garanteed by Law. Vol. II. Nottingham. 1975.

³⁹ . ЦХСД, ф. 5, on. 30, д. 462, л. 249 - 256. Подробнее об "эзоповом" языке см. ДМИТРИЕВ В. Г. Замаскированная литература. М. 1973, с. 105 - 122.

⁴⁰ . Dissent in the USSR, p. 330 - 331; Цена метафоры или преступление и наказание Синявского и Даниэля. М. 1990.

⁴¹ . КАРЦОВ В. С., МАЗАЕВ М. Н. Опыт словаря псевдонимов русских писателей. Спб. 1891; МАСАНОВ И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. Т. 1 - 4. М. 1956 - 1960; Русские анонимные и подписанные псевдонимами произведенья печати. 1801 - 1926. Библиографический указатель. Вып. 1 - 3. Л. 1977 - 1979.

⁴² . МАСАНОВ Ю. И. В мире псевдонимов, анонимов и литературных подделок. М. 1963; МИЛОВ Л. В. и др. От Нестора до Фонвизина. Новые методы определения авторства. М. 1994.

⁴³ . Список лиц, разыскиваемых по делам Департамента полиции. Спб., 1895; ГОРОЖАНКИНА Н. П., СОМОВА В. И. Указатель авторов социал-демократов. В кн. Первая русская революция. Указатель литературы. М. 1930, с. 653 - 694; ЛЕВИ Б. Большевики Москвы 1905. М. -Л. 1925.

⁴⁴ . ЧАЛИДЗЕ В. Уголовная Россия. М. 1990, с. 37 - 50; WILLIAMS R. С. Op. cit., p. 105 - 124.

⁴⁵ . Biographical dictionary..; STEVANOVIC В. WERTSMANV. Free voices in Russian literature 1950 - 1980. A Bio-bibliographical guide. N. Y. 1987.

⁴⁶ . ДМИТРИЕВ Е. Г. Скрывшие свое имя. М. 1977, с. 276 - 279; МАСАНОВ Ю. И. Ук. соч., с. 285 - 287.

⁴⁷ . Biographical dictionary... МАСАНОВ И. Ф. Ук. соч., Т. 4, с. 317 - 318.

⁴⁸ . Подсчитано по: МАСАНОВ И. Ф. Ук. соч., Т. 4; Справочный том к Полному собранию сочинений В. И. Ленина. Ч. 2. М. 1970; Biographical dictionary...

⁴⁹ . ЦХСД, ф. 89, оп. 6, д. 21, л. 1; д. 30, л. 2; оп. 51, д. 13, д. 15, л. 8; д. 3, л. 7.

⁵⁰ . Там же, ф. 89, оп. 55, д. 24; оп. 20, д. 84; оп. 37, д. 22; ф. 5, оп. 55, д. 100, л. 190; оп. 35, д. 39, л. 108.