David MACKENSIE. The Serbs and Russian Pan-slavism. 1875 - 1878. New York. "Cornell University Press". 1967. 363 p.

Зарубежная буржуазная литература по истории Восточного кризиса 1875 - 1877 гг. и международных отношений в период русско-турецкой войны 1877 - 1878 гг. обширна. Существуют и весьма солидные труды, например, книга Б. Самнера¹ , которая, несмотря на давность ее выхода, по сей день не утратила определенной ценности. Немало исследований посвящено и русскому панславизму. Однако почти для всех этих работ характерны преувеличение агрессивности русской внешней политики в данный период, нежелание разобраться в истинном положении вещей. Если же говорить о книгах, вышедших по этому вопросу после второй мировой войны, то, помимо указанной тенденции, для них специфичны антинаучные сравнения великодержавного панславизма с советской внешней политикой в духе откровенного антикоммунизма. В таких работах отсутствуют ссылки на труды советских историков и советские публикации или они используются крайне односторонне и тенденциозно² .

Рецензируемая книга американского историка Дэвида Маккензи существенно отличается от подобных работ. В монографии Мак-

¹ B. H. Sumner. Russia and the Balcans 1875 - 1878. Oxford. 1923.

² См., например, B. M. Petrovich. The Emergence of Russian Panslavism 1856 - 1870. N. Y. 1956, p. IX; Ed. Thaden. Conservative Nationalism in Nineteenth Century Russia. Seatle. 1964, p. 205.

кензи исследуются преимущественно межгосударственные дипломатические отношения России и Сербии в тревожное время Восточного кризиса 1875 - 1877 гг. и русско-турецкой войны. 1877 - 1878 гг., когда народы Балканского полуострова вступили в решающий бой за свою свободу и независимость, когда Россия оказала им помощь в уничтожении власти османских феодалов на большей части Балкан, создав таким образом предпосылки для независимого развития балканских стран по пути капитализма. В книге раскрыты и отношения общественные - славянское движение. Маккензи останавливается также на внутреннем положении Сербии этого периода, борьбе различных политических течений по вопросу о войне против Турции. В вводной главе он дает краткий очерк борьбы Сербии за независимость и русско-сербских отношений с начала XIX в. до 1875 года. Не раз говорится и о ведущей роли Сербии в национально-освободительном движении югославян, особенно для периода до 1868 г., о Сербии как о "славянском Пьемонте", столь опасном для Австро-Венгрии с ее славянским населением, жаждавшим освобождения и объединения с соплеменниками на Балканах. Не прошел автор и мимо великосербских тенденций в политике правящих кругов Сербии.

Труд Маккензи - результат работы в архивах Белграда, Вены, Лондона и, что особенно отличает его, в советских архивохранилищах. Автором, привлечена русская и сербская печать интересующего его периода, разнообразные публикации источников, изучена историография вопроса. За последние годы советскими историками проделана большая работа по исследованию общественных связей между балканскими народами и Россией. И Маккензи вдумчиво использовал все, что сделано советскими учеными. Он обращается к ценной советско-болгарской публикации "Освобождение Болгарии от турецкого ига" (т. I, М. 1961; т. II, М. 1964), а также к монографии С. А. Никитина "Славянские комитеты в России" (М. 1960) и сборнику "Общественно- политические и культурные связи народов СССР и Югославии" (М. 1957). И это вполне естественно. Серьезный исследователь не может по-настоящему понять сложное, противоречивое и вместе с тем очень широкое славянское движение 1875 - 1876 гг. без привлечения последних советских публикаций, так как именно они раскрыли размах этого движения по оказанию помощи народам Балкан, сражавшимся за свое освобождение. Конечно, можно по-разному использовать эти публикации. Но в отличие от многих своих коллег в США Маккензи захотел увидеть и увидел в них то, что в них на самом деле содержится.

Мы не будем здесь затрагивать историю Сербии, рассмотрим проблему русско- сербских отношений, русского панславизма, внешней политики России. Автор показал русско-сербские отношения 1875 - 1878 гг. во всей их сложности и многообразии. Он дал интересный материал, зачастую совершенно ранее неизвестный, особенно для периода русско-турецкой войны и времени от заключения Сан-Стефанского мира до окончания Берлинского конгресса. Эти отношения и в самом деле были очень запутанными, часто осложнялись по вине обеих сторон, а также вследствие резких колебаний царского правительства, которое предупреждало Сербию против развязывания войны с Турцией, но в то же время не препятствовало на первых порах действиям панславистских агитаторов, вызывая в сербском правительстве надежды на то, что вслед за русскими добровольцами придет и русская армия. Обострение отношений между Россией и Сербией после сербо-турецкой войны 1876 г. Маккензи рисует и как результат недовольства царского правительства тем, что сербский князь Милан, переоценив свои силы, привел страну к поражению, и как результат краха националистических, великодержавных планов самих сербских националистов. Однако в главах, относящихся к вопросу о заключении Сан- Стефанского мира и подготовке Берлинского конгресса, Маккензи изменяет своей объективности. При оценке результатов русско-турецкой войны он лишь вскользь говорит о главном - о том, что Сербия с помощью России приобрела сначала внутреннюю автономию, в 30-х годах XIX в. стала княжеством, а по Сан-Стефанскому мирному договору за ней закреплялась полная независимость. Документы сборника "Освобождение Болгарии от турецкого ига" свидетельствуют о том, что русская дипломатия отстаивала в спорах с Австро-Венгрией интересы Сербии³ .

Вопреки традиционной для буржуазной историографии тенденции изображать русское правительство зачинщиком восстания в Боснии и Герцеговине и сербо- турецкой войны 1876 г. Маккензи справедливо указывает на обратное: для русской диплома-

³ "Освобождение Болгарии от турецкого ига". Т. II, стр. 487, 555.

тии восстание в Боснии и Герцеговине было неожиданностью. Говоря об обстановке накануне сербо-турецкой войны, Маккензи правильно отмечает, что в июне 1876 г. "Россия не толкала их (то есть сербов. - И. К. ) к войне" (стр. 99). Финансовая, военная слабость царского правительства заставляла его быть крайне осторожным, вот почему "император и ведущие русские дипломаты, опасаясь возникновения европейской коалиции, предпочитали невмешательство" (стр. 106). До октября 1876 г. Россия настаивала на мирном разрешении кризиса (стр. 335).

На основе анализа источников Маккензи пришел к выводу, что Славянские комитеты в России того времени не были какой-то всемогущей организацией, которая оказывала чуть ли не решающее влияние на правительство. В этом он солидаризуется с советскими исследователями славянского движения, и в частности с С. А. Никитиным. Однако автор явно преувеличивает роль Н. П. Игнатьева, который якобы даже определял главные линии балканской политики России (стр. 29, 335). В этом сказывается влияние традиционной для западной публицистики 70-х годов XIX в. манеры рисовать Игнатьева главной фигурой в славянском движении, в Славянских комитетах, который будто бы имел влияние даже на самого царя и был злым гением турецкого правительства⁴ . С. А. Никитин в свое время уже разоблачил миф об Игнатьеве. Дневник военного министра Д. А. Милютина, столь часто цитируемый Маккензи, опровергает мнение о каком-либо воздействии Игнатьева на правительство⁵ , Н. П. Игнатьев был дипломатом- практиком, быстро реагировавшим на обстановку, сторонником укрепления престижа России в балканских странах. Он хорошо знал требования руководителей национально-освободительного движения балканских народов, их программы и в своих предложениях исходил из них. Он внимательно следил за действиями английской и австрийской дипломатии в Оттоманской империи, умел вовремя раскрывать ее ходы, интриги, противопоставлять ей русское влияние. К нему как к русскому послу в Константинополе обращались и Славянские комитеты, прося о заступничестве за болгар, сербов, герцеговинцев. В этом истоки легенды о "Мефистофеле Востока".

Действиям русских панславистов - И. С. Аксакова, Н. Я. Данилевского, М. Г. Черняева, Р. А. Фадеева и других - посвящено немало страниц книги. Маккензи не раз отмечает то обстоятельство, что все указанные лица действовали самостоятельно, независимо и большей частью вопреки правительственным распоряжениям. Исследование русских архивных и опубликованных источников привело автора к выводам о несовпадении правительственных и панславистских методов действия. Осторожность царского правительства, надежды на так называемый европейский концерт держав не совпадали с великодержавной пропагандой панславистов, с действиями Славянских комитетов и их руководителей, с авантюризмом М. Г. Черняева и его последователей. Маккензи, пожалуй, первый буржуазный историк, который отметил эту разницу в действиях панславистов и правительства, В этом ему помогли исследования советских историков, раскрывающие всю сложность и специфичность балканской политики русского царизма, особенно в период войны.

Если советские исследователи много сделали для раскрытия характера славянского движения в России, выявили его широкий размах⁶ , то дипломатическая история Восточного кризиса и русско-турецкой войны, к сожалению, до сих пор мало изучена в советской историографии. Документы сборника "Освобождение Болгарии от турецкого ига" подтверждают на первый взгляд как будто бы парадоксальное положение. Даже вступив в войну, царское правительство поначалу не собиралось переходить Балканы и готово было согласиться на перемирие с Турцией, если бы последняя взяла на себя инициативу⁷ . О захвате Константинополя или какой-либо балканской территории не было и речи. Опубликованные секретные инструкции МИД России и отказ от вступления в Константинополь даже тогда, когда русские были у его ворот, а в турецкой столице царила паника, - свидетельство этой осторожной политики. Не случайно петербургское правительство в течение 1875 - 1876 гг. и вплоть до начала войны старалось разрешить возникший кризис мирным

⁴ L. Farley. The Decline of Turkey. L. 1875, p. 4.

⁵ С. А. Никитин. Подложные документы о русской политике на Балканах в 70-х гг. XIX в. "Известия" АН СССР. Серия истории и философии. 1946. N 1, стр. 87 - 91; Д. А. Милютин. Дневник. Т. II. М. 1949, стр. 36 - 60, 76 - 77.

⁶ См. "Общественно-политические и культурные связи народов СССР и Югославии". М. 1957, и др.

⁷ См. "Освобождение Болгарии от турецкого ига". Т. II, стр. 61 - 62, 80 - 92.

путем, возлагая надежды на переговоры, особенно на константинопольскую конференцию. Даже после ее провала, будучи уже готовым к войне, оно попыталось путем переговоров в Берлине, Лондоне и Вене добиться единства в действиях европейских держав против Турции. В Петербурге понимали изолированность России, отсутствие союзников, слабость балканских стран, которые, идя вместе с Россией, нуждались в ее поддержке и мало чем могли помочь ей. Учитывая все это, Александр II и его ближайшее окружение не могли поощрять панславистскую пропаганду, ее призывы к немедленным захватам. Для осуществления подобных планов не было ни сил, ни союзников. Почва для этого не была подготовлена, отсюда и столь странный на первый взгляд конфликт между правительством и панславистами.

Возвращаясь к книге Маккензи, хочется еще раз указать на фундаментальность ее источниковедческой основы, использование почти всей литературы вопроса, скрупулезность исследования, что, несомненно, привлечет к книге внимание специалистов по истории внешней политики России и истории Сербии второй половины XIX века.