ПОЛИТИКА (последнее)
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ И ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА ГОСУДАРСТВ В СФЕРЕ ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ГЕНЕТИКИ ЧЕЛОВЕКА
Политология, современная политика. Статьи, заметки, фельетоны, исследования. Книги по политологии.
© Исмаилов Б.И., 2007
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ И ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА ГОСУДАРСТВ В СФЕРЕ ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ГЕНЕТИКИ ЧЕЛОВЕКА
Развитие современной медицинской науки открывает перед людьми огромные перспективы в решении вопросов и проблем, которые еще совсем недавно казались неразрешимыми. Исследования и достижения в области так называемых биомедицинских технологий ставят человечество на совершенно иной уровень развития. Современность уже не страшат такие недуги, как сахарный диабет, болезнь Альцгеймера и Паркинсона, пороки сердца, тяжелые травмы, несовместимые с жизнью, наследственно передающиеся пороки развития человека.
Однако развитие медицинской науки, биологии, генетики, наглядно показывает, что юридическая наука, посвящая себя, что, естественно, лишь юридическим исследованиям, в немалой степени отстает в оценке и осмыслении проблем прав человека в данной области. Реальность ярко показывает, что человек становится крайне уязвим в применении методов диагностики, лечения, восстановления современной медицины, а в ряде случаев мы видим отсутствие гарантий безопасности человека при возможных вмешательствах в его здоровье. Аксиоматично положение, что неправильное использование достижений биологии и медицины может привести к угрожающим человеческому достоинству, здоровью и жизни последствиям. Общество и право оказались не готовы к столь бурному развитию биомедицинских технологий и степени вмешательства в сущность человека. Причем речь идет не только о морально-этических аспектах манипулирования человеческим организмом, но и, в первую очередь, о проблемах правового характера, которые выражаются в недостаточном правовом закреплении, как самих отношений, так и правовых механизмов регулирования их реализации и защиты.
Рассматривая успехи биомедицинских исследований, следует отметить их неоценимую значимость. Она проявляется в появлении многих полезных веществ: вакцин нового поколения, современных препаратов и диагностических средств, пищевых продуктов и пищевых добавок, а также в получении и выращивании трансгенных организмов (и микроорганизмов), растений и животных с нужными человеку признаками, в разработке оптимальных способов охраны окружающей среды. Однако те же исследования неоспоримо свидетельствуют и об отрицательном воздействии на окружающую среду и человека. Новые биомедицинские технологии затрагивают естественные и неотчуждаемые права человека: право на жизнь, на благоприятную окружающую среду, охрану здоровья, право на сохранение и устойчивое использование биологического разнообразия и др. Не раз высказывались опасения, что в ходе реализации положительного потенциала биомедицинских технологий может произойти непреднамеренный выпуск генетически измененных организмов и генно-инженерных продуктов. Кроме этого, право должно урегулировать вопросы экспериментов с геномом человека и животных, определить природу и суть вспомогательных репродуктивных и контррепродуктивных технологий, обозначить позицию по применению фетальных тканей и развитию фетальной терапии, разрешить спорные вопросы современной трансплантологии, поставить барьеры на пути создания биологического оружия и развития идей евгеники.
Прогрессивные ученые ставили перед евгеникой гуманные цели. Однако ее идеи нередко использовались для оправдания расизма (напр., фашистская расовая теория). В современной науке многие проблемы евгеники, особенно борьба с наследственными заболеваниями, решаются в рамках генетики человека, в т. ч. медицинской генетики.
Не так давно в нашей науке слова "евгеника" и "генетика" были ругательными. С генетики проклятие со временем сняли, а вот евгеника - наука об улучшении человеческого рода - так и остается чем-то сомнительным, связанным с бесчеловечными экспериментами нацистов и другими опытами того же толка. При этом большинство непосвященных плохо представляет, что же такое евгеника на самом деле .
Как замечает М.Асланян: "Говорить надо именно о том, что не в порядке, - как мы иначе поймем причину недуга?" Евгеника - это что-то вроде "больного вопроса" для человечества.
Люди несовершенны. Уже в раннем возрасте можно заметить - одни дети одарены здоровьем, но природа "отдохнула" на интеллекте, другие не могут похвастаться физической красотой и крепостью, но опережают сверстников в умственном развитии, третьи - хорошо успевают и в школе, и в спортивной секции, но вот характер - не сахар...
С другой стороны, увеличение числа душевнобольных и прогрессивная “порча” человеческой природы — психической, физической и нравственной— рассматривались в своё время и как установленный наукой факт. Страх вырождения был одним из наиболее заметных феноменов европейской культуры второй половины ХIX — первых десятилетий ХХ вв. В качестве своего рода “оборотной стороны” вырождение сопутствовало и питалось универсальной верой в эволюцию и прогресс . Возможно, наиболее интересным в истории евгеники в Скандинавии является картина того, как высокая степень доверия к науке и специалистам стала отправной точкой для развития биологической евгеники.
Первый, кто поставил перед собой этот вопрос, был Фрэнсис Гальтон - двоюродный брат Чарльза Дарвина. Аристократ по происхождению, Гальтон занялся изучением родословных прославленных аристократических семейств Англии. Его задача была ничуть не проще поисков философского камня - он пытался установить закономерности наследования таланта, интеллектуальной одаренности, физического совершенства.
Независимо от Гальтона в России врач В. М. Флоринский пришел к той же идее - человечество должно улучшать свою "породу", постепенно становиться более разумным, красивым, талантливым. В 1866 году Флоринский опубликовал труд "Усовершенствование и вырождение человеческого рода", в котором обосновал свое мнение.
Понятийный аппарат евгеники в современном виде был впервые сформулирован Ф. Гальтоном в 1869г., предложившим изучать влияния, которые могут улучшить наследственные качества (здоровье, умственные способности, одаренность) будущих поколений. Гальтон считал, что если для получения новой породы необходим отбор лучших животных-производителей, то тех же результатов можно добиться и целенаправленным подбором семейных пар. Лучшие должны выбирать лучших, чтобы в результате рождались здоровые, красивые, одаренные дети. Гальтон предлагал создавать особые условия для "размножения генов" выдающихся людей из аристократических семей. Таково начало евгеники.
Однако то, о чем мечтали Гальтон и Флоринский, - это лишь лицевая сторона медали. Есть и оборотная сторона, которая сыграла, пожалуй, главную роль в судьбе евгеники.
Любой селекционер знает: чтобы создать новую породу с улучшенными свойствами, нужно выбраковывать примерно 95 процентов животных. Худшие не должны участвовать в размножении - таков принцип любого отбора. И вот тут евгеника напрямую сталкивается с неразрешимыми проблемами, лежащими в области человеческой этики и морали.
То, что предлагал для улучшения человеческого рода Ф. Гальтон, впоследствии получило название позитивной евгеники. Но очень скоро образовалось и другое течение - негативная евгеника. Ее приверженцы считали, что необходимо препятствовать появлению детей у людей с умственными и физическими недостатками, у алкоголиков, наркоманов, преступников. Негативная евгеника с самого начала вызывала критику. Ведь такого рода "отбор" проводился еще в древней Спарте, где уничтожали слабых и больных детей. Результат известен - Спарта не дала ни одного выдающегося мыслителя, художника, артиста, но прославилась сильными и отважными воинами.
История знает немало примеров, когда великие люди имели физические недостатки или страдали от тяжелых наследственных болезней, в том числе и психических.
Нередко не отличались здоровьем и их родители - мать И. С. Тургенева, например, страдала черной меланхолией, а в роду у Л. Н. Толстого были больные эпилепсией и шизофренией.
Более того, известно, что некоторые психические болезни, развитие которых связано с тонкой, уязвимой душевной организацией, генетически связаны с одаренностью в музыке, математике, поэзии.
Возражения ученых против негативной евгеники не убедили ее сторонников. Не остановил их и другой вопрос, уже из области морали: а судьи кто? В самом деле, кто должен решать, что одно отклонение от нормы недопустимо, а другое - вполне приемлемо для будущего?
«Первопроходцами» в деле законодательной регламентации генетики человека оказались США, где в 1907 г. политики, ученые и врачи штата Индиана добились принятия закона «О стерилизации».
К 1916 году уже в 25 американских штатах были приняты законы о принудительной стерилизации психически больных, преступников, наркоманов.
Подобные законы были приняты в странах Скандинавии и в Эстонии. И все же картина евгеники в государствах Скандинавии: Дании, Швеции, Норвегии и Финляндии — представляется во многом парадоксальной, заставляя по-новому взглянуть на целый ряд важных вопросов о месте и роли науки в современном обществе.
Сравнительные исследования истории науки в различных странах приобретают все больший размах в последние десятилетия, и в этом отношении Скандинавия представляет особый интерес. Исторические различия сочетаются здесь со значительной общностью — преобладанием государственной лютеранской церкви, относительно большой социальной и этнической гомогенностью, тесными контактами и заимствованием друг у друга.
Начиная с конца 20–30-х гг. правительства этих стран проводили широкомасштабную политику стерилизации умственно неполноценных. Не исключая вступления в брак, хирургическая операция стерилизации навсегда лишает возможности иметь детей, а значит, как подчеркивали защитники этой меры, прерывает передачу вредных генов наследственных отклонений и болезней.
Казалось бы стерилизация, предпринимаемая по решению государства и общества, — недопустимое вмешательство в жизнь человека, к тому же чреватое злоупотреблениями и произволом. Однако во всех скандинавских странах законы о стерилизации был принят в обстановке консенсуса, не встречая оппозиции ни в парламенте, ни в обществе, ни среди ученых и врачей. Поразительно и то, что главной движущей силой при разработке законопроекта и принятии его в парламенте были не правые, как в Америке и Германии, а социал-демократы. Более того, закон был составной частью их представлений о государстве всеобщего благоденствия, в котором слабым, больным и нуждающимся будет оказываться массированная социальная помощь. А планы социальной инженерии вдохновлялись ценностями рационально устроенного общества.
Было ли решение о стерилизации закономерным и логичным практическим выводом из того, что было известно науке о наследственности человека? Подобная постановка вопроса может показаться очень необычной, ибо в истории отечественной науки мы привыкли видеть конфликты иного рода, — когда к ученым не прислушивались, а непродуманные проекты принимались в обстановке ведомственности и подавления несогласных.
В начале прошлого века в Швеции существовало организованное евгеническое движение. Однако, несмотря на это, развитие евгеники следовало некоему общему образцу с практикой стерилизации как составной частью скандинавской модели социализма. Это тем более бросается в глаза, что на первых порах сами исследования в области евгеники отвечали облику “правой” и реакционной науки.
В 1909 г. в Стокгольме было основано общество расовой гигиены, и только годом позднее появилось первое генетическое общество — Общество Менделя. Примерно в это же время возник селекционный центр в Свалефе — один из первых в мире, в котором уже в это время началось соединение селекции и генетики. Г. Нильсон-Эле, связанный с этим центром и получивший мировую известность благодаря исследованиям о наследовании количественных признаков, писал, что расовая биология бесконечно важнее, чем его собственные исследования.
В работах государственного Института расовой биологии, созданного в Упсале по специальному решению парламента в 1922 г., вопросы расы занимали центральную роль. Его первый директор Герман Лундборг занимался антропологическим изучением потомства от межрасовых браков, сотрудничая при этом с Ч. Дэвенпортом и С. Холмсом в Америке. Вред межрасовых браков, упадок традиционных шведских ценностей, отрицательное влияние индустриализации и урбанизации на состав населения, утрачивавшее самые ценные расовые элементы, антисемитизм — в эти идеологические тона в той или иной степени окрашивались евгенические исследования при Лундборге.
Все резко изменилось после 1933 г., когда с приходом нацистов к власти в Германии направление деятельности института подверглось критике. Социал-демократические политики отвергали расизм и, кроме того, стремились держаться подальше от всего, что пахло нацизмом. Новый директор Гуннар Дальберг был назначен во многом благодаря хорошим связям с левыми политиками, хотя сам институт предпочел бы видеть на этой должности другого ученого, — последователя Лундборга Торстена Сьегрена.
Экспедиционные исследования и работы в области физической антропологии были свернуты, а на место расовой биологии пришло изучение наследственных болезней — работа в больницах и архивах, эксперименты на животных с целью определения наследственной природы ряда соматических заболеваний.
Именно тогда, в 1936 г., шведским парламентом был принят Закон О стерилизации. Один из теоретиков шведской модели социализма Гуннар Мюрдаль охарактеризовал стерилизацию неполноценных как необходимый элемент “великого социального процесса приспособления” человека к современному городскому и индустриальному обществу.
Стерилизация была частью социальной инженерии, по словам авторов, очень прочно связанной с другими ее составляющими. С одной стороны, образование и “качество” человеческого материала приобретали все большее значение по мере развития современной экономики. С другой — развитие техники и социальной помощи позволяло все большему числу женщин оставаться дома, посвящая себя воспитанию детей. Но поскольку общество инвестировало средства в деторождение, последнее теряло черты непосредственно частного дела. И возникало опасение, что женщины, которые останутся дома, будут не лучшими с точки зрения наследственности.
Таким образом, программа стерилизации основывалась не на расовом фундаменте, — на ценностях расы и крови всегда остается темный налет мистики, ведь их смысл можно понять только изнутри, тому, кто сам принадлежит к данной общности, — а напротив, вдохновлялась идеалом рационального и насквозь “прозрачного” — как модернистское здание из стекла и бетона — общественного устройства.
Само понятие “приспособление” подразумевает, что стерилизация не сопровождалась прямым принуждением, как в нацистской Германии. Действительно, в документах, регулировавших стерилизацию в различных скандинавских странах, указывалось, что она не должна происходить с применением насилия. Зато использовались косвенные и цивилизованные формы принуждения, которые, как и следовало ожидать, были по-своему не менее эффективными. В качестве стимула могли выступать освобождение из больницы, разрешение на вступление в брак, прерывание беременности для женщин. Умственно отсталого ребенка, как это было в Дании, могли по результатам тестов забрать в закрытое заведение, а условием возвращения домой поставить стерилизацию. Взрослого, находящегося в больнице, следовало заранее поставить в известность о намечаемой стерилизации и получить его согласие, но даже если он отказывался, рекомендовалось все равно начать подготовку к операции и говорить о ней с пациентом как о решенной, неизбежной и само собой разумеющейся вещи. Инстанции, принимавшие решение о стерилизации, могли различаться в разное время в разных скандинавских странах. Это могли быть министерство здравоохранения, просто два врача, комиссия, включавшая пастора, врача и представителя опеки или органов народного образования.
Имея дело с природой человека, евгеника неизбежно соприкасалась c самыми различными политическими идеями. В Швеции она сначала развивалась как консервативная расовая биология, а затем трансформировалась в социально ориентированную программу борьбы с наследственными заболеваниями. Финляндия отличалась сильными противоречиями между финским большинством и шведским меньшинством, представители которого составляли основную часть медицинского сообщества. Потеря общественных позиций шведами после получения независимости сопровождалась снижением рождаемости. Отчасти поэтому среди шведской части населения упор делался на так называемую положительную евгенику, т. е. не на ограничение распространения плохих генов, а на поощрение евгенически правильных и удачных браков и увеличение рождаемости у людей с ценными наследственными задатками. Интересно при этом, что в Финляндии расовые акценты зачастую были выражены сильнее, чем в Швеции. Например, в интересах расы шведам советовали отказаться от браков с немцами из-за значительной примеси славянской, еврейской и кельтской крови, особенно в Северной Германии.
И хотя в Швеции, как и в других скандинавских странах, стерилизация применялась в значительно меньших масштабах, чем в Германии — лишь в 1942 г. ежегодное число стерилизованных превысило тысячу, — многие эксперты в 1930-е гг. были готовы перейти и к более радикальным вариантам: стерилизации следовало подвергнуть бродяг, проституток, всех тех, кто отличался “предрасположением к антисоциальному поведению”.
В 1924 г., как только в Дании пришло к власти первое социал-демократическое правительство, стал обсуждаться и закон о стерилизации. Если какая-либо политическая партия и могла в то время рассматриваться как своего рода партия евгеники, то это были именно социал-демократы. В созданную парламентом комиссию вошли врачи, ученые и юристы. В ее работе участвовал и Вильгельм Иоганнсен, один из самых видных генетиков мира, автор учения о чистых линиях, который ввел в науку сами термины “ген”, “генотип” и “фенотип”.
Дания стала первой из скандинавских стран принявшей закон «О стерилизации» в 1929 г., в 1934 г. он был значительно ужесточен под влиянием Великой депрессии, остро поставившей вопрос о цене социальной политики. По мнению разработчиков стерилизация должна была сыграть решающую роль в предотвращении вырождения датчан. При этом любопытно, что в Дании, как, в общем, и других скандинавских странах, отсутствовали те социальные и политические условия, которые традиционно рассматривались в качестве необходимых предпосылок для развития евгеники. Так, не было выраженного классового антагонизма и страха привилегированных слоев перед пробуждением масс, не было межрасовых и межнациональных противоречий, не было и оппозиции консервативных элит социальным тратам.
В скандинавском контексте социальная эффективность и помощь слабым были не взаимоисключавшими, а в идеале дополнявшими друг друга понятиями. Считалось, что общество и экономика будут функционировать более эффективно, если не будет обнищания и маргинализации отдельных слоев населения. Но именно поэтому — т. к. необходимость социальной поддержки и социальной политики не вызывала серьезных политических разногласий, — в решении вопроса о конкретном и наиболее рациональном ее осуществлении общество доверялось специалистам.
И опасность биологического вырождения была делом рук нового поколения бюрократов и экспертов, воплощаясь в конкретные действия по мере того, как общественная ответственность распространялась на все новые области жизни. В этом смысле борьба с вырождением сродни таким изменениям, как переход ко всеобщему школьному образованию и здравоохранению с обязательными прививками против заразных болезней. Урбанизация активно шла во всей Скандинавии в последние десятилетия XIX — первые десятилетия ХХ вв., приводя к тому, что все большее число умственно неполноценных и психически больных, которые ранее были на попечении семьи, соседей или местной общины, начинали зависить от государства и бюрократии. А позднее создание государства всеобщего благоденствия сделало эту зависимость еще более очевидной.
С другой стороны, менялось и отношение к болезни вообще и психически больным в частности. Если раньше над деревенским сумасшедшим потешались, то теперь не только сам смех становился неприличным, но заодно и фигура сумасшедшего — его следовало изолировать (разумеется, ради его же блага) и запереть в сумасшедший дом.
Результатом стал зафиксированный в цифрах рост числа умственно неполноценных. Во всем мире серьезность этой опасности усиливалась тем, что меньше всего детей рождалось у наиболее образованных и обеспеченных, добившихся профессионального успеха городских жителей .
В отличие от многих других стран, рассматривавших принятие подобных мер, в Скандинавии закон не стал предметом политической борьбы. В датском парламенте против голосовало только 6 депутатов-консерваторов. В Финляндии против принятия закона выступило несколько левых социалистов. Единственной группой населения, активно отвергавшей стерилизацию, были католики, и в особенности после появления в 1930 г. направленной против евгеники папской буллы Castii connubii. По понятным причинам они были здесь крайне немногочисленны. По-видимому, католики не имели бы ничего против стерилизации или кастрации, если бы они использовались в качестве наказания, например, за сексуальные преступления, но не были бы самовольным улучшением, вносимым в предустановленное свыше устройство человеческого тела.
В Норвегии, общество не было бы столь единодушным, если бы сами ученые не пришли к консенсусу . Борьба с вырождением сопровождалась экспансией евгеники как науки и появлением новых институтов и центров.
Но ученым не был безразличен результат их рекомендаций и политики стерилизации в целом. Часто генетики сами выступали в роли наиболее резких критиков радикальных евгенических предложений, а также односторонней популяризации, преувеличивавшей возможности этой меры.
И, тем не менее, умеренная версия евгенической политики, легшая в основу закона, была поддержана всеми экспертами в области евгеники. (При этом энтузиасты стерилизации полагали, что закон — только первый шаг к более радикальной политике.) Почему же ученые в скандинавских странах открыли дорогу этим законам в ситуации, когда знания о генетике человека были недостаточными, а представления о наследственной природе умственной отсталости базировались на экстраполяции того, что было известно о наследовании лишь некоторых болезней? Например, как выяснилось позднее, для синдрома Дауна, который обуславливает львиную долю случаев умственной отсталости, приводящее к этой болезни нерасхождение хромосом — случайное событие, хотя и коррелирует с возрастом матери. Несостоятельным было и представление о том, что различные формы умственной отсталости и аномального социального поведения могут быть связаны с действием одного или нескольких генов.
В некоторых странах, однако, евгеника пошла другим путем. В Англии в 20-е г. прошлого века был принят ряд мер для поощрения многодетности у людей англосаксонской расы и создания благоприятных условий для воспитания и развития одаренных детей .
В Советском Союзе в 1920-1921 годах было создано Русское евгеническое общество.
Общество выпускало специальное издание по евгенике - "Русский евгенический журнал". В нем печатались видные ученые-генетики того времени - Н. К. Кольцов, А. С. Серебровский, А. И. Филипченко. В журнале можно было найти исследования родословных известных дворянских семей, например, Аксаковых, Тургеневых. Многие статьи фактически заложили основы генетики человека и медицинской генетики в СССР .
Одно время идеи евгеники находили сочувствие у идеологов молодого советского государства: раз строится новое общество, то и люди, живущие в нем, должны быть совершенно иными - более сильными, активными, гуманными и красивыми.
Однако вскоре стали выявляться противоречия евгеники, которые, видимо, от нее неотделимы. Н. К. Кольцов, например, считал, что евгеника - это утопия, но она будет "религией будущего века". В 1929 г. советский генетик А. С. Серебровский разработал план радикального улучшения генофонда населения путем искусственного осеменения женщин спермой наиболее выдающихся мужчин предлагая отделить деторождение от любви. Эти идеи ученых вызвали резкую критику, и в 1929 году Русское евгеническое общество прекратило свое существование, и "Русский евгенический журнал" перестал выходить. Несколько позже в 1936 г., работавший в СССР американский генетик Герман Меллер предложил осуществить аналогичный план, обратившись с письмом к Сталину . Это обращение оказалось безрезультатным, если не плачевным, для самого Меллера, ибо он вскоре вынужден был спешно покинуть СССР.
В различных странах мира положительная евгеника оказалась еще дальше от цели, чем политика ограничения размножения генетически “малоценных” людей, — ее пропаганда не привела к сколько-нибудь заметному увеличению рождаемости.
Своего апогея негативная евгеника достигла в фашистской Германии. В Германии все происходило, в известном смысле, в обратном порядке по сравнению с Швецией и Финляндией. Первоначально евгеника несла на себе сильный отпечаток государства всеобщего благоденствия, которое в 1920-е гг. одной из первых стала создавать веймарская Германия. Но из-за прихода нацистов к власти ориентиры евгенической политики были деформированы в пользу расовых мотивов. И сам принятый закон о принудительной стерилизации функционировал в тесной связи с другими нацистскими законами, такими, как “Закон о защите немецкой крови и немецкой чести”.
В 1933 году, например, в Германии было стерилизовано 56244 психически больных. Нацисты считали, что внутри человечества должно образоваться ядро "высокосортных" личностей, которые и будут принимать участие в формировании будущей человеческой расы, все остальные - слабые, больные, увечные, просто не отвечающие стандарту - должны быть либо уничтожены, либо стерилизованы. Что получилось из этой теории на практике, всем хорошо известно.
В послевоенные годы интерес к евгенике упал, но в конце ХХ века начал возрождаться снова. Это связано с ухудшением экологической обстановки на планете. Озоновые дыры, повышение уровня радиации, экологические яды, мутагены и канцерогены в окружающей среде - все это ведет к накоплению в генах людей вредных и ненужных изменений - мутаций. Такое накопление мутаций получило название генетического груза. Мутации приводят к ухудшению здоровья, различным психическим отклонениям, патологиям. Многие ученые выражают беспокойство: что же будет с человечеством, когда эта чаша переполнится? Не приведет ли этот процесс к вымиранию человеческого рода? И снова возникает соблазн евгеники - нельзя ли все же как-то избежать рождения больных и неполноценных детей, улучшить человеческую породу?
Следует обратить внимание на то, что, несмотря на все попытки отделить науку от идеологии, научное знание возникает и развивается вместе с культурными и социальными метафорами, которые делают неизбежным расширительное понимание тех или иных научных теорий и открытий. Такие понятия, как, например, “эволюция”, “энтропия”, “гены”, “выживание приспособленных” нагружены разными и нечетко определяемыми культурными и политическими смыслами. В то же время и сам научный дискурс принципиально невозможно очистить от многозначности человеческого языка.
С одной стороны, представление об отягощенности населения наследственными болезнями является воплощением популяционных и демографических идей, указывая на то, что индивид перестал быть непосредственным объектом изучения и воздействия, а с другой — отсылает к тесно связанным ценностям социальной гигиены и модернизации. И это особенно заметно в Скандинавии, где евгенические мероприятия не стали предметом политических разногласий.
Евгеника была частью страстного стремления к чистоте и здоровью. Желание очистить жизнь от всего старого, грязного и больного могло варьировать от приверженности телесной гигиене до желания создать, следуя евгенической программе, здоровых и крепких людей, свободных от дефектных генов.
Объектом чистки были те, кто стоял на дороге прогресса. Во всем мире переход к современному обществу вызывал амбивалентное отношение, порождая наряду с энтузиазмом страхи, — как страх перед модернизацией (например, у консервативных элит), так и опасение, что общество может не справиться с трансформацией (что, безусловно, отражало реальные и серьезные проблемы).
Поэтому фигура дегенерата становится воплощением этих страхов, культурным и политическим артефактом. Психически больные, а также все те, кто требовал общественной заботы безусловно, имели меньше возможностей для приспособления к быстро меняющимся условиям труда и жизни. Не случайно и то, что в Скандинавии умственно отсталые женщины значительно чаще, чем мужчины (в Швеции — в 5–6 раз), подвергались стерилизации.
Как не раз отмечалось, переход к современному обществу совершился в скандинавских странах в наиболее мягких формах. Но те, кто занимались стерилизацией, все равно мыслили в терминах изоляции, т. е. подчеркнутого исключения из общества, и анонимного насилия — анонимного, ибо оно выражало себя не в категориях вины и кары, а в форме несоответствия общественному идеалу и общественному благу. Если в начале века один из датских реформаторов здравоохранения предлагал изолировать умственно отсталых, поселив их на отдельном острове, а в Финляндии, которая пережила гражданскую войну и отличалась более жестокими нравами, их советовали заключить в концлагерь, то в итоге граница, отделявшая нормальное от ненормального, современное от душащего в цепких объятиях эволюционного прошлого, была помещена внутрь человеческого тела, став функцией хирургического вмешательства. Гуманность операции оттеняет ее во многом ритуальный характер.
“Грязное и отсталое” имеет символическое значение, учитывая, что современное общество строит себя на месте традиционного, будь то свое либо чужое общество, как в Америке и тех европейских колониях, в которых коренное население было сметено с лица земли.
После Второй мировой войны и во многом под воздействием разоблаченных зверств нацистов евгенические решения стали дилеммой индивидуального выбора: иметь ли детей, если есть риск наследственного заболевания? Прерывать ли беременность, если заболевание плода установлено пренатальной диагностикой? Соглашаться ли на искусственное осеменение спермой донора? Угроза патологии часто выражена в виде определенной вероятности, что связано с самой природой наследственных заболеваний. При этом отмечалось, что практика генетического консультирования сопровождается стремлением исключить самую небольшую возможность любых, даже незначительных отклонений и нарушений. С этим связана и опасность того, что специалисты и общество смогут когда-нибудь прийти либо уже пришли к консенсусу относительно того, каким “должен быть” человек, а также выработают новые, более эффективные методы евгенического воздействия.
На принятие решения и проведение политики стерилизации в Скандинавии в определяющей степени повлиял образ науки как ценностно нейтрального знания. И в этом отношении история может служить важным средством корректировки и гуманизации общественных представлений о науке.
Следует отметить, что интерес к идеям евгеники и коррекции генетики человека вновь повысился в конце девяностых годов прошлого века. Так в уголовно-правовой доктрине США на основе анализа опыта скандинавских стран широкое развитие получило законодательство предусматривающее применение мер безопасности в зависимости не от количества совершенных преступлений, а от психического состояния лиц, их совершивших. В ряде штатов были приняты законы о превентивной изоляции от общества так называемых «дефективных правонарушителей» (defective delinquents - это словосочетание еще можно перевести как «психически неполноценный делинквент» (преступник)).
Более широкое распространение получили меры безопасности, применяемые к сексуально опасным лицам или к так называемым «сексуальным психопатам» - «дефективным правонарушителям», склонным к совершению половых преступлений.
Законодательство о таких лицах имеется в половине штатов страны. Впервые оно появилось в Иллинойсе в 1938 г. Тогда был принят действующий до настоящего времени закон о сексуально опасных лицах, который в 1986 г. был признан Верховным судом США соответствующим Конституции. В 1997 г. в дополнение к указанному закону был принят закон о сексуальных насильниках.
Подобные законы были изданы и в других штатах. Например, в Миннесоте в 1939 г. - «о психопатичной личности», а в 1994 г. -«о сексуально опасных лицах», - который был призван «подправить» первый. Новые или обновленные в последние годы законы в этой области были также приняты в штатах: Вашингтон - в 1990 г.; Ныо-Джерси, Висконсин и Канзас - в 1994 г.; Аризона и Калифорния -в 1996 г.; Северная Дакота - в 1997 г.
Законы «о сексуальных психопатах» значительно отличаются друг от друга прежде всего по основному вопросу - кого следует относить к таким лицам. И хотя во многих из указанных штатов основным критерием является совершение половых преступлений, в ряде других - лишь предположение о возможности их совершения. Такое предположение базируется на наиболее распространенном в законодательстве определении «сексуального психопата» как лица, «страдающего отсутствием контроля своих сексуальных импульсов или имеющего склонность к совершению половых преступлений».
В штате Иллинойс в соответствии с вышеуказанным законом 1938 г. сексуально опасным лицом считается тот, кто, страдая психическим расстройством в течение, по крайней мере, одного года, обнаруживает склонность к совершению половых преступлений. Признанное таковым, оно направляется в «лечебный центр» (treatment center) и содержится там до тех пор, пока не будет установлено, что он более не является опасным для общества. Это означает, что такое лицо может находиться в указанном центре до конца жизни. Однако, если все-таки излечение наступило раньше, то оно за совершенное им преступление должно предстать перед судом.
Американское законодательство помимо карательных предусматривает и превентивные меры в отношении сексуально опасных лиц. Среди них выделяется такая довольно необычная мера, как кастрация прежде всего педофилов.
Впервые кастрация, как хирургическая операция, стала практиковаться в штате Техас в качестве альтернативы тюремному заключению. В 1992 г. из двух возможных по приговору суда мер за изнасилование 13-летней девочки некто С. Батлер, 28-летний житель Хьюстона, выбрал кастрацию, предпочтя ее тюремному заключению на 99 лет.
В 1998 г. суд штата Арканзас согласился с предложением 47-летнего Дж. Стенли, обвиняемого в изнасиловании 11-летнего мальчика, подвергнуться хирургической кастрации, в рамках сделки о признании вины, в обмен на сокращение срока его тюремного заключения с 30 до 20 лет.
Однако по понятным причинам физическая кастрация не получила в США широкого распространения. Вместо нее или как альтернатива ей появляется «химическая кастрация» .
Первым штатом, где она была введена, стала Калифорния. В 1996 г. был принят, а 1 января 1997 г. вступил в силу закон, содержащий новую редакцию § 645 УК: лицо, впервые осужденное за одно из ниже перечисленных преступлений в отношении малолетнего до 13-летнего возраста, может, по получении условно-досрочного освобождения, пройти лечение ацетатмедроксипрогестероном (Депо-провера) или его химическим эквивалентом в дополнение к любому наказанию, предусмотренному за это преступление, по усмотрению суда. Если же лицо осуждено второй раз, оно обязано пройти такое лечение. В обоих случаях оно начинается за неделю до освобождения и продолжается до тех пор, пока Совет по тюремному заключению не убедится, что такое лечение можно прекратить .
Согласно указанному закону, химическая кастрация по желанию осужденного может быть заменена на хирургическую (п. е § 645).
В Калифорнии в 1996 г. насчитывалось около 16 тыс. осужденных педофилов и около 200 еженедельно освобождалось из заключения, многие из которых - кастрированными (до 01.01.1997 г. § 645 УК Калифорнии действовал в следующей редакции: «Любое лицо, признанное виновным в половом сношении с девочкой, не достигшей 10-летнего возраста, в дополнение к назначенному наказанию может, по решению суда, быть подвергнуто операции для предотвращения производства потомства») .
Сторонники кастрации, прежде всего химической, в качестве довольно веского аргумента ссылаются на опыт ее осуществления в Канаде и некоторых европейских странах: там рецидив, составлявший более 80%, в результате «Депо-провера» уменьшился до 4%.
Законодательство, подобное тому, которое было введено в Калифорнии, на «подходе» или уже принято в ряде других штатов, таких, как Техас, Висконсин, Массачусетс, Миссури. Законопроект в штате Джорджия, которым предполагается внесение изменений в ст. 16-6-4 его уголовного кодекса, предусматривает в качестве условия пробации проведение вышеуказанного «лечения» лица, впервые осужденного за «растление при отягчающих обстоятельствах ребенка» 14-летнего возраста или моложе.
Принятый в штате Монтана закон, который вступил в силу 1 октября 1997 г., разрешает судьям предписывать инъекции «Депо-провера» лицам, совершившим изнасилование или инцест второй раз, а также лицам, впервые совершившим опасное половое преступление. Химическая кастрация насильников также легализована в штатах Флорида, Теннесси, Мичиган и др.
Сегодня Евгеника получает новое звучание и в связи с экспериментами по клонированию млекопитающих, начатыми в Шотландии и продолженными в Америке, экспериментов с геномом человека и животных, расшифровки генома человека, возможностью коррекции пола эмбриона, определения природы и сути вспомогательных репродуктивных и контррепродуктивных технологий, обозначения позиции по применению фетальных тканей и развитию фетальной терапии, разрешению спорных вопросов современной трансплантологии.
Ученые нашли способ получить новый организм, практически идентичный родительскому, в результате развития одной клетки, без скрещивания и "перемешивания" генов. Это дает возможность повторить в потомстве уникальное сочетание генов родителя. Такие эксперименты смогли провести на млекопитающих - овцах и коровах, но теоретически не исключена возможность повторения их на человеке. Хотя во многих странах такие опыты пытаются запретить или держать под строгим контролем, нельзя ручаться, что эксперименты по клонированию клеток человека не состоятся.
Соответственно можно сделать несколько основных выводов:
- в процессе реализации в Узбекистане государственных программ по планированию семьи, совершенствования семейного законодательства и законодательства в сфере охраны здоровья, социального обеспечения необходимо более пристально использовать наработанный рядом стран опыт правовой регламентации программ планирования семьи;
- в процессе реализации программ ориентированных на либерализацию уголовных наказаний более широко использовать позитивный опыт демократических стран по применению альтернатив лишению свободы;
- в процессе реализации программ по формированию здорового поколения активизации требуют просветительские программы по опыту демократических стран направленному на формирование гармонично развитой личности, роли и ответственности государства, семьи, общественности;
- в процессе законотворчества необходим более конкретный учёт правоприменительной практики зарубежных стран в сфере регламентации отношений биоэтики в медицине.
ismoiliy@mail.ru
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ И ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА ГОСУДАРСТВ В СФЕРЕ ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ГЕНЕТИКИ ЧЕЛОВЕКА
Развитие современной медицинской науки открывает перед людьми огромные перспективы в решении вопросов и проблем, которые еще совсем недавно казались неразрешимыми. Исследования и достижения в области так называемых биомедицинских технологий ставят человечество на совершенно иной уровень развития. Современность уже не страшат такие недуги, как сахарный диабет, болезнь Альцгеймера и Паркинсона, пороки сердца, тяжелые травмы, несовместимые с жизнью, наследственно передающиеся пороки развития человека.
Однако развитие медицинской науки, биологии, генетики, наглядно показывает, что юридическая наука, посвящая себя, что, естественно, лишь юридическим исследованиям, в немалой степени отстает в оценке и осмыслении проблем прав человека в данной области. Реальность ярко показывает, что человек становится крайне уязвим в применении методов диагностики, лечения, восстановления современной медицины, а в ряде случаев мы видим отсутствие гарантий безопасности человека при возможных вмешательствах в его здоровье. Аксиоматично положение, что неправильное использование достижений биологии и медицины может привести к угрожающим человеческому достоинству, здоровью и жизни последствиям. Общество и право оказались не готовы к столь бурному развитию биомедицинских технологий и степени вмешательства в сущность человека. Причем речь идет не только о морально-этических аспектах манипулирования человеческим организмом, но и, в первую очередь, о проблемах правового характера, которые выражаются в недостаточном правовом закреплении, как самих отношений, так и правовых механизмов регулирования их реализации и защиты.
Рассматривая успехи биомедицинских исследований, следует отметить их неоценимую значимость. Она проявляется в появлении многих полезных веществ: вакцин нового поколения, современных препаратов и диагностических средств, пищевых продуктов и пищевых добавок, а также в получении и выращивании трансгенных организмов (и микроорганизмов), растений и животных с нужными человеку признаками, в разработке оптимальных способов охраны окружающей среды. Однако те же исследования неоспоримо свидетельствуют и об отрицательном воздействии на окружающую среду и человека. Новые биомедицинские технологии затрагивают естественные и неотчуждаемые права человека: право на жизнь, на благоприятную окружающую среду, охрану здоровья, право на сохранение и устойчивое использование биологического разнообразия и др. Не раз высказывались опасения, что в ходе реализации положительного потенциала биомедицинских технологий может произойти непреднамеренный выпуск генетически измененных организмов и генно-инженерных продуктов. Кроме этого, право должно урегулировать вопросы экспериментов с геномом человека и животных, определить природу и суть вспомогательных репродуктивных и контррепродуктивных технологий, обозначить позицию по применению фетальных тканей и развитию фетальной терапии, разрешить спорные вопросы современной трансплантологии, поставить барьеры на пути создания биологического оружия и развития идей евгеники.
Прогрессивные ученые ставили перед евгеникой гуманные цели. Однако ее идеи нередко использовались для оправдания расизма (напр., фашистская расовая теория). В современной науке многие проблемы евгеники, особенно борьба с наследственными заболеваниями, решаются в рамках генетики человека, в т. ч. медицинской генетики.
Не так давно в нашей науке слова "евгеника" и "генетика" были ругательными. С генетики проклятие со временем сняли, а вот евгеника - наука об улучшении человеческого рода - так и остается чем-то сомнительным, связанным с бесчеловечными экспериментами нацистов и другими опытами того же толка. При этом большинство непосвященных плохо представляет, что же такое евгеника на самом деле .
Как замечает М.Асланян: "Говорить надо именно о том, что не в порядке, - как мы иначе поймем причину недуга?" Евгеника - это что-то вроде "больного вопроса" для человечества.
Люди несовершенны. Уже в раннем возрасте можно заметить - одни дети одарены здоровьем, но природа "отдохнула" на интеллекте, другие не могут похвастаться физической красотой и крепостью, но опережают сверстников в умственном развитии, третьи - хорошо успевают и в школе, и в спортивной секции, но вот характер - не сахар...
С другой стороны, увеличение числа душевнобольных и прогрессивная “порча” человеческой природы — психической, физической и нравственной— рассматривались в своё время и как установленный наукой факт. Страх вырождения был одним из наиболее заметных феноменов европейской культуры второй половины ХIX — первых десятилетий ХХ вв. В качестве своего рода “оборотной стороны” вырождение сопутствовало и питалось универсальной верой в эволюцию и прогресс . Возможно, наиболее интересным в истории евгеники в Скандинавии является картина того, как высокая степень доверия к науке и специалистам стала отправной точкой для развития биологической евгеники.
Первый, кто поставил перед собой этот вопрос, был Фрэнсис Гальтон - двоюродный брат Чарльза Дарвина. Аристократ по происхождению, Гальтон занялся изучением родословных прославленных аристократических семейств Англии. Его задача была ничуть не проще поисков философского камня - он пытался установить закономерности наследования таланта, интеллектуальной одаренности, физического совершенства.
Независимо от Гальтона в России врач В. М. Флоринский пришел к той же идее - человечество должно улучшать свою "породу", постепенно становиться более разумным, красивым, талантливым. В 1866 году Флоринский опубликовал труд "Усовершенствование и вырождение человеческого рода", в котором обосновал свое мнение.
Понятийный аппарат евгеники в современном виде был впервые сформулирован Ф. Гальтоном в 1869г., предложившим изучать влияния, которые могут улучшить наследственные качества (здоровье, умственные способности, одаренность) будущих поколений. Гальтон считал, что если для получения новой породы необходим отбор лучших животных-производителей, то тех же результатов можно добиться и целенаправленным подбором семейных пар. Лучшие должны выбирать лучших, чтобы в результате рождались здоровые, красивые, одаренные дети. Гальтон предлагал создавать особые условия для "размножения генов" выдающихся людей из аристократических семей. Таково начало евгеники.
Однако то, о чем мечтали Гальтон и Флоринский, - это лишь лицевая сторона медали. Есть и оборотная сторона, которая сыграла, пожалуй, главную роль в судьбе евгеники.
Любой селекционер знает: чтобы создать новую породу с улучшенными свойствами, нужно выбраковывать примерно 95 процентов животных. Худшие не должны участвовать в размножении - таков принцип любого отбора. И вот тут евгеника напрямую сталкивается с неразрешимыми проблемами, лежащими в области человеческой этики и морали.
То, что предлагал для улучшения человеческого рода Ф. Гальтон, впоследствии получило название позитивной евгеники. Но очень скоро образовалось и другое течение - негативная евгеника. Ее приверженцы считали, что необходимо препятствовать появлению детей у людей с умственными и физическими недостатками, у алкоголиков, наркоманов, преступников. Негативная евгеника с самого начала вызывала критику. Ведь такого рода "отбор" проводился еще в древней Спарте, где уничтожали слабых и больных детей. Результат известен - Спарта не дала ни одного выдающегося мыслителя, художника, артиста, но прославилась сильными и отважными воинами.
История знает немало примеров, когда великие люди имели физические недостатки или страдали от тяжелых наследственных болезней, в том числе и психических.
Нередко не отличались здоровьем и их родители - мать И. С. Тургенева, например, страдала черной меланхолией, а в роду у Л. Н. Толстого были больные эпилепсией и шизофренией.
Более того, известно, что некоторые психические болезни, развитие которых связано с тонкой, уязвимой душевной организацией, генетически связаны с одаренностью в музыке, математике, поэзии.
Возражения ученых против негативной евгеники не убедили ее сторонников. Не остановил их и другой вопрос, уже из области морали: а судьи кто? В самом деле, кто должен решать, что одно отклонение от нормы недопустимо, а другое - вполне приемлемо для будущего?
«Первопроходцами» в деле законодательной регламентации генетики человека оказались США, где в 1907 г. политики, ученые и врачи штата Индиана добились принятия закона «О стерилизации».
К 1916 году уже в 25 американских штатах были приняты законы о принудительной стерилизации психически больных, преступников, наркоманов.
Подобные законы были приняты в странах Скандинавии и в Эстонии. И все же картина евгеники в государствах Скандинавии: Дании, Швеции, Норвегии и Финляндии — представляется во многом парадоксальной, заставляя по-новому взглянуть на целый ряд важных вопросов о месте и роли науки в современном обществе.
Сравнительные исследования истории науки в различных странах приобретают все больший размах в последние десятилетия, и в этом отношении Скандинавия представляет особый интерес. Исторические различия сочетаются здесь со значительной общностью — преобладанием государственной лютеранской церкви, относительно большой социальной и этнической гомогенностью, тесными контактами и заимствованием друг у друга.
Начиная с конца 20–30-х гг. правительства этих стран проводили широкомасштабную политику стерилизации умственно неполноценных. Не исключая вступления в брак, хирургическая операция стерилизации навсегда лишает возможности иметь детей, а значит, как подчеркивали защитники этой меры, прерывает передачу вредных генов наследственных отклонений и болезней.
Казалось бы стерилизация, предпринимаемая по решению государства и общества, — недопустимое вмешательство в жизнь человека, к тому же чреватое злоупотреблениями и произволом. Однако во всех скандинавских странах законы о стерилизации был принят в обстановке консенсуса, не встречая оппозиции ни в парламенте, ни в обществе, ни среди ученых и врачей. Поразительно и то, что главной движущей силой при разработке законопроекта и принятии его в парламенте были не правые, как в Америке и Германии, а социал-демократы. Более того, закон был составной частью их представлений о государстве всеобщего благоденствия, в котором слабым, больным и нуждающимся будет оказываться массированная социальная помощь. А планы социальной инженерии вдохновлялись ценностями рационально устроенного общества.
Было ли решение о стерилизации закономерным и логичным практическим выводом из того, что было известно науке о наследственности человека? Подобная постановка вопроса может показаться очень необычной, ибо в истории отечественной науки мы привыкли видеть конфликты иного рода, — когда к ученым не прислушивались, а непродуманные проекты принимались в обстановке ведомственности и подавления несогласных.
В начале прошлого века в Швеции существовало организованное евгеническое движение. Однако, несмотря на это, развитие евгеники следовало некоему общему образцу с практикой стерилизации как составной частью скандинавской модели социализма. Это тем более бросается в глаза, что на первых порах сами исследования в области евгеники отвечали облику “правой” и реакционной науки.
В 1909 г. в Стокгольме было основано общество расовой гигиены, и только годом позднее появилось первое генетическое общество — Общество Менделя. Примерно в это же время возник селекционный центр в Свалефе — один из первых в мире, в котором уже в это время началось соединение селекции и генетики. Г. Нильсон-Эле, связанный с этим центром и получивший мировую известность благодаря исследованиям о наследовании количественных признаков, писал, что расовая биология бесконечно важнее, чем его собственные исследования.
В работах государственного Института расовой биологии, созданного в Упсале по специальному решению парламента в 1922 г., вопросы расы занимали центральную роль. Его первый директор Герман Лундборг занимался антропологическим изучением потомства от межрасовых браков, сотрудничая при этом с Ч. Дэвенпортом и С. Холмсом в Америке. Вред межрасовых браков, упадок традиционных шведских ценностей, отрицательное влияние индустриализации и урбанизации на состав населения, утрачивавшее самые ценные расовые элементы, антисемитизм — в эти идеологические тона в той или иной степени окрашивались евгенические исследования при Лундборге.
Все резко изменилось после 1933 г., когда с приходом нацистов к власти в Германии направление деятельности института подверглось критике. Социал-демократические политики отвергали расизм и, кроме того, стремились держаться подальше от всего, что пахло нацизмом. Новый директор Гуннар Дальберг был назначен во многом благодаря хорошим связям с левыми политиками, хотя сам институт предпочел бы видеть на этой должности другого ученого, — последователя Лундборга Торстена Сьегрена.
Экспедиционные исследования и работы в области физической антропологии были свернуты, а на место расовой биологии пришло изучение наследственных болезней — работа в больницах и архивах, эксперименты на животных с целью определения наследственной природы ряда соматических заболеваний.
Именно тогда, в 1936 г., шведским парламентом был принят Закон О стерилизации. Один из теоретиков шведской модели социализма Гуннар Мюрдаль охарактеризовал стерилизацию неполноценных как необходимый элемент “великого социального процесса приспособления” человека к современному городскому и индустриальному обществу.
Стерилизация была частью социальной инженерии, по словам авторов, очень прочно связанной с другими ее составляющими. С одной стороны, образование и “качество” человеческого материала приобретали все большее значение по мере развития современной экономики. С другой — развитие техники и социальной помощи позволяло все большему числу женщин оставаться дома, посвящая себя воспитанию детей. Но поскольку общество инвестировало средства в деторождение, последнее теряло черты непосредственно частного дела. И возникало опасение, что женщины, которые останутся дома, будут не лучшими с точки зрения наследственности.
Таким образом, программа стерилизации основывалась не на расовом фундаменте, — на ценностях расы и крови всегда остается темный налет мистики, ведь их смысл можно понять только изнутри, тому, кто сам принадлежит к данной общности, — а напротив, вдохновлялась идеалом рационального и насквозь “прозрачного” — как модернистское здание из стекла и бетона — общественного устройства.
Само понятие “приспособление” подразумевает, что стерилизация не сопровождалась прямым принуждением, как в нацистской Германии. Действительно, в документах, регулировавших стерилизацию в различных скандинавских странах, указывалось, что она не должна происходить с применением насилия. Зато использовались косвенные и цивилизованные формы принуждения, которые, как и следовало ожидать, были по-своему не менее эффективными. В качестве стимула могли выступать освобождение из больницы, разрешение на вступление в брак, прерывание беременности для женщин. Умственно отсталого ребенка, как это было в Дании, могли по результатам тестов забрать в закрытое заведение, а условием возвращения домой поставить стерилизацию. Взрослого, находящегося в больнице, следовало заранее поставить в известность о намечаемой стерилизации и получить его согласие, но даже если он отказывался, рекомендовалось все равно начать подготовку к операции и говорить о ней с пациентом как о решенной, неизбежной и само собой разумеющейся вещи. Инстанции, принимавшие решение о стерилизации, могли различаться в разное время в разных скандинавских странах. Это могли быть министерство здравоохранения, просто два врача, комиссия, включавшая пастора, врача и представителя опеки или органов народного образования.
Имея дело с природой человека, евгеника неизбежно соприкасалась c самыми различными политическими идеями. В Швеции она сначала развивалась как консервативная расовая биология, а затем трансформировалась в социально ориентированную программу борьбы с наследственными заболеваниями. Финляндия отличалась сильными противоречиями между финским большинством и шведским меньшинством, представители которого составляли основную часть медицинского сообщества. Потеря общественных позиций шведами после получения независимости сопровождалась снижением рождаемости. Отчасти поэтому среди шведской части населения упор делался на так называемую положительную евгенику, т. е. не на ограничение распространения плохих генов, а на поощрение евгенически правильных и удачных браков и увеличение рождаемости у людей с ценными наследственными задатками. Интересно при этом, что в Финляндии расовые акценты зачастую были выражены сильнее, чем в Швеции. Например, в интересах расы шведам советовали отказаться от браков с немцами из-за значительной примеси славянской, еврейской и кельтской крови, особенно в Северной Германии.
И хотя в Швеции, как и в других скандинавских странах, стерилизация применялась в значительно меньших масштабах, чем в Германии — лишь в 1942 г. ежегодное число стерилизованных превысило тысячу, — многие эксперты в 1930-е гг. были готовы перейти и к более радикальным вариантам: стерилизации следовало подвергнуть бродяг, проституток, всех тех, кто отличался “предрасположением к антисоциальному поведению”.
В 1924 г., как только в Дании пришло к власти первое социал-демократическое правительство, стал обсуждаться и закон о стерилизации. Если какая-либо политическая партия и могла в то время рассматриваться как своего рода партия евгеники, то это были именно социал-демократы. В созданную парламентом комиссию вошли врачи, ученые и юристы. В ее работе участвовал и Вильгельм Иоганнсен, один из самых видных генетиков мира, автор учения о чистых линиях, который ввел в науку сами термины “ген”, “генотип” и “фенотип”.
Дания стала первой из скандинавских стран принявшей закон «О стерилизации» в 1929 г., в 1934 г. он был значительно ужесточен под влиянием Великой депрессии, остро поставившей вопрос о цене социальной политики. По мнению разработчиков стерилизация должна была сыграть решающую роль в предотвращении вырождения датчан. При этом любопытно, что в Дании, как, в общем, и других скандинавских странах, отсутствовали те социальные и политические условия, которые традиционно рассматривались в качестве необходимых предпосылок для развития евгеники. Так, не было выраженного классового антагонизма и страха привилегированных слоев перед пробуждением масс, не было межрасовых и межнациональных противоречий, не было и оппозиции консервативных элит социальным тратам.
В скандинавском контексте социальная эффективность и помощь слабым были не взаимоисключавшими, а в идеале дополнявшими друг друга понятиями. Считалось, что общество и экономика будут функционировать более эффективно, если не будет обнищания и маргинализации отдельных слоев населения. Но именно поэтому — т. к. необходимость социальной поддержки и социальной политики не вызывала серьезных политических разногласий, — в решении вопроса о конкретном и наиболее рациональном ее осуществлении общество доверялось специалистам.
И опасность биологического вырождения была делом рук нового поколения бюрократов и экспертов, воплощаясь в конкретные действия по мере того, как общественная ответственность распространялась на все новые области жизни. В этом смысле борьба с вырождением сродни таким изменениям, как переход ко всеобщему школьному образованию и здравоохранению с обязательными прививками против заразных болезней. Урбанизация активно шла во всей Скандинавии в последние десятилетия XIX — первые десятилетия ХХ вв., приводя к тому, что все большее число умственно неполноценных и психически больных, которые ранее были на попечении семьи, соседей или местной общины, начинали зависить от государства и бюрократии. А позднее создание государства всеобщего благоденствия сделало эту зависимость еще более очевидной.
С другой стороны, менялось и отношение к болезни вообще и психически больным в частности. Если раньше над деревенским сумасшедшим потешались, то теперь не только сам смех становился неприличным, но заодно и фигура сумасшедшего — его следовало изолировать (разумеется, ради его же блага) и запереть в сумасшедший дом.
Результатом стал зафиксированный в цифрах рост числа умственно неполноценных. Во всем мире серьезность этой опасности усиливалась тем, что меньше всего детей рождалось у наиболее образованных и обеспеченных, добившихся профессионального успеха городских жителей .
В отличие от многих других стран, рассматривавших принятие подобных мер, в Скандинавии закон не стал предметом политической борьбы. В датском парламенте против голосовало только 6 депутатов-консерваторов. В Финляндии против принятия закона выступило несколько левых социалистов. Единственной группой населения, активно отвергавшей стерилизацию, были католики, и в особенности после появления в 1930 г. направленной против евгеники папской буллы Castii connubii. По понятным причинам они были здесь крайне немногочисленны. По-видимому, католики не имели бы ничего против стерилизации или кастрации, если бы они использовались в качестве наказания, например, за сексуальные преступления, но не были бы самовольным улучшением, вносимым в предустановленное свыше устройство человеческого тела.
В Норвегии, общество не было бы столь единодушным, если бы сами ученые не пришли к консенсусу . Борьба с вырождением сопровождалась экспансией евгеники как науки и появлением новых институтов и центров.
Но ученым не был безразличен результат их рекомендаций и политики стерилизации в целом. Часто генетики сами выступали в роли наиболее резких критиков радикальных евгенических предложений, а также односторонней популяризации, преувеличивавшей возможности этой меры.
И, тем не менее, умеренная версия евгенической политики, легшая в основу закона, была поддержана всеми экспертами в области евгеники. (При этом энтузиасты стерилизации полагали, что закон — только первый шаг к более радикальной политике.) Почему же ученые в скандинавских странах открыли дорогу этим законам в ситуации, когда знания о генетике человека были недостаточными, а представления о наследственной природе умственной отсталости базировались на экстраполяции того, что было известно о наследовании лишь некоторых болезней? Например, как выяснилось позднее, для синдрома Дауна, который обуславливает львиную долю случаев умственной отсталости, приводящее к этой болезни нерасхождение хромосом — случайное событие, хотя и коррелирует с возрастом матери. Несостоятельным было и представление о том, что различные формы умственной отсталости и аномального социального поведения могут быть связаны с действием одного или нескольких генов.
В некоторых странах, однако, евгеника пошла другим путем. В Англии в 20-е г. прошлого века был принят ряд мер для поощрения многодетности у людей англосаксонской расы и создания благоприятных условий для воспитания и развития одаренных детей .
В Советском Союзе в 1920-1921 годах было создано Русское евгеническое общество.
Общество выпускало специальное издание по евгенике - "Русский евгенический журнал". В нем печатались видные ученые-генетики того времени - Н. К. Кольцов, А. С. Серебровский, А. И. Филипченко. В журнале можно было найти исследования родословных известных дворянских семей, например, Аксаковых, Тургеневых. Многие статьи фактически заложили основы генетики человека и медицинской генетики в СССР .
Одно время идеи евгеники находили сочувствие у идеологов молодого советского государства: раз строится новое общество, то и люди, живущие в нем, должны быть совершенно иными - более сильными, активными, гуманными и красивыми.
Однако вскоре стали выявляться противоречия евгеники, которые, видимо, от нее неотделимы. Н. К. Кольцов, например, считал, что евгеника - это утопия, но она будет "религией будущего века". В 1929 г. советский генетик А. С. Серебровский разработал план радикального улучшения генофонда населения путем искусственного осеменения женщин спермой наиболее выдающихся мужчин предлагая отделить деторождение от любви. Эти идеи ученых вызвали резкую критику, и в 1929 году Русское евгеническое общество прекратило свое существование, и "Русский евгенический журнал" перестал выходить. Несколько позже в 1936 г., работавший в СССР американский генетик Герман Меллер предложил осуществить аналогичный план, обратившись с письмом к Сталину . Это обращение оказалось безрезультатным, если не плачевным, для самого Меллера, ибо он вскоре вынужден был спешно покинуть СССР.
В различных странах мира положительная евгеника оказалась еще дальше от цели, чем политика ограничения размножения генетически “малоценных” людей, — ее пропаганда не привела к сколько-нибудь заметному увеличению рождаемости.
Своего апогея негативная евгеника достигла в фашистской Германии. В Германии все происходило, в известном смысле, в обратном порядке по сравнению с Швецией и Финляндией. Первоначально евгеника несла на себе сильный отпечаток государства всеобщего благоденствия, которое в 1920-е гг. одной из первых стала создавать веймарская Германия. Но из-за прихода нацистов к власти ориентиры евгенической политики были деформированы в пользу расовых мотивов. И сам принятый закон о принудительной стерилизации функционировал в тесной связи с другими нацистскими законами, такими, как “Закон о защите немецкой крови и немецкой чести”.
В 1933 году, например, в Германии было стерилизовано 56244 психически больных. Нацисты считали, что внутри человечества должно образоваться ядро "высокосортных" личностей, которые и будут принимать участие в формировании будущей человеческой расы, все остальные - слабые, больные, увечные, просто не отвечающие стандарту - должны быть либо уничтожены, либо стерилизованы. Что получилось из этой теории на практике, всем хорошо известно.
В послевоенные годы интерес к евгенике упал, но в конце ХХ века начал возрождаться снова. Это связано с ухудшением экологической обстановки на планете. Озоновые дыры, повышение уровня радиации, экологические яды, мутагены и канцерогены в окружающей среде - все это ведет к накоплению в генах людей вредных и ненужных изменений - мутаций. Такое накопление мутаций получило название генетического груза. Мутации приводят к ухудшению здоровья, различным психическим отклонениям, патологиям. Многие ученые выражают беспокойство: что же будет с человечеством, когда эта чаша переполнится? Не приведет ли этот процесс к вымиранию человеческого рода? И снова возникает соблазн евгеники - нельзя ли все же как-то избежать рождения больных и неполноценных детей, улучшить человеческую породу?
Следует обратить внимание на то, что, несмотря на все попытки отделить науку от идеологии, научное знание возникает и развивается вместе с культурными и социальными метафорами, которые делают неизбежным расширительное понимание тех или иных научных теорий и открытий. Такие понятия, как, например, “эволюция”, “энтропия”, “гены”, “выживание приспособленных” нагружены разными и нечетко определяемыми культурными и политическими смыслами. В то же время и сам научный дискурс принципиально невозможно очистить от многозначности человеческого языка.
С одной стороны, представление об отягощенности населения наследственными болезнями является воплощением популяционных и демографических идей, указывая на то, что индивид перестал быть непосредственным объектом изучения и воздействия, а с другой — отсылает к тесно связанным ценностям социальной гигиены и модернизации. И это особенно заметно в Скандинавии, где евгенические мероприятия не стали предметом политических разногласий.
Евгеника была частью страстного стремления к чистоте и здоровью. Желание очистить жизнь от всего старого, грязного и больного могло варьировать от приверженности телесной гигиене до желания создать, следуя евгенической программе, здоровых и крепких людей, свободных от дефектных генов.
Объектом чистки были те, кто стоял на дороге прогресса. Во всем мире переход к современному обществу вызывал амбивалентное отношение, порождая наряду с энтузиазмом страхи, — как страх перед модернизацией (например, у консервативных элит), так и опасение, что общество может не справиться с трансформацией (что, безусловно, отражало реальные и серьезные проблемы).
Поэтому фигура дегенерата становится воплощением этих страхов, культурным и политическим артефактом. Психически больные, а также все те, кто требовал общественной заботы безусловно, имели меньше возможностей для приспособления к быстро меняющимся условиям труда и жизни. Не случайно и то, что в Скандинавии умственно отсталые женщины значительно чаще, чем мужчины (в Швеции — в 5–6 раз), подвергались стерилизации.
Как не раз отмечалось, переход к современному обществу совершился в скандинавских странах в наиболее мягких формах. Но те, кто занимались стерилизацией, все равно мыслили в терминах изоляции, т. е. подчеркнутого исключения из общества, и анонимного насилия — анонимного, ибо оно выражало себя не в категориях вины и кары, а в форме несоответствия общественному идеалу и общественному благу. Если в начале века один из датских реформаторов здравоохранения предлагал изолировать умственно отсталых, поселив их на отдельном острове, а в Финляндии, которая пережила гражданскую войну и отличалась более жестокими нравами, их советовали заключить в концлагерь, то в итоге граница, отделявшая нормальное от ненормального, современное от душащего в цепких объятиях эволюционного прошлого, была помещена внутрь человеческого тела, став функцией хирургического вмешательства. Гуманность операции оттеняет ее во многом ритуальный характер.
“Грязное и отсталое” имеет символическое значение, учитывая, что современное общество строит себя на месте традиционного, будь то свое либо чужое общество, как в Америке и тех европейских колониях, в которых коренное население было сметено с лица земли.
После Второй мировой войны и во многом под воздействием разоблаченных зверств нацистов евгенические решения стали дилеммой индивидуального выбора: иметь ли детей, если есть риск наследственного заболевания? Прерывать ли беременность, если заболевание плода установлено пренатальной диагностикой? Соглашаться ли на искусственное осеменение спермой донора? Угроза патологии часто выражена в виде определенной вероятности, что связано с самой природой наследственных заболеваний. При этом отмечалось, что практика генетического консультирования сопровождается стремлением исключить самую небольшую возможность любых, даже незначительных отклонений и нарушений. С этим связана и опасность того, что специалисты и общество смогут когда-нибудь прийти либо уже пришли к консенсусу относительно того, каким “должен быть” человек, а также выработают новые, более эффективные методы евгенического воздействия.
На принятие решения и проведение политики стерилизации в Скандинавии в определяющей степени повлиял образ науки как ценностно нейтрального знания. И в этом отношении история может служить важным средством корректировки и гуманизации общественных представлений о науке.
Следует отметить, что интерес к идеям евгеники и коррекции генетики человека вновь повысился в конце девяностых годов прошлого века. Так в уголовно-правовой доктрине США на основе анализа опыта скандинавских стран широкое развитие получило законодательство предусматривающее применение мер безопасности в зависимости не от количества совершенных преступлений, а от психического состояния лиц, их совершивших. В ряде штатов были приняты законы о превентивной изоляции от общества так называемых «дефективных правонарушителей» (defective delinquents - это словосочетание еще можно перевести как «психически неполноценный делинквент» (преступник)).
Более широкое распространение получили меры безопасности, применяемые к сексуально опасным лицам или к так называемым «сексуальным психопатам» - «дефективным правонарушителям», склонным к совершению половых преступлений.
Законодательство о таких лицах имеется в половине штатов страны. Впервые оно появилось в Иллинойсе в 1938 г. Тогда был принят действующий до настоящего времени закон о сексуально опасных лицах, который в 1986 г. был признан Верховным судом США соответствующим Конституции. В 1997 г. в дополнение к указанному закону был принят закон о сексуальных насильниках.
Подобные законы были изданы и в других штатах. Например, в Миннесоте в 1939 г. - «о психопатичной личности», а в 1994 г. -«о сексуально опасных лицах», - который был призван «подправить» первый. Новые или обновленные в последние годы законы в этой области были также приняты в штатах: Вашингтон - в 1990 г.; Ныо-Джерси, Висконсин и Канзас - в 1994 г.; Аризона и Калифорния -в 1996 г.; Северная Дакота - в 1997 г.
Законы «о сексуальных психопатах» значительно отличаются друг от друга прежде всего по основному вопросу - кого следует относить к таким лицам. И хотя во многих из указанных штатов основным критерием является совершение половых преступлений, в ряде других - лишь предположение о возможности их совершения. Такое предположение базируется на наиболее распространенном в законодательстве определении «сексуального психопата» как лица, «страдающего отсутствием контроля своих сексуальных импульсов или имеющего склонность к совершению половых преступлений».
В штате Иллинойс в соответствии с вышеуказанным законом 1938 г. сексуально опасным лицом считается тот, кто, страдая психическим расстройством в течение, по крайней мере, одного года, обнаруживает склонность к совершению половых преступлений. Признанное таковым, оно направляется в «лечебный центр» (treatment center) и содержится там до тех пор, пока не будет установлено, что он более не является опасным для общества. Это означает, что такое лицо может находиться в указанном центре до конца жизни. Однако, если все-таки излечение наступило раньше, то оно за совершенное им преступление должно предстать перед судом.
Американское законодательство помимо карательных предусматривает и превентивные меры в отношении сексуально опасных лиц. Среди них выделяется такая довольно необычная мера, как кастрация прежде всего педофилов.
Впервые кастрация, как хирургическая операция, стала практиковаться в штате Техас в качестве альтернативы тюремному заключению. В 1992 г. из двух возможных по приговору суда мер за изнасилование 13-летней девочки некто С. Батлер, 28-летний житель Хьюстона, выбрал кастрацию, предпочтя ее тюремному заключению на 99 лет.
В 1998 г. суд штата Арканзас согласился с предложением 47-летнего Дж. Стенли, обвиняемого в изнасиловании 11-летнего мальчика, подвергнуться хирургической кастрации, в рамках сделки о признании вины, в обмен на сокращение срока его тюремного заключения с 30 до 20 лет.
Однако по понятным причинам физическая кастрация не получила в США широкого распространения. Вместо нее или как альтернатива ей появляется «химическая кастрация» .
Первым штатом, где она была введена, стала Калифорния. В 1996 г. был принят, а 1 января 1997 г. вступил в силу закон, содержащий новую редакцию § 645 УК: лицо, впервые осужденное за одно из ниже перечисленных преступлений в отношении малолетнего до 13-летнего возраста, может, по получении условно-досрочного освобождения, пройти лечение ацетатмедроксипрогестероном (Депо-провера) или его химическим эквивалентом в дополнение к любому наказанию, предусмотренному за это преступление, по усмотрению суда. Если же лицо осуждено второй раз, оно обязано пройти такое лечение. В обоих случаях оно начинается за неделю до освобождения и продолжается до тех пор, пока Совет по тюремному заключению не убедится, что такое лечение можно прекратить .
Согласно указанному закону, химическая кастрация по желанию осужденного может быть заменена на хирургическую (п. е § 645).
В Калифорнии в 1996 г. насчитывалось около 16 тыс. осужденных педофилов и около 200 еженедельно освобождалось из заключения, многие из которых - кастрированными (до 01.01.1997 г. § 645 УК Калифорнии действовал в следующей редакции: «Любое лицо, признанное виновным в половом сношении с девочкой, не достигшей 10-летнего возраста, в дополнение к назначенному наказанию может, по решению суда, быть подвергнуто операции для предотвращения производства потомства») .
Сторонники кастрации, прежде всего химической, в качестве довольно веского аргумента ссылаются на опыт ее осуществления в Канаде и некоторых европейских странах: там рецидив, составлявший более 80%, в результате «Депо-провера» уменьшился до 4%.
Законодательство, подобное тому, которое было введено в Калифорнии, на «подходе» или уже принято в ряде других штатов, таких, как Техас, Висконсин, Массачусетс, Миссури. Законопроект в штате Джорджия, которым предполагается внесение изменений в ст. 16-6-4 его уголовного кодекса, предусматривает в качестве условия пробации проведение вышеуказанного «лечения» лица, впервые осужденного за «растление при отягчающих обстоятельствах ребенка» 14-летнего возраста или моложе.
Принятый в штате Монтана закон, который вступил в силу 1 октября 1997 г., разрешает судьям предписывать инъекции «Депо-провера» лицам, совершившим изнасилование или инцест второй раз, а также лицам, впервые совершившим опасное половое преступление. Химическая кастрация насильников также легализована в штатах Флорида, Теннесси, Мичиган и др.
Сегодня Евгеника получает новое звучание и в связи с экспериментами по клонированию млекопитающих, начатыми в Шотландии и продолженными в Америке, экспериментов с геномом человека и животных, расшифровки генома человека, возможностью коррекции пола эмбриона, определения природы и сути вспомогательных репродуктивных и контррепродуктивных технологий, обозначения позиции по применению фетальных тканей и развитию фетальной терапии, разрешению спорных вопросов современной трансплантологии.
Ученые нашли способ получить новый организм, практически идентичный родительскому, в результате развития одной клетки, без скрещивания и "перемешивания" генов. Это дает возможность повторить в потомстве уникальное сочетание генов родителя. Такие эксперименты смогли провести на млекопитающих - овцах и коровах, но теоретически не исключена возможность повторения их на человеке. Хотя во многих странах такие опыты пытаются запретить или держать под строгим контролем, нельзя ручаться, что эксперименты по клонированию клеток человека не состоятся.
Соответственно можно сделать несколько основных выводов:
- в процессе реализации в Узбекистане государственных программ по планированию семьи, совершенствования семейного законодательства и законодательства в сфере охраны здоровья, социального обеспечения необходимо более пристально использовать наработанный рядом стран опыт правовой регламентации программ планирования семьи;
- в процессе реализации программ ориентированных на либерализацию уголовных наказаний более широко использовать позитивный опыт демократических стран по применению альтернатив лишению свободы;
- в процессе реализации программ по формированию здорового поколения активизации требуют просветительские программы по опыту демократических стран направленному на формирование гармонично развитой личности, роли и ответственности государства, семьи, общественности;
- в процессе законотворчества необходим более конкретный учёт правоприменительной практики зарубежных стран в сфере регламентации отношений биоэтики в медицине.
ismoiliy@mail.ru
Опубликовано 02 сентября 2007 года
Новые статьи на library.by:
ПОЛИТИКА:
Комментируем публикацию: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ И ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ ПРАКТИКА ГОСУДАРСТВ В СФЕРЕ ПРАВОВОЙ РЕГЛАМЕНТАЦИИ ГЕНЕТИКИ ЧЕЛОВЕКА
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1188693307 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций