Политические взгляды Карла Поппера

Политология, современная политика. Статьи, заметки, фельетоны, исследования. Книги по политологии.

NEW ПОЛИТИКА


ПОЛИТИКА: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ПОЛИТИКА: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему Политические взгляды Карла Поппера. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Публикатор:
Опубликовано в библиотеке: 2004-09-29

АВТОР: О. В. Мартышин

ИСТОЧНИК: журнал "ПРАВО И ПОЛИТИКА" №2,2000


Карл Поппер родился в 1902 г. в Вене в семье юриста, убеждённого либерала, почитателя Э. Канта и Дж. Ст. Милля. Родители его по убеждениям были пацифистами. Основная сфера интересов Поппера — методология научного исследования, теория познания. Но наряду с философией его привлекала и общественная жизнь. Весной 1919 г. юный Поппер сотрудничал с Коммунистической партией Австрии, выполняя различные поручения. Но в июне того же года произошёл разрыв. Поппер, по его словам, “избежал марксистской ловушки”.

Научная карьера Поппера началась в Вене. С 1937 по 1946 г. он работал в Новой Зеландии, а с 1946 г. до середины 70-х годов — в Лондонской школе экономики. До конца своих дней Поппер оставался восторженным почитателем Англии и её политической системы. Получив широкое признание как философ и социолог, Поппер выступал с лекциями во многих крупнейших университетах мира. Он умер в 1994 г.

Общественный темперамент и потрясения, которые переживал мир, побудили Поппера обратиться к политическим проблемам. Сам он объяснял этот поворот в своих занятиях, случившийся в 30—40-е годы, неудовлетворённостью состоянием общественных наук: возник тоталитаризм, а общественные науки не могут его осмыслить. Так появились два сочинения, в которых нашли выражение политические взгляды Поппера: “Нищета историцизма” и “Открытое общество и его враги”. Первая книга была задумана и в основном подготовлена ещё в 1936 г., но напечатать её (в журнальном варианте) удалось лишь в 1944—45 гг. К написанию “Открытого общества” Поппера подтолкнуло вторжение Гитлера в Австрию. Книга была написана в 1938—1943 гг. в Новой Зеландии. Её цель — углубить понимание тоталитаризма. В 90-х годах обе книги были переведены на русский язык.

“Я последний запоздавший приверженец Просвещения, — говорил Поппер в 1958 г. — Это означает, что я рационалист и что я верю в истину и в человеческий разум”1 . Однако у Поппера, учёного XX века, заметны и существенные отличия от классиков эпохи Просвещения. Он отвергает их веру в возможность постоянного усовершенствования жизни людей, называя её теорией (или, вернее, мифом) рационалистического оптимизма. Не разделяет Поппер и свойственной многим просветителям XVIII в. убеждённости во всесилии человеческого разума, его способности познать истину. Попперу близка позиция Канта, в теории познания он придерживается принципов неокантианства, получивших широкое признание в естественных науках.

Методологии, ориентированной на познание истины (Поппер называет её эссенциалистской, или эссенциализмом, от латинского essentia –сущность), он противопоставляет “методологический номинализм” (лат. Nominа — названия, имена), который стремится не к постижению того, чем вещь является на самом деле, не к определению её подлинной природы, а к описанию того, как вещь себя ведёт при разных обстоятельствах, и, в частности, к выявлению того, имеются ли в этом поведении какие-либо закономерности2 . Методологический номинализм, констатирует Поппер, достаточно широко распространён в области естественных наук, а вот проблемы общественных наук до сих пор решаются эссенциалистскими методами, и в этом состоит одна из главных причин их отсталости (I, 65).

Задачей общественных наук “не является пророчество о будущем ходе истории”. Истина, по Попперу, непознаваема, мы можем приблизиться к ней, но никогда её не достигнем, не существует окончательных, непогрешимых источников знания. Мы не можем доказать истинность наших теорий. За исключением математики, наши аргументы никогда не являются полностью убедительными. При решении тех или иных проблем нам открыт только один путь — метод проб и ошибок. Но если истину установить и доказать невозможно, ложность теорий, утверждений поддаётся выявлению. Мы идём к истине отвергая концепции, ложность которых доказана. Отсюда особая роль в процессе познания отводится критике. По Попперу, критика — это “животворная кровь всякого рационального мышления”3 . Подвергая самой суровой критике различные теории, мы в экспериментальном порядке принимаем те теории, которые лучше выдержали это испытание. Более надёжного подтверждения теорий не существует.

С такими методологическими установками Поппер подходит к проблемам социально-исторического развития. Его историческая концепция строится путём отрицания ряда весьма распространённых представлений.

Прежде всего он отвергает мысль о закономерности, направленности исторического процесса. “История смысла не имеет” (II, 311). “Необходимо признать одним из принципов всякого непредвзятого подхода к сфере политики, что в человеческих делах возможно всё (подчёркнуто мной. — О.М.) и, в частности, что нельзя исключать никакой мыслимый вариант развития на тех основаниях, что он может нарушить так называемую тенденцию человеческого прогресса, или другую из закономерностей, якобы свойственных “природе человека” (II, 227).

С отрицанием закономерностей развития связано у Поппера и нигилистическое отношение к идее, что история представляет собой арену деятельности больших коллективов людей — масс, народов, социальных групп. Поппер подменяет общественные связи деятельностью индивидов, предлагая довольно редкий в XX веке образец “атомистического” подхода к социальным явлениям. По Попперу, “едва ли есть хотя бы крупица истины во всей этой болтовне о массах и элитах просто потому, что этих “масс” в действительности не существует. Они состоят из неисправимых индивидуалистов, которые поодиночке ведут борьбу против всех других в соответствии с принципом “человек человеку волк”4 .

Поппер иронизирует над “многими социологами, даже такими, как Э. Дюркгейм”, которые так и не избавились от догматической веры в то, что общество следует анализировать в терминах реальных социальных групп (I, 220).

Правда, в данном вопросе, как и в ряде других, сочинения Поппера не лишены противоречий. Так, отмечая напряжение, сказывающееся в обществе при переходе от племенного быта к государственному (точнее, в терминологии Поппера, от закрытого общества к открытому), он связывает это напряжение с “трениями между классами, которые впервые возникли при крахе закрытого общества” (I, 221-222).

Следующий постулат исторической концепции Поппера — пагубность всяких попыток “улучшить жизнь современников”. Из этого желания возникают “величайшие наши неприятности”, являющиеся побочным продуктом “возможно, величайшей из всех моральных и духовных революций”, — социального движения, начавшегося три века назад. “Эта революция вызвала к жизни поразительно мощные разрушительные силы, но эти силы всё ещё можно обуздать” (I, 25, 26). Предсказание насильственной революции Поппер считает “наиболее пагубным элементом марксизма” (II, 176). Но и в осуждении революций Поппер не совсем последователен. Так, он мимоходом признаёт, что “борьба за открытое общество (его идеал. — О.М.) вновь началась только вместе с возникновением идей 1789 г.” (II, 40), т. е. была бы невозможна без общественного движения, стремившегося улучшить участь современников и подготовившего великую французскую революцию.

Мысль о том, что в истории всё возможно, распространяется Поппером не только на реальные события, но и на историческую науку, т. е. описание и интерпретацию истории. Он призывает отказаться от “бесплодной идеи” научной объективности” и решиться “представить исторические проблемы со своей точки зрения” (II, 309).

Этой цели и служит толкование истории. Поппер предлагает “интерпретировать историю политической власти с точки зрения нашей борьбы за открытое общество, за власть разума, справедливость, свободу, равенство и за предотвращение международных преступлений” (II, 485).

Поппер не сумел полностью избежать признания некоторых закономерностей в новейшей истории. Например, он пишет, что “под влиянием “эпидемического” роста технологических нововведений произошла настоящая революция.” Таким образом, она, видимо, не зависела от воли людей. Вполне основательно он констатирует и другую очень существенную закономерность: на смену капитализму эпохи свободной конкуренции приходит новый исторический этап — этап “политического интервенционизма” (имеется в виду вмешательство государства в экономическую жизнь), который появился в трёх разновидностях: русский вариант, фашистская форма тоталитаризма и “демократический интервенционизм Англии, США и “малых демократий”, лидером которых является Швеция (II, 165).

Свою наивную концепцию истории (всё зависит от нас, всё решают отдельные люди, над ними не довлеют никакие закономерности) Поппер противопоставляет так называемому историцизму. Под историцизмом понимается “такой подход к социальным наукам, при котором признаётся, что их главной целью является историческое предвидение и что эта цель осуществляется путём раскрытия “ритмов” или “образцов”, “законов” или “тенденции”, лежащих в основе исторической эволюции”5 .

Поппер иронизирует над историцизмом, называя его “философией оракулов — зловредным интеллектуальным заболеванием нашего времени” (II, 16). Он берёт обязательство никогда не выдавать себя за пророка6 .

Историцизм перекладывает ответственность людей за свои поступки на историю (II, 321). Он ведёт к фанатизму и нетерпимости, к утверждению единой и исключительной веры, превращающейся в “новый опиум народа” (II, 162-163). Историцизм ведёт к тоталитаризму.

Поппер написал свои основные политические сочинения во имя разоблачения тоталитаризма. Он не даёт анализа реального тоталитаризма ни в коммунистическом, ни в фашистском варианте, а ограничивается перечнем (по его же признанию, неполным и несистематическим) основных идей, роднящих современный тоталитаризм с течениями, выступавшими против свободы в прошлом. Это а) национализм, понимание государства как воплощения духа нации или расы; б) признание войны естественной формой утверждения государством своего существования; в) освобождение государства от моральных обязательств, исторический успех — единственный судья в общественном развитии, благо коллектива — единственный принцип личного поведения; г) этическое оправдание войны, особенно войны молодых наций против старых; д) исключительная роль всемирно-исторической личности (ныне — принцип лидерства); е) идеал героической жизни (“живи, рискуя”) и “героического человека” в противоположность принципам мелкого буржуа (II, 76).

Наличие этих признаков позволяет, по мнению Поппера, говорить о древних и новых тоталитарных движениях. Между ними есть различия, но они не столь существенны (II, 75).

Каковы причины тоталитаризма? О его социальных корнях Поппер упоминает лишь вскользь. Он признаёт, что тоталитарные движения “пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность” (I, 215), что исторические течения, ориентированные на радикальные перемены, “выражают глубоко укоренённое чувство неудовлетворённости миром” (I, 35). Утверждение фашизма Поппер связывает с банкротством социал-демократии, ее неспособностью осуществлять свою программу. Углубляться в эти сюжеты Поппер не считает нужным. Но, следуя принципу отрицания исторической закономерности, он категорически против признания тоталитаризма неизбежным явлением.

Поппер концентрирует внимание на идеологической основе или идейных предшественниках тоталитаризма. Ими оказываются историцисты. Трудно избавиться от впечатления, что именно в них Поппер видит главную причину тоталитарных режимов.

Историцизм неоднороден, ибо к нему относятся все течения мысли, признающие исторические закономерности. Несколько утрируя позицию своих идейных противников, Поппер называет это фатализмом, признанием невозможности изменить что-либо в неминуемом ходе развития7 . Для одних историцистов эволюция человечества — это прогресс (Гегель, Маркс). Для других — попятное движение от существовавшего некогда идеала (Платон). Именно эти три фигуры и рассматриваются Поппером как крупнейшие представители историцизма и идеологи тоталитаризма. Применительно к Платону и Гегелю, связь их политических взглядов с широким пониманием тоталитаризма в соответствии с названными выше принципами доказывается весьма основательно прежде всего ссылками на бесспорный приоритет государства над личностью, ограничения прав человека и т. п. Правда, при этом допускаются натяжки. Так без веских оснований Попер приписывает расовую подоплёку сословному строю в платоновском идеальном государстве. Главным и весьма уязвимым аргументом в пользу тоталитарного существа марксизма служит характер режимов, созданных людьми, считавшимися последователями Маркса.

Историцизм, по Попперу, не только бесплоден, но и чрезвычайно опасен, потому что на нём основаны попытки “утопической социальной инженерии”, стремящейся преобразовать всё общество в соответствии с определённым планом и носящей государственный характер. Поппер анализирует два образца утопической инженерии: Платон (статический вариант, сохранение старых устоев общества или возврат к ним) и Маркс (динамический вариант с полным преобразованием основ общества). Гегель, кажется, представляет собой вариант историцизма, не связанного с утопической социальной инженерией, хотя Поппер не фиксирует на этом внимание. Утопическая инженерия, основывающаяся на всевластии государства, ведёт человека только к бедствиям. Марксистский коммунизм — “самый страшный пример из всех попыток установить царствие божие на земле”8.

Тон критики марксизма менялся у Поппера с течением времени. В основном тексте “Открытого общества и его врагов” (начало 40-х годов, с неоднократными переработками до 60-х годов) он даёт весьма объективную оценку своего идейного противника. Констатируя, что прогнозы Маркса о будущем капитализма (в первую очередь это относится к теории относительного и абсолютного обнищания пролетариата) не подтвердились и что попытки воплощения учения Маркса обернулись коммунистическим тоталитаризмом, Поппер в то же время постоянно подчёркивал сильные и симпатичные стороны наследия Маркса. Он писал о “поразительной моральной и интеллектуальной привлекательности теорий Маркса” (I, 24), о “гуманистическом импульсе”, лежащем в их основе (II, 98), о “глубочайшем гуманизме и чувстве справедливости”, свойственных Марксу. “И хотя он заблуждался в своих основных теориях, — писал Поппер, — его труды не пропали даром. Он на многое открыл нам глаза и обострил наше зрение. Возвращение к домарксистской общественной науке уже немыслимо” (II, 98).

В 90-х годах в предисловии и послесловии к русскому изданию книги стиль критики марксизма принципиально иной. Он объявлен “совершенно ложной и весьма претенциозной теорией” (II, 478). Вероятно, Поппер учитывал и пожелания авторов проекта русского издания, которые явно стремились подорвать позиции марксизма. Задачей искоренить марксизм увлёкся и Поппер. Отсюда установка: “нельзя позволить подобным идеологиям вновь овладеть нашими умами”. Она-то и лишила Поппера беспристрастности и привела к сомнительным заключениям.

Раздел предисловия к русскому изданию озаглавлен: “Капитализм” Маркса никогда не существовал” (I, 11) (подчёркнуто мной. — О.М.), а единственным аргументом в пользу этого утверждения является несостоятельность “закона абсолютного и относительного обнищания рабочего класса”. И здесь Поппер противоречит своим же заявлениям, относящимся к более раннему времени: “Действительно, современное Марксу общество, которое он назвал “капитализмом”, являлось обществом безраздельного господства капиталистов. Это была классовая диктатура буржуазии” (II, 481).

Главный порок Маркса, по Попперу, в предсказании или в призыве к революции, не исключающей насилия (II, 176). В этом марксистский вариант “утопической социальной инженерии” антагонистичен мерам, предлагаемым Поппером.

“Утопическая социальная инженерия” ориентируется на радикальные общественные преобразования, полное упразднение несправедливости. Это нереально, говорит Поппер, продолжая традицию всех консерваторов, убеждённых в неизбежном несовершенстве этого бренного мира. Мир “не соответствует и не может соответствовать (подчёркнуто мной. — О.М.) нашим моральным идеалам и мечтам о совершенстве” (I, 35). Попытки установить рай на земле — это обращение к эмоциям, а не к разуму. Они ведут к противоположным результатам: хотят создать рай, а создают ад (I, 208). Полная перестройка существующих отношений, пишет Поппер, незамедлительно не приведёт к хорошо работающей социальной системе (I, 201). Утопическая инженерия требует концентрации власти в руках немногих и чаще всего ведёт к диктатуре (II, 177). Она обычно связана с идеей насильственной революции. Но, по мнению Поппера, применение насилия оправдано только в двух случаях: при тирании, которая исключает возможность ненасильственных реформ, и для защиты демократии от насильственных покушений.

Ненаучная основа не лишает утопическую инженерию силы убеждения, она легко находит приверженцев, и это, подчёркивает Поппер, делает её особо опасной (I, 200).

“Утопической социальной инженерии” противопоставляется “частная (или частичная) социальная инженерия” (термин заимствован у крупнейшего представителя американской социологической юриспруденции Роско Паунда), “социальная инженерия частных решений”, или “технология постепенных социальных преобразований” (I, 30). Частная социальная инженерия для Поппера — синоним демократического переустройства общества. Она позволяет проводить преобразования без применения насилия, т. е. использовать разум в политике (I, 34). Это единственный рациональный путь, и он возможен только при наличии демократических учреждений. Поэтому создание институтов демократического контроля над правительством представляется Попперу “единственной гарантией уничтожения эксплуатации” (II, 63).

Масштабы реформ, замечает Поппер, зависят от опыта и по мере его накопления могут расширяться. Результаты постепенных преобразований не поражают воображение, но они реальны, прочны и не влекут потрясений и иных негативных последствий (I, 200-201).

Политические идеи Карла Поппера строятся на противопоставлении “открытого” и “закрытого” общества. Оба понятия носят в значительной степени символический условный характер и иногда могут употребляться в разных смыслах.

Модель закрытого общества строится Поппером на основе племени. Он так и говорит: “племенное или закрытое общество”. Для него характерно подчинение магическим силам, магическое, или иррациональное, некритическое отношение к обычаям социальной жизни. Предписания (законы, обычаи) и запреты (табу) определяют полностью всю жизнь общества и человека. Это общество можно было бы уподобить клетке, если бы не одно обстоятельство: люди не осознают своей несвободы, своей связанности повелениями и запретами, ибо они лишены способности критической оценки и самостоятельного принятия решений. В этом и нет нужды, за них всё решено традицией, её диктат представляется естественным, единственно возможным, а отнюдь не навязанным.

Племя выступает в качестве образца, прототипа закрытого общества, но последнее вовсе не сводится к племени. Поппер пишет, что он будет именовать магическое, племенное или коллективистское общество закрытым (I, 218). В этот разряд попадают фашизм, коммунизм, любые общества, для которых характерна духовная и политическая тирания. Христианство начиналось как открытое общество, но инквизиция сделала его закрытым, придала ему тоталитарное, антихристианское истолкование (I, 143). Отмечая общие свойства всех закрытых обществ (иррационализм, отсутствие свободы выбора и т. п.), Поппер не уделяет должного внимания различиям между ними. В племени жизнь общественная не отделялась от жизни природы, свободы выбора поведения и суждений не было, но она представлялась ненужной, излишней, противоестественной. При современном тоталитарном устройстве различия между природой и обществом вполне осознанны, как и желательность свободного выбора индивида. Невозможность осуществить осознанную свободу создаёт коллизии, совершенно чуждые племенному обществу. Модель закрытого общества приобрела у Поппера абстрактное внеисторическое содержание.

Открытое общество — рациональное и критическое. В нём господствуют разум и свобода. Здесь различия между законами природы и общества вполне очевидны. Человек осознаёт свою автономность, он — не клеточка единого общественного организма. Отсюда моральные коллизии, необходимость принимать самостоятельные решения. Общественные проблемы служат предметом свободного обсуждения. В системе управления открытое общество демократично, в экономике оно требует свободного рынка. Поппер не скрывает, что открытое общество — это изображение (от себя добавим, весьма идеализированное) тех порядков, которые установились в передовых странах Запада.

Считая открытое общество лучшим из всех возможных, ибо оно создаёт предпосылки для прогресса, Поппер не игнорирует свойственных ему противоречий. Многие члены открытого общества “стремятся подняться по социальной лестнице и занять места других членов”. Это может привести “к такому важному общественному явлению, как классовая борьба”, тогда как в организме, каковым является племенное общество, “нельзя обнаружить ничего похожего на классовую борьбу” (I, 218).

Переход от закрытого к открытому обществу Поппер характеризует как “одну из глубочайших революций”, через которые пошло человечество” (I, 220). Он сопровождался трудностями и напряжением, связанными с “проблемой трений между классами, которые впервые возникли при крахе закрытого общества”. Эту величайшую революцию начали греки, но она “всё ещё находится в своей начальной стадии, а именно — в стадии перехода от закрытого общества к открытому” (I, 220).

Открытое общество представляет собой и идеал и политическую программу Поппера. Она неоригинальна и включает традиционный набор либеральных принципов, “то, во что верит Запад”: отрицание деспотизма и насилия, защита прав и свобод человека, свобода мысли и идейный плюрализм, система политической демократии западного образца. В социальном плане Поппер говорит о борьбе с бедностью (в частном секторе предлагается организовать общественные работы, чтобы уменьшить безработицу, в периоды спада эти работы следует расширять) (II, 488), помощи несчастным и страдающим от несправедливости, борьбе с демографическим взрывом (причём имеются в виду меры по сокращению населения не только в афро-азиатских и латиноамериканских странах, но и в Европе), обучении ненасилию.

Подход Поппера к государству как социальному явлению в значительной мере определяется его критикой марксистской методологии. По Марксу, рассуждает Поппер, политика оказывается на последнем месте, она зависит от системы экономических классовых отношений, характер которых диктуется развитием техники. Поппер приходит к противоположному взгляду на вещи. Для него “политическая власть имеет фундаментальный характер”: “Политическая власть … может контролировать экономическую власть. Это приводит к громадному расширению области экономической деятельности. Мы можем, к примеру, разработать рациональную политическую программу для защиты экономически слабых. Мы можем создать законы, ограничивающие эксплуатацию…” Поппер замечает, что “причин, по которым мы не могли бы это сделать, не существует” (II, 147). Переводя мысль Поппера о фундаментальном характере политической власти на язык марксистской идеологии, можно предположить, что государство представляется ему базисом по отношению к экономике. Оно определяет пути экономического развития, и нет факторов, способных помешать ему избрать и осуществить ту или иную линию. Такая установка органически вплетается в канву историко-философских представлений Поппера, сводящихся к отрицанию исторических закономерностей, к волюнтаризму (в истории возможно всё, история зависит от нас).

По Попперу, “государство — это необходимое зло”: государство нужно для защиты прав каждого человека, но в то же время оно представляет собой постоянную угрозу, или зло, хотя и необходимое. Для выполнения своих функций государство должно обладать большей силой, чем любой частный гражданин или общественная корпорация. Расширение власти государства сверх необходимого опасно9 .

Попытки создать идеальное общество приводят к наделению государства широчайшими полномочиями, что пагубно для индивидуальной свободы. Это вызывает неравенство в отношении к власти и социальному положению, которого революционеры стремятся избежать10 . Приобретение экономической власти государством может сделать сопротивление ему бесполезным (II, 153).

Исходя из опасности расширения государственных полномочий, Поппер объявляет основным вопросом политической теории не “кому принадлежит власть”, а “сколько власти следует предоставить правительству” или “как построить политические учреждения таким образом, чтобы даже некомпетентные и нечестные правители не смогли причинить слишком большого вреда”. Речь идёт о “сдержках и противовесах, посредством которых политическая власть, её произвол и злоупотребления ею могут контролироваться и укрощаться”11 . Почему-то Поппер представляет эти два вопроса (“кому принадлежит власть” и”сколько власти следует дать правительству”) как взаимоисключающие.

Цели государства, утверждает Поппер, должны быть ограниченными и негативными, их можно обобщить одним словом “защита”12 . Государство призвано обеспечить некоторые общие условия, чтобы люди могли преследовать свои цели и устраивать свою жизнь по собственному желанию. Эти условия заключаются в защите жизни, свободы и собственности от покушения со стороны частных лиц и органов государства, в упразднении нужды и страданий и в поддержании определённого уровня общего благополучия.

Как видим, функции государства, по Попперу, всё-таки выходят за рамки защитных и негативных. Но позитивные цели Поппер сводит к минимуму. Он подчёркивает, что государство не должно стремиться сделать людей счастливыми или создать совершенный общественный строй. Подобные побуждения опасны. У людей не может быть единства в этих вопросах. Значит, осуществление проектов радикальных преобразований приведёт к покушению на свободу личности. Утилитаристской формуле “наибольшее счастье наибольшего числа людей” Поппер противопоставляет свою, более скромную: “наименьшие страдания (из тех, которых можно избежать ) для всех”. Что такое страдание, всегда ясно, рассуждает Поппер, и в этом вопросе люди могут прийти к согласию13 .

Такими философско-методологическими соображениями определяется отношение Поппера к социально-экономической роли государства.

Он убеждён, что свободный рынок является одним из важнейших признаков открытого общества, ибо только он способен удовлетворить потребности потребителя, а такова единственная рациональная цель всякой экономической системы. Но свободный рынок обладает и рядом существенных недостатков. Он ведёт к монополиям, ограничивающим свободу, а также к бедности и к злоупотреблениям экономической властью. Демократическое правительство обязано вмешиваться в экономическую жизнь, чтобы предотвращать отрицательные последствия свободного рынка и оберегать граждан от экономического принуждения14 .

“Мы должны, — пишет Поппер, — сконструировать опирающийся на мощь государства социальный институт защиты экономики слабых от экономики сильных. Государство должно заботиться о том, чтобы никому не приходилось вступать в несправедливые отношения из страха голодной смерти или экономического краха. Это, конечно, означает, что принцип государственного невмешательства в экономику…. должен быть отброшен. Если мы хотим защитить свободу, то должны потребовать, чтобы политика неограниченной экономической свободы была заменена плановым вмешательством государства в экономику... Именно это и произошло в действительности. Экономическая система, описанная и подвергнутая критике Марксом, прекратила своё существование” (II, 146).

Итак, консерватор и либерал второй половины XX в. Карл Поппер выступает за государственный интервенционизм: “Нельзя допускать, чтобы экономическая власть доминировала над политической властью. Если же так происходит, то с экономической властью следует бороться и ставить её под контроль политической власти” (II, 148). В связи с этим он замечает: “наша критика государства благоденствия (бюрократизация, трата впустую значительных средств) должна преследовать цель показать лучшие пути осуществления тех же идей”15 .

Поппер не забывает и об опасностях государственного интервенционизма: расширяя власть правительства, усиливая бюрократию, он создаёт угрозу свободе, а если свобода будет утрачена, вместе с нею будут утрачены все позитивные приобретения”16 . Выступая за плановое государственное регулирование, Поппер против плановой экономики, и не только потому, что она неэффективна. “Если бы даже оказалось, что планируемая из центра государственная экономика выше свободного рынка, — заявил Поппер, — я выступил бы против неё по той простой причине, что она может увеличить власть государства до уровня тирании. Мы боремся с коммунизмом не из-за его неэффективности, а из-за отсутствия свободы и гуманности”17 .

Поппер полагает, что государственное регулирование не станет угрозой свободе, если оно будет институциональным и косвенным, а не личным и непосредственным18 . Иными словами, Поппер против прямого управления хозяйственными объектами со стороны государства. Вместо этого государство должно законодательным путём определять распространяемые на всех правила и ограничения экономической деятельности. Этот принцип государственного регулирования Поппер мог заимствовать у Хайека. К сожалению, он остался неразработанным, так же как осталось невыполненным обещание предложить более эффективную модель реализации целей “государства благоденствия”.

Не придавая особого значения формальностям и тонкостям конституционного права, Поппер выделяет два типа или две формы правительства или государственного строя: те государства, в которых подданные могут избавиться от своих правителей без кровопролития, и те, где подданные могут избавиться от своих правительств только посредством кровопролития. Первый тип называется демократией, второй — тиранией или диктатурой19 . Поппера интересует не правовая форма, а политическая суть, причём с одной точки зрения: может ли народ менять правительство мирным путём по собственному желанию.

Наряду с этим основополагающим признаком Поппер выделяет в демократии и ряд других, сопутствующих ему, делающих его реальным. Возможность бескровной смены правительства предполагает свободу слова и критики, свободу выбора, наличие мирной и эффективно действующей оппозиции, уважение прав и свобод меньшинства (гарантии этих прав от произвола со стороны большинства). Оберегая права личности и меньшинства, демократия отвергает концепцию и практику неограниченного или неконтролируемого суверенитета, к которым склоняются те, кто считает вопрос “кому принадлежит власть” главным в политике и в политической теории. Только демократические институты позволяют проводить реформы без применения насилия.

Поппер не идеализирует демократию. Он констатирует, что и при демократии правит не народ, что большинство часто принимает ошибочные решения, что от демократии как таковой не следует ожидать каких-либо материальных благ для граждан, что она лишь создаёт рамки, в которых граждане могут действовать более или менее организованно и осознанно20 .

Поппер называет демократию “наименьшим злом из всех форм правления”. Но эта сдержанность оценок и некоторый вполне реалистический скепсис не мешают ему быть убеждённым сторонником демократии. Он объявляет преступлением не только попытки свергнуть демократию21 , но и “антиэгалитаристскую позицию в политической жизни” (II, 273). Он отвергает политический элитизм во всех его вариантах, от платоновского правления философов (кто будет оценивать качества правителей, интересуется Поппер) до антимарксистских фашистских элит, не уступающих в жестокости коммунистической диктатуре22 . Для него элита и клика на практике неразделимы, а антидемократическое правительство — это опасная банда преступников23 .

Отрицание демократии большинством народа, или общественным мнением, не раз отдававшим в ряде стран предпочтение тиранам, свидетельствует не о пороках и нежизнеспособности этого политического стоя, говорит Поппер, а о том, что демократические традиции оказались недостаточно сильными24 .

Возможность мирных преобразований представляется Попперу одним из важнейших признаков демократии. Поэтому “обучение ненасилию” — составная часть его программы (II, 489). Но Поппер не абсолютизирует неприменение силы в политике. Граждане, говорит он, “имеют не просто право, это их долг — сопротивляться антидемократическому правительству, и если необходимо, путём насилия”25 . Применение насилия оправдано только при тирании, которая исключает возможности ненасильственных реформ и с единственной целью создания ситуации, позволяющей проводить ненасильственные реформы. Признав, что “в последнее время в мире стало больше жестокости”, он говорит о необходимости “срочно предпринимать решительные меры, поскольку терпимость к жестокости… представляет собой угрозу цивилизации”. Поппер предлагает весьма решительную формулу: “во имя терпимости мы требуем права не проявлять терпимости к нетерпимости”26 .

В наследии Поппера немало привлекательных черт. К ним относятся критика тоталитаризма и попытка выявить его идейные истоки, поддержка принципов демократии и личной свободы, симпатия к угнетённым, к благородным целям революционеров (при непризнании их насильственных методов). Правда, всё это в теоретическом отношении не оригинально. Некоторую новизну политическим сочинениям Поппера придают исторические обстоятельства, вызвавшие их к жизни. Старую идею осуждения тирании он обогатил характеристикой тоталитаризма.

Поппер — либерал и в представлениях о политической системе, и в понимании экономической роли государства. Его безоговорочная поддержка демократического режима и эгалитаризма в политике не типична для консерватизма, который обычно относится к демократии настороженно, скептически или даже враждебно. Зато тезис о невозможности установления справедливости, о несовершенстве всех человеческих дел и учреждений полностью соответствует консервативной традиции. Характерный для консерватизма XX в. экономический либерализм проявляется у Поппера в весьма умеренных формах. Он не против государственного регулирования экономики в принципе, он одобряет цели государства благоденствия, но не приемлет прямого государственного управления хозяйством. В этом смысле он напоминает неолибералов начала века, отошедших от классического либерализма и сближавшихся с идеологами реформистского социализма.

Основная слабость политических сочинений Поппера — их абстрактно-рационалистический характер. Поппер строит логическую схему наилучшей формы правления, почти полностью пренебрегая реальными социальными условиями. Столь легковесному подходу к политическим проблемам способствует попперовская наивная философия истории, согласно которой никаких закономерностей общественного развития нет, в истории всё возможно, всё зависит от воли людей. Поппер перечёркивает достижения исторической науки и социологии XIX—XX вв. Он сознательно отвергает использование таких понятий, как классы, элиты, социальные группы, объявляет мифом идеи национального государства и самоопределения наций, связывая их с агрессивным национализмом. Для него существует только отдельный человек, индивид. В этом смысле Поппер возвращается к атомизму и рационализму эпохи Просвещения. Социальные интересы и политическая борьба в его рассуждениях практически отсутствуют, и это очень обедняет анализ тоталитаризма. Глубинные общественно-экономические причины этого явления остаются нераскрытыми. Отсюда и неоправданное сужение фронта борьбы с тоталитаризмом, сведение её к борьбе за демократию и пренебрежение социальными аспектами дела.

Поппер — умеренный консервативный мыслитель, не чуждый терпимости и широты взглядов. В России 90-х годов перевод его сочинений, ранее пребывавших в спецхранах научных библиотек, стал фактором идеологической борьбы в посткоммунистическом обществе. Преходящие исторические обстоятельства придали книгам Поппера особое звучание. Они подавались и воспринимались многими читателями как манифест воинствующего консерватизма и антимарксизма. Сдержанность, а нередко и объективность попперовской критики Маркса, признание гуманистического характера побуждений основоположников марксизма при этом отодвигаются на второй план, что приводит к искажённому восприятию наследия Поппера.


--------------------------------------------------------------------------------

1 Popper K. In search of a better world. L.1992, p.204.

2 Поппер К. Открытое общество и его враги. М.,1992. т. I. С.64 (Далее ссылки на это издание даются в тексте в скобках. Первая цифра означает том, вторая — страницу).

3 Parerh B. Modern political thinkers. Oxford. 1982, p. 132.

4 Popper K. In search.. p.221.

5 Popper K. The poverty of historicism.L.1969, p.3

6 Popper K. In search., p.206.

7 Popper K. The poverty.., p.5.

8 Popper. In search.., p. 211.

9 Popper K. In search.., p. 155.

10 Parekh B. Contemporary political thinkers, p.140.

11 Popper K. In search.., p. 219-220.

12 Parekh B. Contemporary.., p.142.

13 Parekh B. Contemporary.., p.138-139.

14 Ibid., p. 143-144.

15 Popper K. In search.., p.217.

16 Parekh B. Contemporary.., p. 144.

17 Popper K. In search.., p. 218-219.

18 Parekh B. Contemporary.., p. 144.

19 Popper K. In search.., p.220.

20 Ibid, p. 220-221, 156.

21 Parekh B. Contemporary.., p.143.

22 Popper K. In search.., p.221.

23 Ibid., p.221.

24 Ibid., p.143.

25 Ibid., p.143.

26 Parekh B. Contemporary.., p. 143.


Новые статьи на library.by:
ПОЛИТИКА:
Комментируем публикацию: Политические взгляды Карла Поппера


Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ПОЛИТИКА НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.