АВТОР: Р.Р.ВАХИТОВ
1. Вместо вступления
Много было сказано про советских диссидентов в последние годы и десятилетия - и хороших слов, и дурных: одни их представляли героями, противостоявшими "коммунистическому Левиафану", другие - иудами, предавшими свою Родину за тридцать сребреников. Казалось бы, что к этому можно добавить? Тем не менее, я все же попробую это сделать, при этом, максимально отстраняясь от эмоционального отношения к данным деятелям нашего недавнего прошлого (что, впрочем, не означает, что у меня отсутствует собственная, не лишенная коннотаций точка зрения по этому поводу и я ее выскажу, но в свое время). Свою главную задачу я вижу в том, чтобы развеять несколько стойких стереотипов относительно "диссидентщины", и прежде всего - насажденное сусловской пропагандой мнение, что эти люди были антисоветчиками в полном смысле слова, т.е. являлись некими отщепецами, мутантами, на которых никак не повлияли реалии советской жизни, которые никак не впитали в себя установки советской субкультуры. Надо сказать, что и самим диссидентам, до самоослепления ненавидевшим все советское, это утверждение было вполне по душе, и поэтому они охотно принимали эту характеристику себя как "несоветских людей", но разумеется, придавая ей диаметрально противоположную оценку.
Однако, сначала, хорошо бы разобраться с тем, что мы здесь будем понимать под "диссидентами". Как известно, так называли в годы "холодной войны" инакомыслящих советских интеллектуалов, которых по тем или иным причинам не устраивал существовавший в СССР политический режим. Принято считать, что диссидентское движение состояло из двух "непримиримых" идеологических направлений - "патриотического" (А.И. Солженицын и др.) и "либерального" (А.Д. Сахаров и др.), однако, вряд ли стоит преувеличивать это разделение, оно, думается, касалось, скорее, лозунгов, чем сути. В самом деле, ведь и те, и другие требовали в первую очередь политических, религиозных и эстетических свобод и в самом широком ракурсе. И это при том, что для монархистов и консерваторов по крайней мере странно выступать в защиту, например, осуждаемых в СССР сектантов, которых диссиденты, помнится, именовали "узниками совести", ведь и в царской России, которую эти деятели объявляли своим идеалом, сектанты преследовались в уголовном порядке. Не менее странной выглядела защита "монархистами"-правозащитниками преследуемых в СССР либералов-западников, ведь монархисты начала века видели в них злейших врагов и чуть ли не приветствовали гонения на них. Как видно, противоречия между двумя крупнейшими направлениями в диссидентстве касались лишь декларируемых идеалов, причем, имеющих весьма расплывчатое содержание (полагаю, "святая Русь" Солженицына имела мало общего с реальной имперской Россией, также как "свободный Запад" Новодворской - с реальным Западом). Теперь, понятно, почему после перестройки, когда в обществе произошло открытое размежевание на "демократов" и "патриотов" тот же Солженицын фактически примкнул к "демократам", если, конечно, судить не по букве его заявлений, а по тому в каких изданиях он печатается и в каких кругах вращается. Резюмируя все сказанное, можно заключить, что перед нами представители одного и того же идеологического дискурса - либерального, но, конечно, не в классической, западной его разновидности, а в специфической, советской (1)
2. Диалектика власти и оппозиции
Не думаю, что кто-нибудь станет спорить с тем очевидным фактом, что любое общество представляет собой некую целостность. То есть я хочу сказать, что при всех внутренних противоречиях - между классами, социальными группами, этносами и субэтносами, существует некая парадигма, которая объединяет всех членов этого общества, независимо от того, осознают они это, или нет, и отличает это общество от другого общества. Наверное, понятно, что под этой парадигмой имеется в виду набор ценностных установок, идеалов, мировоззренческих принципов, причем, касающихся не столько общественного или космического устройства, сколько отношений между людьми, иначе говоря, имеющих экзистенциальный характер. В силу этого данная парадигма стоит выше политических разногласий, а это означает, что люди могут быть носителями одного и того же мироощущения, но иметь при этом различные и даже диаметрально противоположные политические взгляды и даже "языки культуры" ("социолекты" в терминах Ролана Барта). Именно благодаря этому мы имеем парадоксы следующего рода: отдельные личности или партии считают друг друга непримиримыми противниками, между которыми не существует ровным счетом ничего общего, а с точки зрения истории их разногласия уходят на второй план, а на первый выступает принадлежность к одному поколению или эпохе со свойственными им ценностями. Так, считаем же мы Вольтера, простите за школьное выражение, типичным представителем эпохи французского абсолютизма и справедливо считаем. Хотя ему, подозреваю, это определение сильно бы не понравилось: ведь он был принципиальным борцом с этим самым абсолютизмом, и, между прочим, за свои взгляды даже сидел в тюрьме. Или трудно не заметить, к примеру, что Ленин по своим эстетическим пристрастиям, политическому стилю, вообще по нравственным максимам был типичным русским интеллигентом конца XIX века: вспомним хотя бы его страстную любовь к поэзии Некрасова и неприятие кубофутуристических экспериментов (кстати, думается, именно вследствие этого "исторического парадокса" уже к 30-м годам большевики "старой гвардии" выглядели в СССР "белыми воронами" и вызывали бессознательное отторжение: если не по политическим взглядам, то по своей культуре, ментальности они уже были людьми другой, дореволюционной формации).
Итак, перед нами яркий пример диалектичности отношений властей (официоза) и оппозиции (андеграунда) какого-либо общества, или, опять таки, пользуясь структуралистской терминологией носителей, "энкратического" и "акратического" социолектов. Суть тут в том, что власти и оппозиция не являются абсолютными противоположностями, а теснейшим образом связаны друг с другом и более того, коренятся в общем для них "синтезе", хотя это не исключает противоречий между ними. Пожалуй, это наиболее очевидно в случае крайних выражений того и другого предмета - а именно, с одной стороны спецслужб, которые есть власть в наиболее концентрированной форме, с другой - террористических групп, которые есть, напротив, концентрированная форма оппозиции. История их взаимоотношений (и нагляднее всего - история отношений русской "охранки" и боевой организации партии эсэров) показывает, что в конце концов они сплетаются в такой узел, где уже невозможно определить: "кто есть кто"; спецслужбы внедряют в среду террористов своих агентов, которые, чтобы не саморазоблачиться, часть поручений по "устранению" высших политиков выполняют, а часть - нет, в итоге, уже на уровне спецслужб решается: против кого из политиков будет следующее покушение и, таким образом, разница между служителями власти и террористами исчезает...
Высказанная общая формула звучит странно лишь потому, что мы привыкли судить о любом обществе по его пропагандистским саморекомендациям, и думать, что характерные для этого общества типажи составляют только лояльные и законопослушные граждане. Но очевидно ведь, что политические диссиденты, борцы с режимом и революционеры попадают на сцену истории не "как бог из машины", т.е. сразу, с уже сформировавшимися политическими, нравственными, экзистенциальными идеалами: они вырастают в том же самом обществе, что и их политические противники, впитав определенный набор мировоззренческих стереотипов, ценностей и т.д. А хуже всего мы знаем то общество, в котором живем или еще недавно жили, в точном согласие со словами поэта: "лицом к лицу лица не увидать". В нашем случае это касается, конечно, советского общества, которое, по справедливому замечанию С.Г. Кара-Мурзы, ни советское официальное обществоведение, находившееся в плену вульгарного истмата, ни его рядовые жители, жившие пропагандистскими мифами, так и не поняли. В реальности же оно было гораздо более сложным, неоднозначным и многогранным, чем его пропагандистский лубок и судить о нем по официозным газетам того периода - чрезвычайно наивно. На самом деле оно жило даже не в соответствии с максимами марксистско-ленинской идеологии, вопреки убеждению его сегодняшних либеральных ниспровергателей, и их близнецов-антиподов - фанатичных доктринеров-коммунистов, а по своим особенным законам. Официальная же марксистско-ленинская идеология была лишь одним из выражений господствовавших в этом обществе ментальности и системы ценностей, причем, выражением не самым адекватным, а в последние годы правления КПСС вообще почти превратившимся в ненужный, устаревший антураж. В этом смысле термин советское общество или советская цивилизация вообще очень удачен, ведь Советы, вспомним, возникли задолго до большевистской революции и без прямой связи с марксизмом и его идеологами; они были так сказать "живым творчеством масс", выражением общинного мироощущения русского народа и других народов России. Общество коллективизма, проникшего на экзистенциальный уровень мировоззрения его членов, общество высокой социальной мобилизации и самоотдачи, общество обостренного чувства социальной справедливости - вот некоторые из основных его черт, хотя эта характеристика, понятно, самая приблизительная, поскольку настоящий, научный анализ этого общества впереди (2)
3. Диалектическое рассмотрение советского "диссидентства"
Диссидентское движение было точно таким же феноменом реального, а не сконструированного пропагандой советского общества, как и все остальные его феномены: от профессионального, производственного коллектива и студенческой группы до круга "блатных знакомых". Составляли это движение оппозиционные интеллигенты, которые, кстати сказать, еще в большей степени подверглись обработке коммунистической пропагандой, чем среднестатистический обыватель. Выражалось же это в том, что они почти в точности копировали стиль жизни, мышления, героев-революционеров из "советского пантеона", высказывая при этом лишь иные теоретические тезисы. Все они были движимы сугубо нравственным протестом, все обладали тесным "чувством локтя" и готовы были друг за друга на значительные жертвы, все фанатично верили в отвлеченные, абстрактные либеральные формулы о "правах человека, "свободе слова" и т.д., все мечтали о другой, лучшей жизни для народа, особо не зная, да и не интересуясь, как живет этот самый народ и что он сам думает об этом (что вообще характерно для русской интеллигенции). Никакого прямого отношения к либерализму, несмотря на свою фразеологию, они не имели. Недаром те из них, кто оказывались на Западе и лицом к лицу сталкивался с тамошними, аутентичными либералами - прагматиками, моралистами на словах, но циниками в деле, просто приходили в ужас и меняли свои политические взгляды на прямо противоположные, как, например, Э. Лимонов или А. Зиновьев. Для западного либерала естественно считать, что к политике моральный закон неприменим, потому что это, дескать - область технологий, а не свободной, творческой деятельности, при наличии которой только и можно говорить о нравственности. Разумеется, он может во всеуслышанье возмущаться ущемлением прав человека в какой-либо незападной стране, однако, за этим всегда стоит не искренний нравственный протест, а прагматический расчет; вспомним, как разительно отличалась реакция руководства западного блока на ограничение "демократических свобод" в СССР и в Чили, тут - истошный вой, там - почти гробовое молчание. Собственно, такое публичное возмущение и рассчитано на "недоцивилизованных незападоидов" вроде нас с вами, не освободившихся еще от "химеры совести".
В сущности, диссиденты были типичными советскими людьми во всем, кроме своих политических взглядов, то есть теоретического антикоммунизма, но по большому счету это было не столь и важно, в те времена большинство советских людей уже не верили всерьез в идеи коммунизма. Согласимся, только советский человек мог в лирических стихах клясть и ругать политический режим своей Родины, как кумир интеллигенции поэт Иосиф Бродский. Только советский человек так глубинно, я бы даже сказал, интимно может переживать политические события, и этим он принципиально отличается от, в общем-то, аполитичного западного обывателя. Подписываться в защиту совсем незнакомых людей, рискуя при этом навлечь на себя гнев властей и лишиться положения в обществе, а, может даже - свободы, как это делали диссиденты-"подписанты" вроде Солженицына, Максимова и др. - также поступок типично советских людей, которых с детства, то бишь в пионерах учили, что общественные интересы выше личных и что дружеская помощь - святая обязанность. Стопроцентный западный интеллектуал-либерал на просьбу подписаться под такой петицией ответил бы сакраментальным: "это их проблемы". И наконец, истово критиковать идеи коммунизма на самом деле может только тот, кто их очень глубоко пережил, так сказать "пропустил через себя", а точнее говоря - кто стал коммунистом в самом глубоком экзистенциальном смысле этого слова, сиречь, отбросил теоретический антураж коммунизма, но накрепко впитал в себя его суть - нравственный протест против любого внешнего и уж тем более государственного ограничения свободы личности. Одна из газет несколько лет назад рассказала историю, которая журналисту показалась забавной, а мне кажется весьма поучительной - о том, как В. Новодворская стала антикоммунисткой. Оказывается, в возрасте 16 лет "девочка Лера" пришла в райком комсомола и потребовала, чтобы ее послали в Латинскую Америку воевать против наймитов мирового капитала и за торжество мировой революции. Ей объяснили, что она больше сделает для дела мировой революции, если будет хорошо учиться и вежливо проводили до дверей. Через день она пришла снова - на этот раз ее выпроводили не так вежливо. Еще через день ее просто прогнали. А через два года Новодворская расклеивала по Москве антисоветские листовки.
Ж.П. Сартр говорил: атеист - это тот, кто постоянно думает о Боге, говорит о Боге, то есть - это глубоко верующий человек. Позволю себе несколько вольно перефразировать французского философа: антикоммунист - это тот, кто постоянно думает о коммунизме, говорит о коммунизме, смотрит на все, отталкиваясь от коммунизма, то есть - это тот же коммунист, но со знаком "минус".
Причем, это проявлялось не только на уровне взаимоотношений, ценностных установок. Само содержание антикоммунизма диссидентов было теснейшим образом связано с тезисами советской пропаганды, также, как связаны отражение предмета в зеркале с самим предметом. Вспомним, что основой основ советской, коммунистической доктрины было утверждение, что Октябрьская революция положила начала совершенно новой эпохе в истории России и человечества, и что, таким образом, советское общество не имеет никаких корней в традиционном русском, а также общеевразийском менталитете и истории. Оно, дескать, просто возникло в результате перехода российского, капитализма начала ХХ века в кризисное, предреволюционное состояние, что гениально было понято и использовано Лениным и большевиками; законы же капитализма, как показал Маркс, везде одинаковы. Но ведь точно такова же была позиция всех советских диссидентов - и либералов, и "почвенников": Октябрьская революция-де породила нигде не виданного социального урода, хотя все могло быть иначе, останься у власти Керенский, или победи вдруг монархисты...Как видим, лишь оценка советского общества здесь иная, отрицательная, а общий смысл тот же самый.
Итак, быть антисоветчиком - значит оставаться человеком вполне советским. На самом деле изменить ценностям советской цивилизации можно только став равнодушным к политике, к судьбе своих ближних, к действиям властей - так гласит элементарная диалектика, примененная к недавним социальным реалиям.
4. Кто разрушил советский строй?
Более того, советские диссиденты-либералы не столько разрушали, сколько даже одним фактом своего существования укрепляли советский строй. Перефразируя уже упоминавшегося французского просвещенца-остроумца, если бы Солженицына и Сахарова не существовало, их бы следовало выдумать. Вопреки распространяемому сегодняшними СМИ мнению, которые объявляют советских диссидентов чуть ли не ниспровергателями СССР, вреда от их "подрывной деятельности", по сути, было не так уж и много, ведь весь этот "самиздат" читали исключительно узкие круги столичной интеллигенции; основная же масса советских людей знала о нем только из передовиц "Правды" и сообщений ТАСС, из которых, понятно, трудно было уяснить положительное содержание аргументов наших "борцов с режимом". Зато польза для режима от них была огромная: ведь, повторюсь, вера в официозные ценности в последние десятилетия существования СССР стала как-то ослабевать, рассказы пропаганды о "войне двух миров - социалистического и капиталистического" большинство воспринимало уже не очень серьезно, короче говоря, обыватель в основной массе, что называется, расслабился, начал терять бдительность.... Не будем забывать, что советский режим, и в силу своей внутренней специфики, и в силу своего революционного происхождения, во многом стоял на героике борьбы; однако, к 60-70-м г.г. именно ее стало не хватать. И тут, как нельзя кстати, подвернулись столичные интеллигенты-диссиденты, переметнувшиеся в лагерь западников, защищаемые западными радиостанциями и правительствами, привечаемые на Западе, т.е. просто идеальные кандидаты на образы "внутренних врагов". Наконец, немаловажным был тот факт, что наши диссиденты при всем своем желании никогда не смогли бы прийти к власти, хотя бы в силу сугубо интеллигентской полнейшей неспособности к положительной, практической деятельности, что потом, уже в годы перестройки и показала сама жизнь.... А что может быть лучше слабосильной оппозиции, не имеющей ни малейших шансов на победу, но в то же время достаточно голосистой, чтобы поддерживать в должной бойцовской форме режим и "выпускать пар" у колеблющихся, но скорее лояльных, чем нелояльных граждан?
Лично я ни минуты не сомневаюсь в том, что советская репрессивная махина в лице КГБ, МВД и других "компетентных органов" за считанные дни могла покончить с правозащитным и диссидентским движением. Просто, на Лубянке, должно быть, ясно осознавали всю бессмысленность такого последнего удара: ведь это все равно, что вытягивать один кубик из основания башни из кубиков. На самом деле, советский режим рухнул не вследствие плодовитости столичных кухонных краснобаев - они могли бы выпускать свои машинописные книжечки до конца своих дней и ничего бы не изменилось - а в результате, будем называть вещи своими именами - массового предательства разложившегося высшего партийного начальства, которому захотелось жить по западным масс-культурным и материальным стандартам. Свою роль сыграла и деятельность западных стран со всем их разветвленным госаппаратом: от дипломатов до спецслужб, которые в отличие от большинства советских граждан вполне серьезно относились к тезису о "войне двух систем и миров". Нельзя сбрасывать и легковерие и атрофию элементарного чувства патриотизма у отечественного обывателя. Что же до интеллигентов-диссидентов, то тут они скорее опять оказались в обычной для них роли марионеток, разыгрывающих масштабный политический Спектакль, смысла которого они сами в общем-то не понимали.
5. Советское общество или смерть...
Из сказанного следует еще один важный вывод - советский либерал-диссидент как тип будет существовать лишь до тех пор, пока существует это самое реальное советское общество, иначе говоря, особый тип отношений между людьми, характерный для этого общества. И правда ведь, после краха КПСС столичные либералы-перестройщики Попов, Гайдар, Явлинский - прямые наследники советских диссидентов очень быстро были оттеснены на политическую периферию новой формацией российских политиков - циничными приспособленцами, думающими не о прекрасных идеях, а о деньгах и политическом влиянии. Пожалуй, недавняя смена руководства НТВ, а точнее - уход с этого телеканала Киселева сотоварищи был последним актом начавшегося 10 лет назад политического провала "антисоветской советской интеллигенции". Странно, кстати, что никто не замечал, тот очевидный, вообще-то факт, что передачи киселевско-митковского НТВ были не чем иным как более профессиональным, срежиссированным вариантом застойного интеллигентского трепа на московской кухни. Думаю, поэтому эта телекомпания была любимой у "постсоветской советской интеллигенции". Скажу более, эти, собственно, российские либералы (поскольку неолибералов-олигархов называть так можно лишь условно ввиду того, что они по определению имеют вместо политических воззрений интересы) и сохранились по сей день, потому что мы живем на этапе кризиса реального советского общества, а все разговоры о новой постсоветской, демократической эпохе в истории России - не более чем пропагандистский тезис. Легко заметить, что ничего качественно нового правление реформаторов-либералов не принесло: и рынок, и национализм на окраинах России и СССР, и благоговение перед западным ширпотребом - все это уже было и в позднесоветском "застойном" обществе, но только в виде подспудных тенденций. В сущности, Горбачев, Ельцин сотоварищи, наивно считающие себя строителями некоей новой демократической "Россиянии", лишь сделали тайные болезни реального советского общества явными. На счету нынешнего, "постсоветского" режима остаются разве что парламент, желтая пресса, реклама на ТВ и тому подобные "прелести" капиталистического образа жизни, но, согласитесь, это ведь все внешние атрибуты либерального общества западного типа.
Более того, лично я уверен, что никакого другого общества, кроме советского в самых разных его идеологических вариациях у нас вообще невозможно построить. Как говорится "человеческий и исторический материал" не тот; не было у нас религиозной реформации, которая коренным образом изменила бы отношение человека к труду, к обогащению и породила бы социо-культурную подоплеку капитализма, с его благоговейным отношением к деньгам, оправданием накопительства, индивидуализма, гордыни. И слава Богу, что не было! Во всяком случае, сам Запад заплатил за возникновение "гомо капиталистикус" и за нынешнее благополучие, которое неизвестно еще сколько продлится, Реформацией, религиозными войнами, несколькими революциями - короче говоря четырьмя веками кровавых междоусобиц и потрясений.
Думаю, прав философ А.А. Зиновьев, говорящий не о крахе, а о первом кризисе коммунизма. Октябрьская революция 1917 года открыла новую эпоху, евразийской цивилизации - советскую. Основные мировоззренческие установки советской эпохи не возникли сами по себе в начале ХХ века, они уходят своими корнями в многовековую культуру русского народа и других народов России, тут, полагаю, можно вспомнить и древнерусские вече, степные, тюркские курултаи, крестьянский "мир", церковную общину, земства и непосредственно Советы, рожденные революцией 1905 г. Марксистская идеология в ее классическом виде была лишь одной из форм выражения мировоззрения советской цивилизации на начальном этапе ее развития. Теперь, после того, как она ее исчерпала, ей на смену придет иная советская идеология, в которой, надо полагать, более явственно будут звучать темы религии и традиционализма.
Не хочу при этом быть обвиненным в неоправданном оптимизме: я ведь и не утверждал, что Россию обязательно ожидает светлое, безбедное будущее. Без всяких сомнений, советское общество не является идеальным, что, по моему, совершенно очевидно, ведь идеальных обществ в принципе не существовало и не будет существовать в истории. Это значит, что даже если самые смелые мечты современных патриотов сбудутся и Россия возродится в виде сверхдержавы, то все равно обыденность останется обыденностью, дураки, лентяи, пустословы и карьеристы от этого никуда не денутся. Другое дело, что никакое иное общество, кроме советского тут по определению возникнуть не может. И, наконец, самое главное, что возможно - хотя и трудно об этом говорить - исторический путь российской цивилизации будет преждевременно прерван. В истории бывает и такое, вспомним судьбу ацтеков и майя. Кстати, похоже, что именно этот вариант больше всего и устроил бы Запад: выкачать из России все ресурсы, а потом медленно уморить ее "миротворческими инициативами" НАТО и "научно выверенными рекомендациями" МВФ. Поэтому мои слова о том, что наше будущее, если оно, конечно, будет, следует связывать с цивилизацией советского типа нужно понимать так: нас можно уничтожить физически: ковровыми бомбардировками и ядерными ракетами, либо нескончаемыми "либеральными реформами"; видимо, большинство из нас можно морально разложить, заставить забыть основные нравственные максимы, традиции, устои, но нас нельзя превратить в людей другого типа, другой культуры, другой ментальности. Даже в нравственном и духовном падении российский человек сохраняет свойственные лишь ему черты характера и установки: западные наркоманы "колются" поодиночке, в кабинках уборных, в квартирах, российские - в компании.
5. Вместо заключения
Не нужно думать, что признавая наших диссидентов "плоть от плоти" и "кровь от крови" советскими людьми, я тем самым оправдываю их антисоветскую деятельность. Лично на мой взгляд, странно называть патриотом писателя Солженицына, который добровольно давал использовать свое имя и сочинения в идеологической войне Запада против России. Не менее странно называть принципиальным гуманистом Сахарова, который выступал против советского присутствия в Афганистане, но помалкивал об американском присутствии и влиянии в той же стране или об операциях войск США на Гренаде или еще где-либо. Да и сама диалектика учит, что единство противоположностей вовсе не означает их полного тождества: диссидент также как и верный коммунист и патриот - человек советский по своим мировоззренческим, экзистенциальным установкам, но советский человек ненавидящий свою советскую Родину, предавший свою традицию.
Вряд ли их, без преувеличения, провокационную деятельность можно объяснить одной только наивностью, повторю, мы имеем здесь дело именно с ненавистью, причем, доводящей до ослепления; жертвами же этой ненависти к собственной стране и "властям и воинству ее" стали все мы - сегодняшние жители России, прозябающие на обкромсанной "самостийниками" территории, под присмотром доброхотов из МВФ и под прицелом натовских ракет, что скоро уже будут стоять в Узбекистане и в Прибалтике.
И не нужно говорить, что все же диссиденты были не худшими советскими людьми: они жили какими-никакими, а идеалами, тогда как большинство их современников думали лишь о том - где бы что "достать" и как бы выбиться в "люди"? Пожалуй, это и верно, но не менее верно и другое: худшие из грехов совершаются не обывателями, желания которых ограничиваются вполне простыми, чаще всего полубиологическими требованиями, а людьми с богатой внутренней жизнью, с развитыми духовными запросами; и это понятно: для того, чтобы низко пасть нужно сначала высоко подняться. Искуситель и растлитель, утонченный гордец и циник страшнее чем примитивный грабитель с "большой дороги", потому что для того, чтобы искусить нужно в душу человеку заглянуть.
Странно, что никто почти не замечает того, что борьба Запада с СССР строилась в годы "холодной войны" и особенно в перестройку не по принципу боевой схватки, а по принципу соблазнения и растления старым циником молодого, малоопытного юнца. В каком качестве при этом выступали диссиденты - первыми из соблазненных или соблазнителями, думаю, вопрос, на который трудно дать однозначный ответ.
1. в этом отношение очень показательна статья Л. Тимофеева "С кем теперь Солженицын?" "Стрелец", №1(65), 1991, где на основе высказываний самого писателя доказывается, что при всем своем "патриотизме" и "православии" он никогда не был против демократии как таковой 2. основой для него, думаем, могут послужить работы С.Г. Кара-Мурзы, А.А. Зиновьева, В.В. Кожинова и некоторых других авторов, стоящих особняком среди современных отечественных, предельно идеологизированных интеллектуалов.
Опубликовано 29 сентября 2004 года