Е. П. СЕРАПИОНОВА. Карел Крамарж и Россия. 1890 - 1937 годы. М., 2006. 510 с.

В заглавие я бы добавил подзаголовок: "О певцах неославизма, о Надежде, о Польше". Если первое предложение не требует пояснений, то второе связано не только с именем жены Крамаржа, но и с "любовью" и "верой" в славянство, в Россию, к русским, а третье - с "Привисленским краем" - этим "третьим лишним" в неославизме, давно "портившем" общую картину "необщего" славянского мира.

Именно этот мир с его националистами/национальными деятелями, прагматиками и романтиками, изменниками и идеалистами, мир, в котором разрушение шло с созиданием, а поиск нового зачастую ограничивался лозунгами, мир с его "мирными и немирными" реформами и революциями, мир русский и славянский вошел на страницы книги Елены Павловны Серапионовой через ее героя Карела Крамаржа, ярчайшего деятеля славянства, автора труда "Русский кризис" о русском времени с его революциями.

Конечно, в моих словах есть некая красивость, но лжи, преувеличения нет. Чтение книги доставляет истинное удовольствие по нескольким причинам. У автора отличная манера письма, многоцветье сюжетов. Книга позволяет увидеть политику славянского "сообщества", отличающегося подозрительностью. В исследовании освещены славянские "слово" и "дело", которые переплетаются с жесткой их критикой, мягко переходящей в критиканство. У Е. П. Серапионовой хорошо вырисованы картины политико-об-

стр. 115

щественной жизни или наоборот, или даже по частям (политика отдельно, общество особо), замешанные на чувствах, политических страстях и пристрастиях, на холодном расчете, национализме. Стиль автора, тон сюжетных линий, судьбы героя позволяют проникнуться симпатией к "русочеху" или "чехорусу" Крамаржу, пережить вместе с автором все перипетии борьбы на славянском поле вокруг славянства/славизма. На том поле, где Россия представлялась исторически самым мощным фактором в деле объединения, но осторожной в сфере практики, когда гимн "славянской идее" становится неслышен после октября 1917 г.

Это - общая характеристика. Теперь подробнее. По моему мнению, любое научное исследование вдвойне ценно, когда из него извлекаешь так называемую спутниковую информацию, полезность которой может помочь в разрешении собственных научных проблем. В любом случае она всегда полезна ищущему знания. И те же сюжеты о московском купечестве, о владельцах кондитерской фабрики, известной сейчас как имени Бабаева, позволяют не только вглядеться в разноцветный мир столицы провинциальной России, но и в мир спутницы жизни Крамаржа - Надежды, делившей с супругом его славянские интересы.

И еще несколько примеров. Первый - о публицистике М. О. Меньшикова, расстрелянного большевиками. Его взгляды на проблему славянства, во многом совпадающие с теми, которые высказывал Ф. М. Достоевский, даже идущего дальше по резкости своих высказываний о разности дорог славянства и России, позволяют не только придать больше красок в портрет Крамаржа, которого он считал австрофилом, что было явным упрощением, но прежде всего в саму картину настоящего и будущего славянства. Второй - о сокольском движении, зародившемся в Чехии и распространившемся довольно быстро по славянским землям. От себя скажу, что начавшийся было процесс объединения всех югославянских соколов был прерван убийством престолонаследника Франца-Фердинанда в Сараеве. Гаврила Принцип, произведший роковой выстрел, входивший в революционную организацию, был еще и "соколом". В порыве "справедливого гнева", "сокольство" в Австро-Венгрии было обвинено в государственной измене, многие "соколы" были арестованы. Третий - о русском храме св. Николая в Праге, истории его постройки.

Мимоходом замечу, что история южных и западных славян столь различна, что говорить о 40-х годах позапрошлого столетия как времени их национального возрождения представляется дискуссионным. Одна история у чехов "немецкой выделки", другая - у всегда "вольных стрелков" черногорцев. Далее. Я не очень понимаю, почему панславизм - это у большинства историков всегда "плохо"?! В истории путаница, причем конъюнктурная: когда надо представить прекраснодушную картину, то говорят о славянской взаимности, а в обратном случае - о русском панславизме. Конечно, есть и достаточно четкие рисунки этих феноменов, тесно связанных между собой авторами трудов и русской политикой. Но вопрос, почему панславизм всегда "плохо", остается для меня даже при польском факторе открытым.

При чтении книги обращает внимание такой парадоксальный внешне, но вполне логичный тезис о том, что на практике вопросы славянской взаимности в той же македонской проблеме пытались решать столицы мировых славянских империй - Петербург и Вена.

И здесь конечно очень интересно представлены автором мысли Крамаржа о неославизме, который видел политическое содержание этого нового феномена в сближении Австрии с Россией и создании бастиона от пангерманизма! Богатство мыслей наших далеких мечтателей и критиков неославизма позволили автору книги о Крамарже дать широкую и живую картину идей, проектов по неославизму, его pro et contra от культурного наполнения до превосходства политического. Красоту книге придает именно эта пестрота высказываний, постулатов, аксиом, проверенных практикой славянской жизни, и гипотез, утверждений, основанных на феноменах, имеющих в основе отвлеченный характер - самый живой пример - вера того же Крамаржа в

стр. 116

Россию как объединителя славянского мира, который сейчас бежит от "цезаристской" Москвы.

О герое всегда писать легко: пришел, увидел, победил. А был ли героем Карел Крамарж? Незаурядным - да, талантливым - да, последовательным - да, известным всему славянскому миру - да. Четыре да и одно нет: он не стал победителем. Помешала вера в Россию. А портрет не героя всегда писать сложнее, приходится объяснять, оправдывать, критиковать. Все это присутствует в книге Е. Серапионовой, умеющей представить и своего героя и его современников, таких как Т. Г. Масарик и П. Н. Милюков, без характеристики взглядов которого исследование было бы неполным.

В сущности, чтение книги может привести к мысли о том, что нас "испортил славянский вопрос". А "порча" просматривается явственно: здесь и "певческие" съезды в Праге, Софии, где много пели, еще больше говорили, но слово никак не хотело становиться делом, тут и просчеты русских политиков, точнее, самой политики, и, конечно, гордые поляки, накопившие много "колючек под языком" в адрес своей "завоевательницы" и ее "сыновей", призывавших к "взаимности"!

Именно национализм, прежде всего польский, кредо которого так блестяще видно в фразе одного из героев: "У нас (поляков. - В. К.) славянин начинается там, где кончается поляк" - позволяет если не понять, то представить все сложности "хождения по славянским мукам" творца неославизма Крамаржа, когда он обвинялся немцами в государственной измене, когда неославизм воспринимался русскими правящими кругами как возможное средство для достижения своих интересов, когда для чехов и других австрийских славян "всякое проявление славянской солидарности" имело значение только тогда, когда "оно носило общеславянский характер, исключающий преобладающее значение русского народа".

При всем этом, как пишет автор, "наименее знакома со славянством, его культурным уровнем и политическим положением была Россия". Я согласен с этим мнением, нередко звучавшим в русской публицистике, из уст российских дипломатических представителей. Но о какой России шла речь? Российское крестьянство не было знакомо с культурой чешского или хорватского агрария. Поэтому такое большое значение придавалось созданию собственной информационной сети. Но и здесь слово не закончилось делом. Тем не менее были и успехи, правда весьма скромные: выставки, экскурсии, и прочие "мелочи", несопоставимые с грандиозностью замыслов. Мешала как всегда "органическая" политика и та же самая увлекательная громадность преобразований, не соответствовавшая влиянию сторонников неославизма в своих странах.

Чтение монографии приводит к мысли о том, что "славянский интернационал" в отличие от других "интернационалов" был обречен на существование в мифе по ряду причин, главная из которых заключалась в самой России, интересы которой требовали не соединения с западным славянством, развивающимся в рамках иной культуры, а сохранения себя от размывания в море все еще "аморфного" славянства.

Крамарж, пишет автор, все же верил, как и некоторые его современники и предшественники, в славянский союз, разработав известный проект создания "Славянской империи" под эгидой России. Этот фантастический план показывает твердость и цельность веры Крамаржа в объединительную мощь России, соединенного славянства. И одновременно представляет его мечтателем, который находится в плену своих заблуждений о "прекрасном славянском мире". Война разрушила его мечты. Но даже если принять желаемое за действительное, то "Славянскую империю" ожидало бесславное будущее уже по причине национально-территориальных конфликтов.

А пока, даже Первая мировая война не остановила мыслей Крамаржа о желательности, даже необходимости единения Чехии с Россией, создания "вице-королевства под скипетром российского императора". Рассматриваемые в книге сюжеты о будущем чешско-словацкого королевства, анализируемые автором взгляды Крамаржа и Масарика на судьбу страны, их действия, информация по аресту и заключению Крамаржа в тюрьму за

стр. 117

нелояльность к властям, - все это позволяет всмотреться в "биографию" будущей "небольшой славянской общности" Чехословакии, ее лидеров, прежде всего Крамаржа, испытавшего 3 июня 1916 г. ужас смертного приговора, в котором были такие строки: "Признать виновным.., как руководителя панславистской пропаганды и чешского русофильского движения, объявляющего и распространяющего принципы всеславянской взаимности, поддерживающего контакты с неприятельскою стороной и сознательно сотрудничающего с созданными там организациями с целью раскола единого государственного союза и отторжения коронных земель Чехии, Моравии и Силезии, также как и Словакии и других земель австро-венгерской монархии, населенных славянами, как зачинщика, подстрекателя и организатора того, что вело бы к отторжению одной части от единого государственного союза и областей земель австрийской империи..." И только, как подчеркивает автор, хитроумное заступничество Петербурга спасло жизнь русофилу К. П. Крамаржу. Уже все это позволяет Крамаржу войти в историю славянства.

И пожалуй, последнее: Россия постоянно "дарит свои уроки" другим. О России, ее революциях, кризисах написано и пишется много. Написал и Крамарж труд "Русский кризис". Многие его мысли и сейчас современны, а тогда нужно его благодарить хотя бы за то, что процитированное Е. П. Серапионовой введение, датированное апрелем 1921 г., он заканчивал словами, что он никогда не переставал надеяться и твердо верить в русский народ - в его "великую и прекрасную будущность даже в тягчайшие минуты, когда отчаяние овладевало всеми".