Тема русско-польских взаимоотношений в XIX - начале XX вв. изучена до сих пор в отечественной историографии весьма фрагментарно.

Монография доктора исторических наук Л. Е. Горизонтова (Институт славяноведения РАН) представляет собой опыт исследования польских приоритетов внутренней политики самодержавия в эту эпоху. Автор анализирует целый комплекс мероприятий, нацеленных на превращение поляков в лояльных подданных империи и удержание в составе последней всех отошедших к России в 1772- 1815 гг. территорий бывшей Речи Посполитой. Горизонтов рассматривает также взаимодействие правительственной политики с различными течениями общественной мысли, позицией церкви, выявляет зависимость политики от влияния ментальных образов и стереотипов Польши и поляков (с. 19 - 20).

Книга состоит из 6 проблемных очерков. Автор не претендует на "освещение польского вопроса во всех его аспекта и взаимосвязях" (с. 8). Для реконструкции главных направлений и эволюции правительственного курса он выделяет узловые сюжеты. Систематическое изложение материала начинается с 1831 г., ибо новая польская политика ведет свою родословную именно с подавления Ноябрьского восстания. Принятие 1831 г. за исходную точку усилило внимание Горизонтова к конфликтной стороне русско-польских отношений, однако, ценное наблюдение автора о том, что до восстания "коренной поворот" в польской политике "не был окончательно предрешен" (с. 7), не получило должного развития.

Источниковая база монографии создана в результате оригинальных и широких разысканий. Значительный комплекс официальной документации извлечен автором из архивов России, Беларуси, Польши, США. В большом объеме использована публицистика разных политических направлений. Богато представлена мемуарная литература как русского, так и польского происхождения,

стр. 160

при анализе которой автор не уклоняется от сопоставления полярно противоположных суждений. Впрочем, замечу, что для восстановления купюр, сделанных в русской публикации знаменитых воспоминаний М. Н. Муравьева, корректнее было бы обратиться не к их полькому изданию (с. 23,186), а к авторизованным спискам в фонде 811 в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ). Ряд ценных источников (официальные документы, политическая публицистика) опубликован в приложениях к монографии.

Первая часть монографии открывается главой о развитии нормативной базы дискриминации польского населения в связи с его географическим размещением, профессиональными занятиями, образованием и др. В царствование Николая I, показывает автор, соответствующее законодательство опиралось на два ключевых принципа- "перевоспитание" поляков государственной службой и их перемещение за пределы бывших земель Речи Посполитой. Серия указов 1852 г., в явное нарушение Жалованной грамоты дворянству, предписывала не нашедшим еще занятий детям "зажиточных" неправославных дворян в семи западных губерниях вступать в армейскую службу (с. М- 46). Заметным опытом мобилизации польского населения было поощрение малоимущей шляхты к переселению на Кавказ, в восточные губернии Европейской России, в Новороссию.

Массовая судебная и административная высылка поляков в центральную Россию, Сибирь и на Северный Урал, к Полярному кругу, осуществленная при подавлении восстания 1863 - 1864гг. (Январского), вызвала новые затруднения. Возвращению таких лиц в западные губернии правительство всячески препятствовало, и по мере амнистирования в 1860 - 1880-х гг. вдоль границ Западного края создавался новый ареал польского присутствия (с. 60 - 61). В противоположность николаевскому курсу на рекрутирование поляков в армию и чиновничество, в пореформенное время, особенно при Александре III, происходило систематическое вытеснение их из важнейших ведомств (военного, железнодорожного), а также из университетов (с. 64).

Горизонтов освещает одно из наименее изученных направлений дискриминации поляков - регулирование браков между православными и католиками. Католицизм в XIX в, чем дальше, тем больше воспринимался как сугубо польская вера. Дискриминация "инославных" при вступлении в брак особенно рельефно выразилась в принятых в 1832 и 1836 г. нормах, автоматически распространявших православную веру на всех будущих детей биконфессиональной четы, в которой один из супругов исповедовал православие. Поскольку русское (точнее, великорусское) население западного региона в большинстве состояло из мужчин (военных и чиновников), правительственные и общественные страхи по поводу "разноверных" браков персонифицировались, причем очень ярко, в образе польки-католички (с. 85 - 86), которая рассматривалась как опаснейшее орудие ксендза, неотразимая и коварная искусительница, способная совратить мужчину со стези долга и чести. Это наблюдение автора можно было бы расширить. Данный стереотип существенно повлиял на схему истолкования польских восстаний, ибо позволял редуцировать их движущие силы к факторам, удаленным от высокого национального идеала.

Горизонтов новаторски трактует теоретические основания и практические процедуры идентификации "неблагонадежного-польского населения - особенно для литовско-белорусских губерний с их сложной этнографической ситуацией. Автор отмечает определяющее значение для решения этой проблемы указа от 10 декабря 1865 г., запрещавшего покупку земельных владений в Западном крае "лицам польского происхождения". В негласных ведомственных инструкциях католичество как индикатор поляка подменяло собою языковой и генеалогический признаки. Автор тщательно анализирует обстоятельства, при которых сложившаяся схема давала сбои, обнаруживало глубокую внутреннюю противоречивость. Важнейшей из таких коллизий был вопрос о соотношении конфессионального и социально-сословного критериев применительно к католикам-крестьянам. Представление о традиционной приверженности крестьянского сословия престолу, особенно после аграрных реформ 1863 - 1864 гг., перевесило в конце концов признак вероисповедной чуждости и сохраняло свою значимость даже в 900-е гг. (с.106 - 107. 149).

С такими же по сути, но зеркально отраженными противоречиями власть столкнулась при подборе "инструментов" русификации западной окраины империи, чему посвящена вторая часть монографии. За весь изучаемый период самодержавие так и не выработало единой, четкой и последовательной концепции русификации (поэтому и сам термин достаточно условлен). В правительственных кругах русификация, претерпевая различные метаморфозы, никогда не приравнивалась к полной этнической ассимиляции

стр. 161

польского населения - подобные экстремистские прожекты власть не воспринимала всерьез (с. 56).

Горизонтов воссоздает перипетии правительственных дискуссий об оптимальном социальном типе русского землевладельца в районах польского присутствия, добровольном или принудительном характере колонизации, дифференциации данной политики в Царстве Польском и Западном крае. В Царстве в николаевское время приоритет отдавался созданию русских майоратов почти исключительно на базе конфискованных у повстанцев имений. После Январского восстания центр тяжести колонизационных начинаний переносится в Литовско-Белорусский край. Вместо майоратных пожалований здесь со времен генерал-губернаторства М. Н. Муравьева производилась льготная продажа конфискованных имений непольским покупателям. Как показывает Горизонтов, споры о том, кому продавать отошедшие в казну имения, не утихали в правительстве, в публицистике и даже художественной литературе вплоть до 1910-х годов (с. 141 - 150). В целом можно согласиться с выводом автора о том, что самодержавие при проведении колонизации так и не сумело сделать решительный выбор "между помещиком и мужиком", подчинить конъюнктурные цели колонизации (в особенности фиксальные и поощрительно-наградные) целям стратегическим (с. 152 - 153).

Коллизии русификации освещаются Горизонтовым и в главе о русском чиновничестве на западной окраине. Резкий поворот к деполонизации управленческого аппарата в Польше связывается в монографии прежде всего с реформаторской деятельностью Н. А. Милютина во главе статс-секретариата по делам Царства Польского. Автор убедительно доказывает, что в основе милютинского курса на "подавление шляхетско-клерикальных элементов и подъем крестьянства" лежал "не только государственный интерес.., но и искреннее участие в судьбе польского и западнорусского крестьянина" (с. 167). Правда, остается все-таки неясным, можно ли причислить к мотивам реформа- торства специфический "антиполонизм", подчас заставлявший того же Милютина бурно негодовать даже при звуках мазурки из "Жизни за царя". Горизонтов прав, отмечая разнообразие типов русского чиновничества на западных окраинах, необходимость при изучении его состава и деятельности остерегаться трафаретных оценок (с. 183, 185).

Горизонтов приходит к заключению, что "государственный курс в польском вопросе отличало разительное несоответствие политической практики стратегическим целям политики" (с. 219). Он подчеркивает, что длительные и разнонаправленные действия правительства в этой области не только не приносили ожидаемых плодов, но и поддерживали устойчивое воспроизводство на западной окраине конфликтов и противоречий российского центра. Судя по всему, автор не считает антиисторизмом допущение возможности альтернативного курса, который мог бы "обеспечить параллельное развитие Центра и национальных окраин", мирное вживание поляков в российский национально-государственный организм. Несколько удивляет, однако, переход от этого тезиса к ссылке на энергичную политику Пруссии в польском вопросе: многие русские администраторы расценивали положение дел в Герцогстве Познанском как образцовое именно с точки зрения "этнографического воздействия" на поляков.

Выводы Горизонтова могли бы быть дополнены с учетом различий между имперскими задачами в Западном крае (особенно Литве) и Царстве Польском, которые автор, как представляется, склонен недооценивать (с. 185, 216). В формировании польской политики самодержавия, начиная с 1863г. и до конца века, огромную роль играло воззрение на Литву как центральный очаг "полонизма", приоритетную сферу имперских интересов на западной периферии (ср. с. 57). Нельзя упускать из виду, что утверждение в Вильно системы М. Н. Муравьева было во многом спровоцировано притязаниями лидеров восстания на все территории бывшей Речи Посполитой и использованием даже в "красной" пропаганде оскорбительных для России образов "Московии" - азиатской, варварской, полумонгольской страны ¹ . В глазах Муравьева и его последователей Западный край в тот момент наиболее полно символизировал европейскую "имперскость" России, тогда как за Царством Польским признавалось утилитарное военно- политическое значение ² .

Монография Л. Е. Горизонтова - заметный вклад в изучение важных направлений "польской" политики самодержавия. Научная значимость поставленных автором проблем находит подтверждение и в вышедших почти одновременно с его книгой двух крупных работах польских коллег по близкой или смежной тематике ³ . С учетом этого можно надеяться, что реализация Горизонтовым второй части двуединого исследовательского проекта, описанного им во введении (с. 20), углубит и систематизирует наши знания о месте польского вопроса в кругу "роковых" вопросов Российской империи.

стр. 162

Примечания

1. Восстание в Литве и Белоруссии 1863 - 1864 гг. М. 1965, с. 42.

2. Голос минувшего, 1913, N 10, с. 191, 207; Государственный архив Российской Федерации, ф. 109, Секр. архив, оп. 2, д. 576, л. 1 - 5.

3. GREBOCKI H. Fatalna Sprawa. Kwestia polska w rosyjskiej mysli politycznej (1856 - 1866). Krakyw 2000; RODKIEWICZW. Russian Nationality Policy in the Western Provinces of the Empire (1863- 1905). Lublin. 1998.