13 февраля 1861 г. в Варшаве состоялась массовая демонстрация в память сражения при Грохове (13 февраля 1831 г.) между польскими и правительственными войсками. В демонстрации приняли участие несколько десятков тысяч человек. Два дня спустя войска дали залп по толпе на Замковой площади, в результате чего было убито пять человек. П. А. Валуев, ставший вскоре главой Министерства внутренних дел, отметил: "Поляки давно ищут случая подставить себя под пули. Цель очевидна. В Европе опять заговорят о польском вопросе. Тамошнее безмозглое управление поддерживается картечью и штыками". Он внимательно следит за событиями в Варшаве. На адрес, предъявленный 153 прелатами и почетными лицами министру иностранных дел А. М. Горчакову с требованием восстановить польскую конституцию 1815 г. и последовавший за этим рескрипт Александра II, категорически отвергавшего эти требования, Валуев отреагировал прозорливо: "Здесь войско одно не поможет. Залегает гроза на западе. Вопрос только в следующем: разрушение или возрождение". Валуев обвиняет в бездействии всю администрацию наместника Царства Польского М. Д. Горчакова, саркастически замечая при этом: "Управлять - это предвидеть. Хорошо у нас предвидели и правили". И далее: "Можно ли придумать более полную, унизительную, подавляющую сатиру на всю систему нашего польского управления! Можно ли найти в истории более неопровержимое, явное, почти наивное сознание в своей неспособности, в отсутствии всякой нравственной силы, в несостоятельности всего того, что думано и делано 30 лет сряду?" ¹ .

А между тем правительство, напуганное событиями в Царстве Польском, в пожарном порядке ищет выхода из сложившейся обстановки. С предложениями выступил обер-прокурор Общего собрания Варшавских департаментов Сената Ю. Я. Энох. С предложениями также выступили совместно И. И. Тымовский, В. П. Платонов и И. Н. Карницкий. С программой реформ выступил граф А. Велепольский, маркиз Гонзаго-Мышковский. А. А. Корнилов считал, что именно маркиз является "настоящим составителем" записки Эноха ² , которая легла на стол наместника Горчакова и была вместе с другими проектами по наведению порядка в Царстве Польском отправлена в Петербург для рассмотрения.

Все предложения председатель Комитета министров Д. Н. Блудов передал Валуеву, который поставил их на обсуждение в Совете министров 11 марта 1861 года. Заседание проходило очень бурно, вел его император. Он

Гетманский Александр Эдуардович - кандидат исторических наук.

стр. 24

неоднократно выражал неудовольствие делами в Царстве Польском. С негодованием Валуев пишет: "Никто не подумал... о том, что вытерпела или претерпела Польша в это 30-летие, и о том что, если крамолы продолжались и продолжаются, то мы собственными ошибками и неумением вселить ни уважения, ни даже боязни, наполовину тому причиной. Никто не вспомнил о значении единодушия, ныне обрушившегося во всех слоях польского народа, и не дерзнул коснуться вопроса о его человеческих стремлениях в правах. Инициатива уже вышла из рук правительства" (с. 86, 87).

Правительство сделало выводы из варшавских волнений, трезво оценило текущую обстановку в Царстве Польском и уже 14 марта 1862 г. были опубликованы указы о восстановлении Государственного совета Царства Польского, как высшего совещательного органа при наместнике, об учреждении выборных губернских и уездных советов, а также муниципалитетов в Варшаве и ряде крупных городов и об образовании комиссии просвещения и духовных дел во главе с маркизом Велепольским. Валуев считал, что принятые правительством меры не более чем уступка, которая абсолютно не разрешала проблем, накопившихся в Царстве Польском. Он лишний раз убедился в том, что власть предержащие "не знают Польши и не видят размеров тамошнего вопроса". О себе Валуев позже напишет: "По делам Царства Польского и Западного края я искал вместе с многими другими нового подхода, новых путей, но постоянно сознавал внутреннюю связь этих дел с делами империи, и уже в 1861 г. говорил, что польский вопрос разрешим не в Варшаве, а в Москве и Петербурге" (с. 89, 330).

Валуев понимал, что новая конфронтация неизбежна, если кардинально не решить польский вопрос. Так вскоре и получилось, 28 марта 1861 г. в Варшаве начались новые беспорядки. При этом было убито 10 жителей, столько же было раненых, 45 человек арестовали, понесли потери (5 человек) и правительственные войска. Польский синдром докатился и до Литвы, в Вильно начались манифестации.

Валуев на эти события откликнулся репликой: "Заволакивается наш горизонт". В свете поговаривали о назначении Валуева в Варшаву, особенно эти слухи муссировались в салоне великой княгини Екатерины Михайловны. Недовольный слухами Валуев прокомментировал их словами: "Этого недоставало". Он занимал четкую позицию: "Мы от Польши отрешиться не можем. Где проведем мы границу между Польшей и нами и оставим себе соприкосновение с Европой, если отделим Польшу? Недаром сливала постепенно история племена литовские, малороссийские и польские с великорусскими, недаром замывала она кровью прежние границы. Где мы теперь отыщем их и как восстановим? Нам и не следует их восстановлять. Мы должны осуществить первый из известных двух стихов Пушкина: "Славянские ль ручьи сольются в Русском море? // Оно ль иссякнет? - вот вопрос". Но для осуществления именно первого, а не последнего стиха, нужно смотреть на польские дела иначе. А взглянув иначе на них, мы иначе взглянем на дела русские" ³ .

А. М. Горчаков просил Валуева для Варшавы, но Александр II отказал ему, назначив Валуева управляющим Министерства внутренних дел. Став во главе ведущего российского министерства Петр Александрович сразу же начал действовать. 15 июля 1861 г. он посылает генерал-губернаторам Северо- Западного и Юго-Западного краев запрос по предложению употреблять для борьбы с манифестантами особые ускоренные полицейские суды. Вопрос этот он поставил так остро, что требовал ответ телеграфировать незамедлительно. В июле 1861 г. Валуев представил Александру II "Памятную записку" о мерах к прекращению волнений и беспорядков в Западном крае ⁴ . В ней он ратовал за усиление войск, расположенных в Западных губерниях, немедленное разоружение местного населения, реквизиционное продовольственное обеспечение войск и т. д.

В связи с тем, что польское национально-освободительное движение распространилось на западные губернии - Белоруссию, Литву и Правобе-

стр. 25

режную Украину, Валуев 5 августа 1861 г. добился утверждения "Положения о временных полицейских судах", направленного на более быстрое разбирательство в судебно-полицейском порядке всех дел, связанных с нарушением общественного спокойствия в пределах "строгой законности" ⁵ .

Валуев резко выступал против безудержного произвола виленского генерал- губернатора В. И. Назимова: "Ген. Назимов по-прежнему принимает меры административного произвола, без последовательности, толку и успеха" (с. 108). 24 августа 1861 г. Валуев получил из Вильно известие об объявлении военного положения. В телеграмме на имя Валуева Назимов сообщал: "Военное положение объявлено, это необходимо. Достоинство правительства того требовало, чтобы не дойти до положения, в котором находится ныне Царство Польское" ⁶ . Валуев был возмущен: "Где, когда, почему - неизвестно. Генерал-губернатор счел даже излишним меня известить об объявлении". Осторожный и хитрый Валуев не стал обострять отношений с Назимовым, зная его близкие отношения с монархом, но оставить своеволие генерал-губернатора без последствий он не мог. Он принял меры по ужесточению контроля за действиями генерал-губернатора Северо-Западного края, что, конечно, не могло понравиться последнему. Валуев составил инструкцию виленскому генерал- губернатору, в которой были намечены меры по борьбе с польским национально-освободительным движением. Зная о "недостатке дисциплины" у Назимова и покровительстве к нему со стороны императора, осторожный Валуев дал эту инструкцию на просмотр Александру II, который написал на ней: "Весьма дельно". Валуев понимал, что инструкция Назимовым вряд ли будет исполняться, но то, что она будет представлена последним государю, он не сомневался; поэтому стремился, опережая события, получить монаршье одобрение своих предложений (с. 109 - 113).

Оценивая в целом свои взаимоотношения с генерал-губернаторами, Валуев признавал, что они были "щекотливы, натянуты, часто неприятны". Причинами столь натянутых отношений между министром и генерал-губернаторами, Валуев считал то, что "неурядица проистекала преимущественно от двух обстоятельств: от тех прямых личных отношений в которые генерал- губернаторы были поставлены к государю их военным званием и его личным выбором, и от той самой мысли о необходимости соединения в одних руках военной и гражданской властей". Валуеву были очевидны растерянность и неспособность высших правительственных чиновников в польских делах. Подобная обстановка царила и в среде членов царской фамилии. Характерен его разговор с великой княжной Марией Николаевной 12 октября 1861 г.: "Она очень встревожена настоящим положением дел и говорит: "Нас всех отсюда выгонят через год" (с. 322, 119).

Непростые отношения сложились у Валуева с маркизом Велепольским которого предложил на пост директора Комиссии просвещения и духовных дел Ю. Я. Энох. Он показал наместнику Царства Польского М. Д. Горчакову брошюру Велепольского "Открытое письмо к Меттерниху", изданную в 1846 г., где тот утверждал, что будущее Польши в сближении со славянской Россией. Горчаков вызвал Велепольского в Варшаву и предложил этот пост ⁷ . Маркиз согласился при условии, что будет выполнен его проект реформ в Царстве Польском.

12 марта 1861 г. Валуев ознакомился с предложениями маркиза по польскому вопросу. На следующий день состоялся Совет министров, где достаточно остро обсуждались эти предложения. Александр II, раздосадованный ходом Совета, дал распоряжение подготовить соответствующие указы (с. 84 - 85). На следующий день император подписал ряд указов но Царству Польскому, в том числе и об образовании Комиссии просвещения и духовных дел во главе с маркизом Велепольским. Так состоялось вступление маркиза во власть.

Оно не было случайным. "Русской партии, - отмечал В. Д. Спасович, - между поляками совсем не оказалось, на стороне движения стояли только либо явные враги, либо тайные недоброжелатели России, либо, наконец,

стр. 26

двуличные трусы, угождающие и той и другой стороне" ⁸ . Правительство, озадаченное ходом событий в Царстве Польском, хотело создать в нем "правительственную партию", причем во главе ее поставить "именитого" поляка. Как отмечал Валуев, только один маркиз Велепольский изъявил желание оказать в этом деле "содействие правительству". Причем решимость и твердость, с которыми он с самого начала движения "отдалился от своих соотчичей", позволяли надеяться на его стойкость. "При его уме, знании местных нужд и влиянии, предоставляемых ему средств надлежало ожидать, что он привлечет к себе других. Во всяком случае... факт, что именитый поляк становился в ряды правительства и правительство оказывало ему доверие, уже имел неоспоримое значение" (с. 339). Сам Велепольский клялся в любви к России, он признавался Бисмарку, "что он считает своих соотечественников неспособными управлять собой при наличии полной независимости и что он полагает возможным дальнейшее развитие Польши на длительное время только под охраной и руководством русской императорской короны" ⁹ .

Маркиз быстро набирал силу, и уже через месяц Валуеву стало ясно, что делами Царства правит не князь Горчаков, а Велепольский ¹⁰ . 26 марта 1861 г. последовал указ об упразднении оппозиционного маркизу Земледельческого общества. Накануне была распущена "Делегация", являвшаяся в течение сорока дней настоящей властью в Варшаве. Власти тоже пришлось поступиться своими людьми в Царстве Польском, так был уволен от должности директор правительственной комиссии внутренних дел и народного просвещения П. А. Муханов, ярый "русификатор", вызывавший к себе всеобщую ненависть поляков. Если изгнание ненавистного Муханова удовлетворило польское общество, то разгон Земледельческого общества и "Делегации", напротив, вызвал резко отрицательную реакцию во веек слоях польского общества. Указ от 26 марта 1861 г. расценивался как отказ правительства от программы автономии Царства Польского и как посягательство на национальные права ¹¹ . В тот же день в Варшаве возобновились волнения.

На репрессии властей народные массы ответили новыми демонстрациями. После кровавого столкновения в Варшаве фактически установилось военное положение. Только под давлением вооруженной силы удалось прекратить на некоторое время манифестации в Варшаве и других городах. Но движение не прекратилось, оно приняло форму пассивного сопротивления и подпольной деятельности. Роспуском Земледельческого общества, кровавым подавлением манифестации в Варшаве в начале апреля 1861 г. закончился период некоторого равновесия сил. "Даруя милости", стягивая войска, опираясь на маркиза Велепольского, власти начали подготовку к полной ликвидации польского народного движения. Однако эти планы и расчеты были опрокинуты мощным подъемом освободительного движения осенью 1861 года.

С апреля до августа 1861 г. ничего не изменилось в Царстве Польском. Маркиз пользовался поддержкой наместника М. Д. Горчакова, но в мае последний умер, а через два дня наместником был назначен Н. О. Сухозанет, отношения с которым у строптивого Велепольского не сложились с первого же дня, да и не могли сложиться. Бывший военный министр с самого начала повел жесткую политику, с которой поляк Велепольский никак не мог согласиться. Стало ясным, что тандем Сухозане-Велепольский нежизнеспособен. Генерал торпедировал все инициативы маркиза, противостояние с каждым днем все усиливалось, отнюдь не способствуя стабилизации положения в Царстве. Несмотря на активность Велепольского, объявленные реформы не выполнялись. Маркизу не оставалось ничего другого, как подать прощение об отставке, "не признавая возможным при таких условиях служить с пользою императору и царю, как повелевают ему его лояльные чувства и благо Родины" ¹² . Государь приказал маркизу оставаться на своем месте до приезда вновь назначенного наместника графа К. К. Ламберта. С августа 1861 г. возобновились массовые манифестации.

Велепольский выступил с программой умиротворения края, гарантией чему он считал привлечение землевладельцев и буржуазии на сторону влас-

стр. 27

тей. Он требовал "признания полной национальной и административном автономии Царства, независимости гражданского управления от военного и учреждения министерств вместо комиссий, слияния должности варшавского военного губернатора с должностью министра внутренних дел и полиции, полной реорганизации канцелярии наместника и ограничение ее деятельности вопросами военного управления, введение польского языка как официального и национальной формы" ¹³ .

Граф Карл Ламберт стремился успокоить умы, он был настроен против репрессивных мер, рекомендуемых Велепольским. Однако, пытаясь навести порядок в Царстве, Ламберт 2 октября 1861 г. ввел военное положение ¹⁴ . Велепольский, не согласный с этим шагом наместника, которого он называл "своим Гамлетом", подал в отставку, но она не была принята. Валуев критически относился к правлению Ламберта, неоднократно сетовал на то, что тот "ничего еще не сделал в Царстве", ему было очевидно, что он не в состоянии навести порядок в Царстве Польском, его пассивность только усугубляла ситуацию, ни о какой стабилизации обстановки не могло идти и речи. Власти становилось ясно, что Ламберт не справляется с возложенными на него обязанностями и не в состоянии изменить ситуацию в Царстве. Встал вопрос о замене наместника. Наместничество Ламберта длилось ровно месяц.

Ему на смену вновь пришел генерал Сухозанет - "человек ограниченный, который вел с обществом борьбу из-за фуражек и национальной одежды, он без ведома Велепольского произвел аресты лиц, которых считал неблагонадежными и сделал выговор самому маркграфу" ¹⁵ . Это было второе пришествие Сухозанета на польскую землю за последние полгода. Он не успел забыть, что не без помощи маркиза был снят с должности в сентябре. Теперь он решил свести с ним счеты, совершенно не думая, что от этого пострадает дело. Сухозанет, который, по словам Валуева, относился к маркизу с "самой свирепой старческой злобой", донес императору, а тот послал в Варшаву телеграмму: "Велепольский не может быть долее терпим в Варшаве и поэтому объявите ему мое приказание о немедленном отправлении сюда. Если он осмелится ослушаться, то арестовать в цитадели и донести" ¹⁶ . Валуев выразил сомнение относительно "двусмысленных действий" Велепольского и принял маркиза. Последний произвел на него благоприятное впечатление. "Он умен, упрям, - писал Валуев, - и сознает выгоду своего положения и слабость нашего" (с. 125). Позже, на совещании у Александра II Валуев взял Велепольского под защиту, дав отпор генералу Сухозанету, резко выступившему против маркиза.

Велепольский пробыл в Петербурге с ноября 1861 г. до июня 1862 года. Он оставался "постоянным членом Государственного совета Царства Польского и принимал участие в выработке законодательных проектов, заседал в различных комитетах и комиссиях, где "высказывал свое мнение и советы". Велепольский и Валуев оба понимали: реформы немыслимы без законности, а последняя невозможна при военном положении и постоянных вторжениях военной администрации в дела гражданской, в гражданское управление краем. Несмотря на то, что в вопросе разделения властей Велепольского поддерживал ряд министров, в том числе и Валуев, эта идея не получила поддержки императора, заявившего маркизу, что "разделение властей немыслимо при военном положении и что нельзя ослаблять принцип власти" ¹⁷ .

При личных встречах Велепольский сумел убедить царя в том, что в Царстве Польском готовится вооруженное восстание, что подпольная агитация усиливается и единственное средство для предотвращения выступлений - неотложное создание гражданского управления с приданием ему значительных прав и назначением во главе его поляка ¹⁸ . Валуев был солидарен со многими взглядами Велепольского относительно умиротворения Польши, поддерживая его реформы при прохождении их через различные правительственные комитеты и комиссии, улаживая конфликты, которые возникали у "строптивого маркиза" с представителями столичной власти. 27 февраля 1862 г. Валуев встретился с маркизом у княгини Е. П. Кочубей, где состоялся разго-

стр. 28

вор о "новых предположениях по управлению Царства", после чего он заметил: "Опасаюсь, что при узком взгляде на дело некоторых здешних государственных мужей все кончится скандальным разрывом". А между тем чехарда со сменой власти в Царстве Польском продолжалась. Власть не могла навести порядка, рассчитывая, что каждый новый наместник сумеет решить вопросы, стоявшие перед властью. Последняя никак не могла понять, что дело не в личности наместника, а в той политике, которая проводилась в Польше. На смену Ламберту и Сухазанету пришел А. Н. Лидере. Валуев, внимательно следивший за развитием событий в Царстве Польском и бывший в курсе всего, удивлялся, почему все "русские, варшавские деятели смотрят па польские дела сквозь очки тридцатых годов" (с. 149, 128). Он резко возражал против идеи В. И. Назимова, предлагавшего восстановить границу между Царством Польским и Западным краем с целью воспрепятствовать проникновению из Царства Польского "революционной пропаганды" ¹⁹ .

Валуев писал, что требовать от поляков, чтобы те "забыли Стефана Батория и Яна Собесского, чтобы помнили Иоанна Грозного и забыли Мицкевича, чтобы читать Пушкина и Карамзина, очевидно невозможно. По мы должны требовать, чтобы они примирили воспоминания о Собесском и Батории с памятью о Иоанне III, собирателе русской земли, о Грозном, о Петре Великом, о Екатерине, Александре I и императоре Николае I, примирили чтение Мицкевича с чтением Пушкина и Карамзина". Но в то же время он подчеркивал, что поляки "мало верят нашему уменью и, зная наши слабые стороны, испытав столько раз наши ошибки, не только нас не любят, но и мало уважают". Валуев никогда не подвергал сомнению, что Польша должна быть крепкой частью России в политическом отношении и ни в каких назимовских предложениях об искусственном возведении границ с Россией она не нуждается. Впрочем, в данном случае он более чем туманно рассуждал о том, что для "совершения или даже для начала примирения нужно даровать что-нибудь полякам, а чтобы даровать что-нибудь им, нужно даровать и русским, если не более, то, по крайней мере, то же самое". Под этим "что-нибудь" и "тем же самым" Валуев подразумевал представительство, причем не только в масштабе Царства Польского, а для всего государства Российского. Позже он писал: "Чтобы Польша окончательно влилась в Россию, и с нею сроднилась, нужно, чтобы русскому народу была дарована политическая жизнь. Народ, которого политические права ограничиваются правом платить подати, правом ставить рекрут и правом кричать ура!, еще не имеет ассимиляционных сил. Мы постоянно забываем, что кроме усложнения польского вопроса различием вероисповеданий, он затруднен различием степеней гражданской цивилизации и памятью прошедшего". Валуев был убежден, что "польский, западный, прибалтийский, быть может другие грядущие вопросы этого рода разрешимы не в Варшаве, Вильно, Риге, Тифлисе или Иркутске, а в Санкт-Петербурге и в Москве" (с. 340 - 342). Позже он вернется к этому вопросу, непосредственно приступив к разработке проекта российской конституции, и толчком к этому послужат новые события в Царстве Польском.

Александр II, зная компетентность и заинтересованность Валуева в польских делах, старался максимально задействовать его, привлекая к работе в различных комитетах, совещаниях и советах, хотя и понимал, что точка зрения министра внутренних дел не всегда совпадает со взглядами большинства членов правительства. 3 февраля 1862 г. его назначают в новый комитет по вопросу о прошениях римско-католических епископов Царства Польского.

В начале 1862 г. вновь поднимается вопрос о назначении Валуева наместником в Царство Польское, чего настойчиво добивались великий князь Константин Николаевич и министр народного просвещения А. В. Головний. При этом предлагалось, чтобы военное управление было отделено от гражданского, а командующий войсками был подчинен наместнику. Валуев скептически относился к проискам "константиновцев", зная, что император будет против его перевода в Варшаву: он нужен был монарху в Петербурге. Его активная деятельность по проведению в жизнь крестьянской реформы, ки-

стр. 29

пучая реформаторская деятельность по разработке церковной, земской, городской и цензурной реформ делали все попытки вел. кн. Константина Николаевича и его сторонников, желавших избавиться от деятельного и все больше входящего в фавор министра, безрезультатными. Валуев являлся генератором многих реформаторских идей. Попытка свалить его, направив в Польшу, не удалась. Валуев писал об этом: "Меня... прочат в Варшаву. О последней я сам часто думаю. Чтобы меня удалить отсюда, Варшава может действительно служить лучшим предлогом. Кроме меня мало кто знает Царство Польское" (с. 156).

24 мая 1862 г. состоялось совещание у императора, на котором Валуев вместе с А. М. Горчаковым отстаивал мысль о подчинении гражданского управления в Царстве Польском маркизу Велепольскому. Создается впечатление, сетовал Валуев, что весь ход дел в Царстве Польском зависит от первого слова государя и никак не зависит от каких-либо чрезвычайных обстоятельств. Анализируя точки зрения каждого из участников совещания - А. М. Горчакова, В. А. Долгорукова, Д. А. Милютина, В. Н. Панина, В. П. Платонова и А. П. Лидерса, Валуев с горечью замечает: "Четырнадцать месяцев анархии, военного положения и разного рода неудач, будто не протекали". Крайне резкую позицию по поводу назначения Велепольского на "поприще гражданских и государственных дел" высказал наместник А. П. Лидере, прямо заявивший, что если Велепольского назначат начальником гражданского управления, он вынужден будет оставить место наместника Царства Польского. Валуев по этому поводу заметил: "ограниченность Лидерса на поприще гражданских и государственных дел очевидна и он не надеется справиться с Велепольским". Государь обещал "прислать" ему другого помощника (с. 162).

Валуев был неудовлетворен решениями совещания, он понимал: решение польского вопроса опять повисло в воздухе, у правительства пет альтернативы Велепольскому, так как у него нет другого "именитого поляка" в запасе кроме строптивого и крутого в своих действиях маркиза. Но умный и дальновидный Валуев понимал и то, что монарх склоняется к кандидатуре Велепольского, и предоставление ему столь значительной роли - вопрос времени. И Валуев был прав. Император вернулся к вопросу о назначении Велепольского очень скоро. Уже 9 мая 1862 г. на совещании в Царском Селе он предложил вопрос о назначении Велепольского решать вместе с назначением наместником в Царство Польское одного из членов царской семьи и отменой военного положения. Император намеревался назначить наместником вел. кн. Михаила Николаевича, но Валуев сообщил Александру II, что до встречи с ним встречался с великим князем и тот "в большом смущении и со слезами на глазах говорил, что он не приготовлен к той задаче, которую исполнять призывается". По мнению Валуева, вместо вел. кн. Михаила Николаевича, не желающего ехать в Польшу, нужно послать туда вел. кн. Константина Николаевича. Александр II заявил, что "Константин Николаевич ему здесь нужен". Состоялся Совет министров, после чего государь переговорил с братьями и "окончательно предназначил в Варшаву Константина Николаевича" (с. 166 - 167).

Получил новое назначение и Велепольский, что вызвало неоднозначную реакцию у представителей столичной власти. Валуев в отличие от многих считал, что это назначение удачно и должно принести плоды, хотя и видел в личности маркиза много отрицательных черт, затруднявших реализацию тех задач, которые ставило перед ним правительство. Валуев был краток в оценке маркиза: "Кроме Велепольского не на кого опереться, а он тяжел и крут..." (с. 168). Когда император пригласил Велепольского на аудиенцию в Царское Село, Валуев накануне встретился с маркизом и дал ему несколько советов, чтобы это свидание "оставило в государе благоприятное впечатление". Валуев связывал с Велепольским подвижку в польских делах при новом наместнике.

Вел. кн. Константин Николаевич был доволен новым назначением. При дворе это вызвало удивление, в том числе и у венценосного брата, заметив-

стр. 30

шего в разговоре с Валуевым, что он этого "не ожидал". Правда Константин Николаевич жаловался Валуеву, что "приносит себя в жертву" - он и в Петербурге имел "великолепное положение". Но Валуев видел, что этот разговор - только "для отвода глаз". Всем своим видом вел. кн. подчеркивал, что доволен назначением его в Польшу, давно думал об этом и надеется на успех.

Валуев прекрасно понимал: назначение наместником царского брата - мера вынужденная, она была следствием событий, лавинообразно развивавшихся в Царстве Польском с начала 1861 года. Он считал, что "гнилое управление" М. Д. Горчакова начало рушиться при звуке первого залпа, огласившего варшавские улицы по приказанию генерала В. И. Заболоцкого. "Оно было гнило и по наследию от управления фельдмаршала князя Варшавского, и по внутреннему составу, и по началам, на которые оно опиралось или которыми оно руководствовалось, и по свойству его отношений к центральной и высшей государственной власти. При первом явном столкновении русского правительства с польским революционным движением нравственное превосходство осталось за сим последним" (с. 337). Эта достаточно смелая мысль министра внутренних дел точно определяла его позицию по польскому вопросу.

Близко зная вел. кн. Константина Николаевича, Валуев более чем скептически относился к его назначению. Он видел, что тот едет туда как на праздник, прихватив с собой беременную жену, еще более чем муж желавшую править Царством Польским. Крайне сложная обстановка, чреватая взрывом, вероятно не беспокоила либерально настроенного царского брата. Он не понимал, что само назначение его - представителя царствующего дома - вызовет ответную реакцию польских шляхтичей, добивавшихся восстановления конституционного строя в Царстве Польском и получения независимости.

Не насторожило великокняжескую чету и покушение 15 июня 1862 г. в Варшаве в Саксонском саду на наместника Лидерса., в результате чего тот был тяжело ранен. Валуев с возмущением писал: "Замечательно, что полиция не могла схватить злодея". Но более всего удивила его реакция власти, на это покушение, смутившая многих, готовых считать ошибкою все сделанное в последнее время: и назначение великого князя, и назначение Велепольского, и упразднение Варшавского генерал-губернаторства. 19 июня 1862 г. вел. кн. Константин Николаевич с небольшой свитой отбыл в Варшаву. Через два дня на нового наместника Царства Польского было совершено покушение Л. Ярошинским. Говоря о состоянии Александра II после покушения на брата, Валуев заметил: "быть подавленным не следует, но нужно вовремя решиться у нас и не делать, как в Польше, всего только тогда, когда это делать уже поздно" (с. 177, 180).

Валуев считал, что "весь ряд правительственных распоряжений по делам Царства с февраля 1862 г. до назначения вел. кн. наместником и Велепольского начальником гражданского управления был в сущности не чем иным, как рядом уступок и рядом безуспешных попыток выйти из затруднительного и не соответствующего достоинству империи положения в отношении к Царству" (с. 338). Более того, он был убежден, что "попеременные" назначения наместниками в Польшу после М. Д. Горчакова К. К. Ламберта, Н. О. Сухозанета и А. П. Лидерса отнюдь не соответствовали ожиданиям; напротив, польские волнения перекинулись на западную окраину империи. Надлежало, полагал Валуев, выйти из "заколдованного круга" законодательных и распорядительных неудач.

Чрезвычайно жесткую позицию занял он по поводу адреса на высочайшее имя от дворян Каменец-Подольска, принятого ими на общем собрании 19 сентября 1862 года. В нем говорилось о присоединении Подольской губернии к Царству Польскому: "Положение нашего края безотрадно, народ без образования.., промышленность лишена капиталов и подавлена чрезмерными процентами, хлебная торговля... оторвана от иностранного сбыта, поземельная собственность без кредита.., узаконения противны обычаям, пре-

стр. 31

даниям и прогрессу общественных понятий, исполнение права обессилено чуждой стране бюрократией..., край без органов, избранных из среды своей для руководства. Положение такое, возникшее вследствие разобщения нашего с Царством Польским, затрудняет окончательное устройство крестьянского дела и угрожает решительным упадком края, ежели не будет восстановлено административное единство его с краем, имеющим по отношению к нему одинаковые потребности, одни предания, тождественные понятия о гражданской и религиозной свободе и общие пути развития в будущем" ²⁰ .

Губернатор пытался замять вопрос, убеждал предводителей дворянства не делать "противозаконного заявления", но адрес был подписан 225 дворянами Подольской губернии. Он представил адрес министру внутренних дел. Получив его 1 сентября 1862 г., ознакомившись с "неурядицей" в Западном крае и сделав вывод, что "местные власти очевидно растерялись", Валуев доложил о нем императору. Через три дня на заседании Совета министров было рассмотрено представление Валуева по поводу "противозаконного" прошения подольского дворянства. По высочайшему повелению были отстранены от должности и преданы суду Сената 13 человек - предводители дворянства А. Л. Садовский, Э. К. Роникер, И. В. Родзеовский, Ф. -Л. Собанский, Л. В. Скибневский, И. М. Хелминский, Л. К. Пеньковский, Я. К. Сулятицкий и др. Валуев предлагал кроме предания суду предводителей дворянства "упразднить" Подольскую губернию, "переформировав ее границы", подчеркнув что "слова, произнесенные подольским дворянством в его адресе, должны быть его последними словами" ²¹ . Никто из членов Совета министров не поддержал валуевское предложение. Суд над предводителями дворянства Подольской губернии был скорым, Садовский был приговорен к заключению в каземате Никольской куртины Петропавловской крепости на два года, остальные там же на один год и два месяца с правом выбора места жительства в любой губернии России, кроме Западного края и Петербурга. Наученный горьким опытом дворян Подольской губернии, Валуев приложил руку к отмене дворянских выборов в западных губерниях.

Валуев понимал, что польский нарыв прорвется,, и события в Польше получат продолжение в России. Выжидательная политика Александра II и пассивность наместника Царства Польского к добру не приведут, нужны немедленные действия, причем продуманные и четко скоординированные; любое промедление в решении польского вопроса было чревато крупными неприятностями для правительства. "Ни к кому доверия нет. Полиция не организована. У нас также горизонт не розовый" (с. 192).

На допросе Ярошинский заявил, что "хотел убить наместника и что они, т. е. поляки, решились на то, чтобы убивать всех наместников, которых к ним будут посылать". Власть не сделала никаких выводов. Упразднение Варшавского генерал-губернаторства и назначение вел. кн. Константина Николаевича наместником, считал Валуев, было ошибкой. Несмотря на резкое возрастание числа арестов, беспорядки, нападения па воинских чинов и убийства к концу 1862 г. заметно участились. Вел. кн. Константин Николаевич был вынужден ввести в Царстве Польском военное положение. Валуев на этот счет заметил: "Если у наших начальств не будет недостатка в энергии, то дело может повернуть к лучшему. Лопнувший нарыв лучше, чем скрытое гниение" (с. 180 - 181, 201).

Оценивая обстановку, сложившуюся накануне восстания, Валуев возмущался, что из Царства Польского не поступают никакие сообщения о готовящихся смутах. Отсутствовали известия о действиях, намерениях и размышлениях местных властей. "Наша полиция знала по обыкновению мало и выведывала плохо, как будто настало вообще обычное перед бурей затишье. Буря была близко" (с. 346). Эту бурю чувствовал министр Валуев, а отнюдь не государь и правительство. "Вооруженное восстание было задумано давно, только без установления даты его начала. Журнал "Bacznoc" опубликовал его программу в июле 1862 года. Ю. К. Яновский - секретарь Центрального комитета говорил о нем как о решенном факте уже с декабря 1862 г." ²² .

стр. 32

Валуева поражала полная индифферентность власти, ее халатность и полное безразличие к событиям, происходившим накануне вооруженного восстания. Он пытался достучаться до власти обратить ее внимание на состояние дел в Царстве и западных губерниях. Так, 27 декабри 1862 г., в канун польского вооруженного восстания, Валуев на заседании Западного комитета довел до Александра II "Дополнительные соображения к очерку положения дел в Западном крае". Император заявил, что он "с ними вполне согласен, хотя и не предрешает дальнейших по сему предмету соображений комитета". Валуев предлагал меры борьбы против польского влияния в Литве, Белоруссии и на Правобережной Украине, для окончательного соединения Западного края с Россией. Отношение Александра II к валуевскому предложению еще раз показало, что власть не осознавала в полной мере крайнюю остроту обстановки в Царстве Польском и Западном крае. По прошествии лет Валуев, вспоминая заседание Западного комитета, писал: "Мои предположения, внесенные в Западный комитет, не привели ни к каким результатам. Комитет выждал... мятежа 1863 г. и тогда... перебросил принадлежавшую ему инициативу в руки генерал-губернаторов" (с. 198, 346).

Особенно остро Валуев чувствует напряженность обстановки в Царстве Польском и Западном крае с наступлением нового 1863 г.: "положение дел серьезное. Военного начальства в Польше нет", "из Польши ничего решительного. Милютин вял. Горизонт заволакивает. Единства нет в направлении дел" (с. 206, 207). Валуев видел, что все попытки найти компромисс, удовлетворив наиболее скромные требования оппозиции, не дали результатов, началось сильное патриотическое движение за независимость Польши. В январе 1863 г. подпольное движение переросло в вооруженное восстание, начавшееся нападением повстанцев на солдат ряда гарнизонов. А император продолжал наставлять своего наместника, напоминая ему: "надо твердо идти по предназначенному пути главным основанием которого должна быть неразрывная связь Царства с Россией".

Уже первая депеша из Варшавы, с которой ознакомил Валуева император, насторожила министра. 30 убитых и втрое больше раненых, войска в первые дни восстания по большей части "находили возможность строиться и отражать нападение". Сообщение с Варшавой было прервано, "телеграфические нити" перерезаны. Железная дорога от Варшавы до Белостока испорчена. Первая станция от Белостока Лаппы в руках мятежников. Валуев отмечает, что до восстания "военные диспозиции" были невероятно плохими. Он сетует на медленную отправку гвардии для подавления мятежа. Впрочем и после ее отправки он пишет: "В Польше теперь 87 тыс. войска, в Виленском ген. губернаторстве более 70 тыс., в Киевском более 50 тыс. При этих громадных средствах какие жалкие результаты" (с. 201, 202, 207).

14 января 1863 г. Валуев подает Александру II представление о мерах, необходимых, по его мнению, на границе Царства Польского с империей. Он предлагал "объявить о военном положении все уезды западных губерний, сопредельных с Царством Польским, в случае появления в них шаек мятежников разрешить отрядным начальникам производить суд и исполнять приговоры по военным законам". Высочайший рескрипт от 14 января 1863 г. учел все валуевские предложения, предоставив генерал-губернаторам Н. Н. Анненкову и В. И. Назимову чрезвычайные полномочия в случае возникновения восстания. На следующий день Валуев посылает В. А. Долгорукову для передачи Александру II записку о мерах, которые надо предпринять в Царстве Польском. Он предлагал обеспечить безопасность железных дорог и телеграфа, ввести мобильные войсковые соединения, создать институт общинных властей, ответственных за безопасность населения, и подумать о системе контрибуции, что делается всюду, где подавляется восстание. В заключение он предлагал, в случае если восстание перекинется в западные губернии, ввести там такие же меры ²³ .

По предложению Валуева было объявлено военное положение во всех сопредельных с Царством Польским уездах Западного края. В первые дни

стр. 33

восстания он трезво оценил обстановку и действовал жестко и целенаправленно, отдал приказ губернаторам Западного края о запрещении помещикам отлучаться от мест своего жительства и доведении этого запрета до помещиков через полицию и под расписку.

Напуганные польским восстанием такие горячие головы, как граф СП. Сумароков, предлагали обойтись с поляками из западных губерний так, как обошелся Наполеон с жителями Ниццы, не признававшими себя французами, то есть лишить их "права русской национальности" и заставить их, продав свои имения, выселиться в Польшу. Валуев резко выступил против такого предложения. "Разве Польша, - спрашивал Валуев, - не подвластна русской короне? Разве Западный край - город или уезд? Можно ли заставить землевладельцев 9 губерний продать их имения? Кто их купит?... Мне не дают никакого ответа, но остаются при своем". По этому поводу Валуеву пришлось объясняться с государем. 25 января 1863 г. после всеподданнейшего доклада министра внутренних дел Александр II сказал Валуеву: "Вы не догадываетесь, в чем Вас обвиняют. Говорят, что Вы покровительствуете полякам, и опасаются Вашего влияния. Понимаете ли Вы это?". Валуев не растерялся и ответил: "Конечно, государь я это достаточно понимаю. Я борюсь со злостными мерами, которые другие хотели бы видеть осуществленными в отношении поляков". Валуев догадался, кто донес на него императору, решив, что "это Шувалов передал мысль Назимова" (с. 204 - 205).

На правительственном уровне он пытается доказать, что надо изменить стратегию борьбы с польскими мятежниками, отказаться от привычного силового давления, предоставить Польше культурную автономию и путем конституционной реформы вернуть поляков в лоно Российской империи. Монарх и правительство к советам министра внутренних дел не прислушивались, пытаясь привычными и уже испытанными в том же Царстве Польском методами усмирить мятежников путем грубого насилия. Правительство топталось на месте, вел. кн. Константин Николаевич "обещал энергию", в Польшу посылались "контролеры", а наместник "ожидал благоприятного исхода дел".

Неспособность варшавской администрации навести порядок заметно изменила отношение Валуева к Велепольскому, которого он, как и наместника, считал повинным в том, что пожар восстания разгорелся, и притом не без их участия, а точнее - бездействия. Дифирамбы в адрес "железного" маркиза сменились резкой критикой начальника гражданской администрации. Совместную деятельность вел. кн. Константина Николаевича и маркиза Велепольского Валуев назвал "злополучным, но необходимым опытом наместничества". Валуев чувствовал, что непринятие своевременных и кардинальных мер приведет в конечном счете к расширению восстания. Отряды мятежников растут. Валуев полагал, что возмущение поляков питается надеждой на вмешательство Европы в польские дела, и чем дольше длится борьба в Царстве, тем более эта надежда "крепнет и оправдывается". Поэтому он был сторонником активных действий по наведению порядка в Царстве Польском. "Чем далее длится дело, тем оно становится хуже", - заключал Валуев.

Он с тревогой писал о депешах из Европы, предвещающих дипломатическую бурю, а вслед за нею, быть может, и бурю военную (с. 210, 213, 337). Именно опасность "военной бури" и побудила Валуева вернуться к "заветной мысли", к которой он неоднократно, но безуспешно, возвращался в 1861- 1862 годах. События в Царстве Польском и Западном крае в начале 1863 г. породили у него надежду на реализацию своих планов. Этой "заветной мыслью" было введение представительных начал в управлении Россией.

13 февраля 1863 г. он изложил свой план реформирования Государственного совета. "Всемилостивейший Государь, - взывал министр внутренних дел, - даруйте любезноверной Вам и Вам верноподданной России политическое первенство перед крамольною Польшею. Дайте России, на пути развития государственных учреждений шаг вперед перед Польшею" ²⁴ . Выдвинув мысль о введении представительства в России "перед" Польшей, Валуев

стр. 34

надеялся, что, подход к этой задаче в тандеме "Россия-Польша" позволит быстрее убедить императора в необходимости введения в стране конституции, что в конечном счете укрепит пошатнувшееся положение правительства и ускорит решение польского вопроса в целом.

"В моей записке, - писал Валуев, - вопрос о преобразовании Государственного совета был связан, и до сих пор думаю верно и удачно связан, (с) польским вопросом" (с. 349). В соединении с Россией Польша, считал он, может иметь политическое представительство не иначе как в том духе и смысле, которые выработаны историей России, а не по какому-нибудь "искусственному" типу, равно чуждому и польской и русской истории. Он считал, что "польский вопрос не разрешим без развития в Польше центростремительных сил в отношении России, что исключительное употребление мер строгости только развивает центробежные силы и что без каких бы то ни было представительных учреждений тяготение окраин к центру невозможно" (с. 310- 311). Но "заветной мысли" Валуева не суждено было сбыться. Александр II так и не решился дать России и Польше конституцию. Утопив в крови польское восстание и мятеж в Западном крае, монарх посчитал, что Россия, а тем более мятежная Польша, могут обойтись без конституции.

Валуев понимал, что западные государства имеют свою выгоду в том, чтобы не дать умереть польскому вопросу. Поляки, естественно, могли надеяться рано или поздно на помощь извне. Это отчасти объяснялось и тем, что Царство Польское было областью, смежной с другими частями Польши, перешедшими под владычество других стран. В 1861 г. отмечалось сочувственное отношение к полякам во Франции и Германии. 22 марта 1861 г. был сделан запрос в английской палате общин по поводу варшавских событий. Много позже Валуев придет к мысли, что без надежды на Париж не было бы восстания 1863 г. (с. 341).

Валуев активно участвует в работе вновь созданного Западного комитета, образованного в сентябре 1862 г. и просуществовавшего до декабря 1865 года. Он с удовлетворением встретил воссоздание этого комитета, надеясь оперативнее решить свои - министра внутренних дел - вопросы. "Мне это выгодно, потому что поможет справиться с ген.-губернаторами, в особенности с Виленским. Мне неудобно было одному открыто воевать с Назимовым и вообще напоминать, что генерал-губернаторы мне прямо подчинены". Александр II с началом польского восстания даже просил Валуева по делам Западного комитета принять на себя роль Я. И. Ростовцева в крестьянском деле. Впоследствии Валуев по прошествии лет вспомнит это предложение императора и честно заметит, что "роли Ростовцева я по западным делам не выполнил и вообще не имел на эти дела руководящего влияния. Я думаю, что я мог бы сделать более, чем я сделал" (с. 190, 206 - 207, 347).

А между тем дела в Царстве Польском шли все хуже и хуже. Долготерпение европейских стран не могло быть вечным, затянувшиеся польские проблемы заметно изменили общественное мнение на Западе. Валуев писал: "Между тем на Западе тысячегласный don Basilio прессы вопит против нас. Горизонт сомнителен". Он понимал, что вмешательство Европы в дела России отнюдь не ограничится одними дипломатическими нотами и заявлениями глав европейских государств. "В Париже и Лондоне расшевеливается интервенция", "вмешательство Европы допускать в наши внутренние дела нельзя" (с. 209, 212, 214).

Запад начал активную дипломатическую "интервенцию". 5 апреля 1863 г. послы Англии, Франции и Австрии вручили А. М. Горчакову депеши, полученные ими от своих министров иностранных дел. В английской обосновывалось право вмешательства европейских держав в польские дела со ссылкой на ст. 1 заключительного акта Венского конгресса, указывалось, что Россия не имеет права обращаться с Польшей как с завоеванной страной. Во французской и английской депешах говорилось о необходимости установления мира в Польше, поскольку польские волнения опасны для Европы. В депеше Австрии указывалось на возбуждение умов в Галиции в результате вооружен-

стр. 35

ного восстания в Царстве Польском. Валуев достаточно точно уловил тон депеш отметив, что они "не постановляют определенных" требований. После длительного разговора с английским послом лордом Нэпиром Валуев пришел к выводу: "Он (Нэпир. - А. Г.) и Монтебелло действуют в пользу мира, последний по естественному к тому влечению, первый в особенности по желанию противодействовать наполеоновской политике". Добрые отношения с лордом Нэпиром позволяли Валуеву располагать закрытой для других высших чиновников Российской империи информацией. Так, лорд рассказал министру, что он писал лорду Росселю: если английский кабинет не решается на войну с Россией, то не надо и обнадеживать поляков на помощь извне; на это Россель ответил, что не может этого сделать, ибо не хочет себя "обезоруживать", Россия не пойдет на уступки, если не будет опасаться войны. При этом Нэпир заверил Валуева, что общественное мнение в Англии начинает меняться: ""Times" начинает поворачиваться к миру и... поворот не мог бы быть слишком быстр, но непременно совершится". Валуев считал, что войны с Европой не будет, но этого мнения никто из высших чиновников не разделял. Канцлер Горчаков считал войну возможной - к августу иди даже в июне-июле, западные державы будто бы готовятся к 15 июня.

Но угроза войны витала над Россией, европейские государства были недовольны имперской политикой Александра II в отношении Польши. "Но как-то пахнет гарью. Без войны не обойтись. Быть может она и к лучшему. Все натянуто, все внешние и внутренние отношения", замечал Валуев. В середине июня 1863 г. послы Англии, Франции и Австрии вручили А. М. Горчакову ноты по польскому вопросу. Их суть сводилась к требованиям объявить всеобщую амнистию, организовать народное представительство, назначить поляков на административные должности, обеспечить вободу совести и отменить стеснения, наложенные на католическую церковь, признать польский язык в качестве официального, установить правильную систему рекрутского набора. Англия и Франция настаивали на созыве конференции. Оценивая обстановку, в которой оказалось Министерство иностранных дел, Валуев считал: "Если кн. Горчаков гарантирует сохранение нашего достоинства, то ему будет очень трудно избежать разрыва". В то же время Валуев склонялся к мысли, что лучше было бы дойти до разрыва. По крайней мере, "положение станет определеннее" (с. 214, 220, 225, 229, 230).

Россия должна была ответить на ноты трех европейских держав. 25 июня 1863 г. Александр II собрал в Зимнем дворце "Особый тесный совет" в составе П. П. Гагарина, вел. кн. Николая Николаевича, В. А. Долгорукова, В. Ф. Адлерберга, В. Н. Панина, М. А. Корфа, А. М. Горчакова, Д. А. Милютина, М. Х. Рейтерна, Н. К. Краббе, В. П. Платонова и П. А. Валуева. Обсуждался главный вопрос: уступит ли Россия требованиям Европы или нет, будет ли допущено иностранное вмешательство или нет. В правительстве не было согласия по этому вопросу, что и показал весь ход этого совета. Валуев высказался в пользу решительного отклонения всех предложений, изложенных в нотах, как не соответствующих "достоинству России". Горчаков огласил ответные ноты, которые оказались в русле валуевских предложений.

Российские ноты вызвали бурю не только в Петербурге, но и в европейских странах. Валуев писал: "Из Лондона получено известие, что наша нота произвела там весьма неприятное впечатление", "в Париже наша нота также произвела плохое впечатление". Австрия отклоняет "предложения трех государств" (с. 236, 237). Шеф жандармов Долгоруков писал: "Наполеон задет тоном ответа. Друэн де Люис старается запугать. Австрия лавирует и страшится. Англия собирает силы. Надо вооружаться". Все шло к разрыву дипломатических отношений с Россией, но Валуев трезво оценивал сложившуюся в Европе обстановку. Встречаясь в Петербурге с послами европейских держав, он делает вывод, что во всяком случае с Англией на первое время разрыва не предстоит. Национальное правительство восставшей Польши открыто радовалось обострению отношений между Россией и европейскими страна-

стр. 36

ми. 31 июля 1863 г. оно опубликовало обращение к народам и правительствам Европы, в котором, выразив благодарность за сочувствие, требовало разорвать союз с Россией и открыто признать, что Россия не имеет права владеть Польшей ²⁵ .

Россия не стремилась к разрыву с Европой и уж тем более воевать; страна не была готова к войне, да и европейские державы, во всяком случае Англия, не собирались воевать с Россией. Характерен в этом отношении разговор Валуева с Нэпиром в августе 1863 г. при вручении ответной ноты английского правительства. Лорд, утверждал Валуев, заявил, что "у нас есть три, четыре, шесть месяцев времени, ... если мы до тех пор не кончим, ни за что нельзя будет отвечать и что сам он считает, что к войне мы будем ближе через шесть месяцев, чем... два месяца тому назад" (с. 242). Посол давал понять, что война более возможна, если затянется подавление восстания, правда для флера добавил, что России необходимо ввести конституцию, распространяющуюся на империю и на Польшу. Валуев немедленно сообщил об этом разговоре с лордом Нэпиром Долгорукову, добавив: "посол заявляет, что военная организация революции сделала большие успехи и имеет в настоящий момент ресурсы более крупные, чем от нее ожидали. Он обеспокоен нашим неведением в этом отношении" ²⁶ .

В ходе продолжавшихся бесед с послами общий тон рассуждений об обстановке в Царстве Польском заметно менялся. Не без удовлетворения Валуев писал в сентябре 1863 г.: "расположение французского посольства не воинственное" (с. 248). Чтобы смягчить впечатление о поражении, которое понесла европейская дипломатия в связи с отклонением Россией нот трех держав по вопросу о Польше, Наполеон III 24 октября 1863 г. выдвинул предложение созвать в Париже всеевропейский конгресс для совместного обсуждения мер по умиротворению Европы, то есть фактически для пересмотра постановлений Венского конгресса и разрешения польского вопроса. Россия избежала войны и сохранила свое политическое лицо в Европе. Постепенно вопрос об интервенции потерял свою остроту. С осени 1863 г. Валуев перестал интересоваться мнением послов западных держав по положению в Польше.

События в Царстве Польском развивались стремительно и отнюдь не по сценарию российского правительства. Власть, доведя ситуацию до высшей точки кипения, пыталась умиротворить польских повстанцев. 31 марта 1863 г. был издан манифест, составленный М. А. Корфом, в котором объявлялось "полное и совершенное прощение" тем мятежникам, которые сложат оружие и возвратятся к "долгу повиновения". В этот же день был опубликован указ Сената, составленный Валуевым о распространении действия амнистии на весь Западный край ²⁷ . Несмотря на то, что Валуев был автором сенатского указа об амнистии, он скептически относился к этому манифесту, не надеясь, что он "на деле окажется делом". Как и следовало ожидать, амнистия не произвела должного впечатления ни на поляков, ни на правительства европейских государств.

Валуев прекрасно понимал опасность распространения польского восстания на западные районы. Но далеко не все в правительстве разделяли эту точку зрения. Многие министры считали эти опасения преувеличенными. Время показало, что прав был Валуев. "В Динабургском уезде, - писал он, - разграбили и сожгли 20 помещичьих мыз. В Режицком и Люцинском они перевязали несколько посредников, становых и помещиков и представили их военным начальникам" (с. 320). Через несколько дней мятеж вспыхнул в Могилевской губернии.

Уже в апреле 1863 г. Валуев был вынужден признать, что пожар мятежа захлестнул Западный край, варшавское управление не справляется со сложившейся обстановкой, вел. кн. Константин Николаевич "не на уровне с событиями", к повстанческому движению "пристает верхний слой общества". Он не сомневался, что "возмущение поддерживается только в надежде на вмешательство Европы, но явно также, что чем долее длится борьба в Цар-

стр. 37

стве, тем более эта надежда крепнет и оправдывается" (с. 209, 216, 219 - 220). Настораживает Валуева и то, что Велепольский просит увольнения и вероятно ненадолго будет задержан. Национально-освободительное движение в Царстве Польском и, как следствие, мятеж в Западном крае, показали полную несостоятельность управления в этих регионах. Угроза возникла в самой империи. Валуев не без оснований считал и доказывал правительству и императору, что нужны кардинальные меры по подавлению польского вооруженного восстания и мятежа в приграничных губерниях, поскольку пламя может перекинуться и на внутренние губернии империи. Как министр внутренних дел он обладал соответствующей оперативной информацией с мест.

Валуев пишет о неспособности Назимова, указывает на растерянность Велепольского. О наместнике вел. кн. Константине Николаевиче он скромно замечает: "Не на высоте, - прибавляя при этом, - одним словом плохо!" Ни генерал-губернатор Назимов, ни наместник не держат ситуацию под контролем, они потеряли нити управления. "Положение дел в Царстве Польском нетерпимо. Великий князь явно в руках предателей, или под влиянием страха за свою особу, или, что еще было бы хуже, под влиянием расчетов на возможность отделения Польши под его скипетр" (с. 221, 228).

Обстановка в Польше и приграничных районах становится критической. Наконец колеблющийся и бросающийся из одной крайности в другую Александр II принимает решение расстаться с Назимовым, призвав бывшего начальника Валуева по Министерству государственных имуществ генерала М. Н. Муравьева принять запущенное хозяйство. Назначение Муравьева, ранее прославившегося невероятной жестокостью и ненавистью к полякам, нельзя было расценивать иначе, как одну из мер, направленных на подавление восстания. 17 марта 1863 г. генерал-губернатор Муравьев получил благословение на расправу с восставшими поляками от митрополита московского Филарета.

Между Валуевым и Муравьевым уже давно пробежала черная кошка. Получив новое назначение и еще не приступив к должности, Муравьев попробовал отыграться на министре внутренних дел, обвинив его в том, что тот в бытность Назимова виленским губернатором "стеснял энергию" последнего. В этом его поддержал граф П. А. Шувалов, на что Валуев заметил: "Исподтишка пособляет". В письме Александру II Валуев просил освободить его от должности министра или положить предел "неуместным проделкам" генерала Муравьева. На следующий день 7 мая 1863 г. император вернул письмо Валуеву, сообщив, что имел с Муравьевым весьма серьезный разговор, и надеется, что он на него подействовал. Видя серьезность намерения Валуева покинуть свой пост из-за ложных обвинений, Александр II попросил А. А. Зеленого уладить эксцесс, призвав на помощь патриотические чувства, на что Валуев саркастически заметил: "Не в них у меня недостаток" (с. 223).

Валуев вместе с Муравьевым разрабатывает проект правил "для образования в западных губерниях сельских вооруженных караулов". Этот проект был согласован с шефом жандармов и военным министром. Караулы создавались из местных крестьян по приказу уездного воинского начальника и находились в его распоряжении. В обязанности караула должно было входить учреждение застав, охрана крестьянских селений от нападения повстанцев, осмотр лесов, поимка и преследование повстанцев и т. д. Предложение Валуева было одобрено Западным комитетом и утверждено Александром II ²⁸ .

Сразу же по прибытии в Вильно новый генерал-губернатор писал Валуеву 20 мая 1863 г.: "Дела здешнего края в страшно дурном положении, мятежнические шайки почти везде, и литовские губернии нам почти не принадлежат". Муравьев сообщает о предстоящих смертных казнях в Вильно, а через несколько дней пишет, что политика смертных казней "по-видимому начинает смирять непокорных" и "многие уходят из шаек и ищут случая просить о пощаде" ²⁹ . Вряд ли Валуев полностью верил сообщениям Муравьева, понимая, что тот хочет показать плодотворность проводимой им политики. Тем не менее на основании информации Муравьева и своих оперативных дан-

стр. 38

ных, Валуев делает вывод: "Он распоряжается диктатором, но распоряжается" (с. 226).

Взаимоотношения между Валуевым и виленским генерал-губернатором были очень непростыми. Современники постоянно отмечали "отсутствие сочувствия между Валуевым и Муравьевым". А. И. Дельвиг вспоминал, что большая часть лиц, окружавших государя, в том числе и министр внутренних дел Валуев, ненавидели Муравьева и при всяком случае высказывали свою ненависть: "кричали про него, что он дикий зверь". Е. М. Феоктистов подчеркивал: "министр внутренних дел Валуев - заклятый враг Муравьева". По мнению СП. Зыкова, солидарность "придворной партии", в которую входили Суворов, Валуев, Шувалов и др., "выражалась только в ненависти к Муравьеву". Большинство современников сходилось в том, что Валуев "никогда не упускал случая вредить ему" ³⁰ .

Сам Валуев так объяснял характер этих отношений: "Но мере возрастания популярности Муравьева отношения к нему становились более затруднительными, и его стремление к мерам крайним, произвольным, насильственным приобретало большую силу. Пока он подавлял мятеж, он действовал правильно и ему можно было охотно содействовать. Когда он с мятежниками справился, ...соглашения с ним и содействие ему сделались большею частью невозможными. Наши отношения сначала благоприятные, помрачились. В то время говорили, или, по крайней мере, находили удобным говорить, что я мешал генералу Муравьеву справиться с мятежом" (с. 351). Валуев категорически настаивал на том, что "все, что гр. Муравьев говорит о противодействии петербургских властей и о будто бы к удовлетворению польских притязаний клонившихся намерениях этих властей совершенно голословно" ³¹ .

Римско-католическая церковь в Польше открыто поддерживала повстанцев. Варшавский архиепископ Фелинский 12 июня 1863 г. писал Александру II, высказав свое политическое кредо, которое он впоследствии обнародовал. Император вызвал его в столицу, арестовал и сослал в Ярославль. Валуев приложил руку к тому, чтобы рассерженный император не принял более строгих мер, объяснив ему, что нельзя в столь смутное время в разгар польского восстания оставлять архиепископа Фелинского в Петербурге. Валуев считал, что отношения с папским престолом будут испорчены ссылкой Фелинского, но события в Царстве Польском делают этот шаг по отношению к архиепископу неизбежным. Более того, видя какую роль играет римско-католическая церковь в польском вооруженном восстании и в национально-освободительном движении, он собирался поднять вопрос об этом перед императором. В одной из своих записок Валуев подчеркивал, что основная опасность исходит от ксендзов, к которым необходимо проявлять особую строгость. Он был возмущен воззванием Национального правительства к римско-католическому духовенству, в котором выражалась уверенность, что преследование царских властей не испугает духовенство и оно впредь будет участвовать в борьбе за национальное освобождение ³² .

Беспокоила Валуевъ и пассивность администрации Царства Польского, тем, что огромные военные силы сконцентрированные в Царстве не могут навести порядка; Национальное правительство действует активно, а наместник бездействует. Валуева потрясла дерзкая экспроприация из Главной кассы Царства Польского 25 млн. злотых, а также статья в газете "Wia domosci z Pola Walk", в которой утверждалось, что "задачей Национального правительства является не только развитие всяческих средств, могущих усилить восстание, но также и употребление средств для ослабления врага, путем лишения его средств потребных для войны". Поэтому по приказу Национального правительства и была произведена вышеупомянутая экспроприация на нужды восстания ³³ .

Это событие переполнило чащу терпения власти. В июне 1863 г. Велепольский был отправлен в двухмесячный отпуск за границу, а 31 августа того же года уволен со всех должностей. Валуев, один из немногих высших правительственных чиновников, вначале поддерживал маркиза и был сторонником его новаций в Царстве Польском, но когда вспыхнуло восстание, он отвер-

стр. 39

нулся от своего протеже и уже не прилагал никаких усилий, чтобы удержать маркиза в должности и защитить от нападок петербургской политической элиты. Маркиз оказался ненужным власти и она постаралась побыстрее избавиться от него. Ставка на Велепольского полностью исчерпала себя. Перед властью стояли уже иные задачи - не умиротворение общества, а жестокое и грубое подавление восстания.

Истинное положение дел в Царстве Польском, вероятно, начинает понимать и Александр II. Уже в конце июля 1863 г. он заявил, что вызовет наместника вел. кн. Константина Николаевича для объяснения в столицу. Дела в Царстве Польском стали совсем плохи, пора было спросить и с родного брата. 14 августа 1863 г. наместник прибыл в столицу. А через день после совещания у царя в Красном Селе Валуев записывал: он "произвел на меня самое прискорбное, самое жалкое впечатление. Поручик армейской пехоты не мог бы рассуждать так неприлично, бестолково, и в этих руках Царство Польское в такую минуту? Я не понимаю, что с ним сделалось. Он был прежде умен и деловит, несмотря на многочисленные недостатки. В чьи руки попал он? Что делал он все это время?". Позже Валуев напишет: "после совещания у царя вел. кн. остался в кабинете у государя... Вел. кн. на коленях просил оставить его в Польше, но государь отказал" (с. 234. 351).

Валуев настаивал на том, что для того, чтобы отвлечь крестьян от национального движения, необходимо обратить самое пристальное внимание на их положение. Фактически решался вопрос: за кем пойдет крестьянство, поддержит ли оно повстанцев или останется лояльным. В правительственных кругах сложилось устойчивое мнение, что крестьяне сочувствуют восстанию - "делу шляхты", а если и поддерживают восстание, то только "под давлением террора". Валуев же считал, что даже если крестьяне из Вильно "сохраняют верность правительству", то для верности надо и в Западном крае "облегчить и ускорить выкуп крестьянских угодий". В канун польского вооруженного восстания на заседании Западного комитета 27 декабря 1862 г. рассматривались валуевские "Дополнительные соображения к очерку положения дел Западного края". В них говорилось о необходимости поддержания "взаимного нерасположения крестьян и помещиков" ³⁴ . Впрочем эта мера могла быть действенной только в том случае, если бы правительство пошло навстречу крестьянству, введя обязательный выкуп крестьянских наделов, чем подорвало обязательные отношения между помещиками и крестьянами. Валуев лучше всех в правительстве понимал необходимость этой меры.

Валуев принял самое непосредственное участие в решении крестьянского вопроса, он разработал проект закона об обязательном выкупе крестьянских наделов Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской губерний, а также Инфляндских уездов Витебской губернии (Люцинского, Режицкого, Дри- зенского, Динабургского). Обсуждение валуевского проекта проходило 9 февраля 1863 г. на заседании соединенных комитетов - Западного и Главного. Против Валуева выступили П. П. Гагарин, А. М. Горчаков, В. А. Долгоруков, В. Н. Панин, Н. И. Бахтин, В. Ф. Адлерберг и М. А. Корф. Несмотря на столь серьезное противодействие, вопрос был решен утвердительно. Валуев так оценивал значение этого решения: "эта мера огромной важности и огромных размеров" (с. 207). 1 марта 1863 г. правительство издало закон, по которому в Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской губерниях и Инфляндских уездах Витебской губернии вводился обязательный выкуп, а обязательные отношения крестьян к помещикам прекращались 1 мая 1863 года. Установленный в уставных грамотах оброк понижался на 20%, крестьяне же, находившиеся на барщине, переводились с этого времени на оброк ³⁵ .

Вопрос о месте крестьянства в национально освободительном движении поднимал и редактор "Московских ведомостей" М. Н. Катков в письме П. А. Валуеву от 29 апреля 1863 года. "Теперь в Москве все озабочены слухами народных движений в Витебской и Минской губерниях. Вопрос очень важный и щекотливый. Какое положение должно принять правительство относительно крестьян, которые поднимаются против заговорщиков и врагов го-

стр. 40

сударства, но которые в своем увлечении не способны разбирать, кто виноват, кто нет? Боже сохрани допустить жакерии!" Более того, и сам Валуев, опасаясь перерастания поддержки правительства против повстанцев со стороны крестьян в крестьянские волнения, предупреждал губернаторов о необходимости, не допустить "гражданской войны". По инициативе Валуева "сельской страже", образованной из крестьян, старались не давать огнестрельного оружия ³⁶ .

Разрешение крестьянского вопроса в Царстве Польском власть поручила Н. А. Милютину, чье назначение Валуев воспринял с тревогой. Но император благосклонно встретил милютинский проект. 28 декабря 1863 г. состоялось Особое совещание под председательством царя. Н. А. Милютин, сообщая В. А. Черкасскому и Ю. Ф. Самарину об этом совещании писал, что царь выразил "свое одобрение программы, изложенной в докладе", и далее: "даже Валуев приятно улыбался, храня впрочем упорное молчание" ³⁷ . Валуев же помалкивал, видя благосклонное отношение царя к милютинским проектам. Но он не сдавался, пытаясь всеми силами воспрепятствовать проведению милютинского проекта крестьянской реформы в жизнь, в котором Валуев видел ряд существенных недостатков, не только не способствовавших решению крестьянского вопроса в Царстве Польском, но напротив, усугублявших его.

Валуев решительно протестовал против проведения крестьянской реформы в Царстве Польском, даже частично, за счет государства. "Кн. Гагарин, - писал Валуев, - предлагает вместо выкупа дать землю крестьянам за вознаграждение "из общих налогов", т. е. в даровом виде. Я заметил, что два раза завоевав Польшу мечом, мы собираемся ее купить за чужие деньги у польских крестьян" (с. 226). Валуев понимал, что в целом милютинские реформы - следствие кровавых событий в Царстве Польском. Сама жизнь заставляла идти по этому пути, крестьянская реформа была нужна, но Валуев, как не одобрял "крутые меры", принятые правительством в Царстве Польском и Западном крае, так "и не сочувствовал он радикальным мерам" по крестьянской реформе ³⁸ . 19 февраля 1864 г. были приняты 4 царских указа, в основу которых были положены милютинские разработки. Н. А. Милютин и его команда одержали победу. Валуев проиграл.

О результатах милютинской реформы Валуев писал 28 мая 1866 г. в записке на высочайшее имя "Настоящее положение Северо-Западных губерний". В ней Валуев указывал на то, что действия администрации на местах совершенно разорили сельское население и довели край до полного хаоса. Эта записка послужила толчком для проведения ревизий в губерниях Западного края, организованных Министерством внутренних дел. Во все губернии были направлены чиновники особых поручений. На основе собранных данных делался развернутый анализ. Он показал, что реформа 1864 г. и секвестр в корне подрубили экономику края, 1173 фермы были превращены в пустыню, а доходность казенных земель заметно упала. В докладной записке, поданной Александру II 10 февраля 1868 г. ставился вопрос: каких результатов достигло правительство за четыре года после подавления восстания? И следовал ответ: "Крестьянский вопрос не разрешен окончательно. Производительность края уменьшилась, особенно в Северо-Западных губерниях. Значительное число малых и средних землевладельческих хозяйств совершенно разорено" ³⁹ . Неудовлетворительно разрешался, по мнению Валуева, и вопрос о распространении русского землевладения в крае. Так из 15 000 имений, принадлежащих помещикам-полякам, в руки русских перешло только 453, несмотря на то, что для этих целей отпущен был кредит в размере около 1 млн. рублей.

К концу 1863 г. установилось некоторое затишье в польском вопросе, но Валуев был обеспокоен тем, что польские дела мало продвигаются к развязке. "Мы тешимся надеждами без основания. Мы все ищем моральной силы, на которую могли бы опереться и ее не находим. А одною материальною силой побороть нравственных сил нельзя". Нужна идея простая и доходчивая, которую понял бы каждый поляк. Причем в большей степени это было

стр. 41

бы на пользу самой России и русского самодержца. Польская идея должна быть для поляков и католиков, ни о каком засилии России и православия здесь не может идти речи. Идея должна быть понятной и понятой всеми слоями общества Царства Польского, способной объединить поляков и сблизить их с Россией. Валуев подчеркивал, что все идеи, навязываемые ранее Польше, были не идеями, а "аномалиями". Но ни власть, ни Александр II не прислушивались к валуевским советам и рассуждениям. Целыми семьями поляков отправляли в Сибирь и отдаленные районы империи. Валуев резко протестовал против этого, сугубо полицейского решения польского вопроса. "У наших властей на Западе, - писал он, - будто сделалось хроническое головокружение. Они выселяют, переселяют, высылают массами, не тревожась ни географией, ни климатологией. Завтра будет доложено государю, о необходимости приостановить подобные распоряжения" (с. 260, 358 - 359).

12 сентября 1863 г. Валуев пишет В. А. Долгорукову: "Я действительно не знаю, что делать с высылаемыми - мы не имеем никаких аналогий... масса злоумышленников сыплется как град". Далее он сообщает, что из Царства Польского и Западного края высылается в среднем 400 человек в день ⁴⁰ . В письме Муравьеву Валуев подчеркивал: "число высылаемых польских уроженцев Царства и Западного края превысило все нормы и продолжает быстро возрастать... Высылка лиц, виновных в принятии участия в мятеже и в обнаружении политической неблагонадежности, производится с некоторой поспешностью". Далее министр подчеркивал, что предлагаемые для высылки поляков районы империи "не представляют условий, необходимых для прочной оседлости значительного числа поселенцев. Там, где земледелие невозможно, колонии будут постоянным бременем для правительства, не говоря даже об общих требованиях человечества" ⁴¹ . Массовая высылка участников восстания поставила перед министром Валуевым ряд вопросов: как поступить с имуществом ссыльных, в каком количестве выдавать кормовые деньги, каким способом доставлять людей к месту ссылки, что делать с детьми, родители которых отправлялись на каторгу, каков должен быть порядок и правила конвоя и т. д. Его беспокоило то, что в местах поселения польских повстанцев создавались польские организации, которые активно поддерживали отношения не только между собой, но и с польской эмиграцией и Царством Польским. Эти кружки росли и активизировали свою работу за счет вновь прибывающих во внутренние губернии Российской империи польских ссыльных. Польские кружки существовали в Казани, Перми, Саратове, Ярославле, Владимире, Костроме, Вологде, в городах и селениях Западной и Восточной Сибири ⁴² .

Подводя итог репрессивной политике царизма в западных губерниях, Валуев в докладной записке на высочайшее имя в феврале 1868 г. писал: "Из 9 губерний сослано и выслано до 1868 г. 17516 человек, в том числе и на каторжную работу - 1793, в арестантские роты - 1784, на поселения с лишением всех прав или на жительство с лишением некоторых прав - 1144, выдворение (высылка для свободного проживания во внутренних губерниях. - А. Г. ) - 8813, под надзор полиции - 3982. Кроме того, в Сибирь доставлено 2994 человека, принадлежность которых к Царству Польскому, или Западному краю до сих пор не могла быть разъяснена" ⁴³ .

В начале 1864 г. был учрежден Комитет по делам Царства Польского - в качестве совещательного органа при императоре. Указ о его создании был опубликован лишь 1 декабря 1866 г. (с. 278). В комитете обсуждались проекты реформ управления Царством Польским. Намечаемые реформы были направлены на полное уничтожение остатков автономии Царства Польского и лишение поляков всякого влияния на ход политических и административных дел, разрешение которых должно было целиком перейти в руки русских чиновников. Во главе комитета стоял Александр II, в него входили П. П. Гагарин, П. А. Валуев, К. В. Чевкин, А. А. Зеленой и Д. А. Милютин. Этот небольшой круг высокопоставленных сановников в основном и решал все вопросы, связанные с Царством Польским.

стр. 42

24 апреля 1864 г. в день праздника Фиделия Сагмарингенского папа Пий IX произнес речь в коллегии пропаганды, в которой обвинил Александра II в угнетении римско-католической церкви и преследовании католиков. Вслед за этой аллокуцией папа Пий IX разослал 30 июля 1864 г. послание польским епископам, оправдывающее участие духовенства в восстании. В результате русский посланник в Ватикане Н. Д. Киселев был отозван. На аллокуцию Валуев так отреагировал на страницах дневника: "Вчера уже мне о ней говорил государь, неприятное и неблагоприятное столкновение. К сожалению, при всей безрассудной несдержанности папской речи есть в ней некоторый повод. Меры строгости по высочайшему повелению всегда имеют характер произвола самого явного" (с. 280 - 281).

М. Н. Муравьев рекомендовал открыть народные школы, руководимые православным духовенством, причем обучение в них должно было вестись только на русском языке. Для возвышения значения православного духовенства Муравьев предлагал увеличить жалованье священникам, создать новые приходы, открыть в крае высшие духовные училища, а также ликвидировать католические монастыри. Валуев резко выступил против этой меры Муравьева, полагая, что она приведет к новому всплеску насилия в крае. С таким насильственным решением конфессиональных вопросов Валуев был решительно не согласен. Вызывали его несогласие и другие рекомендации виленского диктатора: повсеместно ввести в крае русский язык, заместить все должности русскими чиновниками, заселить весь край русскими. Валуев видел абсурдность муравьевских планов, но понимал, что многие представители политической и государственной элиты поддерживают генерал-губернатора Северо-Западного края. Так и получилось. Западный комитет "не теряя времени" рассмотрел муравьевские предложения, посчитав "не подлежащим никакому сомнению признание Западного края русским, составляющим древнее достояние России" ⁴⁴ .

Особенно резко Валуев выступил против 10% нормы для поляков при поступлении в русские учебные заведения. Он считал: нецелесообразным устанавливать такую норму, видя в этом явное притеснение поляков, что усугубит раздражение "в польской части народонаселения России". Александр II согласился с точкой зрения Муравьева, как с мерой временной - "до дальнейшего усмотрения". Валуев не смог смириться с тем, что Александр П принял точку зрения Муравьева. 8 августа 1864 г. он написал на имя монарха записку "Польский элемент в русской государственной службе", в которой на базе собранных статистических данных о народонаселении западных губерний попытался доказать несостоятельность крайних взглядов. Он резко выступил против идеи о необходимости замещать русскими все должности на западной окраине империи с целью якобы усиления этим "русского элемента". Он был против того, чтобы любая отрасль государственной службы заполнялась исключительно русскими чиновниками. Он писал царю: "Нельзя выбросить из России 850 тыс. поляков и нельзя заставить всех уроженцев Западного края служить, например, в Приволжском, а уроженцам Приволжского в Западном... В нашем ультрапатриотизме есть прискорбная черта. Он склонен говорить языком ненависти, а ненависть не правительственное и не государственное чувство" ⁴⁵ .

К началу 1865 г. восстание в Царстве Польском было окончательно подавлено. В борьбе с оружием в руках участвовало около 50 тыс. человек, 20 тыс. погибло, 18 тыс. сослано, 7 тыс. эмигрировало, конфисковано огромное количество имений ⁴⁶ . Валуев видел, что край опустошен, разорен, находится в тяжелейшем экономическом положении. Его удивляла точка зрения тех, кто считал, что экономическая поддержка края может дать возможность полякам "вновь опериться". Он пытался понять эту позицию правительства, но не мог. Он пишет: "Опустошение как принцип управления! Этому примера нет в истории..." Валуев резко высказывался против невозвращения высланных административным порядком поляков, указывая, что невысланных поляков во сто крат больше и они "одушевлены" одинаковыми чувствами.

стр. 43

Говоря о правительственной политике по этому вопросу, он писал: "Мне нестерпимо то хладнокровие, с которым они тасуют людей, верования, правила, как карты, которые можно изорвать и бросить под стол по произволу. Я бы десяти собак не выгнал. Они думают выгнать 10 тысяч семейств. Можно убить бешенную собаку, но если не убивать, то следует признать не бешенной и накормить. Его величество призван управлять своими подданными.., а не предпринимать выдворение Калуги в Киев, а Вологды в Вильно подобными элементарными насилиями" ⁴⁷ .

В 1866 г. началось превращение Царства Польского в Привисленский край. И хотя Царство Польское в свое время было образовано на основе международного договора, ни одна из европейских держав не протестовала против одностороннего упразднения российским правительством его автономности. А. И. Герцен в "Колоколе" назвал эту меру сумасшествием, "которое в будущем принесет вред не только полякам, но и России" ⁴⁸ . После покушения Д. В. Каракозова на Александра II антипольские настроения в правительстве заметно усилились. Жандармы считали, что "удержать Польшу хотя бы в условном, покое может только железная рука" ⁴⁹ .

Валуев болезненно переживал антипольские настроения в правительстве, он видел, что такой подход к польской проблеме затрудняет ее разрешение, понимал всю ущербность мер, предпринимаемых властью в отношении конфессиональной политики в Польше. Он отмечал "единодушие" польского движения, в котором участвовали все классы. Причем интересы веры сливались с политическими и гражданскими требованиями разных сословий. Это единодушие, всеобщность движения придавали российскому владычеству в Царстве Польском "исключительное свойство насилия". Вновь и вновь Валуев подчеркивал, что поляки, в отличие от нас, имели идею, а мы "нравственным" силам могли противопоставить только одну "материальную" силу. "Безусловное господство" России над Польшей было фактом в Польше, но не идеей. Нужно было, по мнению Валуева, во что бы то ни стало противопоставлять идеям идею и поколебать единодушие поляков. Такой идеей, считал Валуев, могло выть только изменение прежнего правительственного порядка.

Примечания

1. ВАЛУЕВ П. А. Дневник министра внутренних дел. Т. 1 (1861 - 1864). М. 1961, с. 69, 71, 77 (далее - сноски на этот том дневника - в тексте).

2. КОРНИЛОВ А. А. Русская политика в Польше со времени разделов до начала XX века. Пг. 1915, с. 85.

3. ВАЛУЕВ П. А. Дневник министра внутренних дел. Т. 2 (1865 - 1876). М. 1961, с. 92, 99.

4. Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 908, оп. 2, д. 46, л. 42; оп. 1, д. 235, л. 7 - 8.

5. Полное собрание законов Российской империи 2-е (ПСЗ-2). Т. 36, N 37327.

6. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 945, оп. 1, д. 107, л. 216.

7. СТУДНИЦКИЙ В. Польша в политическом отношении от разделов до наших дней. СПб. 1907, с. 63.

8. СПАСОВИЧ В. Д. Жизнь и политика маркиза Велепольского. СПб. 1882, с. 4.

9. РЕВУНЕНКОВ В. Г. Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия. М. 1957, с. 89.

10. ВАЛУЕВ П. А. Ук. соч. Т. 2, с. 96.

11. SZYRANOWSKI W. Listy о Wypadkach w Polsce (1861 - 1862). Warszawa. 1936, s. 30, 39.

12. ТАТИЩЕВ С. С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. Т. 1. СПб. 1903, с. 440.

13. LISICKI H. Alexander Wiclapolski. Т. 1 Krakow. 1878, s. 231 - 232.

14. РГИА, ф. 30, д. 101, л. 156об- 160.

15. ГРАБЕНЬСКИЙ В. История польского народа. СПб. 1910, с. 557.

16. ТАТИЩЕВ С. С. Ук. соч. Т. 1, с. 446.

17. СПАСОВИЧ В. Д. Ук.. соч., с. 264.

18. LISICKI H. Op. cit. Т. 1, s. 306 - 307.

19. РГИА, ф. 908, оп. 2, д. 43, л. 121 - 125.

20. ГАРФ, ф. 109. 1 эксп., д. 33, ч. 10, л. 47 - 48.

стр. 44

21. РГИА, ф. 908, оп. 2, д. 43, л. 152; ф. 1275, оп. 1, д. 43, л. 5 - 20.

22. ДРАНИЦЫН С. Н. Польское восстание 1863 г. и его классовая сущность. Л. 1937, с. 220.

23. РГИА, ф. 908, оп. 1, д. 235, л. 1.

24. БЕРМАНЬСКИЙ К. Л. "Конституционные" проекты царствования Александра II. - Вестник права, 1905, N 9, с. 227.

25. РГИА, ф. 908, оп. 1, д. 62, л. 134 - 135; д. 62, л. 75 - 76.

26. РГИА, ф. 930, д. 107, л. 53 - 56.

27. ПСЗ-2. Т. 38. N 39443,39444.

28. РГИА, ф. 1267, оп. 1, д. 16, л. 40 - 41.

29. РГИА, ф. 908, оп. I, д. 1, т. 2, л. 72 - 73, 73об.

30. Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. Т. V. СПб. 1891, с. 437; ДЕЛЬВИГ А. И. Полвека русской жизни. Т. 2. М. Л. 1930, с. 211; ФЕОКТИСТОВ Е. М. За кулисами политики и литературы (1848 - 1896). М. 1991, с. 116; ЗЫКОВ СП. Наброски из моей жизни. - Русская старина, 1910, т. 143, с. 13; Отдел рукописей Института русской литературы (ОР ИРЛИ), шифр 9123 LH Б.15, л. 102об.

31. ОР ИРЛИ, шифр 9123 LU Б.15 Л. 24 - 24об.

32. РГИА, ф. 908, оп. 1, д. 178, л. 10 - 11; ф. 930, д. 102, л. 203об.

33. Там же, л. 78.

34. РГИА, ф. 869, д. 569, л. 1; ф. 908, оп. 2, д. 46, л. 92 - 93; ф. 1267, оп. 1, д. 12, д. 90.

35. ПСЗ-2. Т. 38, N 39337.

36. ОР ИРЛИ, ф. 559, д. 41, л. 9об; ф. 265, оп. 10, д. 76, л. 13 - 15.

37. LEROY - BEAUL1EN A. Un homme d'Etat Russe (Nicolas Milutine). P. 1884, p. 237.

38. ОР ИРЛИ, ф. 559, д. 24, л. 102об.

39. РГИА, ф. 908, оп. 1, д. 27, л. 100.

40. РГИА, ф. 930, д. 107, л. 59 - 60.

41. Записки графа Михаила Николаевича Муравьева. - Русская старина. Т. 38. 1883, с. 200, 201.

42. МИТИНА Н. П., ФЕДОСОВА Т. Г. К вопросу о русско-польских революционных связях в 1864 - 1866 гг. - Связи революционеров в России и Польше в XIX - начале XX в. М. 1968, с. 97.

43. РГИА, ф. 908, оп. 1, д. 27, л. 95.

44. РГИА, ф. 1267, оп. 1, д. 27, л. 87.

45. ГАРФ, ф. 1133, л. 2 - 3.

46. МИТИНА Н. П. ФЕДОСОВА Т. Г. Ук. соч., с. 153.

47. ВАЛУЕВ П. А. Ук. соч., с. 33.

48. Колокол, N 241, 1867, 9 марта.

49. См.: СНЫТКО Т. Г. Русское народничество и польское общественное движение 1865 - 1881. М. 1962, с. 29 - 30.