М. Изд-во Индрик. 2005. 416 с.

Еще со времени Н. М. Карамзина Смутное время и польско-литовская интервенция начала XVII в. привлекали пристальное внимание ученых. Вновь и вновь побуждали обращаться к теме Смуты общественные потрясения в России в начале и на исходе XX века.

Отечественные исследователи, как правило, рассматривали Речь Посполитую только как внешнюю силу и не задавались вопросом о ее роли в социально-политических процессах в России, формировании политических устремлений борющихся сословий, осознании ими собственных интересов и позиций. В целом концепция российской историографии сводилась к тому, что обусловленная экспансией на восток польско-литовская интервенция заставила противоборствовавшие в России группировки забыть о взаимной вражде во имя спасения государства перед лицом угрозы извне. Работы же польских авторов, посвященные восточной политике Речи Посполитой времени Смуты, мало что дают для понимания позиции русских правящих кругов и русского общества в отношении как внутреннего положения России, так и ее взаимоотношений с польско-литовской шляхетской республикой.

Новое исследование члена-корреспондента РАН Б. Н. Флори освещает историю Смутного времени именно, в русле русско-польских отношений. Автор сосредоточил внимание на рассмотрении польско-русских отношений не столько на межгосударственном, внешнеполитическом уровне, сколько в социальной плоскости.

Среди задач исследования Б. Н. Флоря называет анализ влияния, оказанного интервенцией на формирование сословной структуры русского общества, изучение реакции его различных слоев на польско-литовское вмешательство, а также воздействие политической культуры Речи Посполитой на статус сословий в России. Обосновывая хронологические рамки исследования, автор справедливо отмечает, что хотя участие поляков в борьбе между различными группировками русского общества уже с лета 1607 г. носило массовый характер, тем не менее, до осени 1609 г. это вмешательство нельзя назвать интервенцией, поскольку русское общество в то время еще не стало объектом целенаправленной политики Польско-Литовского государства. Завершается исследуемый период в начале 1611 г., когда русское общество сплотилось против интервентов и поддерживавшего их боярского правительства в Москве, что исключало возможность дальнейшего сотрудничества и поисков компромисса между русскими сословиями и польско-литовскими правящими кругами. Отсюда вытекает еще одна задача исследования, которая прямо не заявлена автором. Необходимо дать ответ на вопрос, что явилось причиной отказа русского общества от соглашения с Речью Посполитой и перехода к бескомпромиссному противостоянию, тенденция к которому, как видно из книги, сформировалась отнюдь не сразу. Особое значение рассматриваемой монографии придает и широкое привлечение архивных польских источников, многие из которых впервые вводятся автором в научный оборот.

В первых главах монографии Б. Н. Флоря характеризует положение всех слоев русского общества накануне Смуты, раскрывает причины недовольства сословий, коренившиеся, по его мнению, в политике центральной власти во второй половине XVI в., вследствие которой были нарушены традиционные связи не только между различными сословными группами, но внутри их самих. Рассматривая формирование политики Речи Посполитой по отношению к России, автор показывает, как получаемые при польском дворе известия о событиях в Московском государстве влияли на представления короля Сигизмунда III и его окружения о восточном соседе, как созревало решение о вооруженном вмешательстве. Автор отмечает, что в польско-литовских правящих кругах существовали две "программы" по отношению к России: первая - война с целью отобрания спорных пограничных областей (Смоленщины и Северской земли); вторая, более масштабная, - подчинение России польско-литовскому политическому влиянию путем сближения двух стран в рамках одной политической системы. При этом у Сигизмунда III и его окружения была популярна идея "неравноправной унии", либо даже колонизации русских земель по примеру испанских и португальских владений в Америке.

Рассматривая военные и политические усилия польских правящих кругов по реализации своего курса на востоке и реакцию на него русского общества, автор подробно анализирует посольство из Тушинского лагеря к Сигизмунду III и заключение так называемого февральского договора (1610 г.). Позиция тушинцев, согласившихся на передачу русского трона королевичу Владиславу при условии сохранения территориальной целостности Русского государства, традиционных обычаев и институтов русского общества, по мнению Флори, отражала возрастание роли "Всей земли" в решении общественных и государственных проблем. Отмечая многочисленные факты приездов в королевский лагерь под Смоленском как представителей мое-

стр. 167

ковской знати, так и уездных детей боярских для подтверждения прав на свои земельные владения, автор справедливо замечает, что это еще не означало готовности признать власть Сигизмунда над русскими землями - представители дворянских корпораций видели в польском короле лишь отца будущего русского царя.

О возрастании политической роли земских дворянских и посадских корпораций свидетельствуют также неудачные попытки Сигизмунда III в течение 1610 г. подчинить Смоленщину и Северщину, когда в обороне Стародуба, Почепа и Масальска участвовали не только служилые люди и горожане, но и окрестные крестьяне. Сведения о сопротивлении интервентам западнорусских городов и земель, почерпнутые автором из польских источников, позволяют сделать вывод о далеко зашедшем процессе их интеграции в составе Русского централизованного государства ¹.

На основе польских свидетельств автор анализирует подробности битвы при Клушино, сообщения о которой в русских источниках чрезвычайно скудны. Поражение русско-шведского войска князя Д. Шуйского значительно ослабило позиции царя Василия и одновременно означало усиление позиций региональных "миров" и роста авторитета "Всей земли". В итоге собранием московского "мира" у Арбатских ворот В. Шуйский был сведен с престола.

Позиция дворянских корпораций и посадских общин наиболее отчетливо проявилась в ходе переговоров под Москвой с гетманом С. Жолкевским и отразилась в так называемом августовском договоре (1610 г.). В монографии убедительно доказано (и это одно из главных достижений автора), что в его заключении принимали участие широкие слои посадского населения, представители уездных дворянских корпораций, боярства и духовенства. Договор в значительной мере учитывал настроения этих сословных групп, соглашавшихся призвать на русский престол королевича Владислава при условии сохранения господствующих позиций православной церкви, вывода польско-литовских войск с территории Русского государства и нерушимости его границ. В августовском договоре воплотилась представленная гетманом Жолкевским вторая концепция восточной политики Речи Посполитой, направленная на постепенное подчинение России польско-литовскому политическому и культурному влиянию посредством союза-унии. Залогом ее реализации должно было стать добровольное принятие русским обществом кандидатуры на российский престол королевича Владислава, о чем русское посольство и намеревалось вести переговоры под Смоленском.

Интересно наблюдение Б. Н. Флори, что здесь русские послы настаивали на определяющей роли "Всей земли" в принятии важных для судеб Московского государства решений, тогда как польско-литовские сенаторы, исходя из своих представлений о варварстве "московитов" и их привычке к тирании, настаивали на "модели отношений, согласно которой государь (даже иноземный) стоит бесконечно выше "Всей земли", которая должна лишь повиноваться его указаниям".

Однако уже во время переговоров под Смоленском, как показал автор, король Сигизмунд и придворные правящие круги шляхетской республики, отвергли программу гетмана Жолкевского и стали постепенно склоняться к курсу на достижение преимущественно военной победы, что отразилось в требовании сдачи города и введения в Москву польско-литовских войск. В этом интервентам содействовало правительство Боярской думы, опасавшееся посадского "мира", среди которого было множество сторонников "тушинского вора". Вопреки этому "значительная часть населения России, подчеркивает автор, поддержала ту программу умиротворения страны", которая предусматривалась августовским договором 1610 года. Явное нежелание королевского двора выполнять его вызвало рост недовольства в русском обществе. Вместе с тем Флоря отмечает, что в конце 1610-начале 1611г. речь еще не шла об окончательном разрыве с польско-литовскими властями, к чему призывал патриарх Гермоген, но лишь о сопротивлении попыткам Сигизмунда III узурпировать русский трон, законное право на который, как считали русские люди, принадлежало его сыну. Это дало основание автору охарактеризовать начавшиеся выступления как "кампанию неповиновения".

В дальнейшем, опровергая представления интервентов о якобы безынициативном и покорном "тиранам" русском обществе, "десятки областных миров, - пишет Б. Н. Флоря, - сумели в достаточно краткие сроки объединить свои силы для защиты государственной самостоятельности России".

События марта 1611 г., когда при подходе к Москве ополчения П. Ляпунова и И. Заруцкого на Смоленщине и в Северской земле вспыхнуло восстание против польско-литовских войск, вскоре охватившее ранее не участвовавшие в сопротивлении города и земли западных окраин русского государства, стали, по заключению Б. Н. Флори, переломными в отношениях между Речью Посполитой и русским обществом. Они означали, что возможность мирного соглашения исчерпана, ибо в глазах русского общества поляки и литовцы окончательно превратились в захватчиков. Это положило начало открытому

стр. 168

польско-русскому конфликту. Одновременно авторитет "Всей земли" значительно вырос, а значение Боярской думы падало.

Исследование Б. Н. Флори убедительно доказывает отсутствие в правящих кругах Речи Посполитой многоэтапного детально разработанного плана подчинения России. Наиболее значимый для отечественной историографии вывод монографии состоит в том, что договор о призвании Владислава был заключен не кучкой "изменников-бояр", а при участии всех чинов русского общества, бывших на тот момент в Москве, которые ожидали от него прекращения Смуты и сохранения территориальной целостности Русского государства. Смутное время стало для русского общества временем политического роста, осознания своей роли в государстве, получившего выражение в формировании такого всесословного представительства как "Вся земля", принявшего на себя функции государственного управления. Однако произошло это не под влиянием "благотворных" политических и культурных традиций Речи Посполитой и не только совершенно независимо от них, но и в борьбе с носителями этих традиций - польско-литовской шляхтой.

Вместе с тем, анализируя детально и на основе всех имеющихся источников политику С. Жолкевского, автор не поднимает вопроса, насколько реальны были планы по установлению союзных отношений России и Речи Посполитой и постепенного распространения в России политических польско-литовских обычаев и традиций. Думается, что многолетний русско-литовский конфликт, претензии Московского царства и Польско-Литовского государства на наследие Древней Руси, конфессиональные различия и отмеченная Флорей относительная зрелость в развитии обеих обществ, сильно отличавшихся к началу XVII в. друг от друга - все это создавало основу для глубоких противоречий между Россией и Речью Посполитой. Возведение Владислава на московский престол не означало бы обязательного появления на восточных границах Речи Посполитой дружественного государства. Политика же польского короля хоть и не достигла своей главной цели, все же имела конкретные, выгодные для Речи Посполитой внешнеполитические результаты - по условиям Деулинского перемирия 1618 г. Речь Посполитая сохраняла за собой Северскую землю и Смоленск, одержав победу над восточным соседом. Правда вопрос о перспективах российской экспансии на запад и польской экспансии на восток оставался не разрешенным.

Примечания

1. См.: КРОМ М. М. Меж Русью и Литвой. М. 1995.