Споры по польскому вопросу в России в 40 - 80-х годах XIX века.

Slowianszczyzna i dzieje powszechne. Warszawa. PWN. 1985.

Историография русско-польских революционных связей XIX - начала XX в. продолжает пополняться работами ученых ПНР о спорах вокруг польской проблемы в России и Польше¹ . Об этом свидетельствуют и статьи Г. Курписовой и А. Шварца, включенные в состав сборника, изданного к 70-летию известного польского историка, ныне покойного Л. Базылева.

Статья Геновефы Курписовой "Русские славянофилы и польский вопрос", продолжающая ее прежние изыскания² , охватывает 40 - 60-е годы и особенно период общественно-политического подъема на рубеже 50 - 60-х годов XIX века. В статье Анджея Шварца "Польские и русские отклики на открытое письмо Зигмунта Велепольского Михаилу Каткову 1881 года" рассматривается отношение русских либеральных и консервативных кругов к польскому вопросу в период второй революционной ситуации в России. Обе работы связаны между собой тематически и дополняют друг друга.

Польский вопрос интересовал идеологов славянофильства как в контексте их концепции исторических судеб славянства, так и в связи с его местом в политике царского правительства. Еще в 40-е годы в их сочинениях получил распространение тезис об отчуждении Польши от остального славянского мира вследствие католического вероисповедания ее населения, тяготения к западноевропейской культуре, борьбы поляков против царизма (Ю. Ф. Самарин, А. С. Хомяков).

¹ Kucharska E. Michala Pogodina zainteresowania polskie. Warszawa - Wroclaw. 1978; Giza A. SJowianofile rosy jscy a sprawa polska w latach 1856- 1878. - Slavia orientalis, 1983, NN 1 - 2; Wieczorkiewicz P. P. Udzial polakow w ruchu neoslowianskim a stosunki polityczne polsko-rosyjskie 1908 - 1910. - Pamigtnik slowianski, 1978, t. 28.

² Kurpisowa G. Pogla_dy Iwana Aksakowa na kwestig polska.. - Zeszyty naukowe wydzialu humanistycznego Uniwersytetu Gdanskiego. - Historia, 1977, N 6; ejusd. Spoteczenstwo rosyjskie wobec powstania Listopadowego. - Powstanie Listopadowe 1830 - 1831. Warszawa. 1980,

стр. 158

В этом духе славянофилы трактовали и коллизии внутри польского общества: социально-политическая дифференциация изображалась в контексте противостояния "латинизма" стоявшей во главе национально-освободительного движения шляхты и "славянского духа" народных масс. Эти положения, восходящие к философско-историческим представлениям славянофилов, долгое время служили для них отправной точкой при разработке путей решения польского вопроса.

К дореформенному периоду относятся высказывания славянофилов в пользу восстановления независимости Польши в ее этнических границах. Признавая за поляками право решать свою судьбу (идеи референдума у А. С. Хомякова и сейма с участием крестьян у И. С. Аксакова), они утверждали, что самоопределение Польши явится шагом по пути консолидации славянского мира. Отголоски этой позиции слышны еще в публицистике 1863 года. Резко критикуя шляхту, славянофилы связывали свои надежды на возрождение "славянского духа" Польши с польским крестьянством и считали необходимым улучшить его социально-экономическое положение.

Восстание 1863 - 1864 гг. внесло серьезные коррективы в воззрения славянофилов на польскую проблематику. Г. Курписова показывает разногласия между И. С. Аксаковым, В. А. Елагиным и Ф. В. Чижовым, с одной стороны, и славянофилами - соратниками Н. А. Милютина (Ю. Ф. Самарин, А.. И. Кошелев, В. А. Черкасский) - с другой. Несмотря на то, что последние более решительно порвали с прежней славянофильской трактовкой польского вопроса, по мнению автора, можно говорить о повороте этого идейно- политического течения в целом к требованию сохранения Королевства Польского в составе Российской империи. Существенную роль в такой переориентации сыграли дипломатические акции западных держав, но в особенности программные требования повстанцев, среди которых важное место принадлежало лозунгу воссоздания Речи Посполитой в границах 1772 года. Г. Курписова считает, что сторонников слияния польских земель с остальными частями империи не всегда можно безоговорочно идентифицировать с российской реакцией. Как показано в статье, нередко славянофилы вкладывали в этот призыв стремление распространить на территорию Королевства Польского буржуазные реформы и противодействовать русификации польского населения, а военной диктатуре отводили роль временной, переходной меры (с. 247, 248).

Включение славянофилов-реформаторов в состав правительственной бюрократии побудило их по-новому оценить возможности социального маневрирования царизма на польских землях. В частности, А. И. Кошелев делился с Александром II своими опасениями насчет слишком резкого ослабления общественных позиций "привилегированного сословия" (т. е. шляхты) и призывал царя отказаться от дальнейших уступок польским крестьянам. Заслуживает внимания наблюдение Г. Курписовой о том, что по мере изменения подхода славянофилов к решению польского вопроса они все реже обращаются к специфическим славянофильским доводам для подкрепления своей позиции.

Трудно согласиться с автором по поводу толкования некоторых терминов и; проблем периодизации. Весьма неоднозначное - на различных этапах - понятие "панславизм" при каждом конкретном применении требует уточнения, о какой конкретной политической интерпретации идет речь. Тогда яснее будет различие между "панславизмом" А. С. Хомякова конца 40-х и "панславизмом" М. О. Кояловича начала 60-х годов, а также какую разновидность панславизма автор связывает с периодом Крымской войны (с. 238, 242). Не согласуется с фактами утверждение Г. Курписовой, что в 40-е годы славянофилы не проявляли интереса к зарубежным славянам и им, была чужда идея славянской взаимности (с. 234, 238).

Почти 20 лет, отделяющие восстание 1863 г. от событий, описанных в статье А. Шварца, не могли не сказаться на состоянии русско-польских общественных связей. Одним из симптомов новой расстановки сил в социально-политической жизни России и Польши стало (как удачно заметил Б. Прус) превращение некогда "могучего баса" редактора реакционных "Московских ведомостей" М. Н. Каткова в "тоненькое сопрано", рядом с которым с новой силой зазвучали голоса сторонников либерального решения польского вопроса (с. 101).

Дискуссия вокруг открытого письма

стр. 159

польского магната Велепольского, адресованного фактически царскому правительству, прослеженная Шварцем по материалам русской и польской прессы, важна для понимания перемен, происшедших в русско-польских отношениях. Выдвинутая Велепольским консервативная программа польско- русского сближения утверждала незыблемость существовавшего в России строя, но в отличие от политических рецептов Каткова отстаивала также и право польской нации на существование. Призыв маркиза к сближению двух народов империи получил одобрение не только консервативного краковского "Czasa". Его поддержали в лице лидера варшавского позитивизма А. Свентоховского и польские буржуазно-либеральные круги, которые в целом вовсе не отказывались при этом от проведения своего идейно-политического курса. В то же время линия Велепольского вызвала суровое осуждение демократических сил, представители которых отмечали идейное родство автора письма с галицийскими консерваторами ("станьчиками").

Шварц повествует о реакции публицистов на высказывание маркиза о том, что восстание 1863 г. явилось результатом совместной деятельности польских и русских революционеров. "Prawda" Свентоховского, либеральные "Голос" и "Порядок", правое "Новое время" выступили против подчеркивания причастности русских революционеров к подготовке восстания, а также акцентирования его социального содержания (с. 103, 106, 111). Разумеется, эти оценки событий 1863 г., включая и точку зрения Велепольского, отразили отнюдь не стремление к истине, а диктовались вполне определенными политическими соображениями.

Открытое письмо Велепольского не встретило сочувствия и поддержки в сферах высшей бюрократии. Однако из материалов статьи видно, что идея сотрудничества умеренных общественно-политических сил России и Польши на рубеже 70 - 80-х годов XIX в. пользовалась достаточно широкой популярностью в среде имущих классов двух наций и связанной с ними интеллигенции. С наступлением реакции, последовавшей за революционной ситуацией, польский вопрос снова "был исключен из круга доступных для легальной печати проблем.