J. TOPOLSKI. Historia Polski od czasdw najdawnejszych do 1990 roku. Warszawa. 1994. 389 str.

Е. Топольский в работах "История и жизнь" (1988 г.) и "Миф революции в историографии" (1989 г.), посвященных методологии исторического познания и отдельным аспектам современной историографии, выказал себя сторонником глобального, системного подхода к историческому процессу и истолкования его в значительных хронологических рамках. Такая позиция автора неизбежно подводит его к историческому анализу категорий "общество", "народ" и "государство" 1 .

В новой книге, учебнике для молодежи, Топольский стремится, по его признанию, проследить историю польского народа с позиций современности и заполняя сохранившиеся еще "белые пятна". Автор сумел в изящной и лаконичной форме изложить сложнейшие проблемы польской истории. Уже с первых страниц, посвященных слабо изученному протославянскому периоду, читатель вводится в мир древнейших археологических культур, чередование которых привело к формированию польской народности и созданию в X веке собственной государственности.

Автор отказался от односторонней, классовой схемы развития государства. Сумел он избежать и традиционного для польской историографии поиска уникальности в польской истории. Автор применил многофакторный анализ исторического процесса, но в качестве путеводной нити он избирает эволюцию общественного сознания, которое разделяет на религиозное, национальное и государственное, подчеркивая специфику и приоритетность каждого из этих направлений для рассматриваемых им конкретных событий. Образование раннефеодального Польского государства автор объясняет тем, что "людей разных племен начинали объединять создавшиеся государственные структуры, язык, религиозные верования, а затем общая история... Этот последний фактор начал осознаваться в обществе в тот период, когда родилось общее историческое сознание". Именно отсюда, считает автор, и пошло развитие национального самосознания (с. 37).

На историю Польши и эволюцию общественного сознания решающее влияние, по его мнению, оказали три события: христианизация страны с 966 г.; приглашение князем Конрадом Мазовецким в 1226 г. на польские земли крестоносцев и, наконец, уния с Литвой (с. 71). Увлеченность автора избранным им методологическим принципом при рассмотрении ряда проблем истории феодализма не всегда бесспорна. Оправданный отказ от односторонней и жесткой классовой схемы генезиса феодализма не должен означать игнорирования социально- экономических факторов феодализации польского общества, как и роли социального его расслоения. Выводы же автора, рассматривающего процесс феодализации Польского государства прежде всего под воздействием внешних причин, преимущественно христианизации и роста привилегий Костела, распространенных затем на знать и рыцарство, выглядят неубедительно и упрощают проблему (с. 79 - 80).

стр. 169

Ярка изложена Топольским политическая история средневековой Польши. Многочисленные примеры раскрывают специфику шляхетской демократии, развитие которой Топольский связывает с возрастанием роли сословий в политической жизни страны. Периоды классического и позднего средневековья в Польше характеризуются распространением шляхетского католического сознания и утверждением его как общенационального (с. 167).

Приоритет же шляхетского религиозного сознания над общегосударственными интересами должен был рано или поздно привести к кризису государственности, ослаблению государственных структур, внутриполитическим распрям в верхах и все это в условиях неблагоприятной для Польши международной ситуации. Попытка автора выявить дополнительные проявления этого кризиса, а именно роль религиозно-этнического фактора, не очень убедительна. Во- первых, автор не рассматривает эту проблему во всей ее полноте, а, во-вторых, стремится избегать острых углов и даже затушевать некоторые негативные стороны польской истории. Мнения Топольского о мощной поддержке Брестской унии, подчинившей православную церковь на территории Речи Посполитой католическому Риму, основным большинством православного духовенства как и о трагической ориентации украинского казачества на Россию (с. 132, 157) достаточно спорны. Автор практически проходит мимо такой специфики польского города, как отсутствие (в отличие от Западной Европы) его союза с королевской властью, что в значительной степени объясняет слабость средневековой Польши.

Попытки последнего польского короля Станислава Августа Понятовского, которого автор ставит в ряд наиболее талантливых и выдающихся монархов, объединить наиболее прогрессивные общественные силы и провести реформы государства оказались запоздалыми и столкнулись с консерватизмом магнатско-шляхетского сознания. Конституция 3 мая 1791 г. обозначила начало нового этапа в развитии национального и государственного сознания (с. 193). Трагические события последних лет Речи Посполитой изложены убедительно и взвешенно.

Разделы Польши вызвали рецидив шляхетско-религиозных ценностей в сознании общества, стремившегося сохранить польскую культуру, традиции и самобытность. Основную роль в данном процессе автор отводит Костелу, благодаря чему национальное сознание обрело католический характер; католицизм, считает автор, сохранял единство разделенного народа. Лишь к концу XIX в. в общественном самосознании воссоединились религиозные, национальные и государственные аспекты, будучи подчиненными единой цели - возрождению польской государственности (с. 214, 220).

Долгое время, отмечается в работе, основным полем борьбы за достижение этой цели оставалась духовная сфера. Раздел о развитии польской культуры и общественной мысли является одним из самых обстоятельных и интересных. Однако содержанию этого раздела противоречит вывод Топольского о недоразвитости процесса становления польской интеллигенции и слабости ее общественных позиций (с. 273). Предпочтение, отданное польским историком Костелу, а затем политическим партиям в развитии общественного сознания, приводит к стереотипному подчеркиванию сугубо профессиональных черт польской интеллигенции, действительно подарившей миру великих поэтов, выдающихся ученых и прекрасных музыкантов. Однако интеллигенция, насчитывавшая к началу XX в. 100 - 130 тыс. человек, была не только носительницей польской культуры: в последние десятилетия XIX столетия она становилась организатором и идеологом основных общественно-политических движений от эндеции до радикального социализма, играя основную роль в возрождении Польского государства.

II Речь Посполитая стала ареной острых экономических неурядиц, социальной напряженности, жесткой политической борьбы и полем столкновения геополитических интересов могущественных соседей. В обществе развивалось острое противоборство между национализмом и классовым сознанием, представленными радикальной эндецией и польскими последователями ленинизма. Последний, правда, раскрывается в книге упрощенно; автор сводит его к отказу от парламентарной демократии, монополии одной партии и массовому террору. Изображая польских коммунистов предателями национальных интересов, орудием экспансии трансформировавшейся Российской империи, автор опускает чисто польские корни коммунистического радикализма, имевшего внутреннюю социально-политическую и национально-экономическую основу (с. 243). Данью польскому патриотизму и сегодняшней политической конъюнктуре является и преувеличенная оценка победы польской армии в ходе советско-польской войны под Варшавой в августе 1920 г, как якобы одного из решающих сражений в мировой истории войн, позволившего спасти европейскую цивилизацию (с. 255).

В этих выводах автора больше полемического накала, нежели научной аргументации. Для Польши 20-х гг. более характерны внутренний кризис и политическая нестабильность, чего не скрывает и сам автор. Санационный режим Ю. Пилсудского и конституция 1935 г. привели к приоритету государства над народом и сосредоточению власти в руках элиты (с. 272).

В борьбе с санационным режимом формировалась общественно-политическая оппозиция в лице Польской социалистической партии (ППС), Крестьянской партии (СЛ), а затем Демократической партии, созданной прогрессивными слоями польской интеллигенции. К сожалению, в книге не гово-

стр. 170

рится об общественной роли интеллигенции и выработанных ею накануне второй мировой войны демократических программах, оказавших впоследствии заметное влияние на политическую философию как Лондонского лагеря, так и идейную демагогию структур коммунистической "певицы".

Пожалуй, одной из наиболее актуальных тем в современной польской историографии является послевоенная история Польши. Большинство историков считает, что "советский фактор" стал основной причиной установления авторитарного режима и тоталитарной системы. Топольский смог избежать соблазна провести полярную рокировку оценок. Ему присущ взвешенный подход к анализу послевоенной истории Польши. Автор пишет о марионеточном характере ПКНО, карательной политике НКВД и польских органов безопасности, неравноправных экономических взаимоотношениях Польши с СССР и многом другом. В то же время, в книге показано, что послевоенные реформы способствовали оживлению экономической и культурной жизни страны. На взгляд Топольского, в этот период в Польше определились четыре политические программы послевоенного развития: 1) парламентарной демократии, представленной оппозицией (СЛ); 2) эволюционного социализма (ППС);

3) "польского пути к социализму", сформулированной - В. Гомулкой и его сторонниками в ППР;

4) сталинизации Польши, предлагаемой коммунистическим ядром в ППР (с. 8319).

Думается, послевоенная реальность практически сразу же определила политическую альтернативу - или демократия, или социализм по сталинскому образцу, иные же концепции социализма были для левицы лишь тактическим средством. Другое дело, что в руководстве ППР шла борьба по вопросу о длительности переходного периода. Она закончилась поражением группы Гомулки и форсированной сталинизацией Польши. Начало такого политического курса Топольский относит к 1947 году, то есть к моменту поражения общественно-политической оппозиции, но более убедительным рубежом представляется все же 1948 год, когда во всех странах народной демократии осуществился переход к строительству тоталитарного социализма.

Послевоенный левый режим в Польше натолкнулся на довольно широкое общественное сопротивление, причем не только вооруженного подполья, а затем политической оппозиции, о чем упоминает автор. В 1944 - 1948 гг. проявились и различные формы общественной оппозиции, выразившиеся в бойкоте новой власти со стороны интеллигенции, идеологических дискуссиях и других. Мнение автора, что значительные слои польской интеллигенции поддержали режим, спорно (с. 325). За исключением узкого слоя левой интеллигенции, прежде всего писательской "левицы", основная масса старой интеллигенции, понесшей значительные потери в годы войны, сопротивлялась курсу сталинизации и советизации Польши, заняв позицию "внутренней эмиграции". Традиции первой волны интеллектуальной оппозиции, ее структурные формы возродились в период польской "оттепели" и "октября" 1956 года.

Топольский обстоятельно и многопланово останавливается на этих событиях, породивших длительную борьбу между идейно-политическим догматизмом и ревизионизмом, между режимом и общественно-политической оппозицией, прошедшей в 60 - 70-е гг. сложный путь от идей "гуманного социализма" к полному отрицанию социалистической модели. Хотя эпоха "Солидарности" в работе освещена скупыми штрихами, автор справедливо заканчивает послевоенный путь польской истории победой демократических сил, чему способствовали глубокие перемены в Советском Союзе.

Работа Топольского побуждает читателя размышлять о важных проблемах польской истории.

Примечания

1. См. БУДЦЫН И. В., МАКАРЫЧЕВ А. С. Новые работы Ежи Топольского. - Вопросы истории. 1991, N 12.

стр. 171