Военные медики. В "ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ МОЛИТВЕ" ЕСТЬ И МОЙ ШЕПОТ
Статьи, публикации, книги, учебники по вопросам современной физики.
Пульт управления реактором под полупрозрачной целлофановой пленкой выглядел, как покойник в прозекторской, а зловещая тишина, висевшая в некогда гулких стенах, дополняя это жуткое ощущение, тут же гнала наружу. Внутренний голос так и вопил: прочь, прочь - подальше от этого дьявольского места.
Всего-то один раз за всю свою четырехмесячную командировку на Чернобыльскую АЭС и побывал Юрий Владимирович в четвертом энергоблоке, а воспоминание об этом до сих пор изморозью по коже да цифирью в индивидуальной карточке - четыре рентгена.
Именно столько принял он на грудь под безоблачным небом Припяти. Неубедительна цифирька? Оно и понятно, если на своей коже не ощутить. А вот когда лет через десять то там кольнет, то тут потянет да камни в организме сами собой зашевелятся, поневоле вспомнишь, что твоя годовая норма в то время и до 0,5 рентгена не дотягивала. Хотя, что там лукавить, больше пяти рентген в карточку никогда и не записывали. Не мог советский офицер получить больше. Не мог и все. Правда, тогда непонятно, почему более трети ликвидаторов давно уже на свете нет.
На аварийный блок Чекарев угодил, можно сказать, прямо из академических стен. Мол, набрался разума на факультете руководящего состава в "кировке", будь добр поруководи. Да не в санитарно-эпидемиологическом отряде, где все знакомо, а в пыли радиоактивной, рядом с жерлом фонящим, как десяток Хиросим.
Может, и проверить хотели молодого "академика" на выдержку. Да только в самую точку попали - экстремальные условия с детства его притягивали. А что может быть экстремальней, чем с невидимой смертью в прятки играть? Одним словом, чуть не добровольцем вызвался, если брать во внимание, что там, наверху, допускали и процент отказа.
Назначили его главным гигиенистом оперативной группы гражданской обороны и жить тут же в двенадцати километрах от станции устроили. Обезлюдел к тому времени городок атомщиков, оказавшись в тридцатикилометровой зоне. В квартирах и мебель, и утварь домашняя - все на своих местах осталось.
Но сами пищу не готовили и воду только привозную пили - в бутылках с надежной укупоркой. Бывало, и умывались минералкой.
Ликвидаторы в полевых лагерях тоже на безводье не сидели, а продукты получали прямиком из Киева и в такой упаковке, что туда не только радиоактивная, но и космическая пыль не пробралась бы.
Идиллия, одним словом. Ходи гигиенист и радуйся. Да только веселиться было не с чего. Не раз дозиметрические приборы зашкаливало при встрече автомобильных колонн. Тут уже не различить - где кусок железа, а где живой человек-водитель. Встретит так пару десятков раз солдат-дозиметрист сослуживцев - и рвение служебное у него как-то само собой потухнет.
Вот тут-то гигиенисту и надо быть начеку - не наказывать бойца, нет. Подстраховать вовремя. Напомнить своим присутствием, что никуда она не делась, смерть-то, по-прежнему вокруг - в воздухе, на машинах, в одежде. И так везде - в столовых, в импровизированных банях, в жилых палатках. А особенно возле ям, где закапывали отработавшую технику. Вот уж где фонило, так фонило. И долго еще, наверное, землю-страдалицу от урана того проклятого пучить будет.
Одним словом, наездился и на вертолетах налетался Юрий Владимирович всласть. Не было такого сектора, на который выброс пришелся, чтобы он его не застолбил. А картинка, которая в свое время все газеты обошла -развороченная крыша четвертого блока, у него, наверное, в глазах на всю оставшуюся жизнь отпечаталась. Ну, а если призабудет ненароком, так орден "За службу Родине в Вооруженных Силах СССР" III степени враз память освежит. Его, правда, вручали уже в Хабаровске через два года. Но известно, что в наградных отделах люди степенные сидят, основательные. Для них поспешить - все равно, что себе, любимому, жестокую обиду нанести.
Полковник Юрий Чекарев орденом гордится. И не потому вовсе, что он такой единственный (есть в их санитарно-эпидемиологическом отряде и кавалер ордена Красной Звезды - полковник запаса Юрий Александрович Перескоков, получивший его тоже за чернобыльские события), а исключительно в силу своей прямо-таки юношеской романтизации армии. Все-то у него в восклицательных выражениях, не важно о чем речь - о рутинной армейско-врачебной работе или о борьбе с внезапно вспыхнувшей опасной инфекцией.
А истоки этого восхищения, конечно же, во владивостокском детстве, в городе, с любой точки которого видно море, а по улицам - бушлаты, бушлаты, бушлаты. Отец, Владимир Иванович -военный моряк, главный корабельный старшина, тоже тридцать четыре года с тельняшкой не расставался. Все океаны и моря на своих океанографических кораблях избороздил. Само собой, что и сыновья Женя да Юрий об этом мечтали. У Евгения-то потом вышло - Дальрыбвтуз закончил, четвертым механиком во всех частях света по морям да по волнам поболтался. А вот Юрию, как младшему, пришлось потруднее. Уже перед выпускным вечером потянуло его в медицинский. От знакомого случайно узнал, что с четвертого курса можно запросто перевестись на военный факультет Горьковского мединститута, а оттуда - распределение, уже лейтенантом, по всем флотам.
Да только не всегда фортуна в руки идет. Застопорилось что-то в ^отлаженном механизме, и пришлось студенту Чекареву после пятого курса в матросском кубрике стажировку проходить. Положение, конечно, аховое: звания еще нет, а призвание, вот оно - дублер врача; Ночью со всеми в кубрике, а днем им же пальцы бинтуй да синяки смазывай. Зато весь свой большой противолодочный корабль "Строгий" облазил и в мечту юношескую поглубже заглянул. И не разочаровался, нет, хотя знал уже, что на флоте ему не служить.
Кстати, именно в мединституте почувствовал Юрий непреодолимую тягу ко всему необычному, выходящему из рамок, экстремальному, одним словом. Уже после второго курса он вовсю санитарил на "скорой помощи". Бригады были разные - кардиологические, акушерские, психиатрические, но везде студента Чекарева принимали с распростертыми объятиями. Наплакались врачи, особенно женщины, со своими пациентами. Ведь основные вызовы почему-то всегда ночью, а это - глухие подъезды, "мертвые" лифты, а то и алкоголик в горячке да с топором за дверью. Повстречался однажды такой Юрию. Еле втроем с милиционером колун отобрали. Больной человек. А после третьего курса, уже фельдшером, ухитрился он даже роды в машине принять. Врачи "скорой" после долго подшучивали - это она тебя, Юрий, специально ждала. Ждала не ждала, но мальчик кричал звонко, радовался, стало быть, своему рождению.
Едва закончив институт, Юрий сразу же написал рапорт с просьбой призвать его в армию. Но в военкомате ему популярно объяснили, что меньше чем за год такие дела не решаются. Вот и пошел Чекарев, чтобы скоротать время, в управление МВД. На меньшее он уже был не согласен. Только с зеками еще и не работал.
Там за молодого врача ухватились мертвой хваткой - кто же это по своему желанию за колючую проволоку идет? И определили его санитарным врачом не просто в колонию, а в колонию строгого режима, где человека меньше чем с тремя судимостями и встретить было невозможно.
Правда, для самого Чекарева это только черточка в биографии. Вот служба - это другое дело. Лейтенантские погоны он надел тут же, в Приморье, в Троицком, в медико-санитарном батальоне. И хотя по диплому числился врачом-гигиенистом-эпидемиологом, назначили его радиологом. А Юрия и такой оборот событий устраивал. Он вообще в армии был всему рад. Послали дерн укладывать - кладет да еще инициативу проявляет, старшим машины за углем ехать - есть! И когда некому оказалось пистолет на баллистическую экспертизу отвезти в Хабаровск - тоже вызвался.
Тут, в судебно-медицинской лаборатории, его и "сосватали". Позарез нужен был им свой, пусть и нештатный, эксперт в приграничном районе, где гарнизон к гарнизону лепился. Прошел Юрий специализацию и сразу же первый "заказ" от прокуратуры получил. В одном из подразделений внезапно умер солдат, установили вроде бы и причину, но следователь сомневался. После вскрытия Чекарев подтвердил, что боец, как и написано было в заключении, отравился алкогольным суррогатом.
Самое интересное, что экспертизы Юрий проводил в гражданской районной больнице и каждый раз исправно отстегивал санитарам из своего лейтенантского жалованья по червонцу. Такая уж тут в медвежьем углу была такса. За год он провел их около сотни, а когда встал вопрос о переводе его в хабаровскую судебно-медицинскую лабораторию, внезапно забил тревогу главный эпидемиолог округа - это мой кадр. И поехал Чекарев в Уссурийский санитарно- эпидемиологический отряд на должность начальника санитарно- гигиенического отделения. Сейчас-то об этом он уже не жалеет. А тогда с мечтой непросто было расстаться.
По окончании Военно-медицинской академии к нему однажды с интересным предложением подошли, мол, не хотите ли в Москву, в административно-хозяйственный отдел Министерства обороны. И перспективы заманчивые посулили. Но устоял Юрий Владимирович, Дальним Востоком отшутился - малая родина, не могу изменить. Так и оказался в окружном санэпидотряде в Хабаровске. Отсюда и в Чернобыль съездил, здесь и в должность свою нынешнюю вступил - начальником санитарно-эпидемиологического отряда.
Отряд этот - настоящая палочка-выручалочка для частей, дислоцированных на территории округа, в том числе и внутренних, и железнодорожных войск. Однажды сообщили из железнодорожной бригады: "Выручайте, ребята, что-то непонятное творится в подразделениях". А ребята, осмотрев больных, ахнули - полузабытый брюшной тиф вовсю гулял по казарме. Тут уж не до сантиментов - наши, не наши. Все силы бросили на вспышку, лучшие медикаменты, среды, реактивы, дезинфекционные препараты. Денег не считали, хотя все это самим доставалось с большим трудом. Ведь известно, какое нынче снабжение - кое-чем приходится и по бартеру затариваться. А когда обыкновенная бочка хлорки стоит, как малогабаритная квартира, неплохо было бы и живые деньги иметь. Обещали рассчитаться и железнодорожники. Но, увы. Хотя отрядные врачи ту вспышку в один инкубационный период задушили. Такое уж у них правило - всем миром и сразу.
А строители стальных магистралей опять кланяются - вши одолели. С баней да со стиркой туго, хорошо бы дезинфекционно-душевой автомобиль в аренду. Да только тут им про должок напомнили, и пришлось последним возмещать его соляркой, она отряду ох как нужна в отдаленные части добираться, а то по телефону не всегда с руки управлять. Хочется этими самыми руками пощупать больного, надо и в глаза ему заглянуть.
Хватает отрядным врачам и своих, окружных проблем. Возьмем ту же водичку. И с железом-то она у нас, и с металлами тяжелыми, хотя санитарно-гигиенический отдел денно и нощно контролирует эту самую влагу по ГОСТу. Только, когда трубопроводы в некоторых гарнизонах, как решето, а в других уже десятки лет не прочищались, а заболеваемость дизентерией остается на прежнем уровне, работу врачей кроме как подвигом и назвать нельзя.
Некоторые склонны искать инфекцию в сорванном солдатом абрикосе, в невымытых с мылом руках. А я вот из своей солдатской жизни запомнил, как на пороге столовой обмакивал кисти рук в бочку с вонючим хлорным раствором. Но многие после обеда все равно бежали в туалет. Дело-то было не в руках, а в той же воде, которой мы запивали обед.
Как это происходит, мне образно рассказал сам Юрий Владимирович Чекарев. В нескольких частях Хабаровского гарнизона воду подают по часам, нерегулярно. Давление все время меняется, да еще свищ где-то образовался. Пошла струя, подсосала всю грязь со стенок - вот тебе и болтушка инфекционная. Знаем мы эти части и постоянно на контроле держим. Фурадонин солдатам даем. Препарат проверенный - даже те, кто уже получил дозу инфекции, подчас не заболевают.
Одним словом, слава об отряде впереди него бежала. Но по нынешним временам для полного счастья не хватало самой малости - "лицензии", своеобразного сертификата качества. Краевой центр санэпиднадзора старался выбить за нее из военного ведомства приличную сумму о нескольких нолях. После долгих переговоров поехал туда и полковник Чекарев. Какие уж там немыслимые доводы приводил - неизвестно, но через несколько дней при тех же нолях первая цифра уменьшилась вдвое.
В последнее время Юрий Владимирович увлекся ремонтом. Крышу вивария оцинкованным железом перекрыли, боксы для машин - рубероидом. Дорожки во дворе заасфальтировали, сосны высадили. В помещениях косметический ремонт до сих пор ведут - на большее денег пока не хватает.
Двери его кабинета, кажется, не закрываются никогда. Да это, наверное, и трудно сделать, если добрую половину персонала составляют женщины. У них свои обиды - бывает и с платочками у глаз прибегают. Но всех начальник сначала чаем напоит, ласточкой назовет, прежде чем выслушать. А женскому сердцу много ли надо - смотришь, и оттаяло, отошло, улыбка на губах появилась.
Сейчас уже трудно сказать, кому он уголь помог вывезти, дровами снабдил, чтобы лютую стужу пережить, лекарство для умирающего родственника достал. Но вот как он маму свою больную, Александру Савельевну, бережно на руках в приемное отделение госпиталя заносил, видели многие. И от этой сыновней любви даже у повидавших разного пожилых медсестер слезы невольные выступили.
В свое время белорусская писательница Светлана Алексиевич выпустила книгу "Чернобыльская молитва". Пронзительная и до дрожи правдивая, она не просто о новой для нас боли. Но и о новом для всех знании.
Вот и полковник Чекарев, побывавший у разрушенного радиоактивным взрывом реактора, признался мне, что приехал из той командировки совсем другим человеком.
- Я стал как-то по-особому смотреть на людей. Любить их больше, что ли? - и, смутясь, добавил: - Наверное, в той самой "молитве" есть и мой шепот.
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1694211574 в базе LIBRARY.BY.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций