"Несомненно, имена Курчатова и Харитона можно поставить рядом с именами Чайковского, Циолковского и Толстого, поскольку Россия - это нация, которая растит гениев".

Т. Рид, А. Крамиш "Троица в Дубне" ¹ .

Еще три-четыре года назад тихим погожим вечером на одной из Саровских улиц, отделенной от берега Сатиса узкой полоской сохранившегося леса, изредка можно было встретить трогательную пару скромно одетых пожилых людей. Оберегая друг друга, они неторопливо шли по неширокой асфальтовой дорожке и время от времени останавливались, чтобы отдышаться. Иногда он и она обменивались репликами, и случайные прохожие не могли не видеть, какой удивительной добротой светятся их лица.

Бывало, маршрут менялся, и тогда они шли в сторону реки, к могучей многоствольной иве. Теряясь под ее величественным шатром, они присаживались на один из доживающих свой век, приникших к земле ее стволов и замирали, растворяясь в тишине дремлющей реки и засыпающей ивы. Это старое огромное дерево они очень любили и говорили о нем, как о чуде.

Через некоторое время они возвращались домой, в свой коттедж. И только кое-кто из встречных, да и то постарше, сознавал, что видел Юлия Борисовича Харитона и его сестру Анну Борисовну. Но мало кому было известно, что, оставив комнату в ленинградской коммуналке и переехав в 1988 г. в закрытый город физиков-ядерщиков Саров (Арзамас-16), она до последних своих дней самозабвенно опекала Юлия Борисовича, когда он овдовел и потерял дочь. Даже когда ей исполнилось 92 г. (а она была на два года старше своего брата), Анна Борисовна продолжала заботиться о Юлии Борисовиче: сама готовила ему завтраки, обеды и ужины, по минутам следила за приемом лекарств и самоотверженно сопровождала брата при каждой его поездке в Москву, особенно оберегая сумочку с запасом разноцветных таблеток и глазных капель, на каждый день прописанных врачами Юлию Борисовичу.

Благодаря ей сохранялся сложившийся в течение десятилетий распорядок: и в будни, и по выходным дням Юлий Борисович уже к восьми утра был на своем рабочем месте. Короткий перерыв на обед, и машина вновь везла его на работу. Не припомнить случая, чтобы вечером он сам вернулся домой без умоляющих телефонных уговоров Анны Борисовны, как раньше это делали жена Мария Николаевна и дочь Татьяна Юльевна.

Завидев его белую "Волгу", часовые, не останавливая ее и отдавая

Адамский Виктор Борисович - доктор физико-математических наук, главный научный сотрудник Российского федерального ядерного центра (Арзамас-16). Смирнов Юрий Николаевич - кандидат физико-математических наук, ведущий научный сотрудник Российского научного центра "Курчатовский институт".

стр. 51

честь, пропускали машину через ворота охраняемой территории, а Юлий Борисович, сидя рядом с водителем, приветствовал их неизменным наклоном головы. Так он делал всегда, даже когда его зрение настолько ослабло, что он с трудом различал лишь очертания крупных предметов. Так поступал он и в последний, трагический год жизни, когда полная слепота обрушилась на него, став еще одним, но уже непереносимым испытанием для 92-летнего человека. Трагический тем более, что он до конца сохранял ясный ум и невероятную выдержку. Всего за шесть дней до кончины он, сильно ослабевший и измученный слепотой, спокойно заметил: "До нового года я не доживу...".

Жизнь Юлия Борисовича практически совпала с XX веком: он родился 14(27) февраля 1904 г. и умер 19 декабря 1996 г., не дожив двух месяцев до 93 лет. Пожалуй, трудно вспомнить имя другого ученого, жизнь которого охватила бы такой огромный период, насыщенный знаменательными историческими событиями и великими научными открытиями и изобретениями. Он появился на свет с первыми автомобилями, самолетами и примитивными механическими арифмометрами, а ушел из жизни, когда система "Интернет", превращая мир в единое целое, быстро опоясывает земной шар своей "паутиной". Когда человек овладел энергией атомного ядра и океанскими глубинами, а полеты в космос стали обычным делом. Когда человечество вступило в эру спутников, электроники, всемирного радио и телевидения. Он видел и пережил не только яркие взлеты, но и чудовищные потрясения XX века.

На протяжении его жизни мир несказанно преобразился. И он сам стал одним из его великих преобразователей. Когда с ним прощались, многие говорили, что с ним уходит эпоха. Но изменившийся, преобразованный мир - вечный памятник таким людям.

Его юные годы не были легкими. Отец Борис Осипович Харитон - видный петербургский журналист. Он играл одну из самых заметных ролей в издании и подготовке материалов ежедневной газеты "Речь" - центрального органа Партии народной свободы и тесно сотрудничал с такими лидерами кадетов, как П. Н. Милюков. И. В. Гессен, В. Д. Набоков, И. И. Петрунксвич. После 1917 г. Б. О. Харитон попал под подозрение органов советской власти. В 1922 г. вместе с десятками других отечественных либералов писателей, ученых и мыслителей он был выслан на "философском пароходе" за пределы Родины. Обосновавшись в Риге, издавал там газету для русскоязычных читателей. После включения Латвии в состав СССР был репрессирован и погиб в лагере.

Мать будущего ученого артистка Мирра Яковлевна Буровская была известна под сценическим псевдонимом Биренс. В 1911 г., когда сыну было семь лет, она уехала в Германию и вышла замуж за видного психиатра, ученика З. Фрейда. Когда в Германии надвинулась фашистская опасность, она покинула ее и обосновалась в Иерусалиме. Со времени отъезда матери за границу Юлий видел ее только дважды: в середине 20-х годов, когда он, направляясь в научную командировку в Англию, следовал через Германию, и через два года на обратном нуги, когда возвращался из Англии домой.

В 1929 г. он женился, и его брак с Марией Николаевной Жуковской оказался необыкновенно счастливым.

Наличие родственников за границей привело к тому, что впоследствии, особенно в 30 - 40-е годы. Юлий Борисович оставался под особым наблюдением ведомства государственной безопасности СССР. Но заинтересованность государства иметь под рукой столь выдающегося ученого сыграла, как видим, не последнюю роль в его судьбе.

После отъезда матери за рубеж Борис Осипович взял детям бонну: от первого брака, после смерти жены, у Б. О. Харитона остались две дочери Лида и Аня, которые были старше Юлия соответственно на четыре и два года. Именно своей воспитательнице дети были обязаны хорошим знанием немецкого языка, что в дальнейшем Юлию Борисовичу особенно пригодилось. Не попав в гимназию из-за наличия процентной нормы для лиц, как тогда писали, "иудейского вероисповедания". Юлий

стр. 52

учился в коммерческом, а затем в реальном училище. С 15 лет, трудясь в различных мастерских, он стал зарабатывать на жизнь. В 1921 г. поступил в петроградский Политехнический институт и вскоре, будучи студентом, оказался в лаборатории Физико-технического института. Здесь ему посчастливилось пройти выдающуюся научную школу у А. Ф. Иоффе и Н. Н. Семенова.

Путь к атомному ядру. В ходе космического телемоста между двумя студенческими аудиториями - советской и американской, состоявшегося 5 марта 1988 г., Ю. Б. Харитон, фактически впервые оказавшись перед мировой телеаудиторией, сказал: "Должен признаться, что я начал работать над атомной бомбой... в 1926 году. Звучит это довольно странно, но это утверждение не лишено смысла. В 1926 г. мне было 22 года, и я работал в лаборатории электронной химии ленинградского Физико-технического института" ² .

Именно тогда один из основоположников химической физики Николай Николаевич Семенов заинтересовал сотрудника своей лаборатории Юлия Харитона исследованием выхода света при реакции окисления паров фосфора. Проводя опыты вместе с З. Ф. Вальтой, молодые экспериментаторы обнаружили удивительное явление, от которого, по словам Юлия Борисовича, "сразу глаза на лоб полезли": оказалось, что при достаточно низких давлениях кислорода пары фосфора не вступали в реакцию и никакого свечения не было. Но картина совершенно менялась, когда величина давления впущенного кислорода достигала некоторого критического значения.

Это открытие увлекло уже и Николая Николаевича. Оно привело его, в конце концов, к созданию учения о разветвленных цепных процессах, увенчанного в 1956 г. Нобелевской премией и ставшего научным фундаментом на пути овладения атомной энергией. На одном из экземпляров своей книги о цепных реакциях Н. Н. Семенов сделал надпись: "Дорогому Юлию Борисовичу, ты толкнул мою мысль в область цепных реакций". Спустя много лет Ю. Б. Харитон вспоминал: "Поскольку Н. Н. сам работал с разветвляющимися цепными реакциями и нас приучил к этой культуре, к этому мышлению, нам было легко после исследований фосфора перейти к работам с ядерными цепными реакциями деления. Весь прошлый опыт работы Института химфизики позволил очень быстро войти в новую область" ³ . Таким образом, атомная тематика в научной биографии Юлия Борисовича оказалась как бы предопределенной уже в молодости.

Вскоре после замечательных экспериментов с парами фосфора Ю. Б. Харитон в 1926 г., при содействии П. Л. Капицы оказался в двухлетней научной командировке в Великобритании, в Кавендишской лаборатории Эрнеста Резерфорда - великого физика, основоположника науки об атомном ядре. Там под непосредственным руководством будущего первооткрывателя нейтрона Дж. Чедвика Юлий Борисович увлекся, казалось бы, совсем неожиданной для себя темой - предельной чувствительностью глаза к световым квантам. В результате в 1928г. он защитил диссертацию на степень доктора философии "О счете сцинтилляций, производимых α- частицами". Пребывание в легендарной лаборатории Резерфорда стало важной вехой в формировании Юлия Борисовича как физика: он оказался в одном из лучших мировых центров науки. Находясь в постоянном контакте с выдающимися физиками, он впитал демократические традиции европейской научной школы. В свою очередь все это оказывало самое благотворное влияние на людей, с которыми он в дальнейшем взаимодействовал в рамках советского атомного проекта. Его представление о мире и, в частности, восприятие им политических реальностей расширилось благодаря тому, что перед возвращением на Родину он смог посетить ряд европейских стран. В Германии он уже тогда увидел пугающие ростки фашизма и пришел к мысли о неизбежной войне СССР с ней в будущем. Это обстоятельство произвело столь сильное впечатление, что, говоря его словами, он "после непродолжительного экскурса в область биофизики (проведение совместно с Г. М. Франком измерений длин волн и интенсивности митогенетического излучения) перешел к систематической работе над вопросами теории взрывчатых веществ" ⁴ .

стр. 53

В начале 30-х годов Ю. Б. Харитон создает отдел взрывов, преобразованный затем в специализированную лабораторию только что организованного Института химической физики. Как отмечал Я. Б. Зельдович, "Юлий Борисович сознательно выбрал изучение взрывчатых веществ. В этом выборе проявились гражданские качества Харитона: ощущалось приближение пока еще далекой войны; очевидным было и народнохозяйственное значение взрывной техники. В не меньшей мере выбор взрывчатых веществ в качестве дела жизни свидетельствовал о смелости Харитона, о его окрыляющем чувстве научной силы. В лаборатории Харитона исследования взрывчатых веществ развернулись во многих направлениях" ⁵ . Пройдет время, и он станет признанным авторитетом в науке о взрыве. Война с фашистской Германией предъявит новые требования, и Ю. Б. Харитон вместе с С. Б. Ратнером уже в 1942 г. разработают противотанковые гранаты большой бризантной силы с оригинальной конструкцией спускового механизма взрывателя ⁶ .

Казалось, Юлий Борисович навсегда посвятил себя изучению процессов горения и взрыва, детонации конденсированных взрывчатых веществ. Однако увлеченность физикой не проходила. Она заставляла обращаться все к новым ее разделам, превращая его в энциклопедически образованного ученого. Не случайно с 1929 г. по 1946 г. он был заместителем ответственного редактора "Журнала экспериментальной и теоретической физики". Как не удивляет и то, что в конце 30-х годов он развивает общую теорию разделения изотопов методом центрифугирования и вместе с Я. Б. Зельдовичем факультативно, вне рабочего времени, выполняет и публикует серию пионерских основополагающих работ по теории цепной реакции деления урана, которые стали фундаментом современной физики реакторов и ядерной энергетики.

Интерес Юлия Борисовича к цепным реакциям, как и его обостренное восприятие мировых событий оказались непреходящими. Поэтому, когда в 1943 г. И. В. Курчатов пригласил его участвовать в работе над советским атомным проектом, согласие Юлия Борисовича стало совершенно естественным шагом. Он включился в нее, говоря словами его учителя Н. Н. Семенова, как "один из наиболее самоотверженных работников, исключительный по моральным качествам человек" ⁴ .

Обстоятельства сложились так, что этим делом он занимался потом уже всю жизнь. Его редкая интуиция, глубочайшее понимание физики взрыва и атомной науки, патриотизм привели к выдающимся результатам, которые признаны и у нас в стране, и за рубежом. Именно И. В. Курчатову и Ю. Б. Харитону наша страна в первую очередь обязана созданием ядерного оружия, ставшего основой ее оборонного могущества и средством предотвращения новой мировой войны.

"Первую бомбу я знал наизусть". В последний раз Ю. Б. приехал в служебный кабинет в конце июня 1996 года. А двумя месяцами ранее, 23 апреля, он последний раз обратился к научной аудитории, когда один из участников конференции, состоявшейся в Сарове, заговорил в своем докладе о заслугах Юлия Борисовича. Харитон встал, попросил у председательствующего микрофон и, подбирая наиболее точные слова, произнес: "Я не могу не отметить, что представление меня как важнейшей фигуры в создании советского ядерного оружия неверно. В оправдание автора доклада могу только сказать, что вопрос этот очень сложный. Разобраться в нем не так легко и поэтому ошибаться тоже довольно вероятно. Но я не могу не сказать, что самый крупный вклад в создание советского ядерного оружия вложен Яковом Борисовичем Зельдовичем и Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Это поистине гениальные люди. И важнейшие соображения, позволившие создать ядерное оружие, связаны с их работами" ⁷ .

Даже в памятный, юбилейный день своего 90-летия Юлий Борисович, отвечая на многочисленные приветствия и обращаясь к участникам торжества, переполнившим зал Дома ученых в Сарове, с первых слов предпочел говорить о других: "В такой день я не могу не сказать несколько грустных слов. Потому что работа, которая была сделана в нашем

стр. 54

институте, конечно, в значительной мере была связана с рядом замечательных людей, которых сейчас, увы, с нами уже нет. Работа по созданию ядерного оружия могла бы задержаться, если бы на их месте были другие. Я прежде всего хочу назвать двух потрясающих физиков-теоретиков: Якова Борисовича Зельдовича, с которым мы вместе начали работу над ядерным оружием в 1939 году, и Андрея Дмитриевича Сахарова, который в области создания ядерного оружия и в физике вообще сделал фантастически много. Сахаров был основным автором первой водородной бомбы, испытанной нами в 1953 году... Но кроме непосредственно разработки ядерного оружия имеется еще огромный круг вопросов, без решения которых никакое ядерное оружие сделано быть не может. Всем этим, в том числе и вопросами ядерного оружия, ведал замечательный физик Игорь Васильевич Курчатов - человек поразительный, потрясающе талантливый и с удивительными организационными способностями, которыми я совершенно не обладаю. Ему и было поручено общее [научное. - Авт.] руководство всем комплексом работ, хоть как-то связанных с созданием ядерного оружия... Конечно, многие другие наши физики тоже внесли огромный вклад. Я хотел бы упомянуть о блестящих физиках-экспериментаторах, которые участвовали в нашей работе и в значительной мере обеспечили ее успех... Я хочу подчеркнуть выдающуюся роль коллектива в целом. Весь наш коллектив содержит огромное количество талантливых людей... Без его невероятно целеустремленной, напряженной работы, в том числе многих молодых ученых, конечно, нельзя было бы за такой срок создать и испытать первый образец ядерного оружия... Это была коллективная работа, и только дружный коллектив мог ее сделать" ⁸ .

В течение 20-минутного импровизированного выступления взволнованный Юлий Борисович называл многие другие имена и обстоятельства. И в его рассказе совершенно потерялась краткая, как бы не имеющая особого значения, фраза о том, что Курчатов "предложил мне возглавить- непосредственно разработку ядерного оружия". Но вряд ли Игорь Васильевич поступил бы так, если бы считал, что "организационными способностями" Харитон "совершенно не обладает".

В силу своей необычайной скромности Юлий Борисович искренне культивировал как бы свою неприметность в гигантском по масштабу и ответственности деле. А многолетняя абсолютная засекреченность тематики, которой он занимался и руководил, способствовала этому. Время от времени возникала нелепая ситуация: на очередном предвыборном собрании избиратели, встречаясь с Харитоном - своим кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР (а он был депутатом непрерывно с 1950 г. по 1989 г.), трижды Героем Социалистического Труда и академиком, должны были сами догадываться, что же столь выдающееся совершил он в своей физике. Никто не имел права подсказать аудитории даже то, что все три звезды Героя были присвоены ему (как и И. В. Курчатову) в течение всего лишь пяти лет - с 1949 по 1954 год. И вряд ли кто из присутствовавших на подобном собрании мог догадаться, что некий человек, непрерывно опекающий Юлия Борисовича и следующий за ним по пятам, не какой-то там помощник, как можно было подумать, а совершенно экзотическая по тем временам фигура - вооруженный телохранитель. Так продолжалось до 1966 года.

Это сейчас известно, что Харитон был вовлечен Курчатовым в советский атомный проект с первых дней его становления. Что он, включившись в эту важнейшую для страны работу с беспредельной ответственностью и самоотверженностью, очень скоро оказался на виду у высшей кремлевской власти, которая в таком деле не простила бы даже мало-мальской "осечки". Его непосредственным начальником стал на долгие годы, по существу, не столько Курчатов, сколько всемогущий Л. П. Берия.

Именно Ю. Б. Харитон и его "команда" должны были венчать дело, за которым стояли усилия разоренной войной страны: будет атомная бомба у СССР или нет. Будет ликвидирована атомная монополия США или мы

стр. 55

останемся беззащитными. Это был поистине вопрос жизни и смерти. Не случайно незадолго до первого взрыва на Семипалатинском полигоне Харитон вместе с Курчатовым, в присутствии Берии, "держал ответ" в Кремле перед И. В. Сталиным. Как не случайно и то, что даже холодный и жестокий Берия, прилетевший на первое атомное испытание, оказался во власти эмоционального порыва и, поздравляя с успехом, поцеловал Игоря Васильевича и Юлия Борисовича...

Груз, который вынес Ю. Б. Харитон уже в первые годы реализации советского атомного проекта, был невообразимым. Конечно, основная задача - как можно скорее создать атомное оружие - была ясна. Но сначала необходимо было собрать в едином коллективе, в одном центре профессионалов- единомышленников и обеспечить им условия жизни и работы. Надо было "на ровном месте", да еще среди лагерных подконвойных и бараков, гак развернуть научные исследования и разработки, чтобы они не только сплотили и увлекли трудно подчиняющуюся единой воле команду талантов и индивидуальностей, но и скорейшим образом привели к требуемому результату. И все это - под присмотром спецслужб, в обстановке жесточайшей секретности и при постоянном диктате высоких кремлевских "опекунов". Поразительно, но в такой изматывающей, нервной атмосфере Юлий Борисович не только блестяще справился со своими задачами, а и сохранил редкое обаяние, искреннюю доброжелательность и внимание к окружающим его людям, какое бы положение они ни занимали. Этим он навсегда завоевал уважение и любовь своих сотрудников, которые почитали за честь выполнить наилучшим образом любое его поручение.

Уже на первом этапе ответственной работы его миссия оказалась столь же плодотворной, как и та, которая в США сделала легендарным научного руководителя американского атомного проекта Роберта Оппенгеймера.

Характерный для того периода стиль работы Юлия Борисовича, предопределивший его уникальную долгую судьбу научного руководителя ядерного центра, удивлял его ближайших коллег. ((У меня почему-то было убеждение, что Харитон - массивный мужчина высокого роста с громким голосом, вспоминает академик Е. А. Негин. - Все оказалось наоборот: Харитон оказался человеком невысокого роста с очень тихим голосочком... Он сохранял многие черты академического профессора, лабораторного работника. Он как-то очень быстро сужал объем рассматриваемой проблемы и получал истинное удовольствие, когда вцеплялся в какую-нибудь конкретную деталь, особенно если в этой детали были какие-то логические или иные непорядки. "Тогда все раскладывалось по очень тесным, физически четким полочкам.

Меня поначалу это даже несколько злило. Мне казалось, что Харитон должен интересоваться только глобальными проблемами. Но потом я понял, что, когда делаешь одну бомбу и в работе всего один экземпляр, это, наверное, если не единственный, то один из наилучших способов работы - доходить до мельчайших деталей.

Когда мы познакомились ближе, Харигон мне как-то сказал: "А вы знаете, я первую бомбу знал наизусть". Это меня невероятно удивило, я переспросил: "Что значит, знал наизусть?". - "Я все чертежи помнил так, будто они находились передо мной. Все размеры...". Я тут же съехидничал: "И допуска?". Он совершенно серьезно, не моргнув глазом, сказал: "Да, и допуска" (документация на атомную бомбу включает тысячи чертежей. Прим. авторов].

Все это, конечно, давало представление о памяти этого человека, но поначалу все равно казалось мне невероятным. Я всегда удивлялся, когда Харитон, не глядя на чертежи, поправлял размеры на схемах, которые рисовались на доске. Потом, когда я понял, в каких условиях тогда работали наши руководители, мне стало ясно, что это был один из способов застраховаться от всяких неожиданностей. Скажем, если Берия задавал вопросы, то сказать, что ты не знаешь, как ответить, наверное, могло обойтись дорого.

стр. 56

И тогда, и позже в личности Юлия Борисовича меня поражали два обстоятельства. Во-первых, почти энциклопедическое знание физики. О чем бы ни приходилось с ним говорить, он очень быстро переключался с одной области физического знания на другую и чувствовал себя везде абсолютно свободно. Во-вторых, поражала совершенно чудовищная работоспособность Ю. Б. Он совершенно спокойно мог работать день, потом вечер, потом ночь, потом, попив чайку, утро. В это время, в 1949г., Харитону было 45 лет. Худенький, но, как выяснилось, очень крепкий мужчина в самом расцвете сил. Он не курил и практически не пил. Иной раз рюмку-другую водки, и больше - ни-ни, ни при каких обстоятельствах.

Харитон никогда не стеснялся задвать вопросы, если чего-то не помнил. Он потрошил человека совершенно беспощадно, пока не выяснял, что тот имел в виду. Эта невероятная дотошность тоже помогала формированию школы... Это заставляло людей быть готовыми к тому, что им может быть задан любой вопрос, если тут появился Ю. Б. Поэтому некоторые товарищи его просто остерегались, а в целом он содействовал тому, что люди готовились в научно-техническом плане более качественно.

Харитон так же уверенно и четко разбирался в массе инженерных вопросов )) ⁹ .

Грандиозная задача, жизненно важная для безопасности страны, была решена. На одном из приемов, уже после испытания первой советской атомной бомбы, Сталин, по свидетельству Курчатова, заметил: "Если бы

стр. 57

мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, "попробовали" бы ее на себе" ¹⁰ . Такова была цена первой звезды Героя. Она стала зеркальным знаком и той неминуемой расправы, которая ждала его вместе с Курчатовым в случае неудачи испытания 29 августа 1949 года...

Хочешь мира - будь сильным. В США миссия Оппенгеймера как научного руководителя атомного проекта закончилась с созданием атомного оружия. Напротив, Харитон долгие годы продолжал возглавлять советских ядерщиков в Арзамасе-16, определяя научно- техническую политику в этой важнейшей для страны области. В течение полувека, с 1946 г. по 1992 гг. он оставался их научным руководителем, хотя до 1958 г. его должность называлась "главный конструктор".

За этот период, совпавший с "холодной войной" и ядерной гонкой, в СССР были проведены сотни испытаний ядерного оружия. И большинство соответствующих зарядов и конструкций были созданы и испытаны под научным руководством Ю. Б. Харитона, при его самом активном участии. По существу, он являлся одним из главных соавторов этих разработок, хотя формально и не фиксировал свое соавторство.

Созданный Юлием Борисовичем небольшой вначале коллектив ученых-ядерщиков вырос в мощный, крупнейший в мире ядерный центр. Были заложены совершенно новые направления научных исследований и достигнуты результаты, которые до сих пор являются непревзойденными.

Недаром, представляя Юлия Борисовича как кандидата на премию имени И. В. Курчатова, А. Д. Сахаров писал в Комиссию АН СССР 6 октября 1967 г.: "Я всемерно поддерживаю предложение о присуждении премии им. Курчатова академику Харитону Юлию Борисовичу. Начиная с 1943 года, Ю. Б. Харитон наряду с И. В. Курчатовым явился одним из тех, на чьи плечи легло бремя научного руководства атомной проблемой в нашей стране. Научная эрудиция и инициатива, блестящее сочетание качеств ученого, инженера и организатора, выдающиеся человеческие качества этих двух научных руководителей явились одним из важнейших факторов успехов советской атомной физики и техники на протяжении 2-х десятилетий, поэтому я не знаю никого, кто был бы более, чем Юлий Борисович Харитон, достоин премии имени И. В. Курчатова.

Под руководством Ю. Б. Харитона разработаны методы изучения процессов при сверхвысоких давлениях, которые не только являются крайне необходимыми при важнейших технических разработках, но и имеют очень большой чисто научный интерес.

Под руководством Ю. Б. Харитона решены очень сложные проблемы инженерного, конструкторского и технологического характера, а также проблемы, относящиеся к области приборостроения и автоматики, созданы целые отрасли промышленности, характеризующиеся высокой инженерно-технологической культурой.

Ю. Б. Харитону неизменно присуще чувство нового и умение глубоко войти в очень сложные и противоречивые проблемы, найти кратчайший и самый перспективный путь решения технических задач государственной важности.

Руководимый Ю. Б. Харитоном крупный научно-исследовательский и конструкторский центр по своим кадрам, оснащению научной аппаратурой и вычислительной техникой является одним из передовых в нашей стране, имеет крупные заслуги перед страной.

Эти заслуги в очень большой степени стали возможными в результате того научного в своей основе стиля руководства, которое на протяжении двух десятилетий с огромной отдачей сил осуществляет Ю. Б. Харитон, один из крупнейших советских ученых" ¹¹ .

Пожалуй, до появления атомной бомбы в истории нашего государства не было прецедента, когда положение страны в мире зависело бы именно от успехов ученых: не создай они собственное ядерное оружие, США, опираясь на безусловное военное превосходство, сохранили бы возможность проводить жесткую политику по отношению к нашей стране. Чтобы противостоять такой перспективе, советские ученые должны были сделать почти невозможное.

стр. 58

В дальнейшем, в годы "холодной войны", ответственность ученых-руководителей основных ветвей военно-промышленного комплекса страны возрастала еще более. И. В. Курчатов и Ю. Б. Харитон сознавали это. Занимаемые ими посты означали статус не только руководителей важнейшей научной проблемы, но и ответственных государственных деятелей. В высших эшелонах власти понимали: подобная миссия не может быть доверена представителям привычной партийно-государственной номенклатуры. Это подчеркивалось и постоянным избранием этих руководителей депутатами Верховного Совета СССР. Более того, послевоенные лидеры нашей страны до самого последнего времени видели в представителях научной элиты военно- промышленного комплекса, особенно таких, как И. В. Курчатов, Ю. Б. Харитон, М. В. Келдыш и С. П. Королев, своих единомышленников по проведению государственной политики, чьи достижения способствуют укреплению международного престижа страны и ее безопасности. Вспомним, какой фурор произвело включение Н. С. Хрущевым Курчатова в состав правительственной делегации, посетившей Великобританию с официальным визитом в 1956 году. Или с каким пафосом, под бурные аплодисменты делегатов, говорил Хрущев в отчетном докладе на XXII съезде КПСС в октябре 1961 г.: "Я вижу в зале товарищей, которые создали наши замечательные ракеты, двигатели к ним, точные приборы. Вижу и тех, которые работают над совершенствованием ядерного оружия. Мы гордимся этими товарищами, воздаем им должное, радуемся их творческим успехам, которые способствуют укреплению оборонной мощи нашей Родины, укреплению мира во всем мире" ¹² . Естественно, Ю. Б. Харитона, особенно со времен Н. С. Хрущева, регулярно принимали все лидеры страны и высоко ценили его. Мы упоминали, как расчувствовался Берия, поцеловав Юлия Борисовича. Так же поступил М. С. Горбачев, завершая с ним одну из своих встреч. Власть понимала, насколько она обязана таким людям.

В годы ракетно-ядерного противостояния СССР и США сохранение мира определялось угрозой взаимного уничтожения в случае прямого военного столкновения. И каждая из сторон была жизненно заинтересована в том, чтобы потенциальный противник не достиг решающего превосходства. Ю. Б. Харитон олицетворял собой в нашей стране тот достаточно узкий круг ответственных технических специалистов, которые на своих плечах вынесли невероятную ношу. Ведь от создания первых ядерных зарядов до построения современной системы ракетно-ядерного вооружения пролегал путь длиною в три-четыре десятилетия. Юлий Борисович находился в эпицентре этих усилий. Руководители страны, министры и другие высшие должностные лица приходили и уходили, а он бессменно оставался научным руководителем главного ядерного центра страны и председателем Межведомственного научно-технического совета.

Ю. Б. Харитон, заботясь об обороноспособности страны и поощряя международные контакты между учеными, снискал огромное уважение к себе со стороны коллег. В том числе по ту сторону океана. Создатель американской водородной бомбы Эдвард Теллер писал: "Я действительно уважаю ученых, которые хорошо делали свою работу... Это несомненно и полностью относится к выдающимся русским ученым, таким, как Игорь Курчатов и Юлий Харитон. При существовавшем в Советском Союзе диктаторском режиме ученых часто использовали друг против друга, и во многих случаях это затрудняло отношения между ними. На меня особенно сильное впечатление произвело то, что, несмотря на эти трудности, Курчатов и Харитон добились высокого и единодушного уважения со стороны своих коллег.

В настоящее время с распадом Советского Союза и исчезновением опасного идеологического противостояния между Востоком и Западом открывается возможность для научного сотрудничества. Я полагаю, такое сотрудничество должно быть использовано во всей полноте. В рамках этого сотрудничества традиция, заложенная Курчатовым и Харитоном, будет неоценимо полезной" ¹³ .

Юлий Борисович вместе со своими коллегами создавал ядерное ору-

стр. 59

жие - самое страшное из того, что на сегодняшний день придумало человечество. При этом он, пожалуй, как никто, прошел весь долгий и тяжелый путь. Сначала от зарождения проблемы до ее реализации, затем от истоков ядерной гонки до ее апогея в период "холодной войны". Наконец, он стал свидетелем смены приоритетов в последние годы. Это был беспрецедентный опыт, и человеческий, и научный.

На первый взгляд, в одном человеке соединилось несоединимое: высочайшая культура и покоряющая интеллигентность с одной стороны, а с другой - сознательная, самоотверженная, титаническая работа над атомной и затем над водородной бомбой, над ракетно-ядерным щитом страны. Если к этому парадоксу подходить формально, понять его будет трудно. Может показаться: куда разумнее было бы враждующим, противостоящим сторонам изначально отказаться от разработки чудовищного и разорительного по затратам оружия, чем (как выяснилось позднее), обладая этим оружием и угрожая друг другу, ставить мир перед опасностью всеобщего уничтожения. Но пути развития цивилизации подчиняются иной логике, которая определяется не туманными представлениями о будущем, а суровым накопленным опытом.

Еще полвека назад мировая политика, опиравшаяся на многовековую традицию, отдавала предпочтение не столько разуму или состраданию, сколько силе, диктату и идеологическим химерам. Мировая война, смерчем охватывавшая десятки стран в самых отдаленных уголках Земли и уносившая миллионы человеческих жизней, дважды в наш век становилась катастрофической реальностью. Казалось, так будет продолжаться вечно. И только с появлением ядерного оружия мировая цивилизация пережила нечто вроде отрезвляющего шока: новая подобная война с применением такого оружия стала бы всеобщим самоубийством. Наконец, сама ядерная гонка с ее опасностями и беспримерным расточительством тоже оказалась суровым и поучительным опытом. Для человечества наступила пора остановиться и понять, что "безопасность не может быть достигнута за счет потенциального противника, а лишь сообща с ним при должном учете интересов безопасности обеих сторон" ¹⁴ .

Этот давшийся дорогой ценой принцип, воспринятый современными политиками, но которому ранее не было места в истории, разогнал тучи и, пожалуй, впервые позволил миру обрести спасительную перспективу. Так ядерное оружие из оружия сдерживания превратилось в драматическое средство постижения нового опыта, важнейшего для цивилизации на пути к ее дальнейшему развитию. При этом Ю. Б. Харитон считал, что с исчезновением угрозы глобальных войн ядерному оружию не останется места на Земле. Вот почему Юлий Борисович, великий гражданин и патриот России, - в числе тех выдающихся современников, гигантов XX в., кто своим подвижническим трудом защитил нашу страну от беды и превратил ее в великую державу. Оберегая мир, он внес огромный вклад, чтобы избежать самоубийственной катастрофы в будущем.

Эхо похищенных секретов. В рамках советского атомного проекта очень важную роль сыграла наша разведка, а также доброжелатели Советского Союза на Западе, добровольно и бескорыстно помогавшие нам из идейных соображений. В их числе был и участник создания американской атомной бомбы немецкий физик-теоретик Клаус Фукс.

Успех советской разведки в столь деликатной области одновременно означал проигрыш спецслужб США, стремившихся сохранить атомные секреты в полной тайне. Показательна реакция американских экспертов на самый факт атомного шпионажа, о котором стало известно после ареста К. Фукса в Великобритании в 1950 году. Бывший заместитель директора ЦРУ Р. Клайн утверждал: "Я убежден в том, что... проникновение разведки в американские атомные секреты было всеобъемлющим. Все делалось с высочайшим профессионализмом. Подавляющее большинство американцев сначала даже не догадывались о том, что происходит. Только в 50-е годы люди начали узнавать правду... Я думаю, что Советский Союз благодаря материалам, которые добыли в Лос-Аламосе шпионы, выиграл около 5 лет. Я говорю о сроках создания атомного оружия" ¹⁵ .

стр. 60

Рассуждения о том, какой выигрыш во времени получили благодаря разведке советские ученые для создания собственного атомного оружия, стали одной из излюбленных тем. Причем как за океаном, так и в России иногда пытаются внушить мысль, что агентурная информация вообще сыграла чуть ли не главную роль в реализации нашей атомной программы. Между тем, стоит напомнить логику рассуждений американских экспертов на момент, когда США еще обладали монополией на атомную бомбу и за океаном господствовало представление, что повторить успех Америки в этой труднейшей области просто не под силу какой-либо другой стране. Тем более в скором времени. И уж совсем нереально ждать подобных чудес от послевоенной обескровленной России.

В распространенном американском журнале "Look" всего за год до первого атомного испытания в СССР можно было прочитать мнение "квалифицированного инженера-атомника и специалиста по русской промышленности": "Прежде чем Россия, или любая другая страна, сможет иметь атомную бомбу, она должна будет самостоятельно разрешить некоторые из наиболее трудных технических проблем, с какими она прежде никогда не сталкивалась; кроме того, она должна будет построить у себя по меньшей мере один промышленный завод-гигант... В течение ближайших нескольких лет русские, попросту говоря, не могут и надеяться иметь завод..., подобный заводу в Окридже. Это физически невозможно. Советская промышленность слишком слабо развита, чтобы быть в состоянии поставлять оборудование для такого механического колосса... По производственной мощности ключевые для атомной проблемы отрасли промышленности в России отстают в среднем на 22 года от соответствующих отраслей промышленности в Соединенных Штатах" ¹⁶ .

Рассуждая о значении для России информации, опубликованной в США по атомной проблеме, как и о возможных успехах советской разведки, авторы названной публикации пришли к заключению принципиального характера: "При максимальных преимуществах, предоставляемых информацией, которых русские могут добиться, они все еще находятся пока в положении боксера веса пера, в положении боксера-любителя, который уверен в том, что он знает секрет успеха чемпиона - боксера тяжелого веса. Он может знать очень много о том, как боксер тяжелого веса достигает успеха, но победить его - дело совершенно другого порядка". Иными словами, можно "знать очень много", располагая информацией, но атомная бомба появится, только если "самостоятельно решить труднейшие технические проблемы" и создать сложнейшую атомную отрасль ¹⁶ .

Почти через 20 лет после первого советского атомного взрыва в американском "Бюллетене ученых-атомщиков" справедливо отмечалось: "Для того, чтобы практически использовать такую (разведывательную - прим, авторов) информацию, нужен был крупный и компетентный научный центр с накопленным опытом и нужными установками для выполнения работ по ядерным исследованиям и технике. Но даже и в этом случае никто не смог бы использовать данные разведки, чтобы направить свои собственные исследования по совершенно новому направлению, а смог бы лишь... избежать ловушек и тупиков. Короче говоря, такая информация позволила бы нации, уже находящейся на пути к созданию ядерной бомбы, лишь несколько ускорить ее разработку" ¹⁷ . Одним из таких крупных и компетентных научных центров как раз и руководил Ю. Б. Харитон.

Любопытна и современная точка зрения по этой проблеме наших американских коллег - разработчиков ядерного оружия: "разведка экономила время, приближая тем самым дату проведения Советским Союзом первого испытания. С другой стороны, такая информация была полезна лишь в том случае, если она попадала к компетентным в техническом отношении ученым, способным правильно интерпретировать предоставляемые сведения. Со временем советская наука вышла на свой собственный путь и в течение десятилетия, последовавшего за первым ядерным испытанием, СССР добился успехов, сделавших его в полной мере конкурентноспособным с Западом. Передача практических знаний "ноу-хау"

стр. 61

была гораздо затруднительней. Хотя Советы проникли в Хэнфорд и Окридж, похищение подробных сведений из области переработки топливных стержней, металлургии, изготовления оружия и т. п. было делом практически неосуществимым" ¹⁸ .

Дискуссии о значении разведывательных материалов для советского атомного проекта, идущие на Западе с момента ареста Клауса Фукса, а в последние годы и в России, охватывают весь мыслимый диапазон тем, от обсуждения ценности прямых агентурных сведений до предположений о "подсказках", которые могли быть получены советскими ядерщиками по атмосферным пробам после американских ядерных испытаний. Причем в силу действовавших тогда жестких режимных ограничений наши специалисты-ядерщики были вынуждены отмалчиваться. Они вступили в эти дискуссии, когда не только случайными людьми, но даже некоторыми представителями разведки, не посвященными в весьма специфическую профессиональную "кухню" разработчиков ядерного оружия, уже было высказано много напраслины.

Иногда дискуссии накалялись, но пыль неизменно оседала. И становилось ясно: "Атомное, а затем и термоядерное оружие были созданы в Советском Союзе в первую очередь благодаря наличию научно-технического и интеллектуального потенциала. Мощный вклад внесла большая группа советских ученых... Что касается вклада разведки в создание советской атомной бомбы, то ее важная работа в интересах государства сыграла вспомогательную роль" ¹⁹ .

Немаловажное значение имеет также следующее обстоятельство. Создание ядерного оружия в США и СССР никогда не было только научно-техническим состязанием, при котором на первый план выходили бы в чистом виде вопросы научного авторства или приоритета. Цель определялась не соображениями такого престижа, а тем, чтобы опередить или, по крайней мере, не отстать в новом деле от потенциального противника.

Интернациональная команда физиков в США и ядерщики в СССР, создавая новое оружие, были хотя и важнейшей, но все-таки составной частью мощных сил, задействованных в грандиозных атомных программах этих государств. Хотя первая атомная бомба была создана в США, а первый транспортабельный термоядерный заряд - в Советском Союзе, оценивать эту многоплановую гонку в терминах только научного соперничества или только успехов разведки - чрезмерное упрощение. Главным было достижение цели наикратчайшим путем и любыми средствами. Так что все компоненты этого движения, включая и интерес к тому, насколько продвинулись к успеху конкуренты, становились существенными.

Не случайно, когда работа в США над первой атомной бомбой была еще в самом разгаре, американские ученые, придавая исключительное значение возможным результатам миссии специального секретного подразделения (операция "Алсос"), вступившего на территорию Германии вместе с наступавшими союзными войсками, устроили настоящую охоту за немецкими физиками-ядерщиками, чтобы установить, насколько они продвинулись в создании атомной бомбы. Как не случайно и то, что американские специалисты без каких-либо колебаний сполна воспользовались опытом, накопленным Германией в области ракетной техники группой создателя самолетов-снарядов и ракет ФАУ-1 и ФАУ-2 Вернера фон Брауна. Подобным образом поступала и советская сторона.

Используя лучших европейских ученых-эмигрантов, США осуществляли атомный проект в глубокой тайне от СССР. Для Советского Союза, приступившего к созданию атомного оружия не только с отставанием в несколько лет, но и в условиях опустошительной войны, эта гонка превращалась и в охоту за секретами, так оберегавшимися американцами. Более того, из-за возникшей вскоре опасной монополии США на ядерное оружие она немедленно переросла для нашей страны в острейшую проблему национальной безопасности.

Так создание ядерного оружия стало для СССР не только научно-технической проблемой, но и задачей первостепенной государственной важ-

стр. 62

ности. Благодаря эффективному привлечению всех возможностей и ресурсов государства, это оружие было создано у нас очень быстро.

Советские ядерщики показали себя истинными профессионалами и проявили высокую ответственность перед страной. Когда ситуация потребовала, они в интересах ускорения общего дела и ради безопасности страны отложили собственные, весьма перспективные разработки и использовали для первого атомного взрыва заряд с уже отработанной, проверенной американской схемой, добытой советской разведкой.

Юлий Борисович рассказывал, что такое решение пришло не откуда-то сверху, от Сталина или Берии. Оно было результатом консультаций между ним и Курчатовым, а также с руководством атомного ведомства страны. Берия был поставлен в известность и одобрил решение. Как свидетельствовал Харитон, так и осталось неясным, было ли оно доведено до Сталина.

"Учитывая государственные интересы, - подчеркивал Юлий Борисович, - любое другое решение было бы тогда недопустимым... Потом [наши] люди сделали гораздо лучше, более совершенные образцы. Очень скоро ими были созданы атомные заряды в несколько десятков раз меньшего веса и в несколько раз меньшим расходом активного вещества... Разработка водородной бомбы была проведена советскими физиками совершенно независимо" ²⁰ .

Государственный подход к делу и исключительная ответственность перед страной, которую проявили в этой ситуации Харитон и Курчатов, очевидны. Причем очень скоро представился случай, когда Юлий Борисович продемонстрировал, что и под взглядом Сталина он решений не меняет. Когда Сталин незадолго до первого испытания атомной бомбы спросил у него, нельзя ли вместо одной бомбы из имеющегося для заряда количества плутония сделать две, пусть и более слабые, чтобы одна оставалась в запасе, он ответил отрицательно. Хотя уже тогда понимал, что такую попытку (и небезуспешную) можно было бы предпринять. Но только не в условиях, когда был столь важен именно гарантированный успех первого испытания. Основной довод Юлий Борисович видел в том, что, как он рассказывал, "наработанное количество плутония как раз соответствовало заряду, изготавливаемому по американской схеме, и излишний риск [был] недопустим" ²⁰ .

Советская разведка в свое время переиграла американских стражей, охранявших атомные секреты. Но нелепо полагать, что разведывательная информация из-за рубежа всякий раз была "лакомым кусочком", без которого наши ученые не могли сделать и шага. Конечно, всякий полученный разведкой материал - уже огромное достижение. Другой вопрос, каково реальное значение добытой информации и что из нее было в действительности использовано на практике. По разным причинам, и далеко не всегда, добытые сведения оказываются востребованными. Вот почему каждый пример "срабатывания" разведывательного материала - событие. Но такие факты должны выявляться и доказываться с особенной аккуратностью и безупречной основательностью, беспристрастно и убедительно.

Выдающийся пример эффективного "срабатывания" разведывательной информации - наш первый атомный взрыв 29 августа 1949 г. на Семипалатинском полигоне. И как только представилась возможность рассказать о том, что тогда был взорван заряд, изготовленный по схеме, добытой в США советской разведкой, Юлий Борисович незамедлительно, первым обнародовал когда-то сверхсекретный факт, посчитав это своим долгом ²¹ . Тем более, что из советских физиков - разработчиков ядерного оружия лишь три-четыре человека, включая, естественно, И. В. Курчатова, были, по свидетельству Харитона, посвящены в эту тайну. Да иначе и быть не могло: ничто не должно было осложнить действий и возможностей советской разведки.

Стремясь к лучшему, не натвори худшего. Круг людей, сталкивавшихся и взаимодействовавших с Юлием Борисовичем на его долгом жизненном пути, огромен. Он производил неизгладимое впечатление на всех, кто видел его впервые. Это был человек, в котором чувствовалась высокая культура

стр. 63

во всем - от одежды до внешнего поведения. Если кому-нибудь рассказывали, как выглядит Харитон, - он был потом узнаваем при первой же встрече. Безупречная аккуратность, даже элегантность выдавали в нем человека, прошедшего европейскую школу не только научную, но и поведенческую. Невольно возникало впечатление, что это человек, на которого можно возложить большое государственное дело, и он сделает его без излишней шумихи, надежно и эффективно.

Без сомнения, многие расскажут о нем в книгах и статьях. Одни будут говорить о широте его взглядов и интересов, о его деликатности и уважении к людям, готовности помочь им в любую минуту. Расскажут, как он не дал сломать чью-то судьбу или спас кого-то от блюстителей "чистоты рядов" по идеологическому признаку. Поведают о том, с каким безграничным уважением и восхищением относились к нему сотрудники. Что он был выдающимся учителем, воспитавшим несколько поколений своих последователей и учеников, а для многих стал просто родным человеком. Что не боялся высказать властям свою точку зрения, хотя и не делал из этого общественного события. Расскажут о его нелегком детстве и трагической судьбе его родителей. Напишут о его потрясающем мужестве уже на склоне лет.

Другие отметят, каким он был необыкновенным, уникальным профессионалом, чьи советы помогали избежать тупиковых ситуаций и экономили колоссальные средства и ресурсы. Как он в каждом человеке зарождал чувство великой ответственности даже, казалось бы, за самое неприметное дело. Как по его приглашению с радостью ехали к нему в любое время дня и ночи, чтобы обсудить возникшую проблему. И что он был не только ученым мирового класса, но и столь же великим конструктором, а его выдающийся вклад в науку и оборону страны мало с кем сопоставим. Что именно благодаря невероятной требовательности и дотошности Юлия Борисовича мы, к счастью, до сих пор не имели никаких неприятностей и срывов в столь деликатных и сложных устройствах, какими являются ядерные заряды. И как он работал сам, не щадя ни сил, ни здоровья и всегда оставаясь человеком долга, ровным и предупредительным, какие бы переживания ни терзали его душу и как бы ни были перенапряжены нервы.

Коллеги расскажут, как стал легендой его принцип "знать в 10 раз больше, чем нужно для решения проблемы", о его приверженности истине и предельной ясности при анализе любого вопроса. Напомнят о его призыве не пренебрегать мелочами, за которыми может скрываться совершенно неожиданный результат. Приведут примеры, насколько он был мудр и дальновиден. И, конечно, отметят его исключительный талант организатора, позволивший в едином коллективе сначала собрать специалистов высочайшего класса, а затем дать жизнь новым институтам, научным направлениям и невиданным ранее технологиям. Благодаря этим рассказам станет особенно ясно, насколько уникальным явлением была личность Юлия Борисовича Харитона и какое огромное влияние оказала его деятельность на облик современного мира.

Это влияние простирается далеко в будущее, ибо атомная эра, которая зародилась в середине XX в. и одним из главных творцов которой он сам явился, кардинальным образом преобразила науку и технику, военные доктрины государств, всю международную жизнь, изменила философию и мировосприятие людей, придала мощный импульс развитию цивилизации.

Но, при всем величии свершенного, Юлий Борисович всегда и для всех оставался необычайно прост и доступен. Даже бремя высокой государственной ответственности и колоссальная производственная перегрузка не притупили у него непосредственный, живой интерес к науке. В ходе обсуждений с ним какого-либо эксперимента или иного научного вопроса всегда чувствовалось, что он прошел классическую школу физика-экспериментатора, познавшего до тонкостей всю цепочку от идеи эксперимента до получения нового значительного результата. Харитон не только мастерски руководил

стр. 64

созданным им необычайно пестрым и разнородным огромным коллективом, олицетворявшим многие специальности, но и поощрял неожиданные направления работ, которые, казалось, не имеют отношения к основной тематике.

Тот факт, что созданное полвека назад в общем-то военное конструкторское бюро превратилось в мировой первоклассный научный центр, где плодотворно и ярко могли трудиться ученые масштаба А. Д. Сахарова и Я. Б. Зельдовича, - лучший памятник Юлию Борисовичу. Как таким же памятником ему и его сподвижникам является современный, почти 100-тысячный ныне город Саров, по существу заново заложенный в 1946 году.

Откликаясь на кончину Юлия Борисовича, Эдвард Теллер в своей телеграмме, направленной в Москву, назвал его "великим человеком и великим ученым" и продолжил: "Он был выдающимся даже среди тех немногих людей, кто осознал в России на раннем этапе громадный потенциал ядерной энергии. Он внес решающий вклад в развитие термоядерных направлений, воплотив эти исследования в практические реалии полностью, оригинальным образом. Для меня была источником настоящего удовлетворения возможность встретить Харитона в 1992 г. и лучше понять... развитие новых практических направлений ядерной науки.

Харитон жил в исключительно тяжелое время. В дополнение к его гениальному новаторству он был одним из наиболее выдающихся лидеров, кто в течение всего этого ужасно трудного времени помогал своим коллегам во многом - практической помощью в поддержке их благосостояния и их безопасности. Своим поведением в период, когда правильные поступки требовали сообразительности, мужества и твердости характера, он заслужил прекрасную репутацию" ²² .

Приходят на память и замечательные слова Я. Б. Зельдовича, написанные им 15 лет назад: "Я ощущаю как огромное везение в жизни, как огромное счастье свое пятидесятилетнее знакомство и дружбу с Юлием Борисовичем и особенно те двадцать лет, которые я проработал под его руководством... В трудной области, с очень дорогостоящим экспериментом Харитон почти не знает неудач и срывов. Работа рядом с ним - это огромная школа, не только научная, но и жизненная... Благородство, кристальная моральная чистота - все эти слова действительно, без преувеличения применимы к Харитону...

Добавим сюда еще верность друзьям, принципиальность, высочайшую интеллигентность Харитона. Добавим труд - тяжелый груд, которому Харитон отдает себя много лет и до сих пор, несмотря на солидный возраст... Такие люди - чистые, светлые, талантливые, доброжелательные - это огромная редкость! И можно только порадоваться тому, что "правильный человек находится на правильном месте"..., тому, что Юлий Борисович в 1928 г. занялся взрывами, а в 1939 г. - делением урана" ²³ .

Юлий Борисович сделал невообразимо много за свою долгую жизнь и заслуженно был окружен всеобщим почитанием и любовью. Но эти искренние чувства никогда не гипнотизировали и не расслабляли его. Он не боялся оглянуться назад, чтобы критически оценить пройденный путь. За год с небольшим до своей кончины он по нездоровью был вынужден отказаться от приглашения американских коллег посетить их. И послал им свое приветствие. Оно завершалось словами, которые воспринимаются теперь как его завещание, обращенное к будущему: "Сознавая свою причастность к замечательным научным и инженерным свершениям, приведшим к овладению человечеством практически неисчерпаемым источником энергии, сегодня, в более чем зрелом возрасте, я уже не уверен, что человечество дозрело до владения этой энергией. Я осознаю нашу причастность к ужасной гибели людей, к чудовищным повреждениям, наносимым природе нашего дома - Земли. Слова покаяния ничего не изменят. Дай Бог, чтобы те, кто идут после нас, нашли пути, нашли в себе твердость духа и решимость, стремясь к лучшему, не натворить худшего" ²⁴ .

стр. 65

ФЕДЕРАЛЬНОЕ СОБРАНИЕ - ПАРЛАМЕНТ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ОБРАЩЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ

К Председателю Правительства Российской Федерации об увековечении памяти академика Юлия Борисовича Харитона

Глубокоуважаемый Виктор Степанович!

В связи с кончиной в декабре 1996 года выдающегося ученого, научного руководителя программ создания отечественного ядерного оружия академика Юлия Борисовича Харитона просим Вас принять следующие решения об увековечении его памяти:

? присвоить государственному предприятию "Российский федеральный ядерный центр - Всероссийский научно-исследовательский институт экспериментальной физики" (город Саров Нижегородской области) имя академика Ю. Б. Харитона;

? присвоить имя академика Ю. Б. Харитона улицам в городах Москве, Санкт-Петербурге и Сарове;

? установить мемориальные доски на домах, в которых жил академик Ю. Б. Харитон, в городах Москве, Санкт-Петербурге и Сарове;

? обеспечить выделение средств на учреждение ежегодной премии имени академика Ю. Б. Харитона за выдающиеся научные работы в области ядерной физики;

? создать мемориальный музей академика Ю. Б. Харитона в городе Сарове по адресу: улица Зеленая, дом 1, квартира 1, где он жил в течение последних 25 лет.

Не вызывает сомнений, что безотлагательное принятие этих решений явится признанием выдающихся заслуг академика Ю. Б. Харитона перед Российской Федерацией и будет с одобрением воспринято российской общественностью.

Москва 5 февраля 1997 года

стр. 66

Примечания

1. REED TH., KRAMISH A. Trinity at Dubna. - Physics Today, November 1996, p. 30 - 35.

2. Global Classroom Project N 1. - Origins of the Nuclear Arms Race, 5.III. 1988, Video tape.

3. ХАРИТОН Ю. Б. Начало. В кн.: Воспоминания об академике Николае Николаевиче Семенове. М. 1993, с. 39 - 40.

4. Физики о себе. Л. 1990, с. 437 - 439.

5. ЗЕЛЬДОВИЧ Я. Б. Юлий Борисович Харитон и наука о взрыве. - Природа, 1983, N 6, с. 99 - 102.

6. ДУБОВИЦКИЙ Ф. И. Институт химической физики. Черноголовка. 1992, с. 88, 140.

7. Фонограмма выступления Ю. Б. Харитона 23 апреля 1996 г. (из личного архива Ю. Н. Смирнова).

8. Выступление Ю. Б. Харитона 28 февраля 1994 г. в Сарове (видеозапись из личного архива Ю. Н. Смирнова).

9. НЕГИН Е. А. Рассказы по памяти. В кн.: Ядерный архипелаг. М. 1995, с. 82 - 84.

10. ХАРИТОН Ю. Б., СМИРНОВ Ю. Н. Мифы и реальность советского атомного проекта. - ВНИИЭФ, Арзамас-16, 1994, с. 15.

11. СМИРНОВ Ю. Н. Этот человек сделал больше, чем мы все... В кн.: Он между нами жил... Воспоминания о Сахарове. М. 1996, с. 600 - 601.

12. XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза (Стенографический отчет). Т. 1. М. 1962, с. 55.

13. СМИРНОВ Ю. Создатель американской водородной бомбы остается оптимистом. - Известия, N 166, 31.VIII. 1994.

14. Из заявления Независимой комиссии по вопросам разоружения и безопасности, возглавлявшейся премьер-министром Швеции У. Пальме (АРБАТОВ Г., ОЛТМАНС В. Вступая в 80-е... М. 1983, с. 148).

15. ХАРИТОН Ю. Б., СМИРНОВ Ю. Н. УК. соч., с. 58 - 59.

16. ХОГЕРТОН Дж. Ф., РЭЙМОНДЭ. Когда Россия будет иметь атомную бомбу? М. 1948, с. 11, 14, 36.

17. RABINOVICH Е. In: The Bulletin of the Atomic Scientists, December 1967, p. 9.

18. REED Th., KRAMISH A. Op. cit.

19. Официальное заявление прессбюро Службы внешней разведки России. - Вестник Российской Академии наук, 1994, ноябрь, с. 970 - 971.

20. ХАРИТОН Ю. Б., СМИРНОВ Ю. Н. УК. соч., с. 13, 14, 10, 44.

21. ХАРИТОН Ю. Ядерное оружие СССР: пришло из Америки или создано самостоятельно?- Известия, 8.XII. 1992.

22. Из факса Э. Теллера (в семейном архиве А. Ю. Семенова).

23. ЗЕЛЬДОВИЧ Я. Б. УК. соч., с. 99 - 102.

24. Academician Yuli Borisovich Khariton. - J. Robert Oppenheimer Memorial Committee, Los Alamos, N M 87505, 1996, p. 8 - 9.