Вы здесь:
ФИЛОСОФИЯ

Против евномиан и о богословии слово первое или предварительное


Григорий Назианзин
Против евномиан и о богословии
слово первое или предварительное


Слово к хитрым в слове, и начну от Писания: се аз на тя горде (Иep. 50, 31), то есть на ученость, и слух, и мысль! Ибо есть, действителено есть люди, у которых при наших речах чешутся и слух, и язык, и даже, как вижу, и руки, которым приятны скверныя суесловия и прекословия лжеименнаго разума, и ни к чему полезному не ведущия словопрения (1 Тим. 6, 4. 20). Ибо Павел проповедник и вводитель слова сокращенна (Рим. 9, 28), учитель и ученик рыбарей, называет так все излишнее и изысканное в слове. Хорошо, если бы те, о ком у нас речь, также были несколько искусны в деятельном любомудрии, как оборотлив у них язык и способен приискивать благородныя и отборныя слова. Тогда мало, и вероятно менеше, чем ныне, стали бы они вдаваться в нелепыя и странныя мудрования и словами (о смешном деле и выражусь смешно) играть, как шашками. Но, оставив все пути благочестия, они имеют в виду одно — задать или решить какой-нибудь вопрос, и походят на зрелищных борцев, представляющих не те борьбы, которыя ведут к победе по законам ратоборства, но те, которыя привлекают взоры не знающих дела и похищают у них одобрение. И надобно же, чтоб всякая площадь оглашалась их речами, чтоб на всяком пиршестве наводили скуку пустословие и безвкусие, чтоб всякой праздник делался непраздничным и полным уныния, а при всяком сетовании искали утешения в большем зле — в предложении вопросов, чтоб во всяком женском тереме — этом убежище простодушия — нарушалось спокойствие и поспешностию в слове похищаем был цвет стыдливости! А если дошло уже до этого, если зло стало неудержимо н невыносимо, даже есть опасность, что и великое наше таинство обратят в низкое ремесло: то пусть сии соглядатаи окажут столько терпения, чтоб, когда отеческое сердце наше приходит в волнение, и чувства наши терзаются, как говорит божественный Иеремия (14, 19), им без ожесточения принять сие о них слово, и хотя несколько, если только могут, удержав язык, преклонить к нам слух. И без сомнения, вы не потерпите ущерба. Или буду говорите в уши слышащих, и тогда, слово принесет некоторый. плод, именно тот, что вы воспользуетесь словом, потому что, хотя cеющий слово сеет в сердце каждого, однакоже плодоприносит одно доброе и плодотворное сердце. Или пойдите от меня, смеясь и над сим словом, находя в нем новый предмет к возражениям и злословию на меня, что доставит вам еще большее удовольствие. Не подивитесь же, если скажу слово, и оно будет не по вашему закону и странно для вас, которые слишком отважно и мужественно (боюсь оскорбить, сказав: невежественно и дерзко) утверждаете о себе, что знаете все и всему в состоянии научить.

Любомудрствовать о Боге можно не всякому, да! не всякому. Это приобретается не дешево и не пресмыкающимися по земле. Присовокуплю еще: можно любомудрствовать нe всегда, не перед всяким и не всего касаясь, но должно знать: когда, перед кем, и сколько. Любомудрствовать о Боге можно не всем; потому что способны к сему люди испытавшие себя, которые провели жизнь в созерцании, а прежде всего очистили, по крайней мере очищают, и душу и тело. Для нечистаго же, может быть, небезопасно и прикоснуться к чистому, как для слабаго зрения к солнечному лучу. Когда же можно? — Когда бываем свободны от внешней тины и мятежа, когда владычественное в нас не сливается с негодными и блуждающими образами, как красота письмен перемешанных письменами худыми, или как благовоние мира смешаннаго с грязью. Ибо действительно нужно упраздниться, чтоб разуметь Бога (Пс. 45 11), и егда приимем время, судить о правоте Богословия (Пс. 74, 3). — Пред кем же можно? — Пред теми, которые занимаются сим тщательно, а не наряду с прочим толкуют с удовольствием и об этом после конских ристаний, зрелищ и песней, по удовлетворении чреву и тому. что хуже чрева; ибо для последних составляет часть забавы и то, чтоб поспорить о таких предметах и отличиться тонкостию возражений. О чем же должно любомудрствовать, и в какой мере? — О том, что доступно для нас и в такой мере, до какой простираются состояние и способность разумения в слушателе. Иначе, как превышающие меру звуки или яства вредят одни слуху, другия телу, или, если угодно, как тяжести не по силам вредны поднимающим, и сильные дожди — земле; так и слушатели утратят прежния силы, если их, скажу так, обремените и подавите грузом трудных учений.

И я не то говорю, будто бы не всегда должно памятовате о Боге (да не нападают на нас за это люди на все готовые и скорые!). Памятовать о Боге необходимее, нежели дышать; и, если можно так выразитеся, кроме сего не должно и делать ничего иного. И я один из одобряющих слово, которое повелевает поучатися день и нощь (Псал, 1, 2), вечер и заутра, и полудне поведать (Псал. 54, 18), и благословлять Господа на всякое время (Псал. 33, 2). А если нужно присовокупите и сказанное Моисеем; то лежа, и востая, и идый путем (Второз. б, 7), и исправляющий другия дела должен памятовать о Боге, и сим памятованием возводить себя к чистоте. Таким образом запрещаю не памятовать о Бог, но богословствовать непрестанно; даже запрещаю не богословствование, как бы оно было делом не благочестивым, но безвременность, и не преподавание учения, но несоблюдение меры. Мед, не смотря на то, что он мед, если принят в излишестве и до пресыщения, производит рвоту. И время всякой вещи, как рассуждаю с Cоломоном (Екклез. 3, 1). Даже прекрасное, не прекрасно, если произведено вне порядка; как, например, совершенно неприличны цветы зимою, мужской наряд на женщине и женский — на мужчине, геометрия во время плача, и слезы на пиру. Ужели же ни во что будем ставите время единственно там, где всего боле надобно уважать благовременнсть? — Нет, друзья и братия (все еще называю вас братьями, хотя ведете себя и не по братски)! Не так будем разсуждать, не побежим далее цели, как горячие и неудержимые кони, сбросив с себя всадника — разум, и отринув добрую узду — благоговение, но станем любомудрствовать, не выступая из назначенных Христианину пределов, не будем переселяться в Египет, не дадим уввлекать себя к Ассириянам, не воспоем песнь Господню на земли чуждей (Пс. 136, 4), т.е. вслух всякому, и стороннему и нашему, и врагу и другу, и благонамеренному и злонамеренному, который чрез мкру тщательно наблюдает за вами, и желал бы, чтобы в нас каждая искра худаго обратилась в пламя, сам тайно ее возжигает, раздувает, воздымает своим дыханием к небу, выше попаляющего все окрест себя Вавилонскаго пламени. Поелику в собственных своих учениях не находят они для себя подкрепления; то ищут его в том, что слабо у нас. А потому, как мухи на раны, нападают на наши (как назвать это?) неудачи или погрешности.

Но не будем доле оставаться в неведении о себе самих и не уважать приличия в таких предметах. Напротив того если невозможно истребить вражды, по крайней мере согласимся в том, чтоб о таинственном говорить таинственно, и о святом — свято. Пред имеющими оскверненный слух не станем повергать того, о чем не должно всем разглашать. Не попустим, чтоб, в сравнении с нами, оказались достойными большаго почтения покланяющиеся бесам, cлyжитeли срамных басен и вещей; потому что и они скорее прольют кровь свою, нежели откроют учение свое непосвященным. Будем знать, что есть некоторое благоприличиe, как в одежде, пище, cмеxe и походке, так и в слове. и молчании; тем паче, что мы, кроме, других наименований и сил, чтим в Боге и Слово.

Самыя состязанияя да будут у нас подчинены законам. О рождении Бога, о сотворении, о Боге из не-сущих, о сечении, делении и разрешении для чего слушать тому, кто слушает cиe неприязненно? для чего обвинителей делаем судиями? даем меч в руки врагам? Как и с какими, думаешь ты, понятиями примет слово о сем тот, кто одобряет прелюбодеяния и деторастление, кто склоняется страстям и не может ничего представить выше телеснаго, кто вчера и за день творил себе богов, богов отличающихся делами самыми постыдными? Не с понятиями ли (к каким он привык) грубыми, срамными невежественными? И богословия твоего не сделает ли он поборником собственных своих богов и страстей? Если мы сами употребляем такия речения во зло; то еще труднее убедить противников нашнх, чтоб любомудрствовали, как следовало бы нам. Если мы сами у себя обретатели злых — (Рим. 1, 30) то как им не коснуться того, что действительно в нас есть? Вот следствия нашей междуусобной брани! Вот польза от подвизающихся за слово более, нежели угодно Слову, и от подвергающихся одной участи с лишенными ума, которые зажигают собственный свой дом, или терзают детей, или гонят от себя родителей, почитая их чужими!

Но отлучив от слова чуждое, и многочисленный легион, поступивший во глубину, послав в стадо свиней, обратимся к себе самим (что составляет второй предмет нашего слова), и как изваяние изсечем богослова во всей красоте. Прежде же всего размыслим о том, что значит такое ревнование о слове и эта болезнь языка? что за новый недуг, что за ненасытимость? для чего, связав руки, вооружили мы язык? Не хвалим ни страннолюбия, ни братолюбия, ни любви супружеской, ни девства; не дивимся ни питанию нищих, ни псалмопению, ни всенощному стоянию, ни слезам; не изнуряем тела постами, не преселяемся к Богу молитвою, не подчиняем (как правильно разсуждающие о своем составе) худшаго лучшему, то есть персти духу; не обращаем жизни в помышлене о смерти; помня о горнем благородстве, не удерживаем за собою владычества над страстями; не укрощаем в себе ни ярости, делающей надменными и зверскими, ни унижающаго превозношения, ни безразсудной скорби, ни необузданнаго сладострастия, ни блудническаго смеха, ни наглаго взора, ни ненасытнаго слуха, ни неумеренной говорливости, ни превратнаго образа, мыслей, ни всего, что против нас у нас же самих берет лукавый, вводящий, как говорите Писание, смерть сквозь окно (Иер. 9, 21), то есть чрез чувства. У нас все напротив. Как цари даруют пощаду после победы, так мы даем свободу страстям других, если только поблажают нам, и дерзостнее или нечестивее устремляются против Бога; и за недоброе воздаем худою наградою, за нечестие — своевольством.

Но вопрошу тя мало, совопросник и вещий муж, ты же ми отвещай, говорит Иову Вещавший сквозь бурю и облаки (Иов. 38, 1-3). Что слышишь: много у Бога обителей, или одна? — Без сомнения согласишься, что много, а не одна? Все ли они должны наполниться? или одни наполнятся, а другия нет, но останутся пустыми, и приготовлены напрасно? — Конечно все; потому что у Бога ничего не бывает напрасно. — Но можешь ли сказать, что разумеешь под таковою обителью: тамошнее ли упокоение и славу уготованную блаженным, или что другое? — Не другое что, а это. Но согласившись в сем, разсмотрим еще следующее. Есть ли что-нибудь такое, как я полагаю, что доставляло бы нам cии обители; или нет ничего такого? — Непременно есть нечто.

Что же такое? — Есть разные роды жизни и избрания, и ведут к той или другой обители по мере веры, почему и называются у нас путями. — И так всеми ли путями, или некоторыми из них должно идти? — Если возможно, пусть один идет всеми. А если нет, то, сколько может, большим числом путей. Если же и того нельзя; то некоторыми. Но если и сие невозможно, то примется в уважение, как мне по крайней мере кажется, когда кто-нибудь и одним пойдет преимущественно. Правильно разумеешь cие,.Посему что же, по твоему мнению, означается словом, когда слышишь, что путь один и притом тесен? — Путь один относительно к добродетели: потому что и она одна, хотя и делится на многие виды. Тесен же он по причине трудов, и потому что для многих, непроходим, а именно для великаго числа противников, для всех, которые идут путем порока. Так и я думаю. — Но если сие справедливо; то почему же, наилучший, как будто уличив наше учение в какой-то скудости, оставили вы все прочие пути, а стремитесь и поспешаете на этот один путь, на путь, как вам представляется разума н умозрения, а как я скажу, — пустословия. и мечтательности? Да вразумит вас Павел, который, по исчислении дарований, сильно упрекает за сие говоря: еда вcи апостоли? еда вcи пророцы? и так далее (1 Кор. 12, 29).

Положим, что ты высок, выше самых высоких, а если угодно, выше и облаков; положим, что ты зритель незримаго, слышатель неизреченнаго, восхищен как Илия, удостоен богоявления, как Моисей, небесен как Павел. Для чего же и других, не больше как в один день, делаешь святыми, производишь в богословы, и как бы вдыхаешь в них ученость, и составляешь многия сонмища, научившихся книжников ? Для чего окутываешь паутинными тканями тех, которые наиболее немощны, как будто это, дело мудрое и великое? Для чего против в веры возбуждаешь шершней? Для что распложаешь против нас состязателей, как в древности баснословие — гигантов? Для чего, сколько есть между мужами легкомысленных И недостойных имени мужа, собрав всех, как сор в одну яму, и своим ласкательством сделав их, еще женоподобнее, построил ты у себя новую рабочую, н не без разума извлекаешь, для себя пользу из их неразумия?

Ты возражаешь и против сего? У тебяе нет другаго занятия? Языку твоему необходимо должно господствовать? Ты не можешь остановить болезней рождения и не разродиться словом? Но много есть для тебя других обильных предметов. На них обрати с пользою недуг сей. Рази Пифагорово молчание, Орфеевы бобы, и эту надутую поговорку новых времен: сам сказал. Рази Платоновы идеи, преселения и круговращения наших душ, припамятование и вовсе непрекрасную любовь к душе ради прекраснаго тела; рази Епикурово безбожие, его атомы и чуждое любомудрия удовольствие; рази Аристотелев немногообъемлющий Промысл, в одной искусственности состоящую самостоятельность вещей, смертныя суждения о душе и человеческий взгляд на высшия учения; рази надменность стоиков, прожорство и шутовства циников. Рази пустоту н полноту, и те бредни, какия есть о богах или жертвах, об идолах, и демонах, благотворных и злотворных, какия разглашаются о прорицалищах, о вызывании богов и душ, о силе звезд.

А если ты не удостаиваешь cие и словом, как маловажное и многократно опровергнутое, хочешь заняться своим предметом. и в нем ищещь пищи любочестию; то и здесь укажу тебе широкиe пути. Любомудрствуй о мире или мирах, о веществе, о душе, о разумных — добрых и злых природах, о воскресении, суде, мздовоздаянии, Христовых страданиях. Касательно этого и успеть в своих изследованиях не безполезно, и не получить успеха не опасно. О Боге же будем разсуждать теперь не много, но в скором времени, может быть, совершеннее, о самом Христе, Господе нашем. Которому слава во веки, аминь.



Источник:
Творения иже во святых отца нашего
Григория Богослова,
архиепископа Константинопольскаго.
Том I. сс.385-391

© Минская коллекция рефератов


Комментарии:


ИНФОРМАЦИЯ ПО РЕФЕРАТУ:

СТУДЕНТАМ! Уважаемые пользователи нашей Коллекции! Мы напоминаем, что наша коллекция общедоступная. Поэтому может случиться так, что ваш одногруппник также нашел эту работу. Поэтому при использовании данного реферата будьте осторожны. Постарайтесь написать свой - оригинальный и интересный реферат или курсовую работу. Только так вы получите высокую оценку и повысите свои знания.

Если у вас возникнут затруднения - обратитесь в нашу Службу заказа рефератов. Наши опытные специалисты-профессионалы точно и в срок напишут работу любой сложности: от диссертации до реферата. Прочитав такую качественную и полностью готовую к сдаче работу (написанную на основе последних литературных источников) и поработав с ней, вы также повысите ваш образовательный уровень и сэкономите ваше драгоценное время! Ссылки на сайт нашей службы вы можете найти в левом большом меню.

ВЕБ-ИЗДАТЕЛЯМ! Копирование данной работы на другие Интернет-сайты возможно, но с разрешения администрации сайта! Если вы желаете скопировать данную информацию, пожалуйста, обратитесь к администраторам Library.by. Скорее всего, мы любезно разрешим перепечатать необходимый вам текст с маленькими условиями! Любое иное копирование информации незаконно.



Флаг Беларуси Поиск по БЕЛОРУССКИМ рефератам