ФИЛОСОФ ПЕРЕД ЛИЦОМ ВЛАСТИ. КАК ИСКЛЮЧАЛИ ИЗ ПАРТИИ ЛЕШЕКА КОЛАКОВСКОГО

Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.

NEW ФИЛОСОФИЯ


ФИЛОСОФИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ФИЛОСОФИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему ФИЛОСОФ ПЕРЕД ЛИЦОМ ВЛАСТИ. КАК ИСКЛЮЧАЛИ ИЗ ПАРТИИ ЛЕШЕКА КОЛАКОВСКОГО. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Автор(ы):
Публикатор:

Опубликовано в библиотеке: 2022-08-15
Источник: Славяноведение, № 5, 31 октября 2014 Страницы 12-23

В статье описываются оппозиционный путь философа Л. Колаковского и причины его исключения из Польской объединенной рабочей партии. На основе архивных материалов рассказывается о содержании бесед Колаковского с представителями партийной верхушки, а также о резонансе в обществе, вызванном исключением философа из партии.

The article describes the oppositional path of philosopher Leszek Kolakowski and the reasons, why he was excluded from the Polish United Workers' Party. Basing on the archival materials, the author retells the content of the talks held by Kolakovsky with the party leadership and presents the repercussions caused by the philosopher's exclusion from the party in the Polish society.

Ключевые слова: Колаковский, Польша, марксизм, ревизионизм.

Польский философ Лешек Колаковский проделал эволюцию от сталинского догматизма до антикоммунистического либерализма. В послевоенные годы прослыл завзятым апологетом нового строя, резко выступал против "буржуазной философии" и католицизма, стал сотрудником Института подготовки научных кадров при ЦК Польской объединенной рабочей партии (ПОРП), а в 1953 г. возглавил кафедру современной философии Варшавского университета. В 1956 г. под впечатлением общественно-политического кризиса в Польше и поездки в СССР перешел в лагерь критиков режима, превратившись в одного из духовных вождей так называемого польского ревизионизма, т.е. движения за расширение поля свободы в гуманитарных науках и искусстве. Именно Колаковский сформулировал в наиболее полном виде платформу "ревизионизма" как внутрипартийного течения за обновление: 1) поиск путей институционального выражения демократических форм жизни; 2) убеждение, что политический аппарат, неподконтрольный обществу, неизбежно ужесточает государственную машину и вырождается в деспотию, не связанную ни с мнением народа, ни с потребностями общества; 3) понимание того, что экономическая свобода может деградировать, если ей не сопутствует политическая демократия; 4) убеждение, что в условиях национализации средств производства следует бороться за их обобществление; 5) требование свободы слова для всех идеологий, стоящих на почве социализма; 6) понимание того, что партия разлагается в случае, если она слита с госаппаратом и фактически является его


Волобуев Вадим Владимирович - канд. ист. наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН.

Статья подготовлена в рамках проекта "Поиски новой государственности: инакомыслие и диссидентство в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. 60 - 80-е гг. XX века" Программы фундаментальных исследований ОМФН РАН "Нации и государство в мировой истории".

стр. 12

частью, вместо того, чтобы быть вдохновителем и воспитателем общества; 7) постулат, что сталинизм был не "ошибкой", а тотальной политической, экономической и культурной системой, и его преодоление требует дальнейшего преобразования системы, а не только устранения "недостатков" и сосредоточения всеобщей ненависти на нескольких лицах, особенно отличившихся в предыдущий период;

8) утверждение, что суверенитет Польши не перестал быть насущной проблемой;

9) противопоставление социалистической и буржуазной демократий - нонсенс, поскольку речь идет не о ликвидации достижений буржуазной демократии, а о ее расширении в системе, которая устранила бы все элементы фиктивности вместе с общественным неравенством; 10) народовластие совсем не гарантирует того, что государство становится выразителем народной воли, а партия - авангардом рабочего класса, и что вместо этого оно требует постоянного выстраивания институциональных форм, которые бы расширили участие народа в политическом и экономическом управлении [1].

Данные положения, особенно тезисы о необходимости "дальнейшего преобразования системы" и укреплении суверенитета Польши, входили в противоречие с программой новой правящей элиты, и, в частности, с высказываниями первого секретаря ЦК ПОРП В. Гомулки, который еще в 1956 г. заявил: никакого второго этапа (под которым некоторые "политические комбинаторы" подразумевают "так называемые демократические свободы, политическую независимость и открытие ворот для получения постов") не будет; те же, кто говорит иначе, стремятся к восстановлению в стране капитализма [2. С. 20 - 22]. В мае 1957 г. на IX пленуме Гомулка подробно проанализировал взгляды Колаковского и показал их неприемлемость для партии [3. С. 64 - 69].

Уже в октябре 1957 г., ровно через год после судьбоносного пленума ЦК ПОРП, закрепившего антисталинский поворот, цензура отклонила статью историка Б. Бачко о философии Колаковского, хотя ее содержание не отклонялось от партийной линии. Несомненно, такое решение было вызвано стремлением не будоражить лишний раз воспоминания о 1956 г., особенно ввиду планировавшегося тогда же закрытия популярного молодежного еженедельника "Ро prostu", ставшего одним из двигателей политического обновления [4. 237/XVIII-172. К. 13 - 14]. В начале декабря Колаковский ушел из редакции популярного литературного ежемесячника "Nowa Kultura", a 2 января 1958 г. направил обращение в исполком первичной парторганизации философского факультета Варшавского университета, где отказывался выступить с самокритикой и требовал ответственности власти перед народом (в качестве органов контроля он видел рабочие советы на предприятиях, Сейм и относительную свободу прессу) [4. 4.IX/135. К. 18 - 24].

На какое-то время Колаковский ушел в тень. Он никак не проявил себя в популярнейшем месте встреч оппозиционной интеллигенции - варшавском Клубе кривого колеса, который был закрыт со скандалом в начале 1962 г. Не прослеживается его участие и в знаменитом обращении 34 деятелей науки и искусства к премьер-министру Ю. Циранкевичу, отправленном 14 марта 1964 г. с требованием изменить политику властей в области культуры. Не играл первых ролей Колаковский и в Союзе писателей, когда там происходили столкновения с представителями партийных органов. Единственным поступком философа, обратившем на себя внимание власти предержащей, была его встреча в 1963 г. с главой польского епископата кардиналом С. Вышинским. В этой связи он даже вынужден был объясняться со вторым лицом в партии - членом Политбюро З. Клишко, которому отправил заявление, где указывал, что хотел узнать от Вышинского о II Ватиканском соборе и интеллектуальных течениях в католицизме. Позднее аналогичное заявление он послал и в варшавскую комиссию партийного контроля. "Вышинский рассказывал обо всем достаточно свободно, - писал Колаковский, - но избегал существенных для нас вопросов, как то идеологические и политические конфликты

стр. 13

на соборе. Зато много рассуждал о вещах малозначительных, вроде литургической реформы и теологических проблем, связанных с экуменизмом" [4. 4.IX/135. V-minister spraw wewnejrznych SVF - 081/66].

Такая осторожность, однако, не помешала секретарю Гомулки В. Наметкевичу при составлении информационной записки для шефа в 1964 г. включить философа в число тех, кто задавал тон в Союзе писателей начиная с 1955 г. [5. 0365/106 t. К. 44 - 63]. Более того, по данным Службы безопасности МВД, в литературном сообществе господствовало мнение, что "письмо 34-х" было "продолжением серьезной, согласованной политической акции так называемых либералов (представленных Слонимским1, а также несколькими философами и социологами вроде Л. Колаковского) и группы "бешеных" в парторганизации СП [...] Часть из них [...] стремится к тому, чтобы скомпрометировать партийных литераторов из нынешнего руководства СП и не допустить подлинного диалога между творческим сообществом и партийным руководством" [5. 01820/5 t. 1. К. 29].

Общественная активность Колаковского резко возросла в 1965 г. Прежде всего, он написал сенсационное эссе "Иисус Христос - пророк и реформатор", где взял под защиту христианство от "примитивно понимаемого атеизма". В момент обострения взаимоотношений церкви и государства такой шаг прежнего марксистского догматика явно шел вразрез с официальной идеологией.

В июле того же года, во время суда над диссидентами Я. Куронем и К. Модзелевским, Колаковский выступил доверенным лицом обвиняемых, а в октябре, при рассмотрении апелляции по делу, предъявил суду экспертное заключение, составленное вместе с президентом ПАН Т. Котарбиньским и социологом М. Оссовской, о различии между взглядами и сведениями (арестованных обвинили в распространении сведений, порочащих Польшу). Прокурор, со своей стороны, прямо увязал деятельность Куроня и Модзелевского с концепциями Колаковского [5. 0365/8 t.2. К. 229 - 244]. В промежутке между этими процессами философ успел поучаствовать в рассмотрении еще одного дела - 75-летнего писателя Я. Н. Миллера, также обвиненного в распространении сведений, порочащих страну, и пересылке на Запад статей, критикующих польскую действительность. Наконец, в декабре 1965 г. на съезде Союза писателей в Кракове философ призвал убрать запрет на некоторые темы, сказав, что их наличие мешает нормальному развитию культуры.

Все эти шаги побудили Секретариат ЦК поручить Центральной комиссии партийного контроля (ЦКПК) провести с Колаковским беседу. 28 января 1966 г. члены ЦКПК обсудили характер этой беседы. На заседании присутствовали пять человек. Председательствовал Роман Новак-человек богатейшей судьбы и необычных для партийного деятеля увлечений. Выходец из рабочей семьи, он был на 27 лет старше Колаковского, с коммунизмом связал жизнь в 1921 г. (философ тогда еще даже не родился), участвовал в силезских восстаниях против немцев, зарабатывал на жизнь слесарем в шахте и на электростанции. Между прочим, писал картины и профессионально занимался рыбалкой. В 1939 г. попал в далекую Боливию, где жил до 1946 г. Вернувшись в Польшу, сделал быструю карьеру в партии, в 1950 г. возглавил воеводский комитет ПОРП в Ополе, в 1956 г. на несколько месяцев вошел в Политбюро (его вывели из состава вместе с будущим первым секретарем Э. Тереком, чтобы освободить место для людей Гомулки). В том же году был назначен председателем ЦКПК, а в 1957 г. выбран членом Государственного совета (коллективного органа взамен поста президента). В общем, Новаку не за что было пенять на судьбу, хотя он и мог чувствовать себя немного обиженным Гомулкой. По уровню образования, разумеется, он не годился и в подметки Колаковскому,


1 Антоний Слонимский (1895 - 1976) - польский поэт, драматург и прозаик, председатель Главного правления Союза писателей в 1956 - 1959 гг.

стр. 14

зато бил его на порядок жизненным опытом. Было у обоих и нечто общее в судьбе: и тот, и другой сполна воспользовались общественным авансом послевоенных лет и были накрепко связаны с социалистическим строем.

Следующим членом ЦКПК был яркий представитель берутовской элиты Марь-ян Нашковский. На 12 лет младше Новака (но на 15 лет старше Колаковского), он являл собой не столь уж редкий в партийных кругах тип довоенного коммуниста с высшим образованием. Начинал как член молодежной католической организации, но уже в 1934 г. (одновременно с окончанием филологического факультета Львовского университета) вступил в Коммунистический союз польской молодежи. Подвизался на ниве защиты репрессируемых, работал в Международной организации помощи борцам революции (МОПР), получил восемь лет заключения. После начала Второй мировой войны работал в советских СМИ, сражался в рядах Красной армии и в Войске польском. После окончания войны работал военным атташе в Париже и послом в Москве. В 1950 г. возглавил Главное политическое управление польской армии, а в 1952 г. был назначен на должность заместителя министра иностранных дел, в каковой и пребывал на момент обсуждения дела Колаковского, одновременно являясь членом ЦК.

Еще одним членом ЦКПК с высшим образованием и с многолетним партийным стажем был Юзеф Ковальский. Выходец из семьи еврейских служащих (настоящее имя - Соломон Натансон), он был всего лишь на четыре года младше Новака, изучал медицину в Карловом университете Праги и в университете им. Стефана Батория в Вильно (Вильнюсе). Вся его довоенная деятельность была связана с компартией Западной Белоруссии: как представитель этой организации по вопросам "белорусского освободительного движения", он колесил по местам компактного проживания еврейского населения, курсируя между Белостоком, Минском и Пинском, а в качестве специалиста по истории рабочего движения сотрудничал также с Белорусской академией наук в СССР, дважды арестовывался польскими властями. Второй арест закончился приговором на восемь лет. Из тюрьмы его освободила война. Ковальский принял участие в обороне Варшавы, затем ушел на советскую территорию, где работал в редакциях нескольких газет, стал заместителем начальника польского издательского концерна "Польпресс". В Польшу вернулся лишь в 1951 г. и вскоре возглавил кафедру истории ПОРП в Институте научных кадров при ЦК ПОРП. С тех пор бдительно выслеживал всяческую крамолу на "историческом фронте", превратившись в одного из проводников сталинской линии в области истории. В период "оттепели" пережил несколько тяжелых моментов, оказавшись на острие атак со стороны более либеральных коллег по цеху, однако сохранил за собой все должности и продолжал издавать труды, выдержанные строго в духе официальной идеологии (хотя и должен был скорректировать свою позицию с учетом нового взгляда на сталинские репрессии).

Компанию вышеуказанным личностям составил экономист берутовского призыва Максимиллиан Погорилле. Рожденный в 1915 г. (т.е. на двенадцать лет раньше Колаковского), он не относился к плеяде довоенных коммунистов и начал карьеру лишь во время войны. До этого учился во Львовском политехническом институте (прервал учебу в 1936 г.), а после присоединения Львова к СССР работал учителем в средней школе и заочно учился в Львовском педагогическом институте. Когда в Советский Союз вторглись нацисты, эвакуировался в Киргизию, где возглавил районное управление Союза польских патриотов (организацию, состоявшую из польских коммунистов, воспринимавшуюся как зародыш просоветского правительства). С установлением нового строя резко пошел в гору: был назначен директором партийной школы в Щецине, в 1950 г. встал во главе кафедры экономики партийной школы при ЦК ПОРП в Варшаве (пригодилось незаконченное политехническое образование), а в сентябре 1957 г. был назначен ректором Высшей школы общественных наук при ЦК ПОРП. В стране он был

стр. 15

известен как автор обширных трудов по экономике, в которых обосновывал необходимость форсированной индустриализации.

Последним из членов ЦКПК, явившихся в тот день на заседание, был 55-летний выпускник медицинского факультета Виленского университета Ежи Штахельский, член ЦК с 1948 г., в 1961 г. вторично назначенный на пост министра здравоохранения (который он уже занимал в 1951 - 1956 гг.), а в 1956 - 1961 гг. возглавлявший Управление по делам вероисповеданий - главное орудие власти в борьбе с Католической церковью.

Как видим, за исключением своего колоритного председателя, все это была коммунистическая интеллигенция, стремительно взлетевшая в сталинские годы. Ни один из них не был связан не то что с оппозицией, но даже с окружением Гомулки, пострадавшим в период осуждения "правонационалистического уклона". Им-то и предстояло беседовать с 39-летним профессором философии, некогда бок о бок с ними боровшемся с "пережитками буржуазной Польши".

Как следует из протокола заседания ЦКПК, в принципе все члены были согласны, что Колаковский разошелся с партией. Однако вопрос об исключении философа поднял только Штахельский, который, кроме того, четко указал на подтекст грядущей беседы: "1. Можно ли его (Колаковского. - В. В.) как интеллектуала еще спасти и способен ли он по-прежнему действовать на том участке, где был сильнее всего, т.е. на антиклерикальном фронте (сказался опыт Штахельского в борьбе с Костелом. - В. В.]; 2. Объяснить ему смысл его поведения и подчеркнуть, что в такой ситуации для него нет места в партии; следовательно, он должен либо изменить свое поведение, либо отказаться от прежней деятельности. Лично я сомневаюсь, что он это сделает. Думаю, очень мало шансов. 3. Если он этого не поймет, нам не останется ничего иного, как исключить его из партии". Погорилле, выступая от имени ученого сообщества, заявил, что вопрос не так прост: "Я работаю в этой среде и не могу поступать как "тупица", который не видит его достоинств. Я смотрю под историческим углом зрения - как его оценит будущее. А ведь он уже вошел в историю". Ковальский настаивал, что Колаковскому надо оставить пути отступления, дабы он опять встал на "партийный путь". Кроме того, он описал кредо Колаковского, как сам его понимал: "пока речь о партийных принципах, он (Колаковский. - В. В.) согласен, но в определенных вещах у него свое мнение". Нашковский в целом негодовал, но не смог предложить ничего конструктивного, хотя бы даже исключение из ПОРП. Новак в основном отмалчивался, хотя и ознакомил коллег с материалами, касающимися Колаковского, а также подал несколько реплик, касавшихся дела Куроня и Модзелевского [4. IX/135. К. 47 - 51].

В итоге Ковальскому было поручено сформулировать пункты будущей беседы. Итак, согласно этим пунктам, Колаковскому вменялось в вину следующее: 1) защита свободы слова для людей, открыто выступающих против народного строя (Куроня, Модзелевского и Миллера), и следовательно - поддержка их деятельности; 2) внесение дезориентации в студенческие массы путем отказа от полемики со взглядами Куроня и Модзелевского, составления экспертного заключения и присоединения к студентам, певшим возле здания суда "Интернационал"; 3) предполагаемая публикация двумя западными антикоммунистическими издательствами сборника статей Колаковского с выплатой автору гонорара; 4) призыв, брошенный на последнем съезде Союза писателей, издать полное собрание сочинений Жеромского2 и Броневского3, невзирая на антисоветский характер некоторых произведений.


2 Стефан Жеромский (1864 - 1925) - один из крупнейших польских писателей-реалистов.

3 Владислав Броневский (1897 - 1962) - леворадикальный поэт, близко сотрудничавший с польскими коммунистами и советской властью. В 1940 г. был арестован НКВД. Освобожден на следующий год и покинул СССР вместе с армией Андреса. В этот период написал несколько антисоветских стихотворений. Вернулся в Польшу в 1946 г. и стал одним из апологетов нового строя.

стр. 16

Кроме того, Колаковский должен был еще раз объясниться по поводу встречи с кардиналом Вышинским, а также дать разъяснение относительно некоторых положений статьи 1956 г., которая не была допущена к печати, и заявления в исполком первичной парторганизации философского факультета, где декларировалось право на свободу слова (партфункционер ловил Колаковского на том, что он сделал свое мнение всеобщим достоянием, хотя сам же говорил лишь о внутрипартийном плюрализме). Вопрос ставился ребром: "Солидаризируется ли Колаковский с политикой партии? Лоялен ли он партии? Хочет ли он бороться в ее рядах за воплощение общих целей? Чувствует ли себя связанным партийной дисциплиной или же воспринимает партию только как базу для своей деятельности?".

При этом членам ЦКПК предписывалось в самом начале разговора заверить философа, что вызов его в ЦК не связан с исследовательской и научной деятельностью Колаковского, которую очень ценят в партийных кругах [4. IX/135. К. 57 - 67].

Беседа состоялась 15 февраля 1966 г. К пятерке членов ЦКПК присоединились еще двое: заместитель председателя Центрального совета профсоюзов Петр Гаевский (старый социалист, почти ровесник Новака, сделавший до войны карьеру в профсоюзном движении) и заведующий Отделом науки и просвещения ЦК Зенон Врублевский (самый молодой из присутствовавших членов ЦКПК, всего на семь лет старше Колаковского; всю жизнь занимал посты на ответственных участках "идеологического фронта" - был руководителем Отдела пропаганды и Отдела прессы и издательств ЦК, а также возглавлял Жешовский и Варшавский парткомы).

К сожалению, в протоколе не указано, кто именно задавал те или иные вопросы. В целом разговор проходил по плану, составленному Ковальским. Сначала очень долго философа допрашивали о его участии в защите Куроня, Модзелевского и Миллера. Эта часть беседы ярко выявила разницу в подходах между представителями правящей элиты и Колаковским: первые напирали на партийную дисциплину и интересы социалистического строя, второй поднимал на щит права человека. Надо признать, что членам партийного синедриона не раз удавалось загнать Колаковского в угол, указывая на явно антигосударственные лозунги Куроня и Модзелевского, однако философ вновь и вновь повторял, что всего лишь составил экспертное заключение, не разделяя при этом воззрений обоих диссидентов, да и не будучи с ними хорошо знаком ("Открытое письмо к партии", за которое судили Куроня и Модзелевского, было запрещено к распространению). На прямой вопрос, почему Колаковский не высказал своих претензий парторганизации, а вместо этого подключился к защите обвиняемых, философ простодушно ответил: "Мне просто не пришло это в голову", и добавил - составление экспертного заключения было инициативой адвокатов, обратившихся к нему за помощью.

Между делом произошел любопытный обмен мнениями по поводу исполнения возле здания суда "Интернационала". На вопрос, не считает ли он это неуместным, философ, казалось бы, лихо срезал своих оппонентов: "Было бы очень печально, если бы людей делили по принципу исполнения "Интернационала"". Однако он не учел, что имеет дело с людьми, которые тоже когда-то исполняли "Интернационал" при похожих обстоятельствах. И сразу наткнулся на отповедь: "На довоенных судебных разбирательствах мы пели "Интернационал", показывая наш протест против буржуазии. Если на процессе в народном суде поется "Интернационал", это однозначный жест. Это - голос рабочего класса против данного государства".

Далее речь зашла о выступлении Колаковского на съезде писателей. Тут философ разразился целой декларацией: "На съезде я произнес речь о понятии ответственности писателя и о его участии в общественной жизни. Эта речь была хорошо принята съездом и получила хорошие отклики в прессе [...] Я действи-

стр. 17

тельно говорил там, что в литературе существуют запретные области [...] и их наличие ей вредит. Я добавил, что понимаю необходимость и неизбежность таких областей, а следовательно, нельзя требовать их мгновенного упразднения. Речь лишь о том, чтобы их сузить, а не расширять [...] Я считаю правильным полное издание Жеромского, Бжозовского4 и Броневского. При этом не имею в виду, что следует опубликовать именно антисоветские тексты Жеромского (или же некоторые стихи Броневского). Речь лишь о полном собрании сочинений. Я считаю, что Жеромский, Бжозовский и Броневский принадлежат национальной литературе, и если мы издаем полное собрание сочинений, из этого не следует, будто мы подписываемся под всем, что они написали [...] Точно так же в этих собраниях следует издать и их слабые вещи". На это последовал такой ответ: "Стремление к полному собранию сочинений правильно. Вопрос лишь, можем ли мы это себе позволить. Есть проблема дистанции во времени и есть элемент классовой борьбы - не той, что была при буржуазном строе. Это могут использовать враждебные элементы. Существует антисоветский комплекс, питающий эти враждебные элементы, которые существуют в обществе как личности либо как психологический момент на фоне нарастания и усиления искажений (социализма. - В. В.). Должна ли в таком случае партия закрыть глаза на общественные последствия данного шага?". Наконец, Колаковскому было заявлено без экивоков: "Идет политическая борьба. Вы это понимаете?". "Слишком много тут подозрительности", - ответил философ. Беседа завершилась осторожным предложением, не следует ли Колаковскому выйти из партии? Философ заявил, что если бы считал так, давно бы вышел из ПОРП, и пообещал в течение десяти дней письменно сформулировать свою позицию [4. IX/135. К. 62 - 93].

Как ни странно, гроза обошла Колаковского стороной. Очевидно, власти поостереглись прибегать к решительным мерам, опасаясь скандала. Но скоро философ предоставил новый повод для оргвыводов.

21 октября 1966 г. в ознаменование 10-й годовщины VIII пленума ЦК ПОРП, вернувшего к власти В. Гомулку, организация Союза социалистической молодежи на историческом факультете Варшавского университета провела открытое собрание, куда пригласили Л. Колаковского и адъюнкта философского факультета Варшавского университета К. Помяна, бывшего одним из молодежных вожаков в 1956 г. Инициаторами встречи выступили трое студентов, среди них - известнейший впоследствии диссидент Адам Михник.

В ЦК ПОРП весьма подозрительно отнеслись к собранию. Руководство партии не было заинтересовано в напоминании народу о кратком периоде свободомыслия и общественной активности. Только официальный орган ЦК ПОРП газета "Trybuna ludu" посвятила годовщине общую статью, остальные органы прессы под давлением цензуры проигнорировали юбилей [6. S. 77]. Поэтому собрание вызвало большие опасения у властей. На всякий случай туда было направлено пять сотрудников Службы безопасности со спрятанными диктофонами, благодаря чему сохранилась запись выступлений. Явилось на собрание и несколько десятков партийных активистов, которые должны были включиться в дискуссию, если она примет нежелательный оборот.

Сначала Л. Колаковский выступил с большой речью на тему "Польская культура в последнее десятилетие". Он во всеуслышанье заявил, что завоевания "польского Октября" попраны: в стране не существует свободных выборов, нет свободы критики и информации; руководящие органы деградируют, ибо не несут ответственности перед народом. Даже при сталинизме, продолжал философ, процесс


4 Станислав Бжозовский (1878 - 1911) - философ, писатель и театральный критик. Был близок левым кругам, сформулировал оригинальную философскую концепцию, в которой синтезировал идеи Маркса, Канта и социальное учение Католической церкви. Подвергался нападкам марксистов за свое тяготение к католицизму.

стр. 18

вырождения власти не шел так быстро, ибо тогда имелась идеология, в которую искренне верили многие люди. Сейчас же тормозящим фактором деградации системы управления является лишь технический прогресс, но он не демонстрирует такой эффективности, как идеология. В то же время Колаковский отверг заявления западной пропаганды, будто социализм несовместим с демократическими свободами: оно абсурдно, заявил философ. И все же наиболее свободным периодом в новейшей истории Польши он назвал время непосредственно перед октябрем 1956 г. Невозможно исправить положение в экономике, сохранив в неизменности систему управления страной, "систему, в которой отсутствует ответственность власти предержащей перед общественным мнением". Выступавший признал, что после 1956 г. польское общество больше не живет в постоянном страхе перед репрессиями, однако "нет никаких институтов, которые бы сделали невозможным возврат к той системе" [7. S. 279 - 280; 4. IX/962. К. 1 - 12].

К. Помян, со своей стороны, в основном говорил о творческой роли молодежного движения и настаивал на необходимости создания подлинно независимой и равноправной с ПОРП организации молодежи.

В дискуссии приняло участие 14 человек. Студенты предлагали принять обращение к властям с требованием освободить Я. Куроня и К. Модзелевского, один из учащихся зачитал принесенный с собой проект резолюции с протестом против ограничения гражданских свобод, другой потребовал осудить "полицейскую систему". Декан факультета, однако, заявил, что не одобрит принятия каких бы то ни было резолюций [4. IX/962. К. 72 - 77].

Уже 27 октября Колаковский снова был вызван на ковер в ЦКПК. Состав лиц, разбиравших его дело, не претерпел существенных изменений. Это были все те же Р. Новак, М. Нашковский, Е. Штахельский, М. Погорилле и П. Гаевский. Теперь уже с философом говорили без обиняков. Новак взял с места с карьер: "Во время последней беседы, которую с вами провели в ЦКПК, мы обговорили ряд проблем, а также ваше отношение к партии. По этому вопросу вы написали заявление. Анализируя его, мы пришли к выводу, что оно неискреннее, так как обходит стороной некоторые упреки в ваш адрес. 21 октября 1966 г. в Варшавском университете прошло собрание, в котором вы приняли участие. У нас есть материалы с этого собрания, и мы считаем, что ваша речь имела антипартийный характер, направленный на провоцирование молодежи". Нашковский вопросил философа: "Где же ваша партийность?". Колаковский парировал: "Партийность должна заключаться в отражении негативных явлений в нашем обществе", - и добавил в лоб: "Не правда, будто внутри партии существуют условия для такого типа дискуссий". Дальше философ уточнил: существует критика в экономической области, однако ее нет в сфере права и свободы прессы. Штахельского как министра здравоохранения особенно задели слова Колаковского о высоком уровне младенческой смертности в Польше (что, по мнению философа, было показателем отсталости страны). Он принялся оспаривать это утверждение, хотя Колаковский с самого начала заявил, что дело в отсутствии перспектив развития. Погорилле обвинил Колаковского в пренебрежении национальными интересами, и заявил, что такого критикана не стали бы терпеть даже в английском парламенте. Наконец, Р. Новак закончил беседу, объявив Колаковскому о его исключении из партии. Философ отреагировал следующим образом: "Решение [...] считаю неправильным и несправедливым. Буду подавать апелляцию. Мои выступления не были антипартийными. Опасны не те, кто критикуют, а те, кто молчат от страха. Партийность не останавливала меня перед критикой, так же и исключение из партии не изменит моих социалистических убеждений" [4. IX/135. К. 114 - 121]. 24 ноября философ направил послание в Политбюро ЦК, в котором просил восстановить его в ПОРП, однако от слов своих не отказывался, говоря, что нужно исправлять те стороны жизни, которые противоречат социализму и программе партии, а не репрессировать людей,

стр. 19

которые на них указывают [8. S. 251 - 254]. В ответ партийные власти настояли на лишении его кафедры в Варшавском университете и снятии с поста главного редактора журнала "Studia Filizoficzne" ("Философские исследования").

Исключение Колаковского произвело эффект разорвавшейся бомбы. Уже 31 октября об этом сообщило агентство Франс Пресс, назвав Колаковского "несомненно лучшим мыслителем поколения". Вместе с тем агентство указывало, что "деятельность профессора Колаковского уже давно позволяла предполагать подобное решение со стороны польской коммунистической партии".

1 ноября корреспондент "The New York Times" подтвердил эту новость, заявив: "Литературные круги в Варшаве не были застигнуты врасплох исключением Колаковского из партии; даже наоборот, выражается удивление, что ему так долго разрешали оставаться в ней".

2 ноября статью о деле Колаковского под названием "Страх перед правдой" опубликовала гамбургская газета "Die Welt". Автор статьи был согласен с французскими коллегами: "отношения между неудобным мыслителем и партией с течением времени так обострились, что для окончательного разрыва не хватало лишь повода [...] Партия терпит реформаторские высказывания только за закрытыми дверями, так как боится раскола в случае, если разные коммунисты начнут проповедовать разные идеи. Дело Колаковского - это урок того, что польская партия опасается не только правды, но и ее последствий, если о правде говорят открыто".

Материал о Колаковском под названием "Выдающийся философ исключен из партии" разместила у себя и западногерманская газета "Der Telegraph" [4. IX/135. К. 106 - 108].

Вскоре начали сбываться слова Погорилле о болезненной реакции гуманитарного сообщества. Когда 15 ноября член Политбюро З3. Клишко на партконференции Варшавского университета сообщил о лишении Колаковского членства в партии, в поддержку ученого немедленно выступили несколько профессоров [6. S. 154 - 155]. 19 ноября письмо с протестом против исключения Колаковского направили 15 членов первичной парторганизации Союза писателей, в том числе бывший главный редактор ежемесячника "Nowa Kultura" поэт В. Ворошильский и известный киносценарист Т. Конвицкий. Большинство из этих пятнадцати были людьми, до той поры не замеченными в оппозиционных действиях, вдобавок некоторые из них состояли когда-то в Компартии Польши. Свой протест они обосновывали тем, что исключение такой выдающейся личности, как Колаковский может повредить партии в глазах общества [6. S. 148 - 149; 4. XI/961. К. 13 - 14].

В созданной комиссии ЦК для рассмотрения вопроса о письме протеста в ночь с 25 на 26 ноября 1966 г. была проведена беседа с подписавшими. Ни один из них, как выяснилось, не присутствовал на пресловутом собрании и не слышал речи Колаковского, поэтому каждому дали прочесть стенограмму выступления, основанную на пленках госбезопасности. Все сходились во мнении, что речь путанная и вообще малопонятная. Причину этого усмотрели либо в искажениях при перепечатке текста, либо в болезненном состоянии Колаковского, страдавшего от туберкулеза. Тем не менее ни один из авторов письма не отозвал своей подписи. Все старались отвести от Колаковского обвинение в антипартийной позиции, настаивая, что несогласие с текущей политикой еще не означает перехода во вражеский (т.е. социал-демократический) лагерь [4. XI/961. К. 15 - 67]. В итоге подписанты тоже были исключены из ПОРП. В Кракове от партбилета отказалась поэтесса, будущая нобелевская лауреатка Вислава Шимборская.

В начале декабря Политбюро получило еще одно письмо аналогичного содержания, подписанное пятью членами Союза писателей (в том числе литературным руководителем киностудии "Сирена", известнейшим переводчиком русской классики Е. Помяновским). 6 декабря с ними провели беседы представители ЦК.

стр. 20

Авторы второго письма также не знали содержания речи Колаковского и в своем поступке руководствовались теми же мотивами, что и их предшественники. Они также были изгнаны либо добровольно вышли из ПОРП. Некоторые из покинувших ряды партии, впрочем, оговаривались, что их решение не означает разочарования в коммунизме. "После 22 лет пребывания в партии, - писал поэт, эссеист и переводчик Северин Полляк, - после 43 лет участия в социалистическом движении я не перестал и не перестану быть коммунистом [...] тем не менее в сложившейся ситуации считаю невозможным оставаться в рядах партии". "Двуличным быть не умею, - писал автор исторических романов о наполеоновских временах Марьян Брандыс, - а в роли партийного оппозиционера чувствую себя невыносимо, поскольку за 24 года привык верить, что партия - это единственная сила, способная изменить к лучшему страну, в которой я живу" [4. XI/961. К. 119 - 126].

9 декабря состоялось закрытое партийное собрание варшавского отделения Союза писателей, посвященное разбору сложившейся ситуации, в котором приняли участие двое членов ЦК ПОРП. Это собрание было едва ли не самым бурным с 1956 г. О царившей там атмосфере свидетельствует выступление одной из журналисток, которое авторы информационной записки для руководства Службы безопасности посчитали самым сдержанным. Публицистка, в частности, заявила следующее: "Если учитель отправляет большую часть класса в угол, значит, что-то неправильно в учителе, а не в классе" [4. XI/961. К. 98].

Тон выступлений вывел из себя секретаря ЦК А. Старевича, который в эмоциональной речи пригрозил роспуском первичной парторганизации на том основании, что Союз писателей уже десять лет находится в оппозиции к ЦК. В ответ поднялась бывшая сотрудница Института общественных наук при ЦК ПОРП Я. Секерская (она "была бледна и в высшей степени взвинчена", отмечают авторы записки) и стала кричать, что "руководство партии не может быть безгрешно, это мы являемся партией, ее члены, а не только руководство". "Не дошло ни до голосования, ни до резолюции. Все были страшно распалены", - подытожили авторы [4. XI/961. К. 97 - 101; 5. MSW II 3068. К. 235 - 236].

Почти столь же напряженным выдалось отчетно-выборное собрание университетской парторганизации 11 декабря, на котором также присутствовали двое членов ЦК. Сразу после отчетного доклада разразилась дискуссия, в ходе которой ряд преподавателей и научных работников выступили в защиту Л. Колаковского и К. Помяна [6. S. 156].

Подобные высказывания привели к партийной чистке в Варшавском университете. В декабре специальные комиссии провели беседы с партийными работниками на тему "почему отдельные члены партии и Союза социалистической молодежи попадают под влияние чуждых и враждебных тенденций". Результатом этих бесед стало выявление потенциально "нестойких" лиц и составление плана работы по укреплению партийной дисциплины в университете [6. S. 156 - 157].

20 декабря 1966 г. прошла встреча редакций трех литературных изданий Варшавы, на которой звучали уже иные речи. Популярнейший прозаик, "польский Хемингуэй" Роман Братны потребовал публичной полемики с тезисами Л. Колаковского и оппозиционными литераторами, сокрушаясь при этом, что цензура не делает различий между его журналом и католическим еженедельником "Tygodnik powszechny". Главный редактор одного из изданий заявил: "Это была комедия, когда мы вместе с оппозиционерами вроде К. Брандыса5 притворялись, будто состоим в одной и той же партии. Надеюсь, теперь эта комедия закончена" [6. S. 153].

20 января 1967 г. прошло очередное собрание парторганизации Союза писателей. Вновь дошло до острой перепалки. Я. Секерская остановилась на многочис-


5 Казимир Брандыс (1916 - 2000) - крупный польский писатель, эссеист, критик и киносценарист. Вышел из партии в знак протеста против исключения Колаковского. Брат Марьяна Брандыса.

стр. 21

ленных акциях партийного руководства против творческой интеллигенции и потребовала, чтобы Политбюро выступило с самокритикой. Один из выступавших сравнил действия партии с репрессивными кампаниями в СССР и Китае (осудив при этом и авторов писем в защиту Колаковского). Е. Помяновский рассуждал о вреде для партии дела Колаковского, произнеся напыщенную фразу: "Наша партия имеет за плечами 25 лет истории, а наш строй - 50 лет" [4. 237/XVIII-268. К. 107] (имея в виду революцию 1917 г. в России).

Сторонники курса партийного руководства не намерены были обороняться, и перешли в наступление. С большой установочной речью выступил основной выразитель партийной линии в писательской организации, заместитель председателя Главного правления и литературный руководитель кинематографического объединения "Старт" Е. Путрамент. Он сказал, что в 1956 г. партия уже отошла от левацкого курса, и дальнейшее смещение вправо означает возврат к капитализму. Поэтому как бы ценны ни казались те союзники, которые помогли тогда новому руководству преодолеть сопротивление догматиков и спасти страну от гражданской войны, сейчас с ними нужно вести борьбу, ибо они выступают за второй этап перемен. К этим союзникам Путрамент отнес редакцию "Ро prostu" и ряд членов парторганизации Союза писателей. В Польше, подчеркивал писатель, велика опасность национализма. С одной стороны, говорил он, в стране построен самый либеральный социализм из всех, что существуют в государствах, управляемых коммунистами, с другой - коммунистам противостоит громада польского католицизма - наиболее отсталого, тоталитарного и фетишистского в мире. Поэтому, утверждал Путрамент, любая оппозиционная партия будет опираться прежде всего на католицизм. О какой свободе говорит в таком случае Колаковский? - задавался вопросом писатель. - О свободе для реакции?

Журналист и сатирик З. Митцнер, арестованный когда-то НКВД, напомнил, как в 1952 г. одну женщину, потерявшую партбилет, едва не низвели до положения врага. Ныне же, продолжал он, к проступкам членов партии совсем другое отношение. Инакомыслящим вовсе не грозят репрессии: "сегодня, товарищи, никто не ждет вас у выхода, кроме ваших собственных автомобилей". Отсюда следовал вывод: Колаковский должен сравнивать нынешние времена с прошедшими, а не заниматься демагогией. Тем более, говорил Митцнер, исключение из партии -вовсе не изобретение коммунистов. Его самого исключили в 1935 г. из Польской социалистической партии за то, что он рассказал, как на похоронах Ю. Пилсудского собственными глазами видел двух лидеров этой партии [4. 237/XVII1 - 268. К. 87 - 113; 9].

Все эти высказывания свидетельствовали, что проводники влияния партийного руководства в среде творческой интеллигенции постепенно приходили в себя после скандала с Колаковским. Литературная оппозиция на время замерла. Прошедшее в мае 1967 г. общее собрание варшавского отделения Союза писателей не только обошлось без "нежелательных" выступлений, но и вообще было отмечено полной апатией присутствовавших [5. MSW II 3068. К. 245].

Казус Колаковского обозначил собой расхождение партийной верхушки с частью творческой элиты страны, причем, той ее частью, которая прежде очень пылко участвовала в строительстве Народной Польши. Это были люди хоть и не всегда идейно благонадежные, но глубоко искренние, живо воспринявшие лозунги социальной справедливости, с которыми пришла новая власть. Изначально далеко стоявшие от "буржуазной интеллигенции", они со временем сблизились с ней перед лицом авторитарного и лицемерного режима. Точкой невозврата здесь стало именно дело Колаковского.

Сам Колаковский в 1968 г. вынужден был покинуть страну. После его очередного выступления в Союзе писателей, бичующего политику властей в области культуры, и мартовских волнений студентов, закончившихся волной репрессий, ему

стр. 22

было запрещено преподавать и публиковаться. Транзитом через Париж Колаковский выехал в Монреаль, затем в Беркли, и наконец обосновался в Оксфорде, где понемногу стал крупнейшим специалистом по философии Гуссерля. В 1971 г. он написал "Тезисы о надежде и безнадежности", заложившие основы антирежимной деятельности его идейных союзников в Польше, в 1977 г. стал официальным представителем за рубежом Комитета защиты рабочих - первой открыто оппозиционной структуры в стране. Годом ранее закончил главный труд своей жизни - трехтомник "Основные течения марксизма. Возникновение. Развитие. Разложение" - книгу, написанную уже с радикально антикоммунистических позиций. Скончался он в 2009 г. в Оксфорде, увидев крах того строя, которому поначалу верно служил, а затем столь рьяно с ним боролся.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Kolakowski L. Tendencje, perspektywy i zadania // Zycie Warszawy. 1957 4 II.

2. Фронт национального единства (В. Гомулка, С. Игнар, С. Кульчиньский, Я. Франковский). Варшава, 1956.

3. Gomulka W. Wezlowe problemy polityki partii. Uchwaly. Warszawa, 1957.

4. Archiwum Akt Nowych.

5. Instytut Pamieci Narodowej Biuro Udostepmienia (IPN BU) 0365/106 t. 1.

6. Eisler J. Polski rok 1968. Warszawa, 2006.

7. Hemmerling Z., Nadolski M. Opozycja wobec rzadow komunistycznych w Polsce. Warszawa, 1991.

8. List L. Kolakowskiego do Biura Polilycznego КС PZPR // Listy do pierwszych sekretarzy КС PZPR (1944 - 1970). Wybor i opracowanie J. Stepien. Warszawa, 1994.

9. Osrodek "Karta". AO IV/43.1.

 


Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: ФИЛОСОФ ПЕРЕД ЛИЦОМ ВЛАСТИ. КАК ИСКЛЮЧАЛИ ИЗ ПАРТИИ ЛЕШЕКА КОЛАКОВСКОГО

© В. В. ВОЛОБУЕВ () Источник: Славяноведение, № 5, 31 октября 2014 Страницы 12-23

Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ФИЛОСОФИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.