ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Д.В. Винник - Рефлексивные и интенциональные состояния сознания. Специфика и соотношение
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
Современная философия сознания восходит к двум древним метафорическим представлениям. Согласно этим представлениям сознание сравнивается либо со змеем, кусающим собственный хвост, либо с источником света. Что могут означать эти, казалось бы, очень отвлёчённые образы? Подобно самопожирающей себя рептилии, сознание способно избирать в качестве объекта наблюдения и осмысления само себя. Подобно рыскающему лучу прожектора, оно способно выхватывать из сумерков реальности и делать предметом своего внимания то одни, то другие объекты. Среди описанных свойств не трудно узнать две характерные способности сознания: рефлексивность и интенциональность. Свойства эти являются настолько существенными, что уместно говорить даже о двух различных концепциях сознания, развившихся под доминирующим влиянием одного из перечисленных представлений. Условно назовём их концепциями рефлексивности и интенциональности сознания. Сразу следует отметить, что эти концепции обычно не считают явно противоречащими друг другу, поскольку они развивались на достаточно самостоятельных основаниях. Между тем, автор исходит из убеждения, что сознание представляет собой органическое единство и рассматривать одни ментальные акты совершенно изолированно от других не вполне разумно. Пусть сама возможность теоретических построений о природе психики до сих пор и стоит под сомнением, полностью пренебрегать попытками логически соотнести два множества ментальных состояний не стоит. Проблемы этого соотнесения действительно существуют. С целью указать и разрешить эти проблемы, рассмотрим обе концепции. Одной из немногих доктрин, в которых понятия рефлексии и интенциональности занимают ведущее место, является трансцендентальная феноменология Э.Гуссерля. Некоторые методологические положения этой доктрины будут использоваться в качестве примеров возможных вариантов решений возникающих проблем.
Наиболее разумно начать с рефлексивной концепции сознания, как вызывающей особенно острые философские споры. По какой причине рефлексию многие философы считают наиболее существенным свойством сознания? Ответ прост — она является не просто бесполезным эпифеноменом, но и средством познания, аномальным и универсальным одновременно.
Аномальность его заключается в том, что, с точки зрения одного сознания как некоторого единства всех психических актов, объект, субъект и метод исследования в конечном счёте совпадают. Сознание познаётся с помощью самого же сознания. Однако, это специфическое свойство мало беспокоит философов, практикующих рефлексивный анализ сознания. Для них вполне закономерным и привычным является то, что принято называть дублированием или расщеплением сознания.[1] Сознание как единая логическая структура дано нам не непосредственно, но как развертывающееся во времени связь различных психических актов. Поэтому в действительности использование таких различений как «субъект», «объект» и «метод» вполне осмысленно и оправдано. Субъект, а именно его ментальное содержание, полагается в качестве объекта внимания и анализа. Затем сам акты внимания к объекту и способ его анализа могут быть взяты в качестве самостоятельных объектов и т.д. Рефлексирующий мыслитель анализирует не только то, что он воспринимает, но и те акты сознания, благодаря которым он воспринимает, описывает, анализирует и объясняет то или иное явление.
Универсальным в рефлексивном анализе является то, что его способен практиковать всякий разумный субъект, независимо от того, что конкретно он воспринимает и из какой точки зрения смотрит на окружающий мир. Поскольку непосредственным объектом усмотрения являются сами психические акты, более сходные, чем внешнее содержание у известных разумных существ, логическая структура рефлексивного процесса у разных субъектов оказывается идентичной. Различаться может только содержание фона внешнего восприятия, от которого отталкивается рефлексия и следы которого она с неизбежностью сохраняет, а так же способы описания этого процесса.
Существуют даже специальные онтологии сознания, абсолютизирующие результаты рефлексивного анализа. Наиболее известны идеалистические доктрины Декарта и Лейбница. Хотя нечто подобное можно встретить и в понятии аристотелевского бога, всецело поглощённого вечным мышлением самого себя. В современной философии также можно встретить сторонников рефлексивной концепции, даже среди материалистов. Например, согласно американскому философу Я.Киму, сознание есть сорт «метапсихологического» состояния, то есть психологического состояния относительно другого психологического состояния[2]. Живое существо, согласно этому объяснению, есть сознательное существо только в том случае, если оно способно обладать ментальными состояниями более высокого порядка, чем простое восприятие. Давид Армстронг, стараясь дать физикалистски приемлемую модель сознания, предложил определить сознание как «восприятие или осведомлённость о состоянии своей психики»[3]. Эта осведомлённость, по предположению Армстронга, должна обеспечиваться определённым материальным устройством, отслеживающим состояния психики как головного мозга. Из этого следует, что лица, способные к рефлексивным актам n-го ранга, должны обладать соответствующим количеством устройств, а именно n+1. Иначе говоря, их мозг должен быть более сложно устроен. Отечественный психофизиолог Иваницкий допускает подобную точку зрения, однако считает, что искомое устройство следует определять скорее функционально, нежели материально: «возможно правдоподобна попытка подобного функционального объяснения сознания как внутреннего устройства наблюдения за первопорядковыми восприятиями и прочими ментальными состояниями… Мы должны отметить, что, согласно этому подходу только создания, обладающие способностью к таким мыслям, могут быть сознательными. Это исключает большинство животного мира и человеческих младенцев из сферы сознания»[4]. В принципе, данную точку зрения, выраженную в форме гипотезы, теоретически можно проверить. Вполне правдоподобно, что в самых общих чертах таким устройством является кора головного мозга. Люди с повреждённой корой действительно нередко перестают быть вменяемыми.
Однако, в современной западной философии сознания рефлексивная концепция не является особенно популярной. Ключевую роль в этом охлаждении внимания к рефлексивному анализу сознания сыграла работа «Понятие сознания»[5] Гильберта Райла, утверждавшего, что никакой интроспекции[6] не существует вовсе. По той причине, что британский философ не различал понятия рефлексии и интроспекции, будем считать, что вся критика, что относится к интроспекции, справедлива и по отношению к рефлексии. По существу этот философ приводит три самостоятельных аргумента в пользу своей крайне радикальной точки зрения. Следует отметить, что автор настоящей статьи не разделяет критику Райла лишь отчасти, поскольку она уместна только против сильной версии рефлексивной концепции, согласно которой все акты сознания являются рефлексивными. Неприятие Райла было направлено в первую очередь против картезианского понятия сознания (mind), отягощённого, по мнению философа, негативным религиозно-идеалистическим содержанием. С целью доказать фиктивность такого объекта, как картезианское сознание, он счёл необходимым отрицать даже и средства, благодаря которым этот объект был сконструирован. Приведём эти аргументы, покажем их несостоятельность, однако одновременно укажем и на позитивную критическую роль.
Во-первых, как последовательный британский эмпирист и адепт здравого смысла, он апеллирует к обыденному сознанию и не находит в нём никакой интроспекции. Что совсем немудрено, поскольку обыденное сознание действительно нерефлексивно. Для того, чтобы её обнаружить, требуется переход в особое состояние сознания. Между тем, в философии Э.Гуссерля эта проблема учтена. Он вводит понятия естественной (нерефлективной) и феноменологической (рефлективной) установок сознания. «Смена регистра» сознания редко происходит самопроизвольно и требует немалого усилия.
Во-вторых, Райл убеждён, что дублирование сознания, лежащее в основании интроспекции, невозможно, так как никто не в состоянии концентрировать внимание одновременно на двух процессах. Однако, необходимости концентрировать внимание одновременно на двух задачах нет вовсе. Во-первых, мы можем это делать ретроспективно, что, кстати входит в этимологию термина «рефлексия». Во-вторых, внимание может быть распределено, что признаёт и сам Райл. Гуссерль для снятия этой проблемы вводит понятия «активного» и «пассивного» модусов сознания. В активном модусе мы сконцентрированы на некотором объекте. В это же время в пассивном модусе пребывают прочие окружающие объекты, которые заполняют фон. Аналогично, когда мы концентрируем внимание на самом акте сознания, содержание акта не исчезает, но становится фоном, воспринимается менее отчётливо. В данной мысли Гуссерля мы непосредственно сталкиваемся с идеей интенциональности. Именно благодаря «лучу» интенциональности мы способны расщеплять содержание сознания на две области: данное в явном виде и данное переферийно, менее ясно. Согласно Гуссерлю, рефлексия есть не только способ данности, но и максимальная степень ясности сознания.
В-третьих, мы попросту не можем знать об акте интроспекции по причине бесконечного регресса оснований этого знания. Для необходимого знания о характере ментального состояния нам потребовался бы параллельный рефлексивный акт, для знания этого параллельного акта – ещё один, etc. Этот аргумент действительно является очень серьёзным, проблема, затронутая Райлом, действительно существует. Она касается не только того, как мы способны знать о состоянии рефлексии, но и как мы можем знать о нахождении в любом ментальном состоянии вообще, если единственное средство, которое у нас есть — это рефлексия. Ставит эту проблему вполне конкретным образом и Гуссерль: «если воспринятая сущность есть лишь сущность рефлектируемого переживания[7]… как же можно устанавливать состояния — пусть даже и сущностных возможностей, — относительно которых не может быть знания?»[8] Разрешается проблема с одной стороны диалектически, с другой — отказом от дискретной трактовки состояний сознания. Согласно мыслителю, лишь только потому, что рефлексия и переживание, взятые в самом общем виде, обладают своеобразными сущностными чертами, — «мы можем что-то знать о нерефлектируемых переживаниях, а, стало быть, и о самих рефлексиях»[9]. Он справедливо считает совершенно необоснованным мнение, что посредством рефлексии можно обрести абсолютно значимое познание относительно любых ментальных состояний. Образ спектра сознания, затронутый при опровержении предыдущего аргумента, здесь используется в полной мере. Гуссерль вводит диапазон степеней ясности состояний сознания, где рефлексия и чистое переживание занимают крайние места. Так называемые нерефлексивные состояния обычно тоже сопровождаются сознанием, однако их степень ясности ниже, чем которая необходима для утверждения о рефлексивном характер акта. В качестве примера для демонстрации он берёт такой класс актов, как зрительное восприятие: «Все переживания сознаются», — относительно интенциональных переживаний в особенности это означает, что они — не просто сознавание чего-либо и, как такое сознавание, не просто наличны, когда они выступают как объекты рефлектирующего сознания, но что они, даже не будучи рефлектируемы, уже наличествуют здесь как «задний план», или «фон», а следовательно, принципиально готовы к тому, чтобы быть воспринимаемыми, — ближайшим образом и первым делом в смысле аналогичном тому, как вещи, пока они пребывают в нашем зрительном поле, не будучи принимаемы к сведению»[10]. Райл согласен, что мы можем знать о нахождении в определённом ментальном состоянии непосредственно, без акта интроспекции. И в этом он, конечно прав. Однако, во-первых, разве это не означает, что мы способны непосредственно знать и о рефлексивном акте? Во-вторых, откуда известно, что этот способ знания является единственным? Почему мы не можем знать об этом и рефлексивно?
По глубокому убеждению автора, принятие перечисленных аргументов оправдано в качестве ограничений, задающих методологические рамки для научных психофизических дисциплин, но является тупиковым для философии как умозрительной дисциплины. Нельзя не согласится с высказыванием Мамардашвили, что в рамках любого сознательного опыта сознание всегда как минимум на один порядок выше, чем порядок содержания, составляющего этот опыт сознания: «Ибо этот опыт требует другого набора состояний, пробегаемых индивидом. Или лучше сказать так: дело не в том, что индивид пробегает другие состояния, а в том, что он фиксирует своё мышление на других им пробегаемых состояниях сознания».[11] Именно это фиксирование мышления на пробегаемых состояниях всё более высокого порядка и стремился развивать Гуссерль: «Кто опытен в рефлексиях сознания (а прежде того вообще научился видеть данности интенциональности), тот без труда разглядит и ступени сознания, каковые наличествуют в фантазиях внутри фантазий, в воспоминаниях внутри воспоминаний или внутри фантазий».[12] Как мы видим, рефлексивная практика развивает рекурсивные способности ума, без которых, стоит отметить, немыслимо успешное математическое мышление.
Тем не менее, несмотря на исключительную роль рефлексии в нашей ментальной жизни и всю её прогрессивную функцию, в настоящее время наиболее влиятельной является концепция интенциональности сознания. В наиболее общих чертах утверждается, что свойством, наиболее ярко отражающим сущность сознания, является интенциональность, то есть способность сознания быть направленным на какой-либо объект, делать его своим содержанием. Характерной особенностью этой концепции является специфическая теория интенциональных объектов, которые могут быть и не реальными физическими объектами, а воображаемыми, иллюзорными или вообще — галлюцинаторными. Приведём примеры, вписывающиеся в эту концепцию. Если некто строит теорию суперструн, то его интенциональным объектом являются математические объекты и, возможно, сами струны, которые он воображает. Если некто смотрит на пень, а видит лешего, то таким объектом является леший, а не пень. Если некто слышит голоса инопланетян, стремящихся вступить в контакт по трансгалактической связи, то эти объекты, соответственно — голоса. Существует множество разногласий относительно объёма и содержания понятия интенциональности и статуса интенциональных объектов. Различают содержательную и референтную интенциональность, подлинную и производную. Одни считают интенциональные объекты реальными, другие — нереальными, третьи — ирреальными. Исследование указанных разногласий составляет отдельную задачу и лишь косвенно к теме настоящей статьи. Для нас гораздо более важно прояснить понятие интенциональных состояний. Что это за состояния? В аналитической философии сознания обычно их отличают от качественных состояний (qualia) — восприятия цвета, текстуры, тональности, боли, зуда и пр., хотя существуют радикальные интенционалисты, утверждающие, что даже эти состояния скрывают в себе определённую направленность. Интенциональными состояниями являются такие ментальные акты, в которых проявляется характер отношения субъекта к объекту. Это размышления, убеждения, надежды, желания, страхи. Возьмём такой объект, как бомбовый удар по территории ближневосточного государства. Одни могут его желать, другие — бояться и верить что «пронесёт», третьи могут быть убеждены, что этого не избежать, четвёртые — отстранённо размышлять над возможностью этого события. Подобные состояния являются по свей сути релятивными. Достаточно популярен бихевиористический критерий различения этих состояний. Согласно Киму, интенциональные состояния являются пропозициональными установками или отношениями по отношению к некоторой пропозиции, составляющей содержание пропозициональных установок. Они же — «интенсиональные» (здесь «с») или «содержательно наполненные» (contenful) состояния. Можно согласится с прямым отождествлением пропозициональных установок и интенциональных состояний, только если мы говорим об условной или вторичной (make-believe or derived), а не о подлинной или первичной (genuine or intrinsic) интенциональности. Некоторые намерения людей можно обнаружить объективно, анализируя их поведение; бихевиористу совершенно безразлично, осознаёт ли сам субъект эти намерения или нет. Согласно этому критерию, интенциональность можно обнаружить даже в поведении муравьёв, более того — вообще в любом устройстве, способном к гомеостазу.
Действительно, для аналитиков обыденного сознания данное ментальное свойство является более удобным, чем рефлексия, поскольку считается, что интенции не обязательно быть рефлексивной. Это — анализ «поверхности» психики. Наиболее радикально эту точку зрения выразил М.Мамардашвили: «Интенция тем самым отличается от рефлексии. В рефлексивном сознании мы, дублируя сознание, знаем состояние ума, а интенция — это как раз то, что само о себе вовсе не знает (или то, что знаемо всегда лишь постфактум, задним числом).[13] Позиция Мамардашвили чрезмерно радикальна. Интенция может быть рефлексивна. Согласно Н.Мотрошиловой, подобной точки зрения придерживался и Э.Гуссерль, один из главных «реаниматоров» концепции интенциональности. «Ибо нацеленность на предмет отнюдь не всегда сопровождается концентрированием внимания на нём, прямой и сознательной рефлексией». [14] — пишет Мотрошилова. Действительно, разумный индивид может воспринимать, воображать нечто, желать, бояться чего-то, думать о чём-то, но не отдавать отчёта о характере своего психического отношения к предмету. Возьмём такой излюбленный психоаналитиками предмет как лицо противоположного пола. Человек может не осознавать, желает он его или боится, воспринимает его или в большей степени воображает. Существуют и более яркие примеры из области психиатрии, когда человек вообще не в состоянии понять, воспринимает ли он нечто реальное или галлюцинирует.
Обратное, заметим неверно. Всякий рефлексивный акт интенционален. Более того, возможно что в феноменологической концепции понятие интенциональности является генетически производным от понятия рефлексии. То, что объединяет понятия интенциональности и рефлексии — это отношение к смыслу ментального акта. Согласно Гуссерлю, осуществляя нерефлективный ментальный акт, мы не обладаем им как интенциональным объектом, поскольку сам акт и есть интенция.
Таковым он может стать лишь при условии «рефлективного поворота взгляда». «Чувственные данные даются в качестве материалов для интенционального формирования или наделения смыслом на различных ступенях»[15]— пишет Гуссерль. Иначе можно сказать, что рефлексивные акты это — так называемые в схоластике «вторичные интенции». Именно о них и писал Гуссерль, а не вовсе не о простом восприятии. С точки зрения рефлексии как «универсального метода» первичные интенции оказываются вторичными. Ситуация поразительно напоминает полемику Беркли с Локком о первичных и вторичных качествах. Гуссерль признаёт, что не во всяком переживании можно обрести представляющую, мыслящую, оценивающую обращённость субъекта, «между тем как переживание всё равно может скрывать в себе интенциональность»[16] Интенциональность, согласно феноменологии, есть «сквозная структура сознания», то, что «характеризует сознание в отчётливом смысле, что оправдывает характеристику всего потока переживания в целом как потока сознания и как единства одного сознания».[17]
Таким образом, можно сделать вывод, что множество интенциональных состояний включает в себя подмножество состояний рефлексивных. Всякое рефлексивное состояние интенционально, но не наоборот. Только благодаря интенциональности возможен феномен расщепления сознания в рефлексии. Само явление интенциональности можно успешно классифицировать согласно рефлексивному критерию. Именно в глубокой рефлексии проявляется феномен интенциональности во всей своей силе, он предстаёт не как простой эффект переключения внимания с одного фрагмента реальности на другой, но как никогда не прекращающийся акт первичной обращённости сознания к миру. Только благодаря существованию интенциональности как некоторого онтологического феномена, так называемое расщепление сознания в рефлексии оказывается временным и мнимым. Если вернуться к началу статьи и попытаться совместить первоначальные метафоры в один образ, то рефлексивное сознание можно сравнить с идеальным сверхпроводящим световодом с нулевым коэффициентом поглощения света, способным замыкаться на самого себя. Однажды запущенный в него свет способен циркулировать вечно.
--------------------------------------------------------------------------------
[1]Термины не несут психиатрической нагрузки, хотя признаётся, что глубокая рефлексия может вызывать явления, классифицируемые современной психиатрией как клинические.
[2]См. Kim J. Philosophy of mind. Westview Press, Colorado, 1998 С. 165
[3] Армстронг Д.М. Материалистическая теория сознания//Аналитическая философия, М., 1993 С. 164
[4] Иваницкий А.М. Сознание: Критерии и возможные механизмы // Мозг и разум М., Наука, 1994. С. 165-166
[5] Ryle G. The Concept of Mind. New York: Barnes and Noble, 1949
[6] Автор придерживается точки зрения, что рефлексия является разновидностью интроспекции, более глубокой её формой. Сам Г.Райл использует термин «интроспекция», но применяет его и для описания многоступенчатых рефлексивных актов.
[7] В философии Гуссерля понятие «переживания» является синонимом понятия «ментальное состояние».
[8] Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., Дом интеллектуальной книги, 1999, — С. 170
[9] Там же. С. 99
[10] Там же. С. 98-99
[11] Мамардашвили М.К. Пятигорский А.М. Символ и Сознание. М., 1997. С. 95
[12] Гуссерль Э. Там же. С. 241
[13] Мамардашвили М. Классический и постклассический идеалы рациональности, Тбилиси, Мицниераба, 1984. С. 39
[14] Н.В. Мотрошилова Интенциональность в «Логических исследованиях» Э.Гуссерля С. 138
[15] Гуссерль Э. Там же. С. 188
[16] Там же. С.184
[17] Там же. С.184.
Наиболее разумно начать с рефлексивной концепции сознания, как вызывающей особенно острые философские споры. По какой причине рефлексию многие философы считают наиболее существенным свойством сознания? Ответ прост — она является не просто бесполезным эпифеноменом, но и средством познания, аномальным и универсальным одновременно.
Аномальность его заключается в том, что, с точки зрения одного сознания как некоторого единства всех психических актов, объект, субъект и метод исследования в конечном счёте совпадают. Сознание познаётся с помощью самого же сознания. Однако, это специфическое свойство мало беспокоит философов, практикующих рефлексивный анализ сознания. Для них вполне закономерным и привычным является то, что принято называть дублированием или расщеплением сознания.[1] Сознание как единая логическая структура дано нам не непосредственно, но как развертывающееся во времени связь различных психических актов. Поэтому в действительности использование таких различений как «субъект», «объект» и «метод» вполне осмысленно и оправдано. Субъект, а именно его ментальное содержание, полагается в качестве объекта внимания и анализа. Затем сам акты внимания к объекту и способ его анализа могут быть взяты в качестве самостоятельных объектов и т.д. Рефлексирующий мыслитель анализирует не только то, что он воспринимает, но и те акты сознания, благодаря которым он воспринимает, описывает, анализирует и объясняет то или иное явление.
Универсальным в рефлексивном анализе является то, что его способен практиковать всякий разумный субъект, независимо от того, что конкретно он воспринимает и из какой точки зрения смотрит на окружающий мир. Поскольку непосредственным объектом усмотрения являются сами психические акты, более сходные, чем внешнее содержание у известных разумных существ, логическая структура рефлексивного процесса у разных субъектов оказывается идентичной. Различаться может только содержание фона внешнего восприятия, от которого отталкивается рефлексия и следы которого она с неизбежностью сохраняет, а так же способы описания этого процесса.
Существуют даже специальные онтологии сознания, абсолютизирующие результаты рефлексивного анализа. Наиболее известны идеалистические доктрины Декарта и Лейбница. Хотя нечто подобное можно встретить и в понятии аристотелевского бога, всецело поглощённого вечным мышлением самого себя. В современной философии также можно встретить сторонников рефлексивной концепции, даже среди материалистов. Например, согласно американскому философу Я.Киму, сознание есть сорт «метапсихологического» состояния, то есть психологического состояния относительно другого психологического состояния[2]. Живое существо, согласно этому объяснению, есть сознательное существо только в том случае, если оно способно обладать ментальными состояниями более высокого порядка, чем простое восприятие. Давид Армстронг, стараясь дать физикалистски приемлемую модель сознания, предложил определить сознание как «восприятие или осведомлённость о состоянии своей психики»[3]. Эта осведомлённость, по предположению Армстронга, должна обеспечиваться определённым материальным устройством, отслеживающим состояния психики как головного мозга. Из этого следует, что лица, способные к рефлексивным актам n-го ранга, должны обладать соответствующим количеством устройств, а именно n+1. Иначе говоря, их мозг должен быть более сложно устроен. Отечественный психофизиолог Иваницкий допускает подобную точку зрения, однако считает, что искомое устройство следует определять скорее функционально, нежели материально: «возможно правдоподобна попытка подобного функционального объяснения сознания как внутреннего устройства наблюдения за первопорядковыми восприятиями и прочими ментальными состояниями… Мы должны отметить, что, согласно этому подходу только создания, обладающие способностью к таким мыслям, могут быть сознательными. Это исключает большинство животного мира и человеческих младенцев из сферы сознания»[4]. В принципе, данную точку зрения, выраженную в форме гипотезы, теоретически можно проверить. Вполне правдоподобно, что в самых общих чертах таким устройством является кора головного мозга. Люди с повреждённой корой действительно нередко перестают быть вменяемыми.
Однако, в современной западной философии сознания рефлексивная концепция не является особенно популярной. Ключевую роль в этом охлаждении внимания к рефлексивному анализу сознания сыграла работа «Понятие сознания»[5] Гильберта Райла, утверждавшего, что никакой интроспекции[6] не существует вовсе. По той причине, что британский философ не различал понятия рефлексии и интроспекции, будем считать, что вся критика, что относится к интроспекции, справедлива и по отношению к рефлексии. По существу этот философ приводит три самостоятельных аргумента в пользу своей крайне радикальной точки зрения. Следует отметить, что автор настоящей статьи не разделяет критику Райла лишь отчасти, поскольку она уместна только против сильной версии рефлексивной концепции, согласно которой все акты сознания являются рефлексивными. Неприятие Райла было направлено в первую очередь против картезианского понятия сознания (mind), отягощённого, по мнению философа, негативным религиозно-идеалистическим содержанием. С целью доказать фиктивность такого объекта, как картезианское сознание, он счёл необходимым отрицать даже и средства, благодаря которым этот объект был сконструирован. Приведём эти аргументы, покажем их несостоятельность, однако одновременно укажем и на позитивную критическую роль.
Во-первых, как последовательный британский эмпирист и адепт здравого смысла, он апеллирует к обыденному сознанию и не находит в нём никакой интроспекции. Что совсем немудрено, поскольку обыденное сознание действительно нерефлексивно. Для того, чтобы её обнаружить, требуется переход в особое состояние сознания. Между тем, в философии Э.Гуссерля эта проблема учтена. Он вводит понятия естественной (нерефлективной) и феноменологической (рефлективной) установок сознания. «Смена регистра» сознания редко происходит самопроизвольно и требует немалого усилия.
Во-вторых, Райл убеждён, что дублирование сознания, лежащее в основании интроспекции, невозможно, так как никто не в состоянии концентрировать внимание одновременно на двух процессах. Однако, необходимости концентрировать внимание одновременно на двух задачах нет вовсе. Во-первых, мы можем это делать ретроспективно, что, кстати входит в этимологию термина «рефлексия». Во-вторых, внимание может быть распределено, что признаёт и сам Райл. Гуссерль для снятия этой проблемы вводит понятия «активного» и «пассивного» модусов сознания. В активном модусе мы сконцентрированы на некотором объекте. В это же время в пассивном модусе пребывают прочие окружающие объекты, которые заполняют фон. Аналогично, когда мы концентрируем внимание на самом акте сознания, содержание акта не исчезает, но становится фоном, воспринимается менее отчётливо. В данной мысли Гуссерля мы непосредственно сталкиваемся с идеей интенциональности. Именно благодаря «лучу» интенциональности мы способны расщеплять содержание сознания на две области: данное в явном виде и данное переферийно, менее ясно. Согласно Гуссерлю, рефлексия есть не только способ данности, но и максимальная степень ясности сознания.
В-третьих, мы попросту не можем знать об акте интроспекции по причине бесконечного регресса оснований этого знания. Для необходимого знания о характере ментального состояния нам потребовался бы параллельный рефлексивный акт, для знания этого параллельного акта – ещё один, etc. Этот аргумент действительно является очень серьёзным, проблема, затронутая Райлом, действительно существует. Она касается не только того, как мы способны знать о состоянии рефлексии, но и как мы можем знать о нахождении в любом ментальном состоянии вообще, если единственное средство, которое у нас есть — это рефлексия. Ставит эту проблему вполне конкретным образом и Гуссерль: «если воспринятая сущность есть лишь сущность рефлектируемого переживания[7]… как же можно устанавливать состояния — пусть даже и сущностных возможностей, — относительно которых не может быть знания?»[8] Разрешается проблема с одной стороны диалектически, с другой — отказом от дискретной трактовки состояний сознания. Согласно мыслителю, лишь только потому, что рефлексия и переживание, взятые в самом общем виде, обладают своеобразными сущностными чертами, — «мы можем что-то знать о нерефлектируемых переживаниях, а, стало быть, и о самих рефлексиях»[9]. Он справедливо считает совершенно необоснованным мнение, что посредством рефлексии можно обрести абсолютно значимое познание относительно любых ментальных состояний. Образ спектра сознания, затронутый при опровержении предыдущего аргумента, здесь используется в полной мере. Гуссерль вводит диапазон степеней ясности состояний сознания, где рефлексия и чистое переживание занимают крайние места. Так называемые нерефлексивные состояния обычно тоже сопровождаются сознанием, однако их степень ясности ниже, чем которая необходима для утверждения о рефлексивном характер акта. В качестве примера для демонстрации он берёт такой класс актов, как зрительное восприятие: «Все переживания сознаются», — относительно интенциональных переживаний в особенности это означает, что они — не просто сознавание чего-либо и, как такое сознавание, не просто наличны, когда они выступают как объекты рефлектирующего сознания, но что они, даже не будучи рефлектируемы, уже наличествуют здесь как «задний план», или «фон», а следовательно, принципиально готовы к тому, чтобы быть воспринимаемыми, — ближайшим образом и первым делом в смысле аналогичном тому, как вещи, пока они пребывают в нашем зрительном поле, не будучи принимаемы к сведению»[10]. Райл согласен, что мы можем знать о нахождении в определённом ментальном состоянии непосредственно, без акта интроспекции. И в этом он, конечно прав. Однако, во-первых, разве это не означает, что мы способны непосредственно знать и о рефлексивном акте? Во-вторых, откуда известно, что этот способ знания является единственным? Почему мы не можем знать об этом и рефлексивно?
По глубокому убеждению автора, принятие перечисленных аргументов оправдано в качестве ограничений, задающих методологические рамки для научных психофизических дисциплин, но является тупиковым для философии как умозрительной дисциплины. Нельзя не согласится с высказыванием Мамардашвили, что в рамках любого сознательного опыта сознание всегда как минимум на один порядок выше, чем порядок содержания, составляющего этот опыт сознания: «Ибо этот опыт требует другого набора состояний, пробегаемых индивидом. Или лучше сказать так: дело не в том, что индивид пробегает другие состояния, а в том, что он фиксирует своё мышление на других им пробегаемых состояниях сознания».[11] Именно это фиксирование мышления на пробегаемых состояниях всё более высокого порядка и стремился развивать Гуссерль: «Кто опытен в рефлексиях сознания (а прежде того вообще научился видеть данности интенциональности), тот без труда разглядит и ступени сознания, каковые наличествуют в фантазиях внутри фантазий, в воспоминаниях внутри воспоминаний или внутри фантазий».[12] Как мы видим, рефлексивная практика развивает рекурсивные способности ума, без которых, стоит отметить, немыслимо успешное математическое мышление.
Тем не менее, несмотря на исключительную роль рефлексии в нашей ментальной жизни и всю её прогрессивную функцию, в настоящее время наиболее влиятельной является концепция интенциональности сознания. В наиболее общих чертах утверждается, что свойством, наиболее ярко отражающим сущность сознания, является интенциональность, то есть способность сознания быть направленным на какой-либо объект, делать его своим содержанием. Характерной особенностью этой концепции является специфическая теория интенциональных объектов, которые могут быть и не реальными физическими объектами, а воображаемыми, иллюзорными или вообще — галлюцинаторными. Приведём примеры, вписывающиеся в эту концепцию. Если некто строит теорию суперструн, то его интенциональным объектом являются математические объекты и, возможно, сами струны, которые он воображает. Если некто смотрит на пень, а видит лешего, то таким объектом является леший, а не пень. Если некто слышит голоса инопланетян, стремящихся вступить в контакт по трансгалактической связи, то эти объекты, соответственно — голоса. Существует множество разногласий относительно объёма и содержания понятия интенциональности и статуса интенциональных объектов. Различают содержательную и референтную интенциональность, подлинную и производную. Одни считают интенциональные объекты реальными, другие — нереальными, третьи — ирреальными. Исследование указанных разногласий составляет отдельную задачу и лишь косвенно к теме настоящей статьи. Для нас гораздо более важно прояснить понятие интенциональных состояний. Что это за состояния? В аналитической философии сознания обычно их отличают от качественных состояний (qualia) — восприятия цвета, текстуры, тональности, боли, зуда и пр., хотя существуют радикальные интенционалисты, утверждающие, что даже эти состояния скрывают в себе определённую направленность. Интенциональными состояниями являются такие ментальные акты, в которых проявляется характер отношения субъекта к объекту. Это размышления, убеждения, надежды, желания, страхи. Возьмём такой объект, как бомбовый удар по территории ближневосточного государства. Одни могут его желать, другие — бояться и верить что «пронесёт», третьи могут быть убеждены, что этого не избежать, четвёртые — отстранённо размышлять над возможностью этого события. Подобные состояния являются по свей сути релятивными. Достаточно популярен бихевиористический критерий различения этих состояний. Согласно Киму, интенциональные состояния являются пропозициональными установками или отношениями по отношению к некоторой пропозиции, составляющей содержание пропозициональных установок. Они же — «интенсиональные» (здесь «с») или «содержательно наполненные» (contenful) состояния. Можно согласится с прямым отождествлением пропозициональных установок и интенциональных состояний, только если мы говорим об условной или вторичной (make-believe or derived), а не о подлинной или первичной (genuine or intrinsic) интенциональности. Некоторые намерения людей можно обнаружить объективно, анализируя их поведение; бихевиористу совершенно безразлично, осознаёт ли сам субъект эти намерения или нет. Согласно этому критерию, интенциональность можно обнаружить даже в поведении муравьёв, более того — вообще в любом устройстве, способном к гомеостазу.
Действительно, для аналитиков обыденного сознания данное ментальное свойство является более удобным, чем рефлексия, поскольку считается, что интенции не обязательно быть рефлексивной. Это — анализ «поверхности» психики. Наиболее радикально эту точку зрения выразил М.Мамардашвили: «Интенция тем самым отличается от рефлексии. В рефлексивном сознании мы, дублируя сознание, знаем состояние ума, а интенция — это как раз то, что само о себе вовсе не знает (или то, что знаемо всегда лишь постфактум, задним числом).[13] Позиция Мамардашвили чрезмерно радикальна. Интенция может быть рефлексивна. Согласно Н.Мотрошиловой, подобной точки зрения придерживался и Э.Гуссерль, один из главных «реаниматоров» концепции интенциональности. «Ибо нацеленность на предмет отнюдь не всегда сопровождается концентрированием внимания на нём, прямой и сознательной рефлексией». [14] — пишет Мотрошилова. Действительно, разумный индивид может воспринимать, воображать нечто, желать, бояться чего-то, думать о чём-то, но не отдавать отчёта о характере своего психического отношения к предмету. Возьмём такой излюбленный психоаналитиками предмет как лицо противоположного пола. Человек может не осознавать, желает он его или боится, воспринимает его или в большей степени воображает. Существуют и более яркие примеры из области психиатрии, когда человек вообще не в состоянии понять, воспринимает ли он нечто реальное или галлюцинирует.
Обратное, заметим неверно. Всякий рефлексивный акт интенционален. Более того, возможно что в феноменологической концепции понятие интенциональности является генетически производным от понятия рефлексии. То, что объединяет понятия интенциональности и рефлексии — это отношение к смыслу ментального акта. Согласно Гуссерлю, осуществляя нерефлективный ментальный акт, мы не обладаем им как интенциональным объектом, поскольку сам акт и есть интенция.
Таковым он может стать лишь при условии «рефлективного поворота взгляда». «Чувственные данные даются в качестве материалов для интенционального формирования или наделения смыслом на различных ступенях»[15]— пишет Гуссерль. Иначе можно сказать, что рефлексивные акты это — так называемые в схоластике «вторичные интенции». Именно о них и писал Гуссерль, а не вовсе не о простом восприятии. С точки зрения рефлексии как «универсального метода» первичные интенции оказываются вторичными. Ситуация поразительно напоминает полемику Беркли с Локком о первичных и вторичных качествах. Гуссерль признаёт, что не во всяком переживании можно обрести представляющую, мыслящую, оценивающую обращённость субъекта, «между тем как переживание всё равно может скрывать в себе интенциональность»[16] Интенциональность, согласно феноменологии, есть «сквозная структура сознания», то, что «характеризует сознание в отчётливом смысле, что оправдывает характеристику всего потока переживания в целом как потока сознания и как единства одного сознания».[17]
Таким образом, можно сделать вывод, что множество интенциональных состояний включает в себя подмножество состояний рефлексивных. Всякое рефлексивное состояние интенционально, но не наоборот. Только благодаря интенциональности возможен феномен расщепления сознания в рефлексии. Само явление интенциональности можно успешно классифицировать согласно рефлексивному критерию. Именно в глубокой рефлексии проявляется феномен интенциональности во всей своей силе, он предстаёт не как простой эффект переключения внимания с одного фрагмента реальности на другой, но как никогда не прекращающийся акт первичной обращённости сознания к миру. Только благодаря существованию интенциональности как некоторого онтологического феномена, так называемое расщепление сознания в рефлексии оказывается временным и мнимым. Если вернуться к началу статьи и попытаться совместить первоначальные метафоры в один образ, то рефлексивное сознание можно сравнить с идеальным сверхпроводящим световодом с нулевым коэффициентом поглощения света, способным замыкаться на самого себя. Однажды запущенный в него свет способен циркулировать вечно.
--------------------------------------------------------------------------------
[1]Термины не несут психиатрической нагрузки, хотя признаётся, что глубокая рефлексия может вызывать явления, классифицируемые современной психиатрией как клинические.
[2]См. Kim J. Philosophy of mind. Westview Press, Colorado, 1998 С. 165
[3] Армстронг Д.М. Материалистическая теория сознания//Аналитическая философия, М., 1993 С. 164
[4] Иваницкий А.М. Сознание: Критерии и возможные механизмы // Мозг и разум М., Наука, 1994. С. 165-166
[5] Ryle G. The Concept of Mind. New York: Barnes and Noble, 1949
[6] Автор придерживается точки зрения, что рефлексия является разновидностью интроспекции, более глубокой её формой. Сам Г.Райл использует термин «интроспекция», но применяет его и для описания многоступенчатых рефлексивных актов.
[7] В философии Гуссерля понятие «переживания» является синонимом понятия «ментальное состояние».
[8] Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., Дом интеллектуальной книги, 1999, — С. 170
[9] Там же. С. 99
[10] Там же. С. 98-99
[11] Мамардашвили М.К. Пятигорский А.М. Символ и Сознание. М., 1997. С. 95
[12] Гуссерль Э. Там же. С. 241
[13] Мамардашвили М. Классический и постклассический идеалы рациональности, Тбилиси, Мицниераба, 1984. С. 39
[14] Н.В. Мотрошилова Интенциональность в «Логических исследованиях» Э.Гуссерля С. 138
[15] Гуссерль Э. Там же. С. 188
[16] Там же. С.184
[17] Там же. С.184.
Опубликовано 27 января 2007 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Д.В. Винник - Рефлексивные и интенциональные состояния сознания. Специфика и соотношение
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Предполагаемый источник
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1169881620 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций