ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Об истоках нонтолерантности…
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
Л.И.Сосковец,
кандидат исторических наук
Об истоках нонтолерантности…
С огромным сожалением почти ежедневно обнаруживаешь приметы того, что и в начале ХХ1 века российское общество столь же далеко от того, чтобы его назвать толерантным, практикующим соблюдение принципа свободы совести, или, хотя бы веротерпимым, как это было сто, пятьдесят, двадцать лет назад. Мы даже далеки от ситуации десятилетней давности, когда на волне общей демократизации на какое-то время сделались «плюралистичными». Принятый в 1990 году закон «О свободе вероисповеданий» отвечал самым высоким требованиям демократичности и терпимости. Ныне же законодатели неистощимы в предложениях уйти даже от закона 1997 г. «О свободе совести и религиозных объединениях», совершенно обыденно используют неправовые термины, вроде «традиционные конфессии», «тоталитарные секты», «каноническая территория»[1].
С горечью констатируешь, что наша собственная история никого ни чему так и не научила: ни государство, ни церкви, ни верующих.
Да и то, откуда взяться культуре религиозной терпимости в стране, которая в течение столетий имела одну господствующую государственную церковь, а семьдесят лет вообще уничтожала всякую религиозную веру?! Что бы не говорили и не писали о широте, доброте и простоте россиян, нельзя не признать что семена недоверия и неприязни к людям с «инаковой» системой взглядов рассыпались по нашей общественной почве давно, а в советский период государство всерьез преподавало «науку ненависти», при этом объектом ненависти являлись все религии и церкви. Масштабы катастрофы Русской православной церкви выглядят более впечатляющими по причине масштабности самой православной организации по сравнению с другими конфессиями и по причине слишком большой разницы в предыдущем, дореволюционном ее положении. Все другие церковные организации страдали не меньше, просто для большинства из них неприятие и преследование со стороны государства было делом обыденным (и в этом смысле их можно называть более чем традиционными), хотя на фоне советского режима отношение самодержавной власти к неправославным, нехристианским и иным конфессиям выглядело почти лояльным.
Как это не парадоксально, но именно «благодаря» системному и систематическому антицерковному террору в советскую эпоху, наконец, состоялось фактическое уравнивание всех вероисповеданий на территории нашей страны, но это было уравнение в бесправии и несвободе.
Столкновение вновь возникшего в 1917 г. государства и пришедшей к власти политической партии с религией, церковью и верующими было неизбежно. Это определялось идеологическими и теоретическими постулатами атеистического материализма, который исповедовала партия большевиков. Принципиальные установки этих постулатов заключались не только в богоборчестве, но в решительном разрушении и уничтожении всякой религии, всех церковных институтов. Дело заключалось в том, что большевизм не просто не принимал бога и церковь, но любую религию рассматривал в качестве врага, который должен быть быстро и решительно уничтожен.
Провозглашая борьбу с религией в качестве одной из своих задач, партия, ставшая всем в государстве, делала решение этой задачи прямой обязанностью государства и всех его институтов. Поэтому с первых лет советской власти на религию, церковь и верующих обрушился беспощадный удар, который, фактически, не ослаблялся на всем протяжении советской истории.
Политический террор, национализация, конфискация и экспроприация религиозного имущества, закрытие и разрушение культовых зданий, физическое уничтожение, аресты, ссылки церковных иерархов, священнослужителей и простых верующих, беспрецедентная по масштабам антирелигиозная пропаганда, репрессивное законодательство - таковы были основные способы борьбы.
Основным разрушениям подверглась главная церковь царской России - Русская православная. Об этом написана большая и интересная литература.
Но, разумеется, гонения претерпевали все конфессии. Закрывались и уничтожались католические костелы, протестантские кирхи, мусульманские мечети, иудаистские синагоги, армяно-григорианские екегецы, старообрядческие церкви, буддийские пагоды, молитвенные дома баптистов, евангелистов, меннонитов и т.д.
Сведения о молитвенных зданиях религиозных обществ в СССР и РСФСР с 1917 по 1936 гг. (без РПЦ) выглядят так. К 1917 г. на территории российской империи насчитывалось 73 806 молитвенных домов различных конфессий. К 1936 г. их количество сократилось до 30 862. При этом церковные службы проводились только в 20 908, а остальные были уже не действовавшие[2].
Судьба отобранных у верующих молитвенных помещений складывалась по-разному: одни разрушались, другие пустовали, третьи отдавались под нужды так называемого народного хозяйства. Вот как, например, использовались здания церквей и молитвенных домов в г. Барнауле: в бывшей старообрядческой церкви располагалась сапожная мастерская, в Троицкой православной церкви - столовая № 25; в Знаменской - краевой архив НКВД; в кержацкой церкви разместился кинопрокат, в Дмитриевском православном храме устроили цирк, в бывшей немецкой кирхе поселился крайком торговли и склад гастронома, а в некогда полковой церкви нашел место Барнаульский гарнизон, аптека расположилась в прежнем польском костеле, а в бывшую синагогу поселили жильцов[3]. Подобная участь постигла храмы по всей стране, и это еще был не самый худший вариант, в противовес варварскому их уничтожению.
В 1930-х годах прошло много процессов над духовенством по надуманным обвинениям в «церковно-фашистской диверсионной, террористической и шпионской деятельности». Идея широкого заговора духовенства всех конфессий активно распространялась печатью. Газеты пестрели трафаретными сообщениями: «Органами НКВД были раскрыты и ликвидированы гнезда церковников, шпионов в рясах …» и тому подобными[4].
Преследованиям подвергались верующие всех исповеданий. В прессе приводились сведения о том, что «в Сибири по заданию одной иностранной разведки сектантские проповедники-евангелисты, баптисты, адвентисты - создали шпионскую организацию, которая собирала сведения в пользу Германии»[5].
Известно, что сектанты вообще пользовались репутацией «пятой колонны» в СССР. Настороженно-враждебное отношение к ним, как ни кажется странным на первый взгляд, передалось в полном объеме от прежней царской власти.
Жестоко пострадала католическая церковь. К традиционной для царской России нелюбви к католикам, в советский период добавились нелюбовь большевиков к любой религии и церкви и нелюбовь к католическому Западу. К 1935 г. из 946 костелов, имевшихся к 1917 г. в России, осталось всего лишь 30, а из 853 священников - всего 16. Каждый третий католический священник был расстрелян. К 1938 г. прекратила свое официальное существование евангельско-лютеранская церковь.
Гонения обрушивались на мусульманское духовенство, пострадали ламаистские организации. Особое недоверие и преследования применялись к тем организациям, которые имели связи с зарубежными церковными организациями. Например, меннониты открыто обвинялись в продажничестве и прогерманских настроениях. Меннонитские села и кооперативы в Западной Сибири подвергались настоящим погромам[6].
Таким образом, не было ни одной конфессии, ни одного церковного центра, ни одной религиозной организации, которые не испытали бы на себе всей «прелести» советской антицерковной политики.
Процесс насильственной атеизации страны был некоторым образом прерван Великой Отечественной войной. В условиях военного времени, сложной военно-стратегической обстановки первых лет войны сталинское руководство пришло к выводу о необходимости сменить тактику в религиозно-церковной политике и на время перестроить государственно-церковные отношения с пользой для государства. В 1940-е годы возобновилась деятельность некоторого числа православных и других храмов, были восстановлены отдельные религиозные центры. При этом надо помнить, что послевоенная государственная политика либерализации, во-первых, продолжалась очень недолго. С конца 50-х годов начнется новый массированный натиск на религиозные организации, по своим последствиям не уступавший антицерковному походу 20-30-х годов. А, во-вторых, она затронула далеко не все конфессии: значительная часть их (ИПХ, ИПЦ, пятидесятники, иеговисты, меннониты, адвентисты и др.) по-прежнему оставались «персоной нон грата» для советского государства.
Особенно «не везло» протестантскому сектантству. (Мы даже не останавливаемся на критике самого понятия секта и сектантство, это тема для другого рассуждения). Похоже, нелюбовь к нему «генетически» передавалась из дореволюционного прошлого. Само слово сектант в советские времена означало «обзывательство» худшего образца. При этом никого не интересовало, какой сектант, какой секты, какой веры. Изначально сектант – это плохо, это религиозный фанат и мракобес. Именно на тему религиозного сектантства более всего издавалось пропагандисткой литературы, разного рода брошюр, в которых «разоблачалась» реакционная сущность религии, ее вред для человека и общества, рисовались ужасные картины того, как вера «убивает» людей, мешает жить им полнокровной жизнью, «калечит» сознание и тому подобные страсти. Потому, когда сегодня читаешь отдельные писания про «тоталитарные секты», всегда подозреваешь, а не из этих ли агитпроповских брошюр взяты многие «штамповые» аргументы. Хотя нам представляется, что позиция «воинствующих безбожников», если можно так сказать, выглядит более честной: во-первых, они боролись с любой религиозной системой взглядов, а, во-вторых, они не ведали, что творят. Нынешние же авторы, обрушиваясь на те или иные вероучения, стремясь их опорочить и разоблачить, действуют исключительно в интересах своей конфессии. Это делать можно, но не прибегать же к приемам и методам антирелигиозников, вновь и вновь поднимая мутную волну нетерпимости.
Существование религиозных организаций в нашей стране осложнялось постоянной широкомасштабной и разнузданной антирелигиозной пропагандой. Монопольное обладание государством СМИ, издательствами, учебными заведениями давало в руки государства большие возможности по искоренению религии. На протяжении десятилетий воспитывалось отвращение к религии как «опиуму народа», как к ненаучному и, стало быть, реакционному, опасному мировоззрению, верующим как к обманутым, заблудшим, отсталым людям, к священнослужителям как к пройдохам, шарлатанам, лгунам, тунеядцам, а то и врагам, антисоветчикам.
Безусловно, такого рода практика советского периода дискредитировала понятие атеизма. Партийно-государственные идеологи и практики исходили в своей деятельности из нежелания признать за верующими право иметь свои взгляды, привычки, обычаи, отличные от установленных правящей партией. Носители «воинствующего материализма» попросту отказывали верующим в искренности. Отсюда шли обвинения их в хитрости, лицемерии, эгоизме и т.п. Особенно обличались представители духовенства.
Подобные мнения были настолько устоявшимся, что они тиражировались не только пропагандистами-антирелигиозниками, но и литературой, означенной как научная. В одном из авторефератов диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук было написано следующее: «Церковники и священники, а также руководители сект превратились в тунеядцев, стоящих вне сферы материального производства»[7].
Настроениями подозрительности, неуважения к религиозно-ориентированным людям, которые настойчиво распространялись теоретиками и практиками атеистического воспитания, проникалась и безрелигиозная общественность.
При таком отношении к верующим и духовенству не могло идти и речи о поиске каких-либо форм диалога, о взаимоприемлемых компромиссах для решения задач духовного развития общества. В условиях, когда большинство членов правящей коммунистической партии были просто не в состоянии вести на должном уровне идейный спор с религией, насчитывавшей тысячелетия своего существования, не удивительными выглядят постоянные попытки ужесточить способы борьбы с ней.
Понятно, что дело не ограничивалось только пропагандистскими кампаниями, хотя и они сами по себе, даже без физических репрессий, несли такой заряд ненависти к верующим, что просто можно поражаться, как люди выносили этот шквал вранья, оскорблений. Видимо, действительно, спасала вера. Тот тон, которым велась агитация и пропаганда, те приемы, которые использовались, ничего, кроме чувства обиды, возмущения у верующих вызывать не могли.
Отношение же самих верующих к такой пропаганде и к лицемерно объявлявшимся принципам свободы совести лучше всего было выражено представителями отколовшейся от Всесоюзного Совета Евангельских христиан баптистов части. В своем письме они подчеркивали: «Настроенные клеветой до крайней ненависти против верующих борцы с религией начинают всерьез думать, что верующие вообще не люди, поэтому с ними можно сделать, что угодно и может ли у них быть что-либо человеческое, какие-либо чувства и принципы, ибо, буквально попирая ногами верующих, но на каждом шагу не стесняясь издевательски употребляют при этом модное выражение: «Мы ведем научно-атеистическую борьбу с религией, не оскорбляя чувств верующих»[8]. Баптисты-инициативники решительнее и смелее высказались по поводу атеистической пропаганды, но представляется, что к ней точно также относились и верующие других конфессий.
Драматическая история религиозных организаций в советский период интересна и поучительна. Но очевидно, что ее невозможно восстановить в полном объеме, понять и объяснить без учета и анализа тех внешних условий, в которых они существовали. Условия эти задавались спецификой советского государства с его установками рассматривать любую религию как явление временное, нежелательное и нетерпимое для советской системы, а религиозные организации и верующих как враждебные силы, опасные своей антисоветской и антикоммунистической направленностью.
Именно по отношению к религии, церкви и верующим наиболее отчетливо проявлялся один из важнейших тоталитарных признаков советского политического режима – нетерпимость к любому инакомыслию, инакочувствованию и инаковерию. Религиозные организации были удобным поводом для партии и государства поддерживать себя в воинственной форме, поскольку другие «враги» режима появлялись и исчезали, а с религиозной идеологией и ее носителями можно было бороться всегда. При этом власть лицемерно ссылалась на приверженность принципам свободы совести и отделения церкви от государства. Ни тот, ни другой принцип никогда, ни в малейшей степени не был воплощен в реальной жизни.
Советское государство прекрасно пользовалось своим правом на легитимное насилие и создало такую правовую базу – «законодательство о религиозных культах», которая сама по себе носила репрессивно-ограничительный характер, не говоря уже о советской привычке нарушать и без того дискриминационные законы.
Всеохватывающий контроль, полная регламентация всех сторон религиозной жизни – такова была суть государственной политики. Правовые акты узаконивали целый ряд запрещений для религиозных организаций, а санкции за их нарушение постоянно ужесточались.
Основными контролирующими органами государства по отношению к религиозным объединениям выступали Совет по делам РПЦ и Совет по делам религиозных культов при Совете Министров СССР, а также их уполномоченные на местах. Именно они были вершителями судеб тысячи (миллионов) людей и вершителями, отнюдь, не справедливыми.
Очевидно, что отношение советского государства к своим гражданам-верующим, особенно к служителям религиозного культа, в течение всего советского периода было совершенно ненормальным. Политические и идеологические органы вторгались в те сферы жизни человека, которые не принадлежали компетенции публичной власти. Это приводило к отчуждению человека, к разрушению личности верующих и их гонителей, что мы, видимо еще не осознали до конца.
Последствия натиска не могли не нанести урона церкви, религиозным организациям, верующим. Речь при этом идет не только о материальных потерях, сокращении численности и т.п. Важнее другое: попытки одних религиозных центров «вписаться» в систему, демонстрация чрезмерной лояльности к власти, угодничества перед ней приводили не только к разочарованию простых верующих, к «потере лица», но и отступлению от нравственных установок, организационно-управленческих и даже канонических принципов. Это, в свою очередь, не могло не провоцировать внутреннего разлада в этих конфессиях.
С другой стороны, постоянное вытеснение верующих и духовных лиц из общественно-культурных процессов на «задворки», а чаще - за пределы общественных интересов не могли не вызывать чувства социального изгойства, внутренней эмиграции из общества, обиды, замкнутости, отчужденности и духовного избранничества у отдельной части верующих, привычку на неприязнь отвечать тем же, стремление не допускать к себе чужаков и т.п.
Не отсюда ли многие проблемы существования религиозных конфессий у нас в стране в современных условиях? Печально, но многие организации верующих, государственные деятели почти не усвоили уроков из своего и нашего недавнего прошлого, занялись бесплодными и бесперспективными спорами, кто из них традиционнее, кто вернее, а то дружно ополчаясь на новых «нетрадиционных» конкурентов.
Ну и, наконец, совершенно очевидно, что многолетний опыт борьбы и конфронтации никак не обогатил наше общество, нашу культуру, нашу духовность. Тотальное безрелигиозное воспитание нескольких поколений людей в нашей стране, приправленное привычкой не принимать и не прощать инакомыслия, самым негативным образом сказывается на состоянии современного общественного сознания россиян. Ситуацию не спасает даже массовое обращение людей к вере. Представляется, что именно нынешние неофиты - вчерашние объекты антирелигиозной пропаганды, привносят в современные религиозные организации дух нетерпимости к людям другой веры.
Потому, не стоит впадать в крайности, надеясь, что скоротечное превращение общества массового атеизма, безверия в общество поголовной религиозности автоматически решит проблемы личностного и общественного бытия. Совершенно очевидно, что массовое воцерквление не освобождает нас от страхов, переживаний, что религия также не в состоянии ответить на все волнующие нас вопросы. Следует иметь в виду и такой момент: все ли в истории религии и, особенно, церквей заслуживает того, чтобы быть воспроизведенным в современной социокультурной и политической среде? Эсхатологизм, аскетизм, покорность, но не творчество и свобода, подавление ереси и диссиденства, идея симфонии с государственной властью, православный этатизм и антиэтатизм некоторых других религий? Одним словом, вопросы есть.
Поликонфессиональный и полиэтнический характер российского общества, обилие конфликтных факторов в нем обнаруживает насущную потребность воспитывать граждан в духе терпимости к разным мировоззренческим, национальным, религиозным традициям, к различным вероисповеданиям и их последователям, равно как и к безрелигиозно или атеистически настроенным людям.
Желательно, чтобы вопросы личной веры или неверия решались спокойно, взвешенно были делом сугубо индивидуальным, результатом свободного и осознанного выбора. Этому учит нас исторический опыт.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Московские новости. – 2001. - №14.
[2] Одинцов М. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. – М., 1995. - С. 36.
[3] Документы по истории церквей и религиозных объединений в Алтайском крае (1917-1998 гг.). – Барнаул,1999. - С. 343 – 344.
[4] Алексеев В. Иллюзии и догмы. – М.: Политиздат, 1989. – С. 327.
[5] Там же.
[6] Белковец Л. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири: конец 20-х – 1930-е годы. – М., 199. - С. 37.
[7] Клейтман В. КПСС о содержании, задачах и формах научно-атеистической пропаганды на современном этапе коммунистического строительства // Автореф. …уч. степ. к. и. н. – М., 1962. – С. 11.
[8] Государственный архив Кемеровской области. Ф.964. Оп.1. Д.17. Л. 366.
кандидат исторических наук
Об истоках нонтолерантности…
С огромным сожалением почти ежедневно обнаруживаешь приметы того, что и в начале ХХ1 века российское общество столь же далеко от того, чтобы его назвать толерантным, практикующим соблюдение принципа свободы совести, или, хотя бы веротерпимым, как это было сто, пятьдесят, двадцать лет назад. Мы даже далеки от ситуации десятилетней давности, когда на волне общей демократизации на какое-то время сделались «плюралистичными». Принятый в 1990 году закон «О свободе вероисповеданий» отвечал самым высоким требованиям демократичности и терпимости. Ныне же законодатели неистощимы в предложениях уйти даже от закона 1997 г. «О свободе совести и религиозных объединениях», совершенно обыденно используют неправовые термины, вроде «традиционные конфессии», «тоталитарные секты», «каноническая территория»[1].
С горечью констатируешь, что наша собственная история никого ни чему так и не научила: ни государство, ни церкви, ни верующих.
Да и то, откуда взяться культуре религиозной терпимости в стране, которая в течение столетий имела одну господствующую государственную церковь, а семьдесят лет вообще уничтожала всякую религиозную веру?! Что бы не говорили и не писали о широте, доброте и простоте россиян, нельзя не признать что семена недоверия и неприязни к людям с «инаковой» системой взглядов рассыпались по нашей общественной почве давно, а в советский период государство всерьез преподавало «науку ненависти», при этом объектом ненависти являлись все религии и церкви. Масштабы катастрофы Русской православной церкви выглядят более впечатляющими по причине масштабности самой православной организации по сравнению с другими конфессиями и по причине слишком большой разницы в предыдущем, дореволюционном ее положении. Все другие церковные организации страдали не меньше, просто для большинства из них неприятие и преследование со стороны государства было делом обыденным (и в этом смысле их можно называть более чем традиционными), хотя на фоне советского режима отношение самодержавной власти к неправославным, нехристианским и иным конфессиям выглядело почти лояльным.
Как это не парадоксально, но именно «благодаря» системному и систематическому антицерковному террору в советскую эпоху, наконец, состоялось фактическое уравнивание всех вероисповеданий на территории нашей страны, но это было уравнение в бесправии и несвободе.
Столкновение вновь возникшего в 1917 г. государства и пришедшей к власти политической партии с религией, церковью и верующими было неизбежно. Это определялось идеологическими и теоретическими постулатами атеистического материализма, который исповедовала партия большевиков. Принципиальные установки этих постулатов заключались не только в богоборчестве, но в решительном разрушении и уничтожении всякой религии, всех церковных институтов. Дело заключалось в том, что большевизм не просто не принимал бога и церковь, но любую религию рассматривал в качестве врага, который должен быть быстро и решительно уничтожен.
Провозглашая борьбу с религией в качестве одной из своих задач, партия, ставшая всем в государстве, делала решение этой задачи прямой обязанностью государства и всех его институтов. Поэтому с первых лет советской власти на религию, церковь и верующих обрушился беспощадный удар, который, фактически, не ослаблялся на всем протяжении советской истории.
Политический террор, национализация, конфискация и экспроприация религиозного имущества, закрытие и разрушение культовых зданий, физическое уничтожение, аресты, ссылки церковных иерархов, священнослужителей и простых верующих, беспрецедентная по масштабам антирелигиозная пропаганда, репрессивное законодательство - таковы были основные способы борьбы.
Основным разрушениям подверглась главная церковь царской России - Русская православная. Об этом написана большая и интересная литература.
Но, разумеется, гонения претерпевали все конфессии. Закрывались и уничтожались католические костелы, протестантские кирхи, мусульманские мечети, иудаистские синагоги, армяно-григорианские екегецы, старообрядческие церкви, буддийские пагоды, молитвенные дома баптистов, евангелистов, меннонитов и т.д.
Сведения о молитвенных зданиях религиозных обществ в СССР и РСФСР с 1917 по 1936 гг. (без РПЦ) выглядят так. К 1917 г. на территории российской империи насчитывалось 73 806 молитвенных домов различных конфессий. К 1936 г. их количество сократилось до 30 862. При этом церковные службы проводились только в 20 908, а остальные были уже не действовавшие[2].
Судьба отобранных у верующих молитвенных помещений складывалась по-разному: одни разрушались, другие пустовали, третьи отдавались под нужды так называемого народного хозяйства. Вот как, например, использовались здания церквей и молитвенных домов в г. Барнауле: в бывшей старообрядческой церкви располагалась сапожная мастерская, в Троицкой православной церкви - столовая № 25; в Знаменской - краевой архив НКВД; в кержацкой церкви разместился кинопрокат, в Дмитриевском православном храме устроили цирк, в бывшей немецкой кирхе поселился крайком торговли и склад гастронома, а в некогда полковой церкви нашел место Барнаульский гарнизон, аптека расположилась в прежнем польском костеле, а в бывшую синагогу поселили жильцов[3]. Подобная участь постигла храмы по всей стране, и это еще был не самый худший вариант, в противовес варварскому их уничтожению.
В 1930-х годах прошло много процессов над духовенством по надуманным обвинениям в «церковно-фашистской диверсионной, террористической и шпионской деятельности». Идея широкого заговора духовенства всех конфессий активно распространялась печатью. Газеты пестрели трафаретными сообщениями: «Органами НКВД были раскрыты и ликвидированы гнезда церковников, шпионов в рясах …» и тому подобными[4].
Преследованиям подвергались верующие всех исповеданий. В прессе приводились сведения о том, что «в Сибири по заданию одной иностранной разведки сектантские проповедники-евангелисты, баптисты, адвентисты - создали шпионскую организацию, которая собирала сведения в пользу Германии»[5].
Известно, что сектанты вообще пользовались репутацией «пятой колонны» в СССР. Настороженно-враждебное отношение к ним, как ни кажется странным на первый взгляд, передалось в полном объеме от прежней царской власти.
Жестоко пострадала католическая церковь. К традиционной для царской России нелюбви к католикам, в советский период добавились нелюбовь большевиков к любой религии и церкви и нелюбовь к католическому Западу. К 1935 г. из 946 костелов, имевшихся к 1917 г. в России, осталось всего лишь 30, а из 853 священников - всего 16. Каждый третий католический священник был расстрелян. К 1938 г. прекратила свое официальное существование евангельско-лютеранская церковь.
Гонения обрушивались на мусульманское духовенство, пострадали ламаистские организации. Особое недоверие и преследования применялись к тем организациям, которые имели связи с зарубежными церковными организациями. Например, меннониты открыто обвинялись в продажничестве и прогерманских настроениях. Меннонитские села и кооперативы в Западной Сибири подвергались настоящим погромам[6].
Таким образом, не было ни одной конфессии, ни одного церковного центра, ни одной религиозной организации, которые не испытали бы на себе всей «прелести» советской антицерковной политики.
Процесс насильственной атеизации страны был некоторым образом прерван Великой Отечественной войной. В условиях военного времени, сложной военно-стратегической обстановки первых лет войны сталинское руководство пришло к выводу о необходимости сменить тактику в религиозно-церковной политике и на время перестроить государственно-церковные отношения с пользой для государства. В 1940-е годы возобновилась деятельность некоторого числа православных и других храмов, были восстановлены отдельные религиозные центры. При этом надо помнить, что послевоенная государственная политика либерализации, во-первых, продолжалась очень недолго. С конца 50-х годов начнется новый массированный натиск на религиозные организации, по своим последствиям не уступавший антицерковному походу 20-30-х годов. А, во-вторых, она затронула далеко не все конфессии: значительная часть их (ИПХ, ИПЦ, пятидесятники, иеговисты, меннониты, адвентисты и др.) по-прежнему оставались «персоной нон грата» для советского государства.
Особенно «не везло» протестантскому сектантству. (Мы даже не останавливаемся на критике самого понятия секта и сектантство, это тема для другого рассуждения). Похоже, нелюбовь к нему «генетически» передавалась из дореволюционного прошлого. Само слово сектант в советские времена означало «обзывательство» худшего образца. При этом никого не интересовало, какой сектант, какой секты, какой веры. Изначально сектант – это плохо, это религиозный фанат и мракобес. Именно на тему религиозного сектантства более всего издавалось пропагандисткой литературы, разного рода брошюр, в которых «разоблачалась» реакционная сущность религии, ее вред для человека и общества, рисовались ужасные картины того, как вера «убивает» людей, мешает жить им полнокровной жизнью, «калечит» сознание и тому подобные страсти. Потому, когда сегодня читаешь отдельные писания про «тоталитарные секты», всегда подозреваешь, а не из этих ли агитпроповских брошюр взяты многие «штамповые» аргументы. Хотя нам представляется, что позиция «воинствующих безбожников», если можно так сказать, выглядит более честной: во-первых, они боролись с любой религиозной системой взглядов, а, во-вторых, они не ведали, что творят. Нынешние же авторы, обрушиваясь на те или иные вероучения, стремясь их опорочить и разоблачить, действуют исключительно в интересах своей конфессии. Это делать можно, но не прибегать же к приемам и методам антирелигиозников, вновь и вновь поднимая мутную волну нетерпимости.
Существование религиозных организаций в нашей стране осложнялось постоянной широкомасштабной и разнузданной антирелигиозной пропагандой. Монопольное обладание государством СМИ, издательствами, учебными заведениями давало в руки государства большие возможности по искоренению религии. На протяжении десятилетий воспитывалось отвращение к религии как «опиуму народа», как к ненаучному и, стало быть, реакционному, опасному мировоззрению, верующим как к обманутым, заблудшим, отсталым людям, к священнослужителям как к пройдохам, шарлатанам, лгунам, тунеядцам, а то и врагам, антисоветчикам.
Безусловно, такого рода практика советского периода дискредитировала понятие атеизма. Партийно-государственные идеологи и практики исходили в своей деятельности из нежелания признать за верующими право иметь свои взгляды, привычки, обычаи, отличные от установленных правящей партией. Носители «воинствующего материализма» попросту отказывали верующим в искренности. Отсюда шли обвинения их в хитрости, лицемерии, эгоизме и т.п. Особенно обличались представители духовенства.
Подобные мнения были настолько устоявшимся, что они тиражировались не только пропагандистами-антирелигиозниками, но и литературой, означенной как научная. В одном из авторефератов диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук было написано следующее: «Церковники и священники, а также руководители сект превратились в тунеядцев, стоящих вне сферы материального производства»[7].
Настроениями подозрительности, неуважения к религиозно-ориентированным людям, которые настойчиво распространялись теоретиками и практиками атеистического воспитания, проникалась и безрелигиозная общественность.
При таком отношении к верующим и духовенству не могло идти и речи о поиске каких-либо форм диалога, о взаимоприемлемых компромиссах для решения задач духовного развития общества. В условиях, когда большинство членов правящей коммунистической партии были просто не в состоянии вести на должном уровне идейный спор с религией, насчитывавшей тысячелетия своего существования, не удивительными выглядят постоянные попытки ужесточить способы борьбы с ней.
Понятно, что дело не ограничивалось только пропагандистскими кампаниями, хотя и они сами по себе, даже без физических репрессий, несли такой заряд ненависти к верующим, что просто можно поражаться, как люди выносили этот шквал вранья, оскорблений. Видимо, действительно, спасала вера. Тот тон, которым велась агитация и пропаганда, те приемы, которые использовались, ничего, кроме чувства обиды, возмущения у верующих вызывать не могли.
Отношение же самих верующих к такой пропаганде и к лицемерно объявлявшимся принципам свободы совести лучше всего было выражено представителями отколовшейся от Всесоюзного Совета Евангельских христиан баптистов части. В своем письме они подчеркивали: «Настроенные клеветой до крайней ненависти против верующих борцы с религией начинают всерьез думать, что верующие вообще не люди, поэтому с ними можно сделать, что угодно и может ли у них быть что-либо человеческое, какие-либо чувства и принципы, ибо, буквально попирая ногами верующих, но на каждом шагу не стесняясь издевательски употребляют при этом модное выражение: «Мы ведем научно-атеистическую борьбу с религией, не оскорбляя чувств верующих»[8]. Баптисты-инициативники решительнее и смелее высказались по поводу атеистической пропаганды, но представляется, что к ней точно также относились и верующие других конфессий.
Драматическая история религиозных организаций в советский период интересна и поучительна. Но очевидно, что ее невозможно восстановить в полном объеме, понять и объяснить без учета и анализа тех внешних условий, в которых они существовали. Условия эти задавались спецификой советского государства с его установками рассматривать любую религию как явление временное, нежелательное и нетерпимое для советской системы, а религиозные организации и верующих как враждебные силы, опасные своей антисоветской и антикоммунистической направленностью.
Именно по отношению к религии, церкви и верующим наиболее отчетливо проявлялся один из важнейших тоталитарных признаков советского политического режима – нетерпимость к любому инакомыслию, инакочувствованию и инаковерию. Религиозные организации были удобным поводом для партии и государства поддерживать себя в воинственной форме, поскольку другие «враги» режима появлялись и исчезали, а с религиозной идеологией и ее носителями можно было бороться всегда. При этом власть лицемерно ссылалась на приверженность принципам свободы совести и отделения церкви от государства. Ни тот, ни другой принцип никогда, ни в малейшей степени не был воплощен в реальной жизни.
Советское государство прекрасно пользовалось своим правом на легитимное насилие и создало такую правовую базу – «законодательство о религиозных культах», которая сама по себе носила репрессивно-ограничительный характер, не говоря уже о советской привычке нарушать и без того дискриминационные законы.
Всеохватывающий контроль, полная регламентация всех сторон религиозной жизни – такова была суть государственной политики. Правовые акты узаконивали целый ряд запрещений для религиозных организаций, а санкции за их нарушение постоянно ужесточались.
Основными контролирующими органами государства по отношению к религиозным объединениям выступали Совет по делам РПЦ и Совет по делам религиозных культов при Совете Министров СССР, а также их уполномоченные на местах. Именно они были вершителями судеб тысячи (миллионов) людей и вершителями, отнюдь, не справедливыми.
Очевидно, что отношение советского государства к своим гражданам-верующим, особенно к служителям религиозного культа, в течение всего советского периода было совершенно ненормальным. Политические и идеологические органы вторгались в те сферы жизни человека, которые не принадлежали компетенции публичной власти. Это приводило к отчуждению человека, к разрушению личности верующих и их гонителей, что мы, видимо еще не осознали до конца.
Последствия натиска не могли не нанести урона церкви, религиозным организациям, верующим. Речь при этом идет не только о материальных потерях, сокращении численности и т.п. Важнее другое: попытки одних религиозных центров «вписаться» в систему, демонстрация чрезмерной лояльности к власти, угодничества перед ней приводили не только к разочарованию простых верующих, к «потере лица», но и отступлению от нравственных установок, организационно-управленческих и даже канонических принципов. Это, в свою очередь, не могло не провоцировать внутреннего разлада в этих конфессиях.
С другой стороны, постоянное вытеснение верующих и духовных лиц из общественно-культурных процессов на «задворки», а чаще - за пределы общественных интересов не могли не вызывать чувства социального изгойства, внутренней эмиграции из общества, обиды, замкнутости, отчужденности и духовного избранничества у отдельной части верующих, привычку на неприязнь отвечать тем же, стремление не допускать к себе чужаков и т.п.
Не отсюда ли многие проблемы существования религиозных конфессий у нас в стране в современных условиях? Печально, но многие организации верующих, государственные деятели почти не усвоили уроков из своего и нашего недавнего прошлого, занялись бесплодными и бесперспективными спорами, кто из них традиционнее, кто вернее, а то дружно ополчаясь на новых «нетрадиционных» конкурентов.
Ну и, наконец, совершенно очевидно, что многолетний опыт борьбы и конфронтации никак не обогатил наше общество, нашу культуру, нашу духовность. Тотальное безрелигиозное воспитание нескольких поколений людей в нашей стране, приправленное привычкой не принимать и не прощать инакомыслия, самым негативным образом сказывается на состоянии современного общественного сознания россиян. Ситуацию не спасает даже массовое обращение людей к вере. Представляется, что именно нынешние неофиты - вчерашние объекты антирелигиозной пропаганды, привносят в современные религиозные организации дух нетерпимости к людям другой веры.
Потому, не стоит впадать в крайности, надеясь, что скоротечное превращение общества массового атеизма, безверия в общество поголовной религиозности автоматически решит проблемы личностного и общественного бытия. Совершенно очевидно, что массовое воцерквление не освобождает нас от страхов, переживаний, что религия также не в состоянии ответить на все волнующие нас вопросы. Следует иметь в виду и такой момент: все ли в истории религии и, особенно, церквей заслуживает того, чтобы быть воспроизведенным в современной социокультурной и политической среде? Эсхатологизм, аскетизм, покорность, но не творчество и свобода, подавление ереси и диссиденства, идея симфонии с государственной властью, православный этатизм и антиэтатизм некоторых других религий? Одним словом, вопросы есть.
Поликонфессиональный и полиэтнический характер российского общества, обилие конфликтных факторов в нем обнаруживает насущную потребность воспитывать граждан в духе терпимости к разным мировоззренческим, национальным, религиозным традициям, к различным вероисповеданиям и их последователям, равно как и к безрелигиозно или атеистически настроенным людям.
Желательно, чтобы вопросы личной веры или неверия решались спокойно, взвешенно были делом сугубо индивидуальным, результатом свободного и осознанного выбора. Этому учит нас исторический опыт.
--------------------------------------------------------------------------------
[1] Московские новости. – 2001. - №14.
[2] Одинцов М. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. – М., 1995. - С. 36.
[3] Документы по истории церквей и религиозных объединений в Алтайском крае (1917-1998 гг.). – Барнаул,1999. - С. 343 – 344.
[4] Алексеев В. Иллюзии и догмы. – М.: Политиздат, 1989. – С. 327.
[5] Там же.
[6] Белковец Л. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири: конец 20-х – 1930-е годы. – М., 199. - С. 37.
[7] Клейтман В. КПСС о содержании, задачах и формах научно-атеистической пропаганды на современном этапе коммунистического строительства // Автореф. …уч. степ. к. и. н. – М., 1962. – С. 11.
[8] Государственный архив Кемеровской области. Ф.964. Оп.1. Д.17. Л. 366.
Опубликовано 22 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Об истоках нонтолерантности…
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1109059734 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций