ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Грасиан: две стратегии
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
Грасиан: две стратегии
(к 400-летию со дня рождения)
Сергиевская Г. Е.
5 января 1601 года, т.е. четыреста лет назад в небольшом арагонском селении Бельмонте был крещен, по признанию самих испанцев, один из наиболее интеллигентных мыслителей в истории испанской культуры Бальтасар Грасиан-и-Моралес. Наверное, его нельзя назвать метафизиком в строго техническом значении этого термина. Как говорит Субери, метафизика это не та позиция, которая легко произрастает на иберийской почве. Но, если действительно верно, что в испанской драме и в испанской новелле мы находим наиболее полное проявление испанского духа, то, несомненно, мы должны включить этого великого арагонца в ряд умов, наиболее точно выразивших существеннейшие характеристики испанского народа. В ряд писателей, сумевших передать нам наиболее острые взгляды своей эпохи и, что наиболее важно, наиболее значимо, передать их в своем личном видении реальности. Это уже не одни только исторические и локальные черты, но концентрация радикальных элементов человеческой природы и жизни, того, что является вечным и необходимым в человеке.
«Критикон» Грасиана, как и «Дон Кихот» Сервантеса, роман, в котором два персонажа предпринимают путешествие по миру. Перед ними проходят страны и люди. Их взорам предстает современное Грасиану общество. Приключения героев, их удачи и неудачи, то, что они видят вокруг и то, что происходит с ними самими, все это не столько проявление странности и эксцентричности их рассудка, сколько сумасшествие самого этого мира их отвергающего. Наблюдение за отдельными различиями этих двух романов, помогает понять, как упадок, который предвосхищает Сервантес, трансформируется у Грасиана в волну сумасшествия, готовую захлестнуть Испанию, и которая, во всяком случае, захлестнула самого автора. У Сервантеса жизнь рассматривается как длящаяся напряженность, как конфликтность без возможности нахождения решений в ней самой, без внутренней справедливости, которая награждает доброту и рыцарскую отвагу. Если такая награда и может быть получена, то это случится не в этом мире. В этом смысле роман Сервантеса — произведение разочарованное. Без сомнения, вся любовь, все уважение и даже восхищение автора концентрируются на фигуре героя. Если он не восторжествует, то только по причине своего безумия, однако, по большому счету, мир — это не то место, которое соответствует его величине. Сны духа удивительны, но мир движется не снами, а лишь расчетом и, заявив этот принцип, Сервантес провозглашает конец эпохи.
Для Грасиана сон жизни не благородное помешательство, а просто глупость. Два главных действующих лица «Критикона» зовутся Андренио и Критило: простое филологическое рассмотрение имен тщательнейшим образом подобранных, изобретенных Грасианом, демонстрирует нам свое аллегорическое значение. Андренио, очевидно, происходит от andreios, т.е. человек природный, импульсивный, человек, который без раздумий бросается в деятельность, в результате которой он будет казаться знатным. Критило — человек разумный происходит от «кризис», «конфликт». Это критический рассудок в смысле того холодного изучения реальности, которое раскрывает нам невозможность ее изменения посредством введения идеалов и, таким образом, бесполезность подобных усилий. Несколько ранее те же самые идеалы, подвергнутые критическому анализу, появляются перед нами как фальшивые образы идеального, как иллюзии.
Роман построен в форме робинзонады. Критило, приплывает на остров Святой Елены, где и находит Андренио — юношу, выросшего в пещере и не умеющего даже говорить. Эти-то два героя и предпринимают путешествие в поисках родины Андренио. Во время этого путешествия они наблюдают фантастические сцены, переживают необычайные приключения. Построение книги классическое для аллегорического романа: Критило — человек с несчастным прошлым. Когда-то он был богат и имел возможность видеть всю иллюзорность силы и власти, пустоту их содержания, т.к. богатства исчезают в один поворот судьбы, унося с собой наш сон о собственной значимости и наше тщеславие. Сама любовь может быть вовлечена в вихрь слепых обстоятельств, которые и есть наша жизнь, и то, что сегодня нам кажется неизменным счастьем, завтра нежданно-негаданно превращается в горести и одиночество. Человеческое правосудие невинного бросает в тюрьму. Бесчестие и разорение оказываются всего лишь инструментами в руках тех, кто распоряжается властью, кто использует власть для собственного процветания. Печальный жизненный опыт и разочарование конституируют духовный багаж Критило в начале странствования. По всей видимости, Грасиан стремится таким образом изобразить человеческий опыт как результат освобождения реального с помощью критики и анализа от субъективных иллюзий и пытается проанализировать жизнь во всей ее неприкрытости.
Андренио, наоборот, должен представлять неугомонную энергию человеческого энтузиазма, способность броситься за великолепием внешности. Мы видим царя во всем его блеске и принимаем этот блеск за действительность [1]. На самом же деле настоящий царь — тот, кто справедливо правит, независимо от того, разодет ли он в пурпур или же носит простые одежды. Но этого истинного царя не существует. И куда бы ни заносили приключения наших героев, повсюду мы встречаем одни лишь карикатуры. Несомненно, истинный Судья — тот, кто судит согласно с правдой и осуществляет, таким образом, справедливость; однако, заглядывая за изнанку судов, мы видим, что судья это человек, который защищает интересы лишь имеющих влияние [2]. Однако когда мы еще только вступаем в мир, на пороге юности, мы не обладаем еще возможностью разрушать видимости. Блеск двора убеждает нас поверить в свое великолепие, красота женщин в их добродетель, медали генералов в их мужество, самоотверженность и заслуги перед родиной. Грасиану необходим персонаж, который заключил бы в себе всю эту невинность и все это простодушие. А так как глупость такой позиции очевидна, он ищет оправдания мечтательному оптимизму своего героя, делая Андренио сиротой, выросшим в пещере в уединении необитаемого острова. Герой Грасиана вскормлен самкой дикого зверя и ее детенышей считает своими братьями и сестрами. Хищники сочувствуют уязвимой слабости ребенка и помогают ему в его несчастиях. Катаклизм разрушает пещеру и Андренио, парализованный удивлением и восторгом, засматривается удивительным спектаклем природы. Его жизненный опыт создается, таким образом, в результате созерцания произведений Бога, красоты космоса и сочувствия животных. Все это вместе взятое вполне объясняет и оправдывает его абсурдный оптимизм.
Человек — большая неудача в божественном творении. Он продуцирован свободой, он сын своих деяний, а отнюдь не необходимое следствие божественных законов природы. И только длительный контакт, только сосуществование с ним, может, в конце концов, излечить от иллюзии жизни. Только это может убедить, что мир, к которому обращаются все наши помыслы, все стремления нашего сердца не есть та внешняя реальность, которую нам столь охотно демонстрируют, но другая, более высокая, ожидающая нас, вручаемая нам лишь как награда за нашу преданность истине в этом непростом странствии через сельву снов. Жизнь — это всего лишь путь. И надо пройти по нему, пристально вглядываясь в окружающую действительность, подвергая критическому анализу все то, с чем сталкиваешься на этом пути, дабы не попасться на обман видимости. В конце концов, Андренио с Критило открывают, что ни одна из конкретных стран не является той родиной, которую они ищут, но что она — эта родина — находится за пределами каких-либо стран.
Обычно, обобщая философские взгляды Грасиана, суть их видят в его пессимизме. Но действительно ли разочарованное размышление, которое мы находим в Критиконе пессимизм? Без сомнения, в отказе от восторга земной жизнью, от восприятия ее как высшей ценности присутствует христианский мотив. Однако такое отношение противоречит более обширному оптимизму, какой нам демонстрируют другие тенденции, существующие в лоне церкви, относящиеся к миру, ко вселенной с любовью, рассматривая ее как божественное творение и отражение божественных атрибутов. Как же в таком случае можно определить пессимизм в том виде, какой мы находим у Грасиана? В каком значении тогда его мысль может быть рассмотрена как пессимизм, и каковы будут его корни?
Возможно, наиболее точное выражение оптимизма и пессимизма, как понятий, которыми пользуется западный разум, мы находим, в греческом мышлении. В известном политическом мифе «Политик» Платон анализирует основные условия человеческой активности и выражает их в следующей мифологической форме. В течение определенных исторических эпох Бог достаточно успешно руководил событиями, и космос явился нам полным рациональности. В дальнейшем, Бог удалился от управления, и его творение оказалось переданным в руки людей, которые в результате своих споров и борьбы за власть ввергли все в хаос. Через какое-то время Бог, видя опасность, грозящую его детищу, вновь взял бразды правления в свои руки и вернулся на курс порядка и добра. Полагая, что божественное это разум, проявляющийся в обществе посредством разумных законов, установленных справедливыми правителями, мы можем интерпретировать грасиановскую историю как гимн закону и установлению, по которым где-то существует рациональное законотворчество, просвещенные хорошие правители, которые почитают и любят богов, считая, что человеческие законы являются простым отображением божественного природного закона. И где добро, таким образом, торжествует.
И наоборот, возможен взгляд на общество, как на корабль, которым управляет обезумевшая команда, захватившая правление, дабы удовлетворять свое тщеславие или же использовать власть как инструмент, с помощью которого можно тешить свое сладострастие. Команда, которая, без сомнения, лишь переоделась мореплавателями и капитаном, знатными вельможами и принцами но, несмотря на свои пышные униформы, является не более чем ряжеными невежественными авантюристами, не знающими искусства навигации, не знакомая с астрономией и не способная вести корабль нужным курсом. Не это ли совершенный образ грасиановского мира? Но если сначала мы не распознаем в этих мошенниках, переодетых моряками, авантюристов, то то, что нам открывается при ближайшем рассмотрении, оказывается ничтожным, надутым, пустым, как пробка, и лишь разодетым в прекрасные наряды [3]. Кроме того, становится очевидным, что принцы на самом деле являются всего лишь рабами чужих или, по крайней мере, своих желаний [4]. Мужественные и, казалось бы, самоотверженные солдаты, высокие сановники оказываются рабами своих страстей [5].
Итак, если мы рассматриваем жизнь, согласно классическому мышлению, как реализацию божественного порядка (все равно с точки ли зрения пантеиста или атеиста), как рациональный процесс, имманентный космосу или истории, в таком случае мы оптимисты. И, наоборот, если мы видим ее как «абсурдный рассказ, повествующий об одном глупце», говоря шекспировскими словами, то мы можем быть квалифицированы как пессимисты. Можно возразить, что сама жизнь безразличным образом относится к обеим этим позициям, и что ее структура зависит от того, как мы с ней поступаем. Но столь уравновешенной позиции, как и любого равновесия, трудно достигнуть и, тем более, трудно удерживать. Об этом очевидно свидетельствует история мысли, и посему мы видим мыслителей, балансирующих между этими двумя полюсами.
Если рассмотреть конкретно Грасиановскую позицию, то можно утверждать, что его герои, судя по их размышлениям по поводу своих приключений, представляют существование в строго пессимистическом смысле. Уже с самого названия, которое Грасиан использует для обозначения различных разделов своего основного произведения (Кризис I, Кризис II и т.д.) Автор как бы внушает, подсказывает нам идею нестабильности и краха, блестяще используя миф, для выражения беспорядка существования без детерминированного, предопределенного конца. С одной стороны, перечисленные приключения и многие другие, на которые так же можно сослаться, не оставляют места сомнениям по поводу пессимистических наклонностей этого гениального иезуита. Но, с другой, возникает вопрос, действительно ли все это именно так и можно ли раз и навсегда поместить его в категорию пессимистов? Могут ли быть приложимы к его творчеству такие категории как апатия, недостаток решительности и смелости, безразличие к жизненным ценностям, которые обычно сопровождают концепцию пессимизма?
Если мы заглянем в «Героя», первое из грасиановских произведений, имевшее шумный успех, то найдем абсолютно иную духовную панораму. Здесь имеют место личное мужество, служение высоким идеям, которые не только встречаются в жизни, но также реализуются в своей наиболее высокой степени в отдельных великих личностях, героях. То есть в тех самых людях, которые избранны фортуной [6] для выполнения определенной божественной миссии (она имеет божественное предназначения в истории, т.е. герой это тот, кого Бог посылает нам в качестве истинного навигатора). Но поскольку герой, по своему благоразумию, может выбрать путь для возможной реализации своего предназначения, несомненно, что героические планы могут развиваться в истории, и что она, в конце концов, не столь хаотична [7]. Мало того, реализация таковых планов есть результат добродетели, воли и благоразумия героя. Мир, таким образом, поддается изменениям и улучшению с помощью человеческих добродетелей (в действительности, слишком человеческих для христианства), разума и воли. Таким образом, мы видим здесь черты рациональности, которые охарактеризовали бы как оптимизм. Это произведение, написанное в особенном, чисто грасиановском стиле, одном из наиболее прекрасных во всей испанской литературе, полно ренессансного оптимизма и энтузиазма. Как же могло случиться, и что должно было произойти, чтобы Грасиан проделал этот путь от «Героя» до «Критикона»?
Двадцать лет отделяют одну книгу от другой. И эти годы оказались тем радикальным временем в истории Испании, когда всплыли крупные ошибки и просчеты политики Карла V и Филипа II. Когда стало очевидным, что на гордом лице могущественной и героической, морской завоевательницы, осуществлявшей беспримерный подвиг покорения и крещения, духовного и материального возвышения индейского мира, появился теперь болезненный плутовской и циничный лик пройдохи, жулика и плута, мошенника и афериста. Благородного без чести, изголодавшегося по миру и справедливости, нищего профессора и бессильного короля. Критикон — это попытка осознания данной ситуации. Осознания, доступного только мужеству и искренности человека такого духовного величия, как Грасиан (как позднее в не менее несчастный момент испанской истории, был необходим художник такой величины, как Гойя, другой арагонец, дабы уловить ничтожество двора Фердинанда VII). И не случайно оба они пострадали от своей проницательности. Грасиан подвергся травле, смешанной со злостью и завистью, как внутри, так и вне ордена, а Гойя, сытый до тошноты своей родиной, решился уехать, чтобы умереть в Бурдеос.
Гениальность Грасиана состоит в том, что он смог мужественно противостоять этой реальности и правдиво, со всем своим художественным талантом отразить ее в своем произведении. Надо сказать, что в этом смысле он находится в рамках большой традиции испанских монахов, которые, как Фрай Бартоломе де лас Касас, ценили истину превыше всех обстоятельств, как личных так и исторических. Только такие духовно великие люди, как Кеведо и Грасиан смогли увидеть, что этот гигант, называемый Испанией, является колосом на глиняных ногах, что это всего лишь мыльный пузырь, готовый лопнуть в любой момент. И оба заплатили как за свое видение, так и за смелость говорить об этом. Но Грасиан не просто очень проницательный человек, но мыслитель большой энергии и мужества. И, возвращаясь к вопросу о его пессимизме, нам необходимо уточнить, что, если в период, прошедший от «Героя « до «Критикона», его жизненная активность изменилась и от позиции, которая начиналась как жизненный оптимизм он погрузился в сумерки горечи и разочарования, то это не в силу изменения его собственной энергии, но в силу ясного осознания (и, возможно, недопустимой универсализации личного опыта и приписывания всей жизни негативных характеристик, соответствующих одной конкретной стране и в одной конкретной исторической эпохе) упадка своей родины, в этом безграничном пессимизме можно увидеть, проникая в благородство помыслов, и стоический героизм, и огромную трансцендентную силу, которая поднимает, возвеличивая, категории смирения и христианской стойкости, те корни, которые дали всходы. Нам не дано изменить историю и, исходя из этого, мы можем назвать Грасиана пессимистом. Но можно достойно и мужественно терпеть и ждать, всматриваясь в даль, в надежде увидеть землю, о которой он сам писал, «что странники там увидели, как много обрели, ежели кто пожелает узнать и сам изведать, пусть направит стопы к высокой Добродетели и героическому Мужеству — тогда откроются ему поприще Славы, престол Почета и обитель Бессмертия».
Примечания
[1] См. Кризис VII
Назад
[2] см Кризис VI.
Назад
[3] См. Кризис VII
Назад
[4] cм Кризис XII
Назад
[5] см. Кризис X
Назад
[6] см. Primor X
Назад
[7] Primor VIII
(к 400-летию со дня рождения)
Сергиевская Г. Е.
5 января 1601 года, т.е. четыреста лет назад в небольшом арагонском селении Бельмонте был крещен, по признанию самих испанцев, один из наиболее интеллигентных мыслителей в истории испанской культуры Бальтасар Грасиан-и-Моралес. Наверное, его нельзя назвать метафизиком в строго техническом значении этого термина. Как говорит Субери, метафизика это не та позиция, которая легко произрастает на иберийской почве. Но, если действительно верно, что в испанской драме и в испанской новелле мы находим наиболее полное проявление испанского духа, то, несомненно, мы должны включить этого великого арагонца в ряд умов, наиболее точно выразивших существеннейшие характеристики испанского народа. В ряд писателей, сумевших передать нам наиболее острые взгляды своей эпохи и, что наиболее важно, наиболее значимо, передать их в своем личном видении реальности. Это уже не одни только исторические и локальные черты, но концентрация радикальных элементов человеческой природы и жизни, того, что является вечным и необходимым в человеке.
«Критикон» Грасиана, как и «Дон Кихот» Сервантеса, роман, в котором два персонажа предпринимают путешествие по миру. Перед ними проходят страны и люди. Их взорам предстает современное Грасиану общество. Приключения героев, их удачи и неудачи, то, что они видят вокруг и то, что происходит с ними самими, все это не столько проявление странности и эксцентричности их рассудка, сколько сумасшествие самого этого мира их отвергающего. Наблюдение за отдельными различиями этих двух романов, помогает понять, как упадок, который предвосхищает Сервантес, трансформируется у Грасиана в волну сумасшествия, готовую захлестнуть Испанию, и которая, во всяком случае, захлестнула самого автора. У Сервантеса жизнь рассматривается как длящаяся напряженность, как конфликтность без возможности нахождения решений в ней самой, без внутренней справедливости, которая награждает доброту и рыцарскую отвагу. Если такая награда и может быть получена, то это случится не в этом мире. В этом смысле роман Сервантеса — произведение разочарованное. Без сомнения, вся любовь, все уважение и даже восхищение автора концентрируются на фигуре героя. Если он не восторжествует, то только по причине своего безумия, однако, по большому счету, мир — это не то место, которое соответствует его величине. Сны духа удивительны, но мир движется не снами, а лишь расчетом и, заявив этот принцип, Сервантес провозглашает конец эпохи.
Для Грасиана сон жизни не благородное помешательство, а просто глупость. Два главных действующих лица «Критикона» зовутся Андренио и Критило: простое филологическое рассмотрение имен тщательнейшим образом подобранных, изобретенных Грасианом, демонстрирует нам свое аллегорическое значение. Андренио, очевидно, происходит от andreios, т.е. человек природный, импульсивный, человек, который без раздумий бросается в деятельность, в результате которой он будет казаться знатным. Критило — человек разумный происходит от «кризис», «конфликт». Это критический рассудок в смысле того холодного изучения реальности, которое раскрывает нам невозможность ее изменения посредством введения идеалов и, таким образом, бесполезность подобных усилий. Несколько ранее те же самые идеалы, подвергнутые критическому анализу, появляются перед нами как фальшивые образы идеального, как иллюзии.
Роман построен в форме робинзонады. Критило, приплывает на остров Святой Елены, где и находит Андренио — юношу, выросшего в пещере и не умеющего даже говорить. Эти-то два героя и предпринимают путешествие в поисках родины Андренио. Во время этого путешествия они наблюдают фантастические сцены, переживают необычайные приключения. Построение книги классическое для аллегорического романа: Критило — человек с несчастным прошлым. Когда-то он был богат и имел возможность видеть всю иллюзорность силы и власти, пустоту их содержания, т.к. богатства исчезают в один поворот судьбы, унося с собой наш сон о собственной значимости и наше тщеславие. Сама любовь может быть вовлечена в вихрь слепых обстоятельств, которые и есть наша жизнь, и то, что сегодня нам кажется неизменным счастьем, завтра нежданно-негаданно превращается в горести и одиночество. Человеческое правосудие невинного бросает в тюрьму. Бесчестие и разорение оказываются всего лишь инструментами в руках тех, кто распоряжается властью, кто использует власть для собственного процветания. Печальный жизненный опыт и разочарование конституируют духовный багаж Критило в начале странствования. По всей видимости, Грасиан стремится таким образом изобразить человеческий опыт как результат освобождения реального с помощью критики и анализа от субъективных иллюзий и пытается проанализировать жизнь во всей ее неприкрытости.
Андренио, наоборот, должен представлять неугомонную энергию человеческого энтузиазма, способность броситься за великолепием внешности. Мы видим царя во всем его блеске и принимаем этот блеск за действительность [1]. На самом же деле настоящий царь — тот, кто справедливо правит, независимо от того, разодет ли он в пурпур или же носит простые одежды. Но этого истинного царя не существует. И куда бы ни заносили приключения наших героев, повсюду мы встречаем одни лишь карикатуры. Несомненно, истинный Судья — тот, кто судит согласно с правдой и осуществляет, таким образом, справедливость; однако, заглядывая за изнанку судов, мы видим, что судья это человек, который защищает интересы лишь имеющих влияние [2]. Однако когда мы еще только вступаем в мир, на пороге юности, мы не обладаем еще возможностью разрушать видимости. Блеск двора убеждает нас поверить в свое великолепие, красота женщин в их добродетель, медали генералов в их мужество, самоотверженность и заслуги перед родиной. Грасиану необходим персонаж, который заключил бы в себе всю эту невинность и все это простодушие. А так как глупость такой позиции очевидна, он ищет оправдания мечтательному оптимизму своего героя, делая Андренио сиротой, выросшим в пещере в уединении необитаемого острова. Герой Грасиана вскормлен самкой дикого зверя и ее детенышей считает своими братьями и сестрами. Хищники сочувствуют уязвимой слабости ребенка и помогают ему в его несчастиях. Катаклизм разрушает пещеру и Андренио, парализованный удивлением и восторгом, засматривается удивительным спектаклем природы. Его жизненный опыт создается, таким образом, в результате созерцания произведений Бога, красоты космоса и сочувствия животных. Все это вместе взятое вполне объясняет и оправдывает его абсурдный оптимизм.
Человек — большая неудача в божественном творении. Он продуцирован свободой, он сын своих деяний, а отнюдь не необходимое следствие божественных законов природы. И только длительный контакт, только сосуществование с ним, может, в конце концов, излечить от иллюзии жизни. Только это может убедить, что мир, к которому обращаются все наши помыслы, все стремления нашего сердца не есть та внешняя реальность, которую нам столь охотно демонстрируют, но другая, более высокая, ожидающая нас, вручаемая нам лишь как награда за нашу преданность истине в этом непростом странствии через сельву снов. Жизнь — это всего лишь путь. И надо пройти по нему, пристально вглядываясь в окружающую действительность, подвергая критическому анализу все то, с чем сталкиваешься на этом пути, дабы не попасться на обман видимости. В конце концов, Андренио с Критило открывают, что ни одна из конкретных стран не является той родиной, которую они ищут, но что она — эта родина — находится за пределами каких-либо стран.
Обычно, обобщая философские взгляды Грасиана, суть их видят в его пессимизме. Но действительно ли разочарованное размышление, которое мы находим в Критиконе пессимизм? Без сомнения, в отказе от восторга земной жизнью, от восприятия ее как высшей ценности присутствует христианский мотив. Однако такое отношение противоречит более обширному оптимизму, какой нам демонстрируют другие тенденции, существующие в лоне церкви, относящиеся к миру, ко вселенной с любовью, рассматривая ее как божественное творение и отражение божественных атрибутов. Как же в таком случае можно определить пессимизм в том виде, какой мы находим у Грасиана? В каком значении тогда его мысль может быть рассмотрена как пессимизм, и каковы будут его корни?
Возможно, наиболее точное выражение оптимизма и пессимизма, как понятий, которыми пользуется западный разум, мы находим, в греческом мышлении. В известном политическом мифе «Политик» Платон анализирует основные условия человеческой активности и выражает их в следующей мифологической форме. В течение определенных исторических эпох Бог достаточно успешно руководил событиями, и космос явился нам полным рациональности. В дальнейшем, Бог удалился от управления, и его творение оказалось переданным в руки людей, которые в результате своих споров и борьбы за власть ввергли все в хаос. Через какое-то время Бог, видя опасность, грозящую его детищу, вновь взял бразды правления в свои руки и вернулся на курс порядка и добра. Полагая, что божественное это разум, проявляющийся в обществе посредством разумных законов, установленных справедливыми правителями, мы можем интерпретировать грасиановскую историю как гимн закону и установлению, по которым где-то существует рациональное законотворчество, просвещенные хорошие правители, которые почитают и любят богов, считая, что человеческие законы являются простым отображением божественного природного закона. И где добро, таким образом, торжествует.
И наоборот, возможен взгляд на общество, как на корабль, которым управляет обезумевшая команда, захватившая правление, дабы удовлетворять свое тщеславие или же использовать власть как инструмент, с помощью которого можно тешить свое сладострастие. Команда, которая, без сомнения, лишь переоделась мореплавателями и капитаном, знатными вельможами и принцами но, несмотря на свои пышные униформы, является не более чем ряжеными невежественными авантюристами, не знающими искусства навигации, не знакомая с астрономией и не способная вести корабль нужным курсом. Не это ли совершенный образ грасиановского мира? Но если сначала мы не распознаем в этих мошенниках, переодетых моряками, авантюристов, то то, что нам открывается при ближайшем рассмотрении, оказывается ничтожным, надутым, пустым, как пробка, и лишь разодетым в прекрасные наряды [3]. Кроме того, становится очевидным, что принцы на самом деле являются всего лишь рабами чужих или, по крайней мере, своих желаний [4]. Мужественные и, казалось бы, самоотверженные солдаты, высокие сановники оказываются рабами своих страстей [5].
Итак, если мы рассматриваем жизнь, согласно классическому мышлению, как реализацию божественного порядка (все равно с точки ли зрения пантеиста или атеиста), как рациональный процесс, имманентный космосу или истории, в таком случае мы оптимисты. И, наоборот, если мы видим ее как «абсурдный рассказ, повествующий об одном глупце», говоря шекспировскими словами, то мы можем быть квалифицированы как пессимисты. Можно возразить, что сама жизнь безразличным образом относится к обеим этим позициям, и что ее структура зависит от того, как мы с ней поступаем. Но столь уравновешенной позиции, как и любого равновесия, трудно достигнуть и, тем более, трудно удерживать. Об этом очевидно свидетельствует история мысли, и посему мы видим мыслителей, балансирующих между этими двумя полюсами.
Если рассмотреть конкретно Грасиановскую позицию, то можно утверждать, что его герои, судя по их размышлениям по поводу своих приключений, представляют существование в строго пессимистическом смысле. Уже с самого названия, которое Грасиан использует для обозначения различных разделов своего основного произведения (Кризис I, Кризис II и т.д.) Автор как бы внушает, подсказывает нам идею нестабильности и краха, блестяще используя миф, для выражения беспорядка существования без детерминированного, предопределенного конца. С одной стороны, перечисленные приключения и многие другие, на которые так же можно сослаться, не оставляют места сомнениям по поводу пессимистических наклонностей этого гениального иезуита. Но, с другой, возникает вопрос, действительно ли все это именно так и можно ли раз и навсегда поместить его в категорию пессимистов? Могут ли быть приложимы к его творчеству такие категории как апатия, недостаток решительности и смелости, безразличие к жизненным ценностям, которые обычно сопровождают концепцию пессимизма?
Если мы заглянем в «Героя», первое из грасиановских произведений, имевшее шумный успех, то найдем абсолютно иную духовную панораму. Здесь имеют место личное мужество, служение высоким идеям, которые не только встречаются в жизни, но также реализуются в своей наиболее высокой степени в отдельных великих личностях, героях. То есть в тех самых людях, которые избранны фортуной [6] для выполнения определенной божественной миссии (она имеет божественное предназначения в истории, т.е. герой это тот, кого Бог посылает нам в качестве истинного навигатора). Но поскольку герой, по своему благоразумию, может выбрать путь для возможной реализации своего предназначения, несомненно, что героические планы могут развиваться в истории, и что она, в конце концов, не столь хаотична [7]. Мало того, реализация таковых планов есть результат добродетели, воли и благоразумия героя. Мир, таким образом, поддается изменениям и улучшению с помощью человеческих добродетелей (в действительности, слишком человеческих для христианства), разума и воли. Таким образом, мы видим здесь черты рациональности, которые охарактеризовали бы как оптимизм. Это произведение, написанное в особенном, чисто грасиановском стиле, одном из наиболее прекрасных во всей испанской литературе, полно ренессансного оптимизма и энтузиазма. Как же могло случиться, и что должно было произойти, чтобы Грасиан проделал этот путь от «Героя» до «Критикона»?
Двадцать лет отделяют одну книгу от другой. И эти годы оказались тем радикальным временем в истории Испании, когда всплыли крупные ошибки и просчеты политики Карла V и Филипа II. Когда стало очевидным, что на гордом лице могущественной и героической, морской завоевательницы, осуществлявшей беспримерный подвиг покорения и крещения, духовного и материального возвышения индейского мира, появился теперь болезненный плутовской и циничный лик пройдохи, жулика и плута, мошенника и афериста. Благородного без чести, изголодавшегося по миру и справедливости, нищего профессора и бессильного короля. Критикон — это попытка осознания данной ситуации. Осознания, доступного только мужеству и искренности человека такого духовного величия, как Грасиан (как позднее в не менее несчастный момент испанской истории, был необходим художник такой величины, как Гойя, другой арагонец, дабы уловить ничтожество двора Фердинанда VII). И не случайно оба они пострадали от своей проницательности. Грасиан подвергся травле, смешанной со злостью и завистью, как внутри, так и вне ордена, а Гойя, сытый до тошноты своей родиной, решился уехать, чтобы умереть в Бурдеос.
Гениальность Грасиана состоит в том, что он смог мужественно противостоять этой реальности и правдиво, со всем своим художественным талантом отразить ее в своем произведении. Надо сказать, что в этом смысле он находится в рамках большой традиции испанских монахов, которые, как Фрай Бартоломе де лас Касас, ценили истину превыше всех обстоятельств, как личных так и исторических. Только такие духовно великие люди, как Кеведо и Грасиан смогли увидеть, что этот гигант, называемый Испанией, является колосом на глиняных ногах, что это всего лишь мыльный пузырь, готовый лопнуть в любой момент. И оба заплатили как за свое видение, так и за смелость говорить об этом. Но Грасиан не просто очень проницательный человек, но мыслитель большой энергии и мужества. И, возвращаясь к вопросу о его пессимизме, нам необходимо уточнить, что, если в период, прошедший от «Героя « до «Критикона», его жизненная активность изменилась и от позиции, которая начиналась как жизненный оптимизм он погрузился в сумерки горечи и разочарования, то это не в силу изменения его собственной энергии, но в силу ясного осознания (и, возможно, недопустимой универсализации личного опыта и приписывания всей жизни негативных характеристик, соответствующих одной конкретной стране и в одной конкретной исторической эпохе) упадка своей родины, в этом безграничном пессимизме можно увидеть, проникая в благородство помыслов, и стоический героизм, и огромную трансцендентную силу, которая поднимает, возвеличивая, категории смирения и христианской стойкости, те корни, которые дали всходы. Нам не дано изменить историю и, исходя из этого, мы можем назвать Грасиана пессимистом. Но можно достойно и мужественно терпеть и ждать, всматриваясь в даль, в надежде увидеть землю, о которой он сам писал, «что странники там увидели, как много обрели, ежели кто пожелает узнать и сам изведать, пусть направит стопы к высокой Добродетели и героическому Мужеству — тогда откроются ему поприще Славы, престол Почета и обитель Бессмертия».
Примечания
[1] См. Кризис VII
Назад
[2] см Кризис VI.
Назад
[3] См. Кризис VII
Назад
[4] cм Кризис XII
Назад
[5] см. Кризис X
Назад
[6] см. Primor X
Назад
[7] Primor VIII
Опубликовано 21 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Грасиан: две стратегии
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1108993695 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций