ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Сотериологические искания Вл. Соловьёва
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
В.Ш. Сабиров
Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В.С. Соловьёва. Материалы международной конференции 14-15 февраля 2003 г. Серия “Symposium”, выпуск 32. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С.148-153
[148]
В одной из своих последних книг А.Ф. Лосев писал: «Его (Вл. Соловьёва — В.С.) философия, и ранняя, и поздняя, не есть только логика и только система категорий, как это легко может показаться при беглом просмотре трудов его ранней юности. Эти труды были прежде всего философией жизни (курсив мой — В.С.), а не погоней за логическими схемами и за построениями категориальной системы» [1]. Можно с уверенностью утверждать, что Вл. Соловьёв понимал «жизнь» в абсолютном значении этого слова, т.е. как победу над смертью. Критикуя идею сверхчеловека у Ницше, он писал: «Сверхчеловек должен быть прежде всего и в особенности победителем смерти — освобожденным освободителем человечества от тех существенных условий, которые делают смерть необходимою, и, следовательно, исполнителем тех условий, при которых возможно или вовсе не умирать, или, умерев, воскреснуть для вечной жизни» [2]. Нетрудно догадаться, что в этом высказывании имплицитно содержится мысль о грехе как причине смерти («существенных условий, которые делают смерть необходимою») и Христе-Спасителе («освобожденным освободителем человечества»). В сложном, многослойном и противоречивом мировоззрении Вл. Соловьёва жизнь понимается по сути дела сотериологически, как абсолютная свобода от греха, зла, страдания и смерти. Отметим, однако, что в творчестве русского философа противоречивым образом переплетаются идеи христианской сотериологии с разного рода попытками ее модернизации.
Наиболее аутентичные христианству взгляды на спасение мы находим у Вл. Соловьёва в его письме к Л.Н. Толстому («О воскресении Христа») от 28 июля — 2 августа 1894, в котором мыслитель утверждает тезис о возможности спасения человечества благодаря вере в воскресение Спасителя, которое он считает не только свершившимся фактом истории, но и логически необходимым событием. Однако наряду с этими представлениями у Вл. Соловьёва были и другие, в которых он попытался дополнить или «усилить» собственно христианскую сотериологию.
Вл. Соловьёв предлагал в разные периоды своего творчества несколько вариантов путей спасения человека и человечества.
[149]
Софийный путь спасения
Софиология Вл. Соловьёва представляет собой довольно сложный мир теоретических идей и духовных решений, не вполне сочетающихся не только с христианским учением, но и с метафизикой всеединства, составляющей основу философского миросозерцания русского мыслителя.
А.Ф. Лосев выделяет в творчестве Вл. Соловьёва 10 основных смыслов Софии. Остановимся, однако, лишь на одном из них: на идее Вечной Женственности. София есть Божественная Красота, рождающая и хранящая красоту, но софийная красота — это красота святости. Святость же ассоциируется с чистотой, а чистота — с девственностью. София как Вечная Женственность есть квинтэссенция чистоты, т.е. София есть исключительно духовный принцип мироздания и духовная красота его. Очень важно усвоить это положение, чтобы избежать натурализации и материализации символа и образа Софии, против которых Вл. Соловьёв выступал со всей решительностью, ему свойственной: «…1) перенесение плотских, животно-человеческих отношений в область сверхчеловеческую есть величайшая мерзость и причина крайней гибели (потоп, Содом и Гоморра, “глубины сатанинские” последних времен); 2) поклонение женской природе самой по себе, то есть началу двумыслия и безразличия, восприимчивому ко лжи и ко злу не менее, чем к истине и добру, есть величайшее безумие и главная причина господствующего ныне размягчения и расслабления; 3) ничего общего с этою глупостью и с тою мерзостью не имеет истинное вечной женственности как действительно от века восприявшей силу Божества, действительно вместивший полноту добра и истины, а чрез них нетленное сияние красоты.
Но чем совершеннее и ближе откровение настоящей красоты, одевающей Божество и Его силою, ведущей нас к избавлению от страдания и смерти, тем тоньше черта, отделяющая ее от лживого ее подобия — от той обманчивой и бессильной красоты, которая только увековечивает царство страданий и смерти. Жена, облеченная в солнце, уже мучается родами: она должна явить истину, родить слово, и вот древний змий собирает против нее свои последние силы и хочет потопить ее в ядовитых потоках благовидной лжи, правдоподобных обманов (образы Откровения Иоанна Богослова, гл. 12. — В.С.). Все это предсказано, и предсказан конец: в конце вечная красота будет плодотворна, и из нее выйдет спасение мира, когда ее обманчивые подобия исчезнут, как та морская пена, что родила простонародную Афродиту» [3].
Необходимо прокомментировать это пространное высказывание, ибо в нем заключено много идей и смыслов, очень важных для характеристики Вечной Женственности в контексте сотериологических исканий русского философа и поэта.
Главный мотив, на разные лады звучащий в приведенной цитате Соловьёва, — это идея спасительной миссии красоты, воплощенной в Вечной Женственности. Отметим здесь три момента. Во-первых, Соловьёв провозглашает
[150]
нетленность красоты Вечной Женственности, которую она имеет благодаря своей вечности («от века восприявшей силу Божества») и благодаря тому, что красота ее пребывает в единстве с добром и истиной. София есть триединство Добра, Истины и Красоты, которые суть Абсолютные ценности. Во-вторых, настоящая Красота (а она является таковой, потому что одновременно есть Истина и Добро) освобождает от страданий и смерти. Блаженно и бессмертно все, влекомое красотой к святости, поскольку последняя освещает Божественным смыслом наши страдания и смерть. В-третьих, ссылаясь на образы и символы Апокалипсиса, русский философ предрекает грядущее спасение мира в конце времен как плод творения Вечной Красоты. Здесь символ Вечной Женственности самым тесным образом смыкается с образом Пресвятой Богородицы, особенно чтимой на Руси. В народном сознании Матерь Божия воспринималась как заступница за каждого христианина перед Богом в день Страшного Суда.
Очень важна мысль Соловьёва о том, что «чем совершеннее и ближе откровение настоящей красоты, тем тоньше черта, отделяющая ее от лживого ее подобия». Горячо отстаивая духовный смысл Вечной Женственности, Соловьёв словно предвидел грядущие духовные аберрации этого образа в русской культуре. «Он знал, — пишет Д. Андреев, — и хорошо знал о существовании Великой Блудницы и о возможных страшных подменах, подстерегающих всякое недостаточно четкое, недостаточно окрепшее сознание, уловившее зов Вечно Женственного сквозь замутняющие слои страстных, противоречивых эмоций» [4]. Опасения Соловьёва относительно того, что идея Вечной Женственности, понятая недостаточно духовно, смешается с сексуальной стихией, к сожалению, оправдались уже вскоре после его смерти в поэтическом творчестве и личной судьбе А. Блока.
В «Смысле любви» можно обнаружить новые идеи, еще более усложняющие софиологию Вл. Соловьёва. Это связано прежде всего с тем, что в трактовке любви (которая, по убеждению философа, питается Вечной Женственностью) он попытался соединить платонизм с христианством. Если конкретизировать этот тезис, то, по Соловьёву, любовь, с одной стороны, андрогинична, а, с другой стороны, есть Богочеловеческое дело.
Определяя смысл любви в оправдании и спасении индивидуальности через жертву эгоизма, Вл. Соловьёв полагал, что именно половая любовь в наибольшей степени содействует спасению личности, ибо именно в ней уничтожается до конца эгоизм. Андрогинизм (соединение мужского и женского начал) в трактовке мыслителя составляет необходимое условие совершенной личности, которая только и может быть бессмертной и нетленной.
Богочеловеческим делом любовь становится только тогда, когда она не заключена в своей собственной абсолютности, но уповает на абсолютность Божественного начала и только им движется и живет. Соловьёв пишет: «Признавая безусловное значение за данным лицом или верить в него
[151]
(без чего невозможна истинная любовь) я могу, только утверждая его в Боге, следовательно, веря в самого Бога и в себя как имеющего в Боге средоточие и корень своего бытия» [5]. Высшее духовное упование любви дается только верою, поэтому философ употребляет понятие верующей любви, преодолевающей стихию человеческих страстей и цепкие оковы материальной среды.
Согласно воззрениям Соловьёва, истинная любовь не может замкнуться на счастье двоих. Возможен не только индивидуальный эгоизм, но и эгоизм вдвоем, втроем, и т.д. «Действительно спастись, т.е. возродить и увековечить свою индивидуальную жизнь в истинной любви, единичный человек может только сообща или вместе со всеми» [6], — считает Соловьёв. Здесь моральный пафос Соловьёва перекликается с нравственными упованиями Н.Ф. Федорова, захваченного мыслью о всеобщем спасении, предполагающем обязательное воскрешение всех умерших людей. Подобно основателю русского космизма, Соловьёв шел в своих замыслах чрезвычайно далеко, представляя любовь как процесс преображения человечества в Боге, имманентно затрагивающем все природные стихии и весь материальный мир.
Таким образом, по Соловьёву, любовь является тем великим дерзновением человеческого духа, которое, подобно понтифику, строителю мостов, соединяет человека с Богом, со всем вселенским бытием. Именно эту интенцию любви гениально провидел Платон. «Мир жаждет искупления, — пишет А.Ф. Лосев в статье “Эрос у Платона”, воспроизводя христианско-платонические упования любви. — Человеку не по силам побороть злую материю с ее разоренным на куски пространством и временем. Это искупление по силам только Богу, который в извечной любви своей сойдет с небес и, вочеловечившись, преобразит смертное естество человеческое. Это и есть истинный Эрос, единящий сначала две души, а потом все человечество для вселенского всеединства» [7].
Конечным результатом Богочеловеческого дела любви должно стать полное обожение человека, предполагающее не только его духовное бессмертие, но и физическую нетленность, т.е. такое преображение природы человека, при котором произойдет удержание в вечности предметно-онтологической целостности его духовно-телесного облика.
Е.Н. Трубецкой в своей монографии «Миросозерцание Вл.С. Соловьёва» подвергает скрупулезному анализу философию любви своего учителя и друга, отмечая ее достоинства и недостатки. Среди последних он весьма основательно критикует утопизм воззрения Соловьёва, справедливо утверждая, что в работах мыслителя о любви многие идеи противоречат христианскому мировоззрению и философии всеединства. «Утопия половой любви, дающей бессмертие, странным образом противоречит самой основе миросозерцания Соловьёва: нельзя одновременно утверждать, как он это делает, что всеобщий, для всех обязательный путь к воскресению есть животворящий крест Христов
[152]
и что он есть половая любовь, — что Христос попрал смерть смертью, а что мы должны победить смерть через соединение с возлюбленной» [8].
Теократический путь спасения
В 1889 г. в Париже была опубликована книга Вл. Соловьёва «Россия и вселенская церковь», где проводилась мысль о необходимости всемирного государства, в котором политическая власть принадлежала бы русскому царю, а духовная — римскому папе. Она представляла собой некий умозрительный идеал, лишенный часто предметной основы в реальностях политической и церковной жизни Запада и России. Смысл же вселенской теократии следует усматривать в поисках Соловьёвым институциональных путей спасения. Сам факт утопических мечтаний Соловьёва симптоматичен. Он свидетельствует о противоречивом сочетании в его сознании подлинных религиозных переживаний с ложными прожектерскими теоретическими построениями и поверхностными настроениями. Основная причина соловьевского утопизма коренится в благостном восприятии будущего, в преклонении перед идеей исторического прогресса, которой мыслитель отдал значительную часть своей творческой жизни.
Эсхатологический путь спасения
К концу жизни перед духовным взором Соловьёва открылась иная картина возможного будущего, которая избавила его от благодушного видения человеческой истории. Свои апокалипсические предчувствия о грядущем приходе антихриста и смертельной схватке с ним человечества Соловьёв изложил в «Краткой повести об антихристе», приложении к его «Трем разговорам…». В этом контексте вопрос о спасении предстает в его творчестве как задача всемирно-исторического и метаисторического плана. Вл. Соловьёв предполагал, что только в конце времен произойдет окончательная победа над злом, включая и зло смерти. Эсхатологические предсказания Вл. Соловьёва лишь внешне напоминают христианское учение о последних временах, данных в Откровении Иоанна Богослова. Они есть скорее плод его художественного вымысла, нежели результат духовного откровения. Эсхатология Вл. Соловьёва, конечно, означала разрыв с утопизмом в его сотериологических исканиях, но в ней сохраняются элементы его духовных заблуждений. Это, в частности, выражается в его представлениях об объединении христианских церквей перед лицом вселенской катастрофы. Если вспомнить А.С. Хомякова, то такое внешнее соединение христианских конфессий невозможно, ибо Церковь одна: «Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божьей благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати» (курсив наш. — В.С.) [9]. В то же время сам Вл. Соловьёв, изобразив стойких христиан в лице православного старца Иоанна, папы Петра II и главы протестантов профессора Паули, по сути дела бессознательно явил нам такое подлинное единство Церкви Христовой, в которой только и возможно избавление от ига смерти (по сюжету повести воскресают убитые сподвижником антихриста Аполлонием папа Петр II и старец Иоанн).
[153]
Итак, можно констатировать, что общая логика сотериологических исканий Вл. Соловьёва вела его в конечном счете в лоно христианской традиции, от которой он, собственно, никогда не отрекался, но допускал иногда слишком вольные толкования.
Примечания
[1] Лосев А.Ф. Владимир Соловьёв и его время. М. 1990. С. 153-154.
Назад
[2] Соловьёв В.С. Идея сверхчеловека // Соч. в двух томах. Т.2. М. 1988. С.632-633.
Назад
[3] Соловьёв В.С. Стихотворения. М.1921. С. XII — XIII.
Назад
[4] Андреев Д.Л. Роза мира. М.1991. С.194.
Назад
[5] Соловьёв В.С. Смысл любви // Соч. в двух т. Т.2. М.1988. С.532.
Назад
[6] Там же. С.538.
Назад
[7] Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.1991. С.207.
Назад
[8] Трубецкой Е.Н. Миросозерцание Вл.С. Соловьёва. В 2 т. Т.1. М.1913. С.621.
Назад
[9] Хомяков А.С. Церковь одна // Соч. в двух томах. Т.2. Работы по богословию. М.1994. С.5.
Минувшее и непреходящее в жизни и творчестве В.С. Соловьёва. Материалы международной конференции 14-15 февраля 2003 г. Серия “Symposium”, выпуск 32. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. С.148-153
[148]
В одной из своих последних книг А.Ф. Лосев писал: «Его (Вл. Соловьёва — В.С.) философия, и ранняя, и поздняя, не есть только логика и только система категорий, как это легко может показаться при беглом просмотре трудов его ранней юности. Эти труды были прежде всего философией жизни (курсив мой — В.С.), а не погоней за логическими схемами и за построениями категориальной системы» [1]. Можно с уверенностью утверждать, что Вл. Соловьёв понимал «жизнь» в абсолютном значении этого слова, т.е. как победу над смертью. Критикуя идею сверхчеловека у Ницше, он писал: «Сверхчеловек должен быть прежде всего и в особенности победителем смерти — освобожденным освободителем человечества от тех существенных условий, которые делают смерть необходимою, и, следовательно, исполнителем тех условий, при которых возможно или вовсе не умирать, или, умерев, воскреснуть для вечной жизни» [2]. Нетрудно догадаться, что в этом высказывании имплицитно содержится мысль о грехе как причине смерти («существенных условий, которые делают смерть необходимою») и Христе-Спасителе («освобожденным освободителем человечества»). В сложном, многослойном и противоречивом мировоззрении Вл. Соловьёва жизнь понимается по сути дела сотериологически, как абсолютная свобода от греха, зла, страдания и смерти. Отметим, однако, что в творчестве русского философа противоречивым образом переплетаются идеи христианской сотериологии с разного рода попытками ее модернизации.
Наиболее аутентичные христианству взгляды на спасение мы находим у Вл. Соловьёва в его письме к Л.Н. Толстому («О воскресении Христа») от 28 июля — 2 августа 1894, в котором мыслитель утверждает тезис о возможности спасения человечества благодаря вере в воскресение Спасителя, которое он считает не только свершившимся фактом истории, но и логически необходимым событием. Однако наряду с этими представлениями у Вл. Соловьёва были и другие, в которых он попытался дополнить или «усилить» собственно христианскую сотериологию.
Вл. Соловьёв предлагал в разные периоды своего творчества несколько вариантов путей спасения человека и человечества.
[149]
Софийный путь спасения
Софиология Вл. Соловьёва представляет собой довольно сложный мир теоретических идей и духовных решений, не вполне сочетающихся не только с христианским учением, но и с метафизикой всеединства, составляющей основу философского миросозерцания русского мыслителя.
А.Ф. Лосев выделяет в творчестве Вл. Соловьёва 10 основных смыслов Софии. Остановимся, однако, лишь на одном из них: на идее Вечной Женственности. София есть Божественная Красота, рождающая и хранящая красоту, но софийная красота — это красота святости. Святость же ассоциируется с чистотой, а чистота — с девственностью. София как Вечная Женственность есть квинтэссенция чистоты, т.е. София есть исключительно духовный принцип мироздания и духовная красота его. Очень важно усвоить это положение, чтобы избежать натурализации и материализации символа и образа Софии, против которых Вл. Соловьёв выступал со всей решительностью, ему свойственной: «…1) перенесение плотских, животно-человеческих отношений в область сверхчеловеческую есть величайшая мерзость и причина крайней гибели (потоп, Содом и Гоморра, “глубины сатанинские” последних времен); 2) поклонение женской природе самой по себе, то есть началу двумыслия и безразличия, восприимчивому ко лжи и ко злу не менее, чем к истине и добру, есть величайшее безумие и главная причина господствующего ныне размягчения и расслабления; 3) ничего общего с этою глупостью и с тою мерзостью не имеет истинное вечной женственности как действительно от века восприявшей силу Божества, действительно вместивший полноту добра и истины, а чрез них нетленное сияние красоты.
Но чем совершеннее и ближе откровение настоящей красоты, одевающей Божество и Его силою, ведущей нас к избавлению от страдания и смерти, тем тоньше черта, отделяющая ее от лживого ее подобия — от той обманчивой и бессильной красоты, которая только увековечивает царство страданий и смерти. Жена, облеченная в солнце, уже мучается родами: она должна явить истину, родить слово, и вот древний змий собирает против нее свои последние силы и хочет потопить ее в ядовитых потоках благовидной лжи, правдоподобных обманов (образы Откровения Иоанна Богослова, гл. 12. — В.С.). Все это предсказано, и предсказан конец: в конце вечная красота будет плодотворна, и из нее выйдет спасение мира, когда ее обманчивые подобия исчезнут, как та морская пена, что родила простонародную Афродиту» [3].
Необходимо прокомментировать это пространное высказывание, ибо в нем заключено много идей и смыслов, очень важных для характеристики Вечной Женственности в контексте сотериологических исканий русского философа и поэта.
Главный мотив, на разные лады звучащий в приведенной цитате Соловьёва, — это идея спасительной миссии красоты, воплощенной в Вечной Женственности. Отметим здесь три момента. Во-первых, Соловьёв провозглашает
[150]
нетленность красоты Вечной Женственности, которую она имеет благодаря своей вечности («от века восприявшей силу Божества») и благодаря тому, что красота ее пребывает в единстве с добром и истиной. София есть триединство Добра, Истины и Красоты, которые суть Абсолютные ценности. Во-вторых, настоящая Красота (а она является таковой, потому что одновременно есть Истина и Добро) освобождает от страданий и смерти. Блаженно и бессмертно все, влекомое красотой к святости, поскольку последняя освещает Божественным смыслом наши страдания и смерть. В-третьих, ссылаясь на образы и символы Апокалипсиса, русский философ предрекает грядущее спасение мира в конце времен как плод творения Вечной Красоты. Здесь символ Вечной Женственности самым тесным образом смыкается с образом Пресвятой Богородицы, особенно чтимой на Руси. В народном сознании Матерь Божия воспринималась как заступница за каждого христианина перед Богом в день Страшного Суда.
Очень важна мысль Соловьёва о том, что «чем совершеннее и ближе откровение настоящей красоты, тем тоньше черта, отделяющая ее от лживого ее подобия». Горячо отстаивая духовный смысл Вечной Женственности, Соловьёв словно предвидел грядущие духовные аберрации этого образа в русской культуре. «Он знал, — пишет Д. Андреев, — и хорошо знал о существовании Великой Блудницы и о возможных страшных подменах, подстерегающих всякое недостаточно четкое, недостаточно окрепшее сознание, уловившее зов Вечно Женственного сквозь замутняющие слои страстных, противоречивых эмоций» [4]. Опасения Соловьёва относительно того, что идея Вечной Женственности, понятая недостаточно духовно, смешается с сексуальной стихией, к сожалению, оправдались уже вскоре после его смерти в поэтическом творчестве и личной судьбе А. Блока.
В «Смысле любви» можно обнаружить новые идеи, еще более усложняющие софиологию Вл. Соловьёва. Это связано прежде всего с тем, что в трактовке любви (которая, по убеждению философа, питается Вечной Женственностью) он попытался соединить платонизм с христианством. Если конкретизировать этот тезис, то, по Соловьёву, любовь, с одной стороны, андрогинична, а, с другой стороны, есть Богочеловеческое дело.
Определяя смысл любви в оправдании и спасении индивидуальности через жертву эгоизма, Вл. Соловьёв полагал, что именно половая любовь в наибольшей степени содействует спасению личности, ибо именно в ней уничтожается до конца эгоизм. Андрогинизм (соединение мужского и женского начал) в трактовке мыслителя составляет необходимое условие совершенной личности, которая только и может быть бессмертной и нетленной.
Богочеловеческим делом любовь становится только тогда, когда она не заключена в своей собственной абсолютности, но уповает на абсолютность Божественного начала и только им движется и живет. Соловьёв пишет: «Признавая безусловное значение за данным лицом или верить в него
[151]
(без чего невозможна истинная любовь) я могу, только утверждая его в Боге, следовательно, веря в самого Бога и в себя как имеющего в Боге средоточие и корень своего бытия» [5]. Высшее духовное упование любви дается только верою, поэтому философ употребляет понятие верующей любви, преодолевающей стихию человеческих страстей и цепкие оковы материальной среды.
Согласно воззрениям Соловьёва, истинная любовь не может замкнуться на счастье двоих. Возможен не только индивидуальный эгоизм, но и эгоизм вдвоем, втроем, и т.д. «Действительно спастись, т.е. возродить и увековечить свою индивидуальную жизнь в истинной любви, единичный человек может только сообща или вместе со всеми» [6], — считает Соловьёв. Здесь моральный пафос Соловьёва перекликается с нравственными упованиями Н.Ф. Федорова, захваченного мыслью о всеобщем спасении, предполагающем обязательное воскрешение всех умерших людей. Подобно основателю русского космизма, Соловьёв шел в своих замыслах чрезвычайно далеко, представляя любовь как процесс преображения человечества в Боге, имманентно затрагивающем все природные стихии и весь материальный мир.
Таким образом, по Соловьёву, любовь является тем великим дерзновением человеческого духа, которое, подобно понтифику, строителю мостов, соединяет человека с Богом, со всем вселенским бытием. Именно эту интенцию любви гениально провидел Платон. «Мир жаждет искупления, — пишет А.Ф. Лосев в статье “Эрос у Платона”, воспроизводя христианско-платонические упования любви. — Человеку не по силам побороть злую материю с ее разоренным на куски пространством и временем. Это искупление по силам только Богу, который в извечной любви своей сойдет с небес и, вочеловечившись, преобразит смертное естество человеческое. Это и есть истинный Эрос, единящий сначала две души, а потом все человечество для вселенского всеединства» [7].
Конечным результатом Богочеловеческого дела любви должно стать полное обожение человека, предполагающее не только его духовное бессмертие, но и физическую нетленность, т.е. такое преображение природы человека, при котором произойдет удержание в вечности предметно-онтологической целостности его духовно-телесного облика.
Е.Н. Трубецкой в своей монографии «Миросозерцание Вл.С. Соловьёва» подвергает скрупулезному анализу философию любви своего учителя и друга, отмечая ее достоинства и недостатки. Среди последних он весьма основательно критикует утопизм воззрения Соловьёва, справедливо утверждая, что в работах мыслителя о любви многие идеи противоречат христианскому мировоззрению и философии всеединства. «Утопия половой любви, дающей бессмертие, странным образом противоречит самой основе миросозерцания Соловьёва: нельзя одновременно утверждать, как он это делает, что всеобщий, для всех обязательный путь к воскресению есть животворящий крест Христов
[152]
и что он есть половая любовь, — что Христос попрал смерть смертью, а что мы должны победить смерть через соединение с возлюбленной» [8].
Теократический путь спасения
В 1889 г. в Париже была опубликована книга Вл. Соловьёва «Россия и вселенская церковь», где проводилась мысль о необходимости всемирного государства, в котором политическая власть принадлежала бы русскому царю, а духовная — римскому папе. Она представляла собой некий умозрительный идеал, лишенный часто предметной основы в реальностях политической и церковной жизни Запада и России. Смысл же вселенской теократии следует усматривать в поисках Соловьёвым институциональных путей спасения. Сам факт утопических мечтаний Соловьёва симптоматичен. Он свидетельствует о противоречивом сочетании в его сознании подлинных религиозных переживаний с ложными прожектерскими теоретическими построениями и поверхностными настроениями. Основная причина соловьевского утопизма коренится в благостном восприятии будущего, в преклонении перед идеей исторического прогресса, которой мыслитель отдал значительную часть своей творческой жизни.
Эсхатологический путь спасения
К концу жизни перед духовным взором Соловьёва открылась иная картина возможного будущего, которая избавила его от благодушного видения человеческой истории. Свои апокалипсические предчувствия о грядущем приходе антихриста и смертельной схватке с ним человечества Соловьёв изложил в «Краткой повести об антихристе», приложении к его «Трем разговорам…». В этом контексте вопрос о спасении предстает в его творчестве как задача всемирно-исторического и метаисторического плана. Вл. Соловьёв предполагал, что только в конце времен произойдет окончательная победа над злом, включая и зло смерти. Эсхатологические предсказания Вл. Соловьёва лишь внешне напоминают христианское учение о последних временах, данных в Откровении Иоанна Богослова. Они есть скорее плод его художественного вымысла, нежели результат духовного откровения. Эсхатология Вл. Соловьёва, конечно, означала разрыв с утопизмом в его сотериологических исканиях, но в ней сохраняются элементы его духовных заблуждений. Это, в частности, выражается в его представлениях об объединении христианских церквей перед лицом вселенской катастрофы. Если вспомнить А.С. Хомякова, то такое внешнее соединение христианских конфессий невозможно, ибо Церковь одна: «Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божьей благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати» (курсив наш. — В.С.) [9]. В то же время сам Вл. Соловьёв, изобразив стойких христиан в лице православного старца Иоанна, папы Петра II и главы протестантов профессора Паули, по сути дела бессознательно явил нам такое подлинное единство Церкви Христовой, в которой только и возможно избавление от ига смерти (по сюжету повести воскресают убитые сподвижником антихриста Аполлонием папа Петр II и старец Иоанн).
[153]
Итак, можно констатировать, что общая логика сотериологических исканий Вл. Соловьёва вела его в конечном счете в лоно христианской традиции, от которой он, собственно, никогда не отрекался, но допускал иногда слишком вольные толкования.
Примечания
[1] Лосев А.Ф. Владимир Соловьёв и его время. М. 1990. С. 153-154.
Назад
[2] Соловьёв В.С. Идея сверхчеловека // Соч. в двух томах. Т.2. М. 1988. С.632-633.
Назад
[3] Соловьёв В.С. Стихотворения. М.1921. С. XII — XIII.
Назад
[4] Андреев Д.Л. Роза мира. М.1991. С.194.
Назад
[5] Соловьёв В.С. Смысл любви // Соч. в двух т. Т.2. М.1988. С.532.
Назад
[6] Там же. С.538.
Назад
[7] Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.1991. С.207.
Назад
[8] Трубецкой Е.Н. Миросозерцание Вл.С. Соловьёва. В 2 т. Т.1. М.1913. С.621.
Назад
[9] Хомяков А.С. Церковь одна // Соч. в двух томах. Т.2. Работы по богословию. М.1994. С.5.
Опубликовано 19 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Сотериологические искания Вл. Соловьёва
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1108818782 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций