Дендрохронология и радиоуглеродное датирование в археологии (ФИЛОСОФИЯ)

Library.BY

Отдельная глава в книге: Г. Вагнер. Естественнонаучные методы датирования в архео-логии и геологии четвертичного периода. М.: Техносфера. 2004 (в печати)

Е.Н. Черных, Н.Б. Черных
Дендрохронология и радиоуглеродное датирование в археологии

I. Вводные замечания

Базовые источники исторических реконструкций

Археология – наука историческая, и в системе глобальной истории человечества она отвечает за весьма специфическую сферу. Поле основной деятельности археологии определяется характером базовых источников, служащих для исторических реконструкций, а также комплексом фундаменталь-ных методов, которыми оперирует эта наука. Так, совокупная и взаимосвязанная история всего чело-вечества наиболее полно раскрывается лишь в последние два-три столетия его существования. Под словом «всего» подразумевается именно все человечество, а не центральное ядро евразийских со-обществ, в технологическом отношении некогда опережавших все прочие. Ведь по-настоящему с на-родами иных континентов — Америки, Австралии, Тропической Африки, Северо-восточной Азии — люди этого «евразийского ядра» начали знакомиться лишь с XVI в., а в сущности даже еще позднее — в XVIII—XIX вв. Лишь финальный век второго тысячелетия нашей эры сделал наш мир тесно взаи-мосвязанным в реальности.
История деяний этого весьма недавнего прошлого отражена в неисчислимом множестве письмен-ных документов: миллиардах статей, заметок, кодексов, описей, книг, частных или служебных писем и т. п. Эти письменные исторические источники запечатлены на бумаге, папирусе или бересте, высе-чены на камне либо, наконец, записаны на компьютерных дисках. Словом, в них сосредоточено все, что может помочь пониманию конкретной культуры, ее социального устройства, возвышенных или же низких устремлений, истории ее развития. При всем том, однако, они перенасыщены персоналиями, очень часто невообразимо лживы и пристрастны; действительность бывает искажена в них порой до неузнаваемости; в угоду политическим целям из некоторых хроник могут быть выброшены целые пе-риоды существования народов…
Ранний или же дописьменный период истории человечества отражен в документах совершенно иного рода — источниках археологических. Последние внешне кажутся порой абсолютно беспри-страстными. Да и скрыты за ними бесчисленные анонимы: как правило, нам неведомы имена тех, кто обитал в некогда цветущих или же нищенских поселках, выделывал каменные либо бронзовые ору-дия, укрывал в земле клады, сеял злаки и собирал урожай; кто захоронен в могилах с пышным или убогим инвентарем. Археологических источников ныне тоже неисчислимое множество, и их число не-отвратимо нарастает буквально каждый день. Основная проблема для исследователя заключается в умении правильно дешифровать их, проникнуть в загадочный смысл вещей и сооружений того вре-мени. В отличие от письменных, эти источники охватывают всю историю существования человеческо-го рода: с появления древнейших его представителей — архантропов и вплоть до современности, т. е. на протяжении не менее двух с половиной – трех миллионов лет.

Системы отсчета времени

Любое изложение исторического процесса теряет львиную долю смысла, если не существует от-счета времени, в котором события протекают и которым они замеряются. Поэтому наиболее важным приложением к истории и археологии является хронология. Обычно различают две разновидности последней — относительную и абсолютную.
Относительная хронология говорит о последовательности событий по отношению друг к другу: «Геродот жил позднее Гесиода» или же «Римская империя предшествовала Византийской» и т.п. Ар-хеологические периоды отличаются своей последовательностью: к примеру, каменный век сменяет-ся медным, последний замещается бронзовым и т.д. и т.п. Причем в этих случаях ничего не говорится ни о точном отрезке времени, разделяющем события, ни об их отношении к общей шкале времени.
Абсолютная хронология обращается уже к внешней шкале замеров, используя чаще всего поня-тия времени, принятые в определенной культуре, в конкретном обществе. При всех зачастую пугаю-щих различиях между системами абсолютных хронологических шкал, построенных каждой более или менее развитой культурой, они всегда привязаны к сходному источнику замеров. Источник этот пла-нетарный, с небольшим числом вариаций: Луна, Солнце или Луна и Солнце одновременно (редко — звезды). Поэтому в любых развитых социальных системах используют либо лунный, либо солнечный, а часто — комбинированный лунно-солнечный календарь, основанный на периодичности явлений природы.
Однако тема различий в абсолютных хронологических системах, конечно же, весьма специфична и чрезвычайно обширна (Черных Е.Н. 2001: 291–292), и нам поэтому вряд ли имеет смысл касаться ее сколько-нибудь подробно. Мы будем оперировать на этих страницах лишь наиболее распространен-ной и практически общепринятой на нашей Планете календарной системой. Последняя зиждется на базе отсчета лет от современности. Однако подобный подход заключает в себе одно существенное неудобство. Ведь «современность» имеет «скользящий» характер, где каждый новый, «прибавочный» год усиливает нестабильность подобного отсчета. Поэтому люди догадались выбрать некую постоян-ную хронологическую точку, которая в христианском мире совпадает с предполагаемым годом рож-дения Иисуса Христа. От нее и ведут календарный счет лет в обе стороны: «до Рождества Христо-ва» [до Р.Х.] и «после Рождества Христова» [Р.Х.]; или же чаще по английские – «Before Christ» (ВС) либо после этой даты – [AD]. В атеистическом Советском Союзе употребляли выражение «до нашей (новой) эры» [до н.э.], а также и «нашей эры» [н.э.]. В том мире, где Христа не признают, не-редко предпочитают использовать английское выражение «Before Common Era» [ВСЕ] – или же «до всеобщей эры», что близко к выражению «до новой или до нашей эры».

Хронологические источники в археологии

Три основных категории хронологических источников наиболее значимы для археологии. Среди них, во первых, письменные документы, содержащие прямые или хотя бы косвенные указания на время их создания; во-вторых, ископаемые стволы дерева, пригодные для анализа погодичного при-роста древесины; в третьих, также ископаемые органические остатки, содержащие изотоп углерода 14С. Археологическое дерево послужило фундаментом для создания метода дендрохронологии, а анализ изотопа 14С стал базовым материалом для радиоуглеродного датирования археологических объектов. В последние десятилетия оба этих естественно-научных метода заняли ключевые позиции при определении возраста археологических памятников.
При этом подчеркнем, что включение в данный список письменных источников не случайно, хотя их роль для археологии ни в коей мере несопоставима с собственно исторической наукой ни в коли-чественном, ни даже в качественном отношениях. Так, к примеру, оценивая значимость датировок, основанных на письменных документах и по мере их углубления в древность, один из крупнейших специалистов по хронологии Древнего мира Э. Бикерман (1975: 75) писал:
«Для Ближнего Востока пределы допустимой погрешности быстро увеличиваются по мере того, как мы заходим в глубь веков дальше 900 г. до н. э. До XIV в. до н. э. в самых благоприятных случа-ях пределы погрешности достигают примерно 10 и более лет; к XVII в. до н. э. они доходят при-мерно до 50 лет, а для более раннего времени — и до 100 лет. Для дописьменного периода у нас нет исторических дат, и следует полагаться только на археологическую хронологию».
Но вот что непременно следует добавить к словам Э. Бикермана: к 900 г. до н. э. всего лишь 3—4% территории земного шара — и это максимум! — было освоено группами населения, умевшими оперировать письменными знаками. Все остальные и бесчисленные культуры были рассеяны по Земле во мраке бесписьменности. Следовательно, без «археологической хронологии» вся неизмери-мая масса древнейших фактов могла бы предстать в качестве унылой и беспорядочной свалки.
Но не будем при этом также принижать и роль письменных документов в археологии. Ведь в ряде весьма важных случаев именно они служат своеобразной «печкой» или же отправным пунктом для абсолютизации многих хронологических шкал, построенных, к примеру, на базе анализа ископаемой древесины. Однако эти операции приобретают весьма значимый характер преимущественно для хронологии более поздних культур, существование которых граничило с новым и даже новейшим временем. И если письменные источники могут играть заметную роль при датировке археологических объектов самих поздних периодов, то роль дендрохронологии и радиоуглеродных датировок несрав-ненно более важна для ранних эпох.

Ранний цикл в генеральной историко-археологической периодизации

Перед тем как наметить временные ареалы для каждого из применяемых естественно-научных методов археологической хронологии, попробуем хотя бы вкратце очертить основные контуры гене-ральной историко-археологической периодизации. Тем самым мы надеемся избежать невольной пу-таницы при употреблении различных терминов. Более полувека назад выдающийся французский ис-торик Марк Блок (1986: 11) написал, что история это наука «переживающая детство…, или даже лучше сказать: состарившаяся в эмбриональной форме повествования,… прикованная к событи-ям, непосредственно наиболее доступным». При сопоставлении с классической историей археоло-гическая наука предстает, пожалуй, еще более «прикованной к наиболее доступным событиям», т.е. еще более молодой. Ведь полевые открытия – малые и большие – преумножаются в ней едва ли не каждодневно. Фонд источников этой науки разрастается неимоверно, и порой кажется, что не хватает ни времени, ни сил даже для корректной и согласованной классификации последних. Именно поэтому во многие из ее важнейших понятий и терминов, в частности, в сфере периодизации различные спе-циалисты могут вкладывать зачастую весьма несходный смысл .
В стремлении упорядочить наши знания о характере и динамике длительного исторического про-цесса развития человеческих сообществ, мы склонны различать здесь два крупных, но совершенно неоднозначных цикла (Черных Е.Н. 1993). Первый или древнейший цикл отличается чрезвычайной протяженностью – не менее двух или трех миллионов лет. Он полностью совпадает с геологическим периодом плейстоцена, а на археологическом полотне ¬– с древним каменным веком или же палеоли-том. Исходной точкой данного цикла явилось появление в Африке первых людей – архантропов или же еще более примитивных по строению – австралопитеков. Финал цикла ознаменовался освоением людьми всей Земной суши и переходом к голоцену.
Наиболее ранний период палеолита чаще всего именуют олдувайским. Находки, представляющие нам самую раннюю зарю человеческой истории, обнаружены по преимуществу в Африке и характери-зуются, скорее всего, появлением там т.н. Homo habilis или же «человека умелого». Мало понятную с точки зрения хронологической протяженности олдувайскую эпоху сменяет ашельская. К этому време-ни человеческие группы (архантропы) расселились уже не только по всей южной половине Евразий-ского континента, но достигли степной зоны Восточной Европы и даже Британских островов.
Древнепалеолитическую эпоху ашель сменил т.н. средний палеолит с ее знаменитой эпохой му-стье . Самой примечательной чертой мустьерской эпохи явилась биологическая эволюция человека и появление неандертальца – палеоантропа или же Homo neanderthalensis. Уже заметно более опре-деленно в сравнении с ашелем звучат для мустье и абсолютные даты: весь период помещается в примерный отрезок времени между 100 до 40 или же 35 тысяч лет назад.
Наиболее ярким и во многих проявлениях выдающимся во всей длительной палеолитической эре стал, безусловно, верхний или поздний палеолит, хронологические грани которого определены ныне в рамках 40/35 – 12/10 тысяч лет назад. Облик позднего палеолита определяли несколько ярких при-знаков: во-первых, резкий скачок в технологии обработки камня и кости; во-вторых, появление чело-века современного физического типа или Homo Sapiens; в-третьих, поразительно мощный территори-альный рывок, который свершили люди позднего палеолита. Данный рывок завершил полное освое-ние всей суши нашей планеты, включая и лишенные в предшествующий период человеческого при-сутствия Американский и Австралийский континенты, а также полярные зоны Азии, особенно ее Се-веро-восточные области.
Все эти стремительные северные расселения происходили в исключительно суровых условиях Евразийского и Североамериканского приледниковья конца плейстоценовой эпохи. Шаг за шагом, сначала медленно, но затем все убыстряя темп, люди отвоевывали сначала у мира животных огром-ные пространства суши Восточного полушария. Наконец, финальный и стремительный бросок на се-веро-восток, через ледовый мост привел человека в Америку. С этого момента люди стали реальны-ми властителями всей земной суши. При этом едва ли не повсюду их материальная культура приоб-рела в технологическом отношении принципиально сходный характер. И вот что крайне важно: ко-нец первого цикла обозначил собой как бы старт для нового скачка в развитии этих многочисленных и сравнительно однородных культур. Однако позднейшая история распорядилась этой динамикой раз-вития иначе.

Поздний цикл в генеральной историко-археологической периодизации

Старт второго или позднего цикла совпал с рубежом плейстоцена и голоцена. Именно тогда на-блюдались существенные сдвиги в эколого-географическом облике нашей планеты, обусловившие радикальные перемены в последующей истории человечества. В этом ряду наиболее существенным, пожалуй, стало географическое обособление Азиатского и Американского континентов, обусловлен-ного исчезновением Берингии или же т.н. ледового «берингова моста» между обоими материками. Исчезла также возможность сухопутных передвижений из юго-восточного угла Азии в Австралию. Весьма сильно сказалось на дальнейшей судьбе африканских народов и возникновение громадного сахарского, трудно преодолимого тогда пустынного пояса, отрезавшего на долгие тысячелетия пле-мена Тропической Африки от более северных регионов этого континента и Передней Азии.
Уже с первых тысячелетий голоценовой эпохи построение глобальных, всеохватных историко-археологических схем или же систем периодизации, подобных тем, что упоминались для долгой эры древнекаменного века, в значительной мере утрачивает смысл. Во-первых, с началом второго цикла произошло очевидное территориальное обособление различных и порой весьма обширных групп культур. Во-вторых, тогда же проявился и стал все более ярко сказываться феномен неравномерно-сти исторического развития этих групп. Феномен этот в конечном итоге – уже к рубежу нового вре-мени – привел к невиданному ранее разрыву в уровнях технологического и социального развития различных человеческих сообществ. Наиболее мощный старт и последующий темп развития предло-жили культуры т.н. «евразийского ядра» (рис. 1), которое мы выделим здесь особо. Культуры иных регионов – типа даже самых развитых из них – Центральноамериканских или же Тропической Афри-ки, далеко отставали от них. На Северо-востоке Азии вплоть до нового времени сохранялся неолити-ческий уклад жизни, а в Австралии и на Тасмании люди не вышли за грань т.н. эпипалеолита (мезо-лита).
В дальнейшем изложении мы будем использовать и опираться на периодизацию так называемого центрального ядра Евразийской группы культур, которую можно почитать классической и наиболее четко разработанной в мировой археологии. Именно с ней мы будем сопоставлять и параллельно вычерчивать хронологические колонки, построенные на базе дендрохронологии и радиоуглерода. Это, конечно же, не означает, что оба эти метода оказываются причастными лишь к древностям ев-разийского ядра. И дендрохронология, и 14С являются также базовыми календарными «часами» для культур всех материков и их основных регионов. Однако нам гораздо удобнее демонстрировать связь обоих методов с территориально наиболее обширной и логически завершенной схемой развития.
По упомянутой здесь и базирующейся на важнейших технологических признаках историко-археологической периодизации за поздним палеолитом следовала эпоха мезолита или же среднего каменного века. Мезолит сменялся неолитом или новым каменным веком, когда началось массовое изготовление глиняной посуды; неолит к тому же венчал собой длительную эру каменного века.
Более поздняя по сравнению с неолитом эпоха раннего металла указывает, что некоторые куль-туры познакомились с медью и с бронзой, т.е. с искусственными сплавами на основе меди; здесь лю-ди научились добывать руду, выплавлять и обрабатывать металл. В рамках данной эпохи последова-тельно различают медный век, ранний, средний и поздний бронзовые века. Данный период для насе-ления металлоносных культур становится знаковым: люди как бы преодолели первую ступень на длинном пути к цивилизациям современного типа, ¬– ведь фундамент последних покоится по преиму-ществу на металлах, на умении их получать и обрабатывать. Следующим этапом и шагом поступа-тельного продвижения к цивилизациям высшего типа становится железный век, когда новый и намно-го более эффективный металл выдвигается на первый план при изготовлении оружия и орудий труда.
Здесь следует привлечь внимание к необычайно важному признаку, что сопутствовал эпохам ме-ди, бронзы и железа. Древнейшие металлоносные культуры Евразии, зародившись в гигантской и всеохватной среде культур каменного века, расширяли свои территориальные пределы скачками и рывками (Chernykh 1992: 1–4). Последний и самый мощный пространственный бросок был связан с культурами позднего бронзового века. Получилось так, что к середине II тыс. до н.э. евразийское ядро передовых металлоносных культур охватило и достигло как бы своего пространственного максимума (рис. 1). Сменившие их эпохи железа и даже средневековья почти не раздвинули очерченных здесь границ «евразийского ядра»: около трех тысячелетий их территориальные рамки почти не колеба-лись, да их и не старались разорвать.
Все основные события и революционные сдвиги в сферах технологии, социального развития и не-которых иных свершались по преимуществу внутри этого пространственного круга, пусть обширного, но все же достаточно жестко ограниченного. Вовнутрь его были направлены основные нити взаимо-связей и взаимодействий. Данную ситуацию, конечно же, вполне можно счесть парадоксальной. Ведь верхнепалеолитический человек, уровень технологии которого был несопоставимо более убог, смог одолеть ледяные пустыни, проникнуть на другой континент и заселить его от Аляски до Огненной Земли. Однако получилось так, что неолитический характер культур на северо-востоке Азии, т. е. на пути палеолитических первопроходцев в Америку, сохранился вплоть до появления здесь русских в XVIII и ХIX вв. И на другом фланге ядра нам ныне очень трудно представить, что едва ли не совер-шенно неодолимой, скажем, для древних египтян и уж тем более римлян оказалась Сахара, за кото-рой спонтанно, по своим специфическим путям развивались многочисленные культуры тропической зоны негритянского континента. Однако историческое развитие протекало тогда именно таким пара-доксальным образом.
В последнее время и, без сомнения, вполне справедливо принимают 1500 год за удобный рубеж отсчета нового времени. С конца XV и начала XVI вв. сообщества «евразийского ядра», наконец-то, рискнули прорвать ими же жестко установленные рамки. Сначала португальцы и испанцы, а за ними англичане и голландцы устремились на освоение океанских просторов и новых земель на запад, юг и восток; спустя столетие по неприветливому азиатскому северу на восток – к Берингову проливу и Аляске рванулись русские казачьи отряды. И тогда окружающий мир необычайно быстро стал приоб-ретать для современников совершенно иные контуры, – он несказанно расширился и преобразился в их глазах.
С этого времени можно вести отсчет финальной и продолжавшейся примерно пять сотен лет фазы второго цикла в истории человечества. Она завершилась лишь к XX столетию и проводилась по большей части путем насильственной и весьма жестокой ликвидации чудовищного разрыва и отста-вания в технологическом и социальном отношениях тех человеческих коллективов, что обитали за пределами «евразийского ядра». Результатом, однако, явилось то, что основные культуры Земного шара, как некогда – в далеком палеолитическом прошлом, поднялись на принципиально сходный в технологическом отношении уровень, как бы «подравнялись» между собой.

Циклы, периоды развития и методы абсолютной хронологии

Любые методы исследования, как известно, имеют свой более или менее жестко выраженный ли-мит возможностей, что в наших случаях обусловлено по преимуществу физической природой самих источников определения возраста археологических объектов. Подобные лимиты и предопределили временные и, соответственно, эпохальные ареалы приложения тех методов датирования, о которых мы и ведем речь, т.е. дендрохронологии и радиоуглеродного (14С).
Демонстрационная схема таковых ареалов и фигур распределения датировок по отношению к оп-ределенным историко-археологическим эпохам приведена на рис. 2. Вполне очевидно, что огромное число аналитических определений возраста сопряжено с материалами второго генерального цикла развития человеческих сообществ; с памятниками раннего цикла они соотносятся несравненно более скромно. Однако даже в пределах позднего цикла удельный вес каждого из методов совершенно не-однозначен по отношению к различным историко-археологическим эпохам.
Вполне очевидно, что дендрохронология «обслуживает» наиболее позднюю свиту культур и па-мятников, связанных по преимуществу со средневековьем и новым временем. Доля дендродат резко падает для культур железного века и раннего металла. Совсем редкими гостями выглядят строго да-тированные стволы деревьев для памятников более ранних периодов.
Определение возраста по 14С характеризуется уже иной картиной. Наиболее заметная доля про-веденных датировок приходится на эпохи неолита и раннего металла. Их доля существенно сокра-щается уже для памятников железного века и, тем более, средневековых. Роль радиоуглеродной хронологии для верхнего палеолита все еще весьма существенна, хотя значение последней непре-станно снижается по мере удревнения верхнепалеолитических слоев. И только очень редко их удает-ся применить для памятников позднего мустье: на рубеже около 40–45 тысяч лет назад возможности данного метода датирования вполне очевидно иссякают едва ли не полностью.
Взаимное пересечение ареалов воздействия обоих методов приходится на их краевые, перифе-рийные участки: в основном между III-II тыс. до н.э. и I тыс. н.э. (рис. 2). Демонстрируемое положение может, на первый взгляд, повести к заключению о слабой степени взаимодействия дендрохронологии и метода 14С. Однако ниже мы постараемся показать сколь принципиально важным такое взаимодей-ствие явилось в реальной практике построения систем археологической абсолютной хронологии.

II. Дендрохронология

Будет целесообразным начать наше изложение с дендрохронологии, которая играет определенно важнейшую роль при датировке позднейших периодов археологических культур и памятников (рис. 2). Только после этого мы «углубимся» в древность, где царит уже радиоизотопная хронология. При таком изложении, как мы надеемся, станет намного более понятным процесс взаимодействия и взаи-мовлияния обоих методов.

Кратко об основах метода

Научно обоснованные взгляды на годичное кольцо как на источник информации о ритме природ-ных явлений были высказаны еще во второй половине XIX века. Сам же метод датирования по го-дичным кольцам или так называемый «древесно-кольцевой анализ» вошел в систему естественных наук уже почти сто лет тому назад, когда откристаллизовалась новая отрасль знания, ставшая вскоре известной под термином «дендрохронология». Еще более 80 лет назад ее основоположником и орга-низатором первых исследований явился американский астроном А. Дуглас (Douglass 1941 и многие другие его работы) Согласно широко распространенному и весьма общему по смыслу определению, цель и назначение дендрохронологии заключается в систематическом изучении древесных колец для точной датировки событий прошлого и оценки климатических изменений в ходе времени.
Метод исходит из наблюдений за стойкими и ритмичными колебаниями в ширине погодичного прироста древесины. Толщина каждого кольца на самых различных деревьях четко отражает ту кли-матическую ситуацию, которая имело место либо в год формирования конкретного кольца, либо в годы ему предшествующие. Климатические условия проявляются, как правило, достаточно однород-но на огромных территориях, что и явилось основным определяющим фактором в характере роста годичных колец у бесчисленных древесных стволов той или иной географической области. Благо-приятен климат для роста дерева (влажно и жарко), и дерево отреагирует толстым кольцом. Надви-гаются критические условия для жизни дерева (сухо и холодно), и годичное кольцо будет тонким, еле заметным на срезе ствола (рис. 3).
При определении взаимного положения на хронологической шкале между собой сопоставляются, конечно же, не сами деревья, но графически выраженные кривые их роста, в основе которых лежат замеры толщин годичных колец. Последовательно шаг за шагом «сцепляя» друг с другом эти кривые прироста (рис. 4), характерные для срубленных в разное время деревьев, дендрологи и смогли в ко-нечном итоге составить великое множество более или менее долговременных дендрохронологиче-ских шкал, протяженность которых колебалась от нескольких сотен и до нескольких тысяч лет.
Хронологический охват метода достаточно широк: суммарно до шести-семи тысячелетий вглубь от наших дней для археологических материалов (рис. 2), а для климатологии и того больше: последние изыскания углубили ее границу вплоть до 11–12 тысяч лет! Правда, львиная доля его календарных определений приходится, безусловно, на периоды средневековья и нового времени. Ныне это обще-признанный в мире метод массовой датировки археологических объектов, и его применяют в самых различных странах нашей планеты десятки специализированных лабораторий.
Для правильного понимания масштабов дендрохронологических исследований, мы ограничим свое повествование лаконичными данными лишь для одной ячейки подобного рода – дендрохроноло-гической лаборатории Института археологии Российской Академии наук в Москве. Здесь из множест-ва средневековых и разнообразных по своему характеру памятников северной половины и централь-ных областей Восточной Европы (рис. 5) за четыре десятилетия продолжавшихся изысканий сотруд-никам лаборатории удалось собрать и проанализировать более 22 тысяч образцов хвойных пород – по преимуществу сосны и ели. Восточноевропейские памятники весьма разнообразны, но резко пре-обладает дерево из нескольких десятков средневековых русских городов, – как крупных (Новгород, Псков, Смоленск, Москва, Тверь и др.), так и более мелких (Старая Ладога, Торопец и др.). Самая северная коллекция изученных стволов была собрана с поселений российских поморов на полярных островах Шпицбергена. Из 22 тысяч проанализированных спилов с бревен более чем 11 тысяч полу-чили абсолютные даты. Общая протяженность полученных в лаборатории дендрошкал превысила 1380 лет: от дня сегодняшнего до 612 года (рис. 5). Но напомним еще раз, что эта краткая характери-стика касается лишь одной лаборатории (Колчин, Черных Н.Б. 1977; Черных Н.Б. 1996).
Вообще же дендрохронология имеет дело с древесиной самых различных пород и возрастов, ко-торые встречаются как в культурном слое археологических памятников, так и в наземных архитектур-ных сооружениях различного вида, а также, к примеру, с досками икон, картин, скульптур и т.п. Очень часто дерево прекрасно сохраняется в культурных слоях древних и средневековых поселений, чему способствуют большая насыщенность культурного слоя влагой, малая кислотность или нейтраль-ность его среды, замедленное движение внутреннего стока вод, почти полное отсутствие водо- и воз-духообмена при незначительных колебаниях температуры. Подобные условия и обеспечили нахож-дение в упоминавшихся средневековых восточноевропейских памятниках громадного числа древес-ных стволов, отличавшихся хорошей или просто великолепной сохранностью. Древесина может от-лично сохраняться также в условиях вечной мерзлоты, как например, в старинном русском городке (торговой фактории) Мангазее на крайнем севере Западной Сибири, либо в высокогорных курганах железного века на Алтае. Анаэробные условия способствуют сохранению органики в торфяниках и прибрежных речных отложениях некоторых районов Восточной Европы — на Урале (Горбуновский, Шигирский торфяники), в Карелии, Архангельской области, Белоруссии, Литве. Очень много прекрас-но сохранившейся древесины находят в так называемых свайных поселениях неолита и бронзового века, к примеру в Швейцарии и Северной Италии, где эти древние селища располагались на болоти-стых берегах альпийских горных озер.

Процедура дендроанализа

Две основные трудности поджидают исследователя при проведении дендроанализа. Во-первых, реакция на климатические колебания у деревьев различного вида неоднозначна, и ее проявления порой весьма специфичны. Картина погодичного прироста у хвойных пород дерева в этом отношении будет заметно отличаться от лиственных. Во-вторых, глобальные колебания климата не могут пол-ностью сгладить заметных вариаций того же прироста древесины в различных регионах.
Первую сложность стараются преодолеть за счет сопоставления в едином ряду деревьев лишь одной породы или хотя бы вида (к примеру, хвойные – к хвойным, лиственные – к лиственным). Труд-ности второго рода стремятся погасить за счет сравнения между собой деревьев не только одного породы или вида, но к тому же и произраставших в близком регионе.
Именно поэтому дендроанализ археологического деревянного объекта обязательно начинается с определения породы дерева, что является одним из наиболее важных пунктов во всей процедуре аналитической работы. Кроме того, чрезвычайно существенной является хорошая сохранность изна-чальной структуры ископаемой древесины. Искажения структуры ее годичных колец за счет сплю-щенности ствола, различных физических нарушений его первоначального облика и т.п. способны привести к ошибочной картине погодичного прироста. Наконец, всегда крайне важным бывает уста-новить наличие или отсутствие «внешнего» кольца или же последнего «прижизненного» древесного кольца у конкретного ствола. Ведь только оно в состоянии указать исследователю на дату рубки изу-чаемого бревна (так называемая «порубочная дата»). Внешнее кольцо определяют в основном либо по сохранившейся коре дерева, либо по характерным следам жучков короедов, каковые паразитиро-вали на стволах уже мертвых деревьев (Черных Н.Б. 1996).
Все эти сложности очерчивают проблему пробоотбора пригодных для анализа образцов, а также необходимого их числа для уверенной относительной или абсолютной датировки. Вопрос этот, одна-ко, не имеет однозначного ответа, а решение зависит от целого ряда обстоятельств и, прежде всего — степени сохранности древесины, принадлежности материала к определенному хронологическому периоду и конкретному географическому району. Большинство дендрохронологов считают, что необ-ходимо собирать с каждого памятника или сооружения возможный максимум образцов . Из этого «возможного максимума» в процессе обработки постоянно происходит отсев мало пригодных образ-цов, неминуемо сокращая объем изучаемого материала. К примеру, приходится отбраковывать все сильно разрушенные и деформированные образцы. Затем — если, предположим, дендроанализ ори-ентирован, на хвойные породы — отбрасывают спилы дерева лиственных пород. Корректная проце-дура требует также подразделения оставшихся спилов по возрасту стволов или же по числу сохра-нившихся на них годичных колец. К примеру, непригодными вовсе или же малопригодными для дати-ровок являются образцы, возраст которых не достигает 30 лет.
Вместе с тем, известны регионы, где встречались деревья, отличавшиеся фантастическим воз-растом. Так, североамериканская секвойя (Sequoia) могла достигать трехтысячелетнего возраста, и это неизмеримо расширяло возможности датировки дендрообразцов как из археологических слоев, так и некоторых современных построек, связанных с историко-этнографическими объектами. Еще бо-лее долговременными оказались произраставшие в Белых Горах Калифорнии т.н. остистые сосны (Pinus aristata) – до 4 и даже более тысяч лет (рис. 6)! Однако о значении этих пород деревьев для абсолютных дат древнейших периодов мы скажем ниже.

Локальные дендрошкалы

Основой для определения относительного и абсолютного возраста всегда служит т.н. локальная дендрошкала. Это не только обязательная, но и наиболее ответственная операция в общей проце-дуре дендрохронологического анализа, поскольку локальные шкалы служат отправным пунктом для всех последующих операций по разнообразным сопоставлениям кривых роста годичных колец де-ревьев, а также для дендроклиматологических реконструкций. Под локальной дендрошкалой обычно понимается система синхронизированных и скорректированных с помощью особых – визуальных и математических – приемов оценки годичных приростов у древесных пород. Последние выстраивают-ся при этом в хронологически строгую последовательную серию. Дендрошкала представляет собой эталон, позволяющий замерить степень сходства годичных приростов не только у отдельных деревь-ев, но также у их крупных сообществ.
Как правило, при формировании шкалы необходимым считается соблюдение трех условий: 1) ис-пользование дерева одной породы, 2) происхождение изучаемых деревьев из климатически одно-родного региона, 3) стандартизация данных прироста и их корректировка на базе конкретных и приня-тых в той или иной лаборатории методов.
Обычно процедура создания локальной шкалы проходит две последовательные стадии. Во-первых, это определение относительной последовательности графиков погодичного прироста древе-сины каждого из образцов; такую шкалу нередко именуют «плавающей» в связи с неопределенностью ее календарных значений. Во-вторых, это стадия абсолютизации относительной или же «плаваю-щей» шкалы путем ее привязки к календарному реперу. В последнем случае, как правило, датировка каждого из древесных колец возможна уже с точностью до одного года.
Идеальным или же близким идеальному случаем для построения локальной дендрошкалы служат археологические памятники, где огромные скопления бревен, пошедшие на сооружение домов или же деревянных мостовых (рис. 7), залегают друг над другом в строгом стратиграфическом порядке (рис. 8). В таком случае уже априорно можно с большой долей уверенности предполагать, что блок дре-весных стволов, залегающий поверх другого, будет содержать набор образцов, срубленных на некое число лет позднее, нежели лежащая ниже группа деревьев.
К числу таких почти идеальных для применения дендрохронологического анализа относятся, в первую очередь, средневековые слои Великого Новгорода, буквально насыщенные древесиной: то был почти исключительно деревянный город (рис. 7). Особое внимание археологов привлекают здесь «слоеные пироги» налегающих или перекрывающих друг на друга мостовых, выполненных из про-дольно расколотых массивных бревен, именуемых плахами. Таких слоев может насчитываться до трех десятков (рис. 8). К мостовым прилегают усадьбы, чьи нередко хорошо сохранившиеся дома и иные сооружения также дают в руки исследователя массу строительной древесины.
Всего в Новгороде было отобрано для предварительного дендроанализа около 18 тысяч спилов бревен. После предварительного изучения исследователи признали по разным причинам непригод-ными или же малопригодными для датировки около 7 тысяч образцов. Из оставшихся 11 тысяч бре-вен удалось установить календарную дату рубки у примерно 6,6 тысяч спилов. Для одного города – пусть даже Великого Новгорода – число надежных дат подобного рода в археологической практике невообразимо велико.
Впрочем интересно здесь и другое. Для всей этой гигантской коллекции древесных стволов уже сейчас в пределах Новгорода намечено не менее семи локальных дендрошкал. Это означает, что вся масса строительного леса поставлялась с огромной округи, в которой каждый из районов лесоповала в той или иной мере отличался экологической спецификой, отразившейся на динамике и характере погодичного прироста изученных деревьев. Возможно также, что для Великого Новгорода это еще не предел, и количество дендрошкал такого рода возрастет: ведь активные полевые и лабораторные изыскания продолжаются.
Всего же для территории северной половины и центральных областей Восточной Европы в на-стоящее время выделено до пяти десятков локальных дендрошкал. Причем каждая из них характери-зуется специфическими особенностями годичного прироста деревьев и конкретной хронологической протяженностью.

Календарный возраст дендрошкал

Абсолютизация дендрошкал возможна путем использования различных приемов. В условиях рос-сийских лабораторий применяются по преимуществу четыре способа. Первый из них – это привязка созданной локальной дендрошкалы к современному лесу, когда известен год рубки эталонных много-летних деревьев, сопоставляемых с той или иной дендрошкалой. Такой способ, по-видимому, можно было бы считать наиболее надежным и логичным с методической точки зрения. Однако ему препят-ствует весьма существенное обстоятельство: данный метод редко или же почти не находит примене-ния в восточноевропейских условиях. Как правило, в лесах Восточной Европы отсутствуют подобные североамериканским долговозрастные деревья, которые надежно привязывались бы к археологиче-ским дендрошкалам. Ведь верхние или же наиболее поздние точки этих шкал очень часто заверша-ются на уровне XV–XVII веков (рис. 5). Некоторое исключение составляет лишь дендрошкала Твери, дотянутая до XX столетия, однако это удалось проделать, благодаря наличию здесь поздних и стро-го датированных деревянных сооружений, но не многолетних стволов современного леса. Абсолюти-зацию возраста дендрошкалы с помощью современного леса удалось получить лишь для Мангазеи (рис. 4; см. также: Шиятов 1975: 119–121), но этот довольно поздний памятник расположен на севере Западной Сибири.
Второй способ заключается в использовании письменных свидетельств о времени строительства того или иного объекта. Весьма нередко архивные документы отражают время строительства, к при-меру, какой-либо деревянной церкви или же некоего примечательного дома, либо башни в системе укреплений той или иной крепости. Взятые из подобного рода объектов и связанные в единой денд-рошкале образцы дерева, чаще всего соответствуют этим календарным свидетельствам строитель-ства того или иного сооружения. Такая процедура позволяет абсолютизировать «плавающую» денд-рошкалу. Чаще всего этот способ давал хороший результат, когда изучались крупные коллекции об-разцов из сравнительно поздних деревянных церквей Русского Севера (рис. 9 ). Кроме того абсолют-ные дендрошкалы, опирающиеся на образцы из поздних архитектурных объектов, могут служить цен-нейшим мостиком, связующим средневековое ископаемое дерево с современной древесиной. Яркий пример тому являют самые последние исследования по дендрохронологии Твери.
В том случае, если локальная дендрошкала не обеспечена опорой на архивные свидетельства и сохраняет свой «плавающий» характер, используется третий путь ее абсолютизации. Он заключается в применении так называемого перекрестного датирования шкал. Тогда «плавающие» локальные дендрошкалы привязываются по наиболее надежным признакам чередования ярких минимумов («уг-нетений») и максимумов прироста дерева к тем, что носят надежный календарный характер. Подоб-ная процедура является необходимым шагом к созданию более общих, условно-универсальных ден-дрошкал, пригодных для работы и датировки объектов на широких пространствах . Впрочем, многие исследователи весьма скептически оценивают календарные возможности подобных «дендроунивер-салий».
Наконец, четвертый путь абсолютизации «плавающих» локальных дендрошкал заключается в приложении к ним определений возраста на базе радиоуглеродного метода. Это наименее точный способ абсолютизации, и он, как правило, применяется для ранних коллекций дерева, – к примеру, от неолита до раннего железного века, – когда возможность привлечения письменных источников ис-ключается полностью. Один из наиболее выразительных примеров такой абсолютизации «плаваю-щей» шкалы можно привести на базе богатых коллекций древесины из раскопанных свайных озерных поселений приальпийской зоны в Северной Италии типа Лаваньоне или Фьяве (рис. 10 a, b). На по-селении Лаваньоне базой дендроанализа послужили спилы 139 деревьев. Их анализ позволил сфор-мировать две «локальные» шкалы, что было предположительно обусловлено двумя районами произ-растания, откуда в поселок доставляли использованные деревья. Затем обе эти шкалы в свою оче-редь были объединены в единую почти трехсотлетнюю последовательность, обозначенную как “master-chronology” (рис. 11). Датировка восьми десятилетних блоков древесных колец всей этой кол-лекции позволила установить их абсолютный возраст в рамках 2213–1917 ВС ±11лет.

Археологические объекты и их комплексы

Дендрохронологической датировке могут подвергаться и подвергаются на практике самые различ-ные деревянные объекты: единичные бревна или доски, а также как простые так и весьма сложные по своей конструкции сооружения ¬– дома (срубы), мостовые, церкви с их отдельными частями, деревян-ные детали каменных сооружений (балки и прочее). В городах, где велось постоянное строительство деревянных сооружений, выделяются так называемые строительные ярусы или же периоды, когда за определенный отрезок времени, к примеру, после обширных пожаров и разрушений, возводились крупные комплексы разнообразных построек.
Год рубки каждого отдельного ствола или «порубочную дату» возможно установить лишь в том случае, если на нем неповрежденным сохранилось последнее прижизненное внешнее кольцо. В про-тивном случае, такое сохранившееся на поврежденном спиле кольцо будет обозначать т.н. terminus ante quem, то есть время, предшествовавшее повалу дерева. Сама же неопределенная порубочная дата по отношению к последнему сохранившемуся на спиле кольцу будет обозначена как terminus post quem.
Наиболее вероятный год сооружения сруба или же церкви («строительная дата»), который отра-жен в совокупности датировок стволов с сохранившимися внешними кольцами, определяется по вре-мени самой поздней из бревен. Весьма часто в исследованной совокупности стволов из одной по-стройки могут попадаться отдельные бревна или же группы образцов, порубочные даты которых бу-дут сильно различаться между собой. В таком случае деревья, срубленные заметно раньше, чаще всего относятся к деталям т.н. вторичного использования (переиспользования), то есть заимствован-ными из какой-то ранней и, видимо, разрушенной постройки (см., например, рис. 12, образец №8). Древесина же более позднего повала расценивается уже в качестве следов и деталей ремонта ос-новного сооружения.
Наиболее надежными в смысле определения календарных строительных дат можно считать цен-тральные и стратифицированные мостовые больших городов, скажем, такие, как на улицах Великого Новгорода (рис. 8 и 13) и других поселений городского типа. Из каждого подобного яруса можно из-влечь огромное число прекрасных образцов; и даты каждого из них могут быть увязаны по графикам прироста древесины с предыдущим и последующим настилами древесных плах (рис. 13). Кроме того, с сооружением (перестилом) нового слоя мостовой, как правило, был связан новый строительный ярус обширного участка города, включавший в себя усадьбы, отдельные дома, заборы-частоколы и т.п. Поэтому подобные крупные совокупности комплексов для дендрохронологов представляют наи-более благодатные для датировки материалы,
Вместе с тем в археологической практике можно столкнуться со сложными постройками, конструк-ция которых и порядок их сооружения остается далеко не всегда понятными. К тому же для них быва-ет крайне трудно установить дату сооружения и функционирования. К подобным объектам относится, например, так называемый «большой дом» из Старой Ладоги (рис. 14), общая площадь которого дос-тигала 170 кв. м. (примерно 17 на 10 метров). По всей вероятности, этот своеобразный по конструк-ции дом был наспех сооружен из странного и весьма разнообразного набора древесных стволов впе-ремежку с досками и деталями разрушенных кораблей (всего более пяти десятков образцов), что очевидно даже при изучении основания дома. Наиболее поздние детали данной постройки датируют-ся 90-ми годами IX века; самые ранние из этого набора образцов относятся еще к первому десятиле-тию того же века. Хронологический разрыв в этом случае достигал почти восьми десятилетий! И ос-тается не совсем понятным: отражают ли поздние образцы время сооружения постройки или же это следы поздних ремонтов?
Таким предстают основные аспекты относительного и абсолютного датирования на базе изучения древесных колец у образцов из археологических и архитектурных памятников.

III. Радиоуглеродное датирование

В отличие от дендрохронологии датировки по 14С безусловно доминируют среди материалов ран-них эпох, охватывая прежде всего историко-археологические периоды раннего металла, неолита, ме-золита, а также верхнего палеолита (рис. 2). Для более позднего времени, к примеру, средневековья его значение, равно как и эффективность, резко снижаются: по своей «разрешающей способности» изотопный метод сильно уступает не только письменным источникам, но и дендрохронологии.
Другим отличием 14С от метода дендрохронологии является способность радиоуглеродного ана-лиза, опираясь на период полураспада данного изотопа, сразу представлять исследователям кален-дарную дату испытуемого образца. Для дендрохронологии, как мы уже знаем, процедура анализа требует первичного и обязательного этапа выявления относительной даты целой группы образцов, а установление календарной даты образцов становится возможным лишь с участием абсолютно дати-рованной дендрошкалы или даже перекрестно сопоставляемых дендрошкал. Вместе с тем воздейст-вие дендрохронологии на степень точности, достоверности, а также характера самих календарных дат по 14С оказалось столь существенным, что резонно будет начать с изложения именно этого ас-пекта взаимосвязи обоих методов.

Изотопное время и дендрохронология

Из предшествующих глав читателю известно, что изначальные определения абсолютных дат по 14С приводятся ныне всеми лабораториями в так называемом конвенциональном (конвенционном) значении, исходящем из периода полураспада этого изотопа в 5730 ± 40 лет. Однако сам процесс калибровки значений происходит на базе полураспада, установленного еще Либби и равному 5568 ± 25 лет. В последние годы едва ли не все пользователи радиоуглеродной хронологии отдают пред-почтение именно калиброванным датам как более соответствующим исторической реальности.
По своему существу конвенционные даты исходят из постулата о неизменном – в течении десят-ков тысяч лет – содержании изотопа 14С в атмосфере Земли. Однако первоначально сформулиро-ванная эта базовая аксиома оказалась не вполне достоверной. Прежде всего, выяснилось, что ре-альный возраст образцов в сравнении с «конвенционным» отличается более древними значениями; причем это различие возрастает по мере удревнения того периода, к которому относится образец. Кроме того динамика содержания 14С в атмосфере Земли не отвечает линейному (неизменному) ха-рактеру: ее функция изобилует пиками и провалами. По всей вероятности, выявленная линия графи-ка отражает ту флуктуацию содержания изотопа в земной атмосфере, которая имела место в ходе реального времени.
Проверка данного постулата о неизменности концентрации 14С была проведена прежде всего и фактически только на материалах «живой» и ископаемой древесины, то есть на тех образцах, что служили базовой основой многолетних дендрошкал. Причем шкалы эти были связаны не только с ма-териалами из археологических памятников, но также с ископаемыми стволами, обнаруженными вне археологических слоев и положенными в основу дендрошкал для палеоклиматических построений. Поэтому метод калибровки 14С нередко именуют дендропоправкой к конвенционному определению возраста образца.
Действительно, именно дерево содержит в своих годичных кольцах наиболее содержательную и столь существенную для радиоуглеродной хронологии информацию. Здесь, в древесных кольцах сконцентрирована четкая «летопись» реального содержания и изменчивости концентрации изотопа 14С в атмосфере Земли. И помимо того по этим кольцам надежнее всего вести отсчет времени с мо-мента прекращения обмена с атмосферным углеродом изотопа 14С и началом полураспада этого изо-топа. Надежнее всего для целей калибровки послужили, конечно же, те деревья Северной Америки, что отличались многотысячелетним возрастом: секвойя и остистая сосна (рис. 6).

Калиброванные датировки

Результаты калиброванных дат отличаются от конвенционных не только более древним возрас-том, но и формой выражения. Фигура распределения значений возраста конвенционной даты проста и соответствует дифференциальной кривой нормального распределения (рис. 15). Фигура распреде-ления значений возраста конвенционной даты намного более сложна и, как правило, отличается мно-говершинностью: ее вершины чаще всего сопряжены с «зубцами» зигзагов калибровочной кривой (рис. 15 a–d). Весьма нередко значения ее вероятности в пределах одной или двух сигм не уклады-ваются в непрерывный отрезок времени, но как бы дробятся на некоторый ряд его составляющих (рис. 15 b–d).
Еще более существенным для понимания и оценки возможностей метода калибровки является, во-первых, его ограниченность во времени и, во-вторых, разный характер калибровочной кривой в зависимости от временного отрезка. Здесь уместным будет остановиться на шести примерах калиб-ровки дат, попадающих в различные хронологические периоды 10000-летнего отрезка времени, – от 4000 ± 50 ВР до 14000 ± 50 ВР (рис. 15 a–f) , то есть весьма существенного для ряда историко-археологических периодов. Не требует особых комментариев отчетливо заметное на графиках изме-нение калибровочной кривой по мере удревнения ее возраста. По существу ее эффект, хотя и в раз-ной мере, но весьма существен лишь для пределов 10000–11000 лет от наших дней. Однако уже на рубеже 12-тысячелетнего возраста калибровочная кривая утрачивает четкость (рис. 15 d), и это ста-новится особенно заметным на подходе к хронологической грани в 13000 лет (рис. 15 e). Порог в 14000 лет в сущности ставит окончательную точку на возможностях калибровки: сама «кривая» пре-вращается в «прямую», а фигура распределения калиброванных значений возраста уже полностью отвечает по своей форме графику нормального распределения, столь характерного для конвенцион-ных дат (рис. 15 f).
Основной причиной описанного явления, безусловно, послужило стремительное падение массы надежного материала для построения корректных дендрошкал по мере удаления от наших дней воз-раста анализируемых образцов. В периоды 4000 и даже 7000-летней давности калибровочные кри-вые строятся на весьма многочисленных дендроматериалах и огромном числе радиоуглеродных оп-ределений. По этой причине «лента» калибровочной кривой здесь узка и ее основа представляется достаточно надежной (рис. 15 a, b). Однако на последующих ступенях погружения хронологических изысканий в древнейшие периоды исходного материала для таких построений становится все мень-ше и меньше, а число определений 14С по древесным кольцам катастрофически сокращается. В ко-нечном итоге «лента» калибровочной кривой расширяется и выпрямляется, отчего быстро возрастает ее ненадежность (рис. 15 d–f).

Пробоотбор: качественный аспект

В подавляющем большинстве случаев пробы для радиокарбонового датирования археологи из-влекают из культурных слоев поселений, а также из инвентаря могил древних некрополей. Процедура пробоотбора для археологического датирования всегда предполагает учет качественных и количе-ственных характеристик собранных образцов.
В любом случае радиоуглеродная дата с той или иной степенью достоверности определяет лишь возраст конкретного анализируемого и содержащего органику предмета, но не того исторического со-бытия, с которым она может быть прямо либо только косвенно сопряжена. Следовательно, чтобы пе-ренести значение полученной даты на некоторое историческое событие (сюжет) необходимо иметь уверенность в тесной связи датированного предмета с интересующим исследователя событием. Это первое и необходимое условие для корректной трактовки результатов данного метода, и условие это резонно относить к качественной характеристике анализируемой пробы.
Например, при датировке могилы чаще всего используют анализ углерода, извлеченного из костей погребенного, либо из древесных углей или же обнаруженного в могиле тлена дерева. В подавляю-щем большинстве случаев для археолога ясно, что в погребальную камеру все эти предметы попали одновременно, однако значение для датировки могилы каждого из образцов может быть весьма не-равноценным. При прочих равных анализ костной ткани покойника кажется всегда более предпочти-тельным. По отношению ко времени захоронения возраст дерева или угля может быть более ранним: далеко не всегда удается достоверно знать, на какое число лет раньше было срублено данное дере-во, либо к какой части этого ствола относятся его фрагменты. Отклонения могут быть чрезвычайно существенными, скажем, в том случае, если кусок многолетнего дерева в могиле относился не к за-болони ствола (его внешней части) с последним, внешним кольцом, но к его срединной части, где кольца могут быть на пару сотен лет моложе года рубки.
В каком-то отношении гораздо большее число «подводных камней» ожидает исследователя при отборе проб из культурного слоя древнего поселка. Здесь далеко не всегда бывает ясным первона-чальное положение того предмета, в котором археолог предполагает образец для датировки. Сам предмет во время жизни поселка мог быть перемещен его обитателями не только по горизонтали, но и по вертикали, к примеру, во время рытья ям или котлованов под некие сооружения и т.п. Искусст-венно произведенные древними людьми вертикальные перемещения слоев и предметов могут чрез-вычайно существенно влиять на оценку их относительной датировки по отношению к иным комплек-сам и наслоениям поселка. Иногда такие перемещения слоев на селищах бывают столь значитель-ными, что картина изначальной стратиграфии культурных слоев и, соответственно, расположение археологических материалов предстают решительно искаженными.
Подобного рода изменения с особой силой могут сказываться на образцах из многослойных посе-лений, где каждый из слоев связан с особой и хронологически разновременной археологической культурой. Членение материалов по соответствующим культурным напластованиям во время раско-пок далеко не всегда возможно провести корректно, и тогда все это служит одним из источников оши-бок – порой весьма существенных – при радиоуглеродном определении возраста того или иного ком-плекса.
Наконец, качественный аспект включает в себя соответствие образца требованиям применяемого в конкретной лаборатории метода анализа, скажем, вес и характер образца, его загрязненность. Кро-ме всего необходимой является и оценка посторонних воздействий, отрицательно влияющих на кар-тину реального возраста того или иного предмета. К примеру, мало пригодными для радиоуглеродно-го анализа следует признать образцы из неглубоких слоев поселения или мелких могил с уровнем захоронения близ дневной поверхности. Постоянные и активные воздействия корневой системы со-временных растений, а также поверхностных вод, без сомнения, способны искажать исходный воз-раст образца.

Пробоотбор: количественный аспект

Диапазон воздействия радиоуглеродной хронологии в практике археологических исследований чрезвычайно широк. От единичных предметов вплоть до датировки не только обширных археологи-ческих культур и общностей, но и отдельных историко-археологических периодов, значимых для гро-мадных территорий. В последних случаях уже особую роль начинают играть количественные показа-тели пробоотбора.
Впрочем, порой увеличение количества проб весьма существенно даже при датировке относи-тельно малых археологических комплексов, к примеру, отдельной могилы. Ведь единичная дата, да-же при корректно отобранном в полевых условиях образце, почти всегда может заключать в себе ла-бораторную ошибку, и последнюю можно обнаружить лишь путем независимой проверки.
Сначала остановимся на примере с погребением. Так, для одной из неолитических могил в При-байкалье в двух лабораториях были проведены независимые хронологические определения, и раз-личия результатов оказались весьма впечатляющими. При уровне вероятности в одну сигму первая лаборатория определила ее калиброванный возраст в интервале 4670–4460 ВС, вторая – на тысячу лет раньше: 5600–5470 ВС. В данном случае необходимой, конечно же, явилась, по крайней мере, еще одна дата, выполненная к тому же в третьей лаборатории, но таковой сделано не было, и вопрос о хронологии погребения остается невыясненным.
Теперь пример иного рода, связанный с накоплением многометровых напластований в древнем разведочном карьере на Каргалинском горно-металлургическом центре в степях Южного Урала. Длинный, девятиметровой глубины карьер сначала очень быстро, а потом все медленнее естествен-ным образом заполнялся различными глинистыми отложениями. В проделанном археологическом раскопе-разрезе карьера были отмечены древние ходы сурков, которые были заполнены темными органическими отложениями. В одной из нор была отобрана единая проба, различные части которой были проанализированы в двух лабораториях. Различия в результатах оказались еще более впечат-ляющими. При том же пороге вероятности в одну сигму первая лаборатория определила возраст в границах 1400–800 ВС; другая лаборатория предложила хронологию в рамках 2860–2810 ВС (10%) и 2680–2470 ВС (58,2%). Параллельно и после этого в двух иных лабораториях была проведена це-лая серия проверочных определений углерода из гумуса: несколько дополнительных образцов были извлечены из различных участков и горизонтов каргалинского карьера. Анализ этой – в данном слу-чае – количественно уже представительной серии указал на ошибочность первого из определений.

Датировка поселений

Для более или менее надежной датировки поселений, конечно же, эффективны лишь значитель-ные по своему числу серии хронологических определений; единичные анализы могут дать лишь сла-бый и не всегда надежный ориентир для определения исходного возраста селищного памятника. Данное утверждение особенно справедливо для многослойных поселений типа переднеазиатских или балканских теллей, хотя и для однослойных селищ Северной Евразии сформулированное требо-вание также является весьма желательным. Конкретное число хронологических определений зави-сит, в первую очередь, от характера памятника, охвата вскрытой раскопками площади, наличия раз-новременных слоев и комплексов и т.д.
Обыкновенно археолог-исследователь ставит перед собой задачу не только определить истинный возраст селища в целом, но обозначить также и хронологические рамки последовательных фаз (эта-пов, ступеней) функционирования поселка, выявленных им на базе стратиграфической документации. Ведь очерчиванию граней абсолютного возраста памятника всегда предшествует создание относи-тельной хронологии важнейших его деталей.
Решение первой части задачи чаще всего не представляет существенной методической сложности при условии надежно проведенного отбора проб и наличия представительной серии датировок. Од-нако вторая часть задачи, связанная с установлением хронологических рамок отдельных этапов древнего поселка, к сожалению, очень часто сталкивается с почти неразрешимыми трудностями. Различия в относительном возрасте сооружений этих фаз, столь хорошо заметные при стратиграфи-ческих наблюдениях, как бы нивелируются и сходят на нет при создании общей хронологической кар-тины для памятника. Приведем некоторые примеры.
Поселение позднего бронзового века Горный на уже упоминавшемся здесь Каргалинском южно-уральском горно-металлургическом центре. Достаточно мощный (до 2–2,5 м), исключительно насы-щенный находками и сооружениями единокультурный слой с четко выделяемыми четырьмя фазами существования селища. С его сравнительно небольшой вскрытой раскопом площади (около 900 кв. м.) в двух лабораториях (Британского Музея и Оксфорда) удалось провести 16 хронологических оп-ределений, отражающих все основные фазы поселка (эта серия в данном случае может, безусловно, считаться количественно представительной). Вполне очевидно, что никаких сколько-нибудь очевид-ных хронологических различий между фазами определения по 14С не обнаруживают (рис. 16). Вместе с тем сумма вероятностей для селища Горный в целом указывает на его хронологические рамки, ук-ладывающиеся в трехсотлетний отрезок 1690–1390 гг. до н.э. (68,2% вероятности), и это вполне мо-жет соответствовать реальному возрасту селища Горный в целом (Черных Е.Н. 2002: 125–127).
Кажется, что две причины помогут объяснить установленный факт. Первая из них носит вполне общий для 14С характер: недостаточная «разрешающая» способность метода, мало пригодного в сравнении с дендрохронологией для выявления относительно тонких хронологических различий ме-жду смежными и последовательными фазами единокультурного селища. Вторая причина хотя и име-ет в данном случае более частный, локальный характер, но чрезвычайно сильно сказалась на мате-риалах Горного. Здесь обитали металлурги и горняки, и с особенностями их профессиональных шах-терских занятий как будто можно было бы связывать удивительно многообразные и многократные горизонтальные и вертикальные перемещения культурного слоя. По этой причине зафиксированная локализация проанализированных образцов могла в той или иной мере не соответствовать местам своего первоначального залегания.
Впрочем с подобными расхождениями археологи сталкиваются и на памятниках, не связанных с деятельностью древних горнопроходчиков. Коснемся двух примеров уже совершенно иных поселений – огромных жилых холмов (теллей) южной половины Евразии, где в свое время велись раскопки весьма мощных слоев разных этапов раннего бронзового века. Один из этих поселков-теллей ¬– Эзеро – расположен в Южной Болгарии, другой телль, именуемый Демирджи-хюйюк, изучался на северо-западе Малой Азии (Анатолии). В каждом из них стратиграфические наблюдения привели к выделе-нию вполне четких хронологических фаз и этапов. И если для Эзера слой ранней бронзы был равен 3–3,5 м, то в Демирджи мощность слоя могла достигать уже 9 метров! Каждое из этих поселений обеспечено весьма значительной серией радиоуглеродных дат: 50 определений для Эзера и 66 – для Демирджи (Черных Е.Н. и др. 2000: 62–66, 70–74,табл. 5-А и 5-В; табл. 7-А и 7-В).
В обоих случаях (рис. 17 и 18) мы сравниваем между собой уже не отдельные даты, но суммы ве-роятностей для соответствующих групп датированных образцов. Сопоставляются между собой ниж-ние – и стратиграфически более ранние – пачки слоев из телля Эзеро-А и из Демирджи (слои С–Е) с верхними или же более поздними слоями Эзеро-В и Демирджи (слои Н–М). Однако полученная кар-тина в обоих параллельно сопоставляемых примерах совершенно единообразна. Заметных и значи-мых различий между блоками ранних и поздних дат как для этапов Эзера, так и для фаз Демирджи не выявлено. При объяснении выявленных фактов в первую голову мы можем принимать во внимание лишь недостаточную «разрешающую» способность метода. Видимо, эта специфика начинает прояв-лять себя особенно заметно на слоях единокультурных, там, где поселение непрерывно функциони-ровало в течение долгих столетий: Эзеро – от 600 до 700 лет, Демирджи – примерно от трех до четы-рех столетий. Стало быть, и здесь нам приходится ориентироваться лишь на суммарную картину воз-раста раннебронзовых напластований для обоих теллей.
Совершенно иначе может выглядеть картина в случае датировки разнокультурных слоев, тем бо-лее когда это обусловлено более или менее длительным перерывом в функционировании телля. То-гда различия в хронологических рамках блоков датирующих определений предстают вполне нагляд-но. Отличный пример тому являет легендарная Троя. Слои эпохи ранней бронзы (Троя I) представле-ны 29 датами. Их перекрывают сооружения среднебронзового века, с которыми связаны получившие мировую известность богатейшие коллекции троянского золота (Троя II–IV); к этим слоям относятся 37 датировок. Сравнение обоих блоков по сумме вероятностей (рис. 19) говорит уже о существен-ной разнице между ними. При учете вероятности в одну сигму XXV-ое столетие до нашей эры стано-вится их разделительным рубежом.

Датировка археологических культур и их общностей

Понятие культуры служит, пожалуй, наиболее распространенным и общеупотребительным в ар-хеологической науке подразделением. Чаще всего под культурой понимается специфический и отли-чающийся от соседних комплекс материально выраженных признаков. Эти признаки отражают реаль-ность всех сторон бытия конкретного древнего общества. Непрерывность существования и террито-риального распространения ее памятников являются непременными чертами культуры. К последнему необходимо добавить также, что хронологические и пространственные рамки культуры всегда лими-тированы. В последние десятилетия в археологическую практику вошло выделение блоков родст-венных, близких по комплексу культур, получивших наименование культурно-исторических общно-стей.
Выявление хронологических граней археологических культур и их общностей не может опираться на единичные радиоуглеродные даты; все попытки такого рода, как правило, ведут к более или менее грубым ошибкам. Совокупность хронологических определений для отдельной культуры в целом вряд ли может опускаться ниже предела в 25–30 датировок, то есть находиться в границах определяе-мых статистикой больших чисел.
В качестве примера мы обратимся к трем последовательно сменявшим друг друга культурно-историческим общностям южной половины Восточной Европы. Их памятники были распространены в степной и лесостепной зонах этой части континента от Северного Причерноморья вплоть до бассейна Волги. Все они датируются эпохой раннего металла, но относятся к ее разным периодам. Медный век представлен блоком наиболее древних здесь «докурганных» культур степных оседлых скотоводов, где кроме могильников представлены также и поселки. Два других блока также скотоводческих куль-тур относятся уже к курганным культурам эпохи бронзы. Раннебронзовый век характеризует так на-зываемая «ямная» общность, в которой селищ почти неизвестно. Период средней бронзы представ-лен так называемой «катакомбной» общностью, где кроме курганных могильников встречаются также и поселения.
Сопоставляются между собой суммы вероятностей, рассчитанные для каждого из блоков культур (рис. 20). Полученная картина представляет немалый интерес по ряду аспектов. Во-первых, график распределения вероятностей для культур медного века отчетливо двухвершинный, что заставляет предполагать в данной выборке смешение, по крайней мере, двух совокупностей датировок, относя-щихся к разновозрастным культурам в рамках исследованного блока. Правда, для уверенного вывода представленная выборка радиоуглеродных дат пока что невелика и, конечно, же требует значитель-ного расширения. Во-вторых, последовательная смена одного блока культур другим совершенно не соответствует «равномерно-правильному» ритму: характер последнего неровный и как бы «рваный». Если исходить из порога вероятности в одну сигму, то разрыв между культурами медного века, с од-ной стороны, и раннебронзового – с другой, достигает впечатляющего значения в тысячу лет. Однако сопоставление следующей пары – общностей раннего и среднего бронзовых веков – картину меняет на прямо противоположную. Здесь разрыв не только отсутствует вовсе, но датировки в пределах 68% вероятности перекрывают друг на друга на широкой пятисотлетней полосе в 2600–2100 гг. до н.э.
По всей видимости, выявленная ситуация не может носить случайного характера. Объяснения ей следует искать либо в сфере неких космических метаморфоз, повлекших за собой резкие изменения в концентрации 14С для хронологического отрезка, совпадающего в основном с V–IV тыс. до н.э. , ли-бо дешифровка этой проблемы таится в характере исторических процессов, протекавших в указан-ные тысячелетия на широких пространствах Восточной Европы. Каких либо заметных катаклизмов космического свойства, отразившихся на характере калибровочной кривой в интересующий нас отре-зок времени, нам не известно. Следовательно, поиск ответов на вопросы обнажившейся проблемы необходимо искать в сфере исторических событий (Черных Е.Н. 2001: 301–308). И это тем более, что близкие по характеру события становятся также вполне очевидными при расширении ареала иссле-дований.

Хронология металлургических провинций

Если культурно-историческая общность включает в свои рамки родственные культуры с весьма сходными базовыми признаками собственных проявлений, то металлургическая провинция относится уже к надкультурным феноменам. В ее границы могут быть втянуты культуры и общности самые раз-нообразные, в том числе совершенно несходные по множеству признаков. Их должен объединять один, но исключительно важный признак: принципиальное сходство в металлургическом производст-ве. Это сходство определяется использованием единообразных технологических приемов выплавки металла и его обработки, а также следование принципиально сходному набору металлических ору-дий и оружия. Пространственные ареалы металлургических провинций могут охватывать миллионы квадратных километров. Сами же тесно взаимосвязанные системы подобного рода могли функциони-ровать до тысячи лет и более (Chernykh 1992; Черных и др. 2000). Принципиальное сходство форм металла и технологии металлопроизводства дает археологам право предполагать, что производст-венные центры в рамках единой провинции действовали в основном синхронно.
Древнейшей из выделенных для Старого Света металлургической провинцией явилась так назы-ваемая Балкано-Карпатская медного века. Она охватывала Северные Балканы и Карпатскую горную систему с их богатыми меднорудными источниками. Именно из этих центров получали медь степные скотоводы, обитавшие в безрудных восточноевропейских степях, что недвусмысленно демонстрирует состав химических примесей к меди, извлеченной из могил степных пастухов и воинов. Хронологиче-ская позиция последних определялась 33 датами (рис. 20).
Последующий по времени ранний бронзовый век привел к формированию гораздо более обшир-ной Циркумпонтийской металлургической провинции, как бы поглотившей своим пространственным охватом предшествующую Балкано-Карпатскую. Циркумпонтийская провинция включала в себя массу разнообразных культур и определяла развитие в пределах не только раннего, но среднего бронзово-го века. Степные общности культур – ямная и катакомбная – являлись одними их ее составляющих (рис. 20).
Теперь мы раздвинем ареал сравнений, прибегая уже к несколько иному принципу группировки материала. Рассмотрим параллельно картины хронологии всей системы Балкано-Карпатской метал-лургической провинции медного века и ее более поздней, но территориально смежной части Циркум-понтийской провинции. Ограничение существенное: на этой картинке будут представлены культуры лишь тех географических ареалов, которые фактически полностью совпадали в рамках обеих систем. Иначе говоря, совокупные характеристики хронологии культур медного века Северных Балкан, Карпат и степей Восточной Европы будут сопоставлены с возрастными рамками культур раннего и среднего бронзовых веков, занимавших те же регионы.
Немаловажно также, что в этих раскладках участвуют весьма многочисленные выборки: медный век Балкано-Карпатской провинции – 341 дата, раннебронзовый век Циркумпонтийской провинции ¬ 348 дат и средняя бронза той же провинции – 187 дат (рис. 21). Проведенный анализ позволяет ви-деть практический повтор той картины, что мы зафиксировали в предыдущем разделе (рис. 20). Раз-личия невелики: разрыв в гранях между суммой вероятностей культур медного века и ранней бронзы уменьшился до шести сотен лет, т.е. сами фигуры распределения как бы слегка «придвинулись» друг к другу. Однако принципиально картина фактически не изменилась или же изменилась очень мало. Не претерпела искажений также картина и в соотношении между календарными периодами для куль-тур ранней и средней бронзы: здесь мы вновь наблюдаем взаимное наложение хронологических диапазонов по весьма широкой полосе XXVIII–XXIII веков до нашей эры.

Вместо заключения

Не так уж далеко ушло от нас то время, когда, к примеру, неколебимой, – почти священной для ар-хеологов – базой абсолютной хронологии бронзового века считалась Передняя Азия с ее загадочны-ми глиняными клинописными табличками, списками полу-мифических или же реальных правителей, с тем металлическим оружием, что сопровождало их имена и изображения. Мечтой специалиста по восточноевропейским культурам являлось тогда конструирование многотысячекилометровых, – пусть даже зыбких и мало надежных, – мостиков, связующих Восточную Европу через Кавказ с Передней Азией. Именно в тех исходных для всей культуры человечества, – а в те годы такое утверждение бы-ло нерушимой аксиомой! – велись настойчивые поиски порой хотя бы не очень надежных, весьма приблизительных, но аналогий тем металлическим изделиям, что изредка обнаруживались на дале-ком севере. Именно так постепенно сплетали сеть эфемерных «цепочек», на которых крепилась вся система представлений о возрасте и календарных датах удаленных от легендарного Востока «вар-варских» культур далекого Севера…
Дендрохронология и радиоуглерод шаг за шагом теснили архаичные методы датирования. Про-цесс этот протекал отнюдь не гладко, с немалым трудом преодолевая скепсис специалистов, путем разрешения постоянно возникавших проблем, путем уточнения методов анализа и накопления мате-риалов. Десятилетия непрерывной работы позволили возвести собственные, огромные, даже всеох-ватные базы для абсолютной хронологии археологических древностей на всех континентах. Хроноло-гическая революция свершилась. Ныне среди профессиональных археологов и историков найдется очень мало охотников начисто отвергать эти методы и их фундаментальные устои, недвижно отстаи-вать позиции прежней науки.
В посвященных археологии разделах настоящей книги мы коснулись, конечно же, далеко не всех аспектов применения дендрохронологии и радиоуглерода при датировке древних человеческих куль-тур. Можно было также бесконечно множить и конкретные примеры; однако нам показалось, что и приведенных здесь сюжетов вполне достаточно. Успехи дендрохронологии и 14С в археологической науке совершенно очевидны. Однако мы не старались затушевывать также и их слабые места, ста-рались обнажить те грани, за которыми эффективность данных способов датировки становилась не-надежной или сомнительной. Ведь иллюзорные представления о всеохватной, универсальной мощи любых из методов столь же нелепы и вредны, как и огульное их отвержение.

Библиография к главе Е.Н. Черных и Н.Б. Черных

Асеев 2002 –
Асеев И.В.. Китойская культура в неолите Байкальского региона и прилегающих территорий: во-просы хронологии, районы миграции ее носителей. Археология, этнография и антропология Евра-зии, №2 (10), 2002, С. 59–70.

Бикерман 1975 –
Бикерман Э. Хронология Древнего мира. М.: Наука. 1975. С. 1–136.

Битвинскас 1974 –
Битвинскас Т.Т. Дендроклиматологические исследования. Л.: Гидрометеоиздат. С. 1–172.

Блок 1986 –
Блок М. Апология истории. М.: Наука. 1976. С. 1–256.

Ваганов и др. 1996 –
Ваганов Е.А., Шиятов С.Г., Мазепа В.С. Дендроклиматические исследования в Урало-Сибирской Субарктике. Новосибирск: Наука. 1996. ¬С. 1–245.

Вихров, Колчин 1962 –
Вихров В.Е., Колчин Б.А. Основы и метод дендрохронологии. Советская археология, №1, 1962. С. 91–112.

Колчин, Черных Н.Б. 1977 –
Колчин Б.А., Черных Н.Б. Дендрохронология Восточной Европы. М.: Наука. 1977. С. 1–128.

Колчин 1963 –
Колчин Б.А. Дендрохронология Новгорода. Материалы и исследования по археологии СССР, №117. М.: Наука. С. 5–103.

Колчин, Битвинскас 1972 –
Колчин Б.А., Битвинскас Т.Т. Современные проблемы дендрохронологии. Проблемы абсолютного датирования в археологии. М.: Наука. 1972. С. 80¬–92.

Урьева, Черных Н.Б. 1996 –
Урьева А.Ф., Черных Н.Б. Компьютерная программа обработки дендрохронологических данных. Компьютеры в археологии. М.: Институт археологии РАН. 1996. С. 90–94.

Черных Е.Н. – 1993
Черных Е.Н. Исторический процесс: циклы развития мировых культур Учебная программа. М. Российский Открытый Университет. 1993. С. 1-36.

Черных Е.Н. – 2001
Черных Е.Н. Биокосмические часы археологии. История и антиистория. Критика «новой хроно-логии» академика А.Т. Фоменко. Анализ ответа А.Т. Фоменко. Издание второе. М.: Языки славян-ской культуры. 2001. С. 290–309.

Черных Е.Н. 2002 –
Черных Е.Н. (составитель и научный редактор). Каргалы. Том II. М.: Языки славянской культуры. 2002. С. 1–184.

Черных Е.Н. и др. – 2000
Черных Е.Н., Авилова Л.И., Орловская Л.Б.. Металлургические провинции и радиоуглеродная хро-нология. М.: Институт археологии РАН. 2000. С. 1–95.

Черных Н.Б. 1996 –
Черных Н.Б. Дендрохронология и археология. М.: NOX. 1996. С. 1–216.

Шиятов 1972 –
Шиятов С.Г. Дендрохронология Мангазеи. Проблемы абсолютного датирования в археологии. М.: Наука. 1972. С. 119–121.

Bowman 1990 –
Bowman Sheridan. Radiocarbon dating. London: British Museum Publication, 1990. Pp. 1–64.

Chernykh 1992 –
Chernykh E.N. Ancient Metallurgy in the USSR. The Early Metal Age. Cambridge. Cambridge University Press.1992. Pp.1-416.

Douglass 1941 –
Douglass A.E. Crossdating in dendrochronology. Journal of Forestry, 1941, vol. 39, no. 10. Pp. 825-831.

Fasani 1984 –
Fasani L. L’etá del Bronzo. Il Veneto nell'antichita. Preistoria e protoistoria. Vol. II. (A cura di A. Aspes). Verona: Grafiche Fiorini, 1984. Pp. 451–616.

Grigs et al. 2002 –
Griggs C.B., Kuniholm P.I., Newton M.W. Lavagnone di Brescia, Italy: a four-phase tree-ring chronology from the Early Bronze Age. The Malcolm and Carolyn Wiener Laboratory for Aegean and Near Eastern Dendrochronology, Cornell University (private communication; see also: http://www.arts.cornell.edu/dendro)

Huber 1943 –
Huber B. Über die Sicherheit Jahresringchronologicher Datierung. Holz als Roh- und Werkstoff. Bd. 6, Nr. 10/12. S. 263–268.

Huber 1978 –
Huber B. Dendrochronology. British Archaeological Report, International Series, no. 51. Pp. 15–26.

Liese 1978 –
Liese W. B. Huber: the Pioneer of European Dendrochronology. British Archaeological Report, International Series, no. 51. Pp. 1–10.

Ramsey 2000 –
Ramsey C.B. OxCal Program, version 3.5. University of Oxford. Radiocarbon Accelerator Unit

Schweingruber 1993 –
Schweingruber F.H. Jahrringe und Umwelt Dendroökologie. Eidgenössische Forschunganstalt für Wald, Schnee und Landschaft, Birmensdorf, 1993. S. 1-474.

Текст к иллюстрациям главы Е.Н. Черных и Н.Б. Черных

Рис. 1. Ареал культур «евразийского ядра» к середине II тысячелетия до н.э. (позднебронзовый век). В течение последующих трех тысяч лет – вплоть до начала XVI века – границы этого «ядра» почти не изменялись, а жизненно важные каналы межкультурных связей почти не выходили за рамки этого ареала

Рис. 2. Дендрохронология и радиоуглеродный метод датирования: их соотношение с основными историко-археологическими периодами культур «евразийского ядра» (масштаб фигур распредления условный)

Рис. 3. Поперечный срез годичных колец у ствола ископаемого дерева Великий Новгород). Тонкие кольца («угнетения») свидетельствуют о неблагоприятных годах в жизни дерева

Рис. 4. Синхронизированные погодичные графики прироста древесины у ряда деревьев из слоя древней Мангазеи и близлежащих районов Западной Сибири. Настоящая локальная дендрошкала протянулась от современности вплоть до самого начала 12 столетия (по работе: Шиятов 1976).

Рис. 5. Протяженность различных дендрошкал, построенных на материалах анализа ископаемой древесины из ряда восточноевропейских городов, а также с поселений русских поморов на архипела-ге Шпицбергена

Рис. 6. Остистые сосны (Pinus aristata) растут в Белых горах Калифорнии. Возраст этих деревьев может превышать четыре тысячи лет (по работе: Bowman 1990: 17)

Рис. 7. Вскрытая раскопками мостовая одной из центральных улиц средневекового Новгорода

Рис. 8. «Слоеный пирог» из 30 ярусов (деревянных настилов) мостовой одной из улиц Новгорода

Рис. 9. Соотношение между письменными архивными сведениями о времени сооружения 25 дере-вянных церквей на русском Севере и их дендродатами. Бросается в глаза, что порой дендродаты бо-лее определенно отвечают на вопрос о времени строительства той или иной церкви, нежели нередко противоречивые архивные данные

Рис. 10 а, b. «Лес» деревянных свай из приозерного поселения бронзового века Фьяве в Северной Италии (по работе: Fasani 1984: 489)

Рис. 11. «Плавающая» дендрошкала свайного приозерного поселения бронзового века Лаваньоне в Северной Италии. Ее «абсолютизация» была проведена на базе серии радиоуглеродных дат дре-весных колец (по работе: Griggs, Kuniholm, Newton 2002)

Рис. 12. Синхронизированные графики прироста древесины сруба жилого дома из древнего Бело-озера. Вполне очевидно вторичное использование здесь ствола под № 8, чей год рубки отличается от основной массы на 33 года; это дерево было взято здесь из какой-то старой постройки

Рис. 13. Последовательность сооружения настилов мостовых на одной из улиц Великого Новгоро-да (номера строительных ярусов обозначены римскими цифрами)

Рис. 14. Основание «большого дома» из Старой Ладоги. Для его строительства использовалось разнообразное дерево с годами рубки, различавшимися на восемь десятков лет

Рис. 15 а–е. Фигуры распределения значений калиброванных датировок в период от 4000 до 14000 лет от наших дней

Рис. 16. Поселение позднебронзового века Горный (Каргалинский горно-металлургический центр на Южном Урале). 16 радиоуглеродных дат обнаруживают нулевую корреляцию со стратиграфиче-ским положением образцов и выделенными последовательными фазами функционирования селища

Рис. 17. Поселение (телль) Эзеро в Южной Болгарии. Суммы вероятностей значительных серий радиоуглеродных датировок не обнаруживают разницы между двумя последовательными блоками культурных напластований раннего бронзового века

Рис. 18. Поселение (телль) Демирджи-чюйюк в северо-западной Анатолии. Суммы вероятностей значительных серий радиоуглеродных датировок не обнаруживают существенной разницы между двумя последовательными блоками культурных напластований раннего бронзового века

Рис. 19. Знаменитое поселение Троя на крайнем западе Малой Азии. Суммы вероятностей значи-тельных серий радиоуглеродных датировок в данном случае выявляют существенную разницу между двумя последовательными блоками культурных напластований раннего (РБВ) и среднего (СБВ) брон-зовых веков

Рис. 20. Суммы вероятностей для степных культур медного века, а также раннего и среднего брон-зовых веков

Рис. 21. Суммы вероятностей для культур Балкано-Карпатской металлургической провинции мед-ного века, а также культур балкано-карпатского и степного регионов Циркумпонтийской провинции раннего и среднего бронзовых веков

Дендрохронология и радиоуглеродное датирование в археологии

NEW ФИЛОСОФИЯ

Меню для авторов

Добавить статью

Редактировать работы

Зарегистрироваться

Полезные ссылки

Искать похожие?

Скачать мультимедию?

ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ

По стандарту ВАК Республики Беларусь

По ГОСТу Российской Федерации

URL для сайта, блога (постоянный обратный адрес данной страницы)

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ФИЛОСОФИЯ НА LIBRARY.BY

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
01	02	03	04	05	06	07
08	09	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30