Ретроспектива и перспектива в историческом и временном опыте человека (ФИЛОСОФИЯ)

Library.BY

Связка “время-история” выглядит настолько естественной, зако-номерной и устоявшейся, что часто приводит почти к отождествлению понятий времени и истории, снимая вопрос о их отличии друг от дру-га.И надо признать, что основания для подобного вывода существуют. Действительно, время является основанием истории, а история есть суть свершившееся и свершающееся время. Но эта нерасчлененность остается убедительной только до тех пор, пока в рассмотрении не предполагается конкретный, экзистенциально бытийствующий чело-век(а не такая конструкция, как исторический субъект), который по разному воплощает и осуществляет в себе исторический и временной опыт. Неудивительно поэтому, что когда Кант понял время исходя из субъективности человека, оно уже мало имело отношения к истории. Можно, правда, возразить, что в 19 веке сама человеческая неповтори-мая субъективность выступала как основа истории, чьим основным, чуть ли не единственным, “автором” выступал именно человек: такова, например, концепция “героической истории” Карлейля. Но здесь необ-ходимо принимать во внимание, что человек как творец истории рас-сматривался извне, как объект подлежащий исследованию( нужно помнить, что в прошлом веке исторический метод оформлялся под давлением естественнонаучного метода), он волей -неволей превра-щался в героя, некоторую идеализированную мифологему истории, имеющую мало общего с тем живым целостным началом, которым являлся человек в жизни. Это, конечно, не означает, что исторический опыт не затрагивает человека в его бытии; но он предстает в условиях и возможностях своего зарождения и осуществления существенно иначе, чем временной опыт, воплощающий самую сердцевину присут-ствия человеческой субъективности в мире. В дальнейшем я и поста-раюсь показать это отличие, используя для этого анализ ретроспективы и перспективы как принципиальных форм отношения к истории и вре-мени.Исторический опыт есть опыт дофеноменальный, человек его не может переживать, он настолько неотъемлемо и объективно связан с ним, подчинен ему, что может его только являть собой, проецируя, при желании, его возможности на прошлое или будущее. Отношение чело-века к своему историческому опыту можно сравнить с отношением человека к очкам, с помощью которых он только и может восприни-мать мир, ориентироваться в нем, но самих их не замечает, сроднив-шись с их волшебной силой. “Лицом к лицу лица не увидать”, писал О.Мандельштам; так и с историческим опытом - он предстает в своей целостности и самостоятельности только когда ты от него освобожда-ешься, отстраняешься, оценивая его мерками уже его приемника. Тем не менее это не означает разорванности: исторический опыт выражает также единство истории и нашу вовлеченность в это единство. В своем настоящем историческом бытии человек воплощает в себе в опосредо-ванном виде все предшествующее развитие истории-ведь история не течет из прошлого в будущее, она всегда уже представлена в настоя-щем.Но такое единство как не означает тождества, так и какого-либо превосходства настоящего над прошлым, якобы обусловленного так называемым историческим прогрессом. Развитие в истории не есть прогресс “от меньшего к большему”, и тысячу раз прав тот же Ман-дельштам, когда он пишет в одной статьей (кажется, ее название “Сло-во и культура”), что в сравнении с греками мы кое-что приобрели но-вого, им неизвестного, но что-то очень важное и безвозвратно потеря-ли благодаря этому развитию. Таким образом, историческое единство, обретающее себя в настоящем, обнаруживает в себе и определенную самоотстраненность, выражающуюся в присутствии своего историче-ского инобытия.Первым философски осмыслил масштабность этого положения Гегель в своей диалектике. Правда, для него более важным является подчеркивание скрытого присутствия всей предшествующей истории на настоящем этапе развертывания мирового духа, поскольку весь процесс у него строго определен конкретной целью-обретением абсолютного понятия. Движение к этой цели есть суть, движущая сила истории, и пока оно не закончено у истории есть перспектива, а это значит, что в этом движении настоящее собирает в себя всю предшест-вующую историю, точнее даже-оно здесь, на этом этапе, и есть вся история. Исторический опыт у Гегеля, таким образом, есть тоталь-ность настоящего, открытая своему будущему; здесь уже нет ретро-спективы, обращения к прошлому-ведь оно вся сосредоточено в на-стоящем и понимается только как форма настоящего, устремленного к своему будущему, своей цели. История существует пока не достигнута эта цель, которая и притягивает настоящее, желающего освободиться от своего несовершенства, своей недостаточности в полноте и завер-шенности присутствия абсолютного понятия. Достижение этой цели-задача и смысл исторического движения, а телеология в историческом плане может быть только эсхатологией. Полное исполнение и вопло-щение истории означает и ее конец; ;являясь окончательно осуществ-ленной, представленной, ей уже не будет двигать устремленность впе-ред, в будущее, так как все уже воплотилось в ней самой, все обрело себя в ней. История может существовать только как движение, когда же двигаться уже не к чему, это означает конец истории, ее полное самоудовлетворение полнотой своего присутствия.Но конец истории не означает исчезновение времени; точнее время, понятое как условие истории, действительно исчезает, но время, понятое как условие бытия, сохраняется. Это различие крайне важно, на мой взгляд, не только в исследовании гегелевской системы, но и при понимании христианско-го учения о вечности, предистории и Страшном Суде. Отсутствие ис-торического времени не является помехой для совершения событий и осуществления движений, которые могут проходить не только в исто-рическое время, но и в внеисторическое, ”эмпирическое”; так происхо-дило предисторическое рождение Сына, так будет происходить по-слеисторический Страшный Суд, а вечность вполне естественно пони-мать, как делает это Мерло-Понти, как застывшее время, или,подобно Бахтину, как дыхание времени. Другое дело, что в нынешней ситуации историческое время сосуществут с внеисторическим, накладываясь на него, и определяет наше восприятие мира.Вне же истории время как бы освобождается или даже очищается от этой связи(поскольку исто-рия всегда есть арена борьбы, страсти, преодоления препятствий на пути к своей цели, являющейся, как уже говорилось, и ее смыслом-у Гегеля им предстает абсолютное понятие, в христианстве-всеобщее Воскресение, и именно эта цель оправдывает ход истории, придавая энергию ее развертывания фактом своего приближающегося осущест-вления), представая в своей чистоте, незамутненности и полной явлен-ности. Но существует и другая сторона, важная для исторического опыта в человеческом бытии настоящего, - ретроспектива, обращен-ность к своему историческому прошлому, которому, вследствии един-ства истории, человек также принадлежит, как и к своему будущему. Здесь перед нами во всем блеске предстает работа самосознания, иду-щая от целого к части, понимающая прошлое исходя из настоящего, обнаруживающая следы своего присутствия в своем же историческом инобытии. Ведь понимание прошлого всегда выступает формой само-сознания настоящего.Погружаясь в Античность или Средневековья, современный европеец погружается в СВОЮ историю, так как он ощущает, пусть и многократно опосредованную, свою связь с ними. Такая связь возможна только при наличии сущностного единства на-стоящего и прошлого, выражающегося в понятии”всемирная история” и дающего возможность видеть в отдаленном прошлом проникновен-ного собеседника, который задает вопросы и часто предоставляет отве-ты сегоднешнему настоящему. Устремляясь назад, к своим истокам человек неожиданно обнаруживает их в основании своего нынешнего бытия, которое, в свою очередь, может быть понято только через про-цесс интерпретации иного-в данном случае исторического иного. В акте исторического понимания настоящее и прошлое притягиваются друг к другу, помогая взаимного раскрытию представленного в них смысла через плодотворный диалог, не требующий жертвовать исти-ной своей самобытности. Но это уже тема исторической герменевтики, так подробно исследованной Гадамером. Хотя я выше и развел исто-рию и время это, конечно, не означает, что между ними не существует никакой связи. Человек может ощущать себя историческим существом, вовлеченным в единый ход истории и связанным с своим культурно-историческим прошлым, только в силу того, что он обладает времен-ныйм опытом, который обнаруживает себя как на уровне непосредст-венного переживания, так и на уровне самосознания. Следует, впро-чем, отметить, что обратная связь отнюдь не обязательна - так мы при-знаем существование Доисторического человека, который, однако, обладал временным опытом. Вообще нельзя не признать в связи с этим, что временность, если можно так выразиться, более “человеч-на”,более непосредственно затрагивает бытие человека и более полно воплощает в себе основания жизненного мира. Может быть, уместно сказать, что история это результат некой вторичной рефлексии над своей временностью; и если временность предстает в осуществлении событийности человеческого бытия, то историчность обнаруживает себя только в критическом исследовании этой жизненной событийно-сти.Короче, ”жизнь прожита, история рассказана”,как писал Рикер в одной из своих статей. Но мало того-именно первичность временного опыта способствует формированию опыта исторического, так как неискоренимая потребность выразить свою временность влечет чело-века погрузиться в историю, реконструировать ее в соответствием со своим ощущением времени, пользуясь при этом, как справедливо заме-тил Коллингвуд, деятельностью СВОЕГО воображения. История, так сказать, оформляет на себе временную интуицию настоящего, сопро-вождающую нас в нашем бытии. И поэтому также справедливы слова Коллингвуда в его “Идеи истории” о том, что “историческое мышление представляет собой ту деятельность воображения, с помощью которой мы пытаемся наполнить ВНУТРЕННЮЮ ИДЕЮ КОНКРЕТНЫМ СОДЕРЖАНИЕМ(выделено мной - Д.Д.)..., используя настоящее как свидетельство его собственного прошлого. ” В связи с этим историче-ский опыт даже одного человека в течении его жизни может сущест-венно переустраиваться и не потому, что он узнает больше историче-ских фактов, а потому, что в следствии открытости его жизненного опыта происходит изменение его временного измерения, временного ритма. Мы видим в прошлом то, что побуждает видеть наше настоя-щее; переживание своей временности закладывает основы восприятия истории, выступающей определенным проектом, который воплощает в себе состояние нашего жизненного опыта в настоящий мо-мент.Существует еще одно сущностное основание для исторической ретроспективы. Принято говорить: человек без прошлого не имеет будущего; смею добавить- и настоящего. Ведь не существует незави-симого и автономного “теперь”, и прошлое так же объективно присут-ствует в настоящем, как и настоящее обнаруживает себя в прошлом. Археологический метод Фуко как раз и вскрывает эту двухстороннюю связь: временные геологические слои раскрываются в самых разнооб-разных формах культуры. Другой вопрос заключается в том, что связь между настоящим и будущим, как бы полно и многосторонне не было наше исследование прошлого, всегда останется скрытой от пытливых глаз историка. Нужно набраться терпения и со временем эта связь сама обозначит себя, но предвосхитить ее на основе какого-нибудь, наподо-бие естественнонаучного, исторического закона(как это, например, делает Шпенглер) невозможно. Поэтому нужно особенно дорожить углублением в прошлое-ведь оно(так же, как и углубление в другой язык или другую культуру) позволяет не только углубить наше пони-мание настоящего-,что уже само по себе очень важно,-но и бесконечно расширять его. Человек не может существовать без границ, в том числе и исторических, своего бытия; но человек не был бы человеком если бы постоянно не стремился преодолевать их, желая расширить гори-зонт своего присутствия за счет ассимилирования в себя новых про-странств, и в этом трансцендирующем акте-осевой энергийный стер-жень человеческого бытия. В полной мере это относится и к истории: ведь открытость человека иному неотъемлема от его сущностного стремления к трансцендированию своих исторических границ-правда, в историческом опыте, в отличии от временного(о нем чуть ниже), это происходит преимущественно лишь в отношении прошлого. Человек всегда ощущает себя большим, чем он предстает в качестве фактиче-ской данности, в нем всегда присутствует заряд неиспользованного, толкающего его все дальше и дальше на пути реализации заложенной в нем энергии собственного бытия. И устремленность в прошлое, в историю из тотальности своего настоящего как раз и дает в своей об-ласти выражение и оформление этому сущностному основанию бытия человека, обозначенному еще Гуссерлем как интенциональная транс-грессия. Действительно, человек выходит за пределы своего континуу-ма, в данном случае исторического, чтобы дать выход бъющемуся импульсу, экстазу своего бытия, влекущему к постоянному расшире-нию и обновлению горизонта своего полагания, и не могущего сми-риться с застывшей данностью своего присутствия. Ведь человеческое бытие в целом, и в своем историческом измерении в частности, не дано самому себе, не тождественно своей конкретной явленности, оно осуществляется и бытийствует лишь в бесконечном непрекращающем-ся акте преодоления самой же полагаемой собственной самоотчужден-ности, и именно на этом пути оно обретает себя через развертывание и выражение своих же возможностей. Историческая же ретроспектива предоставляет для этого все необходимые условия. Человек жаждет исполниться, свершиться, а потому преодолевая старые, открывает и обживает для себя все новые и новые пространства, возрождая их ды-ханием своей субъективности, воплощением которой(всегда неоконча-тельным) они и призваны явиться. И этот процесс не означает интегри-рования в себя, расширения себя за счет иного-нет, человек здесь, ис-текая полнотой своего Я, лишь стремится к самому себе, так как, по словам Георга Зиммеля, “все превосходящее собственные границы заключает их в самом себе.” Теперь скажем несколько слов об отно-шениях ретроспективы и перспективы внутри временного опыта.Если исторический опыт может в разнообразных формах объективироваться для понимания(например, в письменных источниках или “немых сви-детельства” археологии), то временной опыт открыт только своей субъективности. По большому счету, строго говоря, временность как форма человеческого бытия неподтверждаема относительно других, здесь я могу говорить только о себе. Но даже если я и признаю факт существования временности как интерсубъективной формы бытия человека, то у меня нет никаких оснований полагать, что другии вовле-чены в тот же ритм временности, что открыт мне. Субъективность- нерв временности, и это не означает какого-либо “временного реляти-визма”, поскольку не существует “чистой” временности, она предстает только как субъективность, иной же и быть не может. Это, естествен-но, не мешает сосуществованию различных временностей в горизонте жизненного мира, где они могут пересекаться и накладываться друг на друга. Ощущение ритма своей временности является в силу этих при-чин тем средоточием, в котором осуществлены и собраны воедино разбросанные по всему пространству жизненного присутствия много-численные формы проявления субъективности каждого челове-ка.Человек существует при этом не ВО времени, как в неком пути из прошлого в будущее, где он оказался в определенной точке; нет, чело-век сам несет в себе свою временность, исторгая ее вовне, в мир-он сам есть, перефразируя Гегеля, время, постигнутое в мысли. Это излияние времени, основа человеческого бытия, возможно только при изначаль-ной укорененности человека в мир, связанность с которым есть такое же необходимое условие для пробуждение временной субъективности, как и для сущностного “овременения” мира.” Мир неотделим от субъ-екта, но субъекта, который не может быть ничем иным, как проектом мира, и субъект неотделимот мира, но мира, который он сам проециру-ет. Субъект это бытие-в-мире, и мир остается “субъективным”, потому что его текстура и его артикуляция обрисовываются движением транс-ценденции субъекта” . Таким образом, человек, время и мир представ-ляют собой некоторое единство, внутри которого мы и будем в даль-нейшем двигаться. Если человек несет время в себе, имея его основой бытия своей субъективности, (впрочем, время не пассивная основа, которой «располагает» человек, так как и оно в полной мере осуществ-ляет себя в нем и через него - здесь предстает очевидная взаимообу-словленность), то это означает, что оно всегда представлено в человеке целиком, иными словами, разделение на прошлое и будущее возможно лишь постольку, поскольку к ним обращение человеческой субъектив-ности из глубин настоящего. Разделение временности на времена в значительной степени есть вспомогательный акт абстрактного созна-ния, так как само время мыслится до его фрагментов, и даже само раз-деление на эти фрагменты(прошлое, настоящее, будущее) уже требует для себя в качестве конститутивного условия вовлеченность человека в единство временности. Человек оживляет,или пробуждает, прошлое и будущее, извлекая их из толщи настоящего, в котором воплотилась целостность временного опыта. Тем самым происходит определенное раздвоение и самоотчуждение. Подобная черта неискоренима присуща человеческому бытию, которое не предстает как данность в своей пол-ноте, а обнаруживает себя в некотором растягивании, в данном случае в отношении к прошлому и будущему, которых, с одной стороны, уже и еще нет, но которые одновременно и есть поскольку раздвигают границы настоящего.Поэтому, кстати, Мерло-Понти и говорит, что «быть в настоящем означает быть от бесконечного прошлого до беско-нечного будущего».Этот феномен не будет казаться каким-то парадок-сом, если понять, что человек существует в настоящем настолько, на-сколько он проникает в свое прошлое и обращается к своему будуще-му. Здесь требуется в полной мере осознать, что настоящего как тако-вого, самого по себе, автономного и независимого, нет, есть лишь не-которое временное пространство(его можно назвать наличным бытием жизненного мира настоящего), которое складывается под напором интенции, идущих из прошлого и будущего; Гуссерль называл их про-тенциями и ретенциями. Таким образом, перед нами встает двойная связь: с одной стороны, настоящее расширяет себя до пределов про-шлого и будущего, находя и усматривая их в себе и из себя; с другой стороны, само настоящее образуется и приобретает свои очертания под давлением перекрестных устремлений из прошлого и будущего. Что это может означать Думаю, что дело здесь в том, что настоящему че-ловеческой субъективности, в силу указанной вышей принципиальной самоотчужденности, необходимо выступать одновременно и в качестве созерцателя прошлого и будущего, и в качестве самого созерцаемого этим прошлым и будущим. В первом случае человек поддерживает единство временности, коренящейся в единстве его субъективности : он проецирует полноту бытия своего настоящего в сторону питающего его самоотчужденность небытия-уже и еще не существующих прошло-го и будущего. Во втором случае человек добивается признания само-стоятельности своего настоящего, так как, пользуясь для уточнения мыслью Сартра, существуя в настоящем как бытие-под-взглядом( под взглядом прошлого и будущего) человек ощущает несводимость се-бя(или, применяя язык Хайдеггера, своего Dasein-ведь тут-бытие пред-стает и как теперь-бытие)ни к прошлому, ни к будущему; здесь бытие настоящего отвоевывает свое право быть у небытия прошлого и буду-щего, принимая на себя, в частности, весь экзистенциальный груз сво-его положения..Но остановимся чуть подробней на случаях, когда вре-менный пласты прошлого и настоящего притягивают к себе человека, коррелируя собой жизнь настоящего. Поскольку прошлое и будущее находятся в непосредственной связи с настоящим, удерживающего, впрочем, их на определенной дистанции во избежания слияния и не-различимости, то их «активизация» означает соответственно ослабле-ние этой связи и перенос человеком средоточия своей субъективности из бытия настоящего в небытие прошлого или будущего(которое, надо сказать, обладает сущностным значением для положения человека в мире).Человеку, как было уже указано выше, вообще свойственно пре-одолевать свои границы, находя себя в ином; здесь же человек обрета-ет себя в СВОЕМ ЖЕ ином - в своем прошлом и своем будущем. Эти временные пласты как бы вызываются на помощь, когда полнота на-стоящего устает от груза ответственности собственного бытия и желает хоть немного ослабить ее в перспективе и ретроспективе. Тем самым происходит нечто вроде самоотречения- человек пытается перейти в небытие прошлого и будущего(которых, повторюсь, уже и еще не су-ществует), поставив их-и себя в них-на место настоящего или, в облег-ченном варианте, осуществляя свое настоящее исключительно в кон-тексте прошлого или будущего. В отношении прошлого такое раздво-енное состояние временной переориентации, когда бежишь от себя и в то же время за собой, описывал Пруст в «Поисках утраченного време-ни». В отношении будущего подобная установка свойственна людям, которые свое настоящее воспринимают исключительно с точки зрения поставленной цели или просто «из будущего»; таковы утописты, рево-люционеры, а также личности, подобные Акакию Акакиевичу из гого-левской «Шинели», очень желавшего, как известно, обновить важную часть своего гардероба и в соответствии с этой непростой задачей на-чавшего жить совсем особой жизнью, или Макару Девушкину, чья достойная уважения сила верить в лучшее будущее способна затуше-вать невзгоды настоящего.Здесь, впрочем, нужно уточнить один мо-мент. Если понятно почему прошлое есть МОЕ прошлое-ведь именно Я его прожил, превратив в перфектум, свершившееся действие своей жизни-то к будущему, поскольку оно еще не наступило, это основание, естественно, не применимо. Можно ли говорить, что будущее, вы-страиваемое в перспективе настоящего этого человека, есть именно Его будущее; если ответ будет отрицательным, то и нельзя говорить о единстве временности коррелятивно к единству человеческой субъек-тивности. Рассмотрим вкратце эту ситуацию. Человек в некотором смысле всегда догоняет себя, поскольку его субъективность глубинно интенциональна: она полагает, забрасывает себя вперед, как собствен-ный проект, в пространстве и времени осуществления которого развер-тывается ее бытие. Таким образом человек сам несет в себе свое буду-щее - ведь причастность человека СВОЕЙ временности означает и причастность СВОЕЙ судьбе. Это, конечно, не означает, что все собы-тия будущего предопределены и заданы заранее; просто не все те со-бытия, которые происходят с нами, отмечены знаком нашей судьбы. Ведь это понятие обладает не «объективным», внешним по отношению к человеку статусом( как оно понимается, например, в таких крайних форма протестантизма, как кальвинизм), а исходит из недр его субъек-тивности, которая и осуществляет свою судьбу в тех или иных событи-ях, попадающих в горизонт ее присутствия. Судьбой поэтому является жизненная интенциональность человеческой субъективности, учиты-вающая внешний ход вещей, но открывающая их судьбоносное значе-ние только в соответствии со своим внутренним порядком. Как пишет Георг Зиммель в небольшой статье «Проблема судьбы» для всех станет чрезвычайным проишествием смерть отца и женитьба на матери его убийцы, но только для Гамлета это стало судьбой. Иначе говоря, «на-шей судьбой способно стать только то, что приходит в нее из нашей собственной жизни»(7), а именно это и определяет субъективность человека, пребывающая в настоящем и могущая измениться только в закономерности собственного полагания: судьба не наседает на чело-века, а обнаруживается им самим, нужно только хотеть и уметь вос-принимать ее символы, то есть символы своего же жизненного бытия. Будущее поэтому, так же как и прошлое, есть утверждение той единой временности, которой причастен человек и которая представляет их в разрезе настоящего, в результате чего и открывается то изначальное единство времен, которое Гуссерль обозначил как «пассивный синтез времени».Итак, времени свойственно полагаться, осуществляться и, я бы сказал, разрешаться собой-как разрешается младенцем мать, рож-дая из себя новое самостоятельное существо. Только в отличии от рождения ребенка матерью время никогда не разрешается своим бре-менем до конца, оно постоянно, если продолжить это сравнение, нахо-дится в состоянии родовой схватки, поддерживая тем самым свое не-посредственное единство, но и давая уже при этом возможность разли-чать прошлое, настоящее и будущее. Как и роды, осуществление своей временности(то есть своей субъективности) требует огромных усилий поскольку оно связано с открытием для себя нового мира, а всякому открытию сопутствует и сопротивление. Время поэтому не спокойно истекает из человека, оно завоевывает себя, а о результате победы можно судить по ширине и глубине жизненного мира, предстающего в горизонте осуществляющейся временности. Поэтому вовлеченность во временность несет в себе и укорененность в жизненном мире(как, впрочем, и наоборот), но каждый сам определяет степень полноты своей укоренности, зависимой от направленного на экспликацию своей временности жизненного и экзистенциального усилия. Человек удер-живает в себе живую пульсацию времени, так как «заброшенность»( и «за-брошенность») его бытия влечет за собой открытость и устремлен-ность миру, немыслимую без дыхания временности; но и жизненный мир раскрывает себя только в силу временного характера человеческо-го бытия, развертывание которого просвечивает сквозь себя его гори-зонты, придавая им сущностный смысл. Действительно, и время мож-но понимать как жизненный мир человека, и жизненный мир-как вре-мя, так как и в том и другом случае в полной мере предстает вопло-щенность смысла человеческого бытия.В заключении, чтобы не сло-жилось впечатление о моем категорическом разведении историчности и временности, я хочу указать на случаи, когда они сближались, вплоть до отождествления. В истории можно найти примеры, когда ретро-спектива и перспектива исторического и временного опыта так совпа-дали; интересны и результаты этого совпадения. Например, в самом начале христианства внутри первых общин новой веры ожидание кон-ца света, то есть историческая эсхотологическая перспектива, носила и в полной мере личностно-субъективный временной характер. Люди воспринимали это ожидающееся событие не как отдаленную и абст-рактную в своей идеальности историческую реальность, а как факт ИХ жизни,обладающий несомненностью жизненной очевидности, непо-средственно затрагивающий их в переживании своей ближайшей вре-менной перспективы..Все настоящее освечивалось светом конца, чело-век ощущал себя поставленным лицом к лицу с своей участью, которая воспринималась и как участь всего мира. Время поэтому чувствовалось особенно пронзительно-ведь его осталось так мало, история оканчива-ла свой путь и посему время каждого человека было временем всей истории для последнего покояния в грехах, подведения итогов и преду-готовления к Страшному Суду и Пришествию Спасителя. Естественно, что и весь образ жизни соотносился с таким апокалипсическим на-строением, с таким ощущением эпохального мирового конца; настоя-щее было поставлено на колени перед будущим, и люди-христиане были счастливы уже тем.,что знали Истину Откровения, дающую спа-сения в судный час, а потому пытки, насильственная смерть, даже акты самосожжения были для них благом, ибо давали возможность утвер-дить свою веру, а следовательно, подтвердить свое право на вечное спасение. Короче, конец временного бытия этих людей понимался и как конец всей истории, а вся история подытоживала свой ход в их жизни.В отношении ретроспективы я приведу следующий пример. В конце 18 века в Германии было повальное увлечение Античностью, похожее на массовую эпидемию; Шиллер даже называл грекоманию своего рода болезнью. Но у Гельдерлина это было не просто увлече-ние, погружение в греческую культуру было для него формой жизни, формой самосознания. Он сам ощущал себя классическим греком эпо-хи расцвета полиса, жившим, правда, в раздробленной и бюргерской Германии. Древняя Греция была для Гельдерлина не отдаленной исто-рией, сделавшейся близкой через чтение оставшейся от нее литератут-ры и т.д..,но живым отечеством, пристанищем его духа, из которого он почему-то был выброшен. Можно сказать, что великий поэт поспешил родиться, так как время Гельдерлина-это время Греции времен Соло-на,Фидия, Перикла и Платона, и углубление в ее историю для него было углублением в переживание временности своего настоящего.И если в себе он ощущал эту родственность стране и культуре, которую не смогли ослабить полторы тысячи лет, то он также не мог не сталки-ваться с реальностью своего «внешнего» настоящего, реальностью Германии конца 18 века. Та остраненность, которая так естественна при восприятии исторического прошлого, была для него чужда, но и не могла не давать о себе знать как трагическая помеха, роковое недаро-зумение—ведь в себе он эту отстраненность не находил, она лишь сама обнаруживала себя, нанося при этом пронзительные удары самому Гельдерлину. И естественно, что такое смешение историчности и временности, отстраненности и непосредственности, прошлого и на-стоящего не могло пройти для такой впечатлительной личности бес-следно: тридцать шесть лет безумия, с периодическими кратковремен-ными слабыми просветлениями были ценой за это. Историческая и перспектива и ретроспектива должны сохранять на определенном рас-стоянии от человека объект своего рассмотрения; когда же они смеши-ваются или накладываются на характер переживания временности, то последствия могут быть самыми неожиданными..Впрочем, их некото-рое сближение также может оказаться полезным, в частности для по-знания: именно в этом направлении разрабатывал Дильтей свою кон-цепцию вчуствования..Временная же перспектива и ретроспектива служат как раз выявлению ощущения личностного, непосредственно проникающего единства, могущего развертываться и назад и вперед, интегрируя в себя все новые и новые возможности для раскрытия пол-ноты своего Я. В целом же, подводя некоторый итог, можно заявить, что не только сам характер перспективы и ретроспективы во времен-ном и историческом опыте различны, но существенно отличаются и механизмы их осуществления, а также тот смысл, который несут они в осуществлении целостности человеческого бытия.

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
01	02	03	04	05	06	07
08	09	10	11	12	13	14
15	16	17	18	19	20	21
22	23	24	25	26	27	28
29	30

Ретроспектива и перспектива в историческом и временном опыте человека

NEW ФИЛОСОФИЯ

Меню для авторов

Добавить статью

Редактировать работы

Зарегистрироваться

Полезные ссылки

Искать похожие?

Скачать мультимедию?

ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ

По стандарту ВАК Республики Беларусь

По ГОСТу Российской Федерации

URL для сайта, блога (постоянный обратный адрес данной страницы)

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ФИЛОСОФИЯ НА LIBRARY.BY