Гносеологический статус принципа полиметрии

Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.

NEW ФИЛОСОФИЯ


ФИЛОСОФИЯ: новые материалы (2024)

Меню для авторов

ФИЛОСОФИЯ: экспорт материалов
Скачать бесплатно! Научная работа на тему Гносеологический статус принципа полиметрии. Аудитория: ученые, педагоги, деятели науки, работники образования, студенты (18-50). Minsk, Belarus. Research paper. Agreement.

Полезные ссылки

BIBLIOTEKA.BY Беларусь - аэрофотосъемка HIT.BY! Звёздная жизнь


Публикатор:
Опубликовано в библиотеке: 2005-02-16

А.Н.Кожаев,
кандидат исторических наук

Гносеологический статус принципа полиметрии

§1 Описание принципа полиметрии.

Принцип полиметрии (многомерности) рождается из необходимости объяснить тенденцию, ставшую методологической модой, к «расщеплению» объекта познания (природного, социального или ментального) на «черты», «стороны», «аспекты», «параметры». Данная тенденция обнаруживает, с одной стороны, гносеологическую необходимость, а с другой - некоторую экзистен­циальную тоску по утраченному какому-то целостному подходу или видению объекта познания. Фундаментальный взгляд на человека как целостного гармоничного существа не удерживается современным философом и частным исследователем. В результате объект в восприятии исследователя как бы «расщепляется». Но сам объект всегда остается самодостаточен и «размножается» он лишь в момент исследований (опроса, интервьюирования, обучения), где всегда представлен частично, фрагментарно. Поэтому труд­ность в познании человека - это всегда трудность познающего, исследо­вателя (отдельного исследователя, или школы, лаборатории, института и т.д.). Во всех без исключения гуманитарных исследованиях представление или интуиция о "человеке вообще" всегда присутствует. Либо это представ­ление-интуиция присутствует как нечто достаточно гармоничное и целостное, либо это представление рационализируется и объективируется в матрицы, схемы, модели. Данное положение кажется тривиальным и легко доказывается эмпирически. Для военачальника человек - это способность вести себя в бою особым образом, для учителя человек - это он сам, для политика - это объект организации, управления, манипулирования, для сотрудника «Красного креста» - объект заботы и т.д. Целостный образ человека как бы рассеивается по профессиям, службам, институтам. Но логика с необходимостью принуждает допустить наличие такого образа "где-то". Либо данный образ воплощается в понятии бога, либо живет и воспроизводится через традицию как бесконечная философская, научная или художественная интуиция.

Российская мысль 19-го-начала XX века уже не могла выдержать образ целостного человека и потому этот образ предстает как "расщеп­ленный". Усилия Вл. Соловьева по созданию метафизики всеединства - это прежде всего его личные усилия по созданию и сохранению доступного его мысли целостного видения человека.

Данный тезис следует считать основным при обосновании необходи­мости введения принципа полиметрии в антропологические идеи русских мыслителей. Образ целостного, гармоничного человека отсутствует в культуре данного периода, но факт отсутствия оказывается конструктив­ным и подвигающим людей культуры на создание этого образа.

Принцип полиметрии при объяснении феномена человека ретроспективно обнаруживается во многих философских, эстетических и политических доктринах. С необходимостью признать многомерность онтологии - пред­ставления «человек» столкнулись первые авторитеты в теологии и философии. Обычно «многомерность», «расщепленность» образа человека свя­зывают с неразвитостью методов рационализации, с привлекательностью и психологической комфортностью мифологического видения мира, в котором все со всем сходится и потому все объяснено.

Почему у приверженцев буддизма всегда много будд? Почему предель­ной онтологией христианства является троица? Есть основания предпола­гать, что многомерность при идеальных представлениях человека сеть функция от мыслительных способностей, которые, в свою очередь, есть функция от общего духовно-интеллектуального контекста эпохи. Логический инструментарий - это всегда настоятельная необходимость исследователя или философа ограничить число возникающих проекций-модусов человека и свести их число до интуитивно угадываемой нормы.

Идея многомерности возможных представлений человека имеет мно­жество редукций. Так, в социологии появляется теория социальных ролей, в 60-е годы Г. Маркузе выдвигает понятие «одномерный человек», что предполагает некоторый антипод – «многомерный человек», в эстетике отстоялось мнение, что все художественные образы есть лишь объективированные представления художника о самом себе.

Слова-штампы о «многогранности личности», о «неисчерпаемости человека», о «безграничных возможностях человека», о «непредсказуемости человеческого поведения», о «дремлющих в человеке силах», о «двуличье поведения людей» как этически отрицательном поведении, о «многоликости зла», о «плюрализме человеческой природы»,[1] о распаде личности, социума, культуры делает необходимым признание принципа полиметрии рабочим в гуманитарных исследованиях.

При этом есть необходимость абстрагироваться от кибернетических моделей хотя бы в рамках данного исследования, поскольку в качестве материала здесь берется докибернетический период в гуманитарных и философских поисках.[2]

Возникает очень и очень нетривиальная методологическая ситуация: принцип полиметрии как бы постулируется и обосновывается современным исследователем российской мысли выделенного периода, а затем привносится, по неокантианской методологии, в объект. И при этом мы можем претендовать на новизну в истолковании идей русских мыслителей и получаем новые возможности для осторожных вкраплений этих идей в современные концептуальные, социальные, экономические, политические и культурные поиски. Речь идет о специфической философской работе, которую можно назвать трансплантацией зафиксированных в текстах данного периода идеальных модусов человека и сфер его существования в современные познавательные акции. При этом мы не разделяем распространенных мнений о том, что современная ситуация кризисная, проблемная, требующая «новых трансцендентальных форм», обращения к иррациональным формам философии. Напротив, именно сегодня, когда устранены идеологические и технические препятствия, когда основные тексты стали доступны для академической работы, открываются новые возможности для дискурсив­ной философской практики, в ходе которой возможны открытия. Открытие же в философии - это всегда доступная сознанию гипостаза, онтология, метод или принцип.

Принцип полиметрии следует отличать от политического идеала плю­рализма, от констатации факта многообразия культур, от юридического признания права на множество богов и верований, от представлений о множестве социальных и методологических позиций.

Принцип полиметрии в рамках нашего исследований трактуется до­вольно строго и просто: в антропологических поисках русских мысли­телей 19-го-начала XX века обнаруживаются четыре модуса человека и все мыслители с необходимостью замыкаются на это четырехмерное гуманитарное пространство.

Насколько методологически корректно привносить» данный принцип, «открытый» в современной гносеологической ситуации, в удаленную во времени и совершенно другую историческую среду? Дело в том, что по­добный исследовательский эксперимент имеет прототипы. Мы имеем случай во всех отношениях удачный и всемирно признанный, когда сходный принцип не просто выполняет инструментальную функцию у исследователя, но и приписывается конкретному персонажу русской культуры. Речь идет о принципе полифонии М.М. Бахтина, который он открывает у Ф.М. Достоевского, объявляя его создателем полифонического романа. Здесь очевидна логически очищенная процедура: принцип вначале «открывается», затем привносится в некоторую локальную точку русской культуры.[3]

В латентной форме принцип полиметрии присутствует во всех гумани­тарных исследованиях. Он есть лишь более строгое соблюдение призыва исследовать что-либо «комплексно» и «всесторонне».

В 60-е годы вышла в свет книга Б.Г. Ананьева «Человек как пред­мет познания». Здесь идея многомерности в изучении человека и, соответ­ственно, возможности белее чем одной его идеальной проекции получила академическую определенность. На состоявшемся в 1969 году в Ленинграде обсуждении книги автор так изложил идею полиметрии человека: «В этой первой части я не мог поэтому обойти вопроса о том, какие дисциплины сейчас принимают участие в изучении человека. Сегодня не только психология и антропологические науки, но буквально все классы наук принимают участие в создании современного научного аппарата познания человека. Я считаю это для себя принципиально важным поло­жением, мне кажется, оно соответствует действительности. Это положение представляется современным, никакой аналогии в прошлом не было и в этой связи, естественно, я постарался это показать; речь идет и о том, что в результате участия точных, технических и других наук в этом процессе изучения человека происходит гуманизация всех областей знания, гуманизация, антропологизация всех разделов науки. Опять-таки это не все понимают, но поймут и в этом смысле слова мне кажется, что исторический процесс, которого, мы все вот так достигли и который я старался воспроизвести в книге, он имеет чрезвычайно важное значение для становления будущего науки в целом. Я пишу там, что практически сегодня нельзя дать реальную классификацию наук о человеке, потому что классификация наук о человеке - это дублирование всей классифика­ции науки в современных условиях». [4]

Принцип полиметрии обнаруживается и на уровне терминологическом. Например, понятие Хомо Луденс И. Хёйзинга говорит о том, что обнаружен еще один модус человека, человека играющего. Видимо, этот процесс обнаружения и понятийного оформления все новых и новых модусов человека будет продолжаться. Тем более необходимо вновь обратиться к тому все еще не очень понятному историко-культурному комплексу, который обозначается выражением «Русская философия 19-го-начала 20-го века», где образ человека был настолько инвариантен и разновариантен, а типология социально-гуманитарных состояний настолько богатая, что и сама русская мысль того периода, и современный исследователь постоянно находится на границах гносеологических возможностей, чтобы удерживать их в абстракции. В этом отношении организующий потенциал принципа полиметрии трудно переоценить.

Принцип полиметрии не предполагает представления о «рядах», расположенных в одной плоскости типажей российской гуманитарной и философской мысли. В представлении должно возникать и такое понимание человека, обогащающее идею полиметрии:

«Говорить о традиции, значит, говорить о Пути жизни, и древнее определение человека уподобляющего его страннику и гостю, остается, несомненно, одним из самых глубоких, самых жизненных. Способность осознавать себя вечным скитальцем есть его способность вновь и вновь обновляться, искать себя, делая саму свою жизнь творчеством и, следовательно, открывать в ней неуничтожимое качество делать ее началом новых жизней. Кто же этот человек, сам из себя произрастающий и сам себя превосходящий. Никто, ибо он никому и ничему не равен. Но так же и все и всякий, ибо он вмещает в себя всех. Чтобы узнать человека традиции, нужно отказаться от присутствующей в европейской мысли со времен Платона догмы сознания, каким-то образом всегда тождественного себе в потоке времени; нужно отказаться от сведения человека к его интенциональности, к данным «опыта» и научиться, говоря словами китайских мудрецов, быть таким, каким еще не бывал, познавать мир в бесконечной череде снов и смерть в океане жизни – одним словом, быть всегда другим».[5]

Принцип полиметрии сохраняет объемность; за образами человека, вокруг которых сосредотачиваются усилия русских мыслителей угадывается и приведенная выше интуиция, как бы изъятая из восточной традиции.

Принцип полиметрии позволяет создавать и использовать теории окказиального типа, то есть, теории одноразовые, без претензий их применения к другим объектам. Теория четырехмерного российского гуманитар­ного пространства, составляющая ядро данного исследования, относится к такого рода теориям.

Выступления перед научной и философской общественностью[6] с обос­нованием рациональности принципа полиметрии при обращении к русской философской мысли 19-го-начала 20 века позволили придать данному принципу аксиоматическую форму и на примере анализа некоторых сфер (предпри­нимательства, провосточных сект, провинциальной литературы, феминизма)[7], продемонстрировать (в жанре близком к философской публицистике) возможности данного принципа. Научная и управленческая общественность получила рациональные способы понимания этих пока еще достаточно эфе­мерных для современной России и концептуально, исторически, и юридически непроясненных сфер или фрагментов становящейся реальности.

Аксиоматически принцип полиметрии выглядит следующим образом: объект имеет всегда больше идеальных изображений, чем есть у исследова­теля в данный момент.

Аксиоматическое оформление принципа полиметрии позволило осуществить процедуру методологического дистанцирования по отношению к прак­тикующимся сегодня принципам, причем часто практикующимся без их куль­турной идентификации и необходимой рефлексивной чистоты. Результаты процедуры дистанцирования были отражены в докладе на научной конференции в Ульяновском техническом университете 19 января 1998 года «Об эвристической функции принципа полиметрии в гуманитарных исследованиях».

Основные положения доклада были таковы:

1.При решении ряда проблем учебно-методического, научного и социального характера, которые неизбежно замыкаются на гуманитарную тематику все настойчивей проявляется необходимость в методологическом и философс­ком узаконивании принципа, несводимого к уже известным и апробированным.

Мотивы «комплексности», «всесторонности», «многогранности», «многоплановости» оказываются крайне неоперациональными в реальных познавательных и социальных ситуациях.

Идея плюрализма имеет смысл только при обращении к анализу по­литических событий и утрачивает даже подобие научного принципа при познании и объяснении автономных сфер социально-гуманитарной и куль­турной жизни. Он позволяет зафиксировать некоторую политическую мно­жественность и в ряде случаев может выступать в качестве политического идеала.

Принцип популятивности, активно эксплуатируемый адептами Москов­ского Методологического Кружка неизбежно замыкает любое социально-гуманитарное исследование на биологические константы, поскольку сама идея популяций, популятивности была заимствована из биологической науки.[8]

Сторонники диалектического подхода оказались в ситуации, не разрешимой даже на терминологическом уровне. Этот подход (если соблюдать элементарные правила логического приличия) может дать только двоичное изображение объекта. Если таких изображений более чем два, диалектик вынужден либо (по Канту) выпадать из реальности в мир трансцендентных сущностей, либо плодить методологические химеры вроде «кентавристики», «тетралектики» и пр.

Повсеместно практикуемые процедуры выделения в объектах «сторон», «аспектов», «компонентов», «линий» на поверку оказывается лишь услож­ненным вариантом административно-упрвленческой лексики.

2. Претензии системного подхода (и, соответственно, принципа систем­ности) оказались сильно завышенными его адептами. Требование исследо­вать любой объект как систему, объявлении категории «система» как конеч­ной на сегодняшний день в лучшем случае дисциплинирует, «машинизирует» мышление исследователя, оставляя сам объект недоступной вещью в себе. Не случайно то, что системные исследования велись в СССР на институ­ционально-организованном уровне на протяжении почти 40 лет, данный объект оказался не только несистемным, но вообще выпал из зоны рацио­нального понимания. И попытки организовать «системное движение», вовле­кая в манипуляции с категорией "система" новые поколения исследователей, ничего кроме «системоверия», о котором предупреждал еще в начале XX века П. Флоренский, не дают.

3. Между тем, исследователь, сталкиваясь с каким-то историческим, культурным, знаниевым массивом, должен иметь на вооружении принцип, который позволял бы удерживать объект в зоне рационального понимания сколь угодно долгое время. Есть основания считать, что все современные логические, философско-онтологические, гуманитарные поиски имеют одну единственную цель - найти и «закрепиться» за каким-то универсальным и в то же время операциональным, но не кибернетическим принципом.

4. Реставрация характерных для классической философии рефлексивных форм мышления и познания в современных условиях, когда информационные потоки почти субстанционально воспроизводят буддийское понятие сантаны, приводят либо к отшельничеству, либо к своеобразному дубликату экзистенциалистского миропонимания.

5. Принцип полиметрии, всегда принуждающий к поиску новых, иных «проек­ций» или идеализации объекта, каким бы «объемным» он не представлялся, делает принципиально невозможным эффект изоморфизма, то есть полного соответствия между объектом и его изображением в мышлении. Таким обра­зом классический спор об абсолютной и относительной истине разрешает­ся при актуализации принципа полиметрии.

6. Наиболее удачной апробацией принципа полиметрии можно считать работу автора по логическому обеспечению дискуссий о региональном хозяйстве,[9] которые с необходимостью выводили всех участников на идеи и проблематику русской «философии хозяйства». Обнаружилось, что очеред­ной моде и попытке утилизовать русскую философскую мысль нужно было противопоставить рациональный метод и принцип, который позволял бы добиваться концептуальной точности при реконструкции различных теорий хозяйства русских мыслителей. Сама русская философия должна быть как-то дана современному исследователи и практику, что требует какой-то иной, неакадемической ее реконструкции.

Удобный, но неэвристичный принцип деления на материалистов и иде­алистов мало что давал для понимания самого феномена русской философии. Перечисление имен и сочинений в лучшем случае повышает коэффициент эрудированности, но содержательно просто закрывает проблему и низводит российскую мысль данного периода до набора выброшенных в рыночное море единиц (текстов). Политическая и коммерческая утилизация русской фило­софии вызывает законный академический протест и принуждает к поиску других кодов для понимания данного культурного массива. Уход людей, еще поколенчески связанных с этой традицией, открытая конкуренция за право «наследовать» те или иные идеи, оставляет современного исследователя «один на один» с обилием сочинений русских философов и о рус­ских философах.

При активизации гуманитарных исследований, очень сильный импульс чему дала учебно-проблемная игра "Проектирование новых форм гумани­тарного образования», прошедшая в апреле 1987 года в Ульяновске, выясня­лась настойчивая необходимость в адекватной философской антропологии. Строгое теоретико-логическое определений понятия «человек» отсутствует.[10] Целевое обращение в восточной философской традиции, а также обращение к русским философам 19-го-нач. ХХ века с необходимостью выводило на принцип полиметрия.

Применение принципа полиметрии для реконструкции основных идей русской философии дало неожиданный эвристический эффект. Оказалось, что за горьковским патетически-пустым «человек - это звучит гордо» в русской культуре данного периода отчетливо проступают четыре образа человека, каждый из который выполнял функцию культурного эталона и фокусировал на себя усилия многих мыслителей:

а) человек «естественный», принципиально отличающийся от «дикаря» Руссо;

б) человек «страдающий» как предельная концентрация христианской традиции;

в) человек «героический» или «геройствующий» как еще непонятое исследователями «скрещивание» сказочно-былинного русского архетипа и современного (для 19 -20 в.в.) носителя революционной энергетики;

г) человек «хозяйствующий». Этот образ, несмотря на тотальное исповедование экономизма как мировоззрения для русской культуры был и остается самый неотчетливый. Пробел пытался восполнить С.Н. Булгаков, создав гранди­озную «Философию хозяйства», но как актуально рабствующего в функции культурного эталона человека хозяйствующего нет до сих пор.

Полученный эвристических эффект (открытие возможностей для прин­ципиально иной структурации российской культурно-исторической, - до 1914 года, - среды) порождал тем не менее новые логические трудности.

Необходимо было ответить на вопрос: присутствовал ли принцип по­лиметрии в гуманитарных исследованиях данного периода как четко осо­знаваемый методологический постулат? Или все это лишь процедура сов­ременного исследователя, принявшего неокантианскую манеру привнесения в объект теоретических и смысловых конструкций, задавая объекту свойства, которыми он реально не обладает?

7. Некоторые события современной текущей, актуальной жизни допускают возможность относительно свободных временных соотнесений. Например, в современной ситуации странным образом воссоздалась Государственная Дума - социальное изобретений интересующего нас периода. То, что долгое время было лишь историческим символом, вдруг обретает статус социально материального бытия.

Возможно, что и принцип полиметрии, дающий пока спорадические эвристические эффекты, есть лишь репродукция сходного принципа, который для мыслителей этого времени был и интуитивно очевиден и поддавался логической операционализации.

Необходима программа работ по операционализации принципа по­лиметрии, в ходе которой метод идеальных типов М. Вебера, модусы старой логики, кибернетические идеализации, «восхождения» от абстрактного к конкретному Гегеля, Маркса, А. Зиновьева могут показаться лишь подступом к принципу полиметрии.

Обрисованная познавательная ситуация, когда русская философская мысль утилизуется в политических, религиозных, коммерческих и учебных целях и требует для своего аутентичного культурного воспроизводства какого-то особого принципа была признана типовой.

Процедура дистанцирования имеет не только гносеологические основания, диктующие поиск новых принципов, но и основания в индиви­дуальной научной и философской работе автора.

Так, диалектический метод практиковался в период обучения на фило­софском факультете МГУ, когда метод был господствующим и во многом операциональным, идея плюрализма служила ориентиром при участии в ста­новлении независимой прессы в провинции, принцип популятивности и сис­темности честно отрабатывался в годы участия в движении организационно-деятельностных игр в школе Г.П. Шедровицкого. метод восхождения от абстракного к конкретному (наряду с принципом единства логического и исто­рического) органично вплетался в практику преподавания философии в высших учебных заведениях на протяжении более двадцати лет.

Принцип полиметрии в его аксиоматической (простой) форме следует отличать от логических операций классификации, которые задают, безусловно, множественность смысловых и идеальных изображений объекта, но являются подчиненными по отношению к принципу полиметрии, поскольку, согласно последнему, таких изображений всегда больше, чем их может быть получено в результате процедуры классификации или какой-другой процедуры.

Сошлемся на один пример из текущей научной работы. Стихия коммерции в начале 90-х годов требовала перед ее правовой и административной организацией какой-то идеализации, позволяющей понимать этот хаос. Тогда была осуществлена процедура классификации и была получена абстракция «коммерция». Было выделено 4 типа коммерции:

а) цыганская коммерция;

б) «советская» коммерция;

в) фуксовая коммерция (производная от немецкого слова «фукс» - лиса);

г) цивилизованная коммерция.

В результате было подучено средство для «распознавания» бесконеч­ного числа действий людей и даже получен некоторый этический и юриди­ческий ориентир - цивилизованная коммерция.[11]

Но полученное представление о коммерции вовсе не исчерпывает и не описывает полностью данную сферу. Принцип полиметрии принуждает к поиску иных логических операций. Например, об ращение к категории «товар» заставило практиковать не очень популярную и почти архаичную философскую операцию – гипостазирование, в результате которой удалось увидеть в то­варе, помимо классической функции, - быть стоимостью и потребительной стоимостью, - третью, неклассическую функцию - выступать в роли социаль­ного стратификатора.[12] Но и полученное, ситуативно, точное, изображение такой «клеточки» социально-экономической жизни как товар, согласно принципу полиметрии, не является исчерпывающим. Их может быть и больше.

Совсем иные интеллектуальные операции были опробованы при иссле­довании Ульяновской прессы за период с 1985 по 1995 г.г., которая понималась как типовая производная от более фундаментальных перестроечных событий. Чтобы упорядочить в понимании все многообразии провинциальной свободной прессы была осуществлена топическая процедура, позволявшая выделить «прессу старой формации», «волевые газеты», зарождавшиеся как результат противостояния журналистов профессионалов и потестарных (властных) структур и «инфантильную прессу», способную только на рекламу и неспособную на просвещение и публицистику.[13]

Публикация результатов исследования привела к серьезным идеологи­ческим и организационным переменам, что говорит об адекватности осу­ществленной топической процедуры. Но сам объект (провинциальная пресса) имеет больше изображений, чем было получено в ходе данного исследования, а топические процедуры оказываются подчиненными по отношению к принципу полиметрия в его аксиоматическом выражении.

Совсем иные мыслительные операции приходилось практиковать, когда исследовалось состояние гуманитарного образования в провинции.[14]

В ходе преподавания гуманитарных дисциплин в различных учебных заведениях обнаружилась удручающая выхолощенность в изучении гумани­тарных и социальных наук. И связано это, как оказалось, со сменой отно­шения к Марксу. Исследование реального отношения к К. Марксу и его теории показало, что оно проявляется как минимум, в шести оттенках, которые, актуализуясь в реальных социально-экономических отношениях, задают политическое и идеологическое многообразие и серьезное (особенно для провинциальных масштабов) напряжение.

К. Маркс и его учение, как оказалось, по-прежнему остается «работающим» в социокультурной среде научным и идеологическим символом и отношений к нему, как предписывает принцип полиметрии, может быть больше, чем было выявлено в ходе одной познавательной акции.[15]

Сходная ситуация была обнаружена и при активизации дискуссий о В.И. Ленине. Было выявлено, что при обращении к этому символу практикуются две позиции:

а) исповедально-личностная;

б) мистическая.

Активизация субъектов, занимающих эти позиции, приводит к социально-психологическим эффектам, не очень внятно объясненным соответствующими специалистами.

При допущении, что отношений к данному символу может быть больше чем выделенных два, - исповедально-личностное и мистическое, а должно быть что-то фундаментальное, историческое, выяснилось, что в современных теоретических и управленческих поисках иногда в явной, иногда в латентной форме присутствует идея многоукладности хозяйства, самая точная фор­мулировка которой принадлежит В.И. Ленину. Публикация в 1995 году статьи «Это только маленькая часть правды о Ленине» в газете «Ульянов­ская правда» побудила пользователей к более серьезной практике в управлении, хозяйстве и в сфере гуманитарного образования.

Более серьезные результаты применения принципа полиметрии были получены в ходе формирования исследовательского проекта «Российская деревня в период смены способов хозяйствования». Хотя данный проект не был поддержан Фондом Сороса, теоретические результаты, полученные в ходе его формирования и исполнения (на основе частной инициативы) оказали стимулирующее влияние на поиски решения проблем российской деревни.[16]

В ходе отслеживания ситуации с фермерским движением возникла необ­ходимость в построении научной идеализации «Деревня», где были бы «схвачены» ее фундаментальные характеристики. Ни статистика, ни публи­цистика, ни «деревенская проза» не давали возможности построить такую идеализацию, хотя и предоставляли богатый смысловой материал для фор­мирования теоретической картины. Главное в этой теоретической кар­тине - это флуктуация колхозно-совхозных установок, фермерских, люмпенских установок и установок сельской номенклатуры. Сюда же добавляются установки нового церковного прихода, коммерческая активность, пронизы­вающая все слои сельского населения и непрекращающиеся поток» массовой культуры. Полученная реалистичная картина современной российской де­ревни разрушает все архаично-патриархальные концепты, реформаторские презумпции, идеологемы, относящиеся к деревне, политических лидеров и априорные социологические матрицы, которые пытаются «наложить» на дан­ный объект. Современная российская деревня предстает как историческая и социо-этническая константа, обладающая бесконечными возможностями для своего самосохранения и воспроизводства.

Еще один результат применения принципа полиметрии был получен при исследовании поведения детской аудитории на концерте детской группы «Класс». Была обнаружена не очень многочисленная группа детей (около 12%) которая не поддавалась общему настроению, искусственно создаваемому организаторами. Среди всей аудитории данная группа, выделенная по приз­наку внушаемости, квалифицировалась как самая «положительная». Дети как бы берегли себя от действия громких, с вульгарной начинкой песенок.

И хотя публикация результатов была крайне недружелюбно встречена шоу-менами, педагогами, психологами, но детская тема в провинции начала привлекать внимание практически всех сфер и структур.[17]

Упомянутые (далеко не все) примеры спорадической апробации принципа полиметрии позволяют говорить о его операциональности. Следовательно, возникает необходимость в его описании в «чистом» виде, что предпола­гает выход в кантовский «чистый разум».

§2 Логический статус принципа полиметрии.

В «Трансцендентальной логике» И. Кант определяет рассудок как «способность производить представления, т.е. спонтанность познания». [18] Принцип полиметрии в соответствии с кантовским пониманием следует отнести к рассудочным принципам. Это, действительно, способ организации мышле­ния познающего субъекта, который позволит ему не только «отражать» предметный мир, но и спонтанно (в большинстве из упомянутых случаев применения принципа полиметрии он срабатывал именно спонтанно, психологически и публицистически очень эффектно, как «выброс» веера представ­лений и образов) порождать необходимые для решения познавательных задач представления.

В дискурсе «О логике вообще» Кант далее подразделяет логику на логику общего применения и логику частного применения рассудка. Общая же логика делится на чистую и прикладную. И затем следует классическое понимание логики, которое в рамках данного исследования принимается как безусловное и конечное:

«Общая, но чистая логика имеет дело исключительно с априорными принципами и представляет собой канон рассудка и разума, однако только в отношении того, что формально в их применении, тогда как содержание может быть каким угодно (эмпирическим или трансцендентальным).[19]

Принцип полиметрии - это канон рассудка и разума. Но его отличие от канонов классической логики состоит в том, что последние (закон тождества, закон противоречия, закон достаточного основания) носят запре­тительный характер, а если еще строже - запретительно-ограничительный характер, тогда как принцип полиметрии сохраняя ограничительно-органи­зующую функцию, позволяет наращивать потенциал познающего разума до меры адекватности, которая определяется историческими или социально-ситуативными границами.

Есть основания считать, что принцип полиметрии может являться

«золотой серединой» между бесконечными поисками канонов чистого разума, выполняющих, по Канту, лишь негативно-ограничительную функцию и необходимостью иметь адекватное представление о каком-то фрагменте реальности в наличной социокультурной, познавательной или социально-экономической ситуации. Эта «разрывная» на уровне философии ситуация опять же точно описана Кантом:

"Для человеческого разума унизительно то, что он в своем чистом применении ничего не может добиться и даже нуждается еще в дисциплине, чтобы обуздывать свои порывы и оберегать себя от возникающих отсюда заблуждений. Но с другой стороны, его опять возвышает и возвращает ему доверие к себе то обстоятельство, что он может и должен сам пользовать­ся этой дисциплиной, не допуская над собой чужой цензуры, а так же то обстоятельство, что рамки, в которые он вынужден поставить спекулятивное применение, ограничивают так же и притязания всякого его умствующего противника, так что все, что осталось бы для него от его прежних преуве­личенных требований, может быть гарантировано от всяких нападок. Итак, величайшая и, быть может, единственная польза всякой философии чистого разума только негативна: эта философия служит не органоном для расши­рения, а дисциплиной для определения границ и, вместо того, чтобы откры­вать истину, у неё скромная заслуга: она предохраняет от заблуждений».[20]

И далее Кант оставляет нам надежду на то, что когда-то где-то будут открыты принципы не только о канонической, то есть негативно-ограничи­тельной функцией, но и с функцией эвристической:

«Однако должен же где-нибудь существовать источник положительных знаний, принадлежащих к области чистого разума и, быть может, только по не­доразумению порождающих ошибки, а на самом деле составляющих цель усилий разума. Действительно, чем же иным можно объяснить неистребимую жажду разума стать твердой ногой где-то за пределами опыта. Он предчувствует предметы, представляющих для него огромный интерес. Он вступает на путь чистой спекуляции, чтобы приблизиться к ним; однако они бегут от него. Надо предполагать, что на единственном пути, который еще оста­ется для него, а именно на пути практического применения он может надеяться на большее счастье»[21].

Это положение можно считать программным для последующих логических поисков (Д.С. Милль, Г. Фреге, Э. Гуссерль, Венский кружок, Московский Мето­дологический Кружок), поскольку все они, по сути дела, были заняты поиском таких принципов познания, которые были бы одновременно и канонами, пре­дохраняющими от выпадания в трансцендентальный мир и органонами, поз­воляющими (спонтанно или целенаправленно) порождать представления и знания, адекватные всегда заземленным ситуациям человеческой жизни.

Метод восхождения от абстрактного к конкретному Гегеля-Маркса, каноны Д.С. Милля, множество позитивистских приемов работы с языком,

«схема мыследеятельности» Г.П. Щедровицкого будет исторически оправданным считать лишь реализацией кантовской логической программы.

В этом же ряду находятся попытки обосновать эвристическую функцию принципа полиметрии.

Поиски принципа с канонической и органонической функцией активи­зировались в период подъема игрового движения, когда открытый модус «человека играющего» начал проявляться в различных сферах жизни. Следует отметиь, что «человек играющий» присутствует и в русской куль­туре 19-го, нач.20 века, но он не был предметом специального теоретичес­кого анализа и тем более предметом управляемых, специально организованных действий, как это случилось во второй половине 20 века, особенно в 80-е годы, когда деловые игры, организационно-деятельностные игры и их гибридные варианты стали массовым занятием.

Стихия игры требует жестких правил. Если игра имеет локальное (производственное, учебное, управленческое) значение, то «органоном» здесь выступает обычный регламент и сценарий. Но если форма игры ис­пользуется для решения теоретических, научно-прикладных и культурных задач, но необходимость в принципе-каноне для рассудка становится витальной. Эту необходимость удалось описать в цикле статей, посвященных феномену организационно-деятельностных игр (ОДИ).[22] Ретроспективно можно утверждать, что адепты этого движения, несмотря на обилие методо­логических деклараций и претензий, искали фундаментальный принцип, позволяющий удерживать в стихии игровых столкновений все многообразие мыслительных форм и содержаний.

Итак, логический статус принципа полиметрии определятся его кано­нической функцией и органонической функцией. Он выступает регулятивом рассудка, но порождается и «открывается» в сфере, особо выделенной И. Кантом как разум.

§ 3 Социологический статус принципа полиметрии.

При описании ситуаций применения принципа полиметрии может воз­никнуть эффект сходства его с тем, что обычно применяется в приклад­ных социологических исследованиях. Способов структурами социологи­ческих объектов (общностей, объединений, групп, масс и т.д.) здесь накоп­лено множество, многие из них становятся устойчивыми методиками и уже «работают» на технологическом уровне организации социологических исследований.

Но вот одно описание познавательной ситуации, которое постоянно воспроизводится при обращении социологии к такому объекту как «массовое сознание»:

"Однако в том-то и состоит главная трудность выявления обсужда­емой стороны предмета, что «ухватить» ее можно лишь тогда, когда массовое сознание анализируется не абстрактно, не в «общем и целом» и вместе с тем не в каких-то его предельно конкретных, «частичных», изолирован­ных друг от друга рассматриваемых проявлениях, а на некотором «промежуточном» уровне - достаточно конкретном, чтобы избежать разного рода тривиальных, относящихся ко всякому общественному сознанию определений, и в то же время достаточно фундаментальном, чтобы выйти на действи­тельно общие свойства массового сознания, действующего в том или ином обществе».[23]

Хотя здесь заметен след диалектических упражнений в «переходах», издержки употребления таких «кванторов» как «вместе с тем», но основ­ная трудность социологии обрисована точно: есть богатейшая традиция философствования в сферах «чистого разума» и есть несводимые к мате­риальному миру феномены (в данном случае - массовое сознание).

Различение объекта и предмета осуществлено в рамках спекулятив­ной (немецкой классической) философии. Объект дается исследователю через предметы. Сложная практика «распредмечивания» обеспечивает «выход» на объективное знание и представление, на возможность пони­мания и видения объекта в целом. Но поскольку подобная процедура необычайно трудоемка, - что заставляет говорить о сложности в познании, даже о «мучительных поисках истины», - и в результате одной про­цедуры «распредмечивания» мы получаем лишь одно изображение объекта, возникает «догадка», «интуиция», умозрительная очевидность и т.д. о каком-то более тонком и реалистичном принципе, который позволял бы воспроизводить идею континуитета в познании.

Реально любой социолог (с рефлексией или без нее) опирается на принцип полиметрии.[24] Он всегда знает (должен знать), что сколько бы измерений, опросов и соответственно, сколько бы картин или идеализации он не получал, их всегда больше, чем у него есть на данный момент.

Обострение политических (потестарных, властных), этнических, социально-стратовых отношений в провинции в первой половине 90-х годов заста­вили обратиться к казалось бы уже отработанному понятию «номенклатура», которым обозначалась правящая элита в СССР и с помощью которого «внут­ренние» диссиденты и зарубежные советологи пытались описать реальный социальный строй в СССР. Тогда возникла необходимость снова обратиться к феномену номенклатуры и в результате было получено еще одно ее социологическое изображение.[25]

По мере проникновения в политическую лексику в России понятия «электорат» очень многие социологические коллективы включились в ра­боту по созданию теорий, - либо одноразовых, то есть окказиальных, - либо более устойчивых в политическом времени, - электората. Поскольку их, теорий, идеализаций, концепций электората всегда в потенции может быть больше, чем мы имеем на данный момент, автор предпринял попытку (принуж­даемый принятым им принципом полиметрии) построения своей версии электората. Оказалось, что главное в понимании специфического для России преломления древнеримской идеи электоральности - не эмпиричес­кие исследования (опросы, «замеры» с бесконечными их прогонками через ЭВМ, а долгая предварительная «настройка» рассудка и разума, организо­ванных презумпцией о сколь угодно многих теоретических модификациях проблемы электората.[26]

Не заботясь о выработке принципа с явными каноническими и органоническими функциями, социология вынуждена включаться в непосредствен­ные политические процессы, провоцируя тем самым такой их ход, который она не в состоянии спрогнозировать. В качестве примера сошлемся на дискуссию, - к сожалению, очень кратковременную, - что случилась в провин­циальной (Ульяновской) прессе в ходе одной предвыборной кампании. Социологическая служба местного университета провела исследование избирательских предпочтений и в предисловии к публикации результатов обвинила одну из ведущих газет региона («Симбирские губернские ведо­мости») в манипулировании общественным мнением. Однако более серьезный анализ сложившейся ситуации показал, что в условиях крайне низкой социально-политической активности провинциального населения это обвинение просто нелепо. Но идол манипулирования довлеет над многими социологическими коллективами, что говорят о «недотягивании» до полиметрической органи­зации своих исходных картин и представлений. В реальной косной провин­циальной жизни газета никак не может быть обвинена в манипулировании общественным мнением. Она, во-первых, создает основу для формирования последнего, во-вторых, осуществляет своеобразное политпросвещение в но­вых условиях, в-третьих, выступает конкурентом для социологических служб в точности и эффективности анализа текущих провинциальных событий.

Данная ситуация была разрешена публикацией статьи, где задавалась несколько иная панорама текущей провинциальной жизни в ее состыковке с глобальными политическими процессами.[27]

И еще один пример из провинциальной жизни, позволяющий подтвердить (и утвердить) социологический статус принципа полиметрии.

За десятилетие (I987-1997) «ульяновский феномен» привлек вни­мание и управленцев, и научных институтов, и зарубежных исследователей, журналистов и политиков и превратился в объект особого внимания (исследования) и даже самых различных экспансивно-экономических, политических, религиозно-идеологических, культурных воздействий. Но реально город воспроизводит то состояние социально-идеологического гомеостаза, что сформировался за годы, когда он (город) был объявлен идеологическим центром. Ни обилие исследований, ни административные акции, ни инициативы наиболее мобильных и интеллектуальных слоёв не могли и не могут нарушить сложившийся исторически социально-идеологический гомеостаз. Но с гносеологической точки зрения это означает, неверны исходные теоретические постулаты и потому неточны (с научной точки зрения) все квалификации данного феномена.

Автор попытался восполнить этот пробел и такая исходная теоретическая презумпция, позволяющая более реалистично понимать данный феномен, была получена.[28]

Уместно будет напомнить, что здесь сработал еще аксиоматически не оформленный принцип полиметрии. Трактовка региона как свободной, но неэкономической зоны остановила потоки квазирыночных, архитектурных и религиозных утопий, которые буквально наводнили город[29].

Отсутствие у социологии фундаментального методологического принципа, который позволял бы и вырабатывать и организовывать многообразие и разнообразие социологического знания, в свое время очень обстоя­тельно обосновывал С.Л. Франк:

«Из всех этих особенностей социологии совершенно очевидно, что она не может обосновывать методологию общественных наук или совпадать с нею. Скорее она сама и весь ее замысел есть типичных образец игно­рирования систематической методологии, пример методологической спутан­ности и предвзятости; и неплодотворность, которую фактически обнаружило социологическое знание, в значительной мере определена этим ее недостат­ком».[30]

Социологический статус принципа полиметрии определяется, таким образом, как «внутренними» поисками и проблемами самой социологии за все время ее существования, так и универсальностью самого принципа, сфера применимости которого распространяется и на эту науку.

§4 Факультативные результаты реализации принципа полиметрии.

Данный раздел в описании принципа полиметрии полностью основан на ретроспекции осуществленных автором философских, научных и учебных работ.

Так, при работе над кандидатской диссертацией, где предполагалось раскрытие методологических оснований деятельности западногерманского «остфоршунга», очень сильного отряда мировой советологии (работа про­водилась во второй половине 80-х годов) обнаружилась необходимость в строгом каноническом и органоническом принципе. По мере знакомства с предметом выяснялось, что подход к этому уникальному .варианту соци­ально-гуманитарного познания остается удручающе одномерным - идеологи­ческим. Как ни сложно было переломить это одномерное восприятие со стороны отечественных исследователей, но оно было сильно трансформиро­вано и в результате русскоязычная научная общественность получила полиметрическое описание данной исследовательской структуры.[31]

Вторая факультативная ситуация, где принцип полиметрии также ока­зался работающим связана с преподаванием философии в высшей школе.

После деидеологизации вузовских программ, когда преподаватель «ста­рой» формации остается «один на один» с абсолютно иной молодежной студенческой аудиторией, очень остро встает проблема профессионального самоопределения. Единственно верной ориентацией в таких условиях ос­тается ориентация на историю философии, то есть, по сути дела, возврат к кон­цепциям Гегеля и Энгельса.

Но необъятность истории философии и жесткие рамки вузовского учеб­ного процесса принуждали к поиску какого-то подхода к истории философии который позволял бы не профанировать самое философию. Тогда сама философия представляется как длящийся в историческом времени континиум идей, учений, философских судеб и биографий, категорий, методов, логик. принципов, дискуссий, споров, полемик. Здесь философия предстает как полиметрический объект особого рода. Неоценимую помощь в профес­сиональном самоопределении оказали идея А.Н. Чанышева о двух историях

философии[32], а также историко-философская концепция З.А. Каменского[33].

Каждый философ, каждая школа, система многомерны, следовательно, для их познания нужна какая-то полиметрическая гносеология. Данному посту­лату нужно было придать форму учебного алгоритма, который позволял бы изучающим философию ассимилировать в наличное мировоззрение идеи, представления, наработанные в иных социально-исторических ситуациях.[34] Он (учебный алгоритм) оказался необычайно прост в формально-методи­ческом отношении, но необычайно продуктивен в контексте университетского образования.

Каждая отдельная философская единица (конкретный философ, школа, направление, «кружок», текст и т.д.) получает следующее полиметричес­кое изображение:

1.Происхождение;

2.Историко-культурный фон происхождения;

3.Основной (ядерный) концепт данной единицы;

4.Последующая судьба (признание, забвение и т.д.);

5.Актуальное значение (прагматическое отношение к данной философской единице).

В условиях методического плюрализма (близкого к анархии) данный алгоритм, дающий возможность получать полиметрическое представление о любой философской единице позволял в течение ряда сложных «перестроечных», «переходных» лет (I989-2001г.г.) осуществлять преподавание философии в соответствии с программными установками Г. Гегеля и Ф. Энгельса.

Именно в этот период происходит формирование научно-академического интереса к тому историко-философскому комплексу, который обозначается понятием «русская философия 19-го-нач.20 века». Но готовность к самым неожиданным трактовкам и проявлениям этого уникального явления мировой философской мысли была уже сформирована.

Сама русская философия может быть только полиметричной и историко-философская задача сводится к тому, чтобы найти соответствующий принцип - органон, который позволял бы удерживать в зоне научного интереса фило­софскую и гуманитарную мысль данного периода сколь угодно долгое время.

Как уже отмечалось, ни деление философов данного периода на матери­алистов и идеалистов, ни выявление их политических предпочтений, ни распределение по «ведомствам» (этот ближе к церкви, а тот ближе к науке, этот – «чистый философ», этот - больше политик и пр.) не позволяют найти необходимый принцип-органон.

Только открытие четырех модусов измерений человека и сфер его существования, которые «узнаются» в текстах данного периода, позволило использовать на правах рабочей онтологии полученное представление о четырехмерном гуманитарном пространстве и (при более менее удачных исторических реконструкциях) «заполнять» это пространство живыми, драматичными и необычайно продуктивными исследованиями людей, чьи имена сегодня уже «заговорены» СМИ, включены в политику, бизнес, идеологию.

Но последнее обстоятельство (омассвление еще сакральных лет 20-30 назад для многих групп интеллигенции имен и сочинений) не снимает и не облегчает задачу аутентичного воспроизводства достижений россий­ской философской мысли, а, напротив, сильно усложняет эту культурно-обра­зовательную задачу.

Опасения, что все богатство русской философской мысли будет «раст­ранжирено» и утилизовано, уже звучали со страниц журнала «Вопросы фи­лософии» и других изданий.[35]

Определяя место исторической школы «Анналы», А.Я. Гуревич сформулировал проблему всякого исследования, ориентированного на историю:

«Между тем проблема состоит именно в этом. Как преодолеть образо­вавшийся в историческом исследовании разрыв между социальными и эконо­мическими структурами, с одной стороны, и, структурами ментальными, ду­ховными, с другой, и обнаружить их внутреннее единство и взаимодействие»[36].

Несомненно одно: все состоявшиеся в истории «структуры» должны быть для начала изображены в мышлении, приобрести какие-то гносеологи­ческие инварианты, должны быть представлены (в понимании Э.В. Ильенкова) для чего исследователю придется искать и открывать все новые и новые способы представления. Наша попытка представить четырехмерное гумани­тарное пространство, в котором российская философская мысль совершала поразительные открытия и откровения, находится в рамках и этой, уже не кантовской логической программы, а в русле современных исторических, философских и гуманитарных поисков.

Главное в исследовании 4-образного пространства - обнаружить и вы­делить, из каких традиций и на каких гносеологических, этических и исто­рических основаниях «ткался» тот или иной образ человека. В зависимости от того, кто из мыслителей данного периода больше «работал» на тот или иной образ-модус, они могут быть классифицированы по не совсем обычным основаниям. Скажем, В.И. Ленин в рамках нашего исследования является не «вождем», «продолжателем дела», «практиком» и т.д., а мыслителем, ко­торый наряду с другими «работал» на образ героического человека.

Все то, что называют «советской историей», при этом удивляясь ее гу­манитарной этической недостаточности, может быть понято в рамках дан­ной четырехмерной онтологии лишь как реализация одного модуса - образа-модуса героизма. Все остальные были задавлены и, казалось бы, окончательно преданы прошлому. Будем надеяться, что это далеко не так.

Необходимость в методологической кристаллизации принципа для исследования истории философии России данного периода обнаруживается разными авторами в различных областях знания. Речь идет о знании в его точном историко-философском смысле, без вольных хронологических и хоро­логических экстраполяции. В очень знаменательной статье А. Кустарева в журнале «Вопросы философии» «Начало русской революции: версия Макса Вебера» приводится одно замечание, которое очень точно отражает состояние «беспринципности» в исследовании либо какого-то периода истории России, либо истории в целом, либо ее какого-то «сферного» фрагмента (философии, науки, религии, литературы, социологии и т.д.):

«Это замечание (замечание Д.М. Кейнса - А.К.) не отражает той стороны дела, о которой я говорю, но оно прекрасное свидетельство «интеллектуаль­ной растерянности» всякого серьезного наблюдателя русской истории: в самом деле, глаза разбегаются, глядя на Россию, состояние наблюдателя в данном случае «внушено» фактурой наблюдения».[37]

За этой психологической характеристикой скрываются более серьезные методологические трудности, которые были спрогнозированы нами при анали­зе гносеологического арсенала западногерманского «остфоршунга».

Следует признать, что в сходной ситуации «интеллектуальной растерян­ности» находится не только внешний по отношению к России наблюдатель, но и исследователь, живущий в «объекте». Но в таком случае остается два варианта научного поведения: либо встать на позиции скептицизма и агностицизма, либо продолжать философско-методологические поиски и исследовательские апробации методов, подходов, принципов. Своеобразную санкцию на такого рода практику нам оставил Д.С. Лихачев:

«Я стремлюсь развеять миф, но я не хочу сказать, что все было пре­красно в характере русской культуры. Следует искать лишь реальные недостатки, а не вымышленные. Не у маркиза де Кюстина, пребывавшего в России чуть больше двух месяцев, учиться нам воспринимать Россию! Будем свободны в наших представлениях о России!»[38]

Воспроизводство и актуализация русской философской мысли должны, видимо, осуществляться по нескольким направлениям:

1.Содействие соответствующим издательским проектам;

2.Активизация, но не технологизация диссертационных исследований;

3.Разработка принципов с канонической и органонической функциями, позво­ляющих удерживать достижения русской философии в зоне устойчивого ин­тереса все расширяющегося контингента исследователей и последователей;

4.Поиск таких просветительских и образовательных форм, которые позво­ляли бы поддерживать и даже сознательно культивировать эзотеризм русской философии, который (эзотеризм) противостоял бы тенденциям дегуманизации, массовизации, утилизации и фальсификации этого наследия.

Итоговый (он же исходный) тезис данного раздела работы таков:

ассимилированный и в каком-то отношении утраченный фрагмент мировой культуры, - русская философская мысль 19-го-нач.20 века может и должен быть подвергнут сколь угодно многим реконструкциям и интерпретациям.

Гарантом более менее аутентичных трансляций порожденных в данный период философских идей могут быть лишь принципы с органонической и канонической функциями. Принцип полиметрии ориентирует на рационально-рассудочные формы познания, позволяющие понимать и предельно-метафизические поиски мыслителей данного периода и социальный контекст их поисков.[39]


--------------------------------------------------------------------------------

[1] Дж.Лакс. О плюрализме человеческой природы.// Вопросы философии.№1. 1992.

[2] В 60-е годы прозвучал отрезвляющий голос В.Лефевра о том, что кибернетический подход «колоссально сужает «онтологическое поле». См. В.Лефевр «Конфликтующие структуры». М. 1973г. С.8.

[3] М.М.Бахтин. Проблемы поэтики Достоевского. Изд-е 4-е. «Советская Россия». М. 1979г. / Проблема презентизма, возникающая при процедурах такого рода обстоятельно исследована Б.Н.Мироновым., см. Б.Н.Миронов. «Историк и социология». Ленинград. 1984.

[4] Б.Г. Ананьев. Выступление на обсуждении книги «Человек как предмет познания». В сб.: «Художественное творчество». Ленинград. 1983. С.263.

[5] В.В. Малявин. В поисках традиции. В сб.: «Восток-Запад». М. 1988. С.33.

[6] А.Н. Кожаев. Принцип полиметрии в исследованиях человека российской гуманитарной мыслью второй половины ХIХ-нач.ХХ в.в.: «Человек в культуре России». Материалы IV Всероссийской научно-практической конференции, посвященной Дню славянской письменности и культуры. Ульяновск. 1996. С 48-50.

[7] А.Н. Кожаев, А.М. Кузнецов. Выбор. Ульяновский комсомолец. Ульяновск. 1984. №№ 148-149. А.Н. Кожаев. Коммерческий романтизм. Симбирский курьер. Ульяновск. 1996. №51. А.Н. Кожаев. Советские самураи на охране России. Град Симбирск. Ульяновск.1994. №4. А.Н. Кожаев. Феминизма в Ульяновске нет, но город готов породить и принять что угодно. Град Симбирск. Ульяновск. 1994. №11. А.Н. Кожаев. Ушел директор. Симбирский курьер. Ульяновск. 1994. № 32. А.Н. Кожаев. Философия провинции. Журнал «Северный царь». Ульяновск. 2001. № 6.

[8] Г.П. Щедровицкий. Проблема построения системной теории сложного популятивного объекта. Системные исследования. М. 1975. С.172-214.

[9] А.Н. Кожаев. Логические аспекты концепций регионального хозяйства. Материалы областной научной конференции. Ульяновск. 1990. С.39-40.

[10] Философское обоснование такого отсутствия в это время дает К.А.Свасьян в статье «Человек как творение и творец истории» //Вопросы философии. 1987. № 6.

[11] А.Н. Кожаев. Коммерческий романтизм. Симбирский курьер. Ульяновск. 1996. № 51.

[12] А.Н. Кожаев, А.М. Кузнецов. Третья ипостась товара. Скифы (экономический еженедельник). Ульяновск. 1994. № 54.

[13] А.Н. Кожаев. Концептуальный анализ ульяновской прессы. Журнал «Северный царь». Ульяновск. 1997. № 4.

[14] Все осуществления частных по отношению к принципу полиметрии познавательных операций сознательно замыкаются на конкретную провинцию, без экстраполяции на другие провинции и столицы, хотя следует отметить, что потребители полученных результатов автоматически такую экстраполяцию осуществляли.

[15] А.Н. Кожаев. Что случилось с Марксом. Ульяновская правда. 1994. 14 дек.

[16] А.Н. Кожаев. Земельная реформа. СКИФЫ (экономический еженедельник). Ульяновск. 1994. № 53. А.Н. Кожаев. Ушел директор. Симбирский курьер. Ульяновск. 1994. № 32. А.Н. Кожаев. Три кита деревни. Симбирский курьер. Ульяновск. 1994. № 151-152.

[17] А.Н. Кожаев. Сырье. Симбирский курьер. Ульяновск. 1995. № 28. А.Н. Кожаев. Против старца Магея любой враг бессилен. Симбирские губернские ведомости. Ульяновск. 1994. 17 дек.

[18] И. Кант. Критика чистого разума. М., Мысль. 1994. С.70.

[19] Там же. С.71.

[20] Там же. С.466.

[21] И.Кант. Критика чистого разума. М., Мысль. 1994. С.467.

[22] См. А.Н. Кожаев. Игра. Ульяновский комсомолец. 1986. № 6. А.Н. Кожаев. Пространство понимания. Ульяновский комсомолец. 1987. № 12. А.Н. Кожаев. Путь демиурга. Ульяновский комсомолец. 1989.10 июня. А.Н. Кожаев. Воспоминания о будущем университета. Ульяновский комсомолец. 1989. № 6.

[23] Б.А. Грушин. Массовое сознание. М., 1987. С.363.

[24] Ср.: «Итак, всякий ученый, сталкивающийся с проблемой строения социологического знания, отмечает его поразительную многомерность, наличие в нем различных, относительно автономных в своем содержании уровней и аспектов обобщения социальной действительности, связанных сложной системой опосредований и взаимопереходов». (К.Х. Момджян. Концептуальная природа исторического материализма. Изд-во МГУ. 1982. С.148).

[25] А.Н. Кожаев. Номенклатура-2. Симбирский курьер. Ульяновск. 1994. № 141.

[26] А.Н. Кожаев. Проблема электората и рациональности в современной России. Журнал «Ойкумена». Ульяновск.1998. №1. С.104-111.

[27] А.Н. Кожаев. Чего не понимает завкафедрой. Симбирские губернские ведомости. Ульяновск. 1995. № 229.

[28] А.Н. Кожаев. Свободная неэкономическая зона. СКИФЫ (экономический еженедельник). Ульяновск. 1994.№65.

[29] А.Н. Кожаев. Послесловие. СКИФЫ (ЭЕ). Ульяновск. 1995. №126.

[30] С.Л. Франк. Очерк методологии общественных наук. Вопросы методологии. М., 1991. №2. С.90.

[31] См. А.Н. Кожаев, А.Н. Мячин. Образование в СССР: взгляд со стороны. Деп. в ИНИОН АН СССР. УДК №43352. 1990. 29ноября.

[32] А.Н. Чанышев. Курс лекций по древней философии. МГУ. 1979. С.9-15.

[33] З.А. Каменский. Опыт построения системы науки истории философии. Методология и методика преподавания истории философии. Свердловск. 1982.

[34] А.Н. Кожаев. Философия: праздник длиною в семестр. Вестник (орган филиала МГУ в Ульяновске).1995. №28. А.Н. Кожаев. Избранные лекции по философии. Журнал «Ойкумена». Ульяновск. 1999. №2.

[35] См. З.А. Каменский. О современных прочтениях П.Я. Чаадаева. Вопросы философии. 1992. №12.

[36] А.Я. Гуревич. Социальная история и историческая наука. Вопросы философии. 1990. №4. С.29.

[37] А. Кустарев. Начало русской революции: версия Макса Вебера. Вопросы философии. 1990. №8. С.130.

[38] Д.С. Лихачев. О национальном характере русских. Вопросы философии. 1990. №4. С.4.

[39] В 1990 году автором была предложена типология отрядов российской интеллигенции, которые сложились к началу 20-го века. В рамках данного исследования эта историческая, социологическая, априорная по гносеологическому происхождению типология – рабочая гипотеза. См. А.Н. Кожаев. Хаос и брожение в мозге нации. Симбирский курьер. Ульяновск. 1990. №10.

Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Гносеологический статус принципа полиметрии


Искать похожие?

LIBRARY.BY+ЛибмонстрЯндексGoogle
подняться наверх ↑

ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!

подняться наверх ↑

ОБРАТНО В РУБРИКУ?

ФИЛОСОФИЯ НА LIBRARY.BY

Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.