ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Образ и Без-образное: феноменология виртуальных свойств
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
Образ и Без-образное: феноменология виртуальных свойств // Феноменологические исследования: обзор философских идей и тенденций. Российско-американский ежегодник. 1998. № 2.
В последнее время мы все чаще оперируем такими понятиями как картина мира, интеграция, полифоническое звучание, виртуальность и др. Все они так или иначе связаны с реалиями нашей жизни в том числе с проблемами современной науки и образования. Феномены духовной культуры (наука, философия, искусства, религия и т.д.), в которых получают свое осмысление многогранность жизни и противоречия человеческого сознания, все чаще воспринимаются нами не столько как различные способы отношения человека к миру, сколько как сами различные миры, каждый из которых четко очерчен и четко оформлен, иногда просто не совместим с другими (Ю.М. Шор). Разумеется, самодостаточность этих миров относительна, поскольку они имеют смысл не перечислительно, а обрастают таковым лишь в «целостном Органоне данной культуры» (В.С. Библер), в общении. Причем последнее понимается не как обмен информацией или ее получение, а как со-бытие различных миров, их взаимодополняющее развитие. Подобная «множественность равноправных сознаний с их мирами», согласно М.М. Бахтину, составляет сущность полифонического звучания.
Осмыслить скопление различных феноменов духовной культуры (художественных и исторических эпох, наук и искусств, методик и технологий, образов и понятий) как системное единство современной науке и образованию позволяет культурологический подход, состоящий в рассмотрении мира «со стороны того, чем этот мир является для человека, каким смыслом он для него наполнен» и изучающий «системный объект – культуру – как человеческое оформление существования, как утонченную, исполненную разума форму жизни, результат духовной и практической деятельности» [Левит 1995; 654].
Процесс наделения смыслом отражает суть феноменологического конституирования жизненного мира: мир существует сам по себе и не нуждается в человеке как воспринимающем субъекте, но тот же самый мир становится миром-для-нас, когда мы наделяем его смыслом, определенным значением. Смыслы, выражающие наиболее общее представление человека определенной эпохи о мироздании и о себе самом, и есть образы, из единства которых вырисовывается картина нашего мира. Образ и Без-образное осознаются человеком как феноменологически-смысловые основы бытия, два полярных принципа, в диалектическом противостоянии которых запечатлены противоречия реальной жизни, не сводимой к каким бы то ни было «прописным», т.е. конечным и безусловным, истинам.
Говоря о полярности тех или иных понятий, мы должны, однако, ясно представлять себе, что в конкретном опыте философского и художественно-эстетического осмысления бытия мы имеем дело отнюдь не с некими идеальными, отвлеченными категориями, которые управляют общим ходом жизни и движениями человеческой души, оставаясь при этом чем-то наподобие холодных и бесстрастных вершин. Мифологема извечного противостояния Образа и Без-образного уходит своими корнями в древнейшие мистерии, находя свое осмысление и отражение в центральных понятиях и категориях практически всех областей духовно-практического опыта человечества: в мифологии и космогонии (Космос и Хаос, Свет и Тьма, День и Ночь), в религии и мистике (Бог и Дьявол, Предопределение и Случай), в философии (Бытие и Небытие, Жизнь и Смерть, Смысл и Бессмыслие), в эстетике (Прекрасное и Безобразное, Гармония и Дисгармония), в этике (Добро и Зло), в науке (Сигнал и Шум, Система и Беспорядок) и т.д.
Образ и Без-образное как феноменологически-смысловые принципы бытия организуют системное единство мира (художественной системы, научной концепции и т.д.) и в этом качестве являются равноценными понятиями. Поэтому их исследование отнюдь не савит перед собой целью отдать предпочтение какому-то одному принципу, оправдать или дискредитировать одно из начал. «Существует свет в своем абсолютном качестве света – и тьма в своем абсолютном качестве тьмы. Определение сущего начинается с той поры, как только свет смысла тьма бессмыслия вступят во взаимоотношение, точнее во взаимоопределение… другими словами, не признавая независимой деятельности тьмы, мы нарушаем саму систему взаимоопределения, т.е. отказываемся анализировать самый образ как образ» [Лосев 1990; 48-49].
Тем не менее Образ и Без-образное, а также все остальные перечисленные пары категорий, получили и до сих пор еще получают одностороннее прочтение, поскольку философия и религия, наука и искусство предпочитали исключать из сферы своих интересов Без-образное и его модификации, трактуя их как чистый, беспримесный негатив, нечто запретное или не заслуживающее внимания. Красноречивым свидетельством этому может служить тот факт, что Баумгартен, вводя в 1735 году в научный обиход термин «эстетика», обозначил им отрасль философского знания о «чувственном познании, постигающем и создающем прекрасное и выражающемся в образах искусства».
Действительно, центральной категорией эстетики всегда было и теперь еще остается Прекрасное, содержательно совпадающее с понятиями гармоничного, соразмерного, упорядоченного, симметричного и т.д. Точно так же, как и мы со времен эпохи Просвещения и до сегодняшнего дня признаем, что «философские смыслы образп (образ-ования) и света (про-свещение) являются ключевыми смысловыми координатами в структуре духовно-культурной формации Европы» [Плеханов 1996; 13]. Однако в своей практике искусство и философия все же не вправе позволить себе игнорировать наличие в жизни помимо прекрасного, возвышенного и доброго еще и безобразного, ужасного, низменного, злого, а также того, что не имеет четко оформленного образа, представляет собой хаос и беспорядок, зафиксировано в понятиях дисгармоничного и асимметричного. Трагедия западной цивилизации, ее угасание и утрата ею духовности, согласно М. Хайдеггеру, как раз и состоит в том, что она замкнулась на метафизике света. В своем одностороннем стремлении к чистому свету, свободному от тьмы, искусство и рационалистическая философия научились миновать темное, но всякий раз при этом они обретали не светлое, а бесцветное, т.е. нечто мертвенное и выхолощенное.
Имеет смысл отметить любопытную закономерность: более склонен размышлять над проблемами, связанными с функционированием в жизни и искусстве Без-образного, и подготовлен к осознанию зыбкости и подвижности границ между явленным и сокрытым, светлым и темным, прекрасным и безобразным, трагическим и ужасным, добрым и злым – склонный к пессимизму и субъективизму человек эпох, которые можно было бы определить как «кризисные» или «вывихнутые», нежели человек, живущий в эпохи всеобщего подъема и расцвета (для него данные проблемы не встают во всей остроте). Эстетика, философия и психология неоднократно уже обращались к исследованию типов мировосприятия, преобладающих в сознании человека в те или иные культурно-исторические эпохи. Так, например, философ и мистик Хх века Мартин Бубер, исследуя в работе "»роблема человека"»переживание и осознание человеком собственного Я, отмечал следующую особенность: «В истории человеческого духа я различаю эпохи обустроенности и бездомности. В эпоху обустроенности человек живет во Вселенной как дома, в эпоху бездомности – как в диком поле» [Бубер 1995; 165].
Оказываясь наедине с собой и своими проблемами, ощущая себя покинутым и одиноким в чуждом ему мире, человек неизбежно приходит к мысли об относительности и шаткости любых ценностей, об отсутствии смысла жизни и несовершенстве мироздания. Само мировосприятие человека «бездомной эпохи» оказывается пронизанным пессимистическими идеями о дисгармоничности и хаотичности мира, о подчиненности своей судьбы иррациональным, тупым силам Рока и Случая, а души – власти Греха и Порока. Именно подобное мироощущение рождает обостренный интерес ко всему уродливому, ужасному и злому, что окружает человека, подстерегая на каждом шагу и постоянно вторгаясь в его жизнь.
Противопоставление М. Бубером обустроенных и бездомных эпох перекликается с концепцией двух типов культур или двух начал бытия, которая нашла отражение в трудах крупнейших философов и искусствоведов XIX – ХХ вв.: Фр. Шеллинга и Фр. Шлегеля, Фр. Ницше и О. Шпенглера, Гр. Померанца и др. Согласно данной концепции, оппозиция рациональное (аполлоновское0 – иррациональное (дионисийское) вмещает в себя и отражает «весь спектр проявлений человеческой культуры и жизни вообще» (В. Халипов). Сказанное в полной мере относится и к системе эстетических категорий, и мы в состоянии проследить их преломление в каждом из указанных типов культур.
Учитывая, что каждый тип культур включает в себя конкретные культурно-исторические эпохи, для которых характерен свой набор принципов и установок, наиболее точно определяющих присущие им особенности видения и освоения мира, к первому типу культур традиционно относят следующие эпохи: античная классика, «темные века», Возрождение, XII век (классицизм), Просвещение (просветительский реализм), XIX и ХХ век (критический реализм). Воедино их объединяет общая для большинства установка на упорядоченность, гармоничность, объективность, пропорциональность, аскетизм, строгость, ясность, принцип подражания природе и др. В эстетике перечисленных эпох Без-образное либо вообще выводится за пределы эстетического, т.к. важен не столько предмет изображения, сколько искусство изображения (Античность, Классицизм), либо рассматривается как абсолютная противоположность Образа, его отрицание.
Второй тип культур находит свое отражение в таких эпохах как эллинизм, готика, XVII век (барокко), Просвещение (сентиментализм и рококо), XIX (романтизм) и ХХ век (модернизм и постмодернизм). Общее для всех них мировоззрение связано с установкой на иррациональность, хаотичность, калейдоскопичность, смещение пропорций, гедонизм и вычурность, идею абсурдности мира, шаткость авторитетов и преодоление канонов. Перечисленные особенности видения реального мира и построения мира художественного произведения обращают внимание на особое пристрастие указанных эпох ко всему уродливому, асимметричному и бесформенному (т.е. к тому, что не имеет конкретного образа), злому, низменному и безобразному.
Классическая эстетика определяет безобразное как «категорию эстетики, противоположную прекрасному и выражающую негативную эстетическую ценность» [Эстетика 1989; 28]. При этом подразумевается, что общение безобразного с категориями, обладающими положительной эстетической ценностью, может мыслиться не иначе как противостояние активное, состоящее либо в извращении, искажении красоты, либо в ее разложении, деконструкции. Однако в жизни и искусстве идеал безобразного (т.е. его чистота и беспримесность) так же недостижим, как идеал прекрасного. Одна из причин этого состоит в том, что эстетические категории прекрасного и безобразного являются частными проявлениями в искусстве феноменологически-смысловых принципов бытия (модификацией Образа и Без-образного), а потому подчиняются действию основных законов мироздания: закона энтропии (изменения в сторону деградации, хаотизации) и закона эктропии (изменения в сторону упорядочения, большей организованности). Приложение законов мироздания к проблемам эстетики и культурологии – заслуга философской аритмологии, для которой борьба сил Космоса и Хаоса является одной из ведущих. Сошлемся на о. П. Флоренского, одного из представителей аритмологии, который в автореферате определил свою философскую позицию так: «Основным законом мира Ф<лоренский> считает II принцип термодинамики – закон энтропии, взятый расширительно, как закон Хаоса во всех областях мироздания. Миру противостоит Логос – начало эктропии» [Флоренский 1989; 6]. Т.е. можно сделать вывод, что разворачивание бытия представляет собой безостановочный процесс динамического сопряжения полярных начал.
Образ и Без-образное, Логос и Хаос, Свет и Тьма неуничтожимы в принципе. Более того, победа одного из этих равноправных полярных принципов была бы одинаково губительна для обеих сторон, ибо существование одной без другой хоть и возможно в теории, но лишено всякого смысла: не в бытии-для-себя, но только в напряженном со-бытии способны они отразить многогранность и противоречивость мира. Очевидно, в этом нужно искать глубинный смысл парадоксального на первый взгляд толкования В.С. Соловьевым основ мироздания и сущности мировой души: «Присутствие хаотического, иррационального начала в глубине бытия сообщает различным явлениям природы ту свободу и силу, без которых не было бы и самой жизни, и красоты… И для красоты вовсе не нужно, чтобы темная сила была уничтожена в торжестве мировой гармонии: достаточно чтобы светлое начало овладело ею, подчинило ее себе, до известной степени воплотилось в ней, ограничивая, но не устраняя ее свободу и противоборство» [Соловьев 1991; 74-75].
Образ и Без-образное как крайние точки процесса становления (эктропии) и процесса распада (энтропии) в силу известных причин не могут обладать устойчивым состоянием – стазисом – и неизбежно стремятся к переходу в противоположность. В результате взаимоперехода сущность Образа не уничтожается, но в искаженном или разложившемся виде оказывается запрятанной внутри Без-образного. И наоборот, Без-образное представляет собой не что иное как изнанку Образа и нуждается в пре-образовании (в качестве примера достаточно привести трактовку христианского Ада как Преисподней; inferno – букв.: изнанка).
Близкое по смыслу понимание де-формации мы находим у современного философа Михаила Ямпольского, идеи которого созвучны феноменологической школы в эстетике: «Под деформацией я понимаю некий динамический процесс или след динамики, вписанный в тело. В таком контексте деформацией может быть любое движение, любое нарушение первоначального стазиса – от гримасничанья и смеха, до танца и блуждания в потемках» [Ямпольский 1996; 4].
Образ, красота, заключенные внутри Без-образного, будучи вписанными в его нутро, сохраняют тем не менее свои свойства. Последние как бы мерцают, просвечивают сквозь стенки своей темницы и потому могут быть определены как виртуальные, обладающие энергией для актуализации своего потенциала и должные обязательно проявиться при благоприятных условиях. Как можно заметить, понятие эстетической виртуальности подразумевает нечто большее, чем просто возможность, взятую безотносительно к чему бы то ни было. Речь идет о возможности как экзистенциале, сущность которой М. Хайдеггер в своей работе «Бытие и время» определил следующим образом: «Возможность как экзистенциал означает не какое-нибудь свободно парящее в воздухе можествование в смысле «безразличия выбора» (libertas indifferentiae). Здесь-бытие как сущностно расположенное исконно уже втравлено в определенные возможности» [Хайдеггер 1993; 4].
Вслед за Э. Гуссерлем и М. Хайдеггером, мы можем соотнести понятие эстетической виртуальности с нетематическим содержанием сознания, т.е. того, что хотя и не является непосредственно схваченным воспринимающим сознанием, тем не менее со-присутствует ему и составляет его потенциальное содержание – тот горизонт, который можно тематизировать слой за слоем, но невозможно исчерпать полностью. Примером тому может служить какофония настраивающегося оркестра, которая, представляя собой хаос звуков, содержит в себе, по словам П. Валери, все возможные симфонии: «Музыкальная композиция требует выражения знаками действий (призванными вызывать к жизни звуки) мелодических или ритмических образов, выводимых из «царства звуков», которое мыслится как «беспорядок» – или лучше сказать, потенциальная совокупность всех возможных порядков… Мир музыки по-своему уникален: это мир звуков, выделенных из массы шумов и резко от них отличных» [Валери 1976; 127].
В том же скрыт и смысл ставшего уже хрестоматийным афоризма, приписываемого Микеланжелло: «В каждой глыбе мрамора скрывается статуя: необходимо только суметь извлечь ее оттуда». Другими словами, абсолютная бесформенность хаоса содержит в себе все идеальные формы и образы, и гений истинного мастера проявляется в способности прозреть и извлечь из «тотального безобразия мира» (А. Камю) красоту и порядок…
Без-образное как не имеющее четко оформленного и определенного образа (хаотичное, дисгармоничное, асимметричное, бесформенное, беспорядочное), не следует отождествлять с т.н. «безОбразными», точнее «антиобразными», теориями искусства. Последние названы так потому, что в противовес академическому образному искусству обесценивают значение образа, поскольку в нем якобы таится опасность растворения специфики художественного творчества в философской гносеологии (Б. Кристиансен, В.Б. Шкловский, Л.С. Выготский): «Без образа нет и искусства Искусство – мышление образами. Во имя этих определений делались чудовищные натяжки; музыку, архитектуру, лирику тоже стремились понять как мышление образами. После четвертьвекового усилия ак. Овсянико-Куликовскому наконец пришлось выделить лирику, архитектуру и музыку в особый вид безОбразного искусства – определить их как искусства лирические, обращающиеся непосредственно к эмоциям. И так оказалось, что существует громадная область искусства, которая не есть мышление» [Шкловский 1983; 10].
В последнее время мы все чаще оперируем такими понятиями как картина мира, интеграция, полифоническое звучание, виртуальность и др. Все они так или иначе связаны с реалиями нашей жизни в том числе с проблемами современной науки и образования. Феномены духовной культуры (наука, философия, искусства, религия и т.д.), в которых получают свое осмысление многогранность жизни и противоречия человеческого сознания, все чаще воспринимаются нами не столько как различные способы отношения человека к миру, сколько как сами различные миры, каждый из которых четко очерчен и четко оформлен, иногда просто не совместим с другими (Ю.М. Шор). Разумеется, самодостаточность этих миров относительна, поскольку они имеют смысл не перечислительно, а обрастают таковым лишь в «целостном Органоне данной культуры» (В.С. Библер), в общении. Причем последнее понимается не как обмен информацией или ее получение, а как со-бытие различных миров, их взаимодополняющее развитие. Подобная «множественность равноправных сознаний с их мирами», согласно М.М. Бахтину, составляет сущность полифонического звучания.
Осмыслить скопление различных феноменов духовной культуры (художественных и исторических эпох, наук и искусств, методик и технологий, образов и понятий) как системное единство современной науке и образованию позволяет культурологический подход, состоящий в рассмотрении мира «со стороны того, чем этот мир является для человека, каким смыслом он для него наполнен» и изучающий «системный объект – культуру – как человеческое оформление существования, как утонченную, исполненную разума форму жизни, результат духовной и практической деятельности» [Левит 1995; 654].
Процесс наделения смыслом отражает суть феноменологического конституирования жизненного мира: мир существует сам по себе и не нуждается в человеке как воспринимающем субъекте, но тот же самый мир становится миром-для-нас, когда мы наделяем его смыслом, определенным значением. Смыслы, выражающие наиболее общее представление человека определенной эпохи о мироздании и о себе самом, и есть образы, из единства которых вырисовывается картина нашего мира. Образ и Без-образное осознаются человеком как феноменологически-смысловые основы бытия, два полярных принципа, в диалектическом противостоянии которых запечатлены противоречия реальной жизни, не сводимой к каким бы то ни было «прописным», т.е. конечным и безусловным, истинам.
Говоря о полярности тех или иных понятий, мы должны, однако, ясно представлять себе, что в конкретном опыте философского и художественно-эстетического осмысления бытия мы имеем дело отнюдь не с некими идеальными, отвлеченными категориями, которые управляют общим ходом жизни и движениями человеческой души, оставаясь при этом чем-то наподобие холодных и бесстрастных вершин. Мифологема извечного противостояния Образа и Без-образного уходит своими корнями в древнейшие мистерии, находя свое осмысление и отражение в центральных понятиях и категориях практически всех областей духовно-практического опыта человечества: в мифологии и космогонии (Космос и Хаос, Свет и Тьма, День и Ночь), в религии и мистике (Бог и Дьявол, Предопределение и Случай), в философии (Бытие и Небытие, Жизнь и Смерть, Смысл и Бессмыслие), в эстетике (Прекрасное и Безобразное, Гармония и Дисгармония), в этике (Добро и Зло), в науке (Сигнал и Шум, Система и Беспорядок) и т.д.
Образ и Без-образное как феноменологически-смысловые принципы бытия организуют системное единство мира (художественной системы, научной концепции и т.д.) и в этом качестве являются равноценными понятиями. Поэтому их исследование отнюдь не савит перед собой целью отдать предпочтение какому-то одному принципу, оправдать или дискредитировать одно из начал. «Существует свет в своем абсолютном качестве света – и тьма в своем абсолютном качестве тьмы. Определение сущего начинается с той поры, как только свет смысла тьма бессмыслия вступят во взаимоотношение, точнее во взаимоопределение… другими словами, не признавая независимой деятельности тьмы, мы нарушаем саму систему взаимоопределения, т.е. отказываемся анализировать самый образ как образ» [Лосев 1990; 48-49].
Тем не менее Образ и Без-образное, а также все остальные перечисленные пары категорий, получили и до сих пор еще получают одностороннее прочтение, поскольку философия и религия, наука и искусство предпочитали исключать из сферы своих интересов Без-образное и его модификации, трактуя их как чистый, беспримесный негатив, нечто запретное или не заслуживающее внимания. Красноречивым свидетельством этому может служить тот факт, что Баумгартен, вводя в 1735 году в научный обиход термин «эстетика», обозначил им отрасль философского знания о «чувственном познании, постигающем и создающем прекрасное и выражающемся в образах искусства».
Действительно, центральной категорией эстетики всегда было и теперь еще остается Прекрасное, содержательно совпадающее с понятиями гармоничного, соразмерного, упорядоченного, симметричного и т.д. Точно так же, как и мы со времен эпохи Просвещения и до сегодняшнего дня признаем, что «философские смыслы образп (образ-ования) и света (про-свещение) являются ключевыми смысловыми координатами в структуре духовно-культурной формации Европы» [Плеханов 1996; 13]. Однако в своей практике искусство и философия все же не вправе позволить себе игнорировать наличие в жизни помимо прекрасного, возвышенного и доброго еще и безобразного, ужасного, низменного, злого, а также того, что не имеет четко оформленного образа, представляет собой хаос и беспорядок, зафиксировано в понятиях дисгармоничного и асимметричного. Трагедия западной цивилизации, ее угасание и утрата ею духовности, согласно М. Хайдеггеру, как раз и состоит в том, что она замкнулась на метафизике света. В своем одностороннем стремлении к чистому свету, свободному от тьмы, искусство и рационалистическая философия научились миновать темное, но всякий раз при этом они обретали не светлое, а бесцветное, т.е. нечто мертвенное и выхолощенное.
Имеет смысл отметить любопытную закономерность: более склонен размышлять над проблемами, связанными с функционированием в жизни и искусстве Без-образного, и подготовлен к осознанию зыбкости и подвижности границ между явленным и сокрытым, светлым и темным, прекрасным и безобразным, трагическим и ужасным, добрым и злым – склонный к пессимизму и субъективизму человек эпох, которые можно было бы определить как «кризисные» или «вывихнутые», нежели человек, живущий в эпохи всеобщего подъема и расцвета (для него данные проблемы не встают во всей остроте). Эстетика, философия и психология неоднократно уже обращались к исследованию типов мировосприятия, преобладающих в сознании человека в те или иные культурно-исторические эпохи. Так, например, философ и мистик Хх века Мартин Бубер, исследуя в работе "»роблема человека"»переживание и осознание человеком собственного Я, отмечал следующую особенность: «В истории человеческого духа я различаю эпохи обустроенности и бездомности. В эпоху обустроенности человек живет во Вселенной как дома, в эпоху бездомности – как в диком поле» [Бубер 1995; 165].
Оказываясь наедине с собой и своими проблемами, ощущая себя покинутым и одиноким в чуждом ему мире, человек неизбежно приходит к мысли об относительности и шаткости любых ценностей, об отсутствии смысла жизни и несовершенстве мироздания. Само мировосприятие человека «бездомной эпохи» оказывается пронизанным пессимистическими идеями о дисгармоничности и хаотичности мира, о подчиненности своей судьбы иррациональным, тупым силам Рока и Случая, а души – власти Греха и Порока. Именно подобное мироощущение рождает обостренный интерес ко всему уродливому, ужасному и злому, что окружает человека, подстерегая на каждом шагу и постоянно вторгаясь в его жизнь.
Противопоставление М. Бубером обустроенных и бездомных эпох перекликается с концепцией двух типов культур или двух начал бытия, которая нашла отражение в трудах крупнейших философов и искусствоведов XIX – ХХ вв.: Фр. Шеллинга и Фр. Шлегеля, Фр. Ницше и О. Шпенглера, Гр. Померанца и др. Согласно данной концепции, оппозиция рациональное (аполлоновское0 – иррациональное (дионисийское) вмещает в себя и отражает «весь спектр проявлений человеческой культуры и жизни вообще» (В. Халипов). Сказанное в полной мере относится и к системе эстетических категорий, и мы в состоянии проследить их преломление в каждом из указанных типов культур.
Учитывая, что каждый тип культур включает в себя конкретные культурно-исторические эпохи, для которых характерен свой набор принципов и установок, наиболее точно определяющих присущие им особенности видения и освоения мира, к первому типу культур традиционно относят следующие эпохи: античная классика, «темные века», Возрождение, XII век (классицизм), Просвещение (просветительский реализм), XIX и ХХ век (критический реализм). Воедино их объединяет общая для большинства установка на упорядоченность, гармоничность, объективность, пропорциональность, аскетизм, строгость, ясность, принцип подражания природе и др. В эстетике перечисленных эпох Без-образное либо вообще выводится за пределы эстетического, т.к. важен не столько предмет изображения, сколько искусство изображения (Античность, Классицизм), либо рассматривается как абсолютная противоположность Образа, его отрицание.
Второй тип культур находит свое отражение в таких эпохах как эллинизм, готика, XVII век (барокко), Просвещение (сентиментализм и рококо), XIX (романтизм) и ХХ век (модернизм и постмодернизм). Общее для всех них мировоззрение связано с установкой на иррациональность, хаотичность, калейдоскопичность, смещение пропорций, гедонизм и вычурность, идею абсурдности мира, шаткость авторитетов и преодоление канонов. Перечисленные особенности видения реального мира и построения мира художественного произведения обращают внимание на особое пристрастие указанных эпох ко всему уродливому, асимметричному и бесформенному (т.е. к тому, что не имеет конкретного образа), злому, низменному и безобразному.
Классическая эстетика определяет безобразное как «категорию эстетики, противоположную прекрасному и выражающую негативную эстетическую ценность» [Эстетика 1989; 28]. При этом подразумевается, что общение безобразного с категориями, обладающими положительной эстетической ценностью, может мыслиться не иначе как противостояние активное, состоящее либо в извращении, искажении красоты, либо в ее разложении, деконструкции. Однако в жизни и искусстве идеал безобразного (т.е. его чистота и беспримесность) так же недостижим, как идеал прекрасного. Одна из причин этого состоит в том, что эстетические категории прекрасного и безобразного являются частными проявлениями в искусстве феноменологически-смысловых принципов бытия (модификацией Образа и Без-образного), а потому подчиняются действию основных законов мироздания: закона энтропии (изменения в сторону деградации, хаотизации) и закона эктропии (изменения в сторону упорядочения, большей организованности). Приложение законов мироздания к проблемам эстетики и культурологии – заслуга философской аритмологии, для которой борьба сил Космоса и Хаоса является одной из ведущих. Сошлемся на о. П. Флоренского, одного из представителей аритмологии, который в автореферате определил свою философскую позицию так: «Основным законом мира Ф<лоренский> считает II принцип термодинамики – закон энтропии, взятый расширительно, как закон Хаоса во всех областях мироздания. Миру противостоит Логос – начало эктропии» [Флоренский 1989; 6]. Т.е. можно сделать вывод, что разворачивание бытия представляет собой безостановочный процесс динамического сопряжения полярных начал.
Образ и Без-образное, Логос и Хаос, Свет и Тьма неуничтожимы в принципе. Более того, победа одного из этих равноправных полярных принципов была бы одинаково губительна для обеих сторон, ибо существование одной без другой хоть и возможно в теории, но лишено всякого смысла: не в бытии-для-себя, но только в напряженном со-бытии способны они отразить многогранность и противоречивость мира. Очевидно, в этом нужно искать глубинный смысл парадоксального на первый взгляд толкования В.С. Соловьевым основ мироздания и сущности мировой души: «Присутствие хаотического, иррационального начала в глубине бытия сообщает различным явлениям природы ту свободу и силу, без которых не было бы и самой жизни, и красоты… И для красоты вовсе не нужно, чтобы темная сила была уничтожена в торжестве мировой гармонии: достаточно чтобы светлое начало овладело ею, подчинило ее себе, до известной степени воплотилось в ней, ограничивая, но не устраняя ее свободу и противоборство» [Соловьев 1991; 74-75].
Образ и Без-образное как крайние точки процесса становления (эктропии) и процесса распада (энтропии) в силу известных причин не могут обладать устойчивым состоянием – стазисом – и неизбежно стремятся к переходу в противоположность. В результате взаимоперехода сущность Образа не уничтожается, но в искаженном или разложившемся виде оказывается запрятанной внутри Без-образного. И наоборот, Без-образное представляет собой не что иное как изнанку Образа и нуждается в пре-образовании (в качестве примера достаточно привести трактовку христианского Ада как Преисподней; inferno – букв.: изнанка).
Близкое по смыслу понимание де-формации мы находим у современного философа Михаила Ямпольского, идеи которого созвучны феноменологической школы в эстетике: «Под деформацией я понимаю некий динамический процесс или след динамики, вписанный в тело. В таком контексте деформацией может быть любое движение, любое нарушение первоначального стазиса – от гримасничанья и смеха, до танца и блуждания в потемках» [Ямпольский 1996; 4].
Образ, красота, заключенные внутри Без-образного, будучи вписанными в его нутро, сохраняют тем не менее свои свойства. Последние как бы мерцают, просвечивают сквозь стенки своей темницы и потому могут быть определены как виртуальные, обладающие энергией для актуализации своего потенциала и должные обязательно проявиться при благоприятных условиях. Как можно заметить, понятие эстетической виртуальности подразумевает нечто большее, чем просто возможность, взятую безотносительно к чему бы то ни было. Речь идет о возможности как экзистенциале, сущность которой М. Хайдеггер в своей работе «Бытие и время» определил следующим образом: «Возможность как экзистенциал означает не какое-нибудь свободно парящее в воздухе можествование в смысле «безразличия выбора» (libertas indifferentiae). Здесь-бытие как сущностно расположенное исконно уже втравлено в определенные возможности» [Хайдеггер 1993; 4].
Вслед за Э. Гуссерлем и М. Хайдеггером, мы можем соотнести понятие эстетической виртуальности с нетематическим содержанием сознания, т.е. того, что хотя и не является непосредственно схваченным воспринимающим сознанием, тем не менее со-присутствует ему и составляет его потенциальное содержание – тот горизонт, который можно тематизировать слой за слоем, но невозможно исчерпать полностью. Примером тому может служить какофония настраивающегося оркестра, которая, представляя собой хаос звуков, содержит в себе, по словам П. Валери, все возможные симфонии: «Музыкальная композиция требует выражения знаками действий (призванными вызывать к жизни звуки) мелодических или ритмических образов, выводимых из «царства звуков», которое мыслится как «беспорядок» – или лучше сказать, потенциальная совокупность всех возможных порядков… Мир музыки по-своему уникален: это мир звуков, выделенных из массы шумов и резко от них отличных» [Валери 1976; 127].
В том же скрыт и смысл ставшего уже хрестоматийным афоризма, приписываемого Микеланжелло: «В каждой глыбе мрамора скрывается статуя: необходимо только суметь извлечь ее оттуда». Другими словами, абсолютная бесформенность хаоса содержит в себе все идеальные формы и образы, и гений истинного мастера проявляется в способности прозреть и извлечь из «тотального безобразия мира» (А. Камю) красоту и порядок…
Без-образное как не имеющее четко оформленного и определенного образа (хаотичное, дисгармоничное, асимметричное, бесформенное, беспорядочное), не следует отождествлять с т.н. «безОбразными», точнее «антиобразными», теориями искусства. Последние названы так потому, что в противовес академическому образному искусству обесценивают значение образа, поскольку в нем якобы таится опасность растворения специфики художественного творчества в философской гносеологии (Б. Кристиансен, В.Б. Шкловский, Л.С. Выготский): «Без образа нет и искусства Искусство – мышление образами. Во имя этих определений делались чудовищные натяжки; музыку, архитектуру, лирику тоже стремились понять как мышление образами. После четвертьвекового усилия ак. Овсянико-Куликовскому наконец пришлось выделить лирику, архитектуру и музыку в особый вид безОбразного искусства – определить их как искусства лирические, обращающиеся непосредственно к эмоциям. И так оказалось, что существует громадная область искусства, которая не есть мышление» [Шкловский 1983; 10].
Опубликовано 14 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Образ и Без-образное: феноменология виртуальных свойств
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1108378970 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций