ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Границы языка и язык границ - Витгенштейн и дзэн
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
А.В. Горин
Путь Востока. Проблема методов. Материалы IV Молодежной научной конференции по проблемам философии, религии, культуры Востока. Серия “Symposium”, выпуск 10. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С.57-61
Эта статья вошла также в первый выпуск интернет-журнала «Традиции Востока»
Самое важное и существенное скрыто от нас за неким покрывалом, отражающим дневной свет.
Л. Виттгенштейн, Культура и ценность
[57]
Вступление
1. Насколько правомерны подобные сопоставления? Они полезны хотя бы тем, что ставят под вопрос саму философию (и ее метод). Существует ли философия в других, неевропейских культурах? Или, когда мы говорим, к примеру, «индийская философия», то прибегаем лишь к метафоре, сближающей миф и некий комплекс мировоззренческих установок и философию? Что есть тогда европейская философия? Один из множества дискурсов, одна из множества языковых игр? В ответе на этот вопрос нами движет вера в схожесть парадигм сознания людей разных культур. При этом наиболее плодотворно оказывается сравнивать не содержания (понятия), а проблемные поля и движимые ими стратегии мысли, методы. «Нет одного философского метода, существуют, однако, методы, и, соответственно, различные способы терапии» (Философские исследования, §. 133).
2. Наряду с этой наиболее общей проблемой, данное сравнение оказывается ценным в понимании развития мысли самого Виттгенштейна (от «раннего» к «позднему»), объяснение «выпадения» темы «мистического» в его позднейших трудах.
Другой, если он верно встречен (и тут опять неизбежная проблема правил, церемонии, верного действия, метода) дарит нам нашу границу, сообщает нам нечто существенно важное о нас самих.
Граница, критика и метод
В европейской философской традиции понимание метода и критики тесно связано с понятием границы (см. Graenze в «Критиках» Канта). Критика [1] — и полагание разумом пределов (границ) самому себе (автономия имеет и негативный аспект), и разоблачение попыток бегства за эти границы [2]. По словам Виттгенштейна, ошибки языка возникают, когда он «работает вхолостую» (die Sprache feiert), ошибки — «открытие бессмысленных утверждений, которые удержаны рассудком при бегстве к границе языка» (ФИ, § 119).
[58]
Логико-философский трактат. «Мистическое»
Этот Трактат — программное произведение раннего Виттгенштейна — выстроен как мир, украшен (см. этимологию слова «космос») паратекстовым орнаментом, вновь и вновь проводящим границу, скрывающий смысл-текст под множеством оболочек (нумерация предложений, ссылки, вступления и послесловия и пр.). Все это делает Трактат одним из самых герметичных, трудных для понимания произведений в европейской философии. Сам Виттгенштейн так определил свое намерение: «Я хотел ограничить изнутри то, самое главное, о чем говорить нельзя». Имена этой заглавной теме Виттгенштейн дает разные: этика, эстетика, «мистическое», смысл мира, лежащий вне мира [3]. Тема «мистического» исчезает у позднего Виттгенштейна. На смену попыткам построения крепкой трансцендентальной логической стены вокруг солипсического «я» на границе между тем, о чем говорить нельзя и тем, о чем говорить можно, приходит анализ игр обыденного языка с его правилами и «логиками». Неужели тема мистического признается Виттгенштейном бессмысленной как некий метафизический остаток [4] («транцендентальное означаемое»)? Или он последовательно реализует положение своего Трактата и молчит?…
Несказанное в сказанном. Язык границ
В письме своему другу Виттгенгштейн, восхищаясь одним стихотворением говорит, что несказанное (Unsagbare) может содержаться в сказанном. Есть особые формы языка, которые могут привести к верному видению вещей, ибо «важнейшие для нас аспекты вещей скрыты за их простотой и обыденностью (можно не заметить того, что всегда имеешь перед глазами)».
Эти особые формы — литература, постольку, поскольку она близка жизни, моделирует и показывает формы жизни [5]. Это также короткий афоризм, заметка, наблюдение за языком — жизнью, иногда противоречивое и парадоксальное, к пониманию которого приходишь порой лишь после долгих размышлений. Этот язык и эти примеры принадлежат повседневности, диалогу и жесту. Здесь настало время провести сравнение с дзэн, а именно с распространенными среди адептов секты Риндзай коанов (короткие диалоги-ситуации и высказывания учителей дзэн) и хайку — японской поэтической формой.
Самое важное в них находится между строк, между слов и жестов, то, что не сказалось, но уловлено-упущено словами как сетью, поймавшей пустоту, то, что лишь намекает на остаток. Язык — покрывало, скрывающее и дарящее очертания того, что, «показывается» (zeigt sich), ведь самое важное на картине то, что не нарисовано.
[59]
Общие методологические установки Виттгенштейна и дзэн
их метод не является философским — он призван не утверждать и высказывать нечто, а скорее, показывать.
на место философии вступает терапия.
место абстрактным теориям должно заступить внимательное наблюдение конкретного и единичного.
важнейшими темами становятся язык общения и ситуации повседневности.
вместо аргументации — действие, вместо объяснения (т. е. выведение из следствия причины) — описание.
установленные философские утверждения и категории представляют собой лишь бесполезные фрагменты реальной жизни.
Смотри на вещи так! (Siehe die Dinge so an!)
Сатори (состояние просветления) неописуемо словами.
Монах: «Как мне вступить на Путь?»
Учитель: «Чувствуешь запах земляники?»
Монах: «Да».
Учитель: «Видишь, я ничего не скрыл от тебя».
Согласно последователям дзэн, эти предложения должны указывать на трансцендентное, но в то же время, должны быть приняты и поняты буквально. Здесь силен прагматический аспект — неожиданным действием (а язык — это именно действие) вывести человека к новой перспективе видения обычных вещей.
Для Виттгенштейна слова — не понятия с неизменными содержаниями. Слова функционируют в определенной ситуации. К примеру, вопрос «что ты знаешь?» — не вопрошание о состоянии знания кого-то, но скорее побуждение кого-то что-то сказать. Внутренние процессы, чувства, представления (такие как «я», «сам», «объяснять», «точно», «время» и др.) не могут быть схвачены четкими определениями, т. к. даже внутренняя речь определяется подвижными ситуативными интерсубъективными констелляциями, так, что уже трудно отделить личную сферу от общественной и объекта от субъекта. «Внутренний процесс требует внешних критериев» (ФИ, § 580). Человек у него выступает как поверхность.
Согласно Виттгенштейну и дзэн, необходимо возвращение внимания к непосредственно данному — к формам жизни, не требующим объяснения. (ФИ, II).
На краю крыши спит
Бездомный кот
Под весенним дождем
Находясь в здесь-и-сейчас, в этой конкретной ситуации, необходимо интуитивно понять и принять ее правила: «Следуя правилу, я не выбираю, я следую ему слепо» (ФИ, § 219)
Монах: «Что такое дзэн?»
Учитель: «Не слово, которое можно было бы произнести».
[60]
Реальное — это данность, и о ней невозможны какие бы то ни было высказывания. Она проста. Отсюда парадоксальность языка коана в дзэн в виде одновременного утверждения противоположного (к примеру, то, что Будда един, имплицитно подразумевает, что он множественен).
«Если у тебя есть палка, я дам тебе одну, если нет, то заберу ее у тебя».
«Когда темнеет, возвещает петух утренние сумерки. В полночь ярко светит солнце».
Заключение и выводы:
К сожалению в рамках этой статьи не возможно было остановиться подробно на всех пунктах приводимых ниже, перечисляющих сходства установок Виттгенштейна и дзэн.
Негативные установки, критика следующих традиционных представлений
философия;
дух;
противоположности;
субъект — объект;
я — другой;
внешнее — внутреннее;
частное — общественное;
идентичность и противоречие;
определение и описание;
причинно-следственный принцип, объяснение, обоснование;
Позитивная сторона
Утверждение важности природы;
конкретного и специфического;
действия;
повседневного и реального (действительного, настоящего);
тотальной конкретности ситуации;
описание, не объяснение — показывать, не говорить;
повседневного языка и языка общения;
Юмор как озарение;
Просветляющие «высказывания» (модель, коан и хайку);
Послесловие: софус, философ или софист
Кем он был — почти что Мудрецом, которому непосредственно явлена высшая мудрость? Или только «любителем мудрости», стоящим на бесконечном пути поиска истины? Или профессиональным фальсификатором истин, наделенным житейской мудростью (common sense)?…
Был случай: однажды Виттгенштейн, поужинав, хоть и в гостях у своего друга, но все же в чопорном английском обществе, исполненный благодарности, принялся мыть за всеми посуду в ванной комнате, чем привел собравшихся в глубокое недоумение близкое к illumination…
[61]
Монах: «Что такое дзэн?»
Учитель: «Ты уже позавтракал?»
Монах: «Да».
Учитель: «Тогда вымой посуду».
Примечания
[1] Критику можно сравнить с игрой — ограничение пространства и установление правил движения в нем (последнее и является методом).
Назад
[2] Кстати именно в этой последовательной критике коренится кантовский фикционализм (признание границ разума — того, что далеко не все подлежит рационализации по заданным правилам). Один японский философ считает оправданным видеть в нем исток европейского нигилизма.
Назад
[3] «“Мистическое” — мир, увиденный с точки зрения вечности».
Назад
[4] Виттгенштейн считал философские (метафизические) высказывания ни истинными и ни ложными, а бессмысленными.
Назад
[5] Известно увлечение Виттгенштейна Достоевским и Толстым, которых он наверняка не променял бы ни на одного автора-метафизика.
Назад
Путь Востока. Проблема методов. Материалы IV Молодежной научной конференции по проблемам философии, религии, культуры Востока. Серия “Symposium”, выпуск 10. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С.57-61
Эта статья вошла также в первый выпуск интернет-журнала «Традиции Востока»
Самое важное и существенное скрыто от нас за неким покрывалом, отражающим дневной свет.
Л. Виттгенштейн, Культура и ценность
[57]
Вступление
1. Насколько правомерны подобные сопоставления? Они полезны хотя бы тем, что ставят под вопрос саму философию (и ее метод). Существует ли философия в других, неевропейских культурах? Или, когда мы говорим, к примеру, «индийская философия», то прибегаем лишь к метафоре, сближающей миф и некий комплекс мировоззренческих установок и философию? Что есть тогда европейская философия? Один из множества дискурсов, одна из множества языковых игр? В ответе на этот вопрос нами движет вера в схожесть парадигм сознания людей разных культур. При этом наиболее плодотворно оказывается сравнивать не содержания (понятия), а проблемные поля и движимые ими стратегии мысли, методы. «Нет одного философского метода, существуют, однако, методы, и, соответственно, различные способы терапии» (Философские исследования, §. 133).
2. Наряду с этой наиболее общей проблемой, данное сравнение оказывается ценным в понимании развития мысли самого Виттгенштейна (от «раннего» к «позднему»), объяснение «выпадения» темы «мистического» в его позднейших трудах.
Другой, если он верно встречен (и тут опять неизбежная проблема правил, церемонии, верного действия, метода) дарит нам нашу границу, сообщает нам нечто существенно важное о нас самих.
Граница, критика и метод
В европейской философской традиции понимание метода и критики тесно связано с понятием границы (см. Graenze в «Критиках» Канта). Критика [1] — и полагание разумом пределов (границ) самому себе (автономия имеет и негативный аспект), и разоблачение попыток бегства за эти границы [2]. По словам Виттгенштейна, ошибки языка возникают, когда он «работает вхолостую» (die Sprache feiert), ошибки — «открытие бессмысленных утверждений, которые удержаны рассудком при бегстве к границе языка» (ФИ, § 119).
[58]
Логико-философский трактат. «Мистическое»
Этот Трактат — программное произведение раннего Виттгенштейна — выстроен как мир, украшен (см. этимологию слова «космос») паратекстовым орнаментом, вновь и вновь проводящим границу, скрывающий смысл-текст под множеством оболочек (нумерация предложений, ссылки, вступления и послесловия и пр.). Все это делает Трактат одним из самых герметичных, трудных для понимания произведений в европейской философии. Сам Виттгенштейн так определил свое намерение: «Я хотел ограничить изнутри то, самое главное, о чем говорить нельзя». Имена этой заглавной теме Виттгенштейн дает разные: этика, эстетика, «мистическое», смысл мира, лежащий вне мира [3]. Тема «мистического» исчезает у позднего Виттгенштейна. На смену попыткам построения крепкой трансцендентальной логической стены вокруг солипсического «я» на границе между тем, о чем говорить нельзя и тем, о чем говорить можно, приходит анализ игр обыденного языка с его правилами и «логиками». Неужели тема мистического признается Виттгенштейном бессмысленной как некий метафизический остаток [4] («транцендентальное означаемое»)? Или он последовательно реализует положение своего Трактата и молчит?…
Несказанное в сказанном. Язык границ
В письме своему другу Виттгенгштейн, восхищаясь одним стихотворением говорит, что несказанное (Unsagbare) может содержаться в сказанном. Есть особые формы языка, которые могут привести к верному видению вещей, ибо «важнейшие для нас аспекты вещей скрыты за их простотой и обыденностью (можно не заметить того, что всегда имеешь перед глазами)».
Эти особые формы — литература, постольку, поскольку она близка жизни, моделирует и показывает формы жизни [5]. Это также короткий афоризм, заметка, наблюдение за языком — жизнью, иногда противоречивое и парадоксальное, к пониманию которого приходишь порой лишь после долгих размышлений. Этот язык и эти примеры принадлежат повседневности, диалогу и жесту. Здесь настало время провести сравнение с дзэн, а именно с распространенными среди адептов секты Риндзай коанов (короткие диалоги-ситуации и высказывания учителей дзэн) и хайку — японской поэтической формой.
Самое важное в них находится между строк, между слов и жестов, то, что не сказалось, но уловлено-упущено словами как сетью, поймавшей пустоту, то, что лишь намекает на остаток. Язык — покрывало, скрывающее и дарящее очертания того, что, «показывается» (zeigt sich), ведь самое важное на картине то, что не нарисовано.
[59]
Общие методологические установки Виттгенштейна и дзэн
их метод не является философским — он призван не утверждать и высказывать нечто, а скорее, показывать.
на место философии вступает терапия.
место абстрактным теориям должно заступить внимательное наблюдение конкретного и единичного.
важнейшими темами становятся язык общения и ситуации повседневности.
вместо аргументации — действие, вместо объяснения (т. е. выведение из следствия причины) — описание.
установленные философские утверждения и категории представляют собой лишь бесполезные фрагменты реальной жизни.
Смотри на вещи так! (Siehe die Dinge so an!)
Сатори (состояние просветления) неописуемо словами.
Монах: «Как мне вступить на Путь?»
Учитель: «Чувствуешь запах земляники?»
Монах: «Да».
Учитель: «Видишь, я ничего не скрыл от тебя».
Согласно последователям дзэн, эти предложения должны указывать на трансцендентное, но в то же время, должны быть приняты и поняты буквально. Здесь силен прагматический аспект — неожиданным действием (а язык — это именно действие) вывести человека к новой перспективе видения обычных вещей.
Для Виттгенштейна слова — не понятия с неизменными содержаниями. Слова функционируют в определенной ситуации. К примеру, вопрос «что ты знаешь?» — не вопрошание о состоянии знания кого-то, но скорее побуждение кого-то что-то сказать. Внутренние процессы, чувства, представления (такие как «я», «сам», «объяснять», «точно», «время» и др.) не могут быть схвачены четкими определениями, т. к. даже внутренняя речь определяется подвижными ситуативными интерсубъективными констелляциями, так, что уже трудно отделить личную сферу от общественной и объекта от субъекта. «Внутренний процесс требует внешних критериев» (ФИ, § 580). Человек у него выступает как поверхность.
Согласно Виттгенштейну и дзэн, необходимо возвращение внимания к непосредственно данному — к формам жизни, не требующим объяснения. (ФИ, II).
На краю крыши спит
Бездомный кот
Под весенним дождем
Находясь в здесь-и-сейчас, в этой конкретной ситуации, необходимо интуитивно понять и принять ее правила: «Следуя правилу, я не выбираю, я следую ему слепо» (ФИ, § 219)
Монах: «Что такое дзэн?»
Учитель: «Не слово, которое можно было бы произнести».
[60]
Реальное — это данность, и о ней невозможны какие бы то ни было высказывания. Она проста. Отсюда парадоксальность языка коана в дзэн в виде одновременного утверждения противоположного (к примеру, то, что Будда един, имплицитно подразумевает, что он множественен).
«Если у тебя есть палка, я дам тебе одну, если нет, то заберу ее у тебя».
«Когда темнеет, возвещает петух утренние сумерки. В полночь ярко светит солнце».
Заключение и выводы:
К сожалению в рамках этой статьи не возможно было остановиться подробно на всех пунктах приводимых ниже, перечисляющих сходства установок Виттгенштейна и дзэн.
Негативные установки, критика следующих традиционных представлений
философия;
дух;
противоположности;
субъект — объект;
я — другой;
внешнее — внутреннее;
частное — общественное;
идентичность и противоречие;
определение и описание;
причинно-следственный принцип, объяснение, обоснование;
Позитивная сторона
Утверждение важности природы;
конкретного и специфического;
действия;
повседневного и реального (действительного, настоящего);
тотальной конкретности ситуации;
описание, не объяснение — показывать, не говорить;
повседневного языка и языка общения;
Юмор как озарение;
Просветляющие «высказывания» (модель, коан и хайку);
Послесловие: софус, философ или софист
Кем он был — почти что Мудрецом, которому непосредственно явлена высшая мудрость? Или только «любителем мудрости», стоящим на бесконечном пути поиска истины? Или профессиональным фальсификатором истин, наделенным житейской мудростью (common sense)?…
Был случай: однажды Виттгенштейн, поужинав, хоть и в гостях у своего друга, но все же в чопорном английском обществе, исполненный благодарности, принялся мыть за всеми посуду в ванной комнате, чем привел собравшихся в глубокое недоумение близкое к illumination…
[61]
Монах: «Что такое дзэн?»
Учитель: «Ты уже позавтракал?»
Монах: «Да».
Учитель: «Тогда вымой посуду».
Примечания
[1] Критику можно сравнить с игрой — ограничение пространства и установление правил движения в нем (последнее и является методом).
Назад
[2] Кстати именно в этой последовательной критике коренится кантовский фикционализм (признание границ разума — того, что далеко не все подлежит рационализации по заданным правилам). Один японский философ считает оправданным видеть в нем исток европейского нигилизма.
Назад
[3] «“Мистическое” — мир, увиденный с точки зрения вечности».
Назад
[4] Виттгенштейн считал философские (метафизические) высказывания ни истинными и ни ложными, а бессмысленными.
Назад
[5] Известно увлечение Виттгенштейна Достоевским и Толстым, которых он наверняка не променял бы ни на одного автора-метафизика.
Назад
Опубликовано 13 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Границы языка и язык границ - Витгенштейн и дзэн
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1108242425 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций