ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Трагедия истины.
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
Немцев В.И.
Трагедия истины.
Самара: Самарский научный центр РАН, 2003. 255 с.
ISBN 5-93424-111-7
Автор повести об истине показывает процесс становления в творчестве М.А.Булгакова (1891-1940) трагического воззрения на мир. В ходе анализа предлагается новая концепция прочтения рамочного «романа Мастера», который формирует восприятие всей свободной мениппеи – «Мастера и Маргариты». Это произведение по сути своей есть ответ на ироничный вопрос Понтия Пилата «Что есть истина?». Задача автора настоящей книги – приоткрыть её, показав многообразие значений истины.
Для исследователей и широкого круга внимательных читателей.
© В.И.Немцев, 2003
Фрагменты из книги
Глава I.
…
Задачи книги
Заманчиво открывать булгаковские романы. Может быть, причина в истине, которую демонстрирует писатель? Но тогда в чём истина? Этот вопрос в простоте своей прозвучал двадцать один век назад из уст Понтия Пилата, но до сих пор в каждом случае требует конкретизации. Булгаковеды на многое в творчестве и биографии Булгакова помогли раскрыть глаза, но некоторые ключевые вопросы всех трёх романов остаются без глубоких комментариев, а там, где появляется новая концепция, иногда недостаёт доказательств.
На первое место выдвинулись крайности. Одни подчёркнуто не замечают еврейской темы романа, другие к ней и сводят всё произведение, причём среди этой группы исследователей есть две категории. Первая всюду находит «еврейский след», оставленный не кем иным, как сатаной, вторая же обидчиво пеняет Булгакову, что он по простоте душевной отразил «субкультуру русского антисемитизма», поддавшись его суровому и неотвратимому влиянию. Хотя в романе Булгакова сатана действительно таки правит бал, но еврейская тема совсем не выпячивается. Согласимся, однако, что эта тема ушла в подтекст.
Нам показалось необходимым в связи с этим обратиться к тем страницам, которые ещё не освоены исследователями, но скрывают колоссальный идейно-эстетический потенциал. И, кто знает, могут заинтересовать и философские, теософские, историософские круги булгаковских читателей.
Подчеркнём одно важное обстоятельство: знаменитейший роман Булгакова мог быть написан только в атеистической, православной или протестантской стране. В нём автор совершенно по-своему толкует Новый Завет – основной источник христианской религии. На эту оригинальность романа указывали очень многие исследователи, но пока в полную меру не было сказано, в чём именно заключается суть «евангелия от Воланда».
Если признать, что Булгаков был верующим во Христа (о чём прямо говорит его вдова ), то он, несомненно, выступает в своём романе христианским протестантом православного толка. Хотя не это главный аргумент писателя. Булгаков – очень убедительный художник, создающий новое видение действительности. Стремление его к исторической истине очевидно. Ведь Булгаков как писатель и гражданин прекрасно представлял себе, что наша цивилизация и культура состоят из ряда незыблемых мифов. Нельзя утверждать наверняка, насколько полно он понимал создаваемую на глазах советскую мифологию. Но всё ж таки не разоблачительство было движущим мотивом булгаковского творчества, ведь писатель высоко ценил культурные ценности, и отдавал себе отчёт, что хотя бы без доли мифотворчества эти ценности не существуют.
Булгаков, как всякий художник, берущий в расчёт собственную славу (и других, пожалуй, не бывает), стремился передать своё видение истины. В поисках и описании этого видения вполне вероятно, что наша версия «романа Мастера» ещё больше «удивит, изумит, может быть, даже ужаснёт и оттолкнёт того, кто знает Иисуса по евангелиям» . Но уж таков Булгаков и его время.
Булгаков назван историком В.Сироткиным одним из иллюстраторов, а точнее, метафористов, идей . Известны также творческие планы С.М.Эйзенштейна экранизировать «Капитал» К.Маркса. Как видим, тенденция встраивания научных знаний в образный ряд художественных произведений случай не из ряда вон в истории культуры. Чем же тогда научные идеи тут могут быть менее перспективны, нежели эмпирические?
Итак, Булгаков «иллюстрировал» идеи и факты истории – с этим можно согласиться. Но он не ограничивался подобным способом, а создавал и собственные концепции событий жизни. И это самое интересное в его творчестве. Именно об этом наша книга.
Автор этих строк в своё время пришёл к выводу, что Воланд является сюжетным центром романа «Мастер и Маргарита», поскольку он блюдёт грешный земной мир. Структурно роман строится вокруг Воланда, и именно князь тьмы является той фигурой, которая равна его автору . Но это ещё далеко не всё о творении Булгакова. Писатель показал высший мир, мир Иешуа – художественный по своей сути. А главное – ему удалось передать возникновение этого мира Истины в романе Мастера.
И основная проблема, которая складывается в настоящей книге, заключается в выводе, уже сформулированном ранее нами: Булгаков к концу творческого пути проникался ощущением великого трагизма жизни . Как это происходило, мы постараемся продемонстрировать.
«Оперетка» как жанр и легковесный подход к жизни, про которую писатель часто упоминает в раннем творчестве, к концу творческого пути трансформировалась в трагическую «оперу», в полнозвучный синтетический жанр и принцип мировидения, созданию чего писатель отдал много сил , – этот принцип восприятия жизни, который мы понимаем как трагизм, значит, жизнеповедение и жизневосприятие как часть безальтернативного хода истории, представляется общей тенденцией заключительного этапа творческого пути Булгакова. И это также видение новых подходов к интерпретации материала действительности. Видение новой, чуждой реальности, укореняющейся в мире. Прежняя Россия безвозвратно погибла, но и новая мало привлекает. Будущее надолго чуждо Булгакову (если смотреть сцены из грядущего в «Блаженстве», «Иване Васильевиче»), писатель в него с трудом верит, но, главное, не понимает (регламентированная жизнь да чистый спирт, текущий из обычного кухонного крана – это что, всё новое, родившееся из хорошо забытого старого?..).
Впрочем, и так общепризнано, что Булгаков драматургичен – значит, сюжетно остра его проза, напряжённо повествование, неспокойно душевное состояние повествователя. Тут только важно подчеркнуть, что он драматургичен во всём. Окрашенность романа «Мастер и Маргарита» искупительной трагедией, по сути своей содержит ответ на вопрос Понтия Пилата «Что есть истина?». Наша задача – приоткрыть её.
Почему Мастер не заслуживает «света», но заслужил «покой»? – вот одна из главных проблем булгаковедения. Ответ на неё позволит по-иному прочесть роман Булгакова. Но хотелось бы заметить, что при решении какой-то проблемы не стоит отталкиваться от её самой. Нужно исходить из предмета исследования, чтобы разобраться во всех его тонкостях.
…
Глава II.
Евреи в романе «Мастер и Маргарита» и в контексте его
Тема эта имеет решающее значение в романе Булгакова. Правда, если трактовать её так, как это делают читатели, разумеющие в качестве источника романа «Протоколы сионских мудрецов», сочинения, оригинала которого никогда не существовало , то художественная идея булгаковского сочинения, конечно же, будет сведена к сфальсифицированным «Протоколам», либо так и останется крайне сумбурной и запутанной.
…
Литературный еврейский контекст романов «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита»
С 1954 года эпизодически, а с 1956 уже в массовом порядке возвращались домой сидельцы сталинских лагерей, политические заключённые, познавшие все стороны настоящей советской жизни. Среди них было немало тех, кто чувствовал себя обиженными властью, репрессированными по недоразумению или по злому умыслу собственных завистников, а то и скрытых врагов. Но было много таких, кто, подобно Аркадию Белинкову, мог сказать, что он отсидел заслуженно под опекой лагерных и тюремных «вертухаев», что, кстати, не отменяло незаконности их заключения. К последним относился известный в тридцатые годы писатель Д.М.Стонов.
…
Лишь роман Стонова «Семья Раскиных» увидел свет в 1929 году. Опоздай писатель на год, и мы бы оказались его первыми читателями. Роман «Семья Раскиных» написан явно по следам булгаковского романа «Белая гвардия». И там, и здесь налицо утверждение культурных ценностей как основы нормальной жизни, атмосфера семейной гармонии как гарантии взаимного согласия и стабильности. В обоих произведениях передана ощутимая боль от утраты этой важнейшей основы человеческого существования, и поэтому в них значимы жизнеутверждающие финалы. По свидетельству сына писателя и составителя рецензируемой книги, о судьбе героев «Семьи Раскиных» после боль¬шевистской революции, автор написать не мог, а лгать не хотел. Он не раз повторял, что власти могут принудить его замолчать, но не могут заставить писать неправ¬ду.
Правда же заключалась в том, что на страницах романа воскресает подлинная атмосфера дореволюционного времени, а тон повествования взят довольно точный, и напоминает он булгаковский: «По вечерам начинается ад. Большая комната наполнена мужиками, – из вечера в вечер приходят они к Раскиным, садятся на пол, на скамейки, на табуреты. Они балакают о своих деревенских делах, плюют на пол и курят, без конца курят отвратительную махорку. Дом становится сизым от дыма, – дышать нечем. Сарра вдвойне мучается, у неё начи¬нается мигрень, она задыхается и тихо и горько плачет над пропащей жизнью. Приходит деревенский сумасшедший в рваных калошах на босу ногу и, несмотря на зимние моро¬зы, в одной посконной рубахе и домотканых штанах. У него грубо-чёрная, курчавая бородка, волосатая грудь обнажена, при тусклом свете нехорошо блестят его глаза и зубы. Целы¬ми часами, притулившись к стене, он может простоять неподвижно. Но мужики, от нечего делать, пристают к нему, дергают его, сумасшедший свирепеет. Как дикий носится он по дому, белые зубы часто мелькают в чёрной его бороде, из круглого рта летят проклятья.
Мрачные тучи – налоги, пожары, болезни, недороды – часто проносятся над деревней. Мужики меняются в лице, скверно бранятся, всю свою злость и веками накипевшую обиду вымещают они на Раскиных. Белорусские мужики, ко всему решительно равнодушные, вспоминают тогда, что жиды распяли Христа, что они не желают трудиться, что вот – Меер открыл лавку, жена его здесь грабит крестьянс¬кий народ, а сам он – жадюга! – наживается на стороне. По¬падается им на глаза трехлетняя толстушка Шева, и они – пьяные, озлобленные – наплюют ей на голову, будто невзна¬чай, один из них наступит толстым, промерзшим лаптем на маленькую ножку, – получай, жидовское отродье! Ребенок плачет, Хава ломает пальцы и просит смилостивиться, Сарра с мальчиками забивается в холодный чулан; кто-то, расхрабрившись, палкой разбивает лампу, дом сразу погру¬жается в тьму, и в темноте долго еще орут мужики»...
В начальных абзацах этой белорусско-еврейской саги пробиваются сквозь грусть и горечь земного существования светлые ощущения: «В зимние дни, когда под ярким, холодным солнцем заис¬крится снег, засияет золотыми, синими, лиловыми алмаза¬ми, из труб к чистому небу потянется розовый от солнца дым, и деревня вдруг станет легкой, игрушечной и радостной, Сар¬ра одевает братьев и отправляется с ними гулять. Проходит немного времени, и мальчишки слушают удивительную про¬поведь-наставление.
Для иных жизнь на земле складывается счастливо. Нет озлобленных мужиков, нет убогой этой, несчастной дерев¬ни. Счастливые люди живут в больших городах. Счастливые люди читают умные книги, по вечерам бывают в театрах, на лекциях, они занимаются умственным трудом, и труд этот для них – наслаждение. Дети, от вас зависит ваше будущее!» .
И в финальном абзаце – последний аккорд: «В тумане грядущих лет намечались новые вехи. Кое-кто не выдержит, силы оставят его, он будет выброшен... Другие же осилят, пройдут тернистый путь, для них взойдет солнце, новая жизнь откроет им свои объятия:
– Пожалуйте, мы вас ждем, приходите и утверждайте себя!..»
Романы Булгакова и Стонова представляют собой первые части ненаписанных трилогий, потому что история страны повернулась неожиданно в иную сторону, и фабульного материала явно не стало хватать. К тому же вскоре в Советской России утвердилась жёсткая военизированная цензура, требовавшая от писателей не осмысления прошлого, а показа революционного процесса как безжалостной и прогрессивной ломки прежней жизни. Никаким сочувственным оценкам прошлого, демонстрации прекраснодушных буржуазных персонажей, умеющих трудиться, места не оставалось.
В наши дни уже вышел в свет роман Фридриха Горенштейна «Псалом» , художественный язык которого произошёл от языка Андрея Платонова. Такой же он по бытовому внятный, размеренный, упорядоченный. Библейский ритм в нём естественным образом укореняется, чтобы понятно было всем, что говорится в тексте.
И главный герой Дан Яковлевич, который «вместе с Братом своим делает Божье», живёт по библейским заповедям, а нарушает их лишь с благословения Господня. Так, он очень любит русских девочек, юных женщин, олицетворяющих Россию. Впрочем, при всяком упоминании об этом странном герое в тексте повествователь не преминёт уточнить, что Дан – Антихрист, да ещё родной брат Христа.
Характерно, что даже конкретные носители злого начала в романе и описываются, и живут, как и булгаковские, в библейских измерениях. Даже пейзаж подаётся как эсхатологическое знамение – вот образчик этого стиля: «Вечерело, но не было здесь вечерней тишины, какая случается зимой в поле при заходе солнца. В шуме и реве авиамоторов опускалось оно, в дрожании морозного воздуха. И увидел Дан опять меч, кото¬рый тогда рассёк над окровавленным морем кровавые тучи...». Но благодаря такому измерению все бытовые события и мелкие людские эмоции неизбежно вырастают до масштабов страны и ХХ века.
Органичной частью романа оказываются ёмкие и точные размышления мыслителя, он же повествователь романа «Псалом». К этим размышлениям подводят человеческие истории, страстно поведанные романистом. Собственно, без размышлений над Библией не стало бы произведения, ибо как можно без прямого авторского слова интерпретировать простые, но замысловатые истории? Да и истории ли это – только повод для оспаривания Библии и написания своей! Вот на что посягает Фридрих Горенштейн: на Библию!
Заметно, что писатель в этом получил вдохновение у Булгакова. Его роман «Мастер и Маргарита» только лишь за пять лет до того вышел в двух номерах журнала «Москва». Это напечатан «Псалом» только теперь. Но интересно, что и произведение Булгакова, и произведение Горенштейна ждали выхода в свет четверть века… Это красноречивое совпадение или намёк?..
И уж поскольку оба писателя каждый по-своему толкуют Библию – один Новый Завет, другой и Новый и Ветхий, – любопытно увидеть то новое, что они привносят. Правда, задача в «Псаломе» облегчается тем, что, в отличие от «Мастера и Маргариты», где мысль глубоко спрятана в художественный образ, в «Псаломе» разговор срывается на прямые интенции.
Впрочем, есть и объяснение, почему в романе много прямого слова: «Конечно, и через искусство нельзя увидеть Бога и постичь Его. Сказал ведь Господь Моисею: «Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может Меня уви¬деть и остаться в живых». Но искусство есть то пламя огня из тернового куста, которое увидел Моисей, ни¬кому ещё не известный пастух, далеко в пустыне у горы Хорив, сказав¬ший: «Пойду и посмотрю на сие великое явление, от¬чего куст не сгорает...»
Поэтому мы обойдём фабульную часть романа Горенштейна, с его явно булгаковскими повествовательными фигурами: «Было начало весны 1941 года от рождества Брата Данова Иисуса из колена Иудина», – и обратимся к философским комментариям. Тем более, что, по словам его повествователя, «Библейский стиль избегает чрезмерной ясности, ибо чрезмерно ясное есть лозунг».
Сказано уже критиком Натальей Ивановой при оценке романа, что во всех пяти частях романа Горенштейна «спор идёт о трёх вещах: о любви, о христианстве, о шовинизме» . Одна любовь в «Псаломе» подробно описана, а вот остальные вещи не понять без авторских отступлений. Например, о христианстве: «Иисус пал жертвой «внутреннего заговора апостолов, научив¬ших Иуду и выставивших его напоказ. О том, что Иуда Искариот был человек наивный, недалекий, но совес¬тливый, свидетельствует его поведение после суда . Здесь, на взгляд повествователя, «угадывается личность честная, но неразумная, даже не осознавшая смысла происходя¬щего, удивленная тем, что Иисуса за неразумные его речи приговорили к смерти. Тем не менее Иуда обо¬значен в христианской литературе и христианском мышлении как образ канонического предателя, дабы скрыть предателей тайных, разумных и подлинных. И по сей день эти предатели числятся в святых апос¬толах, и в честь их воздвигнуты Божьи храмы» .
Далее в романе неоднократно говорится о «заговоре апостолов против Христа», превратившемся в «заговор христианства против Христа». Повествователь не раз ставит в пример иудаизм как религию более серьёзную, чем «легкомысленное» христианство. Об иудаизме он говорит много: «…Подлинная родина человека – это не земля, на ко¬торой он живет, а нация, к которой он принадлежит. Нет ни русской, ни еврейской, ни английской, ни ту¬рецкой, ни иной какой-нибудь земли. Вся земля Гос¬подня, и Господь – единственный коренной житель на земле... Но воздаст Господь нации, храня¬щей Имущество Господне» .
Вот другие мысли. Подлинный христианин – это добрый человек любой религии , но подлинный иудей – это гений и пророк любой религии. Проана¬лизируйте любого гения, и вы найдете в нём иудей¬ское начало, даже если иудаизм он отвергает. Иуда¬изм гораздо ближе к Богу, чем христианство, христи¬анство ближе к человеку… Главная неправда христианства в том, что, по его утверждению, служа человеку, можно служить Богу. Другое дело, что Господь в силу грехов людских одобряет и этот путь, хоть он далёк от Бо¬жьего... Человек, живущий по Божьим Заповедям, которые крайне просты, не нуждается в христианстве… Христиан¬ство – наиболее умелая игра на грани безбожия. Иуда¬изм не способен на такую гибкую игру, для этого он слишком серьёзен. В христианстве же можно очень сильно верить, будучи неверующим и используя эти преимущества, ибо христианская вера крайне диалек¬тична. Борьба и поиски в Вечном, Незыблемом, в том, в чем ни борьбы, ни поисков быть не должно, – вот драматургия христианской жизни. На первый взгляд может показаться, что христианство – учение идеалистическое, не учитывающее природы челове¬ка. Человек зол, а оно проповедует идеалистическое добро. В действительности это не так. Идеалистичес¬кое учение способно создать религию или культуру, но оно не способно создать ни мощные империи, ни земные цивилизации. Как раз христианство весьма умело использовало подлинную природу человека. Ибо первоосновой человека является всё-таки не зло, а легкомыслие ... Не Христос, а христианство построило цивилизацию. Сам Христос был человек острый, глубокий, общаю¬щийся с Богом. Христос считал себя иудеем и был иудей из секты фарисеев. Но серьезная заслуга хрис¬тианства в том, что, ничего не изменив в злом, ненавистном ему языческом мире по сути, оно, тем не менее, создало видимость полной перемены... Бог велик, человек грешен, вот почему иудаизм – ре¬лигия гения и пророка – сохраняет Бога для челове¬ка, а христианство – религия безымянного, неразум¬ного, доброго человека, добровольного мученика, от¬рекающегося от себя во имя иных, неблагодарных, – спасает в легкомысленном падшем мире человека для Бога. Спасает если не духовно, что хотя бы телесно. К христианской телесности мир не только привык, но и полюбил её. Христианскую телесность менять не следует, но суть христианства следует понять сегодня и видоизменить. Суть же её состояла в течение пят¬надцати веков в противоборстве с библейским кор¬нем своим» .
Создаётся впечатление, что и тут перед нами заочный спор с Мастером, создавшим первого христианина Иешуа. При этом роман Булгакова Горенштейном прочитан невнимательно. Зато современный нам писатель создаёт и своих христиан, и свой прообраз Христа, отчасти напоминающие ницшевские.
…
Тематически сопоставима с «Псалмом» первая книга трилогии Эдуарда Тополя , за период своей эмиграции издавшего за границей и в России двадцать книг. Собственно, этот первый роман больше всего принёс автору известности, конечно же, вместе с детективами о периоде заката брежневской империи.
Речь постоянно и в нём, и во всей трилогии заходит о чистоте крови, о любви русских женщин, об истории евреев. И пускай вопрос крови и чистоты расы всегда был запутан, ибо великие переселения народов дали свои плоды, странная теория Рубинчика, на которой построена трилогия, завораживает своей неожиданностью. По ней, настоящая русская женщина любит только настоящих еврейских мужчин . А все так называемые «настоящие русские мужчины» – это лишь продукты такой любви. И вообще нет настоящих русских, кроме «русских красавиц». Согласно современному учению евгеники сын наследует генотип матери, а дочь – отца, так что в этой теории, как говорится, что-то есть. Но причём тут тогда русские и Россия? Однако пойдём дальше.
Своим предком историк и журналист Иосиф Рубинчик ощущает древнего хазарского царя, хотя в трилогии постоянно звучит мотив гонимых евреев из Иудеи в Испанию, потом в Германию, далее в Польшу, и, наконец, в Россию, на территории которой и существовал некогда Хазарский каганат. Он распался из-за коварства «царя руссов» Святослава, внебрачного сына княгини Ольги и самого царя Иосифа, павшего жертвой собственного благородства.
Да и вообще иудеи всегда предпочитали торговать, а не воевать. У еврейской нации есть много достоинств, но возводить их в абсолют в виде понятия «чистота крови» непредвзятому историку, коим выступает Рубинчик, не пристало. Тополь тут порой провоцирует национальные чувства читателей. В художественном произведении это может быть неумелым приёмом. Однако писатель как будто и не стремится к художественности.
Его занимает постоянное обыгрывание своей оригинальной теории в тексте трилогии. И это наталкивает на мысль: а не тонкая ли это пародия Тополя на разного рода расистские идеи? Надеемся, что это так, хотя и неудачно решённая. Скорее это метафорическое отражение боли автора за свою нацию, носящую генотипы разных народов, среди которых приходилось жить изгнанникам-иудеям. Ведь не осталось уже «чистокровных наций», поскольку каждая из них проходит стадии развития и взаимодействия. Есть только нации по духу, традициям.
…
Глава III.
Образы власти в романе Мастера и власть за его пределами
…
Власть искусства и искусство власти
Для того, чтобы проникнуться атмосферой довоенной эпохи, полезно почитать с искренней правдивостью сделанные В.Шкловским повести о времени «Жили-были», «ZOO, или Письма не о любви», «Встречи», где художественно осязаемо показывается порывистая Россия иная, не сталинско-приземлённая, – вся устремлённая в будущее. Хотя и настоящее её устраивает, но лишь как трамплин в это будущее. В одном из своих очерков, «Константин Эдуардович Циолковский», писатель создаёт поразительный портрет русского человека, «ракетоносителя», всю жизнь стремившегося к звёздам, чтобы жить на «каменистых площадках» . Зачем только, спрашивается, человеку эта каменная почва? Российского чернозёма ему мало? Не охота возделывать богатые земли?.. Булгакова тоже не устраивало настоящее, но Циолковского, как и большинство советских людей, оно не устраивало потому, что они отказывались от прошлого, и потому, что не хотели обустраиваться в настоящем всерьёз и надолго. Но Булгаков считал себя обречённым терпеть лихолетье. Советские люди об этих материях вряд ли глубоко задумывались. Им приходилось повседневно ожидать неминуемого счастья, тем более, что его обещали их вожди. Такая вера отчасти возмещала постоянную неустроенность жизни. Кроме того, все устремлённые в будущее жить в настоящем не умели, а может, не хотели в силу его скучности и обременительности для этих мечтателей.
Поэтому в России постоянно, и тогда и сейчас, циркулируют настроения, выраженные новой/старой идеологией: душой с Востоком, а телом с Западом; потом объединение всех в коммунистическом обществе, базой которого станут космические станции… .
Художественное сознание было всегда основой русской национальной жизни, от фольклорных преданий и сказок до святой веры в писательское слово. Складывался на протяжении веков даже некий кодекс писателя – учителя жизни. В основе этого сознания – анархизм, отрицание власти. Ведь русский человек – аристократ духа: он не любит действовать. Особенно ему не по душе банальные поступки, говорящие о «ничтожестве».
…
«Театральный роман», удачно показывающий модель российской государственности и культуры, как их воспринимал Булгаков, отнюдь не в безобидном контексте отразил и биографические реалии писателя. Один только «режиссёрский театр» метафорически демонстрирует государственный авторитаризм. Ведь вся русская национальная почва отразилась в его проявлениях. Не зря был один из вариантов названий романа – «Дионисовы мастера», в чём видится, хотя и непрямой, но последовательный выход на Ницше. Правда, Булгаков в 1937 году, кажется, не понял сути создаваемой административной системы, потому что она только оформлялась, – коммунисты не имели стройного учения о государстве и пользовались самыми радикальными идеями этого плана. Да и понятия такого для слуха общественности не существовало – «тоталитаризм».
Адекватным в этом отношении для писателя стал роман «Мастер и Маргарита» – произведение о власти и об искусстве: там мало женщин и почти нет детей. Зато много инфернальных фигур, ценящих искусство и власть. Гости бала у сатаны проходят парадом сильных мира сего в прошлом, когда они обладали большими объёмами власти. Здесь же находятся и самые известные творцы в разных областях искусства.
Все идеи, темы романа Булгакова, вбирающего в себя многое из жизни ХХ века, обнаруживают авторское стремление проникнуть в тайны власти – одну из постоянных тенденций произведения. Но дело в том, что свободные личности в авторитарных (читай: тоталитарных) условиях не могут полноценно жить.
Так, вслед за Иешуа и Мастер не хочет бороться, ибо будет хуже. А ведь Иешуа искупил грехи человеческие… Что ж, а Мастер искупил недостаток истины. Но атеисты не позволяют Мастеру говорить правду. И, что знаменательно, эти атеисты носят фамилии, производные от языческих понятий, как по смыслу, так и в отдельном случае по составу: Ариман , Лаврович , Латунский . Несмотря на зашифрованность главной идеи романа Мастера, слуги режима догадываются о смысле его, точнее, их страшит сама тема о правдоподобии Христа. Значит, роман опубликован быть не может. Найти защиту Мастеру можно только у властей, так что, выйдя из заключения, он добровольно является в «перевоспитательную» лечебницу профессора Стравинского. Тем более, что, на его доверчивую душу, все подобного рода «богоугодные заведения», как известно, находятся под покровительством небес.
Мастер прекрасно отдаёт себе отчёт, что нет смысла бороться за публикацию романа. Так что, он должен быть казнён? Только вот в казни Мастера высшие силы не заинтересованы: породить ещё одного пострадавшего за истину значит привлечь внимание к его творчеству (кроме того, почему «небу» это нежелательно, см. предпоследнюю главу). Так что его жертва не нужна, хотя Мастер понимает и обманчивость этого. Не суждено ему быть героем, тем более в исторической действительности второй половины 30-х годов идеологические и литературные преследователи Булгакова сами были казнимы или отправлены в заключение.
Потому к этому времени Булгаков сделается суровее и трезвее относительно своей судьбы. Это видно по дневнику Елены Сергеевны. В дневнике жена писателя подробно зафиксировала приёмы психологической обработки Булгакова – беседы секретных сотрудников, построенные по сценарию различных форм призывов к прямому идеологическому сотрудничеству с советской властью, а также уверения в готовившейся публикации какого-нибудь произведения писателя, а то и решения выпустить его в поездку за границу, и следовавшим потом опровержениям – в самых грубых формах.
А ведь Булгаков не хотел быть против власти. Но он к концу жизни понял, что власть эта – тупиковая, страшная, что народ пройдёт испытания до донышка. Именно эта власть не давала ему жить. Не только Сталин, но О.Литовский, Ф.Раскольников, К.Радек, В.Киршон, Вс. Вишневский как таковые. Уничтожив или отдалив этих, власть привлекала других.
Художник так устроен, что он больше чувствует власть, чем знает изнутри. Даже если он находится во власти. Способность отстраниться и настроиться на культурное поле Земли, объединяющее всех людей, даёт возможность сконцентрироваться на главном, высмотреть подробности.
…
Власть философии и философия власти
Рефлексия власти не миновала ни мыслителей, ни писателей. Только лишь модернисты попытались уйти от этого вопроса, а постмодернисты определили проблему власти надэстетической и стали просто игнорировать тему. Да всё равно от действительности не уйти. Искусство, пускай криво, но отражает многообразие жизни, хотя мы подчас и не желаем этого. Стоит только самому себе задать какой-нибудь вопрос, как мы вовлекаемся в дискурс с окружением.
Нюрнбергский процесс, среди прочего, позволил внести историческую ясность в вопрос: кто и что правит миром? Союзники, тем более советские марксисты, официально считали, что германским рейхом правит промышленный и банковский капитал, у которого Гитлер находится «на поводке». Главной движущей фигурой Третьего рейха априори видели финансиста Ялмара Шахта, самого умного и образованного, а также Фрица Тиссена, Густава и Альфреда Круппов, барона Курта фон Шредера, Отто Вольфа, Георга фон Шницлера, Альберта Веглера. В ходе процесса прояснилось: нет, миром всё-таки правят идеи, особенно идеи консервативные, но не экономические идеи. Германия была захвачена расово-имперской теорией, но не промышленно-экономическими планами вооружения армии и экспансии мира. А Советским Союзом правила коммунистическая идея, пленившая «массы».
Впрочем, что есть экономика, как не реакция человеческого сознания на получение выгоды из конкретного вида деятельности?
Поэтому идея вождизма, распространившаяся в ХХ веке в ряде типов государственного устройства, порождённая философией Ницше, легла на благодатный покров. Нам представляется, в Советском Союзе идеологом вождя выступил Горький, которого особо ценил Ленин, и к которому прислушался Сталин, решив, что именно такой тип государственного устройства отвечает запросу времени. Ведь именно пролетарский писатель выдвинул в своё время идею «сверхвождя» в литературе .
А если можно в литературе, то почему нельзя в жизни? Тем более марксистская мысль почти никак не развивалась после октябрьского переворота в России. Вот и пришёлся кстати Горький, пускай его публицистические вариации немецкого философа и были двухдесятилетней давности.
Правда, государственная машина, созданная Сталиным даже вопреки заветам Маркса и Ленина, изначально видевшим её отмирающим элементом, работала на ложные начала мироустройства. Поэтому кстати обращение Булгакова к истокам государства в Древнем Риме (роман Мастера), где словно бы сравнивается общее начало государственного строительства на основе идей «свыше»… С Горьким же Булгаков перекликается в «Белой гвардии», нелицеприятно изображая российскую элиту, бежавшую через Киев. Ведь именно Горький ещё в начале века постоянно говорил и писал, что «классовый эгоизм», присущий русскому буржуазному обществу, до добра не доведёт…
В целом же идея коммунистического строительства и «Божий промысел» столкнулись в романе «Мастер и Маргарита» на стилевом уровне: фельетонном, обычно презираемом Булгаковым, но передающим банальные проблемы «нового мира» на фарсовых началах , – и исконно реалистическом, отражающем мироустройство как естественное течение событий, облекаемых в простые и ясные формы морального закона и учения о личном спасении.
…
Глава IV.
Художник и нечистая сила, или Рассказчик и критик Господа
…
Воланд в образе дьявола и семантика «врага» в России
Парасоветскую эпоху нам ещё предстоит осмыслять. Но для начала хорошо бы прояснить советскую, хотя бы ту, эстетически искажённую, что, впрочем, узнаваемо отражена в булгаковских романах. В частности, нелишне обратить внимание на одно из ключевых слов ушедшей эпохи – «враг». Такового ощутили в «иностранном профессоре», а то и «белоэмигранте», литераторы Берлиоз и Бездомный.
«Враг» издавна был на Руси, помимо просто противника и «супостата», основным противовесом добрым намерениям, официальным государственным интересам, а также концентрацией бытовых антагонизмов. Врагом воспринимались почти всегда разновидности нечистой силы, сатана, ворог (колдуны, ворожеи…), а главное – «басурмане» . Образ последних строился на контрасте: русские белы лицом – враг тёмен, носы у русских прямые или курносые – значит, у врага крючковатые; по этому принципу создан портрет Воланда. Более широко врагом воспринимался дьявол, по-древнееврейски «сатана». Но его наименования диктовались стремлением «не накликать», поэтому слова «дьявол», «сатана» употреблялись реже, чем «чёрт», «враг», «нечистый».
И Булгаков показывает такого врага в Москве, который, в окружении клевретов, обаятелен, могуществен, справедлив, но ведь такова любая сильная власть. Причём, власть эта демонстрируется впол¬не в за¬пад¬но¬ев¬ро¬пей¬ской тра¬ди¬ции – таково об¬ли¬чие и поведение Во¬лан¬да и клев¬ре¬тов, значит, они не могут не во¬пло¬щать за¬пад¬ной идеи . К тому же весь роман «Мастер и Маргарита» развёрнут в городской среде западного типа культуры, и ещё в гористой местности Европы – куда-то пропала даже российская степь.
Не оттого ли, что так естественнее смотрятся чуждые русскому человеку «враги»? Но нельзя и сказать о том, что писателю нравилась романтическая атмосфера лунной ночи при свечах, лежащие на рояле ноты, плющ на стене домика, горный ручей… Отнюдь не враждебная среда.
Главные враги героев догматик и фарисей Берлиоз и «наушник» Майзель наказаны не за то только, что совершали неблаговидные дела, а за то, что, принадлежа к богоизбранной нации, подобно критику Ариману, носящему имя языческого беса, допускали отступление от веры отцов, своего от мирно высокого предназначения и исторической миссии. Воланд их наказывает именно за это, и ещё за то, что они его не признают за власть, но не за партийные же пристрастия.
Кстати, по сталинской терминологии их можно определить как «антипартийных функционеров», а для общепонятного употребления – как «внутренних врагов». Все ярые оппоненты генсека, вроде троцкистов и рапповцев, были ещё и «врагами народа». А в мениппее идеологический оппонент Христа, отрицающий истинность мессии, а значит, отвергающий свидетельство Воланда, который при сём присутствовал, Берлиоз, тоже не найдёт пощады. Как и подосланный за деньги его единомышленниками «казачок» Майзель. После их казни компаньонами Воланда читатель может испытать чувство удовлетворения, какое наверняка испытывали многие литераторы в 1930-е годы после известия о казни Г.Ягоды, Л.Авербаха, В.Киршона и других «руководителей литературы».
Только чувство это может быть спровоцировано сатаной. Воланд, натурально, в этом случае поступает не «по-божески» . Так ничего божеского в СССР и не было – чего ни хватишься, того нет…
…
«Профессор чёрной магии» лукаво откликается на икоту литераторов и является Берлиозу, затем Бездомному. Их привычное чертыханье удерживает сатану рядом с ними. В одном из пророческих снов Елены Васильевны Шервинский предстал демоном с золотой звездой на груди. Максудову явился редактор Рудольфи, напомнив о Мефистофеле. Сталин в «Батуме» тоже демоном зовётся. Только один преобразившийся Иван – почти «божий человек», призванный сохранить истину в неприкосновенности, ибо она, как и рукописи, не горит и не исчезает. Правда, из-за своей угодности Богу Бездомный остаётся по преимуществу нищим духом.
Конечно, люди в романе «как люди», потому что злое начало в них уравновешено добрым. Иешуа готов поговорить с любым злодеем потому, что есть возможность пробудить доброе начало в каждом. Человек столь же зол, сколько и добр, только доброго начала в нём больше, и надо об этом напоминать. Вот поэтому в европейском средневековом фольклоре чёрт выступает адептом справедливости. В «Божественной комедии» Данте справедливость исходит тоже от инфернальной силы.
Другое дело Мастер. «Мастером» впервые назвала автора романа о Понтии Пилате Маргарита (139). Она похожа на посланницу Воланда – зеркальное отражение Левия Матвея. Она же смастерила чёрную шёлковую шапочку с вышитой буквой «М» («мессия»? «Михаил-архангел» ? – В.Н.), она же толкала писать роман, «толкала на борьбу» (140), – сообщает повествователь. Был напечатан большой отрывок в одной газете, и после этого началась травля. В неё был втянут и Иван, получивший заказ на поэму о том, что Иисуса Христа якобы не существовало. Но вышел конфуз, задевший Берлиоза: Иисус получился «ну как живой».
Всей истории сопутствовала цепь случайностей: выигрыш по облигации крупной суммы денег, любовь к Маргарите, дружба с журналистом Алоизием Могарычем (нам видится по созвучию оппозиция «архангелу Михаилу». – В.Н.). Наконец, когда Маргарита покинула Мастера, посулив утром вернуться к нему навсегда, через четверть часа к нему постучали… Похоже, Маргарита уже тогда была ведьмой, влюбившейся в объект своего колдовства.
Кроме того, II часть, начинающаяся с повествования о Маргарите, где рассказчик упорно называет себя «правдивым повествователем», а рассказ Мастера «сущей правдой», может принадлежать перу Ивана Бездомного, пожалевшего Мастера. Ведь и Булгаков ученик Мастера!
По крайней мере, романтический повествователь II части знает всё и всё уже понимает, ибо он явно связан с нечистой силой. Это может быть и Маргарита.
Да, Маргарита, всегда «чуть косящая на один глаз ведьма» (210), – заведомо ведьма! Поэтому-то она избрана хозяйкой сатанинского бала, гости которого обладали большими объёмами власти. На балу проходит парад сильных мира сего в прошлом… Здесь же находятся и самые известные творцы в разных областях искусства.
Предания о ведьмах Западной и Центральной Европы рассказывают о «повелителе шабаша», на вершине священной горы выбирающим одну из присутствующих женщин себе в жены. Та мажется мазью из растений семейства паслёновых (компоненты – альраун, белена, дурман, красавка), «дающих ночную тень» и «дурманящих сознание». После этого она находится рядом с повелителем, и участники шабаша воздают ей почести, кружась в бешеном хороводе .
В индийском тантризме есть богиня Кали («Чёрная»), символ женского начала, бессознательных земных сил ночи. В ритуалах она появляется в сопровождении почитательниц. Эти женщины-Кали предстают чаще всего нагими, или, по индусскому выражению, «облачёнными в одежды природы»: весь окружающий ночной мир вокруг жрицы, Луна, звёзды, видятся участниками ритуала как одежды богини . Понятно, что дурманящие ведьмы в народе встречали сочувствие.
А вот бес в древнем Египте считался защитником от злого взгляда, колдовства и опасных животных . Оттого кот Бегемот может признан фигурой по меньшей мере двухзначной. В библейском восприятии «бегемот» означает сатанинский образ зверя, который ожидается в конце мира (Иов 40:10-18). Кот же в Европе издавна воспринимался как символ свободы, отчего старинные роды швабов, швейцарцев, бургундцев вводили кошек в свои родовые гербы .
И не зря Бегемот антропоморфен. А Воланд – сама звёздная ночь. Если всё окружение Воланда красноречиво составляет его свиту, то Бегемот, даром что похож на добродушного толстячка и одновременно огромного кота, тепло очеловечивает своими шаловливыми, простодушно-жуликоватыми, хитровато-нерасчётливыми свойствами всю честную компанию .
Воланд ещё напоминает Заратустру. Конечно, Воланд не полное образное тождество идей создателя Заратустры, но некий синтез, отражающий, по мысли Булгакова, абсолютную истину, идею власти, правящей миром. Вообще деэстетизация мира, недостоверность рассказываемых событий по-гоголевски скрывает важный приём психологического внушения читателю правдоподобности описываемого. Делается это с помощью категорий убедительности – приёмов достоверности изображаемого.
Так что неважно, как смотрится Мастер, скачущий в финале за Воландом – сущей Вселенной, – он может быть либо в одежде Мольера, либо Канта. Важно ведь то, что нам это просто увиделось.
Воланд как фарсовый атрибут трагедии
О «личном присутствии» Воланда при всех событиях романа Мастера признаётся он сам для того, чтобы «заинтриговать» своих собеседников, утверждается в комментариях к роману . Однако литераторы совсем не заинтриговываются, а лишь пугаются и вследствие этого начинают действовать: один успокаивает «сошедшего с ума» иностранца, другой бежит звонить по поводу его сумасшествия, и в результате попадает в трагическую ситуацию (44-47). Признание Воланда «давало повод искать следы материального присутствия Воланда в сценах 2-й главы – то в образе Афрания, то ласточки и т.п.» .
…
Воланд – истинный главный герой романа. Мастер призван сатаной сочинить «правдивое повествование». Маргарита должна любой ценой спасти возлюбленного. Иванушка обязан любым путём открыть людям увиденную им истину. «Всё просто…», – как бросил Воланд, рассказчик, а может, соавтор романа Мастера и очевидец происшедшего в 14-й день месяца нисана. Такова правда, открывшаяся в России Михаила Булгакова. Всё остальное – от лукавого…
Воланд и Маргарита наметили Мастеру финал романа из одной фразы. И Мастер её произнёс: «Свободен! Свободен! Он ждёт тебя». Только эта «свобода» напоминает ницшевскую «мораль рабов»… С позиций Ницше, не знавшего, впрочем, советского опыта государственной иерархизации, и выводы о романе Мастера будут совсем противоположными. Тем более, что, как нам видится, Ницше познал свободу настолько, что испугался. Всё знает и не страшится лишь один Воланд.
Мастер уже раньше сталкивался с ним, ведь рассказ Бездомного не стал для него откровением (133). Он да Маргарита как ведьма по призванию сходу узнают сатану, что могут лишь посвящённые. Нет-нет, тут никакие не масонские следы – масонство и сопутствующая ему мистика лишь отвлекающий семантический покров в романе, как мы уже говорили.
Вот Ивану приснилось описание казни на Голгофе. Николаю Ивановичу Босому приснилась сцена сдачи валюты гражданами. Мастеру привиделась последняя ночь в подвальной квартирке, луна… Так было это или приснилось ему? Если приснилось остальным, то где гарантия, что и многое предыдущее не снилось нашим героям? Реальность-то могла быть проще: арест за происхождение, за порочащие связи, а то и по чьему-нибудь рутинному доносу.
И любовь свою Мастер мог нафантазировать – уж очень она малоправдоподобна. Но штука в том, что и сочинённое обретает убедительность, если оно отражает истину.
В общем, идея Горь¬ко¬го о «ху¬дож¬ни¬ке-во¬ж¬де» оп¬ро¬те¬сто¬ва¬на Бул¬га¬ко¬вым. Мас¬тер – вот об¬ра¬зец ху¬дож¬ни¬ка, го¬во¬рил он . Без¬за¬щит¬но¬го, под¬виж¬ни¬че¬ско¬го твор¬ца куль¬ту¬ры на¬ции, способного представить ей картины истинного порядка вещей.
А вот и сам «кол¬лек¬тив¬ный вождь» с ком¬па¬ни¬ей. Недоброжелатели в Эпилоге зовут их «шайкой Воланда» – уголовной бандой, либо, как это звучало в лексике 30-х годов, командой преступной власти. Внешне эта шайка смотрится весьма подозрительно: косой предводитель с претензией на всезнание и всепонимание, его ближайший помощник в клоунском одеянии и с дурными манерами, какой-то толстый волосатый субъект с кошачьими глазами, нагая девица с грубым криминальным шрамом на шее, крепкий, квадратный, невысокий убийца с волчьим оскалом.
При ближайшем знакомстве читатель проникается симпатией и непонятным доверием к этой честнóй компании. Потому что становится ясно, что это не банда «социально близких» живодёров и вымогателей. От них остаётся впечатление, как о настоящей власти, которая, будучи укоренённой в истории, не может быть преступной, во-первых, потому, что она законна, во-вторых, потому, что преступные средства лишат её уверенности в своих силах.
Поэтому клевреты Воланда поступают справедливо. Они помогают тем, кто в первую очередь нуждается в помощи. Они безошибочно знают истину. К финалу даже их облики приобретают подлинные черты; прежде были маски. Не может ведь рыцарь ходить по московским переулкам, его тут же «заметут» как «чуждого элемента». Коту вот можно, ему даже кондуктор трамвая не удивляется. Если чудаковатый господин на Патриарших прудах говорит на ломаном русском, то это уважаемый человек – интурист, в крайнем случае, иностранный профессор. Но как только он переходит на правильную русскую речь – это опасно: белоэмигрант и значит шпион.
Компания Воланда также красноречиво пародирует тогдашнюю власть, изобретательно используя театральную игру. Но это не лицедеи в собственном смысле слова. Это скорей некая бригада бездельников, передразнивающая порядки ли, внешности людей, административные приёмы, сословные повадки, даже способы воззрения на мир. Да нет, это труппа фокусников, клоунов, жонглёров, эквилибристов, это прирождённые цирковые артисты! И ещё это шарага бандитов, мошенников, шулеров, мокрятников , фуфланов , но и вместе с тем представители некоей скрытой власти, живущие по правилам этой власти .
Для того, чтобы во всём разобраться, прежде надо уяснить себе, что истина явится только ценой трагедии. Истина никогда не даруется, а добывается в трудах. Да ещё по суровому христианскому дóгмату человек, познавший истину, становится греховным.
Пока мы только очертим круг, где наши инфернальные герои допустимо понятны. И увидим: Воланд не знает условностей, не связан долгом и привязанностями к чему бы то ни было. Запрет он, подобно настоящему ницшеанцу, знает лишь один: не посягать на власть Иешуа. В остальном он полностью свободен от долга и чувств, от обязательств и влияний. То он в рваном халате, то в безупречном европейском костюме, то он историк, то маг, то кто угодно. Ещё Воланд освобождает человека от обязательств. Найдя в нём злое начало, он даёт злу беспрепятственно развиться. Но Воланд понимает, что люди не могут без справедливости и милосердия, поэтому вынужден мириться и поддерживать эти качества.
Воланд – это оборотная сторона мира, чёрная тень мира. Его вочеловечение просто игра в того персонажа, которого представляют себе люди. А его окружение – та нежить, которая уже обрела литературный шарм. Они все появились из ничего и ушли в никуда. Они лишь обретают на время адресный облик.
Воланд как «падший ангел» несёт отсвет Иешуа, да и они, по тексту, тесно связаны. В народных представлениях дьявол страшен, опасен, с ним лучше дела не иметь. Хотя по христианскому канону дьявол всего лишь оппонент Бога, его иная, правда, губительно коварная, сторона. И ещё. Мастер, получивший покой, лишён свободы. В раю свободы нет, утверждал Вольтер. Но и в «покое», как мы видим, – тоже. Человек из-за разума (значит, свободы) лишён рая. Разум – это сомнение, это дьявольщина. Признание заслуг Мастера (правильно «угадал») тут же лишает его свободы и рая. А самая свободная персона – «князь тьмы». Однако свободным был и Иешуа перед казнью, оказавшись во власти Пилата и дьявольских сил. Потому что чем ближе сатана, тем больше свободы.
Но лукавый Воланд ещё – это Пилат! Прося Мастера дописать роман, он заботится о себе. Так что Мастер сделал Пилата сатаной, потому что неограниченная свобода и есть сатана. Это второй план, так же как Мастер – это Иешуа, наделённый надмирной силой решать свою ли, чужую ль, судьбу. По сути же только Воланд из всех героев мениппеи знает все обстоятельства и тонкости жизнеповедения других героев. И ещё он порой поразительно достоверно предаёт мысли Ницше и его героя Заратустры, так же точно не соглашаясь с мироустройством.
Похоже, рассказчик романа, а значит, и критик Господа – Воланд.
Если Булгаков «закодировал текст», то код его – поощрение читателя к свободе – внутренней раскрепощённости до предела. При этих условиях пристальное прочтение, к которому и призывает постоянно Ницше , одной из ключевых сцен «романа Мастера» должно показать совсем иную расстановку персонажей. Однако трагедия героев неполна и непонятна без внимательного анализа сцены в саду с Пилатом и Каифой.
Глава V.
Гордыня Мастера
…
Трагедия Мастера
Булгаков создал два мира – древний и современный. Сколь первый пронзительно суров, столь московский прост и легковесен. Тот окрашен искупительной трагедией еврейского народа. Этот – даже не замечает своих героев .
Вспомним, как один из таких героев, Максудов, подобно древнему человеку, остро чувствует себя во враждебном окружении. Его затравливает атмосфера. Ощущение гибельности создаёт изменчивая погода, многочисленные признаки тревоги. Он становится болезненно суеверным, но всё равно идёт в ненавидимый театр – ему подобно древнему охотнику некуда больше идти, кроме как в страшный лес. Театр, как и Россия – его судьба. Так же точно ощущает себя Мастер, хотя в романе это состояние героя (как и Иешуа, кстати) не акцентировано. Всё больше начинает испытывать подобное чувство Понтий Пилат в повествовании Мастера.
Можно утверждать, что Булгаков, как мало кто из современников, ощущая эту атмосферу одиночества, показал свою версию истоков антисемитизма – считается, что тот появился по мере развития и огосударствления христианской церкви . Булгаков признаёт идею избранничества евреев: Бог покровительствует этому народу, как неоднократно и сказано в Писании…
…
Другое дело художественный жанр трагедии, которая в соответствии с эстетическими канонами несёт концентрированный событийный ряд. Трагедия не может иметь чёткой композиции сюжета, ибо все действия в ней – напряжённы. В «романе Мастера» где кульминация – казнь? Допрос? Встреча Понтия с Каифой? Там всё – кульминация. Вот поэтому очень короткий «роман Мастера» – классическая трагедия .
И трагедия не может длиться долго: энергии хватает на осмысление лишь нескольких ключевых событий, второстепенные уходят из сюжета в силу высокой композиционной требовательности жанра.
…Вспомним, как Иешуа шёл по лунному лучу в ночь полнолуния накануне праздника Пасхи. Луна в это время в полной мере символизирует обновление, из знака умирания и рождения превращаясь в воскресение. (Есть противоположная точка зрения: «Лунный свет – не эманация Бога, не Божественная энергия, о которой говорили древние мистики, а свет тварный. Пилат прощён, но всё же он уходит в ночь» . Мы ответим на это словами евангелиста: «Нечистый дух вышел из одержимого человека в Капернаумской синагоге по требованию Иисуса» (Мар. 1: 25,26). То есть, про тварный свет придумали люди; нечистый дух более присущ человеку, чем ангельский, однако Иисус презрел эти установления). Ежегодное шествие Иешуа по лунному лучу, которое наблюдает Иван Николаевич, есть вечное воскрешение Сына человеческого .
Все рассмотренные нами коллизии, связанные с Иешуа, можно назвать ещё «Повестью об истине», что не будет натяжкой .
И такой жанр имеет право на заявку. Ведь надо понять, чтó есть «нищие духом» и чтó есть великий художник. Если писатель видит истину, он, будучи великим, перестаёт быть «нищим духом». Спасутся же только они, говорил Спаситель, то есть, взыскующие веры, но не истины. «Нищие духом» просты, наивны, а видящий истину искушён, ибо, познав истину, в данном случае Промысел Божий, тем самым возгордился. Гордыня есть грех. Истина есть искушение. Зачем всё знать тебе, слабый духом? Искушённым сатаной не место в Царстве Божием…
Вот Мастер и влечётся в царство мёртвых, где ему уготован покой. Об этом роман «Мастер и Маргарита». Но перед уходом безымянный Мастер в финале своего безымянного романа провозглашал прощение Понтия Пилата. За это ему тоже полагалась награда… если бы он как грешный художник не дерзнул «обратить зрачки» на Господа и не проникнуть в его замысел. Так что света, и значит прощения, ему не видать, ибо сказано: «…от многой мудрости много скорби, И умножающий знанье умножает печаль» (Еккл. 1:18).
Впрочем, парадокс в том, что только при этих условиях возможна была канонизация миссии Сына человеческого на Земле.
И оттого всё-таки Мастер был отмечен за свой творческий подвиг. Но награда пришла в соответствии с законами его ремесла. Он тоже воскрес, но в образном смысле: вос¬кре¬ше¬ни¬ем Мас¬те¬ра бы¬ла пуб¬ли¬ка¬ция его ро¬ма¬на в бул¬га¬ков¬ском ро¬ма¬не «Мас¬тер и Мар¬га¬ри¬та». Однако «роман Мастера» на эпилоге, инициированном Воландом, не заканчивается, пусть эпилог и представляет собой развязку сюжета романа Мастера. И этот роман имеет продолжение в основном тексте мениппеи. Тема его – торжество идей Иешуа.
Так про¬шлое, на¬стоя¬щее и бу¬ду¬щее сли¬лось в рамочном ро¬ма¬не-за¬ве¬ща¬нии Бул¬га¬ко¬ва. Тра¬ге¬дия да¬ла ис¬тин¬ный кá¬тар¬сис.
...
Глава VI.
Итоги исследования, или «Кривизна трагедии»
…
В известной мере любая наука, кроме прикладной, имеет субъективные признаки при осмыслении своего предмета. Что уж говорить о художественном творчестве. Булгакова уже идентифицировали как постмодерниста, хотя из него и модерниста-то полноценного не получается. У писателя не обнаруживается, особенно в его «культовом» произведении «Мастер и Маргарита», какого-то определённо прослеживаемого «учения», системы смыслов, ассоциаций, идей. Религиозные люди возмутились булгаковской эстетизацией чертовщины, атеисты обиделись на «теософствование», на создание образа Иешуа, «как живого».
В результате у некоторых интеллектуалов Булгаков стал вызывать раздражение и стремление доказать его ничтожность как мыслителя и слабость как писателя . А поскольку последнего не получается, то уже и остальное не встраивается в ту шкалу оценок, которую предлагают ниспровергатели авторитета.
…
Судьба и трагедия
…
Роман написан о тоталитарной эпохе, о типе крайне активной организующей власти. Но поскольку человеческий характер всегда проявляет себя наиболее полно в критических ситуациях, тут можно говорить о типологии людей ХХ в. И здесь наблюдается развитие романтических представлений о творце. Творческая натура в этот период проявляет себя только при поддержке любящего человека. И если творец по-прежнему мужчина, то его единомышленником, охранителем выступает женщина. Романтические натуры творцов были неизменно одинокими бунтарями. Но пусть и с опозданием, в голову читателя всё-таки приходит мысль, что в тоталитарную эпоху быть бунтарём бессмысленно. Развитая система информационной и карательной власти подавит и уничтожит всякого бунтаря; в лучшем случае – использует в своих целях.
Оттого Мастер не решился на мученическую гибель. Он не пошёл до конца за своим героем, и поэтому Иешуа не наградил его «светом». Он оставил Мастера в привычном ему мире, где продолжается царствование Воланда. Князь мира сего по булгаковской дихотомии всецело ведает делами людей. Он казнит и милует по высшим законам справедливости. Все чудеса исходят только от него. Но князя мира сего ни о чём не надо просить, он скорее всего сделает наоборот, ибо признаёт лишь дела. Его царство «покоя» – пристанище художников-творцов всего мира, поскольку они неспособны на подвиг, кроме творческого. Творцы слишком тесно привязаны к земному миру, так что они извратили учение Господа. А когда один из них всё «угадал» и понял правильно, его не хватило на дальнейший мученический шаг. За Мастером, достигшим вершин этого мира, внимательно смотрят, но он всё-таки отказывается от мученического пути и святости. Его всепонимание усугубляет трагедию. Его позиция, почти равная Иешуа, не освобождает от власти Воланда, поскольку обнаруживает недостаток веры.
Лев Толстой попытался продолжить шаг к откровению, но простудился, заболел и умер. Б.Пастернак, знавший роман Булгакова, подобно Мастеру отказывается от мучений и умирает.
Но Булгаков оправдал своих собратьев по перу и себя, сделавшего, на его взгляд, пять непоправимых ошибок в жизни , показав, что художник имеет полное право на ошибки, а властитель – нет.
Правда, фи¬гу¬ры Мас¬те¬ра и Во¬лан¬да до¬воль¬но аб¬ст¬ракт¬ны, переотраже¬ны по¬сред¬ст¬вом хри¬сти¬ан¬ской тра¬ди¬ции. И со¬пос¬тав¬ле¬ны с дру¬гой па¬рой – Ие¬шуа – Пи¬лат. Этим про¬ил¬лю¬ст¬ри¬ро¬ва¬но со¬вре¬мен¬ное пи¬са¬те¬лю со¬стоя¬ние об¬ще¬ст¬ва, в ко¬то¬ром Мас¬тер уже не дос¬то¬ин «све¬та», а Во¬ланд сде¬лал¬ся мо¬гу¬ще¬ст¬вен¬нее и изо¬щрён¬нее Пи¬ла¬та. Сме¬ни¬лись при¬ори¬те¬ты. И на при¬ме¬ре жиз¬ни Рос¬сии это хо¬ро¬шо по¬ка¬за¬но. Мас¬тер по¬дав¬лен пси¬хо¬ло¬ги¬че¬ски и мо¬раль¬но. Ис¬ти¬на из¬вра¬ще¬на, да и ни¬кто её не смо¬жет уви¬деть. Ес¬ли же и уви¬дит, как Мар¬га¬ри¬та, то не смо¬жет до¬не¬сти до дру¬гих, став по¬соб¬ни¬цей некоей роковой вла¬сти.
Писатель передал с помощью вечной евангельской истории то, что открылось ему, и что обычному человеку знать не обязательно, но можно почувствовать тонко организованной душе и отзывчивому сердцу – как и почему возвестилась истина, которой уже долгое время руководствуются люди, порой даже сами того не сознавая.
История еврейского народа, история власти, история человеческой личности – составные части этой Истины, открывшейся писателю. Опасливость Золотоносова, отнёсшего Булгакова к слепым выразителям «антисемитизма», проявляется в том, что писателю априори отказано в развитии идейных взглядов. Напротив, Булгаков добросовестно разобрался в ситуации, заглянув в её истоки. Он увидел «еврейский вопрос» в его чистоте и историческом величии. И показал, что Каифа столь же далёк от антихристианства, сколь сам он от антисемитизма. Каифа отнюдь не похож на марионетку, к каковой относят многие историки христианства иудейскую аристократию. Понятно, чтобы сохраниться, цари, члены синедриона, ростовщики, знатные фарисеи тесно сотрудничали с администрацией прокуратора и наместника. Но не в этом их крест – Булгаков обстоятельно показывает причины возникновения идеи избранничества евреев.
…
Оглавление
Глава I. Возвращение к Михаилу Булгакову………………………………………..3
Задачи книги………………………………………………………………………….4
Философское основание творчества………………………………………………13
Писатели из провинции…………………………………………………………….24
Россия Михаила Булгакова………………………………………………………...29
Глава II. Евреи в романе «Мастер и Маргарита» и в контексте его………........33
Еврейские темы европейской истории……………………………………………33
Литературный еврейский контекст романов «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита»……………………………………………………………………………………46
Евреи в романе «Мастер и Маргарита»……………………………………………61
Глава III. Образы власти в «романе Мастера» и власть за пределами…………68
Пилат и Сталин……………………………………………………………………...69
Сталин как государство……………………………………….……………………74
Власть искусства и искусство власти…………………………….………………..82
Поэтика и практика Голгофы…………………………………….………………...91
Власть философии и философия власти………………………….……………….97
Власть Воланда………………………………………………………….…………103
Во¬ланд и М.Горь¬кий…………………………………………………….…………109
«Невидим и свободен»………………………………………………….…………115
Хлу¬дов и Уст¬ря¬лов…………………………………………………….…………..120
Да¬ра¬ган и Бул¬га¬ков…………………………………………………......................138
Максим Горький и проблема советского романа……………………….……….146
Глава IV. Художник и нечистая сила, или Рассказчик и критик Господа….……..161
Вера и безверие…………………………………………………………….………162
Иешуа и Ницше………………………………………………………….................170
Свободная игра в жизнь и мистическая игра с жизнью………………….……...174
Люди из прошлого………………………………………………………….……...186
Воланд в образе дьявола и семантика «врага» в России………………….……..189
Воланд как фарсовый атрибут трагедии………………………………….……....196
Глава V. Гордыня Мастера………………………………………………….…….…204
Дьявол прячется в деталях………………………………………………….….….205
Чем больше свободы, тем ближе сатана………………………………….……...209
Казнь Понтия Пилата…………………………………………………….….…….216
Каифа против Пилата……………………………………………………….….….221
Жертвы луны………………………………………………………………..……...225
Трагедия Мастера.…………………………………………………………...…….230
Глава VI. Итоги исследования, или «Кривизна трагедии»………………...…....235
Метафоры игры и эпоха откровений………………………………………..…....236
Судьба и трагедия…………………………………………………………….….…..241
Наваждения эпохи………………………………………………………….….…..244
Вера и наука…………………………………………………………………..……249
Указатель произведений М.А.Булгакова……………………………………..…....253
Оглавление………………………………………………………………………..…....254
Трагедия истины.
Самара: Самарский научный центр РАН, 2003. 255 с.
ISBN 5-93424-111-7
Автор повести об истине показывает процесс становления в творчестве М.А.Булгакова (1891-1940) трагического воззрения на мир. В ходе анализа предлагается новая концепция прочтения рамочного «романа Мастера», который формирует восприятие всей свободной мениппеи – «Мастера и Маргариты». Это произведение по сути своей есть ответ на ироничный вопрос Понтия Пилата «Что есть истина?». Задача автора настоящей книги – приоткрыть её, показав многообразие значений истины.
Для исследователей и широкого круга внимательных читателей.
© В.И.Немцев, 2003
Фрагменты из книги
Глава I.
…
Задачи книги
Заманчиво открывать булгаковские романы. Может быть, причина в истине, которую демонстрирует писатель? Но тогда в чём истина? Этот вопрос в простоте своей прозвучал двадцать один век назад из уст Понтия Пилата, но до сих пор в каждом случае требует конкретизации. Булгаковеды на многое в творчестве и биографии Булгакова помогли раскрыть глаза, но некоторые ключевые вопросы всех трёх романов остаются без глубоких комментариев, а там, где появляется новая концепция, иногда недостаёт доказательств.
На первое место выдвинулись крайности. Одни подчёркнуто не замечают еврейской темы романа, другие к ней и сводят всё произведение, причём среди этой группы исследователей есть две категории. Первая всюду находит «еврейский след», оставленный не кем иным, как сатаной, вторая же обидчиво пеняет Булгакову, что он по простоте душевной отразил «субкультуру русского антисемитизма», поддавшись его суровому и неотвратимому влиянию. Хотя в романе Булгакова сатана действительно таки правит бал, но еврейская тема совсем не выпячивается. Согласимся, однако, что эта тема ушла в подтекст.
Нам показалось необходимым в связи с этим обратиться к тем страницам, которые ещё не освоены исследователями, но скрывают колоссальный идейно-эстетический потенциал. И, кто знает, могут заинтересовать и философские, теософские, историософские круги булгаковских читателей.
Подчеркнём одно важное обстоятельство: знаменитейший роман Булгакова мог быть написан только в атеистической, православной или протестантской стране. В нём автор совершенно по-своему толкует Новый Завет – основной источник христианской религии. На эту оригинальность романа указывали очень многие исследователи, но пока в полную меру не было сказано, в чём именно заключается суть «евангелия от Воланда».
Если признать, что Булгаков был верующим во Христа (о чём прямо говорит его вдова ), то он, несомненно, выступает в своём романе христианским протестантом православного толка. Хотя не это главный аргумент писателя. Булгаков – очень убедительный художник, создающий новое видение действительности. Стремление его к исторической истине очевидно. Ведь Булгаков как писатель и гражданин прекрасно представлял себе, что наша цивилизация и культура состоят из ряда незыблемых мифов. Нельзя утверждать наверняка, насколько полно он понимал создаваемую на глазах советскую мифологию. Но всё ж таки не разоблачительство было движущим мотивом булгаковского творчества, ведь писатель высоко ценил культурные ценности, и отдавал себе отчёт, что хотя бы без доли мифотворчества эти ценности не существуют.
Булгаков, как всякий художник, берущий в расчёт собственную славу (и других, пожалуй, не бывает), стремился передать своё видение истины. В поисках и описании этого видения вполне вероятно, что наша версия «романа Мастера» ещё больше «удивит, изумит, может быть, даже ужаснёт и оттолкнёт того, кто знает Иисуса по евангелиям» . Но уж таков Булгаков и его время.
Булгаков назван историком В.Сироткиным одним из иллюстраторов, а точнее, метафористов, идей . Известны также творческие планы С.М.Эйзенштейна экранизировать «Капитал» К.Маркса. Как видим, тенденция встраивания научных знаний в образный ряд художественных произведений случай не из ряда вон в истории культуры. Чем же тогда научные идеи тут могут быть менее перспективны, нежели эмпирические?
Итак, Булгаков «иллюстрировал» идеи и факты истории – с этим можно согласиться. Но он не ограничивался подобным способом, а создавал и собственные концепции событий жизни. И это самое интересное в его творчестве. Именно об этом наша книга.
Автор этих строк в своё время пришёл к выводу, что Воланд является сюжетным центром романа «Мастер и Маргарита», поскольку он блюдёт грешный земной мир. Структурно роман строится вокруг Воланда, и именно князь тьмы является той фигурой, которая равна его автору . Но это ещё далеко не всё о творении Булгакова. Писатель показал высший мир, мир Иешуа – художественный по своей сути. А главное – ему удалось передать возникновение этого мира Истины в романе Мастера.
И основная проблема, которая складывается в настоящей книге, заключается в выводе, уже сформулированном ранее нами: Булгаков к концу творческого пути проникался ощущением великого трагизма жизни . Как это происходило, мы постараемся продемонстрировать.
«Оперетка» как жанр и легковесный подход к жизни, про которую писатель часто упоминает в раннем творчестве, к концу творческого пути трансформировалась в трагическую «оперу», в полнозвучный синтетический жанр и принцип мировидения, созданию чего писатель отдал много сил , – этот принцип восприятия жизни, который мы понимаем как трагизм, значит, жизнеповедение и жизневосприятие как часть безальтернативного хода истории, представляется общей тенденцией заключительного этапа творческого пути Булгакова. И это также видение новых подходов к интерпретации материала действительности. Видение новой, чуждой реальности, укореняющейся в мире. Прежняя Россия безвозвратно погибла, но и новая мало привлекает. Будущее надолго чуждо Булгакову (если смотреть сцены из грядущего в «Блаженстве», «Иване Васильевиче»), писатель в него с трудом верит, но, главное, не понимает (регламентированная жизнь да чистый спирт, текущий из обычного кухонного крана – это что, всё новое, родившееся из хорошо забытого старого?..).
Впрочем, и так общепризнано, что Булгаков драматургичен – значит, сюжетно остра его проза, напряжённо повествование, неспокойно душевное состояние повествователя. Тут только важно подчеркнуть, что он драматургичен во всём. Окрашенность романа «Мастер и Маргарита» искупительной трагедией, по сути своей содержит ответ на вопрос Понтия Пилата «Что есть истина?». Наша задача – приоткрыть её.
Почему Мастер не заслуживает «света», но заслужил «покой»? – вот одна из главных проблем булгаковедения. Ответ на неё позволит по-иному прочесть роман Булгакова. Но хотелось бы заметить, что при решении какой-то проблемы не стоит отталкиваться от её самой. Нужно исходить из предмета исследования, чтобы разобраться во всех его тонкостях.
…
Глава II.
Евреи в романе «Мастер и Маргарита» и в контексте его
Тема эта имеет решающее значение в романе Булгакова. Правда, если трактовать её так, как это делают читатели, разумеющие в качестве источника романа «Протоколы сионских мудрецов», сочинения, оригинала которого никогда не существовало , то художественная идея булгаковского сочинения, конечно же, будет сведена к сфальсифицированным «Протоколам», либо так и останется крайне сумбурной и запутанной.
…
Литературный еврейский контекст романов «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита»
С 1954 года эпизодически, а с 1956 уже в массовом порядке возвращались домой сидельцы сталинских лагерей, политические заключённые, познавшие все стороны настоящей советской жизни. Среди них было немало тех, кто чувствовал себя обиженными властью, репрессированными по недоразумению или по злому умыслу собственных завистников, а то и скрытых врагов. Но было много таких, кто, подобно Аркадию Белинкову, мог сказать, что он отсидел заслуженно под опекой лагерных и тюремных «вертухаев», что, кстати, не отменяло незаконности их заключения. К последним относился известный в тридцатые годы писатель Д.М.Стонов.
…
Лишь роман Стонова «Семья Раскиных» увидел свет в 1929 году. Опоздай писатель на год, и мы бы оказались его первыми читателями. Роман «Семья Раскиных» написан явно по следам булгаковского романа «Белая гвардия». И там, и здесь налицо утверждение культурных ценностей как основы нормальной жизни, атмосфера семейной гармонии как гарантии взаимного согласия и стабильности. В обоих произведениях передана ощутимая боль от утраты этой важнейшей основы человеческого существования, и поэтому в них значимы жизнеутверждающие финалы. По свидетельству сына писателя и составителя рецензируемой книги, о судьбе героев «Семьи Раскиных» после боль¬шевистской революции, автор написать не мог, а лгать не хотел. Он не раз повторял, что власти могут принудить его замолчать, но не могут заставить писать неправ¬ду.
Правда же заключалась в том, что на страницах романа воскресает подлинная атмосфера дореволюционного времени, а тон повествования взят довольно точный, и напоминает он булгаковский: «По вечерам начинается ад. Большая комната наполнена мужиками, – из вечера в вечер приходят они к Раскиным, садятся на пол, на скамейки, на табуреты. Они балакают о своих деревенских делах, плюют на пол и курят, без конца курят отвратительную махорку. Дом становится сизым от дыма, – дышать нечем. Сарра вдвойне мучается, у неё начи¬нается мигрень, она задыхается и тихо и горько плачет над пропащей жизнью. Приходит деревенский сумасшедший в рваных калошах на босу ногу и, несмотря на зимние моро¬зы, в одной посконной рубахе и домотканых штанах. У него грубо-чёрная, курчавая бородка, волосатая грудь обнажена, при тусклом свете нехорошо блестят его глаза и зубы. Целы¬ми часами, притулившись к стене, он может простоять неподвижно. Но мужики, от нечего делать, пристают к нему, дергают его, сумасшедший свирепеет. Как дикий носится он по дому, белые зубы часто мелькают в чёрной его бороде, из круглого рта летят проклятья.
Мрачные тучи – налоги, пожары, болезни, недороды – часто проносятся над деревней. Мужики меняются в лице, скверно бранятся, всю свою злость и веками накипевшую обиду вымещают они на Раскиных. Белорусские мужики, ко всему решительно равнодушные, вспоминают тогда, что жиды распяли Христа, что они не желают трудиться, что вот – Меер открыл лавку, жена его здесь грабит крестьянс¬кий народ, а сам он – жадюга! – наживается на стороне. По¬падается им на глаза трехлетняя толстушка Шева, и они – пьяные, озлобленные – наплюют ей на голову, будто невзна¬чай, один из них наступит толстым, промерзшим лаптем на маленькую ножку, – получай, жидовское отродье! Ребенок плачет, Хава ломает пальцы и просит смилостивиться, Сарра с мальчиками забивается в холодный чулан; кто-то, расхрабрившись, палкой разбивает лампу, дом сразу погру¬жается в тьму, и в темноте долго еще орут мужики»...
В начальных абзацах этой белорусско-еврейской саги пробиваются сквозь грусть и горечь земного существования светлые ощущения: «В зимние дни, когда под ярким, холодным солнцем заис¬крится снег, засияет золотыми, синими, лиловыми алмаза¬ми, из труб к чистому небу потянется розовый от солнца дым, и деревня вдруг станет легкой, игрушечной и радостной, Сар¬ра одевает братьев и отправляется с ними гулять. Проходит немного времени, и мальчишки слушают удивительную про¬поведь-наставление.
Для иных жизнь на земле складывается счастливо. Нет озлобленных мужиков, нет убогой этой, несчастной дерев¬ни. Счастливые люди живут в больших городах. Счастливые люди читают умные книги, по вечерам бывают в театрах, на лекциях, они занимаются умственным трудом, и труд этот для них – наслаждение. Дети, от вас зависит ваше будущее!» .
И в финальном абзаце – последний аккорд: «В тумане грядущих лет намечались новые вехи. Кое-кто не выдержит, силы оставят его, он будет выброшен... Другие же осилят, пройдут тернистый путь, для них взойдет солнце, новая жизнь откроет им свои объятия:
– Пожалуйте, мы вас ждем, приходите и утверждайте себя!..»
Романы Булгакова и Стонова представляют собой первые части ненаписанных трилогий, потому что история страны повернулась неожиданно в иную сторону, и фабульного материала явно не стало хватать. К тому же вскоре в Советской России утвердилась жёсткая военизированная цензура, требовавшая от писателей не осмысления прошлого, а показа революционного процесса как безжалостной и прогрессивной ломки прежней жизни. Никаким сочувственным оценкам прошлого, демонстрации прекраснодушных буржуазных персонажей, умеющих трудиться, места не оставалось.
В наши дни уже вышел в свет роман Фридриха Горенштейна «Псалом» , художественный язык которого произошёл от языка Андрея Платонова. Такой же он по бытовому внятный, размеренный, упорядоченный. Библейский ритм в нём естественным образом укореняется, чтобы понятно было всем, что говорится в тексте.
И главный герой Дан Яковлевич, который «вместе с Братом своим делает Божье», живёт по библейским заповедям, а нарушает их лишь с благословения Господня. Так, он очень любит русских девочек, юных женщин, олицетворяющих Россию. Впрочем, при всяком упоминании об этом странном герое в тексте повествователь не преминёт уточнить, что Дан – Антихрист, да ещё родной брат Христа.
Характерно, что даже конкретные носители злого начала в романе и описываются, и живут, как и булгаковские, в библейских измерениях. Даже пейзаж подаётся как эсхатологическое знамение – вот образчик этого стиля: «Вечерело, но не было здесь вечерней тишины, какая случается зимой в поле при заходе солнца. В шуме и реве авиамоторов опускалось оно, в дрожании морозного воздуха. И увидел Дан опять меч, кото¬рый тогда рассёк над окровавленным морем кровавые тучи...». Но благодаря такому измерению все бытовые события и мелкие людские эмоции неизбежно вырастают до масштабов страны и ХХ века.
Органичной частью романа оказываются ёмкие и точные размышления мыслителя, он же повествователь романа «Псалом». К этим размышлениям подводят человеческие истории, страстно поведанные романистом. Собственно, без размышлений над Библией не стало бы произведения, ибо как можно без прямого авторского слова интерпретировать простые, но замысловатые истории? Да и истории ли это – только повод для оспаривания Библии и написания своей! Вот на что посягает Фридрих Горенштейн: на Библию!
Заметно, что писатель в этом получил вдохновение у Булгакова. Его роман «Мастер и Маргарита» только лишь за пять лет до того вышел в двух номерах журнала «Москва». Это напечатан «Псалом» только теперь. Но интересно, что и произведение Булгакова, и произведение Горенштейна ждали выхода в свет четверть века… Это красноречивое совпадение или намёк?..
И уж поскольку оба писателя каждый по-своему толкуют Библию – один Новый Завет, другой и Новый и Ветхий, – любопытно увидеть то новое, что они привносят. Правда, задача в «Псаломе» облегчается тем, что, в отличие от «Мастера и Маргариты», где мысль глубоко спрятана в художественный образ, в «Псаломе» разговор срывается на прямые интенции.
Впрочем, есть и объяснение, почему в романе много прямого слова: «Конечно, и через искусство нельзя увидеть Бога и постичь Его. Сказал ведь Господь Моисею: «Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может Меня уви¬деть и остаться в живых». Но искусство есть то пламя огня из тернового куста, которое увидел Моисей, ни¬кому ещё не известный пастух, далеко в пустыне у горы Хорив, сказав¬ший: «Пойду и посмотрю на сие великое явление, от¬чего куст не сгорает...»
Поэтому мы обойдём фабульную часть романа Горенштейна, с его явно булгаковскими повествовательными фигурами: «Было начало весны 1941 года от рождества Брата Данова Иисуса из колена Иудина», – и обратимся к философским комментариям. Тем более, что, по словам его повествователя, «Библейский стиль избегает чрезмерной ясности, ибо чрезмерно ясное есть лозунг».
Сказано уже критиком Натальей Ивановой при оценке романа, что во всех пяти частях романа Горенштейна «спор идёт о трёх вещах: о любви, о христианстве, о шовинизме» . Одна любовь в «Псаломе» подробно описана, а вот остальные вещи не понять без авторских отступлений. Например, о христианстве: «Иисус пал жертвой «внутреннего заговора апостолов, научив¬ших Иуду и выставивших его напоказ. О том, что Иуда Искариот был человек наивный, недалекий, но совес¬тливый, свидетельствует его поведение после суда . Здесь, на взгляд повествователя, «угадывается личность честная, но неразумная, даже не осознавшая смысла происходя¬щего, удивленная тем, что Иисуса за неразумные его речи приговорили к смерти. Тем не менее Иуда обо¬значен в христианской литературе и христианском мышлении как образ канонического предателя, дабы скрыть предателей тайных, разумных и подлинных. И по сей день эти предатели числятся в святых апос¬толах, и в честь их воздвигнуты Божьи храмы» .
Далее в романе неоднократно говорится о «заговоре апостолов против Христа», превратившемся в «заговор христианства против Христа». Повествователь не раз ставит в пример иудаизм как религию более серьёзную, чем «легкомысленное» христианство. Об иудаизме он говорит много: «…Подлинная родина человека – это не земля, на ко¬торой он живет, а нация, к которой он принадлежит. Нет ни русской, ни еврейской, ни английской, ни ту¬рецкой, ни иной какой-нибудь земли. Вся земля Гос¬подня, и Господь – единственный коренной житель на земле... Но воздаст Господь нации, храня¬щей Имущество Господне» .
Вот другие мысли. Подлинный христианин – это добрый человек любой религии , но подлинный иудей – это гений и пророк любой религии. Проана¬лизируйте любого гения, и вы найдете в нём иудей¬ское начало, даже если иудаизм он отвергает. Иуда¬изм гораздо ближе к Богу, чем христианство, христи¬анство ближе к человеку… Главная неправда христианства в том, что, по его утверждению, служа человеку, можно служить Богу. Другое дело, что Господь в силу грехов людских одобряет и этот путь, хоть он далёк от Бо¬жьего... Человек, живущий по Божьим Заповедям, которые крайне просты, не нуждается в христианстве… Христиан¬ство – наиболее умелая игра на грани безбожия. Иуда¬изм не способен на такую гибкую игру, для этого он слишком серьёзен. В христианстве же можно очень сильно верить, будучи неверующим и используя эти преимущества, ибо христианская вера крайне диалек¬тична. Борьба и поиски в Вечном, Незыблемом, в том, в чем ни борьбы, ни поисков быть не должно, – вот драматургия христианской жизни. На первый взгляд может показаться, что христианство – учение идеалистическое, не учитывающее природы челове¬ка. Человек зол, а оно проповедует идеалистическое добро. В действительности это не так. Идеалистичес¬кое учение способно создать религию или культуру, но оно не способно создать ни мощные империи, ни земные цивилизации. Как раз христианство весьма умело использовало подлинную природу человека. Ибо первоосновой человека является всё-таки не зло, а легкомыслие ... Не Христос, а христианство построило цивилизацию. Сам Христос был человек острый, глубокий, общаю¬щийся с Богом. Христос считал себя иудеем и был иудей из секты фарисеев. Но серьезная заслуга хрис¬тианства в том, что, ничего не изменив в злом, ненавистном ему языческом мире по сути, оно, тем не менее, создало видимость полной перемены... Бог велик, человек грешен, вот почему иудаизм – ре¬лигия гения и пророка – сохраняет Бога для челове¬ка, а христианство – религия безымянного, неразум¬ного, доброго человека, добровольного мученика, от¬рекающегося от себя во имя иных, неблагодарных, – спасает в легкомысленном падшем мире человека для Бога. Спасает если не духовно, что хотя бы телесно. К христианской телесности мир не только привык, но и полюбил её. Христианскую телесность менять не следует, но суть христианства следует понять сегодня и видоизменить. Суть же её состояла в течение пят¬надцати веков в противоборстве с библейским кор¬нем своим» .
Создаётся впечатление, что и тут перед нами заочный спор с Мастером, создавшим первого христианина Иешуа. При этом роман Булгакова Горенштейном прочитан невнимательно. Зато современный нам писатель создаёт и своих христиан, и свой прообраз Христа, отчасти напоминающие ницшевские.
…
Тематически сопоставима с «Псалмом» первая книга трилогии Эдуарда Тополя , за период своей эмиграции издавшего за границей и в России двадцать книг. Собственно, этот первый роман больше всего принёс автору известности, конечно же, вместе с детективами о периоде заката брежневской империи.
Речь постоянно и в нём, и во всей трилогии заходит о чистоте крови, о любви русских женщин, об истории евреев. И пускай вопрос крови и чистоты расы всегда был запутан, ибо великие переселения народов дали свои плоды, странная теория Рубинчика, на которой построена трилогия, завораживает своей неожиданностью. По ней, настоящая русская женщина любит только настоящих еврейских мужчин . А все так называемые «настоящие русские мужчины» – это лишь продукты такой любви. И вообще нет настоящих русских, кроме «русских красавиц». Согласно современному учению евгеники сын наследует генотип матери, а дочь – отца, так что в этой теории, как говорится, что-то есть. Но причём тут тогда русские и Россия? Однако пойдём дальше.
Своим предком историк и журналист Иосиф Рубинчик ощущает древнего хазарского царя, хотя в трилогии постоянно звучит мотив гонимых евреев из Иудеи в Испанию, потом в Германию, далее в Польшу, и, наконец, в Россию, на территории которой и существовал некогда Хазарский каганат. Он распался из-за коварства «царя руссов» Святослава, внебрачного сына княгини Ольги и самого царя Иосифа, павшего жертвой собственного благородства.
Да и вообще иудеи всегда предпочитали торговать, а не воевать. У еврейской нации есть много достоинств, но возводить их в абсолют в виде понятия «чистота крови» непредвзятому историку, коим выступает Рубинчик, не пристало. Тополь тут порой провоцирует национальные чувства читателей. В художественном произведении это может быть неумелым приёмом. Однако писатель как будто и не стремится к художественности.
Его занимает постоянное обыгрывание своей оригинальной теории в тексте трилогии. И это наталкивает на мысль: а не тонкая ли это пародия Тополя на разного рода расистские идеи? Надеемся, что это так, хотя и неудачно решённая. Скорее это метафорическое отражение боли автора за свою нацию, носящую генотипы разных народов, среди которых приходилось жить изгнанникам-иудеям. Ведь не осталось уже «чистокровных наций», поскольку каждая из них проходит стадии развития и взаимодействия. Есть только нации по духу, традициям.
…
Глава III.
Образы власти в романе Мастера и власть за его пределами
…
Власть искусства и искусство власти
Для того, чтобы проникнуться атмосферой довоенной эпохи, полезно почитать с искренней правдивостью сделанные В.Шкловским повести о времени «Жили-были», «ZOO, или Письма не о любви», «Встречи», где художественно осязаемо показывается порывистая Россия иная, не сталинско-приземлённая, – вся устремлённая в будущее. Хотя и настоящее её устраивает, но лишь как трамплин в это будущее. В одном из своих очерков, «Константин Эдуардович Циолковский», писатель создаёт поразительный портрет русского человека, «ракетоносителя», всю жизнь стремившегося к звёздам, чтобы жить на «каменистых площадках» . Зачем только, спрашивается, человеку эта каменная почва? Российского чернозёма ему мало? Не охота возделывать богатые земли?.. Булгакова тоже не устраивало настоящее, но Циолковского, как и большинство советских людей, оно не устраивало потому, что они отказывались от прошлого, и потому, что не хотели обустраиваться в настоящем всерьёз и надолго. Но Булгаков считал себя обречённым терпеть лихолетье. Советские люди об этих материях вряд ли глубоко задумывались. Им приходилось повседневно ожидать неминуемого счастья, тем более, что его обещали их вожди. Такая вера отчасти возмещала постоянную неустроенность жизни. Кроме того, все устремлённые в будущее жить в настоящем не умели, а может, не хотели в силу его скучности и обременительности для этих мечтателей.
Поэтому в России постоянно, и тогда и сейчас, циркулируют настроения, выраженные новой/старой идеологией: душой с Востоком, а телом с Западом; потом объединение всех в коммунистическом обществе, базой которого станут космические станции… .
Художественное сознание было всегда основой русской национальной жизни, от фольклорных преданий и сказок до святой веры в писательское слово. Складывался на протяжении веков даже некий кодекс писателя – учителя жизни. В основе этого сознания – анархизм, отрицание власти. Ведь русский человек – аристократ духа: он не любит действовать. Особенно ему не по душе банальные поступки, говорящие о «ничтожестве».
…
«Театральный роман», удачно показывающий модель российской государственности и культуры, как их воспринимал Булгаков, отнюдь не в безобидном контексте отразил и биографические реалии писателя. Один только «режиссёрский театр» метафорически демонстрирует государственный авторитаризм. Ведь вся русская национальная почва отразилась в его проявлениях. Не зря был один из вариантов названий романа – «Дионисовы мастера», в чём видится, хотя и непрямой, но последовательный выход на Ницше. Правда, Булгаков в 1937 году, кажется, не понял сути создаваемой административной системы, потому что она только оформлялась, – коммунисты не имели стройного учения о государстве и пользовались самыми радикальными идеями этого плана. Да и понятия такого для слуха общественности не существовало – «тоталитаризм».
Адекватным в этом отношении для писателя стал роман «Мастер и Маргарита» – произведение о власти и об искусстве: там мало женщин и почти нет детей. Зато много инфернальных фигур, ценящих искусство и власть. Гости бала у сатаны проходят парадом сильных мира сего в прошлом, когда они обладали большими объёмами власти. Здесь же находятся и самые известные творцы в разных областях искусства.
Все идеи, темы романа Булгакова, вбирающего в себя многое из жизни ХХ века, обнаруживают авторское стремление проникнуть в тайны власти – одну из постоянных тенденций произведения. Но дело в том, что свободные личности в авторитарных (читай: тоталитарных) условиях не могут полноценно жить.
Так, вслед за Иешуа и Мастер не хочет бороться, ибо будет хуже. А ведь Иешуа искупил грехи человеческие… Что ж, а Мастер искупил недостаток истины. Но атеисты не позволяют Мастеру говорить правду. И, что знаменательно, эти атеисты носят фамилии, производные от языческих понятий, как по смыслу, так и в отдельном случае по составу: Ариман , Лаврович , Латунский . Несмотря на зашифрованность главной идеи романа Мастера, слуги режима догадываются о смысле его, точнее, их страшит сама тема о правдоподобии Христа. Значит, роман опубликован быть не может. Найти защиту Мастеру можно только у властей, так что, выйдя из заключения, он добровольно является в «перевоспитательную» лечебницу профессора Стравинского. Тем более, что, на его доверчивую душу, все подобного рода «богоугодные заведения», как известно, находятся под покровительством небес.
Мастер прекрасно отдаёт себе отчёт, что нет смысла бороться за публикацию романа. Так что, он должен быть казнён? Только вот в казни Мастера высшие силы не заинтересованы: породить ещё одного пострадавшего за истину значит привлечь внимание к его творчеству (кроме того, почему «небу» это нежелательно, см. предпоследнюю главу). Так что его жертва не нужна, хотя Мастер понимает и обманчивость этого. Не суждено ему быть героем, тем более в исторической действительности второй половины 30-х годов идеологические и литературные преследователи Булгакова сами были казнимы или отправлены в заключение.
Потому к этому времени Булгаков сделается суровее и трезвее относительно своей судьбы. Это видно по дневнику Елены Сергеевны. В дневнике жена писателя подробно зафиксировала приёмы психологической обработки Булгакова – беседы секретных сотрудников, построенные по сценарию различных форм призывов к прямому идеологическому сотрудничеству с советской властью, а также уверения в готовившейся публикации какого-нибудь произведения писателя, а то и решения выпустить его в поездку за границу, и следовавшим потом опровержениям – в самых грубых формах.
А ведь Булгаков не хотел быть против власти. Но он к концу жизни понял, что власть эта – тупиковая, страшная, что народ пройдёт испытания до донышка. Именно эта власть не давала ему жить. Не только Сталин, но О.Литовский, Ф.Раскольников, К.Радек, В.Киршон, Вс. Вишневский как таковые. Уничтожив или отдалив этих, власть привлекала других.
Художник так устроен, что он больше чувствует власть, чем знает изнутри. Даже если он находится во власти. Способность отстраниться и настроиться на культурное поле Земли, объединяющее всех людей, даёт возможность сконцентрироваться на главном, высмотреть подробности.
…
Власть философии и философия власти
Рефлексия власти не миновала ни мыслителей, ни писателей. Только лишь модернисты попытались уйти от этого вопроса, а постмодернисты определили проблему власти надэстетической и стали просто игнорировать тему. Да всё равно от действительности не уйти. Искусство, пускай криво, но отражает многообразие жизни, хотя мы подчас и не желаем этого. Стоит только самому себе задать какой-нибудь вопрос, как мы вовлекаемся в дискурс с окружением.
Нюрнбергский процесс, среди прочего, позволил внести историческую ясность в вопрос: кто и что правит миром? Союзники, тем более советские марксисты, официально считали, что германским рейхом правит промышленный и банковский капитал, у которого Гитлер находится «на поводке». Главной движущей фигурой Третьего рейха априори видели финансиста Ялмара Шахта, самого умного и образованного, а также Фрица Тиссена, Густава и Альфреда Круппов, барона Курта фон Шредера, Отто Вольфа, Георга фон Шницлера, Альберта Веглера. В ходе процесса прояснилось: нет, миром всё-таки правят идеи, особенно идеи консервативные, но не экономические идеи. Германия была захвачена расово-имперской теорией, но не промышленно-экономическими планами вооружения армии и экспансии мира. А Советским Союзом правила коммунистическая идея, пленившая «массы».
Впрочем, что есть экономика, как не реакция человеческого сознания на получение выгоды из конкретного вида деятельности?
Поэтому идея вождизма, распространившаяся в ХХ веке в ряде типов государственного устройства, порождённая философией Ницше, легла на благодатный покров. Нам представляется, в Советском Союзе идеологом вождя выступил Горький, которого особо ценил Ленин, и к которому прислушался Сталин, решив, что именно такой тип государственного устройства отвечает запросу времени. Ведь именно пролетарский писатель выдвинул в своё время идею «сверхвождя» в литературе .
А если можно в литературе, то почему нельзя в жизни? Тем более марксистская мысль почти никак не развивалась после октябрьского переворота в России. Вот и пришёлся кстати Горький, пускай его публицистические вариации немецкого философа и были двухдесятилетней давности.
Правда, государственная машина, созданная Сталиным даже вопреки заветам Маркса и Ленина, изначально видевшим её отмирающим элементом, работала на ложные начала мироустройства. Поэтому кстати обращение Булгакова к истокам государства в Древнем Риме (роман Мастера), где словно бы сравнивается общее начало государственного строительства на основе идей «свыше»… С Горьким же Булгаков перекликается в «Белой гвардии», нелицеприятно изображая российскую элиту, бежавшую через Киев. Ведь именно Горький ещё в начале века постоянно говорил и писал, что «классовый эгоизм», присущий русскому буржуазному обществу, до добра не доведёт…
В целом же идея коммунистического строительства и «Божий промысел» столкнулись в романе «Мастер и Маргарита» на стилевом уровне: фельетонном, обычно презираемом Булгаковым, но передающим банальные проблемы «нового мира» на фарсовых началах , – и исконно реалистическом, отражающем мироустройство как естественное течение событий, облекаемых в простые и ясные формы морального закона и учения о личном спасении.
…
Глава IV.
Художник и нечистая сила, или Рассказчик и критик Господа
…
Воланд в образе дьявола и семантика «врага» в России
Парасоветскую эпоху нам ещё предстоит осмыслять. Но для начала хорошо бы прояснить советскую, хотя бы ту, эстетически искажённую, что, впрочем, узнаваемо отражена в булгаковских романах. В частности, нелишне обратить внимание на одно из ключевых слов ушедшей эпохи – «враг». Такового ощутили в «иностранном профессоре», а то и «белоэмигранте», литераторы Берлиоз и Бездомный.
«Враг» издавна был на Руси, помимо просто противника и «супостата», основным противовесом добрым намерениям, официальным государственным интересам, а также концентрацией бытовых антагонизмов. Врагом воспринимались почти всегда разновидности нечистой силы, сатана, ворог (колдуны, ворожеи…), а главное – «басурмане» . Образ последних строился на контрасте: русские белы лицом – враг тёмен, носы у русских прямые или курносые – значит, у врага крючковатые; по этому принципу создан портрет Воланда. Более широко врагом воспринимался дьявол, по-древнееврейски «сатана». Но его наименования диктовались стремлением «не накликать», поэтому слова «дьявол», «сатана» употреблялись реже, чем «чёрт», «враг», «нечистый».
И Булгаков показывает такого врага в Москве, который, в окружении клевретов, обаятелен, могуществен, справедлив, но ведь такова любая сильная власть. Причём, власть эта демонстрируется впол¬не в за¬пад¬но¬ев¬ро¬пей¬ской тра¬ди¬ции – таково об¬ли¬чие и поведение Во¬лан¬да и клев¬ре¬тов, значит, они не могут не во¬пло¬щать за¬пад¬ной идеи . К тому же весь роман «Мастер и Маргарита» развёрнут в городской среде западного типа культуры, и ещё в гористой местности Европы – куда-то пропала даже российская степь.
Не оттого ли, что так естественнее смотрятся чуждые русскому человеку «враги»? Но нельзя и сказать о том, что писателю нравилась романтическая атмосфера лунной ночи при свечах, лежащие на рояле ноты, плющ на стене домика, горный ручей… Отнюдь не враждебная среда.
Главные враги героев догматик и фарисей Берлиоз и «наушник» Майзель наказаны не за то только, что совершали неблаговидные дела, а за то, что, принадлежа к богоизбранной нации, подобно критику Ариману, носящему имя языческого беса, допускали отступление от веры отцов, своего от мирно высокого предназначения и исторической миссии. Воланд их наказывает именно за это, и ещё за то, что они его не признают за власть, но не за партийные же пристрастия.
Кстати, по сталинской терминологии их можно определить как «антипартийных функционеров», а для общепонятного употребления – как «внутренних врагов». Все ярые оппоненты генсека, вроде троцкистов и рапповцев, были ещё и «врагами народа». А в мениппее идеологический оппонент Христа, отрицающий истинность мессии, а значит, отвергающий свидетельство Воланда, который при сём присутствовал, Берлиоз, тоже не найдёт пощады. Как и подосланный за деньги его единомышленниками «казачок» Майзель. После их казни компаньонами Воланда читатель может испытать чувство удовлетворения, какое наверняка испытывали многие литераторы в 1930-е годы после известия о казни Г.Ягоды, Л.Авербаха, В.Киршона и других «руководителей литературы».
Только чувство это может быть спровоцировано сатаной. Воланд, натурально, в этом случае поступает не «по-божески» . Так ничего божеского в СССР и не было – чего ни хватишься, того нет…
…
«Профессор чёрной магии» лукаво откликается на икоту литераторов и является Берлиозу, затем Бездомному. Их привычное чертыханье удерживает сатану рядом с ними. В одном из пророческих снов Елены Васильевны Шервинский предстал демоном с золотой звездой на груди. Максудову явился редактор Рудольфи, напомнив о Мефистофеле. Сталин в «Батуме» тоже демоном зовётся. Только один преобразившийся Иван – почти «божий человек», призванный сохранить истину в неприкосновенности, ибо она, как и рукописи, не горит и не исчезает. Правда, из-за своей угодности Богу Бездомный остаётся по преимуществу нищим духом.
Конечно, люди в романе «как люди», потому что злое начало в них уравновешено добрым. Иешуа готов поговорить с любым злодеем потому, что есть возможность пробудить доброе начало в каждом. Человек столь же зол, сколько и добр, только доброго начала в нём больше, и надо об этом напоминать. Вот поэтому в европейском средневековом фольклоре чёрт выступает адептом справедливости. В «Божественной комедии» Данте справедливость исходит тоже от инфернальной силы.
Другое дело Мастер. «Мастером» впервые назвала автора романа о Понтии Пилате Маргарита (139). Она похожа на посланницу Воланда – зеркальное отражение Левия Матвея. Она же смастерила чёрную шёлковую шапочку с вышитой буквой «М» («мессия»? «Михаил-архангел» ? – В.Н.), она же толкала писать роман, «толкала на борьбу» (140), – сообщает повествователь. Был напечатан большой отрывок в одной газете, и после этого началась травля. В неё был втянут и Иван, получивший заказ на поэму о том, что Иисуса Христа якобы не существовало. Но вышел конфуз, задевший Берлиоза: Иисус получился «ну как живой».
Всей истории сопутствовала цепь случайностей: выигрыш по облигации крупной суммы денег, любовь к Маргарите, дружба с журналистом Алоизием Могарычем (нам видится по созвучию оппозиция «архангелу Михаилу». – В.Н.). Наконец, когда Маргарита покинула Мастера, посулив утром вернуться к нему навсегда, через четверть часа к нему постучали… Похоже, Маргарита уже тогда была ведьмой, влюбившейся в объект своего колдовства.
Кроме того, II часть, начинающаяся с повествования о Маргарите, где рассказчик упорно называет себя «правдивым повествователем», а рассказ Мастера «сущей правдой», может принадлежать перу Ивана Бездомного, пожалевшего Мастера. Ведь и Булгаков ученик Мастера!
По крайней мере, романтический повествователь II части знает всё и всё уже понимает, ибо он явно связан с нечистой силой. Это может быть и Маргарита.
Да, Маргарита, всегда «чуть косящая на один глаз ведьма» (210), – заведомо ведьма! Поэтому-то она избрана хозяйкой сатанинского бала, гости которого обладали большими объёмами власти. На балу проходит парад сильных мира сего в прошлом… Здесь же находятся и самые известные творцы в разных областях искусства.
Предания о ведьмах Западной и Центральной Европы рассказывают о «повелителе шабаша», на вершине священной горы выбирающим одну из присутствующих женщин себе в жены. Та мажется мазью из растений семейства паслёновых (компоненты – альраун, белена, дурман, красавка), «дающих ночную тень» и «дурманящих сознание». После этого она находится рядом с повелителем, и участники шабаша воздают ей почести, кружась в бешеном хороводе .
В индийском тантризме есть богиня Кали («Чёрная»), символ женского начала, бессознательных земных сил ночи. В ритуалах она появляется в сопровождении почитательниц. Эти женщины-Кали предстают чаще всего нагими, или, по индусскому выражению, «облачёнными в одежды природы»: весь окружающий ночной мир вокруг жрицы, Луна, звёзды, видятся участниками ритуала как одежды богини . Понятно, что дурманящие ведьмы в народе встречали сочувствие.
А вот бес в древнем Египте считался защитником от злого взгляда, колдовства и опасных животных . Оттого кот Бегемот может признан фигурой по меньшей мере двухзначной. В библейском восприятии «бегемот» означает сатанинский образ зверя, который ожидается в конце мира (Иов 40:10-18). Кот же в Европе издавна воспринимался как символ свободы, отчего старинные роды швабов, швейцарцев, бургундцев вводили кошек в свои родовые гербы .
И не зря Бегемот антропоморфен. А Воланд – сама звёздная ночь. Если всё окружение Воланда красноречиво составляет его свиту, то Бегемот, даром что похож на добродушного толстячка и одновременно огромного кота, тепло очеловечивает своими шаловливыми, простодушно-жуликоватыми, хитровато-нерасчётливыми свойствами всю честную компанию .
Воланд ещё напоминает Заратустру. Конечно, Воланд не полное образное тождество идей создателя Заратустры, но некий синтез, отражающий, по мысли Булгакова, абсолютную истину, идею власти, правящей миром. Вообще деэстетизация мира, недостоверность рассказываемых событий по-гоголевски скрывает важный приём психологического внушения читателю правдоподобности описываемого. Делается это с помощью категорий убедительности – приёмов достоверности изображаемого.
Так что неважно, как смотрится Мастер, скачущий в финале за Воландом – сущей Вселенной, – он может быть либо в одежде Мольера, либо Канта. Важно ведь то, что нам это просто увиделось.
Воланд как фарсовый атрибут трагедии
О «личном присутствии» Воланда при всех событиях романа Мастера признаётся он сам для того, чтобы «заинтриговать» своих собеседников, утверждается в комментариях к роману . Однако литераторы совсем не заинтриговываются, а лишь пугаются и вследствие этого начинают действовать: один успокаивает «сошедшего с ума» иностранца, другой бежит звонить по поводу его сумасшествия, и в результате попадает в трагическую ситуацию (44-47). Признание Воланда «давало повод искать следы материального присутствия Воланда в сценах 2-й главы – то в образе Афрания, то ласточки и т.п.» .
…
Воланд – истинный главный герой романа. Мастер призван сатаной сочинить «правдивое повествование». Маргарита должна любой ценой спасти возлюбленного. Иванушка обязан любым путём открыть людям увиденную им истину. «Всё просто…», – как бросил Воланд, рассказчик, а может, соавтор романа Мастера и очевидец происшедшего в 14-й день месяца нисана. Такова правда, открывшаяся в России Михаила Булгакова. Всё остальное – от лукавого…
Воланд и Маргарита наметили Мастеру финал романа из одной фразы. И Мастер её произнёс: «Свободен! Свободен! Он ждёт тебя». Только эта «свобода» напоминает ницшевскую «мораль рабов»… С позиций Ницше, не знавшего, впрочем, советского опыта государственной иерархизации, и выводы о романе Мастера будут совсем противоположными. Тем более, что, как нам видится, Ницше познал свободу настолько, что испугался. Всё знает и не страшится лишь один Воланд.
Мастер уже раньше сталкивался с ним, ведь рассказ Бездомного не стал для него откровением (133). Он да Маргарита как ведьма по призванию сходу узнают сатану, что могут лишь посвящённые. Нет-нет, тут никакие не масонские следы – масонство и сопутствующая ему мистика лишь отвлекающий семантический покров в романе, как мы уже говорили.
Вот Ивану приснилось описание казни на Голгофе. Николаю Ивановичу Босому приснилась сцена сдачи валюты гражданами. Мастеру привиделась последняя ночь в подвальной квартирке, луна… Так было это или приснилось ему? Если приснилось остальным, то где гарантия, что и многое предыдущее не снилось нашим героям? Реальность-то могла быть проще: арест за происхождение, за порочащие связи, а то и по чьему-нибудь рутинному доносу.
И любовь свою Мастер мог нафантазировать – уж очень она малоправдоподобна. Но штука в том, что и сочинённое обретает убедительность, если оно отражает истину.
В общем, идея Горь¬ко¬го о «ху¬дож¬ни¬ке-во¬ж¬де» оп¬ро¬те¬сто¬ва¬на Бул¬га¬ко¬вым. Мас¬тер – вот об¬ра¬зец ху¬дож¬ни¬ка, го¬во¬рил он . Без¬за¬щит¬но¬го, под¬виж¬ни¬че¬ско¬го твор¬ца куль¬ту¬ры на¬ции, способного представить ей картины истинного порядка вещей.
А вот и сам «кол¬лек¬тив¬ный вождь» с ком¬па¬ни¬ей. Недоброжелатели в Эпилоге зовут их «шайкой Воланда» – уголовной бандой, либо, как это звучало в лексике 30-х годов, командой преступной власти. Внешне эта шайка смотрится весьма подозрительно: косой предводитель с претензией на всезнание и всепонимание, его ближайший помощник в клоунском одеянии и с дурными манерами, какой-то толстый волосатый субъект с кошачьими глазами, нагая девица с грубым криминальным шрамом на шее, крепкий, квадратный, невысокий убийца с волчьим оскалом.
При ближайшем знакомстве читатель проникается симпатией и непонятным доверием к этой честнóй компании. Потому что становится ясно, что это не банда «социально близких» живодёров и вымогателей. От них остаётся впечатление, как о настоящей власти, которая, будучи укоренённой в истории, не может быть преступной, во-первых, потому, что она законна, во-вторых, потому, что преступные средства лишат её уверенности в своих силах.
Поэтому клевреты Воланда поступают справедливо. Они помогают тем, кто в первую очередь нуждается в помощи. Они безошибочно знают истину. К финалу даже их облики приобретают подлинные черты; прежде были маски. Не может ведь рыцарь ходить по московским переулкам, его тут же «заметут» как «чуждого элемента». Коту вот можно, ему даже кондуктор трамвая не удивляется. Если чудаковатый господин на Патриарших прудах говорит на ломаном русском, то это уважаемый человек – интурист, в крайнем случае, иностранный профессор. Но как только он переходит на правильную русскую речь – это опасно: белоэмигрант и значит шпион.
Компания Воланда также красноречиво пародирует тогдашнюю власть, изобретательно используя театральную игру. Но это не лицедеи в собственном смысле слова. Это скорей некая бригада бездельников, передразнивающая порядки ли, внешности людей, административные приёмы, сословные повадки, даже способы воззрения на мир. Да нет, это труппа фокусников, клоунов, жонглёров, эквилибристов, это прирождённые цирковые артисты! И ещё это шарага бандитов, мошенников, шулеров, мокрятников , фуфланов , но и вместе с тем представители некоей скрытой власти, живущие по правилам этой власти .
Для того, чтобы во всём разобраться, прежде надо уяснить себе, что истина явится только ценой трагедии. Истина никогда не даруется, а добывается в трудах. Да ещё по суровому христианскому дóгмату человек, познавший истину, становится греховным.
Пока мы только очертим круг, где наши инфернальные герои допустимо понятны. И увидим: Воланд не знает условностей, не связан долгом и привязанностями к чему бы то ни было. Запрет он, подобно настоящему ницшеанцу, знает лишь один: не посягать на власть Иешуа. В остальном он полностью свободен от долга и чувств, от обязательств и влияний. То он в рваном халате, то в безупречном европейском костюме, то он историк, то маг, то кто угодно. Ещё Воланд освобождает человека от обязательств. Найдя в нём злое начало, он даёт злу беспрепятственно развиться. Но Воланд понимает, что люди не могут без справедливости и милосердия, поэтому вынужден мириться и поддерживать эти качества.
Воланд – это оборотная сторона мира, чёрная тень мира. Его вочеловечение просто игра в того персонажа, которого представляют себе люди. А его окружение – та нежить, которая уже обрела литературный шарм. Они все появились из ничего и ушли в никуда. Они лишь обретают на время адресный облик.
Воланд как «падший ангел» несёт отсвет Иешуа, да и они, по тексту, тесно связаны. В народных представлениях дьявол страшен, опасен, с ним лучше дела не иметь. Хотя по христианскому канону дьявол всего лишь оппонент Бога, его иная, правда, губительно коварная, сторона. И ещё. Мастер, получивший покой, лишён свободы. В раю свободы нет, утверждал Вольтер. Но и в «покое», как мы видим, – тоже. Человек из-за разума (значит, свободы) лишён рая. Разум – это сомнение, это дьявольщина. Признание заслуг Мастера (правильно «угадал») тут же лишает его свободы и рая. А самая свободная персона – «князь тьмы». Однако свободным был и Иешуа перед казнью, оказавшись во власти Пилата и дьявольских сил. Потому что чем ближе сатана, тем больше свободы.
Но лукавый Воланд ещё – это Пилат! Прося Мастера дописать роман, он заботится о себе. Так что Мастер сделал Пилата сатаной, потому что неограниченная свобода и есть сатана. Это второй план, так же как Мастер – это Иешуа, наделённый надмирной силой решать свою ли, чужую ль, судьбу. По сути же только Воланд из всех героев мениппеи знает все обстоятельства и тонкости жизнеповедения других героев. И ещё он порой поразительно достоверно предаёт мысли Ницше и его героя Заратустры, так же точно не соглашаясь с мироустройством.
Похоже, рассказчик романа, а значит, и критик Господа – Воланд.
Если Булгаков «закодировал текст», то код его – поощрение читателя к свободе – внутренней раскрепощённости до предела. При этих условиях пристальное прочтение, к которому и призывает постоянно Ницше , одной из ключевых сцен «романа Мастера» должно показать совсем иную расстановку персонажей. Однако трагедия героев неполна и непонятна без внимательного анализа сцены в саду с Пилатом и Каифой.
Глава V.
Гордыня Мастера
…
Трагедия Мастера
Булгаков создал два мира – древний и современный. Сколь первый пронзительно суров, столь московский прост и легковесен. Тот окрашен искупительной трагедией еврейского народа. Этот – даже не замечает своих героев .
Вспомним, как один из таких героев, Максудов, подобно древнему человеку, остро чувствует себя во враждебном окружении. Его затравливает атмосфера. Ощущение гибельности создаёт изменчивая погода, многочисленные признаки тревоги. Он становится болезненно суеверным, но всё равно идёт в ненавидимый театр – ему подобно древнему охотнику некуда больше идти, кроме как в страшный лес. Театр, как и Россия – его судьба. Так же точно ощущает себя Мастер, хотя в романе это состояние героя (как и Иешуа, кстати) не акцентировано. Всё больше начинает испытывать подобное чувство Понтий Пилат в повествовании Мастера.
Можно утверждать, что Булгаков, как мало кто из современников, ощущая эту атмосферу одиночества, показал свою версию истоков антисемитизма – считается, что тот появился по мере развития и огосударствления христианской церкви . Булгаков признаёт идею избранничества евреев: Бог покровительствует этому народу, как неоднократно и сказано в Писании…
…
Другое дело художественный жанр трагедии, которая в соответствии с эстетическими канонами несёт концентрированный событийный ряд. Трагедия не может иметь чёткой композиции сюжета, ибо все действия в ней – напряжённы. В «романе Мастера» где кульминация – казнь? Допрос? Встреча Понтия с Каифой? Там всё – кульминация. Вот поэтому очень короткий «роман Мастера» – классическая трагедия .
И трагедия не может длиться долго: энергии хватает на осмысление лишь нескольких ключевых событий, второстепенные уходят из сюжета в силу высокой композиционной требовательности жанра.
…Вспомним, как Иешуа шёл по лунному лучу в ночь полнолуния накануне праздника Пасхи. Луна в это время в полной мере символизирует обновление, из знака умирания и рождения превращаясь в воскресение. (Есть противоположная точка зрения: «Лунный свет – не эманация Бога, не Божественная энергия, о которой говорили древние мистики, а свет тварный. Пилат прощён, но всё же он уходит в ночь» . Мы ответим на это словами евангелиста: «Нечистый дух вышел из одержимого человека в Капернаумской синагоге по требованию Иисуса» (Мар. 1: 25,26). То есть, про тварный свет придумали люди; нечистый дух более присущ человеку, чем ангельский, однако Иисус презрел эти установления). Ежегодное шествие Иешуа по лунному лучу, которое наблюдает Иван Николаевич, есть вечное воскрешение Сына человеческого .
Все рассмотренные нами коллизии, связанные с Иешуа, можно назвать ещё «Повестью об истине», что не будет натяжкой .
И такой жанр имеет право на заявку. Ведь надо понять, чтó есть «нищие духом» и чтó есть великий художник. Если писатель видит истину, он, будучи великим, перестаёт быть «нищим духом». Спасутся же только они, говорил Спаситель, то есть, взыскующие веры, но не истины. «Нищие духом» просты, наивны, а видящий истину искушён, ибо, познав истину, в данном случае Промысел Божий, тем самым возгордился. Гордыня есть грех. Истина есть искушение. Зачем всё знать тебе, слабый духом? Искушённым сатаной не место в Царстве Божием…
Вот Мастер и влечётся в царство мёртвых, где ему уготован покой. Об этом роман «Мастер и Маргарита». Но перед уходом безымянный Мастер в финале своего безымянного романа провозглашал прощение Понтия Пилата. За это ему тоже полагалась награда… если бы он как грешный художник не дерзнул «обратить зрачки» на Господа и не проникнуть в его замысел. Так что света, и значит прощения, ему не видать, ибо сказано: «…от многой мудрости много скорби, И умножающий знанье умножает печаль» (Еккл. 1:18).
Впрочем, парадокс в том, что только при этих условиях возможна была канонизация миссии Сына человеческого на Земле.
И оттого всё-таки Мастер был отмечен за свой творческий подвиг. Но награда пришла в соответствии с законами его ремесла. Он тоже воскрес, но в образном смысле: вос¬кре¬ше¬ни¬ем Мас¬те¬ра бы¬ла пуб¬ли¬ка¬ция его ро¬ма¬на в бул¬га¬ков¬ском ро¬ма¬не «Мас¬тер и Мар¬га¬ри¬та». Однако «роман Мастера» на эпилоге, инициированном Воландом, не заканчивается, пусть эпилог и представляет собой развязку сюжета романа Мастера. И этот роман имеет продолжение в основном тексте мениппеи. Тема его – торжество идей Иешуа.
Так про¬шлое, на¬стоя¬щее и бу¬ду¬щее сли¬лось в рамочном ро¬ма¬не-за¬ве¬ща¬нии Бул¬га¬ко¬ва. Тра¬ге¬дия да¬ла ис¬тин¬ный кá¬тар¬сис.
...
Глава VI.
Итоги исследования, или «Кривизна трагедии»
…
В известной мере любая наука, кроме прикладной, имеет субъективные признаки при осмыслении своего предмета. Что уж говорить о художественном творчестве. Булгакова уже идентифицировали как постмодерниста, хотя из него и модерниста-то полноценного не получается. У писателя не обнаруживается, особенно в его «культовом» произведении «Мастер и Маргарита», какого-то определённо прослеживаемого «учения», системы смыслов, ассоциаций, идей. Религиозные люди возмутились булгаковской эстетизацией чертовщины, атеисты обиделись на «теософствование», на создание образа Иешуа, «как живого».
В результате у некоторых интеллектуалов Булгаков стал вызывать раздражение и стремление доказать его ничтожность как мыслителя и слабость как писателя . А поскольку последнего не получается, то уже и остальное не встраивается в ту шкалу оценок, которую предлагают ниспровергатели авторитета.
…
Судьба и трагедия
…
Роман написан о тоталитарной эпохе, о типе крайне активной организующей власти. Но поскольку человеческий характер всегда проявляет себя наиболее полно в критических ситуациях, тут можно говорить о типологии людей ХХ в. И здесь наблюдается развитие романтических представлений о творце. Творческая натура в этот период проявляет себя только при поддержке любящего человека. И если творец по-прежнему мужчина, то его единомышленником, охранителем выступает женщина. Романтические натуры творцов были неизменно одинокими бунтарями. Но пусть и с опозданием, в голову читателя всё-таки приходит мысль, что в тоталитарную эпоху быть бунтарём бессмысленно. Развитая система информационной и карательной власти подавит и уничтожит всякого бунтаря; в лучшем случае – использует в своих целях.
Оттого Мастер не решился на мученическую гибель. Он не пошёл до конца за своим героем, и поэтому Иешуа не наградил его «светом». Он оставил Мастера в привычном ему мире, где продолжается царствование Воланда. Князь мира сего по булгаковской дихотомии всецело ведает делами людей. Он казнит и милует по высшим законам справедливости. Все чудеса исходят только от него. Но князя мира сего ни о чём не надо просить, он скорее всего сделает наоборот, ибо признаёт лишь дела. Его царство «покоя» – пристанище художников-творцов всего мира, поскольку они неспособны на подвиг, кроме творческого. Творцы слишком тесно привязаны к земному миру, так что они извратили учение Господа. А когда один из них всё «угадал» и понял правильно, его не хватило на дальнейший мученический шаг. За Мастером, достигшим вершин этого мира, внимательно смотрят, но он всё-таки отказывается от мученического пути и святости. Его всепонимание усугубляет трагедию. Его позиция, почти равная Иешуа, не освобождает от власти Воланда, поскольку обнаруживает недостаток веры.
Лев Толстой попытался продолжить шаг к откровению, но простудился, заболел и умер. Б.Пастернак, знавший роман Булгакова, подобно Мастеру отказывается от мучений и умирает.
Но Булгаков оправдал своих собратьев по перу и себя, сделавшего, на его взгляд, пять непоправимых ошибок в жизни , показав, что художник имеет полное право на ошибки, а властитель – нет.
Правда, фи¬гу¬ры Мас¬те¬ра и Во¬лан¬да до¬воль¬но аб¬ст¬ракт¬ны, переотраже¬ны по¬сред¬ст¬вом хри¬сти¬ан¬ской тра¬ди¬ции. И со¬пос¬тав¬ле¬ны с дру¬гой па¬рой – Ие¬шуа – Пи¬лат. Этим про¬ил¬лю¬ст¬ри¬ро¬ва¬но со¬вре¬мен¬ное пи¬са¬те¬лю со¬стоя¬ние об¬ще¬ст¬ва, в ко¬то¬ром Мас¬тер уже не дос¬то¬ин «све¬та», а Во¬ланд сде¬лал¬ся мо¬гу¬ще¬ст¬вен¬нее и изо¬щрён¬нее Пи¬ла¬та. Сме¬ни¬лись при¬ори¬те¬ты. И на при¬ме¬ре жиз¬ни Рос¬сии это хо¬ро¬шо по¬ка¬за¬но. Мас¬тер по¬дав¬лен пси¬хо¬ло¬ги¬че¬ски и мо¬раль¬но. Ис¬ти¬на из¬вра¬ще¬на, да и ни¬кто её не смо¬жет уви¬деть. Ес¬ли же и уви¬дит, как Мар¬га¬ри¬та, то не смо¬жет до¬не¬сти до дру¬гих, став по¬соб¬ни¬цей некоей роковой вла¬сти.
Писатель передал с помощью вечной евангельской истории то, что открылось ему, и что обычному человеку знать не обязательно, но можно почувствовать тонко организованной душе и отзывчивому сердцу – как и почему возвестилась истина, которой уже долгое время руководствуются люди, порой даже сами того не сознавая.
История еврейского народа, история власти, история человеческой личности – составные части этой Истины, открывшейся писателю. Опасливость Золотоносова, отнёсшего Булгакова к слепым выразителям «антисемитизма», проявляется в том, что писателю априори отказано в развитии идейных взглядов. Напротив, Булгаков добросовестно разобрался в ситуации, заглянув в её истоки. Он увидел «еврейский вопрос» в его чистоте и историческом величии. И показал, что Каифа столь же далёк от антихристианства, сколь сам он от антисемитизма. Каифа отнюдь не похож на марионетку, к каковой относят многие историки христианства иудейскую аристократию. Понятно, чтобы сохраниться, цари, члены синедриона, ростовщики, знатные фарисеи тесно сотрудничали с администрацией прокуратора и наместника. Но не в этом их крест – Булгаков обстоятельно показывает причины возникновения идеи избранничества евреев.
…
Оглавление
Глава I. Возвращение к Михаилу Булгакову………………………………………..3
Задачи книги………………………………………………………………………….4
Философское основание творчества………………………………………………13
Писатели из провинции…………………………………………………………….24
Россия Михаила Булгакова………………………………………………………...29
Глава II. Евреи в романе «Мастер и Маргарита» и в контексте его………........33
Еврейские темы европейской истории……………………………………………33
Литературный еврейский контекст романов «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита»……………………………………………………………………………………46
Евреи в романе «Мастер и Маргарита»……………………………………………61
Глава III. Образы власти в «романе Мастера» и власть за пределами…………68
Пилат и Сталин……………………………………………………………………...69
Сталин как государство……………………………………….……………………74
Власть искусства и искусство власти…………………………….………………..82
Поэтика и практика Голгофы…………………………………….………………...91
Власть философии и философия власти………………………….……………….97
Власть Воланда………………………………………………………….…………103
Во¬ланд и М.Горь¬кий…………………………………………………….…………109
«Невидим и свободен»………………………………………………….…………115
Хлу¬дов и Уст¬ря¬лов…………………………………………………….…………..120
Да¬ра¬ган и Бул¬га¬ков…………………………………………………......................138
Максим Горький и проблема советского романа……………………….……….146
Глава IV. Художник и нечистая сила, или Рассказчик и критик Господа….……..161
Вера и безверие…………………………………………………………….………162
Иешуа и Ницше………………………………………………………….................170
Свободная игра в жизнь и мистическая игра с жизнью………………….……...174
Люди из прошлого………………………………………………………….……...186
Воланд в образе дьявола и семантика «врага» в России………………….……..189
Воланд как фарсовый атрибут трагедии………………………………….……....196
Глава V. Гордыня Мастера………………………………………………….…….…204
Дьявол прячется в деталях………………………………………………….….….205
Чем больше свободы, тем ближе сатана………………………………….……...209
Казнь Понтия Пилата…………………………………………………….….…….216
Каифа против Пилата……………………………………………………….….….221
Жертвы луны………………………………………………………………..……...225
Трагедия Мастера.…………………………………………………………...…….230
Глава VI. Итоги исследования, или «Кривизна трагедии»………………...…....235
Метафоры игры и эпоха откровений………………………………………..…....236
Судьба и трагедия…………………………………………………………….….…..241
Наваждения эпохи………………………………………………………….….…..244
Вера и наука…………………………………………………………………..……249
Указатель произведений М.А.Булгакова……………………………………..…....253
Оглавление………………………………………………………………………..…....254
Опубликовано 09 февраля 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Трагедия истины.
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1107936594 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций