ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Глубинная герменевтика А.Лоренцера
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
А.М. Руткевич
Споры о научном статусе психоанализа длятся уже не одно десятилетие. Се-годня психоаналитикам уже не приходится сталкиваться с обвинителями ти-па венского тайного советника от медицины Вейгандта, оборвавшего дискус-сию о психоанализе словами: "Фрейдовские теории относятся к сфере дей-ствий не медицины, но полиции". Но и надежды Фрейда, и первого поколе-ния его учеников на то, что со временем их учение получит прочное естест-веннонаучное основание, не оправдались. Открытия последних десятилетий, идет ли речь об этологии, нейрофизиологии, когнитивной психологии, этно-логии или социологии явно не стыкуются с доктринальными принципами Фрейда. Попытки соединить психоанализ с академической психологией предпринимались неоднократно, начиная с "эго-психологии" 30-х гг„ не пре-кращаются они и поныне, хотя успехи пока незаметны. Философы науки держатся в основном той линии, которая была намечена Поппером: не отри-цая эвристической ценности психоанализа, они отвергают его притязания на научность.
Эта линия критики была намечена первоначально вовсе не "позитивистами", а К. Ясперсом, который еще в "Oбщей психопатологии" (1913) заме-тил, что в психоанализе так перемешаны процедуры объяснения и герменев-тического понимания, натурализм и ментализм, что это выводит психоанализ за пределы и естественных, и гуманитарных наук 1. Для Ясперса, одного из классиков не только экзистенциализма, но и "понимающей" психологии и психиатрии, предлагаемые Фрейдом модели психики являются примером неправомерного переноса каузальных объяснений на ту область, где возмож-но лишь феноменологическое описание или философское прояснение экзис-тенциальной коммуникации.
В свое время Ясперса подвергали критике за "дуализм" сторонники Daseinsanalyse, которые, следуя за Хайдеггером, вообще отрицали применимость каузальных объяснений к человеческому бытию-в-мире. Будучи практикую-щими психоаналитиками, Бинсвангер, Босс и их последователи так модифи-цировали психоанализ, что он вообще лишился какой бы то ни было связи с конкретными науками о человеке. Для подавляющего большинства психоа-налитиков, получивших медицинское или психологическое образование, пе-ревод историй болезни своих пациентов на язык хайдеггеровской онтологии и герменевтики вряд ли возможен. Герменевтика Дильтея, сколь бы ее не бранили за субъективизм и "романтизм" по-прежнему выглядит привлека-тельнее для представителей конкретных наук о человеке. В работах некото-рых психоаналитиков прямо воспроизводятся тезисы Дильтея (с поправкой на бессознательное) - в качестве примера можно привести работы известно-го немецко-американского аналитика Г. Когута 2. Однако, в немецком психо-анализе последних двух десятилетий доминирует концепция, получившая на-
звание "глубинная герменевтика". Широкую известность ей дали труды философов: Ю. Хабермаса, К.-O. Апеля (и шведского ученика последнего Г. Радницкого). Прилагательное "глубинная" очевидно указывает на психоа-нализ, именуемый чуть ли не с момента возникновения "глубинной психоло-гией". Хотя аналитики, ориентирующиеся на эту концепцию, нередко ссыла-ются на таких философов, как Витгенштейн или Рикёр, используют различ-ные социологические и социально-психологические модели, основным источ-ником являются, с одной стороны, труды немецкого психоаналитика и соци-ального психолога Альфреда Лоренцера, а с другой, вышеупомянутых фило-софов, так или иначе отталкивающихся от "критической теории" Франк-фуртской школы.
Отцы-основатели этой школы, Адорно и Хоркхаймер видели в психоанализе то психологическое учение, коим следовало воспользоваться для пре-одоления узкого "экономизма" тогдашних марксистов. Нет нужды останав-ливаться на спорах 30-50-х гг. Адорно и Хоркхаймер не принимали ни фан-тастический фрейдо-марксизм В. Райха, ни неофрейдистскую "ревизию" пси-хоанализа, осуществленную их бывшим соратником по Институту социаль-ных исследований Э. Фроммом. Если самым кратким образом сформулиро-вать их возражения (критика Маркузе имела несколько иной характер) по поводу осуществленного фрейдо-марксистами и Фроммом синтеза, то сводят-ся они прежде всего к следующему: социология и психология должны идти собственными путями, используя собственные методы; психоанализ представ-ляет собой индивидуальную психологию и его истина обнаруживается в описании конкретных случаев, индивидуальных страданий и патологий. Эти психобиографии говорят об обществе больше, чем поспешные и некоррект-ные обобщения в социальной философии Фрейда. Однако, хотя Адорно и Хоркхаймер использовали психоанализ в своей критике инструментального разума и идеологии, вопросы метода, специфики психоанализа как научной дисциплины их не слишком занимали. Эти вопросы стали центральными для следующего поколения франкфуртцев.
В 60-70-е гг. "критическая теория" получает широкую аудиторию, одновременно с полузабытыми трудами В. Райха; всякий уважающий себя участник студенческих манифестаций знакомится с книгами Маркузе или Фромма, с многочисленными публикациями по поводу фрейдо-марксизма. По большей части это были "однодневки", сегодня заслуженно забытые пи-сания дилетантов-бунтарей, обосновывавших применение "коктейля Молото-ва" гремучей смесью из обрывков Фрейда и Маркса 3. Значительно большим теоретическим весом обладали труды целого ряда специалистов - социоло-гов и психологов ориентировавшихся на "критическую теорию" и работав-ших во франкфуртском Институте Зигмунда Фрейда (политическая психо-логия К. Хорна, социология В. Дамера, социальная психология К. Бреде и др.). В этом институте работал и А. Лоренцер, способствовавший повороту немецкого психоанализа к герменевтике. Как заметил наиболее известный критик фрейдизма в Германии Д.Циммер, на сегодняшний день немецкие психоаналитики в подавляющем большинстве сделались "герменевтами" 4. Для Циммера, поклонника Поппера и Набокова одновременно, обращение к герменевтике есть род "защитного механизма": психоаналитики не в состоя-нии ответить на вызов естествознания, научной психологии и социологии, а потому они хватаются за аргументы философов, утверждающих полную авто-номность "наук о духе". Еще более непримиримую позицию по отношению к герменевтической версии психоанализа занимает известный философ науки А. Грюнбаум, объявляющий и герменевтику в целом "банкротом, имеющим в лучшем случае литературную ценность", выражением "идеологической враж-дебности по отношению к естественнонаучному мышлению" 5. Однако, если принять предлагаемую Грюнбаумом редуцированную к клинической практи-ке версию психоанализа, то от последнего почти ничего не остается не толь-ко в области философских спекуляций, но и в психологии.
Дебаты по поводу психоанализа занимали важное место в Methodenstreit, споре о предмете и методе наук о человеке. Начался он со "спора о по-зитивизме", затем перешел в "спор о герменевтике", но психоанализ занимал немалое место в этих контроверзах немецких философов. Связано это прежде всего с тем, что представители Франкфуртской школы, прежде всего Ю. Хабермас, в полемике с "критическим рационализмом" Поппера и Альберта и с философской герменевтикой Гадамера сделали психоанализ образцом "эмансипативной науки".
Исходным пунктом всей концепции Хабермаса является дихотомия труда и интеракции, целерационального действия и коммуникации. Он отталки-вается от веберовского учения о целерациональности (ZwecKrationalltat), т.е. рациональной организации средств для достижения целей. Наука и техника, планирование, материальные интересы, индустриализация, секуляризация связаны с господством целерациональности. Естествознание предполагает технический контроль над экспериментальными данными и инструменталь-ное действие. Условием существования эмпирических наук являются опера-ции измерения, контроля над данными; аналитическое знание представляет собой исчисление, "перебор" стратегий того же целерационального действия.
Коммуникативное действие, напротив, принадлежит области взаимных ожиданий, взаимопонимания. Знание здесь предполагает согласие по поводу интенций, мотивов, прав и обязанностей, интерсубъективность понимания. Поэтому институциональные рамки общества возникают из интеракции. Во всех традиционных обществах доминировали нормы интеракции, а подсисте-ма целерационального действия занимала подчиненное положение. Вместе с развитием капитализма эта подсистема выходит из подчинения, происходит крушение старых систем легитимизации. Труд, рыночные отношения, эквива-лентность обмена - вот основания новой светской этики и права. Вместе с ростом государственного регулирования экономики происходит реидеологи-зация экономических отношений, но на сей раз функции идеологии берут на себя фетишизированные наука и техника; они становятся частью идеологи-ческого аппарата позднекапиталистического общества. Человек с технократи-ческим сознанием интерпретирует себя и других людей в целерациональных терминах, а позитивизм во всех его вариантах представляет собой философ-скую легитимизацию технократической власти. "Идеологическим ядром это-го сознания является элиминация различий между практикой и техникой" 6.
Практическое, в том числе и политика, принадлежит сфере коммуникации, а не инструментального действия.
Условием возможности естествознания является технический контроль над эмпирическими данными. Практический интерес ориентирует науки о духе на взаимодействие, коммуникация происходят в языковом сообществе. "Строгие опытные науки зависят от трансцендентальных условий инстру-ментального действия, в то время как герменевтические науки работают на уровне коммуникативного действия" 7. В этих двух областях различны кон
стелляции языка, действия и опыта. Формализуемый и монологичный язык науки регистрирует операции по измерению. Трансцендентальным условием коммуникативного действия является грамматика естественного языка. Мо-нолог науки есть предельный случай коммуникации, поскольку и ученый-ес-тествоиспытатель живет в мире "символически опосредованной интеракции". В отличие от естествоиспытателя, герменевт-интерпретатор работает на уров-не самих трансцендентальных правил общения, т.е. грамматики естественного языка. Помологические науки открывают действительность "под углом зре-ния специфических условий всегда и всюду возможного технического приме-нения" 8, герменевтические науки открывают строение различных жизнен-ных форм, задающих условия как интерсубъективного понимания, так и мо-нологичного знания. Тем самым в иерархии наук герменевтика занимает бо-лее высокое место, чем естествознание.
Трансцендентальным субъектом для Хабермаса является родовое существо, воспроизводящее себя посредством целерационального действия и коммуникации. Речь идет об "условиях возможности воспроизводства и са-моконституирования человеческого рода" 9. Поскольку родовая деятельность представляет собой историю саморазвития, самовоспитания человеческого рода, освобождения через самопознание, то возникает вопрос о специфичес-ком омансипативном" познавательном интересе. Хабермас ссылается на Канта и Фихте, писавших о "спекулятивном разумном интересе", однако из современных наук такому освободительному интересу соответствует только одна дисциплина, а именно психоанализ, "единственный осязаемый пример науки, принимающей во внимание методическую саморефлексию" 10. Фрейд не сумел реализовать возможности созданного им учения из-за "сциентист-ского самонепонимания психоанализа". Нужно герменевтически переосмыс-лить фрейдовское наследие, чтобы получить модель "науки свободы". Прав-да, не совсем понятно, чем психоанализ отличается от философских и рели-гиозных учений, которые также ставили задачу освобождения человека от иллюзий и "бремени страстей". Различение трех "познавательных интере-сов" у Хабермаса явно перекликается с тем, что писал Шелер в 20-е гг., правда, с тем отличием, что у Шелера "освободительным" было религиозно-философское умозрение, а не критика идеологии посредством марксистской социологии и фрейдовской психологии. То, что Хабермас и Апель и сделали именно психоанализ образцом "эмансипативной" науки, говорит, скорее, о личных и групповых предпочтениях. Еще больше вопросов вызывает иерар-хия наук, в которой естествознанию отведен низший уровень, а на высшем оказывается психоанализ, пусть даже очищенный от "сциентистского самоне-понимания".
Концепция "глубинной герменевтики" у Хабермаса в значительной мере заимствуется из рукописи диссертации Лоренцера (на которую Хабермас постоянно ссылается) позже она была опубликована под названием "Разру-шение языка и реконструкция". В отличие от Лоренцера, однако, Хабермас, во-первых, видит в глубинной герменевтике прежде всего дисциплину само-рефлексии, самопознания, а во-вторых, в духе "лингвистического поворота" в философии Франкфуртской школы, который был им осуществлен, сводит бессознательное к языковым играм. Фрейдовские либидонозные и агрессив-ные влечения суть лишь метафоры, бессознательное есть совокупность отко-ловшихся, обособившихся от сознания символов. Если бы бессознательное не имело лингвистического характера, то не был бы возможен и перевод с языка бессознательного на язык сознания. Жизненный мир доступен рефлек-сии и толкованию именно потому, что даже самые элементарные мотивации представляют собой смысловые структуры, а не природные влечения. Причи-ны невротических нарушений сводятся к "обособившимся механизмам моти-вационного принуждения", каузальная связь является всегда интенциональ-ной связью: она "гипотетически формулируется как герменевтически понятое смысловое отношение... глубинно-герменевтическое понимание принимает на себя функции объяснения" 12. С помощью аналитика пациент освобождается от принудительной каузации отколовшихся от речи символов и обретает воз-можность автономно мыслить и действовать.
Психоанализ имеет дело с "систематическими искажениями коммуникации", разрывами в общении, патологиями интеракции, которые игнорируются и "романтической" герменевтикой Дильтея, и онтологической герменевти-кой Хайдегтера-Гадамера. За традицией, гадамеровскими "пред-рассудками", может стоять принуждение, а консенсус в рамках традиции может быть результатом псевдокоммуникации, идеологического "промывания мозгов". Ре-гулятивным принципом истинного знания для Хабермаса является жизнь по истине, то есть коммуникация без насилия, принуждения. Учение о комму-никативной рациональности мыслится Хабермасом как развитие критической традиции Просвещения, к которому он относит и немецкую классическую философию, и Маркса, и Фрейда. Так как идеология представляет собой "рационализацию" (во фрейдовском смысле слова), так как она служит подавлению, сокрытию подлинных интересов, то непосредственной целью "глубинной герменевтики" оказывается критика идеологии.
Можно привести самые разнообразные возражения на эту концепцию Хабермаса: Альберта - по поводу "трех познавательных интересов" и транс-цендентальной антропологии в целом, Гадамера - относительно понимания традиции и т.п. Вряд ли есть смысл это делать, тем более, что воззрения Ха-бермаса на психоанализ и герменевтику претерпели изменения - учение Фрейда уже не является для него образцом "эмансипативной науки". Следу-ет лишь кратко указать на критические замечания Лоренцера, у которого Хабермас позаимствовал теорию "отколовшихся" от коммуникации символов, но включил ее в собственную философскую схему. Прежде всего Лоренцера не устраивает тезис о "сциентистском самонепонимании", который, к тому же никак не согласуется с реальной историей психоанализа. Если для Хабермаса создатель психоанализа поначалу вдохновлялся "эмансипативным инте-ресом", а уж потом оказался в плену сциентизма, то Лоренцер показывает, что Фрейд с самого начала находился под влиянием механистических схем естествознания своего времени и лишь постепенно пришел к пониманию специфики психических процессов. Подлинно сциентистские формы психоана-лиз приобрел вместе с приспособлением его "эго-психологами" (Гартман, Раппопорт) к бихевиоризму и неопозитивистским критериям научности.
Будучи практикующим психоаналитиком, Лоренцер не может согласиться с тем, что психоанализ есть "наука саморефлексии"; не абстрактный "эмансипативный интерес", а конкретные страдания пациента заставляют аналитика часами разбирать ассоциации и толковать сновидения. Наконец, не устраивает Лоренцера и лингвоцентризм Хабермаса, сведение бессозна-тельного к языку; дихотомия труда и коммуникации, интеракции кажется ему также совершенно искусственной.
Фрейд писал в вое время о "среднем месте, занимаемом психоанализом между медициной и философией" 13. Хотя философствовал сам Фрейд в духе естественнонаучного материализма и позитивизма прошлого века, подлин-ными спиентистами являются те его последователи, которые стали приспо-сабливать психоанализ к академической психологии. Лоренцер, подвергавший эго-психологию" критике чуть не в каждой работе, видел и в такой методологической рефлексии хотя бы одно достоинство: попытку выхода из со-зданного самими аналитиками научного "гетто", из самоизоляции фрейдиз-ма. Отсутствие интереса к новым философским и научным теориям частью связано с тем, то психоаналитики рекрутируются по большей части из меди-ков. Для практикующих врачей характерны прагматизм (сочетающийся с "идеализмом образованного бюргера") и слепота к социальным явлениям, игнорирование философской и методологической рефлексии. Нужда в пла-менной апологетике отпала вместе с институционализацией психоанализа. Последователи Фрейда просто не слышат критических голосов извне и до сих пор не утратили отвратительную привычку навешивать ярлык "ревизио-ниста" на всех тех, кто пытается открыть им глаза на очевидные противоре-чия между догмами психоанализа и научными теориями, созданными за пре-делами "гетто". Перевод фрейдовской психологии на язык герменевтики, ко-нечно, имел и ту цель, на которую указывал Циммер: если психоанализ, как медицинская наука, должен опираться на фундамент естествознания, то за-щитить его от обвинения в "ненаучности" просто невозможно.
Споры о научном статусе психоанализа длятся уже не одно десятилетие. Се-годня психоаналитикам уже не приходится сталкиваться с обвинителями ти-па венского тайного советника от медицины Вейгандта, оборвавшего дискус-сию о психоанализе словами: "Фрейдовские теории относятся к сфере дей-ствий не медицины, но полиции". Но и надежды Фрейда, и первого поколе-ния его учеников на то, что со временем их учение получит прочное естест-веннонаучное основание, не оправдались. Открытия последних десятилетий, идет ли речь об этологии, нейрофизиологии, когнитивной психологии, этно-логии или социологии явно не стыкуются с доктринальными принципами Фрейда. Попытки соединить психоанализ с академической психологией предпринимались неоднократно, начиная с "эго-психологии" 30-х гг„ не пре-кращаются они и поныне, хотя успехи пока незаметны. Философы науки держатся в основном той линии, которая была намечена Поппером: не отри-цая эвристической ценности психоанализа, они отвергают его притязания на научность.
Эта линия критики была намечена первоначально вовсе не "позитивистами", а К. Ясперсом, который еще в "Oбщей психопатологии" (1913) заме-тил, что в психоанализе так перемешаны процедуры объяснения и герменев-тического понимания, натурализм и ментализм, что это выводит психоанализ за пределы и естественных, и гуманитарных наук 1. Для Ясперса, одного из классиков не только экзистенциализма, но и "понимающей" психологии и психиатрии, предлагаемые Фрейдом модели психики являются примером неправомерного переноса каузальных объяснений на ту область, где возмож-но лишь феноменологическое описание или философское прояснение экзис-тенциальной коммуникации.
В свое время Ясперса подвергали критике за "дуализм" сторонники Daseinsanalyse, которые, следуя за Хайдеггером, вообще отрицали применимость каузальных объяснений к человеческому бытию-в-мире. Будучи практикую-щими психоаналитиками, Бинсвангер, Босс и их последователи так модифи-цировали психоанализ, что он вообще лишился какой бы то ни было связи с конкретными науками о человеке. Для подавляющего большинства психоа-налитиков, получивших медицинское или психологическое образование, пе-ревод историй болезни своих пациентов на язык хайдеггеровской онтологии и герменевтики вряд ли возможен. Герменевтика Дильтея, сколь бы ее не бранили за субъективизм и "романтизм" по-прежнему выглядит привлека-тельнее для представителей конкретных наук о человеке. В работах некото-рых психоаналитиков прямо воспроизводятся тезисы Дильтея (с поправкой на бессознательное) - в качестве примера можно привести работы известно-го немецко-американского аналитика Г. Когута 2. Однако, в немецком психо-анализе последних двух десятилетий доминирует концепция, получившая на-
звание "глубинная герменевтика". Широкую известность ей дали труды философов: Ю. Хабермаса, К.-O. Апеля (и шведского ученика последнего Г. Радницкого). Прилагательное "глубинная" очевидно указывает на психоа-нализ, именуемый чуть ли не с момента возникновения "глубинной психоло-гией". Хотя аналитики, ориентирующиеся на эту концепцию, нередко ссыла-ются на таких философов, как Витгенштейн или Рикёр, используют различ-ные социологические и социально-психологические модели, основным источ-ником являются, с одной стороны, труды немецкого психоаналитика и соци-ального психолога Альфреда Лоренцера, а с другой, вышеупомянутых фило-софов, так или иначе отталкивающихся от "критической теории" Франк-фуртской школы.
Отцы-основатели этой школы, Адорно и Хоркхаймер видели в психоанализе то психологическое учение, коим следовало воспользоваться для пре-одоления узкого "экономизма" тогдашних марксистов. Нет нужды останав-ливаться на спорах 30-50-х гг. Адорно и Хоркхаймер не принимали ни фан-тастический фрейдо-марксизм В. Райха, ни неофрейдистскую "ревизию" пси-хоанализа, осуществленную их бывшим соратником по Институту социаль-ных исследований Э. Фроммом. Если самым кратким образом сформулиро-вать их возражения (критика Маркузе имела несколько иной характер) по поводу осуществленного фрейдо-марксистами и Фроммом синтеза, то сводят-ся они прежде всего к следующему: социология и психология должны идти собственными путями, используя собственные методы; психоанализ представ-ляет собой индивидуальную психологию и его истина обнаруживается в описании конкретных случаев, индивидуальных страданий и патологий. Эти психобиографии говорят об обществе больше, чем поспешные и некоррект-ные обобщения в социальной философии Фрейда. Однако, хотя Адорно и Хоркхаймер использовали психоанализ в своей критике инструментального разума и идеологии, вопросы метода, специфики психоанализа как научной дисциплины их не слишком занимали. Эти вопросы стали центральными для следующего поколения франкфуртцев.
В 60-70-е гг. "критическая теория" получает широкую аудиторию, одновременно с полузабытыми трудами В. Райха; всякий уважающий себя участник студенческих манифестаций знакомится с книгами Маркузе или Фромма, с многочисленными публикациями по поводу фрейдо-марксизма. По большей части это были "однодневки", сегодня заслуженно забытые пи-сания дилетантов-бунтарей, обосновывавших применение "коктейля Молото-ва" гремучей смесью из обрывков Фрейда и Маркса 3. Значительно большим теоретическим весом обладали труды целого ряда специалистов - социоло-гов и психологов ориентировавшихся на "критическую теорию" и работав-ших во франкфуртском Институте Зигмунда Фрейда (политическая психо-логия К. Хорна, социология В. Дамера, социальная психология К. Бреде и др.). В этом институте работал и А. Лоренцер, способствовавший повороту немецкого психоанализа к герменевтике. Как заметил наиболее известный критик фрейдизма в Германии Д.Циммер, на сегодняшний день немецкие психоаналитики в подавляющем большинстве сделались "герменевтами" 4. Для Циммера, поклонника Поппера и Набокова одновременно, обращение к герменевтике есть род "защитного механизма": психоаналитики не в состоя-нии ответить на вызов естествознания, научной психологии и социологии, а потому они хватаются за аргументы философов, утверждающих полную авто-номность "наук о духе". Еще более непримиримую позицию по отношению к герменевтической версии психоанализа занимает известный философ науки А. Грюнбаум, объявляющий и герменевтику в целом "банкротом, имеющим в лучшем случае литературную ценность", выражением "идеологической враж-дебности по отношению к естественнонаучному мышлению" 5. Однако, если принять предлагаемую Грюнбаумом редуцированную к клинической практи-ке версию психоанализа, то от последнего почти ничего не остается не толь-ко в области философских спекуляций, но и в психологии.
Дебаты по поводу психоанализа занимали важное место в Methodenstreit, споре о предмете и методе наук о человеке. Начался он со "спора о по-зитивизме", затем перешел в "спор о герменевтике", но психоанализ занимал немалое место в этих контроверзах немецких философов. Связано это прежде всего с тем, что представители Франкфуртской школы, прежде всего Ю. Хабермас, в полемике с "критическим рационализмом" Поппера и Альберта и с философской герменевтикой Гадамера сделали психоанализ образцом "эмансипативной науки".
Исходным пунктом всей концепции Хабермаса является дихотомия труда и интеракции, целерационального действия и коммуникации. Он отталки-вается от веберовского учения о целерациональности (ZwecKrationalltat), т.е. рациональной организации средств для достижения целей. Наука и техника, планирование, материальные интересы, индустриализация, секуляризация связаны с господством целерациональности. Естествознание предполагает технический контроль над экспериментальными данными и инструменталь-ное действие. Условием существования эмпирических наук являются опера-ции измерения, контроля над данными; аналитическое знание представляет собой исчисление, "перебор" стратегий того же целерационального действия.
Коммуникативное действие, напротив, принадлежит области взаимных ожиданий, взаимопонимания. Знание здесь предполагает согласие по поводу интенций, мотивов, прав и обязанностей, интерсубъективность понимания. Поэтому институциональные рамки общества возникают из интеракции. Во всех традиционных обществах доминировали нормы интеракции, а подсисте-ма целерационального действия занимала подчиненное положение. Вместе с развитием капитализма эта подсистема выходит из подчинения, происходит крушение старых систем легитимизации. Труд, рыночные отношения, эквива-лентность обмена - вот основания новой светской этики и права. Вместе с ростом государственного регулирования экономики происходит реидеологи-зация экономических отношений, но на сей раз функции идеологии берут на себя фетишизированные наука и техника; они становятся частью идеологи-ческого аппарата позднекапиталистического общества. Человек с технократи-ческим сознанием интерпретирует себя и других людей в целерациональных терминах, а позитивизм во всех его вариантах представляет собой философ-скую легитимизацию технократической власти. "Идеологическим ядром это-го сознания является элиминация различий между практикой и техникой" 6.
Практическое, в том числе и политика, принадлежит сфере коммуникации, а не инструментального действия.
Условием возможности естествознания является технический контроль над эмпирическими данными. Практический интерес ориентирует науки о духе на взаимодействие, коммуникация происходят в языковом сообществе. "Строгие опытные науки зависят от трансцендентальных условий инстру-ментального действия, в то время как герменевтические науки работают на уровне коммуникативного действия" 7. В этих двух областях различны кон
стелляции языка, действия и опыта. Формализуемый и монологичный язык науки регистрирует операции по измерению. Трансцендентальным условием коммуникативного действия является грамматика естественного языка. Мо-нолог науки есть предельный случай коммуникации, поскольку и ученый-ес-тествоиспытатель живет в мире "символически опосредованной интеракции". В отличие от естествоиспытателя, герменевт-интерпретатор работает на уров-не самих трансцендентальных правил общения, т.е. грамматики естественного языка. Помологические науки открывают действительность "под углом зре-ния специфических условий всегда и всюду возможного технического приме-нения" 8, герменевтические науки открывают строение различных жизнен-ных форм, задающих условия как интерсубъективного понимания, так и мо-нологичного знания. Тем самым в иерархии наук герменевтика занимает бо-лее высокое место, чем естествознание.
Трансцендентальным субъектом для Хабермаса является родовое существо, воспроизводящее себя посредством целерационального действия и коммуникации. Речь идет об "условиях возможности воспроизводства и са-моконституирования человеческого рода" 9. Поскольку родовая деятельность представляет собой историю саморазвития, самовоспитания человеческого рода, освобождения через самопознание, то возникает вопрос о специфичес-ком омансипативном" познавательном интересе. Хабермас ссылается на Канта и Фихте, писавших о "спекулятивном разумном интересе", однако из современных наук такому освободительному интересу соответствует только одна дисциплина, а именно психоанализ, "единственный осязаемый пример науки, принимающей во внимание методическую саморефлексию" 10. Фрейд не сумел реализовать возможности созданного им учения из-за "сциентист-ского самонепонимания психоанализа". Нужно герменевтически переосмыс-лить фрейдовское наследие, чтобы получить модель "науки свободы". Прав-да, не совсем понятно, чем психоанализ отличается от философских и рели-гиозных учений, которые также ставили задачу освобождения человека от иллюзий и "бремени страстей". Различение трех "познавательных интере-сов" у Хабермаса явно перекликается с тем, что писал Шелер в 20-е гг., правда, с тем отличием, что у Шелера "освободительным" было религиозно-философское умозрение, а не критика идеологии посредством марксистской социологии и фрейдовской психологии. То, что Хабермас и Апель и сделали именно психоанализ образцом "эмансипативной" науки, говорит, скорее, о личных и групповых предпочтениях. Еще больше вопросов вызывает иерар-хия наук, в которой естествознанию отведен низший уровень, а на высшем оказывается психоанализ, пусть даже очищенный от "сциентистского самоне-понимания".
Концепция "глубинной герменевтики" у Хабермаса в значительной мере заимствуется из рукописи диссертации Лоренцера (на которую Хабермас постоянно ссылается) позже она была опубликована под названием "Разру-шение языка и реконструкция". В отличие от Лоренцера, однако, Хабермас, во-первых, видит в глубинной герменевтике прежде всего дисциплину само-рефлексии, самопознания, а во-вторых, в духе "лингвистического поворота" в философии Франкфуртской школы, который был им осуществлен, сводит бессознательное к языковым играм. Фрейдовские либидонозные и агрессив-ные влечения суть лишь метафоры, бессознательное есть совокупность отко-ловшихся, обособившихся от сознания символов. Если бы бессознательное не имело лингвистического характера, то не был бы возможен и перевод с языка бессознательного на язык сознания. Жизненный мир доступен рефлек-сии и толкованию именно потому, что даже самые элементарные мотивации представляют собой смысловые структуры, а не природные влечения. Причи-ны невротических нарушений сводятся к "обособившимся механизмам моти-вационного принуждения", каузальная связь является всегда интенциональ-ной связью: она "гипотетически формулируется как герменевтически понятое смысловое отношение... глубинно-герменевтическое понимание принимает на себя функции объяснения" 12. С помощью аналитика пациент освобождается от принудительной каузации отколовшихся от речи символов и обретает воз-можность автономно мыслить и действовать.
Психоанализ имеет дело с "систематическими искажениями коммуникации", разрывами в общении, патологиями интеракции, которые игнорируются и "романтической" герменевтикой Дильтея, и онтологической герменевти-кой Хайдегтера-Гадамера. За традицией, гадамеровскими "пред-рассудками", может стоять принуждение, а консенсус в рамках традиции может быть результатом псевдокоммуникации, идеологического "промывания мозгов". Ре-гулятивным принципом истинного знания для Хабермаса является жизнь по истине, то есть коммуникация без насилия, принуждения. Учение о комму-никативной рациональности мыслится Хабермасом как развитие критической традиции Просвещения, к которому он относит и немецкую классическую философию, и Маркса, и Фрейда. Так как идеология представляет собой "рационализацию" (во фрейдовском смысле слова), так как она служит подавлению, сокрытию подлинных интересов, то непосредственной целью "глубинной герменевтики" оказывается критика идеологии.
Можно привести самые разнообразные возражения на эту концепцию Хабермаса: Альберта - по поводу "трех познавательных интересов" и транс-цендентальной антропологии в целом, Гадамера - относительно понимания традиции и т.п. Вряд ли есть смысл это делать, тем более, что воззрения Ха-бермаса на психоанализ и герменевтику претерпели изменения - учение Фрейда уже не является для него образцом "эмансипативной науки". Следу-ет лишь кратко указать на критические замечания Лоренцера, у которого Хабермас позаимствовал теорию "отколовшихся" от коммуникации символов, но включил ее в собственную философскую схему. Прежде всего Лоренцера не устраивает тезис о "сциентистском самонепонимании", который, к тому же никак не согласуется с реальной историей психоанализа. Если для Хабермаса создатель психоанализа поначалу вдохновлялся "эмансипативным инте-ресом", а уж потом оказался в плену сциентизма, то Лоренцер показывает, что Фрейд с самого начала находился под влиянием механистических схем естествознания своего времени и лишь постепенно пришел к пониманию специфики психических процессов. Подлинно сциентистские формы психоана-лиз приобрел вместе с приспособлением его "эго-психологами" (Гартман, Раппопорт) к бихевиоризму и неопозитивистским критериям научности.
Будучи практикующим психоаналитиком, Лоренцер не может согласиться с тем, что психоанализ есть "наука саморефлексии"; не абстрактный "эмансипативный интерес", а конкретные страдания пациента заставляют аналитика часами разбирать ассоциации и толковать сновидения. Наконец, не устраивает Лоренцера и лингвоцентризм Хабермаса, сведение бессозна-тельного к языку; дихотомия труда и коммуникации, интеракции кажется ему также совершенно искусственной.
Фрейд писал в вое время о "среднем месте, занимаемом психоанализом между медициной и философией" 13. Хотя философствовал сам Фрейд в духе естественнонаучного материализма и позитивизма прошлого века, подлин-ными спиентистами являются те его последователи, которые стали приспо-сабливать психоанализ к академической психологии. Лоренцер, подвергавший эго-психологию" критике чуть не в каждой работе, видел и в такой методологической рефлексии хотя бы одно достоинство: попытку выхода из со-зданного самими аналитиками научного "гетто", из самоизоляции фрейдиз-ма. Отсутствие интереса к новым философским и научным теориям частью связано с тем, то психоаналитики рекрутируются по большей части из меди-ков. Для практикующих врачей характерны прагматизм (сочетающийся с "идеализмом образованного бюргера") и слепота к социальным явлениям, игнорирование философской и методологической рефлексии. Нужда в пла-менной апологетике отпала вместе с институционализацией психоанализа. Последователи Фрейда просто не слышат критических голосов извне и до сих пор не утратили отвратительную привычку навешивать ярлык "ревизио-ниста" на всех тех, кто пытается открыть им глаза на очевидные противоре-чия между догмами психоанализа и научными теориями, созданными за пре-делами "гетто". Перевод фрейдовской психологии на язык герменевтики, ко-нечно, имел и ту цель, на которую указывал Циммер: если психоанализ, как медицинская наука, должен опираться на фундамент естествознания, то за-щитить его от обвинения в "ненаучности" просто невозможно.
Опубликовано 31 января 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Глубинная герменевтика А.Лоренцера
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1107198646 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций