ФИЛОСОФИЯ (последнее)
Нравственная энергетика и этическая императивность мифа
Актуальные публикации по вопросам философии. Книги, статьи, заметки.
А.Е. Зимбули
Смыслы мифа: мифология в истории и культуре. Сборник в честь 90-летия профессора М.И. Шахновича. Серия «Мыслители». Выпуск №8 - СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2001. - C. 300.
Воображаемые ад и рай, представления о справедливом мироустройстве, социальные утопии и антиутопии, футурологические прогнозы — всё это не только заманчивые предметы познавательного интереса, но и мощнейшие энергетизаторы человеческой деятельности. Яркие представления о потусторонних событиях, сверхъестественных существах и идеальных социальных состояниях не раз показывали способность держать в напряжении целые континенты. Энергетики Нагорной проповеди хватило уже на два тысячелетия. А идеология, овладевшая пролетарскими массами, сумела на глазах одного-двух поколений перекроить мир, насытить его новыми смыслами, которые продолжают жить и после крушения мировой социалистической системы.
В содержании, формах, механизмах функционирования мифов можно обнаружить немало важных для этики — нравственно значимых — ракурсов. Прежде всего, видимо, следовало бы обратить внимание на содержание подобных представлений. Если в них кристаллизуется соотносительная оценка социального субъекта и его окружения, если они предлагают конкретные способы преобразования несовершенного «сегодня» или описывают совершенное «завтра» («вчера»), если утверждение одних культурных ценностей сопряжено с умалением других, если речь идёт о людских свободе, счастье, достоинстве, — то этике явно есть смысл задуматься над данными представлениями. Так, если какой-либо пророк или целый народ предлагает набор жизненных правил или выдвигает программу преобразования мира, заявляет о своей особой миссии, — наверное прежде всего стоит всмотреться в мотивы. Чего здесь больше: недовольства собою и/или окружающими? Жажды совершенства или мании величия? Какие цели проступают в провозглашаемых проектах — всеобщее счастье или желание прославиться, возвыситься, самоутвердиться? Чем определяется исходная ситуация — представления основываются на соседских образцах или они по своей сути новаторские? Окружающие поощряют их или, напротив, им препятствуют? Как их (эти новые истины) проповедуют: используют силу слова и живого примера — или же, навязывая соседям удобную для себя модель мировидения, прибегают к помощи денег, огня и меча? Не в ущерб ли иным высоким ценностям возникают мечты, создаются и обнародуются социальные проекты? (Кстати, и мотивы эзотеризации тех или иных сведений могут быть в принципе различными: одно дело, если имеет место беспокойство, как бы кто-нибудь по неосторожности не навредил себе или миру, другое — если речь идёт о боязни потерять власть над окружающими; одно дело, если хранителю опыта хочется хорошенько разобраться в накопленной информации, чтобы не делать скоропалительных выводов, и совсем другое — если знания воспринимаются, как надёжный капитал, который со временем обязательно поднимется в цене…) Очевидно, наибольшую нравственную притягательность будет иметь тот продукт мифологических исканий, который сочетает в себе благородные мотивы, высокие цели и гуманные средства. Который учит людей человечности, духовности. Который не отягощён высокомерными притязаниями его инициатора — пророка-одиночки или целого сообщества. (Между прочим, в русском языке есть отчётливое различие между родственными глаголами «учить», «учительствовать» и «поучать», а тем более — «проучать»).
В своё время Л. Андреев своей знаменитой повестью «Правила добра» дал язвительную критику Толстовским взглядам о непротивлении злу, а заодно — библейским истинам. Вместе с тем язвительность Андреева не вполне справедлива, поскольку им критиковалась буква, а не дух христианской морали. Выведенный писателем герой, можно сказать, пытался мыслить и действовать буквально так, как того требует священное Писание. Но вдумаемся — если сказано: «Не возжелай жены ближнего твоего», то, по подобной логике, жену дальнего уже можно? А племянницу? А как относиться к чужому мужу? Или, сказано: «Ударят по одной щеке, подставь другую» — а если ударили по другому месту? Написано: «Не укради», но ничего не известно про не отними…
Впрочем систему запретов вполне можно свести к обобщению типа: не причиняй никому зла ни делом, ни словом, ни помыслом. Это обобщение приложимо к отношениям, которые человек выстраивает с миром на уровнях общения с самим собой, с близкими, дальними, природой; верующий прибавит — с Богом. А поскольку возможный вред (и, соответственно, запрещаемое зло), бывает разной степени тяжести, то запреты должны быть выстроены в некую иерархию, по степени строгости, и на одном полюсе окажутся, например, абсолютно недопустимые действия, — издавна именуемые «смертными грехами». Далее будут следовать такие поступки, которые (сильно и не очень сильно) осуждаются, от которых вообще-то следовало бы воздерживаться, но которые вполне терпимы при определённых сопутствующих обстоятельствах.
Понятно, что обосновать недопустимость убийства куда проще, чем, например, постыдность супружеской измены, или подлость распространяемой сплетни, или низость злорадства [1]. А как следует обосновывать, скажем, безнравственность попрошайничества? Пьянства? Или: почему «запрещено ходить по газонам», а — ползать не запрещено? С какой стати в метрополитене воспрещается сидеть на ступенях эскалатора, нельзя по нему бежать, а лежать или прыгать — можно? Почему хвастовство — не причисляется к смертным грехам? Или: кто сказал, что некрасиво плакаться о своих бедах? [2]
У нравственных запретов есть, как нетрудно догадаться, и ещё один серьёзнейший изъян. Содержанием морали, которая бы ограничивалась только запретами, в конечном счёте оказалось бы «ни то, ни сё», никакое поведение. Ведь запрет неконструктивен. Потому-то так глупо выглядят родители, которые только и заняты тем, что одёргивают своих малышей, ничем их положительным не занимая. Хотя, если вдуматься, запрет легко может быть истолкован и в положительном смысле — как уважение к какой-то вполне определённой ценности. «Не убивай» = «Уважай жизнь». «Не употребляй имени Господа твоего всуе» = «Дорожи именем Господа». «Не воруй» = «Живи своим» (или: «Уважай чужую собственность»). «Не завидуй» = «Довольствуйся тем, что добыл своим честным трудом».
Не случайно во все века в любых невырождающихся культурах ценились приветливость, отзывчивость, опрятность, трудолюбие, честность, самообладание, мужество, скромность, независтливость. Столь же безусловно в той или иной мере осуждались высокомерие, жадность, своекорыстие, подлость, трусость, лживость, распущенность, продажность, желание жить за чужой счёт. Если же предельно обобщить, то можно констатировать, что всегда и везде в качестве нравственно-отрицательных черт воспринимались бездушие, бездумие, безволие. А в качестве нравственно-положительных — особого рода сочетание уважительности и требовательности как к себе, так и к окружающим.
Беда существующих моральных кодексов (от заповедей Моисея и до «морального кодекса строителя коммунизма») неизменно состоит в том, что они адресованы к абстрактному (чаще всего законопослушному, богобоязненному) человеку. Но ведь если бы все люди были таковыми («положительными», точней даже — «устойчиво положительными»), разве знали бы мы хоть малую толику привычных нравственных проблем! В действительной жизни взаимодействуют люди разного интеллекта, неодинаковой совестливости, отзывчивости, с разной энергетикой и неодинаковой силой воли. А потому взаимодействия между людьми далеки от идеальных, справедливых. Призыв «Возлюби всех людей, как самого себя» в этих условиях теряет высокий смысл, во-первых, потому, что не все люди заслуживают одинакового отношения (честно говоря, трудно понять иначе, чем лицемерие, призыв любить какого-нибудь Чикатило). А во-вторых — не все мы и себя-то любим…(К сожалению, есть и потенциальные самоубийцы, до которых подобный призыв лучше бы и не доходил! Не то ведь и за собою на тот свет потащат, кого смогут…)
Подводя краткие итоги, хотелось бы высказать предположение, что в более или менее близкое время люди осознают, насколько важно синтезировать нравственный смысл мифов, устремляющих к усовершенствованию мира. Осознают, насколько важно установить объединяющий язык общения, выработать некие «рамочные соглашения» в сфере морали, которыми бы не только обозначалась область запретного поведения (по отношению и к себе, и к другим, и к природе), но и выдвигались сопрягаемые позитивные ценности жизни и культуры, ценности прошлого, настоящего и будущего, ценности достоинства отдельной личности и ценности всего мироздания.
Основой нового золотого правила морали [3] должны сделаться не проекция личностью своего состояния на тех, с кем она общается, но прежде всего отзывчивость и благоволение, причём рассмотренные во всё более расширяющемся контексте взаимоотношений с окружающими жизнями. Отношение субъекта к миру в соответствии с этим правилом и сопряжённой с ним совокупностью производных правил (кратко и ясно сформулированных правил-запретов, правил-предписаний и правил меры) должно исходить не из страха или корысти, оно должно основываться на уважительности, отзывчивости, осмысленности, ответственности, соразмерности, а главное, стоит ещё раз подчеркнуть, — на благоволении. Основу предельно обобщённого нравственного императива можно было бы сформулировать так» Совершенствуй себя, заботься о близких, считайся с остальными окружающими».
Примечания
[1] Что касается зависти, то нетрудно понять: в ней коренится риск многих других нравственных нарушений — вплоть до воровства, убийства, богоборчества.
Назад
[2] Современному человеку, справедливо покажется малодостойным обоснование заповеди Моисея, в которой говорится об уважении к родителям: «Почитай отца твоего и мать твою, и продлятся дни твои на земле» (подчёркнуто мною — А.З.). Именно так! Не «будь благодарен», не «проявляй заботу».
Назад
[3] Kраткая формулировка «золотого правила», возникшего в середине I тысячелетия до н. э. в разных частях света, такова: «(не) поступай по отношению к другим так, как (не) хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе».
Смыслы мифа: мифология в истории и культуре. Сборник в честь 90-летия профессора М.И. Шахновича. Серия «Мыслители». Выпуск №8 - СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2001. - C. 300.
Воображаемые ад и рай, представления о справедливом мироустройстве, социальные утопии и антиутопии, футурологические прогнозы — всё это не только заманчивые предметы познавательного интереса, но и мощнейшие энергетизаторы человеческой деятельности. Яркие представления о потусторонних событиях, сверхъестественных существах и идеальных социальных состояниях не раз показывали способность держать в напряжении целые континенты. Энергетики Нагорной проповеди хватило уже на два тысячелетия. А идеология, овладевшая пролетарскими массами, сумела на глазах одного-двух поколений перекроить мир, насытить его новыми смыслами, которые продолжают жить и после крушения мировой социалистической системы.
В содержании, формах, механизмах функционирования мифов можно обнаружить немало важных для этики — нравственно значимых — ракурсов. Прежде всего, видимо, следовало бы обратить внимание на содержание подобных представлений. Если в них кристаллизуется соотносительная оценка социального субъекта и его окружения, если они предлагают конкретные способы преобразования несовершенного «сегодня» или описывают совершенное «завтра» («вчера»), если утверждение одних культурных ценностей сопряжено с умалением других, если речь идёт о людских свободе, счастье, достоинстве, — то этике явно есть смысл задуматься над данными представлениями. Так, если какой-либо пророк или целый народ предлагает набор жизненных правил или выдвигает программу преобразования мира, заявляет о своей особой миссии, — наверное прежде всего стоит всмотреться в мотивы. Чего здесь больше: недовольства собою и/или окружающими? Жажды совершенства или мании величия? Какие цели проступают в провозглашаемых проектах — всеобщее счастье или желание прославиться, возвыситься, самоутвердиться? Чем определяется исходная ситуация — представления основываются на соседских образцах или они по своей сути новаторские? Окружающие поощряют их или, напротив, им препятствуют? Как их (эти новые истины) проповедуют: используют силу слова и живого примера — или же, навязывая соседям удобную для себя модель мировидения, прибегают к помощи денег, огня и меча? Не в ущерб ли иным высоким ценностям возникают мечты, создаются и обнародуются социальные проекты? (Кстати, и мотивы эзотеризации тех или иных сведений могут быть в принципе различными: одно дело, если имеет место беспокойство, как бы кто-нибудь по неосторожности не навредил себе или миру, другое — если речь идёт о боязни потерять власть над окружающими; одно дело, если хранителю опыта хочется хорошенько разобраться в накопленной информации, чтобы не делать скоропалительных выводов, и совсем другое — если знания воспринимаются, как надёжный капитал, который со временем обязательно поднимется в цене…) Очевидно, наибольшую нравственную притягательность будет иметь тот продукт мифологических исканий, который сочетает в себе благородные мотивы, высокие цели и гуманные средства. Который учит людей человечности, духовности. Который не отягощён высокомерными притязаниями его инициатора — пророка-одиночки или целого сообщества. (Между прочим, в русском языке есть отчётливое различие между родственными глаголами «учить», «учительствовать» и «поучать», а тем более — «проучать»).
В своё время Л. Андреев своей знаменитой повестью «Правила добра» дал язвительную критику Толстовским взглядам о непротивлении злу, а заодно — библейским истинам. Вместе с тем язвительность Андреева не вполне справедлива, поскольку им критиковалась буква, а не дух христианской морали. Выведенный писателем герой, можно сказать, пытался мыслить и действовать буквально так, как того требует священное Писание. Но вдумаемся — если сказано: «Не возжелай жены ближнего твоего», то, по подобной логике, жену дальнего уже можно? А племянницу? А как относиться к чужому мужу? Или, сказано: «Ударят по одной щеке, подставь другую» — а если ударили по другому месту? Написано: «Не укради», но ничего не известно про не отними…
Впрочем систему запретов вполне можно свести к обобщению типа: не причиняй никому зла ни делом, ни словом, ни помыслом. Это обобщение приложимо к отношениям, которые человек выстраивает с миром на уровнях общения с самим собой, с близкими, дальними, природой; верующий прибавит — с Богом. А поскольку возможный вред (и, соответственно, запрещаемое зло), бывает разной степени тяжести, то запреты должны быть выстроены в некую иерархию, по степени строгости, и на одном полюсе окажутся, например, абсолютно недопустимые действия, — издавна именуемые «смертными грехами». Далее будут следовать такие поступки, которые (сильно и не очень сильно) осуждаются, от которых вообще-то следовало бы воздерживаться, но которые вполне терпимы при определённых сопутствующих обстоятельствах.
Понятно, что обосновать недопустимость убийства куда проще, чем, например, постыдность супружеской измены, или подлость распространяемой сплетни, или низость злорадства [1]. А как следует обосновывать, скажем, безнравственность попрошайничества? Пьянства? Или: почему «запрещено ходить по газонам», а — ползать не запрещено? С какой стати в метрополитене воспрещается сидеть на ступенях эскалатора, нельзя по нему бежать, а лежать или прыгать — можно? Почему хвастовство — не причисляется к смертным грехам? Или: кто сказал, что некрасиво плакаться о своих бедах? [2]
У нравственных запретов есть, как нетрудно догадаться, и ещё один серьёзнейший изъян. Содержанием морали, которая бы ограничивалась только запретами, в конечном счёте оказалось бы «ни то, ни сё», никакое поведение. Ведь запрет неконструктивен. Потому-то так глупо выглядят родители, которые только и заняты тем, что одёргивают своих малышей, ничем их положительным не занимая. Хотя, если вдуматься, запрет легко может быть истолкован и в положительном смысле — как уважение к какой-то вполне определённой ценности. «Не убивай» = «Уважай жизнь». «Не употребляй имени Господа твоего всуе» = «Дорожи именем Господа». «Не воруй» = «Живи своим» (или: «Уважай чужую собственность»). «Не завидуй» = «Довольствуйся тем, что добыл своим честным трудом».
Не случайно во все века в любых невырождающихся культурах ценились приветливость, отзывчивость, опрятность, трудолюбие, честность, самообладание, мужество, скромность, независтливость. Столь же безусловно в той или иной мере осуждались высокомерие, жадность, своекорыстие, подлость, трусость, лживость, распущенность, продажность, желание жить за чужой счёт. Если же предельно обобщить, то можно констатировать, что всегда и везде в качестве нравственно-отрицательных черт воспринимались бездушие, бездумие, безволие. А в качестве нравственно-положительных — особого рода сочетание уважительности и требовательности как к себе, так и к окружающим.
Беда существующих моральных кодексов (от заповедей Моисея и до «морального кодекса строителя коммунизма») неизменно состоит в том, что они адресованы к абстрактному (чаще всего законопослушному, богобоязненному) человеку. Но ведь если бы все люди были таковыми («положительными», точней даже — «устойчиво положительными»), разве знали бы мы хоть малую толику привычных нравственных проблем! В действительной жизни взаимодействуют люди разного интеллекта, неодинаковой совестливости, отзывчивости, с разной энергетикой и неодинаковой силой воли. А потому взаимодействия между людьми далеки от идеальных, справедливых. Призыв «Возлюби всех людей, как самого себя» в этих условиях теряет высокий смысл, во-первых, потому, что не все люди заслуживают одинакового отношения (честно говоря, трудно понять иначе, чем лицемерие, призыв любить какого-нибудь Чикатило). А во-вторых — не все мы и себя-то любим…(К сожалению, есть и потенциальные самоубийцы, до которых подобный призыв лучше бы и не доходил! Не то ведь и за собою на тот свет потащат, кого смогут…)
Подводя краткие итоги, хотелось бы высказать предположение, что в более или менее близкое время люди осознают, насколько важно синтезировать нравственный смысл мифов, устремляющих к усовершенствованию мира. Осознают, насколько важно установить объединяющий язык общения, выработать некие «рамочные соглашения» в сфере морали, которыми бы не только обозначалась область запретного поведения (по отношению и к себе, и к другим, и к природе), но и выдвигались сопрягаемые позитивные ценности жизни и культуры, ценности прошлого, настоящего и будущего, ценности достоинства отдельной личности и ценности всего мироздания.
Основой нового золотого правила морали [3] должны сделаться не проекция личностью своего состояния на тех, с кем она общается, но прежде всего отзывчивость и благоволение, причём рассмотренные во всё более расширяющемся контексте взаимоотношений с окружающими жизнями. Отношение субъекта к миру в соответствии с этим правилом и сопряжённой с ним совокупностью производных правил (кратко и ясно сформулированных правил-запретов, правил-предписаний и правил меры) должно исходить не из страха или корысти, оно должно основываться на уважительности, отзывчивости, осмысленности, ответственности, соразмерности, а главное, стоит ещё раз подчеркнуть, — на благоволении. Основу предельно обобщённого нравственного императива можно было бы сформулировать так» Совершенствуй себя, заботься о близких, считайся с остальными окружающими».
Примечания
[1] Что касается зависти, то нетрудно понять: в ней коренится риск многих других нравственных нарушений — вплоть до воровства, убийства, богоборчества.
Назад
[2] Современному человеку, справедливо покажется малодостойным обоснование заповеди Моисея, в которой говорится об уважении к родителям: «Почитай отца твоего и мать твою, и продлятся дни твои на земле» (подчёркнуто мною — А.З.). Именно так! Не «будь благодарен», не «проявляй заботу».
Назад
[3] Kраткая формулировка «золотого правила», возникшего в середине I тысячелетия до н. э. в разных частях света, такова: «(не) поступай по отношению к другим так, как (не) хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе».
Опубликовано 31 января 2005 года
Новые статьи на library.by:
ФИЛОСОФИЯ:
Комментируем публикацию: Нравственная энергетика и этическая императивность мифа
подняться наверх ↑
ССЫЛКИ ДЛЯ СПИСКА ЛИТЕРАТУРЫ
По стандарту ВАК Республики Беларусь
Стандарт используется в белорусских учебных заведениях различного типа.
По ГОСТу Российской Федерации
Для образовательных и научно-исследовательских учреждений РФ
Прямой URL на данную страницу для блога или сайта
Полностью готовые для научного цитирования ссылки. Вставьте их в статью, исследование, реферат, курсой или дипломный проект, чтобы сослаться на данную публикацию №1107181291 в базе LIBRARY.BY.
подняться наверх ↑
ПАРТНЁРЫ БИБЛИОТЕКИ рекомендуем!
подняться наверх ↑
ОБРАТНО В РУБРИКУ?
Уважаемый читатель! Подписывайтесь на LIBRARY.BY в VKновости, VKтрансляция и Одноклассниках, чтобы быстро узнавать о событиях онлайн библиотеки.
Добавить статью
Обнародовать свои произведения
Редактировать работы
Для действующих авторов
Зарегистрироваться
Доступ к модулю публикаций