публикация №1109255705, версия для печати

Герменевтическая триада


Дата публикации: 24 февраля 2005
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1109255705)
Рубрика: ФИЛОСОФИЯ


Терехов В . В .
Герменевтическая триада

Не так уж часто в наши дни исследователь имеет перед собой пример бинарного деления живой и действующей научной дисципли-ны, тем более уходящей корнями в глубокое прошлое. Однако, имен-но в такой ситуации он оказывается при попытке размышления о современной герменевтике, которую мы имеем сегодня в двух основ-ных исторически сложившихся формах: как теорию и практику ис-толкования текста, со всей прилагающейся гносеологической пробле-матикой и как направление современной философии, вопрошающей о новой онтологии.
Положение очень благодарное, образно говоря "декартовское или кантовское" при том, что только история сможет сказать, запол-нен ли уже этот пробел Гартманом, Гуссерлем, Хайдеггером или остается белым пятном на карте рубежа тысячелетий. Как бы то ни было, а герменевтика была и остается одной из самых живых и при-влекательных муз двадцатого столетия, щедро и подчас коварно зав-лекающей на свою ниву самых неожиданных авторов.
При попытке резюмирования в стиле не более, чем философской бухгалтерии, выделим в ее области моменты взаимодействия при-кладного лингвистического и онтологического аспектов при постоян-ной нужде, однако, их адекватного изложения, записи. Следуя ей и возможности мета перевода, как общей междисциплинарной методо-логии, привлечем для записи процессов уже заявленный ранее язык музыки. Проще начать с общих историко-культурных аналогий как наиболее наглядных.
Объем работы не позволяет подробно рассмотреть период от ан-тичности до восемнадцатого века, времени долгого формирования национальных языков и соответствующих музыкальных ладов с вы-ходом, в результате, через феномены грамматического строя и клас-сической тональности, на уровень создания великих литератур и той и другой области. К этому времени герменевтика, трудами Г. Ф. Майе-ра, Х. Вольфа, А. Бека, Ф. Аста оформляется как теоретически обос-нованное и методологически выверенное истолкование текстов. Она развивается в рамках историко-филологической науки, что онтологи-чески для нас означает поле, эквивалентное определению имени в философии языка и равномерной музыкальной темперации в двух-томном "Клавире" Баха. Герменевтика получает своим объектом текст как телеологическое целое, подобное логическому высказыва-нию, грамматическому предложению или любой из форм венских классиков, Гайдна или Моцарта. На первое место во всех областях выходит феномен произведения как такового со всем разнообразием его форм.
Нам же важно отметить здесь факт становления грамматических строев частных языков и классической гармонии как предпосылок вызревания в недрах литератур категории жанра, неотъемлемой от понимания произведения, понимания чисто герменевтического. Ро-ман и инструментальный концерт явились, для наших областей, са-мыми яркими детьми этого периода при множестве побочных жанро-вых браков, давших как меньших, так и больших их братьев и сестер. Заявляется композиция как гармонически всестороннее формирова-ние процессов, и Ф. Шлейермахер не может, на эквивалентном этапе развития герменевтики, не заложить ее основ как общей теории ин-терпретации.
Чем отвечают лингвистика и музыка? Их композиция нуждается теперь в самой детальной и разносторонней разработке своих много-численных вариантов. Интерпретация многолика, она, зарождаясь на неуловимой грани грамматики и синтаксиса, демонстрирует потом мертвые петли дискурса, описывающие вокруг исторической катего-рии жанра все возрастающие круги. В музыке это путь от мелодики и классической гармонии, через полифонию, к оркестровке в том виде, который придает ей Берлиоз. Герменевтика здесь вынуждена пере-ориентироваться с общей теории интерпретации на методологическую основу всеобщего гуманитарного знания, основы чего тут же закла-дываются Дильтеем. Он фиксирует понимание текста как литератур-ного феномена, памятника (для нас словесного, нотного), как знаково зафиксированного проявления многогранной и подвижной жизни, где к нему присоединяются Ротхакер и Больнов. Это, в свою очередь, при осмыслении неизбежно включает исторический и культурологический аспекты, давая три аспекта рассмотрения: эпоху, культуру и автора как неотъемлемых составляющих герменевтического мышления, что в наших областях организуется триадой: жанр — композиция — стиль.
Возможный органон, инструментарий герменевтики, таким об-разом, обнаруживается для нас там, где заканчиваются формальные методы музыки и лингвистики как языковых исчислений. Проясним: и та и другая имеют своей базой ряд онтологически данных дисцип-лин, сказывающихся об общем: фонетика (акустика), лексика (мело-дика), грамматика (гармония) и т. д. Эти дисциплины по природе своей метафизичны в отличии от диалектичных уровней, сказываю-щихся о становящемся, подвижном. Таковы "промежуточные" слово-образование (ритмика), морфология (полифония), синтаксис (форма муз.), стилистика (оркестровка, аранжировка). Органон герменевтики должен изначально включать все это, чтобы далее развивать возмож-ности и перспективы не только понимания, с его неизбежной психо-логизацией всех процессов, но и объяснения. Именно этот объектив-ный критерий заставляет П. Сонди и других представителей совре-менной "литературной" герменевтики возвращаться к идеям Шлей-ермахера, делающего упор на объективной лингвистической, позже даже на грамматической стороне процесса истолкования. Это равно-сильно в наших языках как бы обратному движению от феномена жанрового произведения к онтологически более "просторным" уров-ням гармонии, полифонии и композиции, принципиально дающим материалу вариативность. Собственно речь начинает идти о катего-рии склада произведения, суть которой заключена в смысловом соче-тании оппозиций ( напр. лексика/грамматика, звуковысот-ность/метроритмика), что и соответствует базовому делению герме-невтики на литературную и философскую.
Соотношение этих двух частей может быть постоянно как сона-правленным, так и противонаправленным на любом участке. В опре-деленный момент времени одна играет по отношению к другой роль метадисциплины/языка, что легко проследить в принципиальной схеме музыкального такта или стрелках, которыми композитор в нотной записи указывает динамические оттенки произведения:








Такое изображение процесса исследования, по принципу "вы-вернутого рукава", возможно, помогло бы осмыслить конструктивную бинарность герменевтики как особого, самостоятельного метода ли-тературоведения или искусствознания, с одной стороны, и гносеоло-гическую (феноменологическую) проблемную область, с другой. Во всяком случае, так называемая "герменевтика текста" менее пред-ставляла бы для нас весьма пестрый и часто беспорядочный набор теоретических установок самых различных областей, при том, конеч-но, что все, о чем говорится в статье, может быть изложено не только в словах, но и в нотах. Приведенная методологическая схема позво-лила бы ей все более ориентироваться на имманентное понимание текста в отличие от его историко-генетического понимания, базово исходить из него самого без доминирования различных социально- экономических причин и культурно-исторических влияний. Естест-венно, что лишь в подобных условиях герменевтика может приобре-сти статус подлинно научной методологии, что и должно регулиро-ваться философским ее вариантом и, желательно, конкретным язы-ком.
Теперь придется провести конкретные аналогии между различ-ными ее диалектическими аспектами и "промежуточными" уровнями наших исчислений, перечисленными выше. Для герменевтики здесь мы вступаем в область единства методов в понимании смысла как с философской, так и с лингвистической точек зрения.
Подобно тому, как сама возможность любого смыслового изло-жения закладывается у нас, в одном случае, словообразованием и, в другом, темперацией, возможность трансформации герменевтики в философию закладывается феноменологией с ее вниманием к пред-метности. В постоянной явленности предмета сознанию герменевтика получает то, что язык имеет в формах имени, а музыка — тона, в результате чего ее объект и попадает в область классической гносео-логии с ее базовой дихотомией.
Но для нас движение сознания и его объекта может стать теперь фиксируемо и взаимоизмеримо, что демонстрирует субъектно-предикативный характер любого языкового высказывания или интер-вальный принцип музыки. Момент интенциональности, таким обра-зом, получает в любой момент характер и параметры конкретного вектора, музыкального интервала с соответствующими гармониче-скими связями. Характер этих связей заявляется звукорядным прин-ципом музыки вообще и, перед началом любого произведения, кате-горией лада, тональности. Это и есть для нас гуссерлевские горизонт и жизненный мир, (Lebenswelt), с самого начала предпосланные субъ-ектно-объектному членению. Теперь нам придется искать в наших частных исчислениях дисциплину, аналогичную "феноменологиче-ской" ступени в герменевтике, имеющую своей минимальной едини-цей не один элемент (тон, слово), а их семантически значимое соче-тание, интервал.
Подобным требованиям отвечает грамматика как наука о взаи-модействии частей речи и гармония как наука о взаимодействии то-нов. Герменевтическое сознание предстает здесь с точки зрения фе-номенологии как поле значений — смыслов, чем открывается прин-ципиальная возможность интерпретации изложения, а следовательно и герменевтики. Лингвистика имеет это соотношение в виде дихото-мии грамматической формы/значения, а музыка интерва-ла/длительности.
Но вот специфика: интерпретация у самого Гуссерля вторична по отношению к рефлексии и раз так, то где здесь поле для техники собственно герменевтического философствования? Для нас оно может заключаться в необычайно разнообразном и гибком взаимодействии уровней исчислений при том, что оно ими же упорядочено и струк-турно направлено. Феноменологически это означает, что для истолко-вания своих собственных содержаний, при допущении тождественно-сти сознания и используемого материала, оно нуждается только в обращении на самое себя. Интервально оформленная редукция про-ходит конкретными каналами данного исчисления и смыслы, полу-чаемые в результате, суть, в конечном итоге, корреляты интенцио-нальности. Как они осуществляются?
Мы упомянули о трансцендентальном характере феноменологии Гуссерля в связи с категориями грамматического строя и лада, то-нальности. Это уничтожает хаос и создает условие для живого про-цесса изложения, но не сам процесс, которому нужна опора в формо-образовании. Хайдеггер требует онтологизации. Он спрашивает не об условиях мыслимости сущего, но об условиях его бытия и направляет нашу проблематику от грамматики и гармонии, как сборников общих формальных правил, к уровням, сказывающимся о смысловых соче-таниях, цепях. Феноменология превращается теперь из возможности в технику исследования процесса смыслопорождения. Конституиро-вание сознанием значений или смыслов, заявленное у нас в условиях строчной записи и звукорядного принципа, прошло затем иерархиче-ское упорядочивание в качестве частей речи, интервалов. Методоло-гически мы вплотную подошли к хайдеггеровскому исследованию условий онтологической постановки вопроса, вопроса о смысле бы-тия, для нас — уже высказывания, построения музыкального. Они априорно сосредоточенны лингвистически в пределах словосочета-ния, предложения и музыкально в пределах октавы и такта; все, что происходит в процессе сказывания, будет соотноситься с ними. Но поскольку, по Хайдеггеру, вопрос о смысле бытия может быть по-ставлен только исходя из особого места в бытии, синтаксис иерархи-зирует члены высказывания (тема, рема и т. д.) и предложения (под-леж., сказ., обст., дополн.), определяя особенность этих возможных мест. Подобным образом действует и музыка, связывая любой октав-ный промежуток в семь ступеней отношениями конкретной тонально-сти, неустои вокруг устоев (главные/второстепенные члены предло-жения), или в такте, деля его на сильные и слабые моменты времени. Каждый такой семантически окрашенный момент мы и можем счи-тать проявленным хайдеггеровским "человеческим бытием" (Dasein), хотя в нашем контексте корректнее употребить — "бытие субъекта", причем герменевтического, ведь таковым у нас является музыка по отношению к лингвистике и наоборот. Подобно и феноменология у нас, в условиях названных дисциплин, становится онтологическим исследованием человеческого бытия, герменевтикой и та, в свою очередь, его феноменологией. С помощью них мы получили все вы-шеназванные аналогии дисциплин и их единиц как онтологические его (Dasein/а) параметры, т. е. те условия, благодаря которым суще-ствование субъекта может быть тем, что оно есть.
Единицы эти и являются, в нашем контексте, фундаментальны-ми определениями герменевтического бытия, его экзистенциалами. Но вот интересный момент, способный показать пользу для философ-ского размышления нашей сугубо прикладной методологии: Хайдег-гер указывает в качестве фундаментальных экзистенциалов два: "по-ложенность" (Befindlichkeit) и "понимание" (Verstehen). Достаточно ли этого для конституирования актов герменевтического бытия, если лингвистика и музыка заявляют, перед любым своим изложением, три таких параметра. Если нет, то в чем дело?
Речь пойдет о герменевтической триаде.
1. Dasein определено прежде всего не мышлением, а фактом своего присутствия в мире.
Это чистая онтология и для нас означает, что мышлению автора всегда предположен объективно организованный исходный материал.
Такая положенность должна отражаться языковой категорией, ориентирующей готовый грамматический материал высказывания к авторской действительности. Поэтому первым неотъемлимым при-знаком любого языкового высказывания в форме предложения явля-ется его модальность.
Такая положенность перед началом любого музыкального произ-ведения заявляется фактом звукорядного принципа, где каждый по-следующий звук выше предыдущего (нотный стан) и определяется категорией ключа (скрипичного, басового и т. д.), определяющего регистр.
2. Таким образом, хайдеггеровское бытие всегда предпослано мышлению о нем. Акту сознания, в котором субъект противополагает себя объекту, должна предшествовать изначальная вовлеченность в то, что им мыслится, он всегда "преднаходит" себя в определенном "месте" или "ситуации".
Но субъект лингвистического высказывания не осознает никако-го пред-шествования и не осуществит никакого пред-нахождения, не обладая категорией грамматического времени, второй по необходи-мости после модальности.
В условиях высказывания музыкального это не возможно без категории временного, метроритмического размера произведения.
Итак, с первыми двумя экзистенциалами пока достаточно на-глядно и ясно. Но вот проблема: ведь собственно герменевтическое сознание не "живет" в исчислении как таковом и не способно предна-ходить себя в нем. Ему необходим выплавленный всеми средствами того текст, иначе какое же оно герменевтическое? Да, и не просто текст как набор знаков, а именно осмысляемый и телеологичный, пульсирующий в пространстве и времени со всеми предшествования-ми и преднахождениями!
3. Способ, которым осуществляется это нахождение, и есть по-нимание, реализующееся через истолкование, интерпретацию. В гер-меневтическом сознании зарождается феномен произведения как законченного телеологического целого, которое поставляет субъекту герменевтики и "место" и "ситуацию" для постоянного обнаружения себя.
У него есть теперь бытие (модальность, ключ) и условия обна-ружения не только себя, но и прочих объектов как в предшествова-нии, так и в последовании (время, метроритмический размер). Теперь становятся возможны практически все акты сознания и для их мате-риализации лингвистика поставляет третью категорию лица, а музы-ка — классической тональности.
Категория эта, как синтез и результат взаимодействия двух пре-дыдущих, наиболее сложна для понимания. Заданность ее состав-ляющих уже не онтологична, но производна, о чем и свидетельствует богатство национальных языков и исторических музыкальных ладов, где китайский или арабский языки отличаются от английского столь-ко же, сколько пентатоника от терцового гармонического строя, неза-висимо от семантического объема единиц. Длительность может за-полняться любым из тонов, грамматическое значение может быть представлено любым словом. Понимание реализуется здесь через авторское субъективное истолкование, интерпретацию и только в этих условиях бытие может предстать перед нами в основе своей герменевтичным, в категории лица / тональности итоговым модусом Dasein/а.
Объединение ладовых функций вокруг техники центрального то-на (гл. члены предложения / второстепенные) представляет перед нами конкретные варианты истолковывающего понимания или пони-мающего истолкования, процессуальную технику герменевтического круга.
Здесь уже мы имеем переход от трансцендентальной феномено-логии к — герменевтической. Основным и единственным становится теперь вопрос не об условиях, при которых познающий субъект мо-жет вообще понять нечто, а что именно и как он может понять, имея уже за плечами мешок языковых средств наших частных исчислений. Если герменевтическое сознание "понимает" только в условиях тек-ста, а точнее произведения, то принципиальным вопросом для него становится то, как устроенно то сущее, бытие которого состоит в по-нимании?
Это означает для нас не более или менее, чем то, что сам фено-мен не только частного исчисления (музыки, языка), но и изложенно-го его средствами конкретного произведения имеет некую метафизи-ческую матрицу, прообраз!
Сколько можем, размыслим над этим. Во-первых, герменевтика здесь уже не методология, а онтология понимания:
Так, если я музыкант (писатель), то имея в заглавии (замысле) обозначение жанра произведения, его неотъемлемый онтологический признак, я при исполнении его позволю себе вот — эти — вот — а — не — другие исполнительские приемы, иначе буду не правильно по-нят зрителем или читателем, отнюдь не обязанным разделять при-чудливость грамматы моего изложения.
Во-вторых, поскольку жанр и выражающая его в частном случае граммата текста приобретают онтологический статус, они ... уже ис-ключают феноменологический подход к сознанию как к самодоста-точному и беспредпосылочному, способному к непосредственному усмотрению механизма своего функционирования. Проиллюстрируем это на нашем материале: если я тронут до глубины души прозвучав-шей мелодией или фразой, это отнюдь не значит, что я узнал из нее все о правилах грамматики или гармонии и понял, чем отличается существительное от подлежащего или тон от длительности. Нонсенс!
Это возможно, но только при уже специфическом комплексе ак-тов сознания: анализе, редукции и пр. Но здесь уже должно свер-шиться противопоставление самопрозрачному сознанию феноменоло-гии непрозрачного хайдеггеровского бытия понимания, бытия языка. Это — первая часть нашей герменевтической триады: исчисление — произведение.
В-третьих, на этом этапе мы уже имеем постоянное, онтологиче-ски обусловленное ограничение принципа рефлексии принципом интерпретации. Стиллистикой и жанром телеологический мир текста всегда так или иначе предыстолкован. Другое дело, что к самой ин-терпретации сложилось, к данному моменту, несколько принципиаль-ных подходов. Будучи при возникновении и выдвижении своем про-тиворечивыми, они, как это обычно бывает в позитивно развиваю-щемся научном мышлении, в рамках современной философской гер-меневтики обнаруживают тенденцию к сближению.
Тогда нам естественно предположить постоянное участие и мену таких подходов в пределах одного онтологического целого герменев-тики, произведения. Здесь исторический, психологический, семиоти-ческий, интеракционистский и проч. подходы наглядно и динамично распределяются между семью тонами, организованными в мелодии и аккорды. Эта диалектика интерпретации делит нам материал произ-ведения на полифонические смысловые отрезки, что мы имеем в правилах контрапункта и оркестровки. Они достаточно обширны, чтобы включать любые высказывания, от самых сложных до позити-вистски атомарных мотивов, но возможных только при указанном триадическом условии, вне которого они не сработают даже на него.
При вхождении в методологическую триаду (исчисление — произведение) высказывания как минимальной интерпретационной единицы, текст, реальность, на которую направлено познавательное усилие герменевтического субъекта, есть всегда (за счет перечислен-ных дисциплин) последовательно проинтерпретированная, т. е. опре-деленным образом освоенная. В основе — древний принцип обраще-ния, в соответствии с которым и выведен феномен герменевтического круга. Гадамер начинает с придания ему онтологического статуса, что мы имеем не первое тысячелетие в языке как субъектно-предикативную структуру высказывания и сложное синтаксическое целое (абзац), а в музыке - в виде квинтового круга тональностей и квадратный композиционный период.
Круг этот, в качестве абстрактного идеального произведения, демонстрирует общий принцип модуляции из любой тональности (способа интерпретации) вот — в — эту — вот — другую, органично объединяя при этом их все. Как не возвращаться после этого от Гус-серля и Хайдеггера к Декарту и Лейбницу? Тем не менее, если при-нять модуляционные переходы через доминанту (пятую ступень лада) за типы интерпретации при обращении понимание/объяснение, мы получим четкую иллюстрацию к тезису Гадамера о принципиальной открытости интерпретации, которая не может быть завершенной (квинтовый круг реально представляет из себя спираль) и находится в глубокой связи с самопониманием интерпретатора. Через законы гармонии (граммат.), формы (синт.), композиции (жанра) здесь, ко-нечно, вновь открывается поле деятельности герменевтики литера-турной, рецептивной эстетики и искусствоведения.
Нас же теперь будет интересовать дальнейшее развитие проекта герменевтики как онтологии на основе круга тональностей как син-таксических целых, имеющий аналогию в трудах Хабермаса, Апеля и Рикера.
Апель в этом смысле работает с гармонией и формой, соединяя концепции Витгенштейна и Хайдеггера, "философию анализа" с "фи-лософией существования". Он выделяет основные функции, тональ-ные и ладовые, а следовательно и возможности модуляции, через выявление частных структур и типов. Это не что иное, как возврат к трансцендентальности, но уже через структурализм и даже инстру-ментализм, т. к. типы сочетаний объективны и являются ни чем иным, как выявлением "априорных условий коммуникации". Мы имеем здесь гармонические и мелодические обороты разной степени совершенности с последующим приведением их субъектом к идеаль-ной, для данной тональности, граммате, форме. Это отстаивает эф-фективность рефлексии в понимании и подчеркивает рационально-критический момент герменевтического познания.
Эта сторона, отстаиваемая Хабермасом через анализ типов раз-решений, может многое прояснить в полемике с гадамеровским по-ложением об определенности понимания традицией. Разрешая каж-дый раз очередной диссонанс в консонанс, герменевтика действи-тельно превращается в инструмент критики "ложного сознания и извращенных форм коммуникации", в апелевский аспект трансцен-дентальной прагматики.
При последовательном выводе ее положений на уровень компо-зиции и оркестровки, она становится не интегративным моментом Хабермаса, а теорией коммуникативного действия вообще.
Упорядочить перечисленные положения мы можем используя концепцию Рикера, возвращающегося к гносеологической стороне герменевтики и делающей ее философской в наиболее строгом смыс-ле этого слова. Опорой опять же является хайдеггеровская онтология понимания, подлинное завоевание герменевтики двадцатого века, наш квинтовый круг тональностей.
Всякое понимание здесь опосредовано знаками и символами, что является очень важным положением и дело вот в чем: материал лю-бой тональности, грамматы, онтологически определен, но при моду-ляции в семантически ближайшую, в ней изменяется один элемент. Понимание и объяснение, альфа и омега герменевтического круга не противоположны друг другу, но взаимозависимы, модус этой взаимо-зависимости и отмечает прибавляющийся знак.
Как он работает? Герменевтика здесь нуждается в дополнении структурно-семиотическим анализом, анализом альтерации в данном случае.
Первоначальная, онтологически чистая тональность (C dur) де-монстрирует определенные, как бы естественные, разумеющиеся типы интерпретации, подобные первым уровням схоластов и не имеет ни одного такого знака (диеза или бемоля). Но при переходе по кругу на следующие уровни материал "выбъется" из сознания, если не будет внесен следующий необходимый ключевой знак, меняющий в новом феноменологическом уровне, горизонте один элемент (звук, лексиче-ское/грамматическое значение). В третьей тональности, при нормаль-ном движении, соответственно должно быть два ключевых измене-ния, в четвертой три и т. д. Всего до семи и далее — онтологическое тождество с первой беззнаковой, но на новом уровне, нет смысла множить диезы и бемоли. Ключевыми эти знаки называются потому что остаются действующими на протяжении всего текста, произведе-ния, его интерпретационного процесса. Так квинтовый круг задает нам, при максимальной экономии мышления, основной принцип и естественные направления интерпретационных модуляций.
Таким образом, через рикеровское внимание к методологиче-ской функции герменевтики, мы имеем возможности понимания экс-плицированными на трех уровнях: семантический как исследование значений знаково-символических образований. Отнесем сюда работу в недрах частных исчислений и процессуально нормируем в языке модальностью, в музыке ключем (регистром). Рикер в психоаналити-ческом варианте обозначает ее "семантикой желания”, используя также "философию значения" Витгенштейна с его дифференциацией ролей слова и предложения. Подробнее это возможно рассмотреть лишь в отдельных работах.
Однако здесь выход на второй, рефлексивный уровень. Объек-тами являются уже живое изложение, произведение с нормирующими категориями времени и метроритмического размера. Здесь непрерыв-но понимание многозначных высказываний становится одновременно и процессом самопонимания.
На третьем уровне рефлектирующий субъект, задолго до своего самополагания в акте рефлексии, оказывается уже положенным как экзистирующий и является всегда хайдеггеровской "мыслящей ве-щью". Мы имеем, вследствие этого, основную посылку работы в том, что онтология понимания с самого начала встроена в его методоло-гию и мысль о возможности некоей всесторонней, тотально пони-мающей герменевтике. Здесь, на уровне высказывания как мини-мальной смысловой единицы, мы имеем дело с принципами обраще-ния и взаимодействия грамматических формы и содержания при нормировании категориями лица и тональности.
Таким образом, аналогичной методологической триаде писателя (модальность — время — лицо) или композитора (ключ — размер — тональность), в герменевтике является, при соблюдении правил мо-дуляции квинтового круга, триада исчисление — произведение — высказывание.
За взаимодействием типов интерпретации стоит различение спо-собов экзистенции, что и могут показывать ноты, не просто перево-димые в слова, но начинающие жить жизнью слов, их "языковой игрой" и наоборот. Если в субъектно-объектное отношение при этом вовлекается не только любой знак, но и денотат, мы получаем идею понимающей герменевтики.
Произведения, к тому же, разны и за каждым из них, за любой их частью, стоит тот или иной вариант разрешения экзистенциальных и интерпретационных ситуаций. Нет единой теории их изложения, но может быть создана более или менее единая методология. Мы попы-тались, через предполагаемые ноты, размыслить о возможности кор-ректности интерпретации, над тем, что для Рикера звучит как крити-ческий анализ всех возможных ее методов, возможность "герменев-тических систем", и с этой точки зрения возможна дальнейшая кон-кретизация работы.

Опубликовано 24 февраля 2005 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1109255705 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ФИЛОСОФИЯ Герменевтическая триада

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network