LIBRARY.BY → ФИЛОСОФИЯ → Символическое изображение земли в церкви Спаса на Нередице → Версия для печати
По стандарту ВАК Республики Беларусь:публикация №1109153721, версия для печати
Символическое изображение земли в церкви Спаса на Нередице
Дата публикации: 23 февраля 2005
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1109153721)
Рубрика: ФИЛОСОФИЯ
Т.В. Чумакова
Смыслы мифа: мифология в истории и культуре. Сборник в честь 90-летия профессора М.И. Шахновича. Серия «Мыслители». Выпуск №8 - СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2001. - C. 300.
Об иконографических особенностях новгородской церкви Спаса на Нередице написано немало. [1] Необычность ее росписей для Древней Руси привлекало внимание исследователей русских и западных еще в XIX веке. Изображение земли является частью фрески Страшный Суд. Земля изображена в виде женщины, восседающей на льве, из пасти которого виднеется голова грешника. [2] В руках женщина держит чашу, к который приник змей. [3] Столь странное на первый взгляд изображение становится яснее, если его рассматривать в контексте гиперсистемы средневекового мировосприятия. Эта гиперсистема устанавливала сложнейшую цепочку соответствий, в ней сцеплялись вместе стихии, звезды, растения, животные, предметы и т.д. Символика земли, воды, а также воздуха и огня, занимали в ней важнейшее место. Из них составлялся не только мир, но и человек: «Тело еж убо человеце от четырех съставъ, глаголетъ, създано: имаеть от огня теплоту, а от земля сухоту, а от воды мокроту… яко же бо ртуть, егда въ съсудъ есть, то акы душа в теле, егда пролиется на землю, то на многы части раздробится, к персти же земнии прилежится, дондеже пришед некыи хитрець, пакы опять совокупить ю в едино тело и в един съсудъ вливаеть». [4] Земля, согласно древнерусским представлениям, была создана последней из стихий, и ее появление завершило создание тварного мира, дало возможность для его дальнейшего самосовершенствования. В древнерусской картине мира именно эта стихия занимала важнейшее место, поскольку в представлениях о ней слились языческие и христианские верования. Это особенно ярко прослеживается на материале, связанном с исследованием различных аспектов великокняжеской власти, а также при генезисе образа «Святой Руси». Земля была прибежищем человеческой телесности после смерти. Так в древнерусских поучениях о смерти, где на первый план выступает человеческая телесность, «земляной» человек отступает перед духовным: «Зрю тя гробе и ужасаюся видения твоего и сердечно каплюще слезу проливаю… О горе, о горе, ох, смерть, кто может убежати тя? Увы и смерть! Земля бо наше смешение и земля покрывае нас. [5] Из этого фрагмента видно как значительна роль концепта «земля» в средневековом русском мировосприятии.
Но вернемся к нередицкой фреске. Змей, рог изобилия (чаша), лев — это атрибуты римской богини Земли — Tellus Mater — Матери — Земли (связи восточных и античных религиозных образов с христианской символикой писали неоднократно [6]), культ которой в эллинистический период сближается с культом малоазийской Кибелы (Кибела олицетворяет одну из четырех стихий — земли). Змеи и рог изобилия были атрибутами различных богинь-матерей, и в частности римской Bona Dea. Tellus Mater, как впрочем и Кибела, и Bona Dea не просто божество дикой необузданной природы, но и в то же время оно покровительствует упорядоченному миру человеческой культуры (дому, семье и проч.). Змей здесь вовсе не источник зла, скорее он символ мудрости, плодородия (как отмечают исследователи само название «змея» образуется во многих, в т. ч. и славянских языка, от земли, хтоническая природа змея и обуславливает многие его свойства, напр. способность исцелять) и провидения, таков образ мудрого, способного к вечному обновлению змея в «Физиологах», которые в свою очередь опираются на библейские тексты и на представления о природе этих животных (в основном восходящие к античности), кроме того змей — символ благоразумия (Мф. 10, 16). Среди частей света змея, лев и скорпион олицетворяют Африку. Лев, который, как и змея, является с одной стороны персонификацией демонических сил природы, с другой — он символ Воскресения (и символ Христа), он также является атрибутом евангелиста Марка и многих святых (Иеронима, Адриана, Евфимия, Феклы). Но кроме того лев может быть воплощением смерти.
И змея и лев, и скорпион в средневековой и античной астрологии и алхимии связаны с хтонической планетой Меркурием (лев изображает ее дикую силу spiritus mercurialis), в качестве ее символа в средневековых рукописях изображался Гермес — олицетворение тайного (герметического) знания. О наличии связи между образами церкви и языческим гностическим символизмом известно давно, [7] и нельзя полностью отрицать его влияние и на средневековую русскую традицию, которой было известно имя Ермеса (Гермеса Трисмегиста). [8] Кстати, символом этой планеты был пентагон — символ вечности, совершенства, духовного и физического здоровья, а в также — символ пяти ран Христовых (поэтому греками он использовался также как символ Креста). Но, кроме того, в средневековых трактатах писалось, что Меркурию (Гермесу) соответствует четырехугольник — символ земли. Месяц ей соответствующий — май. Любопытно также, что Меркурий (Гермес) является олицетворением земных путей. Чаша, из которой «вкушает» (?) змей может соотносить с рогом изобилия, т. е. с плодородными дарами земли. Все эти фигуры и символы теснейшим образом переплетаются, образуя сеть образов, порой противостоящих или совпадающих друг с другом. Рядом с фигурой земли на нередицкой фреске мы видим олицетворение океана. Их взаимоотношения легко анализируются с помощью категорий, предложенных Мишелем Фуко. М. Фуко писал, что для культуры прошлого много значила категория сходство, [9] основными фигурами, «определяющими строение знания» в её рамках были: пригнанность, симпатия, соперничество, аналогия. Категория сходства в рамках древнерусской эпистемы хорошо иллюстрируется известным древнерусским произведением «Спор Земли и Моря»: «Земля говорила: я мать всем человекам, и Богородице, и апостолам, и пророкам, и святым мужам, и раю, плодящему цвет и овощ, а ты море волнуемое — мать пресмыкающимся гадам и лукавому змию, который ругается животным и скотам, и нестройным ветрам. А Море говорило Земле: я же мать тебе: если не будешь напоена много, то не можешь дать никакого плода, ни раю овоща сотворити, ни сама лица умыти». [10] Сам этот сюжет достаточно древний. М.П. Алексеев писал, что «истоки «Прения» следует искать не только в представлениях о «Матери-земле», свойственных как русскому язычеству, так и многим другим религиям… в древних космогонических сказаниях Индии и Греции». [11] Почему в «Прении» Земля заявляет о своей «первенстве» ясно из анализа древнерусских представлений об этой стихии. Земля, согласно древнерусским представлениям, была создана последней из стихий, и ее появление завершило создание тварного мира, дало возможность для его дальнейшего самосовершенствования. В древнерусской картине мира именно эта стихия занимала важнейшее место, поскольку в представлениях о ней слились языческие и христианские верования. Это особенно ярко прослеживается на материале, связанном с исследованием различных аспектов великокняжеской власти, а также при генезисе образа «Святой Руси». Земля была прибежищем человеческой телесности после смерти. Однако, море (море-океан) в апокрифах и духовных стихах фигурировало в качестве матери всего живого, в том числе и земли. В древнерусских правовых источниках (церковный устав князя Владимира), полемических сочинениях и канонических правилах (правило Митроп. Иоанна) осуждаются те, кто поклоняются воде («жруть бесомъ и болотом и колодеземъ»), а Царь Морской или Окиан-Море, так хорошо знакомый нам по сказкам, несомненно имел хтоническое происхождение, поскольку часто ассоциировался с чертом, с которым запросто можно было договорить бросив записочку в темный омут, как проделывали русские чиновники уже в после-петровские времена.
Цепочку ассоцаций можно «тянуть» очень долго, но в данном случае нам важно не только существование подобного изображения Земли, но и то, что оно не прижилось в русской традиции, будучи достаточно сложным для толкования
Примечания
[1] Из последних работ см. Пивоварова Н.В. Фрески церкви Спаса на Нередице. СПб., 1999. Дис. Рукопись. В ней приведена почти вся предшествующая литература.
Назад
[2] Обычно земля изображается в виде женщины, одетой в темное (черное) одеяние. В руке ее — гроб с мертвецами. Вокруг — звери и птицы, отдающие (изрыгающие) кости. В «Апокалипсисе» XVIII века можно обнаружить очень радостное изображение Земли. Земля изображена в виде женщины с распростертыми реками, восседающей на растущих ветвях. Она восседает над седобородым старцем — морем, держащим в руке кораблик и сидящим на «рыбе дельфин», подобное изображение может символизировать воскрешение Христа (дельфин — древнейший христианский символ, распускающиеся после зимы ветви — символ воскрешения) Кстати, и море в нередицкой церкви изображено не очень типично (обычно оно также изображдается в виде женщины, часто восседающей на морском чудище и протягивающем ладьи или гробы, полные воскресших), его изображает обнаженный по пояс мужчина, восседающий на морском чудовище, на голове мужчины — корона, в правой руке — кубок.
Назад
[3] Схожее изображение в росписи деревянного креста из Сполетто (к. XII в.), в росписи Ватопедского монастыря (XVI в.), где женщина восседает на двух львах и держит в руках змею. На иконе ГТГ «Страшный суд» (инв. № 19878) изображена Земля, восседающая на медведе (кстати, медведь в библейской традиции вполне «заменим» львом. См. 1 Цар. 17, 37; Притч. 28, 15; Иерем. 3, 10). В руке ее — чаша. См. Н.Б. Кишилов. Аллегория Земли во фресках церкви Спаса Нередицы // Советская археология. 1966. № 4. С. 205–209. «Замена» льва на медведя хорошо видна на примере русских агиографических сочинений. Русские святые успешно приручают медведей вместо львов, которых в северных «пустынях» не было.
Назад
[4] Палея XIV в. из библиотеки Александро-Невской лавры // Цит. по Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 3. СПб., 1903. Стб. 1092.
Назад
[5] Там же.
Назад
[6] Притча св. Иоанна Дамаскина о смерти (По рукописи из собрания Барсова, № 1562, л. 210). Цит. по Дмитриева Р.П. Повести о споре жизни и смерти. М.; Л., 1964. С. 45.
Назад
[7] См. напр. Франк-Каменецкий И.Г. Отголоски представлений о Матери-Земле в библейской поэзии // Выступление на совете Палестинского общества 29.09.1928 г. / Архив востоковедов СПбФ Института востоковедения РАН. Ф. 120. Оп. 1. № 3. Л. 94, 98; Юнг К. Религиозные идеи в алхимии // Психология и алхимия. М., 1997. С. 437.
Назад
[8] Гермесу Трисмегисту (Ермию Тривеликому) на Руси приписывались в основном изречения «о святой Троице». См. напр. «Ермий убо Тревеликий, египтянин быв человек еллин, беседует своя словеса и свое богословие сказует: Бога убо разумети неудобно, сказати же невъзможно, есть бо трисъстааен и несказанен, существо и естество неимущее в человецех уподоблениа». Цит. по Казакова Н.А. «Пророчества еллинских мудрецов» и их изображение в русской живописи XVI — XVII вв. // ТОДРЛ. Т. 17. М.-Л., 1961. С. 369.
Назад
[9] Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994. С. 54.
Назад
[10] Буслаев Ф.И. Сочинения. Т. 2. СПб., 1910. С. 17.
Назад
[11] Алексеев М.П. «Прение Земли и Моря» в древнерусской письменности // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. Сб. ст. к 70-летию М.И. Тихомирова. М., 1963. С. 32.
Смыслы мифа: мифология в истории и культуре. Сборник в честь 90-летия профессора М.И. Шахновича. Серия «Мыслители». Выпуск №8 - СПб.: Издательство Санкт-Петербургского философского общества, 2001. - C. 300.
Об иконографических особенностях новгородской церкви Спаса на Нередице написано немало. [1] Необычность ее росписей для Древней Руси привлекало внимание исследователей русских и западных еще в XIX веке. Изображение земли является частью фрески Страшный Суд. Земля изображена в виде женщины, восседающей на льве, из пасти которого виднеется голова грешника. [2] В руках женщина держит чашу, к который приник змей. [3] Столь странное на первый взгляд изображение становится яснее, если его рассматривать в контексте гиперсистемы средневекового мировосприятия. Эта гиперсистема устанавливала сложнейшую цепочку соответствий, в ней сцеплялись вместе стихии, звезды, растения, животные, предметы и т.д. Символика земли, воды, а также воздуха и огня, занимали в ней важнейшее место. Из них составлялся не только мир, но и человек: «Тело еж убо человеце от четырех съставъ, глаголетъ, създано: имаеть от огня теплоту, а от земля сухоту, а от воды мокроту… яко же бо ртуть, егда въ съсудъ есть, то акы душа в теле, егда пролиется на землю, то на многы части раздробится, к персти же земнии прилежится, дондеже пришед некыи хитрець, пакы опять совокупить ю в едино тело и в един съсудъ вливаеть». [4] Земля, согласно древнерусским представлениям, была создана последней из стихий, и ее появление завершило создание тварного мира, дало возможность для его дальнейшего самосовершенствования. В древнерусской картине мира именно эта стихия занимала важнейшее место, поскольку в представлениях о ней слились языческие и христианские верования. Это особенно ярко прослеживается на материале, связанном с исследованием различных аспектов великокняжеской власти, а также при генезисе образа «Святой Руси». Земля была прибежищем человеческой телесности после смерти. Так в древнерусских поучениях о смерти, где на первый план выступает человеческая телесность, «земляной» человек отступает перед духовным: «Зрю тя гробе и ужасаюся видения твоего и сердечно каплюще слезу проливаю… О горе, о горе, ох, смерть, кто может убежати тя? Увы и смерть! Земля бо наше смешение и земля покрывае нас. [5] Из этого фрагмента видно как значительна роль концепта «земля» в средневековом русском мировосприятии.
Но вернемся к нередицкой фреске. Змей, рог изобилия (чаша), лев — это атрибуты римской богини Земли — Tellus Mater — Матери — Земли (связи восточных и античных религиозных образов с христианской символикой писали неоднократно [6]), культ которой в эллинистический период сближается с культом малоазийской Кибелы (Кибела олицетворяет одну из четырех стихий — земли). Змеи и рог изобилия были атрибутами различных богинь-матерей, и в частности римской Bona Dea. Tellus Mater, как впрочем и Кибела, и Bona Dea не просто божество дикой необузданной природы, но и в то же время оно покровительствует упорядоченному миру человеческой культуры (дому, семье и проч.). Змей здесь вовсе не источник зла, скорее он символ мудрости, плодородия (как отмечают исследователи само название «змея» образуется во многих, в т. ч. и славянских языка, от земли, хтоническая природа змея и обуславливает многие его свойства, напр. способность исцелять) и провидения, таков образ мудрого, способного к вечному обновлению змея в «Физиологах», которые в свою очередь опираются на библейские тексты и на представления о природе этих животных (в основном восходящие к античности), кроме того змей — символ благоразумия (Мф. 10, 16). Среди частей света змея, лев и скорпион олицетворяют Африку. Лев, который, как и змея, является с одной стороны персонификацией демонических сил природы, с другой — он символ Воскресения (и символ Христа), он также является атрибутом евангелиста Марка и многих святых (Иеронима, Адриана, Евфимия, Феклы). Но кроме того лев может быть воплощением смерти.
И змея и лев, и скорпион в средневековой и античной астрологии и алхимии связаны с хтонической планетой Меркурием (лев изображает ее дикую силу spiritus mercurialis), в качестве ее символа в средневековых рукописях изображался Гермес — олицетворение тайного (герметического) знания. О наличии связи между образами церкви и языческим гностическим символизмом известно давно, [7] и нельзя полностью отрицать его влияние и на средневековую русскую традицию, которой было известно имя Ермеса (Гермеса Трисмегиста). [8] Кстати, символом этой планеты был пентагон — символ вечности, совершенства, духовного и физического здоровья, а в также — символ пяти ран Христовых (поэтому греками он использовался также как символ Креста). Но, кроме того, в средневековых трактатах писалось, что Меркурию (Гермесу) соответствует четырехугольник — символ земли. Месяц ей соответствующий — май. Любопытно также, что Меркурий (Гермес) является олицетворением земных путей. Чаша, из которой «вкушает» (?) змей может соотносить с рогом изобилия, т. е. с плодородными дарами земли. Все эти фигуры и символы теснейшим образом переплетаются, образуя сеть образов, порой противостоящих или совпадающих друг с другом. Рядом с фигурой земли на нередицкой фреске мы видим олицетворение океана. Их взаимоотношения легко анализируются с помощью категорий, предложенных Мишелем Фуко. М. Фуко писал, что для культуры прошлого много значила категория сходство, [9] основными фигурами, «определяющими строение знания» в её рамках были: пригнанность, симпатия, соперничество, аналогия. Категория сходства в рамках древнерусской эпистемы хорошо иллюстрируется известным древнерусским произведением «Спор Земли и Моря»: «Земля говорила: я мать всем человекам, и Богородице, и апостолам, и пророкам, и святым мужам, и раю, плодящему цвет и овощ, а ты море волнуемое — мать пресмыкающимся гадам и лукавому змию, который ругается животным и скотам, и нестройным ветрам. А Море говорило Земле: я же мать тебе: если не будешь напоена много, то не можешь дать никакого плода, ни раю овоща сотворити, ни сама лица умыти». [10] Сам этот сюжет достаточно древний. М.П. Алексеев писал, что «истоки «Прения» следует искать не только в представлениях о «Матери-земле», свойственных как русскому язычеству, так и многим другим религиям… в древних космогонических сказаниях Индии и Греции». [11] Почему в «Прении» Земля заявляет о своей «первенстве» ясно из анализа древнерусских представлений об этой стихии. Земля, согласно древнерусским представлениям, была создана последней из стихий, и ее появление завершило создание тварного мира, дало возможность для его дальнейшего самосовершенствования. В древнерусской картине мира именно эта стихия занимала важнейшее место, поскольку в представлениях о ней слились языческие и христианские верования. Это особенно ярко прослеживается на материале, связанном с исследованием различных аспектов великокняжеской власти, а также при генезисе образа «Святой Руси». Земля была прибежищем человеческой телесности после смерти. Однако, море (море-океан) в апокрифах и духовных стихах фигурировало в качестве матери всего живого, в том числе и земли. В древнерусских правовых источниках (церковный устав князя Владимира), полемических сочинениях и канонических правилах (правило Митроп. Иоанна) осуждаются те, кто поклоняются воде («жруть бесомъ и болотом и колодеземъ»), а Царь Морской или Окиан-Море, так хорошо знакомый нам по сказкам, несомненно имел хтоническое происхождение, поскольку часто ассоциировался с чертом, с которым запросто можно было договорить бросив записочку в темный омут, как проделывали русские чиновники уже в после-петровские времена.
Цепочку ассоцаций можно «тянуть» очень долго, но в данном случае нам важно не только существование подобного изображения Земли, но и то, что оно не прижилось в русской традиции, будучи достаточно сложным для толкования
Примечания
[1] Из последних работ см. Пивоварова Н.В. Фрески церкви Спаса на Нередице. СПб., 1999. Дис. Рукопись. В ней приведена почти вся предшествующая литература.
Назад
[2] Обычно земля изображается в виде женщины, одетой в темное (черное) одеяние. В руке ее — гроб с мертвецами. Вокруг — звери и птицы, отдающие (изрыгающие) кости. В «Апокалипсисе» XVIII века можно обнаружить очень радостное изображение Земли. Земля изображена в виде женщины с распростертыми реками, восседающей на растущих ветвях. Она восседает над седобородым старцем — морем, держащим в руке кораблик и сидящим на «рыбе дельфин», подобное изображение может символизировать воскрешение Христа (дельфин — древнейший христианский символ, распускающиеся после зимы ветви — символ воскрешения) Кстати, и море в нередицкой церкви изображено не очень типично (обычно оно также изображдается в виде женщины, часто восседающей на морском чудище и протягивающем ладьи или гробы, полные воскресших), его изображает обнаженный по пояс мужчина, восседающий на морском чудовище, на голове мужчины — корона, в правой руке — кубок.
Назад
[3] Схожее изображение в росписи деревянного креста из Сполетто (к. XII в.), в росписи Ватопедского монастыря (XVI в.), где женщина восседает на двух львах и держит в руках змею. На иконе ГТГ «Страшный суд» (инв. № 19878) изображена Земля, восседающая на медведе (кстати, медведь в библейской традиции вполне «заменим» львом. См. 1 Цар. 17, 37; Притч. 28, 15; Иерем. 3, 10). В руке ее — чаша. См. Н.Б. Кишилов. Аллегория Земли во фресках церкви Спаса Нередицы // Советская археология. 1966. № 4. С. 205–209. «Замена» льва на медведя хорошо видна на примере русских агиографических сочинений. Русские святые успешно приручают медведей вместо львов, которых в северных «пустынях» не было.
Назад
[4] Палея XIV в. из библиотеки Александро-Невской лавры // Цит. по Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. 3. СПб., 1903. Стб. 1092.
Назад
[5] Там же.
Назад
[6] Притча св. Иоанна Дамаскина о смерти (По рукописи из собрания Барсова, № 1562, л. 210). Цит. по Дмитриева Р.П. Повести о споре жизни и смерти. М.; Л., 1964. С. 45.
Назад
[7] См. напр. Франк-Каменецкий И.Г. Отголоски представлений о Матери-Земле в библейской поэзии // Выступление на совете Палестинского общества 29.09.1928 г. / Архив востоковедов СПбФ Института востоковедения РАН. Ф. 120. Оп. 1. № 3. Л. 94, 98; Юнг К. Религиозные идеи в алхимии // Психология и алхимия. М., 1997. С. 437.
Назад
[8] Гермесу Трисмегисту (Ермию Тривеликому) на Руси приписывались в основном изречения «о святой Троице». См. напр. «Ермий убо Тревеликий, египтянин быв человек еллин, беседует своя словеса и свое богословие сказует: Бога убо разумети неудобно, сказати же невъзможно, есть бо трисъстааен и несказанен, существо и естество неимущее в человецех уподоблениа». Цит. по Казакова Н.А. «Пророчества еллинских мудрецов» и их изображение в русской живописи XVI — XVII вв. // ТОДРЛ. Т. 17. М.-Л., 1961. С. 369.
Назад
[9] Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994. С. 54.
Назад
[10] Буслаев Ф.И. Сочинения. Т. 2. СПб., 1910. С. 17.
Назад
[11] Алексеев М.П. «Прение Земли и Моря» в древнерусской письменности // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. Сб. ст. к 70-летию М.И. Тихомирова. М., 1963. С. 32.
Опубликовано 23 февраля 2005 года
Главное изображение:
