Катастрофа как эстетическая категория

Н.Н. Суворов

Эстетика в интерпарадигмальном пространстве: перспективы нового века. Материалы научной конференции 10 октября 2001 г. Серия “Symposium”, выпуск 16. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. С.61-63

[61]

Под эстетической категорией понимается устойчивое, часто употребляемое понятие, отражающее явления, постоянно входящие в поле зрения как художника, так и эстета.

Категориальное поле эстетики всё время расширяется и это расширение находится в зависимости от усложнения мира ценностей и ценностных отношений. Одним из акцентов постмодернизма стали различные формы деструкции, взятые как в самом общем виде, так и в частных проявлениях, например, в языковых формах обыденной речи или в характеристиках жизненных ситуаций, отображаемых в произведениях искусства. Образы катастроф, житейских и мировых, стали постоянным мотивом в художественных произведениях конца ХХ столетия. Это касается не только кинематографа, всегда чутко реагирующего на основные мотивы и черты времени. В живописных произведениях многих современных авторов, в театральных постановках последних лет и в литературных произведениях прослеживается навязчивая идея катастрофизма.

Философско-религиозная традиция с древнейших времён связана с утверждением эсхатологических мотивов. Эсхаталогия, учение о конце света, является в современном мире прибежищем скорее элитарного сознания, отделённого

[62]

от массовых образов профанного мира, всегда окрашенного истерическим страхом смерти. Эсхатологическое сознание утешается твёрдой убеждённостью в предустановленном и даже логически оправданном конца мира.

Эсхаталогическую картину мира нельзя назвать катастрофической, поскольку в эсхаталогии присутствует идея изначальной предустановленности, предуведомлённости, подготавливающей адепта к своевременному подведению жизненных итогов и неотвратимости возмездия и воздаяния. Эсхаталогические представления пронизаны древней мистериальностью и мифологией, придающих им авторитет историко-культурной программы, оправдывающей неизбежный конец земного бытия. Эсхаталогия, тем самым, выступает как философская и нравственная подготовка к спокойному и достойному переходу в иной мир.

В то время, как катастроическая картина тесно связана со случайностью, с историей существования отдельного человека или группы людей, с непредвиденными обстоятельствами, предшествующими катастрофе и неподготовленностью человека к случайной трагедии, к неожиданному краху его житейских намерений.

Катастрофа вторгается в жизненное пространство и время отдельного человека. Принося ужас и страдание, она, между тем, не окрашена светом роковой необходимости. Катастрофа могла быть, но могла и не быть. Её причины обычно лежат вне её природы и носят произвольный характер. Катастрофа связана с произволом, со случайным злом, с отсутствием существенных, закономерных причин.

В новейших течениях изобразительного искусства случайные стечения обстоятельств приобретают самостоятельное значение и используются в качестве не только общехудожественного фона, но и завязываются в реальном действии и развитии образного сюжета. Случайное выстраивается в современном произведении как основная опора реальности. Предметный мир, чтобы стать художественно оправданным, создаётся как случайный. Случайное постоянно выделяется в новейшем изобразительном искусстве не только в сфере образотворчества, но и как совокупность художественных приёмов. Например, подтёки красочного слоя, капли засохшей краски часто используются художником для ощущения лёгкости, свободы и неожиданности процесса творчества, случайные встречи, случайно сказанные слова.

Именно случай, активно включённый в современное произведение, помогает выйти из консервативного лабиринта устаревшего концептуализма, не говоря уже о лохмотьях полузабытого реализма.

Новая предметность, к которой стремятся современные художники, оживает в компьютерном и сетевом искусстве, осваивая новую логику существования. Катастрофы виртуального мира становятся аналогами реальности, приучая участника компьютерного действа к печальным случайностям, происходящим вне домашнего инкубатора ужасов.

[63]

Катастрофизм массового сознания спонтанно обнаруживает бесцельность и неценность человека толпы. Ценности масс-культуры не заостряют внимания на отдельном, что напротив, наиболее ценно для элиты. Основными ценностями и имиджами массового сознания становятся банальности повседневной культуры, взятые за образец для подражания. Однако эти самые банальности, близкие сердцу усреднённого человека, оказываются абсолютно беззащитными под агрессивным напором случая. Им нет места в вечности, и они легко разрушаются и растворяются в деструктивном пространстве.

Ценности элитарного сознания обычно равнодушны к катастрофе, поскольку опираются на вечные аксиомы бытия. Всякое проявление случайности не затрагивают сферу элитарного сознания. Катастрофы жизни в своей единичности выступают лишь подтверждением эсхаталогической общности разумного бытия.

Отдельная жизнь представителя элиты, естественно, может быть подвержена жизненным катастрофам и это, как необходимость еды и питья, объединяет элиту и массу. Однако оценки экстремальных ценностей у этих двух групп будут совершенно различными.

Несмотря на деструктивную природу эсхаталогические ценности окрашены положительным смыслом, поскольку в них заложены оправдания нравственных подвигов, в то время как катастрофы массового человека всегда ужасны и полны беспросветного трагизма.

Художник, создавая произведения, включающие сферу деструкции, всегда предполагает, что образная сфера, вызываемая его произведением, может иметь различную направленность. Так, его картины способны направлять воображение зрителя в область как эсхаталогических размышлений, создавать утончённую атмосферу платонического эроса (стремления вещей к своим идеям), так и заставлять думать о несправедливости земного рока, проклинать «разбитое корыто».