публикация №1109058406, версия для печати

Сказка — уродуемое урочище


Дата публикации: 22 февраля 2005
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1109058406)
Рубрика: ФИЛОСОФИЯ


Т.А. Сопикова

Социальный кризис и социальная катастрофа. Сборник материалов конференции. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002. С.255-259

«…добрым молодцам урок».

[255]

Нынешний этап развития цивилизации европейского типа называют по-разному: точка бифуркации, социальная катастрофа, социокультурный кризис, закат Европы и т.д. Каково же состояние сказки XXI в.: кризис или катарсис, катастрофа или инволюция? Здесь утверждается, что сказка последние полтора столетия подвергается мощным девиирующим воздействиям, в результате чего имеет место её инволюция, которая, несмотря на гибкость, пластичность и живучесть сказки, с большой вероятностью может завершиться катастрофой. Кризис, как поворотный пункт выздоровления, не просматривается.

1. Социальная роль сказки
Сказка является одним из средств формирования в человеке таких оснований жизни, как мораль (в рамках мы-интенции), этика, самоидентификация с добром, нравственные интенции и категорический императив, а также возможным средством конституирования в человеке первичной картины мира и первичной метафизичности, как основ для последующего формирования личности и, в результате, одним из эффективных средств формирования в онтогенезе и филогенезе полноценной личности. Сказка является транслятором определенной этнокультуры и, в частности, народной мудрости, наряду с притчами, анекдотами, пословицами и др.

2. Аспекты надвигающейся катастрофы
Традиционное обращение со сказкой (устное вечернее сказывание), традиционное отношение к сказке (как к парареальности) начали разрушаться под воздействием внешних ей сил, по крайней мере, с XVIII века, а активно пошедший в XIX веке процесс сейчас в XXI веке довершается. Основных движущих сил приближающейся катастрофы здесь обсуждается 11. Охарактеризуем их коротко.

Дефекты первичной научной фиксации сказки
Запись сказки, как явления устной культуры, происходила по законам письменной цивилизации, то есть иноморфно. Собиратель, побуждая сказителя изложить сказку в искаженной ситуации ее сказывания, существенно девиирует эмоциональный строй сказывания. Собиратель, как правило, придерживается рационалистической позиции: он выделяет и записывает сюжетную часть сказки, а вне

[256]

записи оказываются две её части, равномощные рациональной: эмоциональная и образная. К этому добавляется дефекты душевно/духовного взаимодействия сказителя и записывающего и принуждение сказителя к рефлексии. Итак, на этапе первичного сбора сказок имело место сведение сказки к её сугубо рациональной части. Это аналогично иссечению мелодии из песни. Записана не сказка, а квазисказка.

Дефекты вторичной фиксации (опубликование в научных дискурсах, книгах)
При предъявлении сказки научному сообществу она претерпевает, по крайней мере, два ущерба, каждый из которых усугубляет уже имеющийся урон:

публикуется заведомо меньше вариантов сказок, чем собрано, вплоть до одного (который часто наделяется статусом титульного), тогда как бытованию сказки имманентна достаточная вариативность.
квазисказка становится объектом, который можно анализировать (расчленять), классифицировать, которым можно манипулировать. Итак, «сначала мы живое убиваем, затем на части разлагаем, но жизни там в помине нет».
Дефекты интерпретации и толкования сказки
Вопрос о интерпретации «сказки» встает тогда, когда смыслы утрачиваются, когда реципиент уже не способен вжиться в явление. Погружение изложения «сказки» в новый контекст при её аксиологической выхолощенности или девиированности (иногда до противоположности) часто приводит к перверсии её смысла. Пренебрежение к влиянию контекста «сказки» на её интерпретацию легко видеть на примере извращения смысла «сказки» «Красная Шапочка» при её перенесении из контекста Швейцарии в контекст России, где образ потенциальной проститутки подменяется образом девочки нравственного поведения.

Итак, на этапе интерпретации достаточно часто, чтобы не сказать всегда, происходит переиначивание смыслов сказок и, тем самым, научное видение «сказки» приходит в противоречие с народным её прототипом.

Дефекты подготовки к изданию (изменение фабул сказок)
[257]

Может так случиться (а так чаще всего и бывает), что социальный заказ (напр., властей или толпы) подталкивает к иному варианту текста, чем в прототипе (напр., заказывается happy end). Если издатели пойдут на это, изменится фабула сказки, а они совершат преступление против этноса — породителя сказки, ибо они пытаются менять нравственно-этический смысл сказки, теперь уже не в научном сообществе, а в публике, подрывая, таким образом, основы этнокультуры и толкая этнос во «времена перемен».

Итак, когда распространяются инвалидизированные фабулы сказок (а подавляющее большинство фабул сказок уже изменены), то начинается мучительная социальная перестройка этнокультурных реалий, которые перечислены в разделе «Социальная роль сказки».

Дефекты, возникающие при печатном опубликовании
Раньше сказители сюжетно меняли изложение сказки по забывчивости или под конкретную обстановку. Естественный отбор приводил к продуктивным изменениям сказки. Именно печатная публикация, к которой теперь «сказители» могут обратиться сами или их могут отослать к «правильной версии», тормозит дальнейшее развитие живых естественных изменений сказки в этносе и выступает как средство снижения или иссечения жизненаполненности сказки.

Итак, массовая печатная фиксация есть псевдоморфизм сказки, при котором труп сказки эталонируется.

Дефекты, возникающие в сказке при изображении её персонажей
На практике, в основном, иллюстрирование сказок и изготовление персонажеморфных игрушек вызывает несопоставимо большее опредмечивание, чем печатная вербальная фиксация сказки, в связи с её существенной передифференцированостью. Кроме того, в иллюстрациях широко распространились симулякры.

Итак, изображение персонажей сказки стало вторым способом её калечения.

Влияние аудиопубликаций сказки на её качество
Возможно два вида аудиопубликаций сказки: сказывание её сказителем и чтение квазисказки актерами. Второй вид публикации есть её опредмечивание через иллюстрирование аудиальными средствами.

[258]

Итак, исполнение актёрами сказок является движущей силой приближающейся катастрофы, а сказывание сказителем — нет, но массово распространена практика именно исполнения актерами.

Влияние видео-аудиопубликаций сказки на её качество
Среди видео-аудиопубликаций сказки львиную долю занимают театральные, теле- и кинопостановки. Они реализуют двойное опредмечивание: и видео- и аудио-.

Итак, это средство опубликования сказки принципиально не отличается от двух предыдущих, но усиливается за счет совмещения их.

Деструкция сказки, возникающая при её электронном воплощении
При электронном воплощении квазисказки имеют место те же самые разрушительные процессы, что и в аудио и видео-аудио экспликациях её. Электронные носители дают пользователю возможность интерактивного взаимодействия с сюжетом, что приводит к перебору возможных вариантов сюжетов, включая абсурдные. Именно такое действие окончательно уничтожает предназначение сказки, так как иссекается имманентный ей повтор и, тем самым, тропление психики, структурирующее конкретные нравственные интенции.

Итак, электронные носители (благо еще не массовые) доводят до предела разрушительные тенденции, возникающие при опубликовании «сказки».

Распространение авторской сказки как одной из движущих к катастрофе сил
На современное состояние мира сказки сильное влияние оказал процесс, вызванный к жизни силами литераторов, сведшийся к подражанию исконным сказкам и выразившийся в сложившемся жанре «авторская сказка». В результате в начале XXI века в телевизионной сетке вещания авторские сказки решительно потеснили (чтобы не сказать, подавили) исконные сказки. Согласно гипотезе В. Маканина, когда в основу художественного произведения кладется бытующий в народе прототип, то этот прототип исчезает из жизни народа.

Итак, произвольная авторская сказка, будучи фантастикой, механически замещает исконную сказку, не осуществляя её работы,

[259]

а будучи переложением народной сказки, если принять гипотезу В. Маканина, уничтожает её (авторское ограбление народа).

Снижение уровня значимости сказки использованием её в рекламных целях
Всякая реклама есть склейка рекламируемого с архетипическим как сверхзначимым. Распространившееся название кафе, конфет, развлекательных мероприятий — «Сказка» и есть такая склейка. При рекламной склейке значимость архетипического (в нашем случае, сказки) снижается вплоть до рассасывания. Все предыдущие движущие силы, приближающие катастрофу, были частными, а эта реализует уничтожение значимости сказки в целом путем её девальвации.

Заключение
Сказка как этнокультурное явление огромной силы используется рядом пробивающихся новшеств, вписанию которых в культуру она диалектически способствует. При этом они явно топят сказку, которая сейчас искалечена и близка к летальному исходу. «Остались от козлика рожки да ножки» Существуют слабые проблески оживления сказочности, выражающиеся в кинопубликациях, типа «Убить дракона», «Айболит-66». Общее положение таково, что спонтанное собственное развитие уже не успеет спасти сказку и потому, если решить, что она должна жить, необходим ее глубокий всесторонний дизайн. Лишь при условии дизайна сказки становится возможным ее кризис и катарсис.

Опубликовано 22 февраля 2005 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1109058406 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ФИЛОСОФИЯ Сказка — уродуемое урочище

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network