LIBRARY.BY → ФИЛОСОФИЯ → Подарок к 100-летию со дня смерти → Версия для печати
По стандарту ВАК Республики Беларусь:публикация №1108626734, версия для печати
Подарок к 100-летию со дня смерти
Дата публикации: 17 февраля 2005
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1108626734)
Рубрика: ФИЛОСОФИЯ ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ
Подарок к 100-летию со дня смерти
Владимира Соловьёва
Переходный год между двумя тысячелетиями ознаменовался двумя значительными издательскими начинаниями. В издательстве "Наука" вышел первый том Полного собрания сочинений (ПСС) Льва Толстого в 100 томах и два первых тома Полного собрания сочинений и писем Владимира Соловьёва в 20 томах. Если наши издатели имеют солидный опыт подготовки полного собрания сочинений Л. Толстого, как и других классиков литературы, то полное собрание сочинений философа издаётся у нас в первый раз. И то, что таким философом оказался Вл. Соловьёв, конечно, не случайно: сейчас уже не нужно объяснять читателям значение трудов и дел нашего крупнейшего философа. Случайно разве только то, что такое издание появляется к 100-летию со дня смерти Вл. Соловьёва, хотя в этом можно видеть символический смысл: последнее собрание сочинений философа выходило в 1911–1914 гг., и этот разрыв во времени определяет истинную меру трагического перерыва в нашей философской культуре.
Нынешнее издание, выходящее под эгидой Института философии РАН и при финансовой поддержке РГНФ и других спонсоров, задумано в уже установившемся стиле академических собраний сочинений, блестящие примеры которого являют 30-томное ПСС Ф.М. Достоевского (Л.: Наука, 1972–1990) и выходящее по сей день ПСС М. Горького. Оно подразумевает в качестве своей основы "критическое изучение всех выявленных до настоящего времени источников текста – печатных и рукописных", сопровождаемое обширными комментариями. Осуществление такой программы стало возможным в результате многолетней деятельности по выявлению неизвестных публикаций и рукописей Вл. Соловьёва, а также кропотливой текстологической работы ряда наших исследователей, и прежде всего Н.В. Котрелёва и более молодого его коллеги А.П. Козырева. Вышедшие первые два тома позволяют уже усмотреть, в какой мере издателям удалось реализовать эту программу.
Не может быть сомнений в том, что в первом опыте академического издания невозможно избежать огрехов и спорных решений. Но прежде чем говорить о них, нужно констатировать, что в целом издание удалось. Уже в двух первых томах опубликован ряд статей, затерявшихся в периодической печати и не переиздававшихся в собраниях сочинений. Но самым главным новшеством является публикация черновых отрывков, набросков планов, записей лекций, выявленных в бумагах Вл. Соловьёва, сохранившихся в различных архивах. Здесь прежде всего нужно назвать обширный трактат под условным названием "София", занимающий 160 страниц во втором томе. Отрадно, что наряду с переводом опубликован и оригинальный французский текст. Очень удачны пространные комментарии издателей. В них подробно освещаются жизненные обстоятельства Вл. Соловьёва и творческая история создания публикуемых текстов. В комментариях широко использованы документы и письма как самого философа, так и других лиц, большинство которых никогда не публиковались. Весьма интересен очень подробный обзор откликов на магистерскую диссертацию "Кризис западной философии (против позитивистов)", сделанный на основе скрупулёзного анализа тогдашней периодики. Всё это даёт впечатляющую картину общественной жизни того времени, когда творил философ. В этом и нужно видеть цель примечаний в академическом издании – и с ней публикаторы отлично справились.
В основу расположения текстов издатели положили хронологический принцип, хотя и признали, что его не удастся строго выдержать без сближения близких по теме работ (т. 1, с. 9–10). Однако в маленькой репортёрской заметке "Из Свиштова", помещённой во втором томе, невозможно увидеть хоть какой-нибудь близости с глубокими материалами метафизической тематики, составляющими основное содержание этого тома. Можно увидеть лишь один резон для этого: побыстрее опубликовать ранее неизвестный текст.
Вышедшие два тома не позволяют усмотреть принятых издателями принципов использования черновых архивных материалов. Так, во втором томе публикуются обширные тексты, которые можно рассматривать как подготовительные материалы к трактатам, излагающим оригинальную философскую систему Вл.Соловьёва. Но в первом томе ничего не говорится о подготовительных материалах к магистерской диссертации. А между тем в архиве (РГАЛИ, ф. 446, оп. 2, ед. хр. 13, л. 32–41) сохранился фрагмент, близкий к тексту её предисловия, который содержит интересные варианты и отклонения. В архивах можно найти фрагменты, наброски, варианты и других произведений. Собираются ли их использовать издатели?
Теперь я перехожу к неприятной особенности рецензируемого издания. Я с тревогой открыл столь желанные тома, опасаясь, что упомянутые выше исследователи перенесут в новое издание своё высокомерное пренебрежение к труду предшественников, которое ощущалось в их предыдущих текстологических публикациях. К сожалению, эти опасения оправдались в полной мере. В вводной статье ко всему изданию "От редакции" в перечислении предыдущих собраний сочинений Вл.Соловьёва не упомянут двухтомник издательства "Мысль" (серия Философское наследие), вышедший под редакцией А.Ф. Лосева и А.В. Гулыги в двух изданиях в 1988 и 1990 гг. – "Наиболее заметными" для авторов вводной статьи оказались издания, подготовленные с их участием (см. т. 1, с. 8). – Между тем, упомянутый двухтомник, несмотря на некоторые несовершенства, при своём общем тираже в 70 тыс. экз. еще много лет будет для широкого читателя основным источником философских текстов Вл. Соловьёва.
В академических изданиях общепринято каждый том начинать с опубликованных сочинений и лишь в конце помещать незавершённое. Так поступают и наши публикаторы в первом томе. Но уже во втором томе этот порядок нарушается, и он открывается незавершёнными текстами трактата "София". Как ни оценивать его основательность и важность в качестве первоистока дальнейших сочинений философа, нарушать принципы публикаций нет никаких оснований. Тем более нет причин помещать в начале наброски планов и черновики. Всё это, конечно, не случайное нарушение. Это – демонстрация. И демонстрация не важности трактата, а публикаторских амбиций. Владимир Сергеевич, наверное, весело посмеялся бы над таким невинным способом "себя показать", но для солидного академического издания это как-то некрасиво.
Нужно в целом высоко оценить работу А.П. Козырева по публикации и переводу трактата "София". Вполне можно согласиться и с принятым им способом расположения частей текста. Неприятное ощущение оставляют только снова издательские амбиции. Французский текст "Софии" впервые был опубликован о. Франсуа Руло, который сделал многочисленные коррективы чисто грамматического характера. Нынешний публикатор практически все их использовал (см. его сноски с пометкой "в рукописи: …"), но без ссылок на Руло. Русский перевод отдельных отрывков из трактата впервые сделал С.М. Соловьёв-мл. в своей книге "Владимир Соловьёв. Жизнь и творческая эволюция" (М.: Республика, 1997). А.П. Козырев использует этот перевод в своей работе, что, разумеется, не является предосудительным, если бы это было оговорено явно. Как-то даже неловко говорить о таких очевидных вещах. Вот пример того, как поступают в таких случаях. В немецком собрании сочинений Вл. Соловьёва перевод на немецкий язык французского текста книги "Россия и вселенская церковь" сопровождается примечанием: "Переводчики с благодарностью использовали превосходный русский перевод Г.А. Рачинского (М., 1911)" (Deutsche Gesamtausgabe der Werke von Wladimir Solowjew. Wewel. München. Bd. III. 1954. S. 472).
Сам перевод трактата "София", конечно, ещё далёк от того, чтобы его можно было назвать каноническим. Автор перевода декларирует (т. 2, с. 314), что в его основу положен принцип соотнесения системы понятий французского текста и русских сочинений и черновиков того же периода, прежде всего статьи "Философские начала цельного знания". Увы! Это разумное намерение осталось совершенно невыполненным. Как легко убедиться из текста этой статьи, опубликованной в том же томе, Вл. Соловьёв всегда пишет абсолютное первоначало, а не абсолютное начало, сущее в себе, а не существо в себе, отрицательный, а не негативный, не говоря уже о том, что вместо канцеляризма как таковое всегда использует форму как такое (что следовало бы перенять и современным авторам). Здесь неуместно подробно разбирать перевод, упомяну лишь о паре бросившихся в глаза несообразностей.
В переводе встречаются совершенно непонятные обороты. Что бы могло означать: "религия – это дерево, простирающее свою дарохранительницу на всю землю" (т. 2, с. 79)? А.П. Козырев использует здесь единственный перевод слова tabernacle, приводимый во французско-русском словаре Ганшиной. Однако достаточно обратиться к другим словарям (и прежде всего, к латинскому), чтобы убедиться в том, что вариант сень, использованный в переводе С.М. Соловьёва, является полностью адекватным смыслу. Далее, на стр. 154 l'unité gamique переведено как единство гаммы. Помимо того, что смысл такого выражения совершенно загадочен, оно и невозможно грамматически, ибо слово гамма и во французском содержит две буквы м. Здесь ключом к переводу может служить то, что по-гречески слово γάμος означает брак. Поэтому gamique следует переводить как брачный или хотя бы гамный (как в слове полигамный). Мне кажется, что когда переводчик сталкивается с затруднениями, как в указанных местах, он должен в примечаниях прямо об этом информировать читателя. – Не считают же комментаторы зазорным упоминать о том, что ими не установлен источник той или иной цитаты (см. т. 1, с. 310, 324 и т. д.). Лишь в одном случае переводчик поясняет, что он буквально перевёл psychodique как психодический. Это слово трижды встречается в тексте Вл. Соловьева (т. 2, с. 62, 64), он явно не сам его придумал, но в современных толковых французских словарях его найти невозможно; комментарий переводчика (т. 2, с. 334) также мало убеждает.
Однако в целом нужно признать, что первые тома задают правильный тон академическому собранию сочинений Вл. Соловьёва. Амбиции издателей, можно надеяться, затухнут по мере дальнейшего движения. И нужно пожелать, чтобы начатое столь удачно издание успешно завершилось, что отнюдь не просто в нынешних условиях жизни и книжного дела.
Ю.И. Наберухин
(Философский факультет НГУ)
Владимира Соловьёва
Переходный год между двумя тысячелетиями ознаменовался двумя значительными издательскими начинаниями. В издательстве "Наука" вышел первый том Полного собрания сочинений (ПСС) Льва Толстого в 100 томах и два первых тома Полного собрания сочинений и писем Владимира Соловьёва в 20 томах. Если наши издатели имеют солидный опыт подготовки полного собрания сочинений Л. Толстого, как и других классиков литературы, то полное собрание сочинений философа издаётся у нас в первый раз. И то, что таким философом оказался Вл. Соловьёв, конечно, не случайно: сейчас уже не нужно объяснять читателям значение трудов и дел нашего крупнейшего философа. Случайно разве только то, что такое издание появляется к 100-летию со дня смерти Вл. Соловьёва, хотя в этом можно видеть символический смысл: последнее собрание сочинений философа выходило в 1911–1914 гг., и этот разрыв во времени определяет истинную меру трагического перерыва в нашей философской культуре.
Нынешнее издание, выходящее под эгидой Института философии РАН и при финансовой поддержке РГНФ и других спонсоров, задумано в уже установившемся стиле академических собраний сочинений, блестящие примеры которого являют 30-томное ПСС Ф.М. Достоевского (Л.: Наука, 1972–1990) и выходящее по сей день ПСС М. Горького. Оно подразумевает в качестве своей основы "критическое изучение всех выявленных до настоящего времени источников текста – печатных и рукописных", сопровождаемое обширными комментариями. Осуществление такой программы стало возможным в результате многолетней деятельности по выявлению неизвестных публикаций и рукописей Вл. Соловьёва, а также кропотливой текстологической работы ряда наших исследователей, и прежде всего Н.В. Котрелёва и более молодого его коллеги А.П. Козырева. Вышедшие первые два тома позволяют уже усмотреть, в какой мере издателям удалось реализовать эту программу.
Не может быть сомнений в том, что в первом опыте академического издания невозможно избежать огрехов и спорных решений. Но прежде чем говорить о них, нужно констатировать, что в целом издание удалось. Уже в двух первых томах опубликован ряд статей, затерявшихся в периодической печати и не переиздававшихся в собраниях сочинений. Но самым главным новшеством является публикация черновых отрывков, набросков планов, записей лекций, выявленных в бумагах Вл. Соловьёва, сохранившихся в различных архивах. Здесь прежде всего нужно назвать обширный трактат под условным названием "София", занимающий 160 страниц во втором томе. Отрадно, что наряду с переводом опубликован и оригинальный французский текст. Очень удачны пространные комментарии издателей. В них подробно освещаются жизненные обстоятельства Вл. Соловьёва и творческая история создания публикуемых текстов. В комментариях широко использованы документы и письма как самого философа, так и других лиц, большинство которых никогда не публиковались. Весьма интересен очень подробный обзор откликов на магистерскую диссертацию "Кризис западной философии (против позитивистов)", сделанный на основе скрупулёзного анализа тогдашней периодики. Всё это даёт впечатляющую картину общественной жизни того времени, когда творил философ. В этом и нужно видеть цель примечаний в академическом издании – и с ней публикаторы отлично справились.
В основу расположения текстов издатели положили хронологический принцип, хотя и признали, что его не удастся строго выдержать без сближения близких по теме работ (т. 1, с. 9–10). Однако в маленькой репортёрской заметке "Из Свиштова", помещённой во втором томе, невозможно увидеть хоть какой-нибудь близости с глубокими материалами метафизической тематики, составляющими основное содержание этого тома. Можно увидеть лишь один резон для этого: побыстрее опубликовать ранее неизвестный текст.
Вышедшие два тома не позволяют усмотреть принятых издателями принципов использования черновых архивных материалов. Так, во втором томе публикуются обширные тексты, которые можно рассматривать как подготовительные материалы к трактатам, излагающим оригинальную философскую систему Вл.Соловьёва. Но в первом томе ничего не говорится о подготовительных материалах к магистерской диссертации. А между тем в архиве (РГАЛИ, ф. 446, оп. 2, ед. хр. 13, л. 32–41) сохранился фрагмент, близкий к тексту её предисловия, который содержит интересные варианты и отклонения. В архивах можно найти фрагменты, наброски, варианты и других произведений. Собираются ли их использовать издатели?
Теперь я перехожу к неприятной особенности рецензируемого издания. Я с тревогой открыл столь желанные тома, опасаясь, что упомянутые выше исследователи перенесут в новое издание своё высокомерное пренебрежение к труду предшественников, которое ощущалось в их предыдущих текстологических публикациях. К сожалению, эти опасения оправдались в полной мере. В вводной статье ко всему изданию "От редакции" в перечислении предыдущих собраний сочинений Вл.Соловьёва не упомянут двухтомник издательства "Мысль" (серия Философское наследие), вышедший под редакцией А.Ф. Лосева и А.В. Гулыги в двух изданиях в 1988 и 1990 гг. – "Наиболее заметными" для авторов вводной статьи оказались издания, подготовленные с их участием (см. т. 1, с. 8). – Между тем, упомянутый двухтомник, несмотря на некоторые несовершенства, при своём общем тираже в 70 тыс. экз. еще много лет будет для широкого читателя основным источником философских текстов Вл. Соловьёва.
В академических изданиях общепринято каждый том начинать с опубликованных сочинений и лишь в конце помещать незавершённое. Так поступают и наши публикаторы в первом томе. Но уже во втором томе этот порядок нарушается, и он открывается незавершёнными текстами трактата "София". Как ни оценивать его основательность и важность в качестве первоистока дальнейших сочинений философа, нарушать принципы публикаций нет никаких оснований. Тем более нет причин помещать в начале наброски планов и черновики. Всё это, конечно, не случайное нарушение. Это – демонстрация. И демонстрация не важности трактата, а публикаторских амбиций. Владимир Сергеевич, наверное, весело посмеялся бы над таким невинным способом "себя показать", но для солидного академического издания это как-то некрасиво.
Нужно в целом высоко оценить работу А.П. Козырева по публикации и переводу трактата "София". Вполне можно согласиться и с принятым им способом расположения частей текста. Неприятное ощущение оставляют только снова издательские амбиции. Французский текст "Софии" впервые был опубликован о. Франсуа Руло, который сделал многочисленные коррективы чисто грамматического характера. Нынешний публикатор практически все их использовал (см. его сноски с пометкой "в рукописи: …"), но без ссылок на Руло. Русский перевод отдельных отрывков из трактата впервые сделал С.М. Соловьёв-мл. в своей книге "Владимир Соловьёв. Жизнь и творческая эволюция" (М.: Республика, 1997). А.П. Козырев использует этот перевод в своей работе, что, разумеется, не является предосудительным, если бы это было оговорено явно. Как-то даже неловко говорить о таких очевидных вещах. Вот пример того, как поступают в таких случаях. В немецком собрании сочинений Вл. Соловьёва перевод на немецкий язык французского текста книги "Россия и вселенская церковь" сопровождается примечанием: "Переводчики с благодарностью использовали превосходный русский перевод Г.А. Рачинского (М., 1911)" (Deutsche Gesamtausgabe der Werke von Wladimir Solowjew. Wewel. München. Bd. III. 1954. S. 472).
Сам перевод трактата "София", конечно, ещё далёк от того, чтобы его можно было назвать каноническим. Автор перевода декларирует (т. 2, с. 314), что в его основу положен принцип соотнесения системы понятий французского текста и русских сочинений и черновиков того же периода, прежде всего статьи "Философские начала цельного знания". Увы! Это разумное намерение осталось совершенно невыполненным. Как легко убедиться из текста этой статьи, опубликованной в том же томе, Вл. Соловьёв всегда пишет абсолютное первоначало, а не абсолютное начало, сущее в себе, а не существо в себе, отрицательный, а не негативный, не говоря уже о том, что вместо канцеляризма как таковое всегда использует форму как такое (что следовало бы перенять и современным авторам). Здесь неуместно подробно разбирать перевод, упомяну лишь о паре бросившихся в глаза несообразностей.
В переводе встречаются совершенно непонятные обороты. Что бы могло означать: "религия – это дерево, простирающее свою дарохранительницу на всю землю" (т. 2, с. 79)? А.П. Козырев использует здесь единственный перевод слова tabernacle, приводимый во французско-русском словаре Ганшиной. Однако достаточно обратиться к другим словарям (и прежде всего, к латинскому), чтобы убедиться в том, что вариант сень, использованный в переводе С.М. Соловьёва, является полностью адекватным смыслу. Далее, на стр. 154 l'unité gamique переведено как единство гаммы. Помимо того, что смысл такого выражения совершенно загадочен, оно и невозможно грамматически, ибо слово гамма и во французском содержит две буквы м. Здесь ключом к переводу может служить то, что по-гречески слово γάμος означает брак. Поэтому gamique следует переводить как брачный или хотя бы гамный (как в слове полигамный). Мне кажется, что когда переводчик сталкивается с затруднениями, как в указанных местах, он должен в примечаниях прямо об этом информировать читателя. – Не считают же комментаторы зазорным упоминать о том, что ими не установлен источник той или иной цитаты (см. т. 1, с. 310, 324 и т. д.). Лишь в одном случае переводчик поясняет, что он буквально перевёл psychodique как психодический. Это слово трижды встречается в тексте Вл. Соловьева (т. 2, с. 62, 64), он явно не сам его придумал, но в современных толковых французских словарях его найти невозможно; комментарий переводчика (т. 2, с. 334) также мало убеждает.
Однако в целом нужно признать, что первые тома задают правильный тон академическому собранию сочинений Вл. Соловьёва. Амбиции издателей, можно надеяться, затухнут по мере дальнейшего движения. И нужно пожелать, чтобы начатое столь удачно издание успешно завершилось, что отнюдь не просто в нынешних условиях жизни и книжного дела.
Ю.И. Наберухин
(Философский факультет НГУ)
Опубликовано 17 февраля 2005 года
Главное изображение:
