публикация №1108592597, версия для печати

Борис Вышеславцев о познании Абсолюта


Дата публикации: 17 февраля 2005
Публикатор: Алексей Петров (номер депонирования: BY-1108592597)
Рубрика: ФИЛОСОФИЯ ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ


С.В.Дворянов



Юра хорошо думал и очень хорошо

писал. Он еще с гимназических лет мечтал о прозе,

о книге жизнеописаний, куда бы он в виде скрытых

взрывчатых гнезд мог вставлять самое ошеломляющее

из того, что он успел увидеть и передумать. Но для

такой книги он был еще слишком молод, и вот он

отделывался вместо нее писанием стихов, как писал бы

живописец всю жизнь этюды к большой задуманной

картине.

Б. Пастернак. Доктор Живаго.






1. Высокий дилетантизм.

Вышеславцевы, чей дворянский род известен в России с пятнадцатого века, к первому ряду знати никогда не причислялись, но были и не из последних : достойно проходили свое поприще в чинах стольников, воевод, полномочных послов при иноземных дворах и были жалованы за многие службы поместными окладами в Тамбовской, Пензенской и Московской губерниях. И дворянское происхождение глубоко запечетлелось на всем личностном и творческом облике Бориса Петровича Вышеславцева, укрепив в нем чувство свободы и то дворянское чувство равенства со всеми живущими ( Б. Пастернак), которое иногда раздражало его заслуженных коллег, с трудом мирившихся с претензиями на ученость этого по видимости филосовствующего плейбоя. Но даже такой мученик идеи, как П.И.Новгородцев, чья нравственная чистота граничила со святостью, и чьи оценочные критерии были , может быть, слишком высоки, даже и он не мог усомниться в подлинности философского дара и пафоса Б.П.Вышеславцева. В цитируемом ниже отрывке из письма П.И.Новгородцева к П.Б. Струве речь, видимо, также идет о не вполне приемлимых с ригористической точки зрения компромиссах с большевистской властью, на которые Вышеславцев пытался пойти, чтобы избежать высылки из России на печально знаменитом философском параходе, но которые его так и не уберегли от уже полудобровольной эмиграции спустя три месяца после исхода главных философских сил.

Вышеславцева, - пишет в 1923 г. Новгородцев Петру Бернгардовичу Струве, - я знаю очень давно и, быть может, лучше, чем кто-либо из вас. Впрочем, та характеристика, которую Вы даете, вполне совпадает с моей. Это человек одаренный, но и бесспорно нравственно легкомысленный и слабый и в этом смысле стоящий ниже среднего допустимого уровня. При этом так как искоренить в себе того, что дало ему изучение философии и морали он не может, даже и тогда, когда принимает на себя личину, чтобы войти в лагерь врагов, и в душе его остается неугасимая точка света, то и выходит именно так, как Вы сказали, что и враги его скоро распознают, что он не их, а только лицемерит, и единомышленники чувствуют, что есть точка света, но не все убеждаются, что настоящая, неподдельная <...>

Вот что я прибавлю на основании долговременного наблюдения над Вышеславцевым. Будучи по своему нравственному уровню н и ж е среднего, по своим домогательствам и притязаниям он всегда оказывался в ы ш е принятого и допустимого академическими нравами...<...> Теперь Вы спросите, какой из всего этого вывод ? Вы настаиваете, что не надо губить человека, и я скажу, что не надо губить человека. Даст Бог, времена будут легче и Вышеславцев выправится : таким людям нельзя потакать в тяжелое время безнаказанно. Не понимаю также, почему Вы считаете, почему он может вести семинарий по истории русской общественности, ведь тут требуется огромное познание, которого он не имеет. Этот семинар могли бы вести Вы, мог бы вести Булгаков. Но почему вы считаете, что Выш<еслав >цев, я этого совершенно не понимаю. А между тем, из всех Ваших семинарий этот самый трудный и самый ответственный. Тут надо касаться глубочайших корней современного кризиса и русского предназначения, и тут должен выступить человек б о л е е п л а м е н е ю щ и й и б о л е е с в е т л ы й 1).

За свою неудачную попытку компромисса с большевиками Вышеславцев в конце своей жизни расквитался книгой Философская нищета марксизма. Но нужно признать, что именно потому, что в ней он выступил как человек более пламенеющий, каждая фраза которого облита горечью и злостью, эта книга оказалась и наименее удачной. Будучи по возрасту ровесником младшего из веховцев С.Л.Франка, по душевно-духовному складу Б.П.Вышеславцев принадлежал уже к следующему поколению деятелей русского духовного ренессанса. Он не прошел закалку беззаветной и беспощадной духовной борьбой с ненавистным для русской интеллигенции общественным строем, существовавшим до либеральных реформ 1905 года, но зато он сохранил гибкость, отзывчивость и гармоничность души и ума, их направленность не на борьбу с низменным, а на духовное возрастание личности, благодаря чему и заслужил от философов младших поколений глубокую признательность и титулатуру Рахманинова русской философии2).

Философское творчество Вышеславцева содержит в себе неискоренимые черты высокого дилетантизма. И это должно быть сказано не в укор, а скорее в похвалу ему. Русская дворянская культура достигла неслыханных высот именно потому, что ориентировалась не столько на внешние критерии, предъявляемые профессиональными сообществами, сколько на оценку людей своего круга, готовых чутко реагировать на присутствие в произведении ноты подлинности или фальши. Важно было расслышать, насколько глубоко задевают лично автора поставленные им проблемы и насколько способен он противостоять бесу тщеславия, а значит и соскальзыванию на путь измельчания.

Но такие высокие критерии, повышая требования к себе у автора, не всегда способствуют продуктивности в количественном выражении, зачастую превращая произведения в этюды к так и не написанной главной картине или книге.

Покидая навечно Россию на сорок шестом году жизни, Вышеславцев имел в авторском багаже всего одну книгу : Этика Г.И.Фихте, да и ту написанную под давлением необходимости получить магистерскую степень. И за всю свою довольно долгую семидесятисемилетнюю жизнь он издал только шесть книг, что по меркам эпохи духовного ренессанса немного, особенно если сопоставить это с продуктивностью Н.О.Лосского, Н.А.Бердяева или С.Л. Франка. Но уже первая, изданная в 1914 году в количестве 350 экземпляров, книга поставила его в ряд ведущих философов дореволюционной России. А изданная в 1931 году в Париже книга Этика преображенного Эроса дает нам полное право причислить Вышеславцева к лику классиков русского духовного ренессанса. Публикуя в предисловии к этой книге программу должного воспоследовать второго тома исследования, Борис Петрович, несомненно, лукавил, ибо решение всех шести обозначенных в этой программе философских проблем уже было намечено в первом томе в виде скрытых взрывчатых гнезд. И он, эссеист по своей творческой манере, конечно же, вполне осозновал, что размазывание на целые главы этих взрывчатых гнезд ничего существенного не добавило бы к раскрытым в них философским перспективам, но только ослабило бы их духоподъемную силу.


2. Три источника и три составные части...


Первый кит, послуживший опорой для творчества Б.П.Вышеславцева, - это прекрасная философская подготовка, полученная им в школе П.И. Новгородцева. Собственно говоря, это была единственная философская школа в Москве в начале ХХ века. Сергей Николаевич Трубецкой слишком рано умер и слишком много сил после защиты в 1900 году докторской диссертации и вплоть до своей кончины в 1905 году отдавал участию в общенациональных общественных движениях. Поэтому на молодую философскую поросль он влиял скорее обоянием личности, чем прямым методическим руководством. У Льва же Михайловича Лопатина ( если позволительно чуть шаржировать его портрет ) было лишь две пламенные страсти : продолжительный послеобеденный сон и посещение ежевечерних до третьих петухов журфиксов. Времени катастрофически не хватало и на собственную серьезную работу, не говоря уже о том, чтобы еще вникать в проблематику, кружившую голову молодежи. Видимо, чувствуя свою уязвимость, Лев Михайлович щедро одаривал пятерками студентов и как простуды боялся конкуренции со стороны молодых талантов, всячески воспрепятствовав, например, переводу из Санкт-Петербурга в Москву подававшего большие надежды Н.О. Лосского и поспешив ради этого вызвать из Киева скромного Г.И.Челпанова, не способного поколебать авторитет московского мэтра.

Творческую же атмосферу, царившую в школе П.И.Новгородцева, пожалуй, лучше всего передают слова Ивана Ильина, однокашника Вышеславцева по аспирантуре. П.И. Новгородцев, пишет Ильин, всегда говорил о главном ; не о фактах, не о средствах, отвлеченно, но о живом ; он говорил о целях жизни, и, прежде всего, о праве ученого исследовать и обосновывать эти идеи. Вокруг него, его трудов, докладов и лекций шла полемика, идейная борьба <...> Слагалось идейное бродило, закладывались основы духовного понимания жизни, общественности и политики <...> Он обладал исключительным чутьем к т е м е. Интуитивно улавливая, как бы подслушивая внутренним слухом, где и как бьется сердце предмета, он отыскивал то умопостигаемое место, в котором завязан главный узел проблем <... > 3).

Направление мысли Новгородцева и сама ее энергия оказались чрезвычайно созвучны духовным устремлениям Вышеславцева. Следует отметить, что в аспирантуру он пришел уже довольно зрелым человеком, с вполне осознанными основными интересами. Окончив курс наук на юридическом факультете, видимо, в качестве вольнослушателя ( о чем говорит отсутствие в университетском архиве личного дела студента Б.Вышеславцева ) , он после этого несколько лет проработал в адвакатуре. И нигде лучше, как в адвакатуре, он не мог бы осознать и прочувствовать всей кожей условность и относительность любых юридических формулировок. Более того, перед ним уже тогда могла забрезжить и мысль о том, что любые человеческие рационализации находятся в кровном родстве с юридическим крючкотворстовом. Но остро пережить отноительность и условность рациональной мысли можно было только при одном условии, а именно при уже открывшемся доступе к Абсолютному, при уже укоренившейся в уме и душе интуиции Абсолютного. Только на фоне Абсолютного относительное воспринимается как относительное. Как позднее напишет ровесник и во многом единомышленник Вышеславцева С. Л. Франк : Всякое наше знание имеет своей основой самообнаружение абсолютной реальности <...> Абсолютное первее, очевиднее всего относительного и частного, которое мыслимо только на его основе 4).

Именно в этом направлении работала мысль Новгородцева, который смог в доступной форме выразить и передать ученикам биение своей мысли. Новгородцев осознал опасность абсолютизации относительного, опасность превращения средства в конечную цель, то есть опасность утопического мышления. Он глубоко проанализировал две рожденные на Западе, но уже захватившие сознание и русской интеллигенции наиболее влиятельные утопии : утопию совершенного правового государства, и утопию совершенного социального строя. И здесь нельзя не подчеркнуть тот важный факт, что если опасность второй из указанных утопий, нашедшей наиболее яркое выражение в марксизме, сегодня осознанно в достаточной мере, то опасность первой из них нам еще предстоит осознать. Дело ведь не столько в форме утопии, сколько в утопичности как таковой, в нашем утопическом сознании, в нашей постоянной готовности поклониться идолу, а не Богу, в нашей готовности поверить в самодостаточность средств, в их якобы способность действовать в автоматическом режиме в направлении достижения благополучной и безмятежной жизни. Но освободиться от кошмара утопизма в век господства научного мировоззрения - дело чрезвычайной сложности, ибо наука ежечасно и ежесекундно порождает и поддерживает утопическую установку тем, что направляет наше внимание на поиски автоматизмов в жизни, тем самым как бы возвращая нас к ветхозаветной религии Закона.

Чтобы окончательно освободиться от соблазна утопизма, чтобы острее осознать несовместимость религии Законаи религии Благодати, Вышеславцеву пришлось опереться на второго кита. Рисуя образ Б.П.Вышеславцева как одного из ярких представителей эпохи русского духовного ренессанса, Ф.А.Степун не случайно указал на присущий ему артистизм. Одним из самых блестящих дискусионных ораторов среди московских философов, - вспоминал он, - был Борис Петрович Вышеславцев, приват-доцент Московского университета. <...> Юрист и философ по образованию, артист-эпикуреец по утонченному чувству жизни, и один из тех широких европейцев, что рождались и вырастали только в России, Борис Петрович развивал свою философскую мысль с тем радостным ощущением ее самодавлеющей жизни, с тем смакованием логических деталей, которые свойственны скорее латинскому, чем русскому уму. Говоря, он держал свою мысль, словно некий диалектический цветок, в высоко поднятой руке и, сбрасывая лепесток за лепестком, тезис за тезисом, то и дело в восторге восклицал : Поймите !...оцените!...5).

Вышеславцев вырабатывает свой собственный легкий, эссеистический стиль философствования, органично включая в ткань своих блестящих работ многочисленные поэтические вставки, цитируя не только поэтов отечественных, начиная с Пушкина и Тютчева, но и зарубежных - Гете, Гейне и других.

Артистизм, обладание развитым художественным вкусом помогли Б.П.Вышеславцеву лучше увидеть и понять, что философия есть вид искусства, что она есть искусство движения мысли одновременно в двух измерениях : в рациональном и ценностном.

Философия есть не только работа мысли в предметной сфере, но и духовный подъем, восхождение к Абсолюту. И в процессе этого подъема у нас нет возможности зацепиться за рационально фиксируемые факты, поэтому и критери истинности, то есть верности пути здесь иной. Не проницательность рациональной мысли, а сила воображения способна закрепить здесь достигнутые результаты.

Критерий истинности, пригодный для низких истин, то есть для установленного и познанного, - пишет Вышеславцев о воображении как о силе, движущей нас в ценностном измерении, - не имеет здесь никакого значения. Здесь не возникает вопроса о соответствии с эмпирической реальностью, ибо творческое воображение сознательно ищет иной, совсем иной реальности. Здесь существует свой собственный критерий истинности : высота и мощь сублимирующего образа. Обман становится творческой правдой ( художественной правдой прежде всего) , когда он действительно возвышает. Вооборажение правдиво тогда, когда оно есть творчество 6).

В этом понимании философии как единства ценностного и рационального мышления Вышеславцев не одинок. Об этом неоднократно писал Н.А.Бердяев. Об этом же пишет и С.Л. Франк : Вспоминая о принципе потенцированного, трансцендентального мышления, мы осознаем <...> что теоретически и реально безусловно неустранимое различие между значимой в себе ценностью <...> и грубой фактичностью есть все же <...> с в я з ь между ними <...> и, тем самым, свидетельство трансрационального их

е д и н с т в а 7).

Эта связь ценностного и фактического, рационально постигаемого, проявляется прежде всего в том, что Абсолютное, как высшую ценность, в принципе нельзя постигнуть ни рациональным, ни иррациональным актом в отдельности, но лишь в результате синтеза того и другого. Абсолютное первоначало, - подчеркивает тот же Франк, - открывается в своей конкретности лишь в связи со своей остальной реальностью 8). Надо обладать искусством так двигаться среди реальных предметов, создавать из них такие художественные композиции, чтобы это движение одновременно было движением и в горизонтальном и в вертикальном направлении. И только подлинное духовное возрастание выражает истинность или правду нашего движения по предметам. Критерий п р а в д ы, - подчеркивает Вышеславцев, - прежде всего имеет аксиологическое значение, выражает ц е н н о с т ь, а не реальное бытие 9). Следует лишь добавить, что реальное бытие означает здесь лишь такое бытие, каким оно видится художественно безчувственному взору. Художник и не художник смотрят на одно и то же, но видят разное.

И тем не менее, великолепная философская подготовка и артистизм, безупречный художественный вкус не являются исчерпывающими характеристиками духовной одаренности и самобытности Вышеславцева. Без третьего кита здесь было не обойтись. Русские философы неоднократно подчеркивали, что художественное познание есть лишь редуцированная форма

б о г о п о з н а н и я и что различные виды художественного творчества суть выпавшие из гнезд или выскочившие звенья более серьезного и более творческого искусства - искусства <...> полного претворения действительности смыслом и полной реализации в действительности смысла 10), то есть искусства Теургии.

Религия Благодати призвана не отменить Закон, а его исполнить, но и восполнить. Наполнить его смыслом, теплом, сердечным трепетом. Безблагодатное творчество бессильно претворить действительность смыслом, полностью реализовать в действительности смысл. Светским псевдонимом Благодати вдохновением не стоит злоупотреблять. Вышеславцев неоднократно подчеркивал, что в нашей мирской жизни все более ценное неизменно оказывается и более хрупким, недолговечным, эфемерным. Жизнь нас пытается убедить, что ценность и бытие несовместимы. И только благодатное знание неопровержимо свидетельствует, что высшая ценность обладает и высшей бытийственностью, то есть является Абсолютом. Только в вере онтологическое и аксиологическое измерение сплавляются воедино. Вера, - подчеркивает Вышеславцев, - есть аксиологическое отношение к Абсолюту, а не только онтологическое 11).

Любопытная бытовая деталь. Детство и юность Бориса Петровича Вышеславцева протекли в квартире, распологавшейся в доме при церковном храме Св. Евпла, что на улице Мясницкой. А прямо перед окнами квартиры находился дом-дворец Чертковых, со знаменитой Чертковской библиотекой, более полувека питавшей материалами журнал Русский архив, издававшийся П.И.Бартеньевым, бывшим ее библиотекарем. В том же чертковском доме распологалась и часто посещаемая Борисом Петровичем квартира его тетушек, переносившая его в мир ампира пушкинской эпохи. Так что светская и церковная культура, светская и церковная жизнь исподволь впитывались и синтезировались душой юного Вышеславцева. И когда впоследствии ему была предложена профессура в Парижском Свято-Сергиевском православном богословском институте, то это не повлекло за собой радикальной перемены ни в его мировоззрении, ни в его мирочувствии.

Бытовой уклад семьи и русская культурная традиция укоренили Б.П.Вышеславцева в православии, и ему не могло прийти в голову искать путь к религии через диалектические контраверзы Гегеля или Мережковского и соблазняться идеями нового религиозного сознания. И в дальнейшем серьезный его интерес к индийской мистике и глубинной психологии К.Юнга диктовался не какими-то духовными поисками, а пытливостью стремящегося к пониманию ученого и философа. Не проблема духовного выбора, а проблема духовного возрастания и совершенствования занимала его ум и душу, поэтому поиск Абсолютного и оказался в центре его философствования.


3. Истолкование феноменологической редукции как

трансцендирования к Абсолютному.


Без доступа к Абсолютному наша жизнь обессмысливается. И этот доступ к Абсолютному нам открывается, Абсолютное становится даже более очевидным, чем любое знание о вещах. Но мы сами закрываем себе доступ к нему, когда пытаемся мыслить Абсолютное как вещь и когда пытаемся расчислить движение к нему наподобие того, как мы контролируем движение среди вещей.

Абсолютное, - пишет Вышеславцев, - таинственно в своей глубине, столь же таинственно, как и я сам, и тем не менее о ч е в и д н о. Этого не мог понять век рационализма : о ч е в и д н о с т ь отождествлялась с я с н о с т ь ю и р а з д е л ь н о с т ь ю, иначе говоря, с рациональностью и познаваемостью, что совершенно неправильно12).

Таинственность Абсолютного зависит и от того, что в нем высшая бытийность и высшая ценность непостижимым образом слиты воедино. Только благодатное познание делает для нас очевидным такое единство, и только благодатное творчество указывает нам истинный путь к Абсолютному. Вышеславцев всячески подчеркивает, что на всех языках в слове благодать соединяются и высшая бытийность, дар свыше, и красота, грация, благо. Истинное творчество, - пишет он, - всегда б л а г о д а т н о, то есть выраженная и воплощенная в нем ц е н н о с т ь (благо) всегда д а н а, а не создана ; и в этой несотворенной красоте заключено главное очарование, грация, благодать. Б л а г о д а т н о с т ь есть особый критерий истинности 13).

И все же есть ли способ описания пути к Абсолюту ? Этот способ по мысли Вышеславцева указан методом феноменологической редукции. Феноменологическая редукция, - утверждает он, - есть фокус философии 14). Но суть феноменологической редукции мы не поймем, если упремся в работы феноменологов. Редукцию мы находим и в платоновском мифе о пещере, и в Упанишадах, где особенно мастерски описан путь возвышения через редуцирование всего мирского. Обращение к индийской мистике, по мнению Вышеславцева особенно важно потому, что там, в отличие от работ феноменологов, подчеркнута аксиологическая состовляющая редуцирования явлений. Кроме <...> онто-логического преимущества и независимости я, - подчеркивает Вышеславцев, - существует еще преимущество и независимость а к с и о л о г и ч е с к а я. <...> Особенно ясно это выступает у индусов : феноменологическая редукция применяется у них прежде всего для о б е с ц е н и в а н и я мира15).

Феноменологическая редукция Гуссерля именно вследствии его жесткой рационалистической установки, поднимает философа только на уровень трансцендентального, и не выводит его на уровень трансцендентного. Гуссерль абсолютизирует открывшееся ему трансцендентальное ego и тем самым закрывает себе доступ к подлинно абсолютному. И в этом, по мнению Вышеславцева, он оказывается на одном уровне с Контом, Фейербахом, Штирнером и Марксом. Феноменологическая редукция, - пишет Вышеславцев, - поднимает e g o над всею сферою явлений, н а д в с е ю в с е л е н н о ю. Это понятие бессознательно ощущают и выражают Фейербах , и Конт, И Маркс, и Штирнер <...> Ч у в с т в о з а в и с и м о с т и от сил природы, от вселенной <...> переходит в ч у в с т в о н е з а в и с и м о с т и, в чувство исключительности и абсолютности я <...> и эта независимость есть у т в е р ж д е н и е з а в и с и м о с т и вселенной от меня, от человечества, от пролетариата, от коллектива. Отсюда своеобразный пафос технического и организационного могущества коллектива, свойственный Марксу и всей религии прогресса16).

Первый трансцензус не выводит нас за рамки атеистического мировоззрения. Человек, пусть даже не сегодняшний, а тот, что в отдаленном будущем разовьет все свои способности, ставится на место Бога.

Если абсолютизирование, - подчеркивает Вышеславцев, - не доходит до Абсолютного, то оно абсолютизирует какую-либо конечную ценность, или конечное бытие. На место Абсолютного воздвигается и д о л и л и к у м и р, который есть мнимый Абсолют. Атеизм повинен не в том, что он с о к р у ш а е т к у м и р ы <...> на самом деле атеизм повинен в обратном : в сотворении себе кумира ! Атеизм повинен не в неверии, а, напротив, в легковерии и суеверии17).

Необходим второй этап трансцендирования ради выхода за пределы трансцендентального в трансцендентное, ради достижения того, что несоизмеримо с ego. Но этот второй этап трансцендирования есть уже движение в сфере не предметного, а бытийного познания. Такое продвижение есть событие в самом бытии. Это как бы насыщение бытийностью самого познающего. Абсолютное, - пишет А.В.Соболев, - открывается не путем рефлексии и не путем обобщения, а...как нам дается благодать<...> Да, философская мысль может быть выражена только на языке нашего земного, относительного опыта, но в сфере притяжения онтологических масс наш земной опыт протекает не по естественным законам ; он ломается, дробится, образует самые неожиданные комбинации. Философия есть исповедь о жизни под знаком Абсолютного 18).

Абсолютное, как первооснова, - пишет Вышеславцев, - есть для нас минимум познания и максимум бытия19). Разумеется, этот опыт второго этапа трансцендирования может быть выражен, по Вышеславцеву, только апофатически. И в этом Вышеславцев не оригинален и трудно отличим, скажем, от С.Л. Франка, от которого он пытается отмежеваться, упрекнув его ( на наш взгляд несправедливо) в попытке отождествить Абсолютное со Всеединством. Всеединство, как и высшее благо, по мнению Вышеславцева, суть те статуи богов, которые мы встречаем перед входом в святая святых и которые мы должны оставить за собой, чтобы войти в таинственное святилище 20).

Описать логику второго трансцендирования невозможно. И если бы Вышеславцев попытался это сделать, то в ту же секунду он бы перестал быть философом. Но о том, что открывшееся ему в итоге является не ничто, сопровождающееся страхом, а сам Бог, всемогущий и милостивый свидетельствуют не столько прямые его об этом декларации, сколько сама грация движения его мысли и то чувство духовного подъема, которое неизменно переживает читатель во время общения с запечетленной в текстах личностью Б.П. Вышеславцева.


1) Письмо П.И. Новгородцева к П.Б. Струве

от 1923 года // ГАР, 1946, оп. 1, е.х.857, л. 40-41

2) Левицкий С.А. Очерки по истории русской философии.

М. , 1996. - С.416.

3 ) Ильин И.А. Памяти П.И.Новгородцева. // Русская

мысль. Берлин, 1924, №№ 1Х-Х11. - С. 270 - 271.

4) Франк С.Л. Онтологическое доказательство

бытия Бога // Его же. По ту сторону правого и левого.

Париж, 1972. - С. 119.

5) Степун Ф.А. Бывшее и несбывшееся. Лонодон.

1990. Т.1. - С. 261- 262.

6) Вышеславцев Б.П. Этика преображенного Эроса.

М., 1994. - С. 56.

7) Франк С.Л. Сочинения, М., 1990. - С. 446.

8) Там же, стр. 466.

9) Вышеславцев Б.П. Указ. соч. - С. 58.

10) Флоренский П.А. Из богословского наследия //

Богословские труды. Сб. семнадцатый. М., 1977. - С. 105.

11) Вышеславцев Б.П. Указ. соч. - С. 24.

12) Там же, С. 117.

13) Там же, С. 57.

14) Там же, С. 119.

15) Там же, С.118-119.

16) Там же, С. 124.

17) Там же , С.135.

18) Переписка из трех углов // История философии № 2, М., ИФРАН, 1998. - С. 117.

19) Там же, С. 133.

20) Там же, С. 150.

Опубликовано 17 февраля 2005 года


Главное изображение:

Полная версия публикации №1108592597 + комментарии, рецензии

LIBRARY.BY ФИЛОСОФИЯ Борис Вышеславцев о познании Абсолюта

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LIBRARY.BY обязательна!

Библиотека для взрослых, 18+ International Library Network